Ребёнок от Шейха

Пролог

— Эй, дорогуша, не стой! — слышу сбоку и резко отпрыгиваю в сторону, когда мимо проносится фурия в деловом костюме и гладко зачесанными волосами.

— Детка, тебе куда? — спрашивает парень-официант с модной стрижкой, увидев мое замешательство. — Впервые здесь?

Я лишь киваю.

— Так куда тебе? — повторяет он вопрос, подходя ближе и окутывая меня слишком агрессивным одеколоном.

— К Светлана Ивановне, — почему-то мямлю я, глядя на очаровательную улыбку парня. Он красавчик и явно об этом знает.

Меня провожают до кабинета с большой белой дверью. А за ней меня ждет мама Стаса — она работает в этом отеле замом хаускипер менеджера.

— Ты прости, что не встретила, здесь не любят, когда по телефону болтают, — шепотом говорит она мне, подталкивая к тощей женщине со строгим взглядом.

Дальше меня мучили с полчаса, спрашивая всякие подробности о работе горничной, в которые меня заранее просветила мать Стаса. В итоге, мою кандидатуру одобрили, нарядили в форму, состоящую из строгого черного платья выше колена и белого фартука, снабдили всякими чистящими средствами и отправили с другой горничной по имени Жанна драть первый номер. Им оказывается просто обалденной красоты люкс.

— На тебе туалеты, белье вместе перестилаем, — командует она, когда мы закрываем дверь и остаемся одни. К моему облегчению, местный житель — человек приличный, поэтому с уборкой справляемся быстро, а я даже успеваю насладиться роскошью номера и украдкой посидеть на отороченном бархатом диванчике. Вот это да!

Жанна подходит к комоду и довольно улыбается, забирая с тумбочки пятитысячную купюру. У меня аж глаза округляются. Ого, да так я быстро с кредитом расстанусь!

— Ан, нет, это мое, — обрывает мои радостные мысли Жанна. — Я этот номер уже второй день вылизываю.

Ладно, не буду в первый день спорить, да и некогда: в двери пиликает ключ-карта, и она распахивается, впуская высокого мужчину в дорогущем костюме-тройке. Да что ж тут все такие красивые-то?

— О, извините, мы как раз закончили, — лепечет Жанна, стирая с лица довольную улыбку и запихивая купюру в задний карман. — Пошли, — шипит мне.

— Конечно, — коротко кивает мужчина, рассматривая с интересом.

Я иду вперед, выкатывая тележку. Жанна идет следом, но как будто тормозит.

— Простите, дамы, — окликает нас вдруг мужчина, и девушка с радостью оборачивается. — Одна из вас не могла бы остаться? У меня есть особые распоряжения на завтра.

— Разумеется! — слишком эмоционально отвечает Жанна, потирая ладони. А еще у нее щеки полыхают, и глаза блестят нездорово.

Я лишь хмыкаю, когда она проходит мимо и осторожно прикрывает за собой дверь.

К вечеру я так устаю, что готова уснуть прям на месте. А номера все не кончались. В очередном люксе я почти закончила убираться, когда дверь вдруг открывается, заставляя меня подпрыгнуть на месте.

— О, привет! — В проходе появляется тот самый парень-красавчик. — Как раз ищу тебя!

— Да? Зачем?

Он подходит совсем близко, от чего сердце невольно начинает биться быстрее. Более того, я четко слышу флер алкоголя. Удивленно выгибаю бровь:

— Ты что, пьян?

— Если только самую малость, — якобы ослепительно улыбаясь, тянет он. — Тобой, — добавляет слащаво.

— Ой, перестань…

Только я не успеваю докончить мысль, когда его сухие губы впиваются в мою, а слюнявый язык пытается проникнуть в мой рот. Недовольно мычу, пытаюсь оттолкнуть парня, имя которого я даже не знаю, но он лишь заводит мои руки за голову и прижимается плотнее. Фу, какая мерзость!

Эй, стой, куда ты тянешь свои мерзкие ручонки?! Не надо класть свои лапы мне на живот!

— О-о-о, вот это шоу, — произносит по-английски бархатный голос с иронией.

Официант ошарашенно дергается в сторону, давая мне наконец-то возможность вздохнуть. На кресле напротив сидит высокий мужчина с курчавыми черными волосами и смуглой кожей. Рукава белой рубашки закатаны, оголяя красивые руки. Длинные аристократичные пальцы поглаживают подбородок с однодневной щетиной.

— Не отвлекайтесь на меня, — саркастично говорит он, впитывая смущение на наших лицах. Мне так стыдно, что я даже шагу сделать не могу. — Девочка, только в обморок не упади.

— Простите, шейх, — хрипит официант, а я теряю дар речи. Мать моя женщина, это правда?!

Смотрю на холодное прекрасное лицо шейха, потом на испуганное моего ухажера, потом снова на шейха. На шейха, мать вашу! И в глазах реально темнеет…

***

Выныриваю из обморока, как будто меня облили холодной водой. Но нет. Я чувствую как раз таки очень горячие прикосновения на моих щеках. Распахиваю глаза. Сверху люстра, под спиной удобная кровать. А рядом что-то твердое и теплое. Медленно поворачиваю голову и встречаюсь с черными, как бездна, глазами шейха, который, даже заметив мое возвращение, продолжает гладить меня по щеке.

— Только не говори, что вновь собираешься упасть в обморок? — слышу тягучий, как нуга, низкий голос.

— Кажется, нет, — лепечу на русском, но шейх лишь удивленно выгибает бровь. Не успевает его рот расплыться в еще большей улыбке, как я тут же поправляюсь и произношу то же самое на английском. — Вы не могли бы убрать свои пальцы?

Шейх лишь хмыкнул, а его аристократичные конечности продолжили путь с моей щеки на шею, и обратно, вызывая во мне сногсшибающее цунами из мурашек. Прикосновения Стаса, моего друга, не такие, прикосновение папы не такие. Прикосновения любого другого человека НЕ ТАКИЕ.

Нервно сглатываю и пытаюсь отстраниться. Шейх молча наблюдает за моими неловкими попытками подняться и при этом не упасть.

— Ты уже уходишь? — небрежно бросает он мне в спину. — Уверена, что не хочешь продолжить?

— Уверена! — гордо вскинув подбородок, твержу я, а потом мысленно хлопаю себя по лбу. Глупая, это ж шейх тут какой-то лежит. Захочет и утащит в свою страну арабскую, и никто, даже папа-полицейский, тебя потом не найдет.

Глава 1

Семь лет спустя…

Далеко-далеко за горизонт уходят линии бархан, а солнце беспощадно палит и без того раскаленный песок. Небо ярко-голубое, смотреть больно. И ветер, пустынный ветер, такой горячий, порывистый, обжигает легкие.

Вдали я вижу человека. На нем белые развевающиеся одежды. Мне кажется, он идет на встречу. Может быть, он мираж?

Мы подъезжаем ближе, и теперь мне видны его руки с аристократичными длинными пальцами. Я уже собралась протянуть свою, как вижу, что Рома, мой маленький сын, уже бежит навстречу этому человеку и радостно прыгает в мои объятия.

Он смотрит на меня, улыбается и счастливо кричит:

— Мама, я нашел своего папу!

Я замираю, когда вижу, как Джафар произносит одними губами:

— Я знаю, что это мой сын. И я его у тебя заберу.

Судорожно вдыхаю, распахивая глаза. Сердце колотится в груди, все больше разгоняясь. Пот струится по лицу. Зато вокруг темно и чуть-чуть прохладно. Рядом сопит Ромка, а я понимаю, что это был всего лишь кошмар.

Ложусь обратно, накрываясь одеялом. А перед глазами Джафар. И правда, которая скоро, как подсказывает мое сердце, вырвется наружу.

***

 — Кто виноват и что будем делать? — задаю два своих любимых вопроса аудитории, когда вижу исписанную нецензурными словами доску. Студенты притихли, только бросают друг на друга косые недоуменные взгляды. — Вроде лингвисты, а до сих пор делаете дурацкие ошибки.

Беру красный фломастер и, найдя ошибку во фразе, адресованную мне, зачеркиваю неправильную букву и пишу сверху нужную.

— Это слово пишется так, товарищи, — подытоживаю я, заставляя студентов улыбнуться. — Уж не позорьте меня, а? Вот зайдет декан, а тут такая нелепая ошибка. Ладно, продолжим лекцию. Кстати, Соколов, стирай свои художества. Твой же почерк, — бросаю наобум, потому что не уверена, кто из моей «любимой» троицы действительно виноват. Но в этот раз я попала точно, судя по красным щекам местного заводилы, который спускается с «галерки».

— Простите, — мямлит он, проходя мимо.

— Раз стоишь у доски, напиши тему. Только без ошибок, — не оборачиваясь, строго говорю я.

По окончании пары последней выхожу из аудитории, с усилием закрываю древнюю дверь.

— Вам помочь? — слышу рядом, пока воюю с ключом в замке.

— Не обязательно, — отзываюсь, встряхнув головой, чтобы сдуть с лица выпавшую прядку.

— Тем не менее, вы не отказываете, — тихий смех раздается совсем рядом с моим ухом, и, наверное, он должен был пронзить меня до мурашек, но нет.

— Ладно, Стас, давай.

Отхожу в сторону, позволяя другу детства повоевать с непокорным древним замком. Правда, мне кажется, что железяка быстрее сломается, чем сдастся в могучих руках двухметрового детины, точнее местного преподавателя литературного редактирования.

— Ты же не просто так меня искал? — спрашиваю спустя пару минут.

— Да, хотел пообедать вместе.

— Ой, Стас! — закатываю глаза. Опять-двадцать пять. Стоит ему расстаться с очередной девушкой, как опять ко мне подкатывать пытается.

— Пойдем, это касается работы, — недовольно бубнит он, справившись с непокорным замком.

Идем в столовую, садимся за «наш» столик, расположенный в самом углу и большого окна.

Только Стас собирается с духом, чтобы вывалить на меня какие-то нехорошие новости (по его юношескому лицу это слишком видно), как у меня звонит телефон. Не глядя, поднимаю трубку, а друг лишь недовольно поджимает губы.

— Мам! — доносится в телефоне родной взволнованный голос.

— Что случилось, родной? — встревоженно спрашиваю, а Стас напротив весь собирается, готовый бросить все и бежать на помощь моему сыну.

— У меня болит голова очень! — хнычет малыш. — Очень сильно, мам!

— Ромуль, мама скоро приедет. Она как раз закончила работать, — спокойно говорю, а сама вскакиваю с места. Стас тоже встает. Удивленно смотрю на него.

— Я тоже закончил, — произносит он одними губами. Ага, опять он меня специально ждал. Ладно, потом все скажу.

Быстро спускаемся вниз, Стас тянет меня в конец преподавательской парковки, где стоит его новенький белый БМВ. Залезаю в машину, пристегиваюсь. Если раньше мне доставляло удовольствие ездить на новых игрушках друга, то теперь почему-то раздражает его непостоянство.

— Опять мигрени? — осторожно спрашивает он, выворачивая с парковки.

— Угу, — коротко отвечаю. Уже почти год сына ничего не беспокоило, и вот опять эти головные боли! Неужели впереди долгие часы в больницах?.. Тряхнула головой. Нет, надо верить в лучшее.

— Кстати, Ник, ты помнишь участвовала в переводе книги "Услышь себя!", который написал известный коуч и бизнес-консультант Исмаила Вальтеза? Представляешь, он прилетает в Россию!

— Обсудим позже. Не сейчас.

Я так волнуюсь, что разговоры только мешают, хотя это имя почему-то больно царапает мозг. Но я отбрасываю ненужные тревоги. Все потом.

Едем молча. Стас даже музыку не включает. Знает, что, когда я в таком состоянии, лучше вообще сделать вид, что ничего, кроме моих мыслей, не существует. За двадцать пять лет нашей дружбы я пришла к выводу, что он самый комфортный человек, в обществе которого мне комфортнее всего находиться. Но комфорт — это ведь не любовь, правда?

Когда паркуемся у садика, я выскакиваю из машину и бегу через ворота. Преодолеваю замысловатые коридоры и в считанные секунды оказываюсь возле нужной двери. Распахиваю ее без стука.

— Мама! — Ромчик радостно спрыгивает с кровати, что-то справа от него падает, а перепуганная младшая воспитательница подпрыгивает на месте.

— Это я виновата, Вероника Андреевна, — лепечет она.

Наклоняюсь к сыну, убираю с его лба мокрую черную кудряшку… и вижу открытую рану и припухлость размером с яйцо. Выдыхаю. Так вот в чем дело.

— Что случилось? — позади, занимая весь проем, появляется Стас, от чего воспитательница делает шаг назад.

Глава 2

— Так что там по работе? — спрашиваю я, отправляя в рот имбирь. Ромчик уже убежал играть, я сижу в домашней одежде на своей маленькой кухне в компании Стаса. Он потягивает брусничный морс и даже не морщится.

— Так ты помнишь популярного коуча Исмаила Вальтеза?

Забыла сказать. Помимо работы в университете, Стас недавно стал выпускающим редакторов в одном популярном издательстве и периодически обращается ко мне за помощью.

— Угу. — А как тут забудешь? Такая муть, а этот человек довольно популярен в массах. Если бы не подработка переводчика, в жизнь бы не читала труды этого «гения». Я вообще далека от психологии и всяких там методик. Нужно жить, как чувствуешь, и знать ответы на главный вопрос «Что делать?».

— Так вот, — воодушевленно начинает Стас, и я поднимаю на него глаза. Он фанат этого англичанина с корнями итальянца и кто знает кого, что ли? — Он впервые приезжает в Россию, и наше издательство, как имеющее уникальные права на его бестселлер, устраивает презентацию его книги на форуме. Наш штатный переводчик заболела, так что мне нужна твоя профессиональная помощь.

— Может, ему экскурсию провести еще? — саркастично интересуюсь. Стас прекрасно знает, что с некоторых пор я на дух не переношу общаться с иностранцами. Вот преподавать или в тишине работать с книгами — это другое дело.

— Мы бы взяли бы кого-нибудь со стороны, но только вы двое знаете содержание книги. Посторонний человек может просто не понять его фразочек.

Это уж точно. Я сама над некоторыми ломала голову несколько вечеров, пытаясь понять, что же хотел сказать автор.

— Пусть почитает, у меня остались заметки.

— Дело в том, что презентация в субботу. В эту субботу.

Я медленно выдыхаю. Сегодня четверг. За пару дней в головомойку идей этого коуча просто так не вникнуть.

— Рому возьмем с собой, для детей будет организована детская комната, — добивает Стас. — И, если хочешь, я подарю тебе деньги на новое платье.

— Возьму что-нибудь из старого, — отрезаю я. Понятное дело, что придется завтра поехать в магазин, чтобы купить себе какое-нибудь приличное платье не ниже уровня Массимо Дутти и найти приличные туфли, в которых ноги не отвалятся. Вот и вечер пятницы в компании сына. Но хотя бы в субботу он не будет один.

На прощание Стас привычно целует меня в щеку. Я на несколько секунд кутаюсь в аромат его неизменного одеколона от Диор. Аромат уюта, аромат моей личной тихой гавани.

— В субботу заеду за тобой в девять утра, — говорит напоследок и закрывает дверь. Закрывает на замок с внешней стороны.

Да, у друга есть ключи от моей квартиры с тех самых пор, когда он носился с нами целый год по врачам, пытаясь выяснить, что за болезнь у Ромы. Большая часть врачей просто сослались на то, что мальчику «климат не подходит», чем меня доводили до белого каления от злости. Заместо того, чтобы лучше лечить, они все списывали на атмосферное давление и прочую ерунду.

Нахожу сына в нашей общей комнате: квартиру у нас однокомнатная. Он рисует, поэтому белый ламинат под ним приобрел желтые и синие цвета. Сажусь рядом, облокачиваясь спиной об диван, и привычно тереблю львиные черные кудряшки.

— Мам! — возмущается Ромчик, тщательно вырисовывая жирафа с огромной головой и синими пятнами.

— Пора заниматься, родной.

Забираю альбом, кладу его на стол. Сынуля убежал мыть руки. Я сама учу его английскому языку с тех пор, как он научился говорить. С моей точки зрения, человеку, знающему языки, мир открывается совсем другим.

Но Рома с трудом выдерживает занятие, постоянно отвлекается. Поэтому к вечеру мы оба чувствуем себя вымотанными и молчим во время прогулки. Лишь уложив его спать, я могу в тишине поработать или почитать что-нибудь. А раз мне грозит присутствие на солидном мероприятии, стоит побольше узнать об экземпляре, с которым придется поработать.

Агрессивная реклама везде показывает мужчину в черном костюме и в черных солнечных очках с характерной подписью «Вы должны смотреть не на меня, а в себя! Услышь себя! Пробуди свою истинную сущность!». Н-да. Мельком пролистываю фотки, но мужчина везде одинаковый: темный костюм, черные очки-авиаторы и каштановые волосы. Все!

Ладно, как-нибудь справимся.

Хочу уже отложить телефон, как на глаза попадается пестрая новость: «Один из самых богатых холостяков мира скоро женится. Объявлена дата свадьбы. Его избранницей стала…» Невольно нажимаю на картинку. Статья разворачивается в полный экран. Но сверху режет глаза фотография очень красивой зеленоглазой женщины со смуглой кожей и длинными темно-шоколадными локонами, рядом с которой стоит высокий мужчина в черной костюме и с выстриженными «канадкой» кудряшками.

«Джафар бен Алим Аль Рабах женится на двадцатилетней дочке катарского бизнесмена Айлу…»

С гневом закрываю вкладку, сжимаю телефон. Вот король и выбрал свою королеву.

Глава 3

Вечер пятницы проходит предательски быстро, а утро субботы сопровождается хныканье Ромки и моим от того плохим настроением. Да, мы оба не любим ранние подъемы, но иногда сын капризничает сверх меры.

Спускаемся вниз, где нас уже ждет Стас. Сын рвется вперед, но я сажаю его сзади, рядом с собой, от чего Рома злится еще сильнее.

— А что с настроением? — пытается отвлечь нас друг, но мы оба молчим, поджав губы. — Так, понятно. Макдональдс отменяется.

— Как это? — удивляется сын. — А я так хотел!

— Так, ребятки, мы опаздываем, — специально говорю я, строго глядя на Стаса. Знает же, что я против этой всей химии.

— Мы быстренько, — перечит друг мне и бодро отъезжает с парковки.

— Я сказала “нет”, — холодно отрезаю и — наконец-то! — Стас перестает со мной спорить. Однажды он говорил, что очень злится, когда я не даю ему воспитывать мальчика, но это не его сын, а я смогу воспитать его сама. В жизни Ромы есть один мужчина, который является для него примером, — это мой отец.

К тому времени, когда приезжаем к Олимпийскому, на парковке практически не остается мест, и охранник, тщательно рассмотрев наши удостоверения, пропускает в спец зону. Не люблю пользоваться служебным положением, но иногда приходится.

Стас уходит, а мы с Ромой тормозим возле яркой детской комнаты, где уже играют двое детей. Присаживаюсь перед сыном на колени.

Ты играй, маме нужно поработать. Если что, звони. Или можешь сказать вот этой тете, — указываю на воспитательницу. — Я буду в большом зале в конце коридора. — Подхожу к девушке, которая тут же поднимает на меня глаза. Обращаюсь к ней: — Будьте внимательнее, мой мальчик любит приключения.

— Не переживайте, все будет хорошо! — уверенно говорит воспитательница.

Выхожу из детской комнаты, сливаюсь с толпой администраторов и шагаю в зал. Меня заносит людской волнующейся волной в огромное помещение с кирпичными белыми стенами, того же цвета полом. У дальней стены среди зеркал стоит небольшой подиум с плакатом книги и стойкой микрофона, а перед ним — множество черных пластиковых стульев. Чуть дальше стоят одинокие высокие столики, официанты снуют возле них, организовывая фуршет. Даже игристое вино, очень приличное, выстроилось в стройный ряд.

— Проходи, — Стас ловит меня за плечи и осторожно тянет вперед, огромным телом тараня толпу. — Исмаил скоро приедет. Так, ты будешь стоять вот здесь, рядом с ним. Скоро принесут второй микрофон.

Чувствую привычное волнение, которое легонько покалывает в кончиках пальцев. Я в детстве очень часто теряла сознание на большой сцене, лишь с годами удалось преодолеть этот недуг, чему помогло преподаванием в родном университете. А теперь меня изредка накрывают отголоски прежней эмоциональности только перед большой и важной публикой.

Беру и проходящего мимо администратора книжку в твердом белом переплете с темно-золотой надписью “Услышь себя!”, чтобы справиться с волнением. Средней толщины, внутри черно-белые картинки с эффектом разбрызганных чернил, как будто кто-то делал зарисовки здесь же.

— Нравится? — слышу позади английскую речь.

— Вполне, — сдержанно отвечаю и медленно оборачиваюсь. Исмаил выше меня на пол головы, в темно-синих джинсах, обманчиво простом сером свитере с логотипом именитого бренда и белых кроссовках. Волнистые каштановые волосы уложены гелем, никакой щетины и неизменные очки-авиаторы.

— Я сам рисовал, — гордо заявляет Исмаил. Для мужчины он обладает довольно высоким тембром голоса, эдакий лирический тенор с чуть приглушенным тоном, как будто посвящает в какую-то тайну.

— У вас отлично получается, — вежливо дергаю уголками губ.

— Долгие и упорные труды, Вероника, — мужчина наклоняется и целует мне руку, от чего становится неприятно, но половина женщин, видимо, за нами подглядывающая, недовольно вздыхает. А мне, глядя сверху, удается увидеть длинные ресницы Исмаила.

— Вы уже успели про меня узнать?

— Конечно, ваш выпускающий редактор постарался как следует пропиарить вас за мой счет. — Мужчина достает из заднего кармана белый флаер, где на главном развороте чуть ниже имени спикера написано: “Переводчик Вероника Лаевская”. — Но я не обижаюсь. Вы хорошо смотритесь рядом со мной.

Стас! Значит, это он все заранее подстроил! Брошюры выпустились задолго до того, как он попросил меня подменить их штатного переводчика.

Встряхнув головой и отбросив лишние мысли, задаю всякие вопросы о книге, мысленно приспосабливаясь к необычному акценту Исмаила. Его речь не точна до скрежета зубов. Наоборот, местами она плавная и вязкая, как зыбучие пески.

Вопреки моему скепсису, читатели и журналисты очень горячо встречают Исмаила. Расставленные квадратные “скульптуры” охранников в черных пиджаках — это единственное, что не дает фанатам упасть в ноги своего кумира. Мелькают вспышки камер, льются вопросы, доходящие до личной жизни коуча, которую он тщательно скрывает.

После конференции Исмаил весьма навязчиво хватает меня за локоть и тащит в гущу толпы, ссылаясь на то, что ему без меня не справится. Заботливо подает мне бокал шампанского, улыбается в камеры. Аж противно.

— Мама! — мои мысли разрезает панический голос Ромы, и все, как и я, поворачиваем головы к двери. Сын, весь мокрый насквозь, видит меня и стремительно подлетает, не успеваю я и шага сделать под неусыпным контролем Исмаила. В последний момент удается вырвать руку и отойти в сторону. Впрочем, именно теперь появляется воспитательница с огромными, как блюдца, глазами.

— Малыш, что случилось? — убираю с его лба кудряшку, а сама вздыхаю, ведь пока шла сюда, тщательно просканировала территорию на наличие какие-нибудь водоемов.

— Я не виноват, — нижняя губа сына чуть подрагивает. — Просто… Там Витька толкнул меня.

— Куда?

— В пруд. Мы на рыбок смотрели.

Я молча поднимаю глаза на молчаливую девушку, от былой уверенности которой давно не осталось и следа. Боковым зрением замечаю движение, и темно-синее пятно быстро становится ногами.

Глава 4

— Любимый? — сонно тянет Лу, елозя рукой на свободной половине кровати. — Ты почему не спишь?

Лунный свет падает на ее красивую женственную фигуру в шелковой сорочке. Многие мужчины восхищаются ее внешностью, все оборачиваются ей вслед. А я… а я бы прошел мимо. Яркие фантики привлекали меня лет в восемнадцать, а теперь, в тридцать четыре, я убежден, что внутри должно быть что-то еще.

— Любимый? — снова тихо зовет Лу, обвивая мои широкие плечи тонкими руками.

— Хочу потренироваться, — говорю я, встаю с шелковых простыней.

— В четыре утра? — наивно спрашивает невеста, за два года наших отношений так и не научившись понимать меня. — Ладно.

Выхожу в просторный коридор. Мой дом поистине можно назвать дворцом: он огромен даже по моим меркам. И только детских смех моих малышек создает уют для этих холодных мраморных стен.

На пути в зал встречаю несколько уборщиц и охранников, которые при виде меня в столь ранний час отшарахиваются в сторону и провожают взглядом. Местные жители не спят даже ночью, чтобы поддерживать во всей вилле порядок.

— Принеси мне апельсиновый сок в зал, — бросаю первой попавшейся уборщице, даже не запоминая ее лицо.

Дверь в тренажерку бесшумно отъезжает в сторону, пустой зал встречает меня немигающими черными глазками камер. Включаю бодрый трек, скидываю полотенце и полностью погружаюсь в спорт, выбивая неясное беспокойство и раздражение из мозга.

Присутствие другого человека я скорее ощущаю, нежели слышу. Только оборачиваюсь, и в это же мгновение в грудной клетке разливается пожар. Я непонимающе делаю шаг в сторону и замечаю быстро распространяющееся красное пятно на майке. С трудом поднимаю глаза, но вижу черную тень, бесшумно выскальзывающую из зала. А дальше только тупая боль в плече, на которое приходится основной вес при падении, и блаженное забытье.

***

Вероника

После презентации прошла уже неделя, а в груди осталось неясное беспокойство, с которым никак не справиться. Я уже провела несколько вечером в поисках информации об этом коуче. Что-то в нем мне кажется знакомым, но что именно, не могу понять. Отбиваюсь от этих мыслей, как от навязчивых мух, заталкиваю в самый дальний уголок сознания, повторяя “Все прошло, все закончилось”.

Гуляю с Ромкой по парку. Накануне у нас состоялся неприятный разговор со Стасом на счет его выходки с конференцией, после чего я попросила его временно оставить меня в покое.

Смотрю на сына и думаю, а может, ему щенка купить? Он давно хотел собаку, да и я не прочь уже повозиться с кем-нибудь маленьким. Да и пора Ромке понимать, что такое ответственность за жизнь другого существа.

— Сына, подойди сюда, — зову его, отвлекая от рассматривания уток в местном пруду. Рома даже в пустыне найдет источник воды.

— Сейчас! — кричит он и кидает кусок хлеба птицам, который на ходу ловит подлетевшая огромная чайка. Весело засмеявшись, малыш стряхивает ладошки и только тогда подходит ко мне с важным видом.

— Малыш… — начинаю я и осекаюсь. Впереди нас пристально изучает молодая женщина в солнечных очках и в повязанном на голову бежевом платке. Причем она ни капли не смущается ни тем, что это вульгарно, ни тем, что ее обнаружили. Наоборот, увидев, что она рассекречена, женщина встает и прямой быстро походкой направляется к нам.

Невольно завожу сына за спину и выпрямляюсь. Краем глаза замечаю движение и вовремя успеваю чуть отклониться в сторону, потому что дамочка промахивается с пощечиной, громко выругавшись.

— Ты нормальная?! — невольно восклицаю я.

Она что-то шипит в ответ, а меня будто ушатом холодной воды пронзает. Мне кажется, или я услышала арабскую речь?!

— Ах ты! — переходит она на английский, быстро сообразив, что я ее не понимаю. С глаз дамочки слетели очки, и теперь я вижу огромные зеленые глаза на лице совсем еще юной девушки.

— Уважаемая, успокойтесь! — Ее руку перехватывает проходящий мимо мужчина, ибо наша мини-сцена привлекла зевак. Тут же со всех сторон возникают темные широкие тени с лысыми головами, и мой защитник невольно отпускает руку девушки. Охранники вырастают возле нее стеной.

— Мам! — хнычет позади Рома, прижимаясь ко мне. А девица только презрительно кривится, переводя взгляд с него на меня и наоборот.

— Может, объяснитесь? — требую я, скрещивая руки на груди.

— Ты! Ты мне всю жизнь под откос пускаешь! — шипит девушка. — Вот этим, — машет в сторону сына, доведя меня до бешенства. Набираю в легкие побольше воздуха, чтобы как следует отчитать за такие слова, но тут незнакомка начинает реветь, размазывая на милом личике тонны косметики.

— Пойдем отсюда, — шепчу Роме и тяну его за руку, но путь нам преграждает один из охранников этой истерички. Поднимаю глаза и уверенно говорю мужчине: — Если не отойдете, я вызову полицию.

Но он не сдвигается с места.

— У меня отец — лейтенант полиции, так что лучше отпустите, — цежу я, выдергивая руку.

— А мой папа приближен к правящей династии Катара, — в тон мне отвечает девушка. Английским она владеет в совершенстве.

— Ну, с такими-то связями не понимаю, почему ко мне такое внимание, — ухмыляюсь. Очевидно, что мне не сбежать. Придется выслушать, что эта ненормальная хочет.

— Здесь холодно. Пойдем в машину. Нужное кое-что обсудить.

— Мне некогда. 

Незнакомка капризно надувает губки, поправляет шарфик и кивком головы указывает на меня. Охранник дергается в мою сторону и вцепляется в руку снова.

— Хорошо. Мне нужно отвести сына домой. Давай встретимся через два часа в ресторане Москва и спокойно все обсудим? — предлагаю компромисс. Не хочу, чтобы какие-то разборки касались Ромы, не хочу, чтобы он услышал правда. А, глядя на девицу, я уверена, что она знает все.

— Попробуй только не явиться. Я тебя под землей найду! — пыхтит она, разворачивается и, цокая каблуками, идет к черному тонированному Майбаху. Часть охранников садятся в такой же тонированный внедорожник, и машину срываются с места.

Глава 5

Джафар. За несколько часов до…

Золотая клетка моих покоев уже порядком надоела. Я категорически не переношу больницы, поэтому лечащий врач и две медсестры дежурят у моей кровати круглосуточно. Как и Алим, мой личный телохранитель. Он замер у дверей, только глаза блестят, выдавая в нем признаки жизни.

Киллеру не повезло: он не задел сердце и магистральные сосуды. Но не повезло и мне: бестолочи-охранники уложили его на выходе из дома. Сказать, что я в ярости — не сказать ничего. Я наполнен ненавистью до самых краев.

Над этим делом я вызвал лучшего детектива, но пока зацепок нет. Личность убийцы установлена, но он был обычным одиночкой. Значит, работал на кого-то. Каждый день просматриваю его дело, пытаясь понять, что упустил. Но ничего. Скоро я найду заказчика и такую жизнь ему устрою, что он пожалеет, что родился. Я не убью его — это будет слишком гуманно. Нет, моя месть будет намного страшнее.

Вот только бы добраться до этого урода.

— Алим! — рявкаю я, от чего мой голос эхом разлетается по дворцу.

— Да, шейх? — Охранник тут же подходит ко мне.

— Новости есть? Ты говорил с детективом сегодня?

— Да, шейх, никаких новостей.

— Что за бестолочь?! — цежу сквозь зубы от того, что боль в мышцах усиливается при малейшем движении. Гребаная рана!

— Шейх, вам нельзя нервничать, — лепечет медсестра. Бросаю на девушку взгляд: однако, она красива. Тонкая, нежная, с черными густыми волосами. А глаза чернючие, умные.

Девушка тоже с любопытством разглядывает меня. Но постепенно ее взгляд затуманивается вожделением и… алчностью. Личико принимает неестественно слащавое выражение, ресницы томно прикрывают глаза, губы чуть приоткрываются. Только это представление мне быстро надоедает, и я отворачиваюсь. Пожалуй, мне в жизни встречалась только одна женщина, которую не интересовали мои деньги и статус. Ей на тот момент было лет восемнадцать, но вряд ли она сохранила эту непосредственность.

— Может быть, вы желаете что-нибудь? — ласково спрашивает медсестра, невольно облизывая пухлые губки.

— Нет, оставь нас, — жестко обрубаю ее. Девушка недовольно выдыхает и, обогнув Алима, покидает покои.

— Может, она предательница? — задумчиво произношу, когда дверь закрывается. — Вы ведь проверили всю охрану, весь персонал, перелопатили все личные дела их и их родственников. А медиков также тщательно проверяли? Убийца никак не мог попасть без помощи изнутри.

— Понял, шейх, проверим еще раз! — Алим тут же делает шаг к двери, достает телефон и быстро проговаривает мой приказ.

Кто же крыса?

— Шейх, к вам гость, — коротко сообщает охранник. — Исмаил.

Вместо ответа я лишь делаю взмах рукой. Дверь тихо отъезжает в сторону, запуская друга. Он как знает, когда стоит зайти ко мне и застать в самом плохом настроении.

Но Исмаил игнорирует мои сжатые кулаки, с легкой полуулыбкой проходится по номеру, заглядывает в открытые двери балкона. Замечаю в его руках большую плетеную корзину, покрытую полотенцем, из-под которого выглядывают зеленые и оранжевые кругляшки. Это он гостинцы мне принес, что ли?

— Здоровяк, расслабься, — мелодично произносит Исмаил, скрывая в зеленых глазах усмешку. — Я с подарком.

— Как это мило с твоей стороны. Жду отчеты о проделанной работе. Ты, в первую очередь, мой бизнес-консультант, а уже потом знаменитый коуч.

Исмаил легко садится на стул, ставит корзинку на тумбочку. Откидывает клетчатое полотенце, с ухмылкой выуживает оранжево-красный апельсин.

— Сицилийские, только доставлены из Италии, — мягко говорит он.

— У меня такие каждый день на столе.

Тогда Исмаил молча достает мелкое зеленое яблоко. Смотрю на него, как на идиота.

— Русские люди называют этот кислющий сорт «Антоновка». Говорят, он очень хорошо восстанавливает силы.

Не знаю, что стало с Исмаилом за последнее время, но эта его манера туманно изъясняться ужасно раздражает. Но еще больше меня раздражает любое упоминание о России. Потому что перед внутренним взором очень ясно вижу медовые влюбленные глаза, сиреневую кофту и холодные северные ветра Петербурга.

— Ты Айлу давно видел? — перевожу тему. Не скажу, что в таком состоянии мечтаю ее видеть, но все-таки. — Не могу дозвониться до нее. Да и охрана говорит, что ее нет на вилле.

— Вчера вечером. Я слышал, сегодня ночью она улетела в Россию.

— Куда именно? — рявкаю. И почему о похождении моей женщины в курсе все, кроме меня?

— В Петербург. Она что-то важное раскопала, связанное с тобой.

Я чувствую, как у меня, человека, которого удивить нереально, начинает колотиться сердце, с каждым ударом причиняя дикую боль.

***

Я не стал дальше слушать Исмаила. Отбросил одеяло и, сжав зубы, встал, на ходу отдавая приказы. В мозгу билась только одна мысль: неужели Вероника не сделала аборт в той клинике? Неужели оставила ребенка? Не будь этого, Лу пальцем о палец бы не ударила. Но я же видел записи в истории болезни, видел отчеты! Вдруг ребенок все-таки не мой?

И вот теперь я сижу в своем любимом Ролс Ройсе, а мой водитель еле тащится. Как же жаль, что я не могу рулить сам! Еле сдерживаюсь, чтобы не разрушить что-нибудь. А может, привезти Веронику и ее секреты силой? Одного щелчка пальцев будет достаточно, чтобы уже через несколько часов девушка и мой потенциальный ребенок были здесь. Нет. Черные дела сейчас творятся. Если отчеты были сфабрикованы? Если кто-то играет со мной? Если покушение и этот секрет связаны?

Что ж, в виновности или невиновности девушки лучше убедиться самому.

За окном мелькают пальмы, глянцевые небоскребы и яркие вывески. На билбордах встречаются фотографии нас с Лу. Какой дешевый понт!

— Чтоб, когда я вернулся, этого дерьма не было! — говорю Халиму, моему первому помощнику, который трясущимися руками записывает все, что я требую последние двадцать минут. Молодой человек сперва непонимающе хлопает глазами, но, когда видит аллею наших фотографий, тут же зардеется и делает пометку. — Еще. Забронируй мне номер в отеле… — Пытаюсь вспомнить название. Получается с трудом, но помощник тут же записывает. Поворачиваю к нему голову. — Халим, ты помнишь, я просил тебя собрать информацию на одну девушку семь лет назад? Ты оставил ее данные? 

Глава 6

Какой гад мне только что плеснул в лицо стакан холоднющей воды?! Вскакиваю на ноги, невольно толкнув официанта. Свет резко бьет в глаза, и я несколько секунд моргаю в попытке сфокусироваться. 

— Тише…

Крепкие руки берут меня за плечи и чутка сжимают. Дергаюсь из хватки и резко разворачиваюсь. Молодые официанты во главе с администратором испуганно хлопают глазами, Айлу рядом нет, охрана у дверей, а шейх стоит совсем близко, на расстоянии вытянутой руки.

— Здравствуй, Вероника.

— Здравствуй, Джафар. — Волны тепла и забытых воспоминаний окутывают меня с головы до ног, мурашки разбегаются от одного только взгляда на шейха. Сглатываю ком в горле. Я давно смирилась, что мы с ним больше никогда не увидимся, но сейчас, глядя на него, мне снова хочется задаться вопросом: почему, ну почему ты больше не объявился даже тенью? Даже легким сигналом не оповестил, что помнил обо мне?

— Извините, скорая уже едет, — поддергивая пухлыми губами, сообщает администратор. 

— Не нужно скорую, — быстро говорю. — У меня бывает. 

— Ну лучше пусть проверят, — настаивает мужчина. — Не надо нам, чтобы в нашем ресторане такие ситуации случались. 

— Я не хочу.

— Я настаиваю, — вмешивается Джафар, и я вздрагиваю.

— Лучше садитесь, — лебезит администратор, усаживая на мягкий стул. Не успеваю я и слова сказать, как в ресторан, распугивая оставшихся немногих клиентов, влетает врач скорой.

— Кому нужна помощь? — сурово спрашивает он. Шейх присаживается за соседний столик, чтобы все слышать, а сам с заинтересованным видом листает меню.

— Ей, — администратор указывает на меня, коротко описывает приступ. С его слов я прям при смерти.

Отвечаю на много неудобных вопросов, в том числе, не беременна ли я часом? На этом моменте Джафар чуть напрягся, прислушиваясь. Конечно, я не беременна. И ничего не принимаю, а то, что руки холодные — это уже нервное. В общем, врач советует обследоваться и отбывает спасать других.

К этому моменту Джафар уже покончил с основным блюдом. Медленно встает, откладывая салфетку. Подходит ко мне.

— А теперь уедем в более тихое место, — говорит и подталкивает к двери.

Он хочет еще поговорить со мной? Так, стоп. В тот раз это закончилось плохо, в этот раз может еще хуже. Только разве ТАКИМ людям отказывают? Серьезно, если я откажу, он сделает мне что-нибудь?

— А где ваша невеста? — спрашиваю, пока мы спускаемся по лестнице.

— Теперь мы на “вы”? — шейх выгибает бровь. — Впрочем, ладно. Она отправилась в гостиницу отдыхать. 

— Понятно.

На улице, прямо под знаком “Остановка и парковка запрещена”, стоит черный внедорожник Кадиллак. Бритоголовый бугай держит дверь открытой. Подает руку, помогая мне забраться в высокий транспорт, потом оббегает машину и открывает дверь для шейха, оттормаживая встречный транспорт взмахом руки. Визг тормозов, сигналы водителей… Сколько раз этого бедного мужчину сбивала машина?

— Трогай, — коротко бросает шейх, и автомобиль мягко трогается. 

Мы молчим. Невольно провожу руками по молочной коже, которая на ощупь мягче шелка. Впереди — молчаливый экран телевизора, перед ним лакированный столик с клавиатурой и пепельницей. Курит, значит?

Начинаю ерзать. Эта обстановка нервирует. Но что сказать?

— Подожди. Доедем и поговорим, — пресекает мои мысли шейх. 

Бросаю на него короткий взгляд. Какой же он все-таки красивый!.. И такой хмурый. Вокруг глаз залегли морщинки, губы сжаты в упрямую линию. Мне почему-то кажется, что улыбка на этих губах редко задерживается. Наверное, у шейхов мало поводов для улыбок.

СТОП! СТОП! СТОП! Мысленно даю себе затрещину. Очнись, Вероника! Этот человек, перед которым ты растеклась сейчас, приехал не просто так. Он хочет все выяснить про сына. Что я ему скажу? Вот, об этом стоит думать, а не о том, что я несколько лет не могла его забыть. Приготовься держать оборону, детка.

Машина останавливается. Бугай сперва открывает дверь шейху, потом уже мне, подает руку. Я поднимаю глаза и на секунду теряю дар речи: мы стоим перед отелем, где все началось. 

Джафар уверенно идет к двери, швейцар распахивает золоченые створки. Я почти бегу за ним, подталкиваемая его аурой. Но почему этот отель? Здесь еще и невеста его будет? Шутка? Игры? 

Позади остается стойка регистрации, у которой мы даже не притормаживаем, недоумевающие взгляды других постояльцев. Молчим в лифте, молчим в коридоре. Постепенно позади остается вереница охранников, кроме одного, который замирает у дверей номера. Того самого номера.

Мы заходим внутрь. Я вдыхаю позабытый аромат, оглядываюсь. Здесь все так же, ничего не изменилось. Вот тот барный стул, все такой же высокий и неудобный. То окно с видом на золотой купол Исаакиевского собора. То зеркало, к которому я была прижата, и та кровать, где…

Откашливаюсь, прочищая горло. Отворачиваюсь от спальни. Джафар тяжело опускается в кресло, и я вижу, что он через силу “держит лицо”. Он болен? Тут же к нему подбегает охранник с бокалом воды.

— Алим, пододвинь даме кресло напротив меня, — командует шейх. Его волю тут же исполняют. Я аккуратно сажусь на краешек, гордо держу спину. Смотрю прямо. Пусть не думает, что обескуражил меня этим местом. В черных глазах Джафара вижу усмешку. — Расскажи о своих делах, Вероника.

— Мои дела в порядке… — на секунду замираю, пытаясь подобрать подходящее обращение, — шейх. Ваши как?

— Отставим формальности! — раздражается мужчина. — Расскажи мне о том, как забеременела после нашей встречи.

— Почему вы… ты думаешь, что это случилось? — На самом деле, с каждым его словом, с каждый его суровым взглядом, я чувствую, как сердце замирает, отказывается биться. Меня окатывает то антарктическим холодом, то жаром пустыни. Пальцы снова начинают подрагивать, в горле встает ком. Воинственный настрой? Какое там! Его бы ауру выдержать и не сжаться в коробочку.

— Потому что я не думаю, Вероника. Я знаю. Как и то, что ты должна была сделать аборт. Даже уговорила крутую клинику сделать об этом запись, соврать. Зря ты только думаешь, что сможешь шантажировать меня.

Глава 7

Секунду ускользают, пятно все увеличивается. 

— Помогите! — не выдерживаю и зову, даже не поняв, на каком языке. Но это не важно: свет в салоне тут же включается, к нам подлетают охранники, а за их спинами мельтешит Халим. Мы все видим бледное лицо шейха и багрово-красное пятно на его груди.

Вперед проталкивается симпатичный мужчина лет сорока. Распахивает пиджак Джафара. Но я не успеваю увидеть масштаб катастрофы: теплые руки навязчиво тянут на себя, и я встаю.

— Рома! — тут же восклицаю. Халим огибает меня и, стараясь не тревожить коллегу, осторожно поднимает моего сына. Лицо мужчины заметно напряжено.

— Тяжелый он, — пыхтит Халим и отдает мне ребенка. Сын начинает елозить у меня в руках, просыпаясь. — Пройдемте со мной.

Теперь мы ближе к хвостовой части самолета. Я хотела сесть так, чтобы видеть происходящее, но Халим жестом указывает мне на противоположные сиденья. Не видеть происходящее ужасно нервирует. Сжимаю краешек куртки, тереблю кольцо на пальце.

— Мам? — Ромка дергает меня за рукав. — Когда можно будет покушать? Я очень голодный.

— Сейчас, малыш, — быстро говорю, а сама поворачиваю голову к Халиму, обращаюсь по-английски: — Мой сын хочет есть. Можно что-нибудь организовать, пожалуйста?

— Разумеется! — вежливо отвечает мужчина и вскакивает, на ходу вертя головой, видимо, в поисках стюардессы. Но той нет, поэтому он отправляется лично в хвост самолета. Благодаря его уходу поворачиваюсь, чтобы еще раз посмотреть на возню с шейхом. Только за спинами охранников ничего не видно.

— Мам, — снова дергает меня Ромка. — Мам, я хочу пройтись.

— Пока нельзя. Одному дяде плохо.

— Это потому, что он тебя обидел! — уверенно заявляет сын, вызывая у меня нервную улыбку.

— Он просто болеет.

— Он умрет?

— Нет, надеюсь. Вообще, Ром, никому нельзя желать смерти, как бы сильно этого не хотелось.

Как часто родители говорят своим детям, как поступать правильно, а сами думают об обратном? Я в очередной раз заглядываю в свое сердце и не понимаю, ненавижу ли я Джафара или все-таки нет?

Тем временем все громче раздаются приказы незнакомого голоса на арабском, все чаще охранники снуют туда-сюда то с какими-то лекарствами, то со стойкой для капельниц. Их лица безэмоциональны, а чужой язык не позволяет разобраться в ситуации. Все плохо? Или все лучше?

Халим возвращается, кладет мне на колени две порции упакованной готовой еды, а сам безотрывно смотрит поверх наших голов. Да что же там происходит?

Через несколько минут сверху раздается тот самый властный голос, который до этого командовал. В его тоне чувствуется усталость и облегчение. Халим подскакивает с места, что-то отвечает. Поднимаю голову. Рядом стоит красавчик, которого первого пустили к Джафару. Судя по всему, он врач.

В один момент Халим срывается с места и идет к шейху, а подошедший занимает его место напротив меня. Рома, занятый игрой с салфеткой, его игнорирует.

— Опасность миновала, — на корявом английском говорит мужчина. — Меня зовут Мирза. Я врач.

— Я уже поняла. Я Вероника, — произношу, чувствуя, как на сердце становится легче.

— И вы?.. — многозначительно тянет мужчина, переводит взгляд на мои руки, на Рому.

— И я не настроена на разговор, — пресекаю неуместные рассуждения о моем статусе здесь.

— У вас дрожат руки, — замечает Мирза. — Вам страшно?

— Я не настроена на разговор, — вежливо повторяю и снова принимаюсь теребить кольцо, отворачиваюсь. Краем глаза замечаю, как мужчина только улыбается, обнажив ряд белых зубов.

— Ладно-ладно, — тон Мирзы становится примирительным. — Вы бледная, того и глядишь, упадете в обморок. А я устал, чтобы еще кого-то спасать.

Я ничего не отвечаю. Главное, что опасность миновала, а окажись мы на земле, что делать дальше? Как выбраться? В голове столько вопросов, ни одного ответа. Мирза сидит напротив меня молча: он воткнул наушники и закрыл глаза. С Ромкой тоже все в порядке.

Дальше время принимается медленно течь. Никто меня не трогает, никто не бросает даже лишнего взгляда в нашу сторону, как будто неведомым образом присутствие врача меня защищает от этого. Никаких посторонних звуков, кроме тихой классической мелодии. Смотрю на телефон: мы летим уже три с половиной часа. Осталось немного. Вот только до чего?

Минут через двадцать музыка стихает, и капитан по рации объявляет о приземлении сначала на арабском, потом на английском языках. Погода ясная, плюс двадцать пять градусов тепла. Расстегиваю куртку. Сегодня будет жарко.

За иллюминатор уже виднеется оранжево-желтая полоска рассвета. Самолет накреняется, снижаясь, и теперь как на ладони внизу лежит огромный мегаполис с золотыми линиями дорожных фонарей, стеклянными небоскребами и черным бесконечным морем.

Старенький смартфон вибрирует в кармане. Это оператор прислал добродушную смску:

«Добро пожаловать в Объединенные Арабские Эмираты!»