Я верила, что счастье вечно. Наивные мечты.
***
«Ну когда? Когда уже приедем?»
Я прикрыла глаза, представила, как ворвусь в дом и с криком «сюрприз» брошусь в объятия мужа, и невольно улыбнулась: наверняка Бартал будет в шоке. Немного поёрзав, попыталась потянуть затёкшую спину, но поясница продолжала ныть. «Ну неудивительно! Я почти сутки еду».
В окне быстро мелькали деревья: мы уже выехали на окраины Файренка, но мне всё равно казалось, что трэкэб двигается непозволительно медленно.
— Эй! – Я открыла небольшое окошко в кузове. – Нельзя ли побыстрее?
— Что вы, алома Лексо, мы так лошадей загоним! И так несёмся.
Я сердито захлопнула окошко и бессильно откинулась на спинку сиденья. «Почему загоним-то? Ведь трэкэб даже не гружёный: все вещи я оставила храниться на дорожной станции, чтобы не ждать лишний час, пока их перегрузят из одной кареты в другую». Я так долго не видела мужа, что каждая минута промедления казалось мукой.
Чем ближе был наш пригород, тем сильнее возрастало моё нетерпение. «Увижу Бартала – зацелую до смерти. Как же я по нему соскучилась!»
«И зачем я только отправилась на этот семинар по развитию магии? Всем же понятно, что прока от меня нет. Только Бартал в меня и верит». Он так уговаривал меня отправиться на этот семинар, так горячо убеждал попробовать их методики, что я не посмела отказать и согласилась уехать аж на два месяца.
«Вот он удивится, когда я сейчас заявлюсь домой! – Я хитро прищурилась и улыбнулась. – Надеюсь, он не расстроится, что я сбежала с этой скукотищи на две недели раньше». Какая разница, сколько там торчать – уже через неделю практик мне хоть и продолжали вежливо улыбаться (ещё бы, столько денег Бартал заплатил за их уроки!), но видно было, что на меня уже махнули рукой».
Трэкэб свернул. За окном потянулись до боли знакомая буковая аллея и кромка леса вдалеке, и я уже не могла усидеть на месте, закрутилась юлой. Едва кучер остановил коней, я вылетела наружу, быстро расплатилась и взлетела по лестнице к парадной двери.
Постучала и, приплясывая на месте от нетерпения, уже представляла, как таю в объятиях мужа.
— Да? – Дверь открылась, и передо мной, вытянувший в струнку, предстал незнакомый сухощавый старик.
— Э… Вы новый дворецкий? – опешила я.
— Верно. – Старик степенно поклонился. – Работаю здесь второй месяц. Чем могу быть полезен?
Я уже вздёрнула нос, чтобы сообщить, что вообще-то перед ним его хозяйка (хоть бы портреты в доме изучить догадался, умник!), как в глубине холла увидела Бартала. Позабыв обо всём на свете, с радостным визгом я ринулась к нему и повисла на шее.
Глаза Бартала расширились, он смущённо улыбнулся, бросив торопливый взгляд на дворецкого.
«Стесняшка моя, не любит при посторонних чувства показывать».
Барт подхватил меня под локоть и быстро повёл, только почему-то не в гостиную и не в кабинет, и даже не в спальню, как я понадеялась, а куда-то дальше по коридору.
— Я не ждал тебя. – Бартал так разогнался, что я еле поспевала, и ему приходилось чуть ли не тащить меня. – Мы же договорились, что я сам встречу тебя в городе через две недели.
— Сюрприз!.. – не очень уверенно воскликнула я, потому что Бартал хмурился и упрямо тянул меня дальше. – Я решила приехать пораньше. Да куда мы так спешим?
Мы дошли до неприметной дальней комнаты в правом крыле и наконец остановились. Даже не знала, что у нас есть такая комната: какие-то древние шкафы, обшарпанный стол, ковёр столетней давности, швабры в углу.
Я в недоумении перевела взгляд на Барта. Он отпустил меня, беспокойно заходил по комнате, приглаживая ладонью густые тёмные волосы.
Меня окатило холодом. «Даже не поцеловал!»
— Ты что, обиделся из-за того, что я уехала с этого семинара? Ну не злись. Я знаю, как тебе хочется, чтобы моя магия стала сильнее, но это всё-таки не моё. Не дано мне, – оправдывалась я, пытаясь поймать взгляд мужа.
— Нет. – Он поморщился. – Паулина, тут такое дело. Если быть кратким, – Барт шумно выдохнул и наконец взглянул на меня, – ты мне не жена.
Я оцепенела на секунду, потом насмешливо фыркнула, обняла мужа, доверчиво положив голову на его широкую грудь.
— Ну и шуточки у вас, алом Лексо. Великая Праматерь, я так по тебе скучала! – Я закрыла глаза и с наслаждением вдохнула родной любимый запах мяты и бергамота, которыми пахла его одежда.
Он снова вздохнул и отстранился от меня.
— Ты должна собраться! Сейчас всё объясню.
— Что? Что объяснишь? – Я посерьёзнела: шутка затянулась, и уже было не смешно.
— По законам Мизы наш брак недействителен. – Барт взъерошил волосы и отвернулся. – Точнее, он и не был заключён. Не зарегистрирован.
Я глядела во все глаза на Бартала, пытаясь сообразить, что происходит.
— Как это? А наша свадьба?
— Мы поженились у тебя на родине. По законам Джанса. А здесь, в Мизе, они не действуют.
— То есть мы уже больше года женаты, а теперь оказывается, что нет? Ох! – Я приложила руку ко лбу. – И давно ты это обнаружил? Вот это упущение! А какие бумажки нам здесь нужно подписать?
Я вздрогнула всем телом и инстинктивно попятилась. Земля ушла из-под ног. Сердце заходило ходуном, и я приложила руки к груди, пытаясь хоть так унять боль. Внутри взвилась паника вперемешку с отчаянием и горечью.
— Что за ужас ты мне сейчас говоришь? Не понимаю тебя… Это розыгрыш такой? – прошептала я.
Бартал взял меня за плечи, и во мне вспыхнула надежда. «Шутка! Сейчас скажет, что всё шутка!»
— Я говорю абсолютно серьёзно. По законам моей страны мы с тобой никогда не были женаты, и... я знал об этом. – Он нервно сглотнул. – Месяц назад я официально женился. Теперь в этом доме новая хозяйка. Штат слуг распущен, набраны новые люди, все слуги новые, о тебе здесь никто не знает. Но не грусти, сокровище моё! Я купил небольшой дом. Твои вещи собраны, увезены в город. – Я дёрнулась, но Барт схватил меня ещё крепче, так, что стало больно. По щекам потекли слёзы. Я закусила губу, пытаясь сдержать рыдания. – Бартал наклонился, уткнулся лбом в мой лоб и зашептал: – Я вынужден так сделать. Пойми же меня, – простонал он. – У меня есть шанс укрепить своё положение. У моей… жены влиятельный отец, и у неё хорошие гены, она обладает более сильной магией, чем твоя. С её помощью я добьюсь большего и, может, буду вхож во дворец. Это всё ради нас!
— Ради нас? – Я всхлипнула, но, Праматерь только ведает какими усилиями, сдержала слёзы. – Ты бросаешь меня и говоришь, что это ради нас?!
Я извернулась, сбросила с себя руки Барта и отскочила от него подальше.
— Ты мне дорога, но там моя мечта! Я не хочу тебя терять. Мы сможем это преодолеть. Будем жить почти как прежде. Ну, может, реже видеться. Я буду приезжать к тебе. Ну не бойся! Всё будет хорошо.
Ни капли сомнения на его лице.
— Ты приготовил мне роль содержанки? И весь этот год я, по сути, ею и была? – закричала я, всё больше распаляясь. – И собираешься продолжать в том же духе? Жить на две семьи? А если дети? Ребёнок от неё станет наследником, а мой?
— Я что-нибудь придумаю. – Барт нахмурился, но тут же просиял. – Вот. Хорошо. Ты уже думаешь о детях. – Он потянулся ко мне. – Не переживай. Мы вместе поднимемся выше. А эмоции… всё утрясётся.
— Утрясётся?!
Я схватила со стола вазу и запустила в Барта. Он проворно отскочил, и ваза вдребезги разбилась о стену.
«Какая жалость, что здесь нет ночного горшка! Кинуть бы его в муженька!»
— Как ты не понимаешь? Ты не должна отказывать мне в мечте! Я добиваюсь лучшего! Прошу, успокойся, я всё объясню ещё раз.
Но меня уже было не удержать.
— Значит, я просто расходный материал?! Нашёл кого получше, а меня в сторону?! И даже слуг предыдущих уволил, чтобы ничего не смогли рассказать новой жене! Ты и это продумал! Так я сама всё расскажу! Ты негодяй! Предатель! Зачем тогда на мне женился? Зачем уверял в своей любви?
В ход пошла метла. Я швырнула её в Бартала, но он умудрился увернуться. Поджав губы, быстро подошёл ко мне, схватил за руки и прижал к себе. Я завертелась, как пойманный зверёк.
— Ничего ты ей не расскажешь. А если и расскажешь, посчитает сумасшедшей. Кто подтвердит, что ты моя жена? Документов нет, старых слуг тоже, и я прилично им заплатил на прощание. Так что успокойся и выслушай меня. Я тебя не обманывал, – жарко зашептал он мне на ухо. – Я люблю тебя. Просто оставил шанс на лучшую жизнь. Поверь, Лорика мне не нужна, она – просто необходимость. Ты же знаешь, женщины-маги все наперечёт. Мне очень повезло, что отец Лорики согласился на наш брак. Теперь у меня есть все шансы добиться своего. Если она родит ребёнка с сильным или редким даром, то его обязательно возьмут под крылышко во дворец, а значит, и я построю свою карьеру. – Он вздохнул. – Паулина, чаровница моя, я люблю тебя! Каждый день я надеялся, что твоя магия разовьётся, но, увы. Я дал нам достаточно срока и больше ждать не могу.
— Какой же ты мерзавец! – зашипела я. – Ты специально отправил меня на тот дурацкий семинар, чтоб всё это провернуть?
Барт посмотрел куда-то мне за спину и резко отдёрнул руки. Я замолчала и развернулась. В дверях появилась грациозная девушка с идеально уложенными белокурыми волосами. Светло-бежевый шёлк дорогой блузки удачно оттенял загорелую кожу, а пышная юбка до колен не скрывала стройных ног.
— Кто это, дорогой? – с милой улыбкой поинтересовалась она, манерно похлопала глазами, подошла к Барталу и, прильнув к нему всем телом, взяла под руку.
Волна жара прокатилась по моему телу от ступней до самой макушки. Я судорожно вдохнула, до боли сжала кулаки. На её безымянном пальце сверкало красивое витое кольцо с большим бриллиантом, и я невольно взглянула на своё – простоватое, со скромным изумрудом.
— Это, кхм... Это несчастная… незадачливая путница, заблудилась. – Барт повернул ко мне голову и спросил с нажимом, глядя исподлобья. – Правда ведь?
— Да-да, – зло проговорила я, пятясь к двери. Стало так противно, что меня затошнило. Воздуха не хватало, и к горлу подкатил ком. Бартал вздёрнул подбородок и облегчённо перевёл дух. Я опять заговорила: – Несчастная заблудилась, но теперь вдруг прозрела и видит дорогу.
Я развернулась и бросилась вон.
— Поздно же! Вы можете переночевать! – услышала я за спиной крик мужа.
«Хотя… Какого, бездна забери, мужа?»
Барт закрыл дверь, и этот тихий звук был подобен взрыву. Ослепительная ярость захлестнула меня с головой.
Я стянула обручальное кольцо с пальца и кинула в дверь. Оно звонко ударилось и отскочило куда-то в кусты роз.
— Ненавижу! – закричала я и бросилась бежать опрометью.
«Всё! Это конец! Не прощу, никогда и ни за что. Ни за что!»
Рыдания разрывали грудь. «Как он мог?! Предатель! Как можно любить и тут же творить такие вещи?»
Навстречу стали попадаться деревья. Я спотыкалась о корни, падала в сырой мох, снова вскакивала и мчалась дальше, не разбирая дороги.
«Почему? Почему?!»
Совсем рядом блеснула молния, и я, вскрикнув от страха, кинулась в сторону. Почти сразу захлестал ливень.
«Плачь обо мне, небо, плачь».
Слёзы смешивались с дождём. Молнии засверкали прямо над головой, над вершинами деревьев, оглушительный грохот разнёсся вокруг. Сильный порыв ветра чуть не сбил с ног. Налетел ещё один шквал. С жутким треском сломалась высокая ель и повалилась недалеко от меня, ломая и корёжа соседние деревья. Снова рядом раздался треск, за спиной упало дерево. Я в ужасе кинулась бежать. «Откуда буря? Ведь было ясное небо!» Трава цеплялась за ноги, ветки больно стегали по лицу, а дождь заливал глаза, стекал по волосам. Плащ, бриджи, сапоги, изрядно намокшие, стали тяжёлыми от воды. Стемнело так, что я почти ничего не видела. Только вспыхивавшие молнии на мгновение освещали землю. В животной панике я металась по лесу, но куда бы ни кинулась, везде трещали, ломались, падали деревья. Извилистая молния ударила в землю прямо передо мной. Дыхание перехватило, я дёрнулась назад и очень больно ударилась обо что-то. Голова поплыла, в ушах зазвенело. «Помогите! Праматерь, помилуй свою дочь!» Тело стало неподъёмным. Я зашаталась, завалилась набок и, уже теряя сознание, увидела, как страшные бело-голубые молнии расцвечивают пепельные тучи.
***
Я еле разлепила тяжёлые веки и заторможенно уставилась на верхушки деревьев, чернеющих на фоне сине-фиолетового неба, усыпанного яркими точками звёзд. Мысли лениво плавали в голове, сталкивались, погружались в глубину, снова выныривали. Целую минуту я вспоминала, кто я, где я и почему. Почему… Ответ вспомнился неожиданно и опалил горечью.
«Бартал… Не мой… Не муж».
Я пошевелилась. Руки и ноги слушались с трудом, будто тело – густая полузастывшая глина. Тишина, только громкий стрекот сверчков и треск горящего дерева. Я слегка повернула голову. Рядом полыхал костёр, его жаркое пламя дарило приятное тепло и немного света. А дальше непроглядная темнота.
«Бред…»
Зажмурилась и снова посмотрела: нелепый сон не исчез, ни ночь, ни костёр никуда не делись. Я приподняла голову и оглядела себя. Оказалось, лежу на лапнике у костра, завёрнутая в чужой плащ. Непослушными руками ощупала тело. «Одежды нет! Только нижнее бельё». К щекам прилил жар. Я бессильно откинулась. «А, всё равно».
Полежав с минуту с закрытыми глазами, собралась с силами и приподнялась на локтях.
«И где же ты, таинственный спаситель? Или спасительница».
Я завертела головой по сторонам. Обнаружила свою одежду. Неподалеку от костра на натянутой между двух деревьев верёвке висели бриджи, туника и плащ, а на воткнутых в землю палках сушились сапоги.
Вглядевшись, в глубокой тени увидела тёмный силуэт. Теперь я неотрывно смотрела на него, пытаясь различить хоть что-то. Прятавшийся в ночи шагнул вперёд, в круг света от костра, и сел на обломок дерева.
Незнакомец был широкоплеч и высок. «Мужчина! – Я внутренне сжалась. – Меня раздевал незнакомый мужчина! Ладно, хоть бельё оставил». Я напряжённо наблюдала за ним. Из-под допотопного балахона выглядывали ноги в чёрных штанах, заправленных в высокие сапоги. Просторный капюшон скрывал лицо, и только светлые пряди длинных волос струились по плечам.
Надо было что-то сказать, но слова не складывались в осмысленные фразы, и я просто смотрела на незнакомца. Он тоже молчал. Наконец откинул капюшон и повернул голову ко мне.
Молодой парень. Мужественные, но одновременно мягкие черты лица. А вот глаза… Даже в темноте я видела, как они блестят, маня силой и энергией. На шее в свете пламени мерцали серебряные цепочки с подвесками.
«Чёрная рубашка с белой вязью вышитых символов на вороте. И этот балахон. Так уже никто не одевается лет сто! Выглядит, как иллюстрация к старой книжке про магию. Странный какой-то. Маг? Или только притворяется?»
Он смотрел на меня пристально, даже недовольно. «Может, надо удирать?»
— Ты кто?
Я вздрогнула, настолько не ожидала услышать голос, глубокий и тихий.
— Никто, – буркнула я.
— Откуда?
— Ниоткуда.
Незнакомец прищурился и склонил голову набок.
— Никто… Будешь тогда Никта.
«Никта? Какая ещё Никта? Впрочем, неважно».
Несмотря на нелепость ситуации, странная тягучая апатия не отпускала меня.
— А ты кто? – Стоило бы этим поинтересоваться с самого начала.
— Кайтфор.
Сырой воздух неприятно холодил кожу, и я недовольно поморщилась, не открывая глаз.
— Барт, закрой окно. Холодно же, – зашептала я, но тут же распахнула глаза и чуть не застонала, вспомнив, что нет у меня больше мужа, а я сама неизвестно где. И неизвестно с кем.
Я скосила глаза. У догорающего костра всё так же сидел Кайтфор, что-то сосредоточенно помешивал в железной кружке.
Верхушки деревьев уже подсвечивало восходящее солнце, земля же ещё куталась во мрак. На траве, еловых лапах, поваленных стволах блестела роса. Непривычно острый запах мокрой земли, хвои щекотал ноздри.
«Где же я? Не могла же совсем далеко убежать от дома. От бывшего дома», – грустно поправила себя и села, сперва натянув плащ до шеи.
— Утро. Доброе, наверное.
Кайтфор кивнул, подошёл и сел рядом на корточки. Я вся сжалась, отодвинулась: мало ли чего ждать от него. Кайтфор протянул мне кружку.
— Пей. Это травы. Помогут. – Я смерила и его, и кружку недоверчивым взглядом. Но Кайтфор не отставал, настойчиво протягивал своё варево. – Делай, что сказал.
Мне снова не понравилось его желание распоряжаться мной, впрочем, говорил он тихо и спокойно. Тут проснулся и отголосок разума: я совершенно не знаю, где я, и мне нужна помощь; тем более не стоит раздражать всяких чудаковатых незнакомцев, особенно если мы одни в лесу. «Кажется, Кайтфор безвредный. Наверное, просто любит притворяться магом. Встречаются же и такие сумасброды».
Я вздохнула, взяла кружку. Кайтфор тут же отошёл от меня. Я сунула в кружку нос. «Пахнет приятно, кипреем и ягодами». Ещё немного посомневавшись, решилась попробовать. На вкус оказалось неплохо, но немного кисловато.
Кайтфор потушил костёр, снял мою одежду с верёвки и снова подошёл. Я забрала вещи и проворчала:
— Отвернись.
— Я уже вчера всё видел.
Я вспыхнула. «Вот наглец! А казался тихоней».
— Ах, вот как! – не сдержалась я. – Нахал!
— Ты промокла, мне пришлось.
Кайтфор отодвинулся и всё-таки отвернулся, в небольшую заплечную сумку собирая вещи. Я спешно оделась, зорко следя, чтобы он не поглядывал.
Плащ, служивший мне одеялом всю ночь, оказался очень даже хорош: дорогой, из добротной шерсти и с тёмно-красной атласной подкладкой.
Я осторожно приблизилась к Кайтфору и отдала плащ. Он тут же надел его, стянув с себя дурацкий балахон. Сразу на человека стал похож.
— Кайтфор, а как ты тут оказался?
— Можно просто Кайт. Часто бываю тут. Общаюсь с природой.
Он улыбнулся рассвету, закрыл глаза и с удовольствием втянул воздух. Я хмуро уставилась на него.
«Блаженный какой-то. Дурачок».
Пытаясь прогнать сонливость, я с силой потёрла лицо, дотронулась до всклокоченных волос.
«Хорошо, что здесь нет зеркала. Можно продолжать наивно верить, что не так уж и плохо выгляжу».
Кайтфор окинул взглядом место нашей ночёвки и пошёл прочь.
— Эй! А я?!
Кайт даже не оглянулся, и я побежала за ним. Некоторое время мы шли молча. Серые утренние сумерки окутывали старый лес. То тут, то там лежали ели и осины – и давно гнившие, и новые, поваленные вчерашней бурей. Скользкие стволы, огромные вывороченные корни, груды сучьев, кочки и ямы заставляли меня петлять и раздражали всё больше и больше.
— Кто он? – спросил Кайтфор не оборачиваясь.
Неожиданный вопрос застал меня врасплох. «Это он про кого? – всполошилась я. – Кайт что, видел ссору у дома?»
— О чём это ты? – притворилась непонимающей.
— След от кольца. И ты разговаривала во сне.
Я взглянула на руку – кольцо-то я выкинула, а след на пальце остался.
«Вот же, тьмы легион, наблюдательный какой! И чего я там во сне наболтала? Что ему уже известно? И что делать? Совру, а вдруг разозлится и бросит меня тут? Придётся сказать правду».
— Если хочешь знать, то я развожусь! – огрызнулась я. – Точнее, уже развелась. А ещё точнее, не была замужем, но думала, что была.
Кайт обернулся, странно на меня посмотрел.
«Ну ещё бы: мои слова звучат как бред».
— Ты вчера узнала? – Я угрюмо кивнула. – И сильно разозлилась, да?
Я кивнула ещё раз.
«Барт – негодяй и изменник! Пусть кара падёт на его голову! А я отрекаюсь от него, от любви, от брака. И страшная гроза мне только знак. Он ещё пожалеет! Я ему ещё покажу!»
Я всё больше ярилась, сломала ветку у куста и от злости стала хлестать ею по траве и деревьям.
— Отпусти то, что уходит. Тогда придёт что-то новое. А растения не виноваты. Не трогай их, – тихим голосом наставлял меня Кайт.
От его нравоучений стало ещё хуже.
— И давно ты духовный целитель? – спросила я с издёвкой.
— Я не целитель, – ровным тоном сообщил Кайт.
«Он издевается или правда иронии не понимает?»
Кайт уверенно шёл по лесу, я же лениво перебирала ногами, просто следуя за ним и искренне надеясь, что он всё-таки доведёт меня до города.
— Никта, здесь осторожно.
Он взглядом показал на топкое место слева от нас.
— Вообще-то я Паулина. Или Паула.
Кайтфор только молча кивнул.
Разговор не клеился. Я не особо хотела общаться, переваривала свои проблемы. Да и такого словоохотливого собеседника, как Кайт, ещё поискать.
Недалеко сверкала в лучах летнего солнца зеркальная гладь маленького озера. Пара белых лебедей подплыла совсем близко к берегу, и Кайтфор замер, не сводя с птиц неподвижного восторженного взгляда. Я воспользовалась неожиданной паузой для отдыха, села, привалившись к дереву, и вытянула гудящие от усталости ноги.
«Голова туманная какая-то. Словно неделю не спала».
Я смотрела на прекрасных белоснежных лебедей, однако не разделяла восхищения нового знакомого.
«У-у-у, пернатые! Даже у вас есть пара. А у меня теперь нет!»
Умом я понимала, несчастные лебеди совершенно ни при чём, но не могла не злиться.
Солнечные лучи скользнули к земле, упали на моё лицо, и я подняла глаза туда, где светлые листья трепетали от лёгкого ветерка. На дереве в гнезде возилась крошечная юркая пичужка и отрывисто, звонко щебетала.
«У тебя вот есть гнездо. – Я сердито уставилась на птицу. – А у меня нет больше гнёздышка. Его белобрысая кукушка заняла!»
Надувшись, я следила за птичкой.
«Так и рассудком помешаться недолго. У меня уже весь мир виноват. Вот так и превращаются в злобных мегер! Не хватает только взбеситься и на всех бросаться, как бешеная собака». Я перевела взгляд на Кайта. От него так и веяло невозмутимостью, и я попыталась утихомирить рвущиеся эмоции, закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании.
«Спокойно. Надо думать не о вчерашнем, а о завтрашнем дне. Что мне делать-то? Куда теперь деваться?»
— Идём. – Тихий зов Кайта прервал мои мысли. Пришлось вставать и продолжать путь.
Постепенно лес светлел: тёмные ели уступали место лиственным деревьям. Возле высокого клёна Кайт остановился, легко пробежался пальцами по коре. Я почувствовала какие-то вибрации – лёгкие, еле ощутимые, как круги на воде, – и завертела головой. Кайтфор с любопытством посмотрел на меня.
«Подумаешь… хочу и кручусь, может, я в лесу давно не была».
— Ты чувствуешь магию. Значит, маг. Смотри! – Он сел у невзрачного бледно-розового цветка и рассматривал его с таким благоговением, словно это великая драгоценность. – В нём магия, самая капелька! Нам повезло найти его. Подарю учителю.
Кайт принялся осторожно, прямо руками, выкапывать цветок. «Ещё и с цветочками возится. Как девчонка».
— Какая прелесть! – театрально протянула я и поморщилась, пока Кайтфор не видит.
— Тебе нужно к моему учителю.
— Твой учитель – специалист по бракоразводным процессам? – Я сложила руки на груди и сверху вниз взглянула на Кайта.
— Он маг! Служил при дворе.
Я вспылила.
Мне Бартал все уши прожужжал своей мечтой быть вхожим во дворец и этой дурацкой магией! Теперь ещё бросил меня и женился на той, у которой эта самая магия есть. А я осталась одна!
— Ничего не хочу знать о магии! Ничего не хочу слышать о дворце! Не слышать, не видеть и вообще всё забыть!
— Не перечёркивай прошлое. Оно было. Его не изменить. Просто отпусти. Перешагни и иди дальше.
«Отпусти…»
«Как отпустить?! Как забыть моменты, когда Бартал пропускал мои ярко-рыжие пряди между пальцев и любовался ими? Как не помнить, что называл меня чаровницей и сокровищем? Как смириться с тем, что больше не услышу, что мои глаза, оказывается, цвета зелёной листвы после дождя, и он никогда такого не видел? Как не думать о том, что он мечтал о наших детях, у которых будет такая же добрая улыбка, как у меня? А ведь всё это мне казалось вечным, незыблемым, а будущее – предопределённым: я собиралась посвятить себя детям и мужу. Кто я без всего этого?»
На глаза навернулись слёзы.
— А если я без него жить не могу? – прошептала я.
— Но ведь до вашего знакомства его не было в твоей жизни, и ты была жива. Успокой душу, и в тишине услышишь будущее. Оно заговорит с тобой.
Я смахнула слёзы, тряхнула головой. «Разоткровенничалась тут с первым встречным». Теперь я злилась ещё и на себя, и на Кайта заодно.
— Это тебя учитель таким бред… умным мыслям учит? – Кайтфор не ответил, продолжая методично выкапывать цветок, и я проворчала: – Будущее пока молчит, зато желудок говорит.
Я прижала руки к животу, пытаясь унять бурчание.
Кайт наконец выкопал цветок, очень аккуратно освободил крепкий и толстый корень от комков земли и завернул в тряпицу.
— У меня мало еды. Но лес нас прокормит.
Кайт подтащил ближе к озеру большой сухой сук, обложил ветками поменьше. Он приподнял ладонь, и на кончиках пальцев заиграло красное пламя.
Я любила Файренк. Когда Бартал привёз меня сюда, в столицу прославленной Мизы, я была вне себя от восторга. Серовато-голубой камень мостовых, ровные широкие улицы, большие ухоженные парки, высокие прочные дома из светлого камня, роскошные театры, монументальные соборы – всё это так отличалось от родного Айли, что я долго не могла привыкнуть к богатству этого города и благоденствию его жителей.
Даже на окраинах бурлила суета. Туда-сюда сновали горожане, бегали мальчики на побегушках, по мостовой курсировали экипажи. Я посматривала, не появится ли свободный, потому что шла уже еле-еле.
Только сейчас я в полной мере поняла, как мне повезло не остаться одной в лесу. Я способна напрочь заблудиться в трёх соснах, поэтому без нового приятеля, хоть и такого своеобразного, я бы до сих пор бродила в тех дебрях. «А я его даже толком не поблагодарила. Куда только делось моё дружелюбие?»
От лотка у пекарни потянуло аппетитным запахом булочек с изюмом. И, видимо, взгляд был у меня такой голодный, что Кайт сразу предложил:
— Я куплю.
— Нет уж, заплачу сама. – Я отсчитала десять кроу монетами и протянула их торговке. Она завернула в грубую бумагу две булочки, отдала мне, и я тут же вцепилась зубами в ароматную корочку.
— Угощайся! – пробубнила я с набитым ртом и отдала Кайту вторую булку.
«Как же вкусно! Надо было сутки провести в лесу, чтобы научиться наслаждаться простой едой».
Я доела, стряхнула с рук крошки и тяжко вздохнула. Передо мной во всей красе вставал очень болезненный вопрос: «Что теперь делать? Куда идти?»
Я взглянула на Кайта. «Пожалуй, пришло время расставаться».
— Ну-у, – затянула я, – вот и город. Спасибо тебе за всё! Я, пожалуй…
— Нет! – резко возразил Кайтфор и подошёл поближе, заглядывая в лицо. – Идём со мной. К учителю.
Я смотрела в его светло-голубые глаза, наполненные беспокойством, и не знала, что ответить.
«Кайт, конечно, странный малый, но ведь довёл до Файренка и терпеливо возился со мной. Теперь, наверное, очень хочет похвастаться своим учителем. Может, уважить его просьбу в благодарность? А что, собственно, я теряю? Всё равно пока ничего не придумала».
— Ну ладно, – неуверенно ответила я, всё ещё раздумывая над его предложением. – Только я больше не могу идти. Совсем устала.
Не успела я проговорить последнее слово, как Кайтфор пронзительно свистнул. Я подпрыгнула на месте: не ожидала от этого тихони такого подвоха. Возле нас остановился свободный трэкэб, Кайт продиктовал адрес и, галантно предложив руку, помог мне устроиться.
«Надо же, то птицам, как дитя, радуется, то свистит, как разбойник, то учтив, как воспитанник благородного пансиона». Я с наслаждением откинулась на мягкий диванчик. Кайтфор сел и перво-наперво проверил в сумке ненаглядный цветок, погладил тонкие лепестки. Я слегка усмехнулась: «Это уже становится мило». Убедившись в благополучии цветка, Кайт сел поудобнее, завернулся в плащ, сложил руки на груди и, кажется, уснул.
Снова за окном, как и вчера, проплывал город.
«Всего лишь сутки назад я с таким воодушевлением ехала домой, с мучительным нетерпением ждала встречи с Барталом, а теперь… Теперь – нет ни дома, ни мужа». Боль и обида тысячами льдинок стали колоть сердце.
Ехали мы долго. До самого центра. Над зданиями и парками на Главном холме возвышался громадой Первый дворец, с которого когда-то и начался Файренк. Раньше дворец был всего лишь сторожевой крепостью, постепенно обрастал деревушками вокруг, веками они разрастались, менялись и превращались в районы процветающего города. Сверкающий стеклом, золотом и белым камнем Первый дворец был пределом мечтаний Бартала.
«Снова я о нём вспоминаю! – Злость удушливыми волнами накатывала на меня. – Сейчас опять придётся прислушиваться к деревьям и кустам, чтоб успокоиться». Я отвернулась от окна, только бы не видеть дворца, и заметила, что Кайтфор вовсе не спит, а наблюдает за мной.
— Кайт, послушай, – начала я и вздохнула, подбирая слова. Мне всегда было нелегко извиняться. – Прости, я, наверное, была не самой лучшей попутчицей. Но я тебе очень благодарна. Вся эта ситуация… ну… с мужем… выбила меня из колеи, и мне… в общем, я собираюсь сказать, что не хотела тебя обижать. И учителя твоего. И цветок, – серьёзно добавила я, покосившись на его сумку.
Кайт прищурился, долго-долго смотрел, а потом вдруг улыбнулся. «Первый раз улыбается мне!»
— Кажется, тебе становится лучше.
Проехав ещё немного, трэкэб затормозил. «Его учитель живёт в центре?! Должно быть, он сильно богат».
Кайфор снова подал мне руку, и когда мы вышли, то оказались перед высоким, в шесть этажей, бело-голубым зданием с барельефами и ажурной резьбой. Из просторной передней с невероятно высоким потолком, яркими светильниками, вмурованными прямо в мраморные стены, и устланным чёрным ковром полом широченная каменная лестница вела на каждый из этажей.
— Твой учитель снимает здесь комнаты? – спросила я.
— Нет. Верхний этаж принадлежит ему.
Мы поднялись, и Кайтфор открыл белую двустворчатую дверь, с аккуратно нарисованными синей краской то ли узорами, то ли магическими символами, которые я не смогла прочитать. Из огромного коридора, в котором мы оказались, вело несколько дверей поменьше. Кайт уверенно выбрал одну из них и неслышно вошёл в просторную комнату. Я ступила следом и остановилась, несмело выглядывая из-за его плеча.
От комнаты, в которой мы оказались, у меня сложилось двоякое впечатление. С одной стороны, здесь царил беспорядок, с другой – даже в этом беспорядке улавливались особая гармония и законченность.
Сверху раздавался хрустальный перезвон колокольчиков, колышущихся от сквозняка. Куда бы я ни посмотрела, взгляд утыкался во множество растений в горшках – от самых маленьких, которыми были уставлены подоконники высоких стрельчатых окон, до настоящего дерева в большой кадушке, стоявшей в углу. Стопки книг хаотично громоздились прямо на полу. Из окон, завешенных лёгким тюлем, открывался вид на мостовую и такие же богатые дома напротив.
«Высотища-то какая! Как же земля далеко! Близко к окнам точно не подойду».
Огромная черепаха, сделанная из камня и металла, с глазами из зелёных мерцающих самородков, служила то ли низким столом, то ли тумбой. По крайней мере, на её панцире умещались рулоны бумаг, несколько книг и фарфоровая ваза с фруктами.
С высокого потолка, отделанного тёмными деревянными плитами с резьбой, на железных цепях свисала причудливая лампа в виде грозди жёлтого винограда. Каждая ягодка – отшлифованный магический кристалл – мягко светилась изнутри. В кружевных, выкованных из железа листьях прожилки – тоже из ценных кристаллов – светились зелёным огнём.
За деревянным письменным столом сидел седой старик в пурпурном балахоне и увлечённо изучал какие-то пожелтевшие бумаги. Кайтфор тихо кашлянул, привлекая внимание, и старик поднял голову. Глаза-буравчики пронзительно уставились на нас.
— Мой дорогой мальчик! Я тебя заждался.
Старик с радостной улыбкой вышел из-за стола и похлопал Кайта по плечу.
— Задержали обстоятельства.
— Вижу. Наконец-то ты привёл девушку!
— Это не девушка, – пробормотал Кайт и смутился. Впервые я видела на его лице такую яркую эмоцию. – Точнее, не моя девушка. Это Паулина. А это учитель Эгидио, – без всяких церемоний представил он нас друг другу.
Сверлящий взгляд из-под густых бровей остановился на мне.
— Приветствую вас, юная Паулина!
«Какая ж я юная! Мне уже целых двадцать один. Хотя для такого почтенного старца и моя мать юная».
Я вежливо поклонилась.
— Приятно познакомиться, алом Эгидио.
— Достопочтенный, если позволите, – поправил меня старик и степенно огладил холёную седую бороду.
«О-о! Аристократ. Точно, Кайт же говорил, что он маг из дворца. Вот Бартал был бы счастлив оказаться здесь!»
Я сильно ущипнула себя за ногу в наказание: «Хватит о нём думать! Сколько можно вспоминать о нём? Где же найти ту силу, которая вырвет его из моего сердца, а заодно саданёт по его неверной головушке? Ну, или по другому месту».
Я отогнала непрошеные мысли, улыбнулась достопочтенному алому и поклонилась ещё раз.
Кайтфор скинул плащ, бросил сумку и вообще чувствовал себя здесь как дома.
— Учитель, смотрите! – Кайт с горящими глазами достал выкопанный в лесу цветок. – Какой прекрасный образец стебелёчницы розовой! Она смогла удержать крупинку магии. Это вам.
— Чудесно-чудесно, мой мальчик! – Эгидио с лёгким вздохом взял цветок и посмотрел по сторонам. – Сейчас мы найдём ему свободное местечко. – Он растерянно оглядел горшки, горшочки, кашпо, вазоны и кадушки, полные всевозможной зелени.
Я не смогла сдержать улыбку. «Видимо, хозяин этой комнаты не такой уж любитель растений, а всё это подарки Кайтфора. Учителю ещё повезло, что Кайт так любит растения, а не насекомых или змей, к примеру».
Пока Эгидио пристраивал злополучный цветок, Кайт куда-то исчез. Вернувшись с подносом еды, он молча поставил его на небольшой круглый стол у окна.
— Прошу вас, присаживайтесь! – Эгидио с любезной улыбкой выдвинул для меня стул. – Очень советую отведать ореховых трубочек. Особый рецепт! И безе со взбитыми сливками, уверен, не оставит вас равнодушной.
— Благодарю за приглашение. С удовольствием оценю лакомство.
Старик продолжал расхваливать сладости и только собрался сесть за стол сам, как Кайт тронул его за рукав.
— Учитель, могу поговорить с вами?
Эгидио досадливо пожевал губами и снова обратился ко мне:
— Этот мальчишка бывает таким несносным! Столько хлопот мне с ним иногда. Поверите ли?
— Не поверю! – засмеялась я. – Мне он показался молчуном и скромником.
Кайт нахмурился и отвернулся.
— Иной цветок раскрывается только при солнце, – доверительно шепнул мне Эгидио и вместе с Кайтфором покинул комнату.
Я пожала плечами, подвинула стул так, чтобы не смотреть в окно, а то от высоты меня начинало мутить, и принялась за угощение. Эгидио и Кайт ушли недалеко, сквозь приоткрытую дверь я слышала, что они о чём-то тихо беседуют.
— Горжусь тобой, мой мальчик! – вдруг сказал Эгидио громко и снова зашёл в комнату.
Кайтфор расцвёл и заулыбался. «Вроде взрослый парень, а радуется похвале как ребёнок. Даже неловко смотреть».
— Кайт рассказал о некоторых подробностях вашего прошлого и то в каком положении вы оказались. – У меня сразу испортилось настроение: Кайтфор не имел права рассказывать о моей личной жизни! Я изменилась в лице, и мой понурый вид не ускользнул от взгляда Эгидио. – Если вас обманули, вы от этого не стали хуже. Не стоит забывать эту простую истину.
Центр города, богатый, тревожный, суматошный, вымотал меня окончательно. Слишком тяжёлыми оказались последние дни: сначала поездка, потом Бартал и скитание по лесу. Однако я упорно пробиралась сквозь поток людей, шла по улицам и глядела, не попадётся ли деловой дом. Когда он отыскался, я смело зашла внутрь, но с каждым шагом робела всё больше. Длинная вереница высоких дубовых дверей, красное дерево, ковровые дорожки – всё должно было показать посетителю, что он пришёл не абы куда, а в храм бюрократии, и соответственно, должен раскошелиться.
Я прошлась по пустым коридорам, рассматривала таблички на дверях, но нужная долго не попадалась. «Счетовод, ещё счетовод, ростовщик, доктор».
Наконец, нашла. Медная табличка на двери гласила, что за ней ведёт приём законовед алом Хон Бранда. Я стояла и не решалась постучать. «Ведь мне же не назначено. Вдруг не примут?» Я совершенно не умела общаться с такими людьми. Так получилось, что сначала всеми официальными вопросами заведовали мама с папой, потом Бартал. Я абсолютно не разбиралась во всяких нужных и важных бумажках, и это сыграло со мной злую шутку.
Я мотнула головой и подняла повыше подбородок. «Значит, пришло время начать разбираться в этих самых бумажках!»
На мой стук откликнулся зычный голос и пригласил войти.
Кабинет, весь сверху донизу, даже пол и потолок, обшитый рыже-коричневыми деревянными панелями, словно оглушил меня. Я оказалась как будто в коробке. В довершение здесь не было ни одного окна. Только полки с бумагами и какими-то блестящими наградами, пара стульев да огромный, такого же рыже-коричневого цвета письменный стол, отчего казалось, что он растворяется в этой комнате. За столом сидел полноватый мужчина в дорогом чёрном костюме и выжидательно смотрел на меня.
— Здравствуйте! – начала я разговор, так и не дождавшись ни слова. Мужчина кивком головы показал мне на стул для посетителей и откинулся в кресле.
«Почему такое отношение? – смутилась я. – Неужели… ой, мой вид! Вряд ли я выгляжу как серьёзный клиент после нескольких дней скитаний».
Стало досадно, что я не подумала об этом раньше. Стоило бы сначала забрать вещи из камеры хранения, привести себя в порядок, хотя бы переодеться. Мама всегда мне говорила, что я слишком импульсивна – сначала делаю, потом думаю. Я расстроилась из-за очередного промаха, но постаралась сосредоточиться на деле.
— Слушаю, – лениво проронил законовед, разглядывая потолок.
— Меня зовут алома Лексо. Я попала в тяжёлое положение. Из-за мужа. – Слова давались мне нелегко. Я на несколько секунд закрыла глаза, стиснула зубы, пытаясь совладать с собой. – Я родилась и выросла в Джансе, в небольшом городе Айли. Но потом встретила Бартала, это мой муж, и мы поженились. Там, в Джансе. – Я судорожно вздохнула, с ужасом понимая, что ещё немного, и я разрыдаюсь. Поборов себя, продолжила: – Потом муж привёз меня сюда, в Файренк, в свой дом. А вчера он объявил, что я ему… не жена, потому что мы не подтвердили заключение брака здесь, в Мизе. – Мой голос становился всё глуше, закончила я совсем тихо, опустив глаза. – Скажите, алом Бранда, это правда, что по закону мы не женаты?
Мужчина перевёл взгляд с потолка на меня, усмехнулся и покачал головой.
— Правда. Вступление в брак подданых Мизы, осуществлённое за пределами Мизы, признаётся недействительным, если не были подписаны соответствующие документы, предусмотренные законодательством Мизы, и на территории Мизы. Вы подписывали документы, удостоверяющие ваш брак с аломом Лексо, после приезда в Мизу?
У меня упало сердце. Хоть я не сомневалась в словах Бартала, но всё-таки крошечная безумная надежда, что он не прав, жила во мне. Я даже не подозревала о ней, пока она не исчезла, оставив после себя только боль и отчаяние.
— Нет, – еле слышно ответила я. – Не подписывала. Нет таких документов. Муж… алом Лексо смог даже… жениться… на другой.
— Если всё, что вы говорите правда, то положение сложное. Но должен предупредить, не хотелось бы, чтобы вы оказались в ещё более затруднительном положении. – Алом Хон наклонился вперёд и положил руки на стол. – Будете распространяться, попытаетесь придать дело огласке, ваш … э-э-э… алом Лексо может подать в суд на вас.
— Но как это возможно? – Я вскинула на него глаза. – Ведь это меня обманули! Я пострадавшая!
— Вы добровольно вступили в связь, никто вас не неволил.
— Я думала, что я жена! Ведь у нас была свадьба, гости, подарки!
— В Джансе. Вы сами подтвердили.
— Да.
— А здесь, в Мизе, свадьбы не было. Значит, вы любовница, а не жена. – Бранда гаденько улыбнулся, и я была готова провалиться сквозь землю от слова «любовница». – Будет трудно доказать, что вы были не в курсе. Если алом Лексо заявит, что вы знали с самого начала о неофициальности вашего статуса, то вы проиграете. Обыватели будут уверены, что вы решили подловить алома Лексо и за его счёт добиться лучшей жизни: переехали из бедного Джанса в богатую Мизу, согласившись быть сожительницей, а потом затребовали большего.
— Но ведь были свидетели нашей свадьбы.
— Все из Джанса? Ваши родственники?
— Да.
— Алома Лексо, точнее аломита, как я понимаю. Они все заинтересованная сторона и не граждане Мизы, ведь так? Их показания ничего тут не стоят.
На ватных ногах я вышла из делового дома, остановилась на тротуаре. С дрожащими губами, сжатыми до белых костяшек кулаками, я клялась небу и самой себе, что этого так не оставлю.
«Я не прощу тебе своих слёз, Бартал. Ты, единственный кого я любила, кому доверила душу, тело, всю себя, именно ты предал, бросил на самое дно. Но я поднимусь. Я выберусь. Я смогу, я задавлю любовь к тебе. И когда я посмотрю тебе в глаза, ты поймёшь, что потерял больше, чем просто жену».
Я сжимала кулаки с такой силой, что аж пальцам стало жарко, будто держала в руках уголёк. Снова меня одолели слабость и дурнота. Я рвано, часто задышала, уронив голову на грудь. «Всё! Домой! В Айли. К маме и папе. Родители подскажут. Я не знаю, что делать. Хочу просто почувствовать, что всё ещё человек и хоть кому-то нужна».
Уже темнело. Надо было спешить, и я наняла экипаж. Хорошо, что ехать до главной дорожной станции было недолго – поездка вышла недорого.
Станция, вся в огнях и флагах, даже в это вечернее время встречала путешествующих сутолокой и шумом.
Не считаясь с расходами, почти на последние деньги я купила место в автокэбе: всё-таки он быстрее конного экипажа. Мне повезло, отправление было всего через два часа, а свободные билеты ещё оставались. Но это и понятно: самодвижущиеся кэбы, несущиеся с большой скоростью, до сих пор пугали, и многие по старинке предпочитали лошадей; да и стоимость поездки отталкивала дороговизной.
Я отыскала билет от камеры хранения. Он сначала намок в бурю, потом сох кое-как в кармане и теперь у него был такой вид, будто его собака жевала. Но всё-таки надписи на нём не стерлись, и я без проблем забрала свои вещи, которые оставила здесь ещё вчера – так спешила к Барталу, что не стала ждать, пока багаж перегрузят.
Еле дотащив тяжёлый чемодан и саквояж, я зашла в уборную и уставилась на себя в зеркало: бледная, синяки под глазами, всклокоченные волосы, мятая одежда.
«Больше похожа на бродяжку, – сокрушённо подумала я. – Нельзя таким видом маму с папой пугать. Давно пора привести себя в порядок. И я должна быть сильной. Должна со всем справиться!»
Из вещей я выудила чёрные дорожные штаны, просторную хлопковую блузку цвета мяты и лёгкую куртку из мягкой кожи. Остальное запихала обратно. Когда я переоделась, умылась холодной водой и причесалась, стала выглядеть намного лучше. У меня даже настроение чуть поднялось. Правильно мама говорит: упадок духа лечится заботой о себе.
В торговых рядах я купила несколько булочек, воды, немного орешков и побрела к посадочной площадке. Потихоньку подтягивались пассажиры, но занять места нам пока не разрешали, поэтому мы просто стояли за специальным ограждением и ждали, когда же нас пустят.
Автокэб, напоминающий громоздкую карету с огромными колёсами, ярко-красным пятном выделялся на фоне тёмных стен станции. Автокэбы всегда выкрашивали в такой цвет, чтобы на дороге они были заметны издалека, и у всех было время убраться с их пути.
На месте для водителя возился мастер в грязной рабочей робе. Он то простукивал трубы, то крутил большой руль, то дёргал рычаги. Незадолго до отправления с гордой походкой к автокэбу приблизился мастер-маг второй ступени в сопровождении нескольких рабочих, лебезящих перед ним. Не переставая обкусывать ломоть жареного мяса, нанизанный на серебряную вилку, маг лениво кивнул на большой ящик, прикреплённый к дну кузова. Мастера тут же бросились открывать его специальными ключами. Я, как и все остальные, вплотную подошла к ограждению и вытянула шею, чтобы получше разглядеть техническое чудо. Когда ещё выпадет такой шанс.
Рабочие откинули крышку, и мы увидели, как в центре ящика висит в воздухе большая, размером с арбуз, полупрозрачная сфера, излучающая голубоватое мерцание. В толпе послышались восхищённые шепотки. Именно сферы из поликристалла, способного удерживать магию, обеспечивают механизмы автокэбов энергией для движения. Благодаря этому автокэбы, особенно если дороги хорошие, могут развивать скорость в три-четыре раза больше скорости экипажей, запряжённых лошадьми.
Мастер-маг со скучающим видом подошёл ближе, прищурился, ткнул пальцем сферу, отчего раздался низкий вибрирующий звук, и небрежно бросил рабочим:
— Порядок. Трещин нет. Поликристалл заряжен достаточно, на двое суток хватит. Можете отправляться.
Мастер-маг развернулся, прошествовал мимо зевак и степенно удалился с видом фокусника, показавшего невероятный трюк.
Началась посадка. Служитель станции в тёмно-зелёной форме проверил посадочный билет и распорядился мой чемодан поместить на крышу автокэба. По приставной лестнице я забралась в кузов, села у окна и облегчённо выдохнула: скоро буду дома.
Остальные пассажиры – четверо мужчин и семья с тремя детьми – заняли свои места, и служитель объявил отправление. Автокэб медленно выехал со станции и покатил по мостовой.
Мне предстояла скучная грязная дорога.
«От столицы до столицы на автокэбе меньше суток. Завтра буду в Джансе. А там найму простой трэкэб. Только бы побыстрее домой».
В кузове что-то периодически скрежетало, отчего весь автокэб будто вздрагивал, пахло техническим маслом, визгливо спорили дети из-за лучшего места, а измученная мать громко их отчитывала. Но я уже ни на что не обращала внимания и, кое-как устроившись в мягком кресле, забылась тяжёлым сном.
Под утро меня разбудили: мы въехали в Джанс, и потребовалась проверка документов. Через пару часов автокэб уже катил по столичным улицам. На станции я купила билет до Айли в четырёхместном почтовом экипаже, потом смиренно ждала отправления и никуда не выходила: даже по Хосванту, достославной столице, одному из самых древних городов Джанса, прогуляться не хотелось.
Я долго не позволяла себе плакать, и теперь слёзы прорвались, горячими каплями падали на ладони. Мама в гостиной усадила меня на диван, знакомый до каждой вмятинки и села рядом. Папа растерянно топтался около. Я плакала и сбивчиво рассказывала, какой Бартал подлец, как отправил меня в поездку, а сам в это время женился на другой, привёл её хозяйкой в дом, и как потом уничтожил мою душу признанием в своей подлости. Я рассказывала про лес, бурю, Кайта с его растениями и даже про учителя Эгидио. Я спешила рассказать всё-всё, до малейших подробностей, вместе со словами выплёскивая боль и обиду.
Мама силилась что-то произнести, но не могла выговорить и, закрыв лицо руками, тоже заплакала. Папа же понуро молчал и только сокрушённо вздыхал. Когда слёзы утихли, мама обняла меня и повела на кухню.
«Какое же здесь всё родное!»
Даже плитка на полу с отколотым уголочком: это я уронила тяжеленную чугунную сковородку, когда лет в девять решила, что если уж не магом, то поваром я точно стану. Но на сковородке мои кулинарные подвиги и закончилось.
И маленькая паутина в углу над шкафом на месте: папа не хочет прогонять паука, потому что «он полезный», а мама боится сама убирать паутину, «вдруг он на меня прыгнет».
И даже мой детский подарок – кривой глиняный горшок, неумело раскрашенный, – всё так же стоит на окне.
Мама усадила меня за стол, достала конфеты, бутерброды, чай и стала говорить о всякой чепухе. Потом и папа к ней присоединился. Они говорили, говорили. Я сначала злилась, зачем мне это, ведь у меня тако-о-ое произошло, но вдруг поняла, что слушаю с интересом и тоже втягиваюсь в разговор. Словно не было этого года, я никогда не знала Бартала, и мы просто, как обычно вечером, пьём чай и обсуждаем события дня.
Чуть ли не под утро меня отправили спать. Мама и папа помогли донести вещи до моей комнаты на втором этаже. Даже после моей свадьбы и отъезда, родители оставили здесь всё так, как было, ничего не тронув. Я повалилась на кровать, уткнулась в пахнущую розами подушку и крепко уснула.
***
День уже близился к полудню, когда я проснулась.
Настроение было на нуле, но хотя бы слёзы больше не душили. Я нехотя встала, прошлась по комнате, бесцельно поглядела в окно. Не зная, чем себя занять, – ничего мне не хотелось – села за письменный стол и уставилась на большую куклу. Её мне подарили родители на десятилетие. Они долго копили деньги, потом папе пришлось ехать до Хосванта, чтобы купить её и порадовать меня – свою любимую малышку. Эта кукла ещё долго была предметом жгучей зависти всех соседских девчонок.
«Вернуться бы в детство. В то беззаботное время, когда для безграничного счастья нужна всего лишь кукла, а плохое настроение исправляется парочкой конфет».
Я без особой цели открыла ящик стола – внутри листы, карандаши, заколки, необычные камешки, которые я находила на улице. Взгляд зацепился за старый личный дневник. Наброски рисунков, приглянувшиеся пёрышки, красивые фантики, «умные» мысли, от которых мне теперь становилось неловко, украшали потрёпанные листы. Я долистала почти до конца, и меня бросило в жар: последние страницы были сплошь исписаны именем «Бартал» и изрисованы сердечками.
«Какие глупости!»
Я выдрала последние листы и изорвала на мелкие клочки. Так разошлась, что потом ещё и подушку поколотила, представляя, что это наглая физиономия Бартала. Зато всю злость выместила. Не прав Кайт – надо не кусты с цветочками слушать, а подушки бить. А ещё лучше сразу обидчика.
Умывшись и переодевшись, я отправилась вниз и ещё с лестницы услышала, как мама возится на кухне.
— Хорошо, что вы у меня есть. – Я обняла маму.
«Как же приятно быть дома! Как же мне не хватало родного взгляда и простых объятий!»
— Всё образуется, доченька. Паола, конфетка моя, только я очень не хочу, чтобы ты засомневалась в себе. Это не ты ошиблась, это Бартал, Прародитель его накажи, сбился с пути!
Мама улыбнулась мне со слезами на глазах.
Скоро появился отец. Он работал совсем недалеко от дома и неизменно на обед приходил домой.
— Как ты, пиратка? – чуть ли не с порога спросил папа.
— Всё хорошо. Всё будет хорошо. – Я постаралась выглядеть уверенно.
— Угу. – Отец нахмурился. – Я тут подумал. С начальником договорюсь, выпрошу три дня выходных. Поеду к твоему нерадивому мужу. Поговорю-ка с ним. Я ему свою дочку доверил, а он как поступил. Да разве ж по-человечески…
Отец осёкся и покачал головой.
Я грустно усмехнулась: папа, сколько я его помню, всегда всеми силами избегал споров и очень не любил криков.
«Насколько же ему больно за меня, раз уж он собирается говорить с Барталом. Только это бесполезно: законными методами его наказать не получится, а в драку папа не полезет. Даже представить этого не могу. А если драка и завяжется, то против молодого и тренированного Бартала папа, неуклюжий, долговязый, и нескольких секунд не выстоит. Да папа до Бартала-то не доберётся: потеряется ещё на станции».
Видимо, это поняла и мама. Она всплеснула руками.
— Далли, что ты удумал? У тебя же спина. И колено. – Она взяла папу под руку и потянула на кухню. – Тем более Паулина же вчера сказала: законник говорит, ничего не поделать.
— Вы поженились в двадцать пятый год правления нашей славной королевы Джосаны.
Законовед, самый опытный в Айли, склонив седую голову, задумчиво смотрел в бумаги, которые я ему принесла.
— Это так, лит Салби.
— Ну что я могу сказать, с точки зрения закона всё верно. – Салби бросил бумаги на стол и поправил белые манжеты. – В Мизе вы не жена литу Лексо. Там – нет, здесь – да. Я так понимаю, брачный договор вы не заключали?
— И в помине не было, – тихо ответила я, комкая край блузки.
— Что же вы так сплоховали? – Я поджала губы. Можно подумать, я сотни раз не задавала себе этот вопрос. – Вашему отцу стоило бы перед свадьбой единственной дочери нанять меня.
— И часто ли в нашем городке обращаются к законоведам перед свадьбами? – огрызнулась я. Снисходительный тон Салби всё больше раздражал.
— Никто. А зря! Теперь это будет уроком всем лианитам в Айли. Хочешь спокойной семейной жизни – контора лита Салби ждёт тебя! Как вам слоган? – Он залился трескучим старческим смехом, но взглянув в моё рассерженное лицо, посерьёзнел. – Как собираетесь жить? Вы в курсе, что вам нужно разрешение от мужа, чтобы работать. – Я замерла. – Вы и об этом позабыли? Ну как же, жена может работать только с разрешения мужа. Лит Лексо в Джансе с полным правом является вашим супругом, лиата Лексо. Из этого явствует, что без его письменного подтверждения вы не имеете права трудиться, заключать сделки, получать доход и прочее и прочее где бы то ни было во владениях Джанса.
— Я как-то об этом не задумывалась.
— Мало кто из девиц задумывается. А стоило бы. Радуйтесь, что хотя бы на то, что принадлежало вам до свадьбы, лит Лексо претендовать не сможет. Ваше останется вашим. Но в остальном, увы. Для закона муж и жена, так сказать, единое лицо, и поскольку лит Лексо глава семьи, ему дозволено забирать и распоряжаться всеми вашими доходами, вообще всем тем, что вы обретёте в браке, в том числе и вашим наследством от родителей.
— Там, в Мизе, я ему не жена! – Я даже вскочила с места. – А здесь в Джансе, жена, и поэтому не могу распоряжаться собой без его разрешения! Но ведь это же абсурд!
— Это не абсурд, а закон и порядок. – Лит Солби поднял палец вверх.
Глаза защипало от подступающих слёз, и я часто заморгала, чтобы их сдержать. «Нет. Пусть время слёз уйдёт!»
Я выпрямилась, сжав кулаки.
— Лит Солби, я хочу развестись и прошу вас подготовить документы. Лит Лексо больше не будет мне мужем. И он не будет распоряжаться моей судьбой!
— Как пожелаете, лиата Лексо. Только вы не забыли, что на развод потребуется согласие вашего мужа?
Я наклонилась над столом, уперевшись в него ладонями, и злобно прошипела:
— Поверьте, я этого добьюсь. Готовьте документы! Сколько времени вам нужно?
— Ну, – законовед закатил глаза, прикидывая, – думаю, несколько дней уйдёт.
— Хорошо, я буду ждать. – Уже у дверей я обернулась. – Только, лит Солби, прошу вас, не распространяйтесь о том, что со мной случилось.
— О, конечно, не беспокойтесь. Мои клиенты могут быть спокойны: я умею хранить тайны.
Уже к вечеру весь Айли знал, что я отвергнутая жена.
Я закрылась в своей комнате, спрятала голову под подушку. Внизу постоянно хлопала входная дверь: наш дом вдруг стал очень популярным. У всех соседей неожиданно закончились соль, сахар, масло, яйца, видимо, вместе с совестью. Всем сегодня немедленно захотелось полюбоваться мамиными цветами в саду, попробовать наш чай и поболтать о жизни.
— Когда ж это паломничество прекратится, а? Не могу же я тут вечно прятаться.
Я села на кровати. «А почему я должна прятаться? Я ведь ничего не сделала! Мне скрывать нечего».
Вдохнув и выдохнув, чтобы успокоиться, я подняла повыше голову и спустилась в гостиную.
Там на диване сидела целая делегация. Словно курицы на насесте, рядком расположились четыре приятельницы.
«И кто же тут у нас? Престарелая лиата Велета. Дочь городского главы, эталон надменной строгости, лианита Ифлир. Лиата Найла, конечно, куда же без неё. И одинокая старая дева лианита Ранада. Она аж с другого конца Айли не поленилась прийти. Наверное, тоже за солью».
Женщины так и застыли с чашками в руках, увидев меня на лестнице. Я натянула вежливую улыбку и степенно села в кресло напротив.
— Паулина, деточка, чашечку чая? – Мама засуетилась, бросая на меня тревожные взгляды.
— Рада тебя видеть! – Лиата Найла заёрзала от нетерпения. – Как ты поживаешь?
Все четверо подались вперёд, хищно вглядываясь в меня: так жаждали услышать новости из первых рук.
Я сохраняла невозмутимость, медленно отпила из чашки.
«Конечно, старые перечницы, так я все деликатные подробности и выложу, чтобы вы их по городам и весям разнесли».
— Спасибо, всё хорошо. – Я изобразила самую безмятежную улыбку, на которую была способна.
Лиата Найла призадумалась, но сдаваться не собиралась.
— Надолго ли домой?
Два дня страсти не утихали. Я – новая потеха в скучном городке. Мне приписывались всё новые грехи. Казалось, каждый соревнуется в выдумывании изощрённых сплетен обо мне и Бартале. И чем пикантнее они были, тем быстрее обретали популярность.
Лит Салби прислал с мальчишкой записку, что документы готовы.
Зная, что моё появление на улице не останется незамеченным, я намеренно нарядилась: пусть не думают, что я превратилась в зарёванную клушу из-за сплетен. Даже сделала причёску, хоть этого терпеть не могла, и отправилась в контору законоведа.
Я ощущала кожей, как на меня в открытую пялятся или, наоборот, подсматривают из окон. Много лет назад я уже испытала это на себе – когда мне отказали в обучении в магической школе. Тогда я тоже слышала шепотки и как меня называли бракованной. Но я была ребёнком и быстро пришла в норму, стараясь не думать о грустном.
Теперь же «не думать о грустном», мне удавалось с трудом.
Я шла аккуратно, чтобы никого не потревожить, намеренно переходила улицу, если видела компанию, старалась не смотреть по сторонам и не встречаться ни с кем глазами.
— Добрый день, лиата Лексо…
— Как поживаете, дорогуша?
— Паулина, вышла погулять? Погодка нынче какая знойная…
Я коротко и вежливо отвечала, но не останавливалась, упрямо шла вперёд.
В глаза мне улыбались, но стоило отдалиться, в спину летели злорадные усмешки и громкий шёпот.
— Брошенная…
— Говорят, муж и месяц вытерпеть её не смог, прогнал, а всё это время она бродяжничала…
— Бесстыжая какая, ей бы дома сидеть да носа не выказывать…
— Бедные родители. Такая непутёвая дочь…
Я не плакала, не опускала голову, и это злило их больше всего.
В который раз я возблагодарила судьбу, что до конторы так близко.
— Вот. – Салби вручил мне пачку бумаг. – Документы. Три экземпляра – два на каждую из сторон, один запасной. Подписи нужны тут, тут и вот тут. Запомнили, лиата Лексо? И не забудьте порекомендовать мои услуги.
— Никак не могу рекомендовать вас, лит Салби. Вы, оказывается, не цените доверие своих клиентов. Кому нужен законовед, который разбалтывает секреты направо и налево? Во всех подробностях!
У него вытянулось лицо.
— Что за обвинения? Мало ли кто мог рассказать?
— Вы думаете, я душу каждому встречному открываю? О моей проблеме знали только я, мои родители и вы. Я молчала. Мама с папой тоже. А зна-а-а-чит…
— Я рассказал только жене! По большому секрету! – вспылил Салби и нахмурился. – С вас триста лаго, кстати. – Я выразительно посмотрела на него. – Ладно, скидку сделаю. Двести пятьдесят.
Мало того что этот проходимец выставил меня на позор перед всем городом, так ещё и столько денег стрясти хочет! Я медленно прошлась по кабинету, рассматривая безделушки на секретере и этажерках.
— Рискнёт ли кто-то обратиться к вам с каким-нибудь щекотливым делом, если – какой кошмар! – узнают от меня, что вы так любите пообсуждать клиентов с женой? Вот лит Лаубех, наверное, более молчалив. Где же вы будете искать клиентов, если все от вас сбегут туда, где умеют держать язык за зубами?
Я взглянула ему прямо в глаза. Мне было неловко и неприятно, но я старалась не показать этого.
На лице Салби появилась злобная гримаса, но он быстро взял себя в руки. Ослабил воротничок рубашки, будто тот душил его, и с деланной улыбкой произнёс:
— Смею уверить, это была досадная оплошность. Надеюсь на понимание. Думаю, щедрый подарок от моей конторы будет достаточным искуплением. Берите документы, платы не надо. Хорошего вам развода. До свидания!
Он чуть ли не силком вытолкал меня за дверь. Впрочем, я была не против.
Я прижала документы к груди и посмотрела на ярко-синее чистое небо. «Надо учиться стоять за себя. Мир слишком несправедлив!»
Теперь предстоял обратный путь домой под перекрёстным огнём взглядов. Было душно, от открытых полей горячий ветер гнал горько-сладкий аромат пожухлой травы и раскалённой земли. «Ещё немного, и я расплавлюсь от жары. Сил не осталось, а сейчас снова придётся терпеть эти наглые усмешки! Опять делать вид, что всё в порядке! Скоро ли им всем надоест?»
Мне пришло в голову, что лучше пойти не по улицам, а обойти вдоль задних дворов, почти по окраинам. Пусть дольше, зато шансов кого-то встретить меньше. Но я жестоко ошиблась.
Я прошла совсем немного. На задворках столярной мастерской стояли пять парней, трепались и зубоскалили. Всех я знала, со всеми играла в детстве, один даже был моим ухажёром когда-то.
«Просто дайте мне пройти. Пожалуйста, просто дайте мне пройти».
Парни замолчали. Я скользнула мимо. Краем глаза заметила, как меня нагло рассматривают. Стоило обойти их, как следом полетели свист и хохот. Но хуже всего, я услышала топот ног за собой. У меня дыхание сбилось от страха, сжавшего сердце в тисках.
— Здравствуй, Паулинка. Чего не приветствуешь старых друзей?
— Добрый день! – бесстрастным голосом ответила я, не останавливаясь, не оглядываясь.
Теор ещё сильнее сжал мою руку и под смех приятелей повёл по дороге. Я билась, звала на помощь, пыталась освободиться, но не получалось. Шли мы недолго, до местной скотобойни, совсем небольшой, но от этого не менее жуткой. В детстве мы бегали сюда «проверять смелость».
Несмотря на зной, меня обдало холодом. «Зачем мы тут? Ну не убьют же меня, правда?»
Под улюлюканье Теор потащил меня к большущему чану. В него сливали кровь, сбрасывали мелкие кости, кишки – то, что нельзя было переработать, – прежде чем увезти на могильник. На жаре всё это тухло, и даже от закрытого чана нещадно разило. Теор рванул меня за руку, я упала и выронила документы.
— Ну и духота сегодня, Паулинка. Пойдём, искупаешься! Парни, убирайте крышку.
Когда сняли крышку, от невыносимой вони меня чуть не вывернуло наизнанку. Теор перехватил меня подмышками, поднял. Всё ближе и ближе он подтаскивал меня к чану, забавляясь моим отчаянием.
— Почему же ты не хочешь купаться? Роскошная ванна с отбросами ждёт. Или ты в лепестках роз привыкла нежиться? – Лиан шёл рядом и издевательски ухмылялся.
Я в панике металась взглядом. Никого. Ничего, что могло бы помочь. Только злобные лица, криво раззявленные рты, бешеные глаза. И смех, жестокий ликующий смех.
Я упиралась ногами в землю, отбивалась руками, но чан всё приближался. Меня затрясло. Весь мир сузился до этого чана – ужасной ловушки, сокрушительного невыносимого унижения.
— Я этого не заслужила! Отпусти! Отпусти!
— Искупаешься, да и иди себе на здоровье!
Смрад наполнял лёгкие. Я уже ничего не видела, кроме синих кишок, колыхающихся на поверхности. В груди стало очень больно, я буквально почувствовала, как сжалось сердце, руки свело судорогой так, что я не могла распрямить пальцы, и будто иголки впились в кожу. Свет застила бело-голубая вспышка. Содержимое чана вдруг словно закипело. Огромные вонючие пузыри всплыли на поверхность и полопались с противным хлюпающим звуком.
Теор выпустил меня и шарахнулся назад, подальше от чана. Я упала на колени, ноги не держали.
— Ого! Чего они туда напихали? На солнце, что ли, нагрелось так! Ну и гадость. – Поодаль послышался скрежет. – Айда, бежим, кажется, забойщики идут!
Эти мерзавцы быстро скрылись. От зловония меня тошнило и кружилась голова. Шатаясь и трясясь как в лихорадке, я насилу поднялась. Еле-еле, перемешав все листы как попало, собрала документы и побежала, если можно так сказать о моей черепашьей скорости, домой.
По ощущениям целое столетие прошло, прежде чем я оказалась за дверью, захлопнула её, закрыла на все замки и сползла на пол.
«Негодяи! Паршивцы! Бандиты! Я вам этого так не оставлю!»
— Паулина? Ты? – позвала мама со второго этажа. – Отец уже ушёл. – Я быстро поднялась на ноги, огладила волосы, одёрнула одежду, но никак не могла унять дрожь. Мама вышла на лестницу. – Что это с тобой, конфетка моя?
«Не хочу ничего говорить! Мама тогда с ума от тревоги сойдёт. Мне сначала самой прийти в себя надо».
— Ничего особенного, повздорила с приятелями. Вот, документы забрала. – Я подняла повыше мятые листы и шмыгнула мимо. – Пойду изучать.
— Ладно, – растерянно согласилась мама, проводив меня взглядом.
В комнате я повалилась на кровать. Мутило ужасно, в голове туман. «Может, маму позвать? Сердце так страшно колотится. Плохо мне... Совсем как после бури. Кайт тогда сказал, что это истощение. И вот опять».
От неожиданной мысли я села на кровати. «Не понимаю. Ерунда какая! Или нет?»
На полке стояло несколько книг про магию. Мне их купили родители, думали, что пригодятся, но судьба распорядилась иначе, и книги много лет уже пылились без дела. Как метко сказала моя школьная приятельница Дженна, когда заглянула в гости, «зачем безногому самоучитель по танцам». Я открыла «Общий справочник» и тут же сморщилась – от мелких букв затошнило ещё больше. Мучаясь от дурноты, долистала до главы про истощение.
«Ну где тут? А вот: "… случается крайне редко, в основном у неопытных магов (в большинстве случаев у необученных детей)… Как правило, для него нужен определённый уровень развития магии... Несформированная магия просто не сможет опустошить резерв человека, только если он физически крайне слаб по причине детского или пожилого возраста, сильных болезней и травм, крайней степени физического истощения (выраженный дефицит массы тела), а также если в силу каких-либо причин маг не способен контролировать потоки"».
Я крепко призадумалась: «Я не ребёнок и не пожилая, не болею и без травм, и вроде не тощая, от голода не умираю. Контролировать мне нечего. Как может быть истощение?»
Продолжила читать дальше: «Восстановление занимает от нескольких недель до нескольких месяцев… всё индивидуально… настоятельно рекомендуем консультацию у специалистов для того, чтобы избежать подобных инцидентов в будущем… Особое внимание стоит уделить обучению детей…»
«… распространённые симптомы: снижение уровня магии вплоть до временного исчезновения, головные боли, нервные расстройства (агрессия, вспыльчивость, раздражительность, плаксивость, упадок настроения), дрожь и онемение конечностей, слабость, зрительные нарушения (двоение, помутнение зрения и так далее). В редких случаях судороги, потеря сознания».
К вечеру стало лучше. Я даже смогла помочь маме приготовить ужин и с аппетитом поела. Папа, как всегда, ничего не замечал, упоённо рассказывал о работе – он младший клерк на почте, – а мама ни о чём не спрашивала, хоть и задерживала на мне взгляд.
Мы снова болтали, как привыкли по вечерам, но я места себе не находила. Очень уж хотелось проверить, что там у меня с магией. Поэтому сославшись на усталость, я закрылась у себя, занавесила окно, прикрутила масляную лампу – осветительная пластина с кристаллами у нас была только в гостиной – и в комнате стало темно. Я сложила руки лодочкой и сосредоточилась, как меня учили. Десяток светящихся точек появилось в ладонях. «Больше… Их больше, чем обычно!» Но точки были маленькие, тусклые, при свете и не видно их. «Даже если моя магия шагнула вперёд, всё равно этого ничтожно мало».
Я вспомнила, как Кайтфор легко и изящно сотворил огонь, и расстроилась, стряхнула искры с рук. «Эх, мне до него никогда не дотянуться».
Мысли поскакали не туда. Надо было думать о себе, а я думала про странного Кайта, как он угощал меня ягодами, возился с растениями и умело пользовался своими силами. «Может, надо было выслушать, что там Кайтфор и достопочтенный Эгидио хотели сказать мне о магии? Хотя я уже столько всего слышала. Столько раз надеялась и каждый раз разочаровывалась».
Среди вещей я отыскала записку Кайта с адресом и положила к документам о разводе, чтоб не потерять. Чувствовала я себя глупо, словно снова ведусь на обещания, которые никогда не выполнятся. «Ну это так, на всякий случай. Ну мало ли, пригодится адрес», – принялась я оправдываться, как в дверь постучал папа.
— Забыл сказать, пиратка, почтовая карета, которая сможет взять пассажира, будет через три дня. Я всё записал. Ты точно уверена, что хочешь уехать?
— Да. Папа, мне нужен развод. Я никогда не прощу Бартала! Хочу быть свободна от него во всех странах, мирах, во всей вселенной! Пусть катится куда хочет со своей новой женой. – Я нервно заходила по комнате, заламывая руки. – И тем более, если честно… мне здесь неуютно. – Я со вздохом села на кровать, спрятала ладони между коленями. – Меня все осуждают, откровенно гнобят.
— Ну допустим, не все. У меня на работе никто не верит чужим россказням. – Папа потёр лоб, явно пытаясь сообразить, как меня утешить. – Я, пожалуй, маму позову.
Неловко улыбаясь, он попятился и ушёл.
«Три дня ещё! Хочется эти три дня пожить спокойно».
От злости я стукнула по матрасу кулаком.
«Как быть? Может, напихать обидчикам куриных яиц под пороги? Пусть мучаются от запаха тухлятины. Но где же столько яиц-то взять? Не подходит. Тогда кошачью мяту? Не поспят пару ночей от кошачьих воплей. Хотя нет, невинные тоже пострадают. Да и кошек жалко. Животинки всё-таки ни при чём. Что же делать? Мстить, оказывается, не так легко. Вот была бы у меня магия! Я бы тогда… Да я бы…»
В голову ничего не приходило.
«Что бы сделал Кайтфор? Он так красиво и уверенно справился с буреломом. Наверное, мог бы тут запросто дома порушить».
Я насупилась.
«Что я всё про него вспоминаю? Да и не стал бы он ничего рушить. Побежал бы в поля траву изучать. И ещё что-нибудь для учителя вырыл».
Я бросила взгляд на пустой подоконник.
«А у меня ни одного цветочка».
Я быстро спустилась, выглянула за дверь, чтобы убедиться, что никто не поджидает меня с очередной пакостью, вышла в палисадник и выкопала приглянувшийся цветок. Ну как выкопала – просто выдернула вместе с корнем, отыскала горшок и сунула туда, присыпав землёй.
«И что это со мной? От Кайта заразилась?»
Я вернулась в комнату, водрузила свой шедевр флористики на подоконник. Цветок криво торчал из горшка. «Ну и ладно. Всё равно красиво».
Пришла мама.
— Что-то ты совсем загрустила. Ну конфетка, не все верят сплетням. Слышно только ту собаку, что громче лает. Дураки потешат себя небылицами да отстанут.
— Угу.
— Не пойдём, наверное, на ярмарку. И папа согласен. Что мы там не видели?
— На ярмарку? А когда ярмарка?
Я удивлённо обернулась и посмотрела на маму.
— Так завтра. – Она всплеснула руками. – Ой, мы, наверное, забыли тебе сказать. Не до того было.
Я знала, что родители любили ярмарку. Ведь это и городская забава, и танцы, и шуточные бои. А ещё своеобразные смотрины девушек и парней. Даже если парочка уже давно встречалась, обычно ждали ярмарки, летней или зимней, и уже после женихи звали замуж и просили у родителей руки невесты. Поэтому все девушки на ярмарку старались принарядиться, приносили угощения, хвастались талантами, особенно теми, что в хозяйстве могли пригодиться. Парни, разумеется, тоже не отставали, каждый пытался изобразить из себя достойного жениха. Иногда гости приезжали даже из соседних городов, особенно если в своих женихов и невест не хватало. Взрослые тоже не скучали, приходили поесть, выпить, пообщаться, всё-таки не так в жизни много праздников.
Меня вдруг осенило. «Это же мой шанс! Верно говорят – всё давно изобретено до нас!»
— Нет, мама, давай обязательно сходим. Почему мы должны остаться без веселья?
На следующий день ни свет ни заря я уже хозяйничала на кухне, очень удивив этим маму. По моей задумке мне предстояло приготовить овощные рулетики, много-много, чтобы на всех хватило. Правда, часть из них со своеобразной приправой из слабительного порошка. Подействует этот порошок не сразу, но так даже лучше.
Сегодня все закончили работу раньше: ярмарку назначили на полдень. К этому времени у меня наготове стояли две большие корзины с угощением.
Особо наряжаться не стала, посчитала, что блузки из тонкого зелёного ситца с чёрным кружевом и чёрных широких брюк будет вполне достаточно. Я же всё-таки не на смотрины иду.
На городской площади, так мы называли небольшой пятачок в центре Айли, было уже многолюдно, мужчины размещали столы, женщины раскладывали еду, расставляли кувшины с вином. «Ещё можно остановиться. Сделать вид, что случайно всё уронила. Снова стану посмешищем, зато совесть будет чиста». Но в голове всплыли бесконечные гнусные сплетни, а стоило только вспомнить, как меня чуть не искупали в чане с отбросами, и сомнения как рукой сняло.
Я выбрала стол, принялась выставлять рулеты. Обычные – на огромное блюдо справа, приправленные «коварной местью» – на такое же блюдо слева. Маленькие аккуратные рулеты смотрелись и пахли очень аппетитно.
Лиата Бетрима, невысокая румяная женщина, с уже заметной сеточкой морщин, неторопливо подошла ко мне.
— Паулина, не видела тебя эти дни. Слышала, что тот чудесный молодой человек разводится с тобой. – Я закатила глаза: ну не доказывать же каждому, что это моё решение развестись. Она покачала головой. – Печально это. Надеюсь, ты не грустишь?
Я сжала зубы. «Ну конечно! Чего грустить о потерянной любви?»
— Меня больше огорчают сплетни.
— Охо, а то ты наших не знаешь. Поболтают и успокоятся. Да и не все верят слухам.
— Мне прохода не дают.
— Понимаю. Потерпи. Скоро им надоест. – Бетрима призадумалась. – Ты ещё маленькая была, не помнишь, я сына родила через семь месяцев после свадьбы. Ланди-то мой от мужа, но не доносила до срока, тяжело мне беременность далась. Так знаешь сколько слухов было обо мне и сыночке моём! Но ничего, успокоились. И у тебя всё уляжется.
Я улыбнулась из вежливости, не стала говорить, что никто россказней о ней и не собирался забывать; что даже перед моей свадьбой, нет-нет, кто-нибудь да спрашивал, не нагуляла ли я ребёнка, как Бетрима, раз такого завидного жениха так быстро захомутала.
— Попробуйте, полдня готовила. – Я подняла правую тарелку с обычными рулетами.
— Пахнут вкусно, спасибо, милая. – Бетрима взяла рулетик на шпажке. – Ты заглядывай в гости. Расскажешь мне о заграничной жизни. Страсть как люблю истории.
Она улыбнулась и отошла.
Гостей у моего столика было немного, и я уже заскучала, как увидела, что ко мне с видом охотящейся гиены направляется дочка городского главы, холодная придирчивая лианита Ифлир.
«О, тут сразу левая тарелка».
— Не думала, что ты заглянешь. – Ифлир поджала губы. – Тебе бы о своей жизни подумать, о репутации.
Я скромно опустила глаза.
— Захотелось горожан порадовать. Вот, угощение принесла.
Я взяла один, самый обычный рулет, и с аппетитом съела. Мне же нужно алиби! «Вот, глядите, ем вместе со всеми».
Лианита Ифлир взяла угощение и откусила.
— Соли много. А перца мало. Капусту надо мельче нарезать. И вообще пережарила.
— Может, неудачный попался. Возьми ещё! Мне не жалко.
Она взяла несколько, и я еле сдержала улыбку. «Ну ночь тебе не спать».
Напоследок Ифлир оглядела меня с головы до ног.
— И научись уже прилично одеваться. Штаны для путешествий. Девушке пристало ходить в платье.
Она развернулась и чинно пошла между столами, попутно делая замечания всем, кто ей не нравился.
Праздник набирал обороты. Собрались музыканты, начались танцы, отовсюду слышались разговоры и смех. Мама и папа сначала не отходили далеко от меня, но увидев, что всё в порядке, ушли слушать рассказы старого Джермана про его бурную молодость.
Ко мне подходили мало, так что я взяла тарелки в руки и сама пошла к группам празднующих. «Так-так-так, кого я ещё не угощала. Лит Салби собственной персоной с женой. Левая тарелка. Весёлый балагур Акир, в жизни никого не обидел. Правая тарелка. А вот неизменное змеиное трио: лиата Велета, лиата Найла, лианита Ранада, уверена, большинство сплетен – их изобретение. Левая тарелка!»
Я подошла к литу Джерману. Кроме моих родителей, здесь были в основном друзья папы. Угостила всех с правой тарелки.
В стороне Теор и Лиан вместе с остальными своими дружками что-то шумно обсуждали. Я положила в отдельную плошку «мстительных» рулетов, набралась смелости и подошла к ним.
— О! И ты здесь. – У меня мурашки побежали по коже от голоса Теора. С трудом сдержалась, чтобы не плюнуть в его наглую рожу. – Что убежала-то вчера? Мы же так весело гуляли.
— Мне было невесело.
— Ты что, шутки не поняла? – Он увидел миску в моих руках. – Чего там у тебя? Наготовила-то сколько. Думаешь, замуж кто возьмёт? На нас точно не рассчитывай.
Следующие несколько дней в городе было относительно тихо. Я со своей неудачной личной жизнью и историей, которая произошла где-то там, даже в другой стране, отошла на второй план. Теперь всем намного интереснее стало обсуждать конфуз Теора и Ифлир, случившийся вот-вот и на глазах половины города. Ещё немного посудачили о том, а чем же эта парочка и ещё несколько человек отравились. Решено было обвинить вино. Правда, так и не поняли, ели все, пили все, а плохо только некоторым. Теперь эти «некоторые» боялись отойти далеко от дома, и на улицах стало даже приятно находиться. Особенно вечером, когда спадала дневная жара, и можно было с удовольствием прогуляться.
Накануне отъезда я отправилась побродить по городу. Собиралась просто отдохнуть перед дальней дорогой, немного проветриться, но в голову назойливо лезли воспоминания, как я последний раз уезжала из Айли – счастливой, замужней, полной надежд.
Убежать от Барта оказалось легко, а вот от мыслей о нём – почти невозможно.
Около двух лет назад Барт оказался в наших краях совершенно случайно. Ситец и зерно – практически единственные товары Джанса, которые востребованы в других странах, и Бартал направлялся в восточные районы, рассчитывая наладить поставки дешёвого ситца в Файренк и там продавать его уже с наценкой. Он даже не должен был заезжать в Айли. Но экипаж некстати сломался, и ему пришлось остановиться здесь, чтобы дождаться нового.
Ни гостиниц, ни постоялых дворов в Айли нет, и городской глава не нашёл ничего лучше, чем отправить нежданного гостя и двух его сопровождающих к самым безотказным жителям.
Когда папа привёл нового знакомого, я отнеслась к нему очень настороженно. Он был такой лощёный, представительный, совершенно не вписывался в наше захолустье. Мне всё время казалось, что он не реальный человек, а ожившая картинка из романа.
Стоило Барталу только показаться на улицах, как девушки с нескрываемым любопытством посматривали на него и расплывались в улыбках. Ещё бы: молодой, красивый, иностранец. А когда выяснилось, что он ещё и эйтс... Ну и пусть это самый мелкий титул в Мизе, но ведь перед нами был аристократ, ещё и холостой. За ним началась настоящая девичья охота.
Но Барт выбрал меня. Начал так красиво и уверенно ухаживать. И деться-то мне от него было некуда: Бартал ведь жил в нашем доме. Мне очень льстило его внимание, но я не позволяла себе заблуждаться, понимала, что скорее всего, ему просто скучно в Айли.
Однако Бартал не отступал. Каждый день правдами и неправдами уводил меня на прогулки и ужины в местный ресторанчик, где заказывал самые дорогие блюда. Он рассказывал о жизни в Файренке и Мизе, о семье, детстве, мечтах, достижениях. Я всё больше доверяла ему. Стала позволять себе поздние прогулки под руку. Однажды даже решилась поделиться собственной болью – поведала о магическом даре, который так и не развился и о том, что с детства чувствую себя ошибкой природы. Бартал как на чудо смотрел на огни, которые я сотворила. Он пришёл в такое волнение! Горячо уверял, что я не ошибка и не имею права так думать. Говорил, что сразу, как только увидел меня, понял: я особенная. В тот вечер он впервые назвал меня своей чаровницей и бесконечно шептал нежности, пока мы прогуливались по мягкой весенней траве.
Новый экипаж прибыл. Бартал должен был уехать. И уехал. Как себя ни уговаривала не поддаваться чувствам, я ужасно грустила, словно яркие краски потухли, осталась только серость. Я потеряла покой и сон.
Но через месяц Бартал вернулся. Вернулся ко мне! Он стал ухаживать ещё настойчивее, засыпал комплиментами и подарками: украшениями, модными платьями, изысканными сладостями, цветами. Барт закружил меня в вихре внимания, ласки и пылких признаний. И я сдалась. А потом пьянящее очарование летних вечеров. Первый поцелуй. Долгие разговоры под огромной луной. И я – абсолютно счастливая, наполненная блаженством и жаждавшая только одного: чтобы это сладкое безумие никогда не кончалось.
Бартал уезжал и приезжал. Пока как-то, когда его не было в городе, родители уже под вечер не послали меня в хлебную лавку, потому что вдруг совершенно неожиданно закончился хлеб. Я послушно отправилась, недоумевая, куда же делся весь хлеб, но до лавки так и не дошла. Единственная аллея городского сквера, по которой мне предстояло идти, была усыпана лепестками и заставлена огромным количеством зажжённых свечей. И в конце аллеи с большущим букетом цветов и обручальным кольцом меня ждал Барт.
Такое только в сказках бывает. Как же мне завидовали!
Уже через месяц мы сыграли свадьбу, на которой был почти весь город. После Бартал организовал нам путешествие по Джансу, Тобраду и Мизе. Вскоре он привёл меня в свой дом в Файренке – в старый каменный особняк в пригороде, построенный его предками ещё в те времена, когда это и не пригород был вовсе, а их личные земли. Его коридоры украшала длинная вереница портретов предков Бартала. Вскоре там появился и мой портрет, как новой хозяйки дома.
Бартал всегда очень гордился своей родословной и сильно сокрушался, что его фамилия потеряла былое могущество: магия в роду иссякла, постепенно влиятельность семьи всё снижалась, и теперь они больше не вхожи во дворец как в старые времена.
Он любил рассказывать, что в детстве его отцу и ему как наследнику посчастливилось присутствовать в Первом дворце на каком-то незначительном приёме. Роскошь, блеск, изобилие, магия практически на каждом шагу так изумили маленького Барта, что он во что бы то ни стало хотел навсегда стать частью этого великолепия. Вращаться в кругу дворцовой жизни стало его заветной мечтой.
Файренк встретил меня ливнем. Он стучал по крыше экипажа, крупными каплями скатывался по стеклу, затапливал мостовую и тротуары. Застигнутые врасплох прохожие жались к зданиям, прятались в беседках и кафе. Те, кто оказались предусмотрительнее, вышагивали по лужам под зонтами. Несколько зонтиков, особенно красивых и слегка мерцающих, парили над головами владельцев, давая понять у кого достаточно денег, чтобы воспользоваться услугами мага.
В Мизе меня не было всего ничего, но я ловила себя на ощущении, будто возвращаюсь из очень долгого путешествия. Словно полжизни прошло.
В поездке было время составить план действий, поэтому на дорожной станции я не металась, а сразу же купила за пять кроу свежий рекламный листок и внимательно просмотрела объявления о сдающихся в наём комнатах.
Многого я позволить себе не могла. Денег было мало и неизвестно, когда удастся заработать новые. И так пришлось брать у родителей. Мне было безумно стыдно: ведь это я должна им помогать, а не наоборот! Бартал после свадьбы обещал, что как только мы устроимся, то заберём моих родителей в Файренк. Но… не сложилось. Я поклялась себе, что деньги я не просто взяла, а одолжила и обязательно верну, как только представится возможность.
Жильё я подыскивала прежде всего в рабочих кварталах: и дешевле, и к потенциальной работе поближе. Несколько объявлений мне вполне подходили, и я отправилась смотреть.
По первому адресу дверь добротного четырёхэтажного каменного дома открыла сама хозяйка. Старуха с буклями и в строгом шерстяном платье, пропахшим дешёвыми духами, пристально оглядела меня словно кухарка на рынке приглянувшийся кусок мяса. Видимо, мой вид её устроил, и хозяйка – алома Найкель – пустила меня внутрь.
Поднимаясь по лестнице, кряхтя и хромая, она без конца говорила. Мне же оставалось только вежливо молчать и тащить тяжёлый багаж. Я не догадалась сразу попросить алому Найкель оставить вещи внизу, пока буду смотреть комнату, а потом было уже поздно.
— Я без мала двадцать лет сдаю, весь дом занят. У меня простоев не бывает. Вам повезло, апартамент совсем недавно освободился. Учительница, целый год жила, вот съехала. Комната недурна, даже удобства отдельные. Некоторые бывают ну сущие комнатушечки, а эта просторная, прям концертный зал, а не комната. Дом у меня приличный, но и правила строгие. Плата своевременно! За чистотой следить! – Хозяйка остановилась и обернулась. – И девиц, склонных водить по ночам гостей, я не терплю. Шума и пьянства тоже.
Под самой крышей алома Найкель подвела меня к последней двери в конце небольшого коридора и распахнула передо мной.
— Вот, лучше и не найдёте. Только думайте быстрее, некогда особо тут с вами стоять.
Я вошла и огляделась.
Всего одна комната, неширокая, зато длинная. В глубине дверь в маленькую ванную.
Простая крашеная мебель: стул, квадратный стол у окна, шифоньер да узкая кровать. Вместо кухни – тумба, на которой разместилась посуда и старая нагревательная пластина. Она еле светилась, видимо, кристалл внутри совсем разрядился. Да и была пластина совсем крошечная, только кастрюлька и поместится. Вязаной салфеточкой на столе и старым ковром у кровати попытались придать немного уюта и сгладить унылость холодных бежевых стен.
Всё очень скромное, несмотря на заверения хозяйки, но чистое и аккуратное.
Благоразумный человек, конечно же, отправился бы смотреть комнаты по других адресам, но усталость после дороги, страх остаться совсем без жилья, а также дурацкий тяжёлый чемодан, который пришлось бы опять тащить, победили доводы разума.
Я попыталась поторговаться о цене, ведь комната совсем не те хоромы, о которых так ораторствовала алома Найкель, но она была непреклонна. И теперь каждую неделю я должна была отдавать целых пятьсот кроу за жильё.
«Если не найду работу, денег мне хватит от силы недели на три».
К тому времени как я разобрала багаж, ливень закончился, и я пошла прогуляться, немного изучить окрестности, чтобы потом с непривычки не плутать.
Яркое солнце снова появилось высоко в небе, тысячей алмазов играя в тёплых редких каплях, падающих с крыш. Вода не успевала впитываться, ручейки текли вдоль улиц, вынуждая прохожих хлюпать по лужам или прыгать, как козы.
Улица, на которой стоял дом аломы Найкель была довольно оживлённой, сплошь заставленной трёх- четырёхэтажными домами. До торговых лавок оказалось не так-то и близко, но недалеко я приметила кафе с незамысловатым названием «Мастеровой». Чем дальше я шла вниз по улице, тем больше стало попадаться мастерских, цехов, а в конце улицы шумел какой-то большой завод из мрачного бурого кирпича.
Я вернулась. В кухонной тумбе отыскала металлическую кружку и вскипятила воду. Отпивая из чашки горячий чай, я снова просматривала рекламный листок. Только теперь в поисках подходящей работы.
Вакансий для женщин было намного меньше, чем для мужчин: ведь порядочной женщине положено быть замужем, а не трудиться. Из тех немногих объявлений, что есть, мне предстояло выбрать то, что достойно простой горожанки, тем более незамужней.
«Поломойка. Посудомойка. Прачка. Важно: требуются здоровые и крепкие». Здоровье присутствует, а вот физической силой я не отличаюсь. Жаль.
«Учительница. Няня». Нет у меня нужных знаний и опыта. Да и в объявлении особо выделено: «к иностранкам просьба не беспокоить».
Желтая почтовая бумага мне не нравилась, но на другую было жалко денег. Рука дрожала от волнения, но я старалась писать красивым уверенным почерком.
«Как же начать?
Недрагоценный мой супруг!
Да нет, это не то, совсем не то!
Гнусный подлый негодяй!
И это не подходит. И, наверное, с «шелудивой псины» разговор тоже лучше не начинать.
«Тому, кто предал любящее сердце!
Как же жаль, что именно ты, отъявленный мерзавец, попался мне на пути.
Так, как поступил ты, делают только беспринципные негодяи. Передать не могу, в какой грязи я из-за тебя оказалась. Ты так стремишься во дворец… А зачем ты там нужен? Нет у тебя ни чести, ни благородства. Твои предки, должно быть, устыдились бы, узнав, каков подлец их потомок.
Ты – моя самая большая неудача. И чтобы ты не говорил и не делал, исправить ничего нельзя. Я верила, что наша любовь особенная и что мы созданы друг для друга. Я верила в безграничное счастье. Я верила в нас. А ты смотрел мне в глаза и обманывал, обещал будущее, которого не будет…
По щекам покатились слёзы. Я зло смахнула их и уставилась на письмо. «Нет, чересчур много эмоций. Слишком сентиментально. Он не достоин моих слёз! Пусть не думает, что я без него убиваюсь от горя. Много чести».
Ничуть не сожалея, я разорвала письмо. Походив по комнате несколько минут, заставив боль умолкнуть, я достала новый лист.
«Совсем не дорогой немуженёк!
Кто же знал, что ты так любишь семейную жизнь: решил обзавестись сразу двумя жёнами. Ах да, я же не жена! Как же я могла забыть такую мелочь? Должна заметить, твой способ быть мужем просто восхитителен, все женщины об этом мечтают. Почему бы тебе ещё одну жену не завести? Стран ведь много. Как же это удобно: в каждой стране по жене.
Не суди строго, увы и ах, твоих высоких порывов не разделяю. Я, девушка простая, привыкла к тому, что в семье один муж и максимум одна жена. Поэтому, уж извини, мне лучше быть в одиночестве, чем с тобой. Ты теперь просто моё ужасное прошлое, и чтобы окончательно ты там и остался, я хочу развестись. Ведь, если помнишь, по законам Джанса мы женаты.
Мне жаль твою Лорику, не повезло ей. Пусть теперь она с тобой мучается. А мне, надеюсь, больше не придётся тратить на тебя время, нервы и листы бумаги. И как бы тяжело ни было, я смогу жить без тебя».
Подумав, в дополнение я нарисовала Бартала. Но поскольку я старалась рисовать, как завещали великие художники – чтобы в портрете отражался внутренний мир человека – то у меня получилась какая-то нелепая смесь надутого петуха и обезьяны, почему-то в клоунском костюме.
Пока я старательно изображала Барта, эмоции улеглись, и пришла здравая мысль: это письмо он сможет использовать против меня, обвинить в клевете, как и говорил законовед.
Я глубоко вздохнула и снова достала чистый лист. Столько мне хотелось написать этому мерзавцу, но по итогу я ограничилась скупым:
«Бартал, я требую развод. От тебя мне ничего не надо, только подпись на бумагах. Буду ждать тебя через семь дней в восемь вечера. – Я призадумалась. Свой адрес сообщать я не собиралась, мало ли что ему на ум придёт. Поэтому указала адрес кафе, которое заприметила через два дома отсюда. – Приходи в кафе «Мастеровой», что на улице Третья Ремесленная».
Пока мне снова не взбрело в голову что-нибудь поменять, я быстро вложила письмо в конверт и заклеила.
«Всё! Дело сделано. Письмо будет добираться до Бартала где-то день-два. Значит, ему ещё пять дней останется на размышления. Надеюсь, Барталу хватит совести прийти».
На следующее утро я отправила письмо и сразу пошла искать работу.
Полдня я потратила, чтобы побегать по Файренку, попасть в несколько разных мест и узнать, что вакансии сортировщиц, на которые я очень рассчитывала, уже заняты.
Краем уха услышала, что маленькому любительскому театру неподалёку от камнеобрабатывающего комбината требуется художник-оформитель. Рисую я хорошо, это у меня от папы, но всё же самоучка. Пока шла до театра, старалась подбодрить себя, чтобы выглядеть уверенной и произвести впечатление. Но снова неудача: в театре предпочли нанять настоящую художницу.
Заметив, как я расстроилась, бойкая девушка в модной шляпке с плиссированными лентами сунула мне в руку билет на представление. Я, конечно, поблагодарила, с сожалением размышляя, что билеты в пищу не годятся.
У уличного мальчишки купила новый рекламный листок, надеясь на свежие объявления. «Канцелярской конторе крупного фарфорового завода требуются работники с чётким и изящным почерком для переписывания текста». Почерк у меня очень даже неплохой, и я ринулась по объявлению. В душной пыльной комнате, заваленной пачками папок и бумаг, нервный мужчина, больше трёх часов заставлял меня писать то крупно, то мелко, то с завитушками, то без. Я столько всего переписала! Кажется, я выполнила за него приличную часть работы, причём бесплатно. Меня не взяли, но и не отказали: сославшись на то, что качество переписанного будет оценивать начальник, мужчина из конторы взял мой адрес и сказал, что если я подойду, то мне в ближайшее время пришлют записку.