Ремора

Галактическая нить

Примечание

В первых главах книги много научных терминов, представление о которых поможет понять происходящее. При этом вы можете легко проигнорировать сноски (они находятся в конце каждой главы), но в таком случае помните: то, что выглядит как магия, на самом деле – современная наука.

Галактическая нить

19 ноября 2024 года, 5:44
Штат Нью-Мексико, США

Ранним ноябрьским утром предрассветное пространство во всех направлениях от территории радиоинтерферометра[1] VLA[2] дрожало рёвом приводов управления разноразмерными тарелками радиотелескопов. Локаторы разом переориентировались в сторону от грядущей зари. Рокот прервали металлический лязг и стук стопорных установок. В наступившей тиши чувствительные датчики незаметно для Динеша начали сообща слушать циклический сигнал.

Его совершенно случайно уловила малая антенна замороженного проекта SETI[3], включённая для теста после внепланового технического обслуживания – за ненадобностью тарелку вот уже четыре года не запускали, и неподвижной чашей для обустройства жилища решило воспользоваться сумасбродное семейство древесных аистов. А поскольку однажды поставленное на баланс остаётся оным навеки, отдавать устаревшую аппаратуру пернатым было не велено. Птиц выселили силами работников ближайшего, милях в тридцати отсюда, парка дикой природы Луера Маунтинс. Затем произвели очистку и ремонт оборудования, и вот сегодня чуть свет не в свою смену явился Роберт Киршнер для наладки, будь он неладен.

Не сказать, что Роб себя как-то слишком уж неприятно вёл. Да и ненавистным Динеш техника не считал, но старался избегать. Было в коллеге что-то чуждое его пониманию – целый набор мелочей, каждую из которых по отдельности отталкивающей не назовёшь. А вместе… Когда они вместе, появляется Киршнер.

Запихнув яблоком обратно в себя очередной зевок, Динеш отбросил в сторону огрызок, прикрыл дверь верхнего яруса центра управления и поплёлся к рабочему месту через дерущую лёгкие завесу сладковатого парфюма Роберта. Тот, сморщив нос, чтобы с него не спали слишком уж маленькие для взрослого человека очки, как раз заканчивал синхронизацию объединённой радиолокационной системы, о чём свидетельствовали зажигающиеся один за другим под потолком зелёные индикаторы активности спутниковых тарелок.

– Цоп, сюда, – приговаривал себе под руку Киршнер, перемещая окна по монитору. – Вот так...

От рычащих тут же за стеклянной перегородкой кулеров охлаждения шкафов с нагруженной вычислительной аппаратурой в помещении было жарковато. Не сведана[4], конечно, но рубашка на спине Динеша повторно взмокла уже через минуту после возвращения с улицы – даже не успел добраться до компьютера, за который бесцеремонно уселся техник.

Выражать недовольство этим Динеш не стал, понадеявшись, что тот скоро освободит его рабочее место. Сам он уселся на соседнее кресло перед безжизненным чёрным прямоугольником монитора, заляпанного чьими-то отпечатками.

– Пу-пу-пу, – выдохнул Киршнер, выводя на экран диаграммы принимаемых сигналов.

При этом Роб по-хозяйски закрыл окно с записями о быстрыхрадиосигналах[5], зарегистрированных Динешем до переориентации телескопов. Конечно, в самих излучениях ничего необычного не оказалось. Он наблюдал за импульсами, внесёнными в каталог источников загадочных сигналов CHIME[6]. Вычленить из них логичные данные было невозможно – его интерес привлекло другое: заметно участившаяся общая периодичность вспышек, которые со вчерашнего дня, точно сговорившись, все разом начали достигать Земли почти вдвое чаще привычного, подсвечивая крупномасштабнуюструктуруВселенной[7].

– Так-так-так, – пробубнил техник.

Он звучно отпил дымящийся кофе из кружки Динеша, ополоснув в напитке рябые усы. Причмокнул от удовольствия и мотнул головой, убирая от глаз выбившуюся грязную прядь и заставив свои стянутые на затылке розовой резинкой кудрявые длинные волосы хлестануть его по щеке с противоположной стороны. Выглядело, точно корова хвостом мошкару от себя отогнала.

Кряхтя над клавиатурой, Роберт открыл панель настроек и начал более глубокую отладку, радиотелескопов, переводя их из пассивного режима наблюдения в активный для точного определения расстояния до объекта, послание от которого уловила приглянувшаяся аистами тарелка, любовно прозванная сотрудниками VLA Малюткой.

И вот спавшая четыре года Малютка уловила нечто. Амплитуда сигнала указывала на искусственное происхождение его источника. Пришло определённо логичное, пусть и зашифрованное в коде «000 377», послание, но делать какие-либо выводы пока было рано. Излучение могло идти от аппарата, отправленного с Земли европейцами, русскими, китайцами, ASTS или парой других, более мелких частных космических компаний.

– Эть! – воскликнул Роб. – Не то… Не то...

Осознав, что Киршнер никуда не собирался уходить, Динеш запустил второй компьютер, поднеся к датчику рядом с веб-камерой свой висевший на шее бейдж. Оживший монитор потребовал взглянуть в объектив и, узнав через него радиоастронома Динеша Тхакура, открыл доступ к системе.

Собранные учёным за ночь данные остались на сервере, правда, судя по тому, как именно был закрыт отчёт, структурировать записи во избежание ошибок астроному следовало заново.

Уловленное радиоинтерферометром пока представляло собой набор кода и графиков, которые ещё предстояло перевести в удобный обывателю визуальный вид, но для радиоастронома многое было понятно и так. Пусть «Сверхбольшая Антенная Решётка» и не могла сравниться по мощности со SKA[8], охватывая ничтожный клочок космического пространства, было очевидно: Галактическая нить минувшей ночью просто сияла радиосигналами, подобно городским улицам во время дивали[9]. Вот уж где действительно свет победил тьму.

Поток нейтрино

18 ноября 2024 года, 21:13
Токио, Япония

Из-за хитроумно выставленного света почти не было видно зала. Софиты били из-под потолка под таким углом, что для Зои пришедшие на презентацию выглядели полурастворившимися во мраке малоподвижными силуэтами. Только лишь красные индикаторы работы их параллельных аудиопереводчиков светились над креслами. Она поправила на правом запястье забарахливший, наверное, умный браслет, одновременно желая почувствовать снова его вибрацию и страшась её. Молчание уже начало затягиваться и дальше было бы неприличным.

Прокрутив в голове уже произнесённые тезисы о том, что у элементарных частиц нет ни формы, ни размеров, да и сами они – не объекты, а колебания в полях, девушка списала отвлекшие её ощущения на усталость от длительного перелёта и продолжила.

– Иными словами, Стандартную модель[1] можно назвать ДНК нашей Вселенной, – заговорила она. – Всё, что нас окружает, включая нас самих, запахи, вкусы, свет, температуру и даже наши мысли, состоит из элементов этой модели, как спирали ДНК состоят из нуклеотидов.

Зои надавила на кликер, выводя новый слайд на экран за своей спиной. Обозначенный линиями на белом фоне квадрат разделился на шестнадцать равных ячеек по четыре в ряд. У правого верхнего угла квадрата возникла семнадцатая дополнительная одиноко стоящая клетка. Все образовавшиеся слоты поочерёдно заполнили обозначения элементарных частиц, для удобства восприятия окрашенные разными цветами.

– Фундаментальных, как видите, семнадцать, однако любая осязаемая нами материя состоит всего из трёх видов частиц – электрона и двух кварков[2], верхнего и нижнего, которые составляют протоны и нейтроны. При этом у каждой из этих частиц есть ещё по два поколения[3] – у электрона это более тяжёлые мюон и тау с равным зарядом. Им соответствуют нейтральные частицы – электронное, мюонное и тау-нейтрино[4] соответственно.

Физик задумалась, стоило ли называть поколения кварков, но решила в этот раз не перегружать аудиторию, хотя ей всегда нравилась поэтичность наименований этих частиц. Пары кварков «очарованный – странный» и «истинный – прелестный» звучали скорее как что-то из мира магии, хотя таковым многим её коллегам и виделся квантовый мир. Да она и сама не была исключением.

– Верхний и нижний кварки, электрон и нейтрино мы встречаем постоянно, а их отличающихся по массе, заряду и спину[5] собратьев можем наблюдать только в ускорителях частиц, – продолжала Зои. – Что касается оставшейся четвёрки частиц – глюона, фотона, z-бозона и w-бозона – то они курсируют между всеми остальными и сообщают им, как взаимодействовать. Варианта всего четыре – сильное, слабое и электромагнитное взаимодействия[6], а также гравитация. Всё это движение происходит в поле Хиггса[7], переносчиком которого как раз и является оставшаяся частица в нашей Стандартной модели – тот самый бозон Хиггса[8]…

На экране в одинокой семнадцатой ячейке появился кружок с буквой H внутри. Значения спина и заряда частицы на схеме обозначились нулями, а массы – вопросительным знаком.

Её парный браслет завибрировал повторно, и на этот раз обмануть себя, сославшись на слабость или рассеянность, уже не получилось. Устройство отчётливо воспроизвело прикосновения Луи – в той последовательности, которую они условились отправлять через гаджеты, если соскучились. Вибромоторчик внутри браслета отчётливо передал три касания – длинное и два коротких. Вместе они соответствовали её имени. Зои.

Механизм замер, а затем прожужжал заново: З – О – И. Звук стих в пурпурных всполохах света на крохотном дисплее. Этот цвет принадлежал Луи.

Она словно на самом деле чувствовала, как он где-то давил пальцем на свой браслет, напоминая ей о собственных мучениях в разлуке. И эта картина бросила её в дрожь. Зои тоже скучала по Луи, но он давно умер. И его не просто похоронили со вторым браслетом из набора – кремировали. Физически не существовало больше ни самого парня, ни устройства.

– Доктор Селис?.. – прорвалось обращение модератора встречи сквозь реактивный рокот мыслей Зои.

Она подняла взгляд и по сменившимся позам зрителей-силуэтов поняла, что они напряжены. Через сцену к ней спешил господин Танака. Селис остановила его рукой, давая понять, что всё в порядке. Собраться с силами для продолжения презентации при этом ей оказалось непросто.

– Как раз с этого… – она пыталась схватиться за давно ускользнувшую нить собственной мысли. – С массы бозона, которая так и не подсказала нам, что есть наш мир – Суперсимметрия[9] или Мультивселенная[10]… С этой непостоянной массы… И начинается ход размышлений в моей работе «Мультисимметрия, или магия квантовой физики»… Извините, спасибо!

Она зачем-то похлопала сама себе и поспешила покинуть сцену под только начавшие зарождаться редкие аплодисменты. Миновав узкий коридор за кулисами, она вышла в более просторный технический и наткнулась на пост охранника. Мужчина средних лет с довольно глубокими для его возраста морщинами на лице оторвался от планшета, на котором вёл партию в сёги[11], и молча уставился на неё.

– Подскажите, где тут выход на улицу? – спросила Зои.

В ответ не последовало никакой реакции. Охранник будто глядел на неё исключительно для приличия, ожидая, когда она уйдёт.

– Балкон? – попытала удачу Селис.

Махнув рукой, она стыдливо помассировала лоб, а затем щёлкнула выключателем висящего над ухом параллельного аудиопереводчика. Красный индикатор погас. У мужчины, в отличие от гостей презентации её первой научно-популярной книги, таких устройств не было.

– Вы ведь меня не понимаете? – усмехнулась она своей оплошности, и сама перешла на другой язык. – Может, английский?

Однако охранник не ответил и на это. Непоколебимость мужчины заставляла Селис чувствовать себя идиоткой.

– Ну конечно… – выдохнула Зои. – Снова взялся за грабли[12].

Мировое эхо

19 ноября 2024 года, 6:52
Московская область, Российская Федерация

Ударная волна от преодоления звукового барьера на мгновение приглушила шум экспериментальных плазменных двигателей и осталась где-то позади беззвучным для пилота хлопком. Предсерийный прототип многофункционального истребителя «П-24» проекта «Поток» успешно проходил эксплуатационные испытания на соответствие проектным характеристикам.

– Гнездо, это Клёст, – оповестил команду разработчиков самолёта управлявший машиной лётчик-испытатель майор Эйстрайх. – Сверхзвук достигнут, разгон без нареканий, перехожу к пилотажу, приём.

– Понял тебя, Клёст, машина стабильна, продолжай по плану, приём, – отозвался шлем.

Пилот заставил самолёт покачать крыльями, в очередной раз прицениваясь к чувствительности системы контроля. Ручка управления казалась ему излишне лёгкой и скорее напоминала пластиковый джойстик для компьютера, с помощью которого его сын играл в авиасимуляторы. По этой причине движения пилоту делать предстояло более осторожными, чем на привычных самолётах.

Чтобы лучше справиться с перегрузками, он склонил голову вправо против предстоящего вращения и перевернул «П-24» в «Бочку» через левое крыло, заставив истребитель сделать несколько полных оборотов вокруг своей оси. На выходе из пилотажной фигуры Эйстрайх устремил самолёт вверх и на половине восходящей петли совершил «Иммельман» – сделал оборот на сто восемьдесят градусов, выходя в обратное направление на ровную траекторию, попав на которую, ещё немного докрутил и сделал «Переворот».

Теперь сосновый лес поплыл зелёными брызгами под головой, размазываясь об каплевидный фонарь[1] кабины пилота. Понизив скорость, майор приблизился к этим зелёным «облакам». Когда уже казалось, что вот-вот какое-нибудь дерево зацепит кили[2] хвостового оперения, пилот вернул машину в более привычное положение.

– Гнездо, Клёст закончил пилотаж без ЧП, – оповестил Эстрайх. – Система управления излишне отзывчива, требует отладки, приём.

– Принято, Клёст, готовь режим радиопротиводействия, приём, – отчеканил диспетчер.

На нынешнем этапе испытаний боевая эффективность не оценивалась, однако всё же инженеры не могли упустить возможность лишний раз задействовать излучатели виртуальных помех, разработанные для обмана радиолокации и систем наведения противовоздушных ракет противника.

Эйстрайх подмигнул светящемуся в дополненной реальности внутри визора[3] шлема активатору радиоэлектронных помех. Материализовавшиеся перед взором полупрозрачные иконки предложили выбрать объект обмана. Из доступных имитаций различных типов самолётов, вертолётов и ракет он выбрал копию своего истребителя и сконцентрировался на ней. В ту же секунду дисплей радара отобразил справа от «П-24» ещё один такой же, которого в действительности там не было.

Цифровой помощник пилотирования шлема схематичной сеткой нарисовал очертания машины, обозначив местоположение радиоэлектронного двойника, а затем предложил выбрать режим его работы или довериться искусственному интеллекту. По интерфейсу управления системой прошла рябь помех. Выглядели они в пределах нормы для условий активации режима РЭБ[4].

– Гнездо, это Клёст, – принёс канал спутниковой связи, заполнившийся перекрывающими речь шумами. – Сверхзвук достигнут без нареканий, перехожу к пилотажу…

Эйстрайх был уверен, что это его собственный голос. Ту же фразу он произносил сразу же после выполнения пилотажных фигур.

– Вас понял, Клёст, машина стабильна, продолжайте, – прозвучала едва слышная сквозь радиосвист команда авиадиспетчера. – Клёст! Ответьте, Клёст, это Гнездо! Приём...

Радар показывал, как невидимая в реальности копия самолёта ускорилась и значительно оторвалась вперёд.

– Вас слышу, Гнездо, приём, – отозвался майор.

– Почему не отвечаете? – допытывал центр управления. – Приём.

– Какие-то помехи в аппаратуре связи, – ответил лётчик. – Похоже на мировое эхо[5], приём.

– Фиксируем время, Клёст, продолжайте, приём.

Вернув внимание к визору шлема, Эйстрайх задал виртуальному клону команду перейти в режим атаки, а целью назначил себя самого. Мчащийся впереди контур истребителя тут же применил аэродинамическое торможение[6], высоко задрав нос. Эйстрайх пронёсся мимо. Понимая, что ИИ выполнил элемент «Кобра» не просто так, он приготовился к нападению.

Радиозащита оповестила о выпущенной двойником ракете «воздух – воздух», а радар обозначил траекторию её движения. Несмотря на то, что РВВ[7] была такой же виртуальной, как и сам атаковавший самолёт, Эйстрайх предпринял попытку уйти. Автоматически отработали тепловые ловушки[8], залпом искр прошивая пространство позади «П-24» и уводя условную ракету мимо цели.

Клон всё преследовал, однако новых попыток ударить со спины пока не предпринимал. Эйстарйх повторил «Иммельман», чтобы выйти ему навстречу.

– Почему не отвечаете?.. – вновь продублировала старый сигнал связь. – Двести тринадцать...

Настоящая и невидимая машины пронеслись друг мимо друга и по широким траекториям опять начали разворачиваться. Эйстрайх не смотрел на приборы, а выглядывал светящегося сеточкой вдалеке противника через фонарь кабины, запрокинув голову.

– Гнездо, я Клёст, помехи в связи повторились, – оповестил он инженеров. – Посторонние звуки, приём.

– Клёст, дублирую. Помехи в связи из-за посторонних звуков. Приём, – повторил слова майора диспетчер.

– Гнездо, там было число… – он задумался на мгновение. – Гнездо, дайте любое число. Скорее! Приём!

Вышедший на прямую немного раньше двойник послал вторую виртуальную ракету.

– Клёст, двести тринадцать… – протрещала связь и вновь сорвалась в едва уловимый шум. – Катапультируйся, Лёня, не тяни!

Эйстрайх выключил режим атаки искусственного интеллекта, и стремящийся к нему фантом ракеты исчез. Двойник перешёл в режим сопровождения, пристроившись рядом. Ответ собеседника заставил майора подумать, будто неполадки с аппаратурой связи каким-то образом начали опережать реальность. В шумах звучало то же число, что позже в действительности назвал диспетчер эксплуатационных испытаний. Но что должно было произойти, чтобы после этого прозвучала команда катапультироваться?

Квантовое сознание

19 ноября 2024 года, 00:54
Пекин, Китайская Народная Республика

Несмотря на позднее время, в вестибюле Больницы 721[1] был переполох. Это стало понятно по обилию горящих окон, заметной через стеклянные двери даже с улицы суете на первом этаже, обилию припаркованных не по правилам автомобилей и полицейскому оцеплению периметра.

Чэнь Юншэн[2] отпустил таксиста и перебежал дорогу, пока она была пуста. Возле группы полицейских ему пришлось продемонстрировать свою ID-карту сотрудника больницы, чтобы попасть внутрь ограждённой территории.

Когда его вызвали обратно на работу, буквально выдернув из постели, он догадывался о значимости дела, но не предполагал, что всё обстояло настолько серьёзно. На его памяти подобные меры безопасности здесь применяли впервые.

Поднявшись по ступеням к дверям центрального входа, Чэнь Юншэн наткнулся на пару мужчин в строгих костюмах. Один из них довольно жёстко остановил его, уперев ладонь ему в грудь.

По губам незнакомца Юншэн прочитал: «Где ваш пропуск? Посторонним запрещено».

Пришлось повторно доставать из кармана плаща бумажник, на котором он закрепил свой бейдж.

Принявший его привратник изучил фото и прочитал вслух: «Врач-биолог Чэнь Юншэн, заведующий лабораторией Больницы аэрокосмического центра»...

Подняв взгляд, он сравнил лицо Чэня с фотографией на карте, после чего спросил: «А разве не все врачи – биологи?»

Вид у мужчины был такой, что вопрос глупым Чэню не показался. Он постучал себя по уху указательным пальцем и напряг голосовые связки. По горлу распространилось ощущение вибрации стона.

Покивав, неизвестный отодвинул в сторону борт плаща Юншэна и прицепил его бэйджик прищепкой к нагрудному карману пиджака.

Он повернулся к коллеге и сказал: «Проверь, что у Юншэна со слухом».

Тот извлёк из-под пиджака смартфон, что-то в нём поискал отрывистыми движениями и утвердительно кивнул. Чэню вернули его бумажник и пропустили внутрь. Он предположил, что эти строгие товарищи могли вполне оказаться если уж не из службы безопасности ЦК КПК[3], то представителями МГБ[4] уж точно.

Подробностей о предстоящей работе ему не сообщили. Их он намеревался получить от старшего хирурга Ву Тая, который уже ждал его в вестибюле, также заполненном неизвестными в тёмных костюмах.

Тай поздоровался с начальником небольшим поклоном и проговорил: «Господин Чэнь, тело вот-вот привезут, его доставили на Землю около часа назад».

Видя, как бровь Юншэна вопросительно поползла кверху, он поспешно вручил ему планшет и добавил: «Погибший на станции „Тянгун”[5] тайконавт[6]. Труп спустили при помощи „Мэнчжоу”[7]».

Задержав ещё немного взгляд на коллеге, чтобы удостовериться в окончании его монолога, врач-биолог опустил глаза на дисплей. На нём было краткое описание инцидента. Снабжённый обязательными, почти ритуальными оборотами официального документа рапорт, подписанный членами команды космической станции, рассказывал о ЧП, произошедшем почти два часа назад на околоземной орбите.

Говорилось, что вышедший в открытый космос для запланированной отладки забарахлившей солнечной батареи тайконавт Ю Пенгфей неожиданно замолчал и перестал отвечать на попытки связаться с ним. Установленные снаружи камеры фиксировали Пенгфея застывшим в невесомости на натянутом страховочном тросе. Датчики скафандра при этом показывали стабильные пульс, температуру и дыхание.

Долгое время он оставался неподвижным, а затем вдруг начал снимать с себя скафандр. Сбросить он успел немногое – перчатки и шлем. Жизненные параметры критически изменились: резко упало давление, пульс ослаб, циркуляция крови начала замедляться, а температура – падать.

Команда приступила к подготовке возвращения Ю на станцию ещё до того, как он начал снимать защитный костюм, однако к моменту, когда второй тайконавт покинул шлюз, температура тела Пенгфея хоть и была далека от абсолютного нуля[8], но оказалась смертельной и составляла минус сто двадцать один градус[9] по Цельсию.

Тело вернули на «Тянгун», где после первичного осмотра и доклада в ЦУП[10] отправили его на Землю в КПКК НП.

Задача перед командой Юншэна стояла важная – провести полный комплекс обследований первого человека, погибшего в открытом космосе, пусть и частично, но без скафандра.

К рапорту прилагались результаты первичного осмотра на станции. Информативными их вряд ли можно было назвать ввиду отсутствия на «Тянгуне» необходимого оборудования. Космический госпиталь, в работе над проектом которого принимала участие команда Чэня, в такой трагичной ситуации был бы очень ценен. Однако запуск уже готового модуля в CNSA[11] пока ещё не назначили.

Работа предстояла длительная, помимо всесторонних исследований самого тела, следовало провести ряд опытов с повреждёнными и уцелевшими тканями разных типов.

Юншэн закрыл информацию о гибели господина Ю и запустил заметки, в которых набрал на клавиатуре: «Рентгенолог на месте? Готовьте томограф[12]. Начнём с виртопсии[13]».

Он передал планшет не поспевающему за ним хирургу, а сам нырнул в собственный кабинет. Не включая свет, Чэнь оставил плащ на вешалке и было вышел обратно в коридор, но, схватившись за ручку, задержался у двери, глядя на флюоресцирующую в темноте статуэтку мозга, подаренную ему знакомым нейрохирургом, господином Дяо Нинем, благодарным за помощь в исследовании влияния невесомости на мозгую активность человека.

А ведь в этой безделушке была научая достоверность, думал Юншэн, поскольку клетки мозга во время работы испускают фотоны с ничтожно малой длиной волны, иными словами, светятся. Процесс этот связан с сознанием и, вполне возможно, вообще его формирует. Что же тогда произошло с мозгом Ю Пенгфея? Как себя вели фотоны в его голове? Что сподвигло мужчину на такой неразумный поступок в открытом космосе? Что вообще могло заставить подготовленного человека пойти на подобный шаг? Он ведь прекрасно должен был осознавать последствия своих действий. И если уж не осознавал, то можно было утверждать о редком явлении эффекта…

Искривление времени

20 ноября 2024 года, 9:35
Штаб-квартира ООН, Нью-Йорк, США

Ледяная вода не слишком успокаивала. Динеш подставлял голову под струю уже около минуты, но всё равно не мог как следует сориентироваться. Уборная продолжала раскачиваться шикарой[1], угодившей в бурный поток во время непогоды, и остановить вращение не удавалось ни упираясь пятками в кафель, ни цепляясь руками за края раковины.

Отправляя в лицо очередную пригоршню воды, Тхакур поморщился от жжения в области левого виска, где на раздражённой коже виднелся круглый след от присоски полиграфа.

– Петров Господь[2], ну и какой же из тебя астронавт, раз ты так от вертушки расклеился? – посмеялся военный, нетерпеливо ожидающий рядом, пока тот приведёт себя в порядок. – У нас в Мичигане тебе бы худо пришлось.

– Я не астронавт, а астроном, – поправил его Динеш, выключая воду.

Не стал добавлять, что никуда лететь он и не собирался. Принялся утирать лицо бумажными полотенцами, а его конвоир водрузил на голову фуражку и отцентровал её кокарду по носу указательным пальцем через козырёк. Тхакур так и не запомнил, как звали военного. Тот отказался настоящим мичигандером[3], и потому слишком много внимания уделял своему родному краю. Из-за этого в голове Динеша приставленный к нему мужчина приобрёл незамысловатое прозвище – Мичиган.

– Пдём[4] уже, задрал, – не выдержал ожидания офицер.

До начала заседания было ещё порядочно времени, однако военный, наверное по служебной привычке, продолжал гнать его вперёд. Спешка была и при посадке в вертолёт на территории VLA, и во время медицинского осмотра в неизвестном месте, и даже на протяжении всей беседы со странными вопросами и подключенным к голове детектором лжи. Пока оператор полиграфа интересовался, знает ли Динеш что-то о каком-то «Випио» и участвовал ли в записи видеороликов о нём, Мичиган не переставал подгонять.

Казалось бы, они попали в штаб-квартиру ООН на двадцать минут раньше запланированного, но нервозность конвоира от этого только возрастала. Он даже несколько раз проверил, выключен ли мобильник Тхакура, который отобрал у него сразу же после встречи в центре управления Сверхбольшой Антенной Решётки.

Динешу расставание со смартфоном давалось особенно тяжело. Мичиган сунул его себе в карман, едва только в Сеть начали просачиваться новости о загадочных событиях, включая зарегистрированные учёными по всему миру сигналы обоих «Вояджеров»[5] и «Пионеров»[6], пойманные радиолюбителями эфиры прошедших несколько лет назад радио- и телетрансляций, а также фото- и видеоподтверждения аномального поведения животных с растениями.

Свидетелем странностей с последними стал и Тхакур. Когда в центр управления радиоинтерферометром, козыряя формой и официальным распоряжением Пентагона о немедленном сопровождении Динеша на внеочередное заседание Совбеза ООН в Нью-Йорк, явился Мичиган, он жевал яблоко. Как выяснилось позже, его тот сорвал на территории VLA с дерева, появившегося посреди песка в том самом месте, куда за пару-тройку часов до этого Тхакур запустил огрызок.

– Скажите же, зачем меня сюда привезли? – Динеш впервые озвучил вопрос, который мучил его на протяжении всего пути от Нью-Мексико до Нью-Йорка.

– Оуп[7], не положено, – ответил Мичиган, открывая перед ним дверь в пока ещё пустующий зал заседаний Совета безопасности. – Приказ есть приказ.

Помещение показалось Тхакуру слишком маленьким. На записях, которые ему приходилось видеть по телевизору или в интернете, оно выглядело на порядок масштабнее. А на деле это был небольшой зал со столом в форме незаконченного кольца, вокруг которого располагались пятнадцать чёрных кресел для представителей стран, окружённые двумя кругами голубых кресел для членов делегаций. Менее значимой публике предстояло сидеть в отдельно стоящих спереди и по бокам рядах красных кресел. Именно к такой группе одиноко стоящих слева мест и пошёл Мичиган.

– Не стой, пдём, – подозвал он Тхакура. – Пром-пом[8].

Опустившись в первом ряду, военный положил фуражку себе на колени и похлопал рукой по соседнему креслу, призывая Динеша садиться. Только после этого тот заметил, что они не были одни в помещении.

В последнем ряду кресел, расположенных по другую сторону от стола-подковы для заседаний, у самой стены сидела отстранённая веснушчатая девушка. Не обращая внимания на только что вошедших, она глядела сквозь пространство и теребила браслет на своей руке.

Мичиган обирал собственную форму, выхватывая щипками из неё незаметные со стороны ворсинки. От этого пустое помещение заполнил шорох ткани, изредка прерываемый ритмичными вибрациями мобильных оповещений со стороны незнакомки. Она на них не обращала внимания.

Томясь от невозможности почитать новости, Тхакур начал рассматривать фреску в поддержку мира, которая занимала всю стену перед столом. В центре композиции восставал из пепла феникс, а по бокам от него домой возвращались выжившие солдаты и военнопленные или рабы. Изображённые снизу скалы с пещерами будто пожирали спрятавшихся в них несчастных. Большую часть работы занимали сцены мирной жизни, в которых Динеш не нашёл ничего выдающегося. Зато поглядев в правый верхний угол он невольно улыбнулся, заметив в нём глядящего через телескоп на небо астронома.

Снаружи зала начал стремительно нарастать шум, и с хлопком дверей, впускающих внутрь людей, помещение разорвал гомон толпы. Проходящие слишком организованно для простых зевак расположились по красным креслам, заняв все их без остатка.

Второй военный опустился справа от Тхакура и прямо через него потянулся здороваться с Мичиганом.

По залу распределились охранники в тёмных костюмах. Они заняли места у дверей и в проходах. Несколько человек осмотрели стол и кресла представителей стран, а затем хаотично расселись на синие кресла вместе с вошедшими делегациями, растворившись в них.

По рядам пошли работники штаб-квартиры, раздавая всем присутствующим параллельные аудиопереводчики. Динеш принял из рук девушки в сером костюме довольно увесистую для своих размеров скобу из металла и пластика и, повторяя за Мичиганом, набросил её на левое ухо, а затем включил нажатием на единственную кнопку. Висящая перед ушной раковиной часть девайса коротко провибрировала, и Тхакур услышал приветствие системы. Работала она, как понял астроном, посредством костной проводимости[9]. Устройство предложило назвать свой язык. Динеш решил выбрать родной хинди, на котором редко говорил в последнее время.