Резонанс тишины

Глава 1. Вера

Тишина в радиотелескопе «Горизонт-7» была не отсутствием звука, а отдельным, плотным веществом, в котором тонули мысли. Вера провела пальцем по пыльному пульту, и этот легкий шорох прозвучал как выстрел. Ее оборудование — два широкополосных микрофона, портативный рекордер и ноутбук с эквалайзером — лежало разложенным, как хирургические инструменты. Все датчики показывали ноль децибел. Абсолютный, физически невозможный ноль.

Ее наняла группа энтузиастов-урбанистов, чтобы составить карту акустических аномалий города. «Горизонт-7», заброшенный с конца девяностых, был главным призом. Легенды гласили, что здесь пропадали люди. Вера в легенды не верила. Она верила в цифры. А цифры говорили, что здесь ничего нет. Ни низкочастотного гула, ни ветра в щелях купола, ни даже писков мышей. Ничего.

Она включила рекордер, чтобы зафиксировать этот феномен. На экране звуковой волны не было, лишь прямая, мертвая линия. Вера закрыла глаза, пытаясь «услышать» тишину своим внутренним ухом. Так ее учил брат. «Слух – это не только уши, Верка. Это вся кожа, это кости.»

И тут она это почувствовала. Легкий, едва уловимый зуд в барабанных перепонках. Как будто давление снаружи и изнутри выравнивалось. Воздух стал гуще, тяжелее. Она открыла глаза.

Сначала не поняла, что изменилось. Все тот же заброшенный пульт, тот же гигантский купол над головой. Но свет, пробивавшийся сквозь разошедшиеся листы обшивки, был другим. Он не был серым, каким был полчаса назад. Он был... плоским. Лишенным теней и глубины. Как на выцветшей черно-белой фотографии.

Она посмотрела на свой дисплей. Прямая линия звуковой волны начала дрожать. На нее наложился слабый, едва различимый сигнал. Не звук, а его призрак. Она поднесла наушник к уху.

Шепот. Чужой, незнакомый голос, накладывающийся на ее собственное учащенное дыхание. Он говорил что-то на непонятном языке, но интонация была ясной, как крик. Панической, одинокой мольбой.

Вера резко сорвала наушники. Сердце колотилось где-то в горле. Она обернулась, оглядывая огромный зал. Она была одна. Абсолютно одна.

Но это был не ее голос в наушниках. И это был не ее страх. Он пришел извне, как вирус, заразивший тишину.

Она встала, собрав оборудование с автоматической, выверенной годами точностью. Руки слегка дрожали. Нужно было выбираться отсюда. Сейчас же.

Сделав первый шаг к выходу, она споткнулась. Посмотрела под ноги. На сером бетонном полу лежал маленький, потрепанный блокнот в черной коже. Такого там не было, когда она заходила. Она подняла его. На обложке не было ни имени, ни надписей. Она сунула его в карман куртки и почти побежала к едва виднеющемуся выходу — маленькой двери в основании купола.

Когда она вышла наружу, ее оглушил звук. Ветер, шелест травы, отдаленный гул города. Мир вернул свои краски — грязно-зеленую хвою, ржавый металл забора, блекло-голубое небо. Она сделала глубокий вдох, чувствуя, как дрожь понемногу отступает.

Достала телефон, чтобы отметить локацию на карте. Устройство потрескивало, экран заливали помехи. «Сбой сети». Вера пожала плечами, привыкнув к плохой связи в таких местах. Она села в свою старенькую «Ладу» и, прежде чем завести мотор, открыла блокнот.

Страницы были исписаны стремительным, угловатым почерком. Формулы, схемы, обрывки фраз. Ее взгляд упал на одну из них, обведенную в рамочку: «Зона Q. Порог — 10 минут. Обратный путь требует резонанса. Ищи Первоисточник.»

Слова «Первоисточник» и «Зона Q» ничего ей не говорили. Но почерк... она видела его тысячи раз. Это был почерк ее брата. Дмитрия.

Он исчез пять лет назад, и все говорили, что он либо погиб, либо просто сбежал от своей жизни. Но Вера никогда не верила. И теперь, сидя в машине у заброшенного телескопа, с его блокнотом в руках, она знала — она была на правильном пути. Его путь начался здесь, в этой тишине. И ее путь только начался.

Она завела машину и включила диктофон.
«Отчет№17-Б. Объект "Горизонт-7". Аномалия подтверждена. Абсолютный нулевой звуковой фон. Зафиксирован посторонний аудио-артефакт... субъективная природа. Обнаружен материальный артефакт... Связь с делом Дмитрия Сомова вероятна. Начинаю расследование.»

Она не сказала вслух о плоском свете и о шепоте, который был не её. Некоторые вещи сначала нужно проверить самой.

Глава 2. Лев

Кофе в кружке был уже холодным, как и воздух в его однокомнатной квартире. Лев смотрел на экран ноутбука, где мигал курсор на чистом листе. Очередная попытка начать роман. Очередное поражение.

Его сестра Аня говорила: «Ты просто должен писать, Лёва. Не думать, а писать. Слова сами найдут дорогу.» Но Ани не было уже три года. А слова дорогу не находили. Они застревали где-то между горлом и кончиками пальцев, превращаясь в безжизненный шум.

Телефон завибрировал, заставив его вздрогнуть. Незнакомый номер.
—Лев? Лев Голубев? — голос был старческим, но твердым.
—Да.
—Мне вас порекомендовали. Вы занимаетесь... литературной обработкой?
Лев поморщился.«Литературная обработка» — это то, чем он занимался, чтобы платить за эту холодную квартиру и за кофе. Предисловия для чужих мемуаров, статьи для научпоп-журналов, стилизации.
—Да, занимаюсь.
—У меня есть текст. Дневник. Нужно привести в порядок, сделать... читабельным. Для узкого круга. Оплата хорошая.

Час спустя Лев стоял у двери старомодной сталинской высотки. Дверь открыл высокий, сухопарый мужчина лет восьмидесяти, в строгом свитере, несмотря на тепло в квартире.
—Проходите. Я Борис Игнатьевич.

Кабинет был заставлен книжными шкафами и пахло пылью и старыми страницами. Борис Игнатьевич протянул Льву толстую папку.
—Вот. Будьте осторожны. Текст... своеобразный.

Лев открыл папку. Рукопись. Не напечатанная, а исписанная от руки тем же, как ему показалось, угловатым почерком, что был у его отца-инженера. Формулы, схемы, бессвязные заметки на полях.

«...теория эфира ошибочна не в сути, а в подходе. Эфир — не среда, а отражение. Зеркало, в котором застревают наши шумы...»
«...Зоны Тишины— не аномалия, а норма. Наш мир — это аномалия, какофония, сбой...»
«...они слушают.Сборщики. Они питаются нашим эхом. Что они строят из наших звуков? Свой мир?»

Лев поднял глаза на Бориса Игнатьевича.
—Это... художественный вымысел?
Старик усмехнулся,но в глазах у него не было веселья.
—Считайте, что да. Ваша задача — сделать его убедительным. Не трогайте формулы. И... вот это. — Он ткнул пальцем в абзац, обведенный в рамочку. «Зона Q. Порог — 10 минут. Обратный путь требует резонанса. Ищи Первоисточник.»
—Это ключевая мысль. Ее нужно сохранить любой ценой.

Лев кивнул, чувствуя легкое головокружение. Текст был бредом сумасшедшего. Но в этом бреде была странная, гипнотизирующая сила. Как будто он не просто читал слова, а прикасался к чему-то холодному и чужому.

Вернувшись домой, он сел за стол, отодвинув свой пустой документ, и начал читать вслух, чтобы «почувствовать» стиль.

«...и сегодня я снова провалился. Всего на пять минут. Но этого хватило, чтобы увидеть их. Они не смотрят. Они слушают кожей. Их мир беззвучен, как могила. Наша могила...»

Внезапно на кухне со звоном разбилась кружка, которую Лев был уверен, что поставил в середину стола. Он вздрогнул и обернулся. Никого. Сквозняка быть не могло — окна были закрыты.

Он глубоко вздохнул и снова погрузился в чтение. Он не заметил, как за окном стемнело. Не заметил, как погас экран ноутбука, перейдя в спящий режим. Его мир сузился до пожелтевших страниц и голоса безумного гения. Он был редактором, но чувствовал себя археологом, откапывающим кости древнего, невиданного зверя.

Перед сном он пошел умыться. Включил воду и потянулся за зубной щеткой. И тут звук воды... пропал. Совсем. Он видел, как струя бьется о раковину, видел, как брызги летят во все стороны, но не слышал ровно ничего. Абсолютной, давящей тишины, описанной в дневнике. Эпизод длился не больше двух секунд, а затем звук вернулся с оглушительной силой, заложив уши.

Лев отшатнулся от раковины, прислонившись к стене. Сердце бешено колотилось. Он посмотрел на свое отражение в зеркале — бледное, испуганное лицо.

«Художественный вымысел», — с горькой иронией подумал он.

Он вернулся в комнату, сел за стол и открыл почту. Написал своему заказчику, Борису Игнатьевичу: «Текст требует глубокого погружения. Есть вопросы. Что такое "Зона Q"? Кто такие "Сборщики"?»

Ответ пришел почти мгновенно, хотя был третий час ночи: «Не задавайте вопросов, на которые я не могу дать ответа. Просто работайте. И будьте осторожны. Иногда тексты... резонируют с реальностью.»

Лев закрыл почту. Он больше не чувствовал холода. Он чувствовал ледяной укол страха и невероятное, запретное возбуждение. Впервые за долгие годы ему было не до своего ненаписанного романа. Он держал в руках чужую историю, которая была куда реальнее всего, что он мог придумать.

Он достал свою собственную, чистую тетрадь и на первой странице вывел: «Дневник. Начало.»

Глава 3. Вера

Блокнот брата лежал на столе в ее звукоизолированной квартире, как улика с места преступления. Вера методично, страницу за страницей, фотографировала его на специальный макрообъектив, оцифровывая каждый клочок. Она создала базу данных, связав отсканированные страницы, свои аудиозаписи и карту города.

«Зона Q» упоминалась несколько раз. Рядом с одной из записей была карандашная зарисовка — схематичное здание с куполом. «Горизонт-7». Рядом с другой — адрес в промзоне, который Вера тут же отметила на карте как «Объект №2».

Но больше всего ее занимали формулы. Она была аудиологом, а не физиком, но некоторые уравнения были знакомы по старому дипломному проекту Дмитрия о пси-акустике и воздействии инфразвука на сознание. Он изучал, как звук может «гнуть» пространство восприятия. Похоже, он нашел способ гнуть само пространство.

Она взяла свой самый чувствительный микрофон — конденсаторный, с полосой от 2 Гц — и поехала по адресу из блокнота.

Это оказался заброшенный цех по производству акустической плитки. Ирония не ускользнула от нее. Место, созданное для поглощения звука, могло быть очередной «зоной».

Цех был огромным, залитым тем же плоским, безтеневым светом, что и в телескопе. Но здесь тишина была иной. Она не была пустой. Она была насыщенной, как будто состояла из слоев спрессованного шума. Её шаги по бетону не просто гулко отдавались — они тонули, как в вате, и через секунду возвращались едва слышным, искаженным эхом.

Она включила оборудование. На экране снова была прямая линия, но на этот раз она пульсировала. Не звуковые волны, а ритмичные всплески тишины. Она сделала несколько шагов вперед, к центру цеха.

И снова почувствовала это. Давление в ушах. Воздух сгущался. Она посмотрела на дисплей. Прошло девять минут.

«Порог — 10 минут».

Адреналин резко ударил в виски. Она развернулась и быстрым шагом пошла к выходу, стараясь не бежать. Паника — плохой советчик. Она слышала, как ее собственное дыхание становилось всё глуше, как будто кто-то закручивал регулятор громкости её жизни.

Она вышла на улицу, за порог цеха, и мир снова обрушился на неё какофонией ветра, гулом машин с трассы и собственным оглушительным сердцебиением. Она прислонилась к ржавой стене, делая глубокие вдохи.

Это было не воображение. Порог существовал. И она была на волоске от его пересечения. Навсегда.

Вернувшись домой, она залила новые данные в базу. Программа для анализа спектров выдала аномалию. В тишине цеха, на самой границе слышимого диапазона, был сигнал. Не случайный шум, а структурированный повторяющийся паттерн. Как код.

Она усилила его, отфильтровала помехи. И сквозь шипение проступил голос. Тот самый шепот из телескопа, но теперь яснее.

«...не можешь вернуться тем же путем... нужен резонанс... ключ в Первоисточнике... они следят...»

Голос был паническим, но в нем была и надежда. И он был голосом её брата. Она узнала его. Спустя пять лет.

Она откинулась на спинку кресла, дрожащими руками нажала паузу. Значит, он был там. В том плоском мире. И он пытался ей что-то сказать. Предупредить. Или позвать за собой.

Её телефон завибрировал. Неизвестный номер. Обычно она не отвечала, но сейчас, на взводе, взяла трубку.

— Алло?

— Вера Сомова? — Голос был вежливым, безличным, как у автоответчика.

—Да.

—Мы из Института акустической экологии. Наши системы зафиксировали ваше присутствие в зоне с нестабильным акустическим фоном. Ради вашей же безопасности, просим вас предоставить все собранные данные для экспертизы.

Вера похолодела. «Институт акустической экологии». Она слышала это название. Одна из страниц блокнота Дмитрия была исписана им с полей: «ИАЭ. Маскировка. Не верь.»

— Какие данные? — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я проводила стандартные замеры шума для урбанистического проекта.
—Мы понимаем. Тем не менее, протокол требует изоляции потенциально опасных аудиоматериалов. Мы можем встретиться?
—Я вам перезвоню, — быстро сказала Вера и положила трубку.

Она заблокировала номер и выключила телефон. Сердце бешено колотилось. Они нашли ее. Слишком быстро.

Она подошла к окну, отодвинула край жалюзи. Напротив, в серой служебной машине, сидел человек в темных очках. Он не читал, не смотрел в телефон. Он просто сидел и смотрел на её подъезд.

Они не просто нашли. Они уже были здесь.

Глава 4. Лев

Дневник захватил его полностью. Лев жил в его ритме, дышал его паранойей. Он спал урывками, просыпаясь от ощущения, что в комнате кто-то есть — кто-то, кто не дышит.

Борис Игнатьевич на связь не выходил. Его телефон не отвечал. Лев звонил в домофон той самой сталинки — никто не подходил. Словно его наниматель испарился, оставив его наедине с этим текстовым проклятием.

Он продолжал работу. Приводил в порядок безумные записи, пытаясь сохранить их сумасшедшую энергетику, но облекая в более связную форму. Чем дальше, тем больше он понимал, что это не бред. Это был отчёт. Отчёт о путешествии в место, которого не должно быть.

«Сборщики», писал автор, «не являются существами в привычном понимании. Это сгустки намерения, порожденные тишиной. Они не видят глазами. Они "слышат" форму объектов, их историю, их звуковую память. Они "собирают" эти эха и плетут из них свою реальность. Наш мир для них — сырье. Шумный, беспокойный карьер.»

Однажды вечером Лев пошел в ванную и замер на пороге. Зеркало. В нем отражалась его бледная, невыспавшаяся физиономия. Но было что-то не так. Он подошел ближе. Его отражение... отставало. Он уже остановился, а его двойник в зеркале сделал еще полшага. И на его лице была не его усталость, а маска абсолютного, беззвучного ужаса.

Лев зажмурился, сердце ушло в пятки. Когда он снова посмотрел, все было нормально. Он смотрел на себя, а он — на себя.

«Тексты резонируют с реальностью», — вспомнил он слова Бориса Игнатьевича.

Он вернулся к компьютеру, решив отвлечься на что-то реальное. Проверил почту. Спам, рассылки... и одно письмо с темой «Резонанс». От незнакомого адреса.

Он открыл его. Текст был коротким.

«Лев. Вы не знаете меня. Я читала ваш запрос на форуме о теории эфира. Вы спрашивали о "Зонах Тишины". Не задавайте больше вопросов в открытых источниках. Они следят. Ваш Б.И. исчез. Будьте осторожнее. В.»

Лев откинулся на спинку стула. Кто эта В.? Как она нашла его? И что значит «исчез»?

Он вбил в поисковой запрос «Зоны Тишины». В основном, эзотерические сайты, парочка статей о необъяснимых исчезновениях в определенных местах. Ничего конкретного. Затем он ввел «Институт акустической экологии».

Официальный сайт. Строгий, современный дизайн. «Исследования в области снижения шумового загрязнения мегаполисов». «Разработка инновационных звукопоглощающих материалов». «Забота о здоровье горожан». Все выглядело предельно благообразно.

Но на одной из страниц, в разделе «Наши проекты», он нашел групповое фото. Среди улыбающихся учёных в белых халатах он увидел человека с каменным, аскетичным лицом. Подпись: «Директор по исследованиям, доктор физико-математических наук К.Г. Орлов.»

И тут Лев вспомнил. Он видел это лицо. В дневнике. На одной из последних страниц была карандашная зарисовка этого самого человека. И подпись, сделанная рукой автора дневника, дрожащей и злой: «Орлов. Страж Порога. Не впускай его в свой мир.»

Лев резко встал, задев кружку с холодным кофе. Она упала на пол, но не разбилась, а покатилась, издавая глухой, неестественный стук. Он поднял ее. Керамика была ледяной, как будто только что из морозильника.

Он понял, что игра закончилась. Он дергал за ниточки, не подозревая, что они ведут к динамиту. Теперь он знал слишком много. О «Сборщиках». О «Зонах». Он видел лицо «Стража Порога». И кто-то по имени В. предупредил его, что за ним следят.

Он подошел к окну. Его квартира находилась на первом этаже. Во дворе никого не было. Только детская качелька раскачивалась от ветра, скрипя цепями. Скрип был монотонным, навязчивым. Как метроном, отсчитывающий последние секунды его старой, безопасной жизни.

Он вернулся к компьютеру и написал ответ на письмо от «В.».

«Кто вы? Что случилось с Борисом Игнатьевичем? Что мне делать?»

Он нажал «Отправить» и стал ждать, не веря, что получит ответ. Он смотрел на экран, а сам прислушивался к скрипу качелей за окном. Скрип не стихал. Он был единственным звуком в его внезапно ставшей очень тихой и очень опасной вселенной.