В Костаржи вешали редко. Ну а графа до этого — вообще никогда.
Серое небо нависло над площадью Святого Якова Огнетворца, словно предвещая трагедию. Холодный ветер гнал по мощеной булыжником площади обрывки пергамента и сухие листья. Запах сырости и гнили висел в воздухе, смешиваясь с тяжелым ароматом страха и отчаяния.
Андрэ дель-Косталь стоял в толпе и старался не выделяться. Поверх единственного костюма, оставшегося у него, мальчишка накинул самый обычный плащ, который ему втюхал Гурат. Старая солдатская шляпа, нацепленная с той же задачей, оказалась сильно велика, но ее поля хорошо скрывали приметное лицо.
От плаща пахло кислятиной и мокрой псиной, а шляпа то и дело сползала на лоб, скрывая все. Сейчас он походил скорее на голодранца, который ограбил пьяного солдата, но это даже неплохо. Мало кому из горожан придет в голову, что беглый сын опального графа оденется в такое по своей воле.
И уж тем более никому не придет в голову, что беглец заявится на место казни, где так много солдат. Вот только Андрэ не мог поступить по-другому.
Отец выглядел отвратительно. Его вывела из бронированного экипажа пара солдат и грубыми толчками направила к только что сооруженному помосту. Специально для него возвели. Шесть плотников работали не покладая рук, явно старались.
Только сейчас они поняли, что имелось в виду под фразой «заказ для графа дель-Косталя». И, судя по кислым рожам, они явно оказались к такой шутке не готовы.
Отец поднялся на подмостки и встал, где велено.
От того сильного и крепкого мужчины, каким он был буквально два дня назад, не осталось и следа. Пальцы переломаны и распухли так сильно, что рука походила на лапищу кузнеца Эдмона, а не на руку благородного владельца этих земель. Левый глаз заплыл багровым синяком, а на скуле виднелся глубокий порез. Его некогда прямая спина теперь сгорбилась под тяжестью пыток.
Легкая рубашка за недолгое время оглашения приговора успела пропитаться кровью из вновь открывшихся ран, образуя на ткани жуткие алые узоры. Если не знать, кого вешают, то можно было бы предположить, что гвардия поймала главаря банды душегубов, настолько неприятно выглядел отец.
Государственный обвинитель — граф Бенуа дель-Конзо — на его фоне выглядел просто роскошно: дорогой камзол из бархата с вышивкой, шелковая сорочка, а на ногах сапоги из искусно выделанной телячьей кожи. Длинные мышиные волосы туго стянуты в хвост.
Что говорил этот червяк, Андрэ не слушал. Кровь так сильно била в висках, что заглушала любые звуки. Судя по тому, с каким запалом говорил Бенуа, он переходил к вердикту. Дель-Конзо взглянул на притихшую толпу перед виселицей и выдержал театральную паузу. Его холеное лицо лоснилось от самодовольства, а в глазах плясали огоньки злорадства.
Он то и дело поправлял свой безупречный камзол, словно боясь запачкаться от одного лишь присутствия рядом с измученным подсудимым. Скрип досок под его ногами казался неестественно громким в напряженной тишине.
Отвратительный фарс, и все вокруг это понимали: обвинитель, подсудимый, даже толпа. Королевский суд всего за день. Обвинение меньше чем за час. Чтение приговора и то заняло больше времени, чем все следствие.
Люди молчали, но это молчание звучало громче любого крика.
Напряжение висело в воздухе, густое и осязаемое. Кто-то украдкой вытирал слезы, другие сжимали кулаки от бессильной ярости. Шепотки пробегали по толпе — то тут, то там, словно ветер по пшеничному полю. Но тут же они затихали под тяжелыми взглядами солдат дель-Конзо. Звон доспехов и оружия стражников время от времени нарушал гнетущую тишину.
Андрэ видел, с каким достоинством смотрит замученный и усталый отец. Мальчишка окинул всех собравшихся длинным спокойным взглядом, запоминая каждого. Толпа хранила гнетущее молчание, будто оцепенев от ужаса. Ни единого возгласа, ни малейшего требования скорой расправы не доносилось. Горожане просто смотрели на то, как пришлые вешают их графа, и старались не выдать настоящих чувств.
Вокруг площади возвышались старинные здания с узкими окнами, за которыми прятались любопытные лица людей, которым не нашлось места на площади. Флаги с гербом дель-Косталей, еще вчера гордо развевавшиеся на ветру, теперь были сорваны, а на их месте уже виднелись королевские штандарты.
Личное войско отец распустил перед арестом по прямому приказу короля. Теперь практически все офицеры заперты по домам и квартирам в ожидании суда, но уже над ними. Солдаты Дель-Конзо сейчас хозяйничали в городе и пригородах. Вели они себя по-свински нагло, и это немудрено — королевские гвардейцы встали двумя лигами южнее на дороге. Начни чернь в городе беспорядки, и эти паскудники примчатся на помощь захватчикам меньше чем за день.
И как бы ни любили подданные своего графа, но справиться с ротой пороховых магов в одиночку у них не получится.
Достаточно и половины таких бойцов, чтобы положить в гроб каждого мужчину старше двенадцати. Запах пороха и масла от оружия новых хозяев города витал в воздухе, смешиваясь с привычными ароматами.
Люди не пойдут на смерть, и Луи дель-Косталь этого и не ждал. Он отдался в руки суда, лишь бы предотвратить бессмысленную резню, которая могла захлестнуть город.
Он устал от резни.
Мостовая, по которой арестанта четвертью часа ранее вывели на эшафот, оставалась все еще влажной от недавнего дождя, отражая тусклый солнечный свет, пробивавшийся из-за туч.
Они с сыном встретились взглядами. Мгновение узнавания, замешательства и облегчения отразилось у отца только в глазах. Внешне же он и бровью не повел — казался холодным и отстраненным, словно только что проснулся и не до конца понимает, какого черта тут происходит. Только бы не выдать слишком долгим взглядом своего мальчика.
Нельзя.
Колокол на ближайшей церкви пробил полдень, заставив некоторых особенно впечатлительных в толпе вздрогнуть. Пауза меж тем уже слишком затянулась, и королевский обвинитель продолжил.
Дождь лил и лил.
— Это было безрассудно, — прорычал Гурат, грубо втолкнув Андрэ в темную сырую подворотню. Запах плесени и гнилых овощей ударил в нос. — Как я только согласился на все это? Ты хоть понимаешь, что могло случиться?
— Я должен был, Жан, — тихо произнес мальчишка, опустив глаза. Его тонкие пальцы нервно теребили край потрепанного плаща. — Я пошел бы и так, даже без твоей помощи.
Конечно, именно этим соображением старый солдат и руководствовался. Гурат служил у дель-Косталей три десятка лет, а потому знал их породу, как свои четыре с половиной пальца. За эти тридцать лет он вдоволь насмотрелся на своих лордов, их причуды и безрассудства. Именно лордов — мальчишка будет уже третьим, кому служит Жан, и, похоже, не менее хлопотным.
На службу Гурат поступил еще во времена деда этого мелкого засранца. Стальной Арно трепал гноанцам нервы, а потому набирал солдат, как разбитная шлюха собирает срамные болячки. К нему же записалась и рота Жана. Вот только старый лорд умер на третью весну после этого. Не пережил тяжелейшего сабельного удара, оставив после себя лишь горстку воспоминаний и контракт еще на семь лет без права досрочного расторжения.
Сынок Луи принял титул на месте, прямо в походной палатке умершего отца. Говорили, что его руки все еще были в крови. Так или иначе, но графом он стал. А затем, не дав времени высохнуть слезам на щеках, повел солдат в бой и размазал врагов тонким слоем по полю.
«Горячая южная кровь», — как шутил Гурат про себя, глядя на своих господ.
Да уж… Только эта самая кровь шла в придачу к поистине ослиному упрямству и безрассудной храбрости. Сколько раз молодого графа Луи приходилось вытаскивать из самой гущи сражений, где тот резался, словно полоумный, работая шпагой и дагой и выкрикивая отборную кабацкую брань, Гурат уже и не помнил. Сбился со счета, потому как больше чем до ста считать не умел.
Андрэ же, хоть и рос больше маминым ребенком, тихим и рассудительным, с носом, вечно уткнутым в книги, но порой отмачивал что-то такое, как сегодня. От таких вот фортелей даже у видавшего виды Гурата дыбом вставали остатки волос.
«Я пошел бы и так», — еще раз прозвучал голос парня в голове у Жана, и тот впервые с ужасом подумал, что этот сопляк по количеству проблем может с легкостью переплюнуть отца и деда вместе взятых.
— Послушай-ка, мальчик… — начал Жан, но Андрэ его перебил.
— Я не мальчик, я твой граф, — с гневом произнес он и взглянул на старика.
Гурат рассмеялся, потер левое ухо, от которого осталась едва ли половина, и с вызовом сказал:
— Ты, похоже, не слушал того напудренного индюка или делал это жопой. Ты теперь никто. Капиш? У тебя нет ни титула, ни земель, ни богатств. У тебя даже военного опыта и то нет, сопляк, так что я буду звать тебя, как захочу, и, пока не отрастишь яйца побольше моих, будешь это терпеть и не вякать. Уяснил?
Андрэ молчал. Он впервые столкнулся с подобным обращением и стоял в полнейшем шоке.
Гурат постучал в небольшую дверь, и ее открыла какая-то беззубая старуха. Увидев лицо старого солдата, она распахнула дверь на полную и впустила пару внутрь. Там оказалось темно и душно. Пахло пылью, брагой и старым немытым телом. Андрэ, привыкший к роскоши графского замка, с трудом сдержал тошноту. Его взгляд метался по убогому жилищу.
Кривой стол, никогда не видавший скатерти, занимал большую часть тесной комнатушки. На нем громоздились немытые миски и кружки, куски застарелого, окаменевшего хлеба и остатки какой-то склизкой похлебки. Два шатких стула, казалось, вот-вот рассыплются от малейшего прикосновения.
В углу на продавленной кровати лежала куча тряпья. Закопченные стены были увешаны пучками сушеных трав и кореньев, издававших странный дурманящий запах. Единственным источником света служила чадящая лучина.
Старуха подвела гостей к стене с потрепанным гобеленом и отогнула его край. За грязной закопченной тряпкой оказалась небольшая потайная дверь. Хозяйка недолго поколдовала над ней. Что именно она делала, не было видно, так как старуха старательно закрывала собой замок. Так или иначе, она открыла дверь и пропустила нежданных гостей.
— Благодарю, мадемуазель, — произнес Жан и обрубленным указательным пальцем качнул поле своей шляпы.
— Ты сам все знаешь, старая мразь. — Женщина произнесла слова слабым дребезжащим голосом. — Долг закрыт.
— Конечно, ми амор! Живи в мире.
Гурат взял небольшой фонарь, стоявший на бочке. Ловко чиркнул пару раз кресалом и запалил фитиль. Света фонарь давал немного, но солдат с уверенностью шагнул в дверной проем.
— Благодарю вас, мадам, я не забуду вашей доброты, — произнес Андрэ и последовал за своим провожатым.
Старуха фыркнула и, не сказав ни слова, закрыла за ними проход. Мальчишка удивился, обнаружив перед собой не какой-то мелкий и тесный пенал, а натуральный вход в катакомбы.
— Я… — начал он несмело.
— Что «я»?
— Я не извиняюсь, — слегка виноватым голосом начал паренек, — но, возможно, был неправ, Жан.
— Что? — Гурат усмехнулся. — Видать, в лесу сдох медведь, раз ты так не извиняешься. Послушай меня, парень, и не надо смотреть на меня волком. Я не просто так злюсь на твою глупость. Прежде чем воплощать какие-то свои фантазии, подумай головой хорошенько. Поверь моему опыту, это никогда лишним не будет.
Ночь подкралась незаметно, граф дель-Конзо рухнул в массивное кресло с высокой спинкой, обитое темно-бордовым бархатом. Уже четвертый день он занимал покои хозяина замка Костаржи, и это его бесило. Бесило настолько, что он был похож на бешеную собаку.
Граф окинул взглядом роскошный кабинет. Стены увешаны дорогими гобеленами с изображениями охотничьих и мифологических сцен. Массивный дубовый стол, за которым он сидел, украшала искусная резьба.
В углу комнаты возвышался внушительный камин, над которым висел большой портрет предыдущего владельца замка. Свет от нескольких канделябров с горящими свечами отбрасывал причудливые тени.
Роскошь, которая так близко, которая должна была стать его, ускользнула так легко…
Чертов король обманул. Обвел вокруг пальца и сделал это так мастерски, что графу оставалось только трястись от бессильной злобы. Он должен был получить эти земли! Этот замок! Этих драных слуг и крестьян. Он! Не король!
— Вина! — приказал граф и стукнул кулаком по столу.
Служанка быстро убежала, оставив его одного. Бенуа прикрыл глаза, стараясь перебороть привычную мигрень, и почувствовал приближение среднего огонька. Демон, который ощущался, был больше, крупнее, чем у обычного порохового мага, а значит в гости пожаловал капитан-лейтенант Руззак, чтоб его черти отымели. Постепенно послышался перезвон шпор. Кляк-кляк, кляк-кляк.
Огонек все приближался и приближался, пока наконец не остановился у двери хозяйского кабинета.
— Входите, Руззак, — произнес дель-Конзо, стараясь скрыть недовольство.
Дверь распахнулась, и на пороге действительно оказался капитан-лейтенант. Он вошел, стянул с головы шляпу и отвесил весьма формальный поклон. Не так почтительно, как того бы хотелось графу, но не совсем уж неуважительно — на грани приличного.
— Доброго дня, милорд, — спокойно произнес офицер. — Позволите?
Рукой в перчатке он указал на кресло напротив и сделал это весьма выразительно, почти требовательно.
— Не могу отказать вам, садитесь, — проговорил дель-Конзо спокойно, с легкими нотками меланхолии в голосе. — Тем более что я тоже тут не хозяин, как вы можете знать.
Служанка внесла графин с вином и пару бокалов. Вышколена неплохо — догадалась, к кому мог прийти этот индюк в гвардейском мундире.
— Будете? — спросил Бенуа гостя.
— Не откажусь. — Руззак подкрутил правый ус и взглянул на служанку, поставившую перед ним бокал.
Молодая, дородная, таких женщин он любил.
— Как продвигаются поиски мальчишки? — Слуга короля отхлебнул немного вина и слегка расслабился.
— Никак, — отозвался граф недовольно. — Этот чертов Жан Гурат помогает ему скрываться.
— У вас целый город, набитый солдатами под завязку. И вы не можете найти в нем одного несчастного мальчишку и старика, который должен уже сраться под себя?
Граф расхохотался.
— Я сказал что-то смешное?
— Немного, месье-капитан. Вы ведь не местный, я прав?
— Я из Санжеоль.
— Простите, не знаю, где это. — Слово «захолустье» Бенуа учтиво не произнес. — Так вот… Жан Гурат вовсе не такой старик, к каким вы привыкли. Он уже минимум сорок лет служит, тридцать из них Жуару.
Титул дель-Косталь или граф дель-Конзо старательно не использовал. Нет больше такого графа, и никогда не было! Осталось только разобраться с мелким недоноском, и можно считать вендетту удавшейся.
— Так вот, — продолжил Бенуа, отхлебнув из бокала весьма недурного вина, — это не просто старик, а расчетливая и крайне злобная сволочь, рожденная от последней портовой шлюхи только с одной целью — резать глотки. И, поверьте моему опыту, он это делает просто отлично. Не верите мне?
В ответ Руззак только улыбнулся. Похоже, он действительно не верил.
— Я много про кого такое слышал, но пока ни единого доказательства вы мне не предоставили.
— Что же, прошу. Сынок Луи был на прогулке с учителем словесности, я знаю точно, поскольку этого типа подкупи мои агенты. По замыслу, мальчишка должен был оказаться у моих людей, и тогда все кончилось бы сразу. Но я как чувствовал проблемы, так что послал четверых опытных пороховиков. Все служили мне не меньше десяти лет, обладали демонами первого ранга и вместе могли справиться с любым бойцом. Слаженная четверка. Вам надо дальше пояснять?
— Нет.
Капитан-лейтенант Пьер Руззак действительно знал, на что способны подобные бойцы вчетвером. А потому он несказанно удивился, когда дель-Конзо продолжил.
— Всех четверых нашли мертвыми в квартале от того места, где проходил урок. Предателя Жан Гурат зарезал там же, словно свинью.
— У старика могут быть сообщники.
— Несомненно, — согласился граф. — Я даже больше скажу: это его город, он знает тут каждый уголок и каждую щелку. А потому нам нужно еще время на поиски. Дайте его нам, и парень будет висеть в петле.
— Сколько вам надо?
— Месяц.
— Месяц? — Губа капитана королевской гвардии дернулась.
Город затих перед очередным закатом, словно в ожидании неминуемой бури. Патрули, облаченные в серые с белым цвета дель-Конзо и вооруженные до зубов, расползались по всем возможным закоулкам и углам. Они заглядывали в каждую щель, каждую лачугу и притон.
Согласно официальной версии, озвученной глашатаями на площадях, солдаты ловили всех возможных ублюдков и негодяев, от карманников до убийц, расплодившихся при старой власти. Однако и последний дурак, греющий руки у костра в трущобах, уже знал, что истинной целью этих псов был поиск беглого сынишки казненного графа дель-Косталь.
Поиски все затягивались, превращаясь в бесконечную игру в кошки-мышки. И, по мнению всех непричастных, мышка пользовала кошку весьма грубо и противоестественно.
С каждым новым днем слухов о мальчишке становилось все больше. Они выскакивали, словно прыщи на грязном теле, и смысла в них становилось преступно мало.
Кто-то говорил, понизив голос до шепота, что парень давно убит, разрезан на куски острым, как бритва, ножом мясника и похоронен под покосившимся сараем соседа-отшельника.
Другие острословы додумались до версии, в которой мальчишка был тем самым свидетелем, по показаниям которого осудили старого лорда. Отправил, стало быть, собственного отца на виселицу, да был таков.
В ответ на резонные вопросы сторонники этих сказок покровительственным тоном рассказывали «наивным дуракам», как жизнь на самом деле устроена. Ведь только так у благородных власть и передается — убийством да отравительством. А что насчет поисков, так тут все просто: хотели бы найти — уже бы нашли. А значит в сговоре все вместе, и это все патрулирование — только для отвода глаз.
Сплетники третьего типа, самые отчаянные и романтичные, утверждали и вовсе безумное: дескать, мальчишка под чужим именем, скрыв свое благородное происхождение, завербовался в роту королевских мушкетеров. Ну и вместе с ними, преодолевая бурные реки и дремучие леса, спешит во дворец к самому королю. Чтобы там, прорвавшись сквозь ряды стражи, рассказать монарху об истинных заговорщиках, плетущих интриги.
Недаром же, шептались они, рота этих красномундирных мразей так быстро снялась с места и умчалась восвояси. Только клубы пыли да цокот копыт за собой оставили — так спешили предупредить короля о готовящемся преступлении.
Подвода, скрипя деревянными колесами, медленно приближалась к западным воротам. Вечерние сумерки окутывали массивные каменные стены, лучи заходящего солнца уже едва пробивались из-за них. Вдоль дороги тянулись глубокие рвы, заполненные мутной водой. Всю неделю дождь лил словно из ведра, так что канавы не просыхали ни на мгновенье.
Повозка остановилась на досмотр у подъемного моста, цепи которого угрожающе поскрипывали на ветру. Высокий солдат в потертом мундире дель-Конзо, но с начищенными до блеска пуговицами, быстро подошел, держа в руке дымящий факел. Свет огня играл на суровом лице стражника, подчеркивая перебитый орлиный нос. Воин недовольно взглянул на старого и худого возницу, сидящего на ко́злах.
— Какого дьявола тебя принесло перед комендантским часом, сволочь? — проговорил стражник громко и зло, голос его эхом отразился от каменных стен.
Возница явно отвлек его от каких-то важных дел и теперь получал сполна за такое неуважение.
— Так это… приказ господина графа. — Мужик, нервно теребя потрепанную шляпу, вытащил помятую путевую грамоту. — Вот бумаги, стало быть, что можно мне за стены после заката.
— Открывай тент, — приказал солдат, поднося факел ближе к повозке.
— Да как же это? Милорд приказал никому… — Возница съежился, бросая тревожный взгляд на укрытый полотном груз.
Пистоль, отполированный до блеска, выскользнул из кожаной перевязи и уткнулся в его покрытый оспинами и мелкими сосудами нос. Запах пороха смешался с запахом пота и страха. Пробудившегося демона он не ощущал, но с такого расстояния не промахнется даже слепой.
— Капрал Дэймон! — прокричал не в меру подозрительный солдат.
— Что? — От группы стоящих у жаровни с углями мужчин отделилась коренастая фигура. — Какого черта тебе надо, Гуго?
— Тут у меня умник один хочет без досмотра пройти.
— Да чтоб вас всех демоны преисподней раком… — послышалась брань капрала.
Капрал Дэймон примчался, звеня амуницией, и уложился буквально в несколько секунд. Весь путь до затора его сапоги гулко стучали по деревянному настилу, а из-под досок при ходьбе выдавливалась грязь, которая мерзко чавкала.
Офицер выглядел на порядок лучше, чем солдат в его подчинении: камзол был чище, сапоги явно дороже, а через грудь была перекинута длинная лента, расшитая галунами.
— Что тут у тебя, старик? — спросил офицер перепуганного насмерть возницу, который, казалось, вот-вот упадет с козел с разрывом сердца.
— Приказ… у меня, — промямлил тот, дрожащими руками протягивая бумагу.
— Слазь.
Словно по команде рука высокого солдата стянула старика на землю, так что тот едва не растянулся в грязи.
Дуло вновь уперлось в рябое лицо возницы. Убежать не получится.
— У нас тоже приказ. Открывай или будет у тебя еще одна дырка для свиста, — прорычал офицер, поглядывая по сторонам. Говорил он злобно, не терпящим возражений тоном.
Подвода со скрипом остановилась прямо посреди дороги. Лошадь, измученная ночной поездкой, тяжело дышала, пар клубился в прохладном утреннем воздухе. Рассвет только-только забрезжил на востоке, так что все вокруг казалось спящим.
— Ну-с, — произнес труповоз, натягивая поводья, — свою часть я выполнил, Жан.
— Конечно. — Бывший пороховик цокнул языком и вытащил из потрепанного кармана увесистый кошель. — Держи, Нико, как и условились.
Возница, прищурив один глаз, пару раз подбросил кошелек на мозолистой руке, прикидывая вес. Звон монет разнесся в утренней тишине, нарушаемой лишь далеким воем ветра.
— Мне стоит пересчитывать? Или ты добавишь те две серебряные монеты, которых не хватает? — спросил Гарболь, хитро улыбаясь. И эта улыбка его совсем не выглядела доброй — редкие пожелтевшие зубы выглядывали из-под разбитой и распухшей губы. Почти половина отсутствовала, а разбитые десны добавили к желтому еще и красные оттенки.
Примерно так и должен был улыбаться мерзавец вроде него. На Гурата же этот оскал имел слабый эффект.
— От тебя ничего не скроешь, старый лис. — Рука Жана вновь отправилась в карман и вынырнула уже с двумя недостающими монетами.
Серебро тускло блеснуло в полумраке. Гарболь жадно облизнулся, глядя на собственное богатство.
— Выпало, пока трясло на ухабах. — Жан не стал долго оправдываться и вместо этого выдал первое пришедшее в голову. — Держи, теперь все должно быть ровно.
— Конечно-конечно, — не стал спорить возничий. Закуситься со старым служакой, конечно, можно, но только не факт, что исход будет в его пользу. А потому он принял ложь: — Я тебе охотно верю.
Николя ухмыльнулся, добавил монеты в кошель и сунул его за пазуху.
— А разве могут быть сомнения? — Жан изобразил на лице притворную обиду, но глаза выдавали его веселость.
Не получилось — значит не получилось. В конце концов, старый труповоз и впрямь их вывез из замка.
— Пф-ф-ф, Гурат, мальчонке рассказывай, какой ты честный, а мне не надо. Я тебя как облупленного знаю. — Николя махнул рукой в сторону все еще квелого Андрэ. — Если бы ты мог, то и мать собственную надурил.
— Не-е-ет, моя старушка, упокой господь ее грешную душу, на такое не повелась бы. Сама ведь меня, на свою голову, научила.
Оба старика рассмеялись. Андрэ же все еще страдал от легкой дурноты в голове и не поддержал шуточный тон. Тем более что их возничий его откровенно пугал.
— Ладно, мил с-дари, — Гарболь хлопнул рукой по козлам, — вылезайте, дальше я с вами не поеду.
— Спасибо, старина, ты нам, считай, жизнь спас.
— В задницу свою благодарность засунь, и лучше не появляйся в городе еще лет сорок, а то от тебя одни проблемы.
— Учту твои пожелания, Нико.
— Уж будь добр. Ладно, пока, старый урод. — Бандит хлопнул солдата по плечу и расхохотался. — А то мне еще обратно в город нужно, надо поговорить с парой ублюдков на тему честно заработанного и нечестно отнятого. Да и этих соколиков надо скинуть студиозусам.
Андрэ все еще чувствовал слабость после снотворного, а потому весьма неуклюже спустился на землю. Подошвы его сапог утопали в мягкой, влажной земле. Жан, несмотря на свой возраст, спрыгнул весьма ловко — не как кошка, но куда ловчее мальчишки. Он быстро вытащил из кузова с мертвецами два мешка с их нехилым скарбом и оба отдал Андрэ.
Телега, скрипя колесами, развернулась и покатила обратно к городу, оставляя за собой клубы пыли. Гурат проводил ее взглядом, мрачно усмехнувшись. Похоже, через пару дней городской список мертвых пополнит пара имен никому не известных стражников.
Старый солдат слишком хорошо знал труповоза Гарболя и почти сочувствовал тем двум ублюдкам на воротах. Но мысли о них занимали его голову недолго.
— Я думал, что он приврал про студентов… — произнес Андрэ удивленно.
— Замолкни, — резко оборвал его Гурат.
Старик настороженно огляделся по сторонам, его рука машинально легла на рукоять спрятанного под плащом кинжала.
Он простоял так с минуту, все ожидая внезапного налета с дороги или засады, но ни того, ни другого не было. Ни намека на касание к искре демона, ни запаха пороха или пота. Даже стука копыт не было слышно. Лишь шелест листвы и отдаленное пение птиц нарушали утреннюю тишину.
Похоже, что «Друзья друзей» их только что выпнули из города от греха подальше. Достойное решение весьма скользкого вопроса. Оставалось только надеяться, что об этом дель-Конзо донесут не сразу, а хотя бы на следующий день.
По примерным прикидкам, к тому времени они с Андрэ должны были уже оказаться на границе ленных земель покойного Луи.
— М-да… — пробурчал Жан, расслабляясь. — Хорошо иногда иметь крайне дурную репутацию.
— Думаешь, ловушка? — спросил Андрэ, все еще напряженный.
— Не-е-ет. — Солдат громко зевнул, прикрыв рот морщинистой ладонью. — Николя бы не рискнул играть на две доски. Ублюдок меня слишком хорошо знает и понимает, что, когда я вернусь в город, а я непременно после такого вернусь, то ему же первому выпущу кишки. И сделаю это так, что весь Великий Конклав Лекарей обратно их не затолкает.