Родина знает...

1994

Если бы звёзды не зажигались как фонарики, маленькая Женя никогда бы не заметила, что между ними промелькивают, не то, чтобы тени, а как будто всполохи не столько чёрного, а и ни белого, а именно того серого цвета, который и называют сумеречным. А только эти всполохи были похожи не на язычки пламени, а на маленьких существ с крылышками. Женя, раскрыв рот смотрела на них, стараясь не пропустить ни одного движения. Вот одна звезда зажглась, другая, третья…

- Малышка, ты почему не спишь? – отец вышел к ней на балкон – Уже ночь, а тебе завтра в садик.

- Там волшебные существа! – Женя показала пальчиком в небо – Они зажигают звёздочки!

- Фантазёрка ты моя! – он подхватил девочку на руки – Мне бы твою фантазию, а то целыми днями в кабинете, бумаги да стены.

- А ты, папочка, не переживай. Я тебе всё покажу! Я их не только ночью вижу, они и днём везде летают!

- Договорились, а теперь в кровать!

*****

В детский сад Женя ходила с удовольствием, в их военном городке, детей было не то, чтобы много, но на две группы набралось. А так как, все отцы служили в одном полку, то так или иначе, были знакомы, да и дети постоянно бегали то к папам в парк, где стояли танки и самоходки, то к мамам, которые работали и в школе, и в столовой, и в магазинах, в общем, по всему городку. Взрослые не боялись, что с ними что-то случиться, те дети кто постарше, присматривали за младшими братьями и сёстрами, да и чужие в городок попадали редко. На улице царила весна, буйным цветом цвели сирень и черёмуха, сладкий, дурманящий запах, заставлял сдерживать дыхание. Женя притянула к себе веточку сирени, уткнулась носиком в плотные бутончики, втянула воздух и громко чихнула. Мама, что шла чуть сзади, улыбнулась и сорвала ей эту веточку. Довольная девочка подняла её вверх и зашагала как солдат на параде, притопывая и размахивая свободной рукой. До детского сада было рукой подать, мама подвела её к калитке, и помахав на прощание, пошла в другую сторону.

******

- Если ты ещё не понял, то именно ты и поедешь поездом, сопровождать колонну, до самой границы, а если понадобится и с нами пойдёшь!

Подполковник гневно смотрел на набычившегося майора, этот хлыщ, приехал недавно, перевели из Ленинграда, паркетный, форма не получена на складе, а пошита у портного, высокомерный, вроде танкист, а нос морщит как барышня, только что платочком нос не прикрывает.

- Александр Сергеевич, но я же только приехал, даже обустроиться не успел!

- Успеешь. Попрошу ребят, помогут, и мебель занести, да и собрать если понадобится. У тебя пять суток на обустройство. Свободен!

Майор недовольно поджал губы, но перечить не посмел, развернулся на каблуках и вышел из кабинета.

- Саша! – в раскрытое окно заглянула миловидная женщина, лет тридцати, Александр улыбнулся и высунулся в окно чуть не по пояс.

- Да, любимая! Я весь внимание, но только после поцелуя!

- Да не буду я тебя целовать, медведь ты этакий! Люди кругом! – её глаза смеялись, кокетливо покачав головой, она чмокнула довольного подполковника в губы и отстранилась.

- Смотрят, ну и пусть смотрят! Можно подумать, они такого никогда не видели! – Александр Сергеевич залез на подоконник и выпрыгнул на улицу.

- Саша! Ну не солидно! – она прижалась к мужу и украдкой оглянувшись, погладила его по щеке – Решили кто с колонной пойдёт?

- Да, новенький. – он нахмурился – Противный он, вечно такую рожу корчит, как будто ему должны все. Небось, не только в бою не был, но и на учениях только в бинокль смотрел.

- Говорят он без жены приехал, не захотела из Ленинграда уезжать.

- Да, он сказал, что позже приедет. Да ну его к чёрту! – Александр притянул жену за талию – Нина Михайловна, а не пойти ли нам с вами сегодня вечером, прогуляться! В парке оркестр каждый вечер играет, а мы давненько с тобой в вальсе не кружились!

- Полностью с вами согласна, Александр Сергеевич, Женьку к Огарёвым отправим, Егор во дворе простынь мастырит на стену, ребятишкам мультики крутить будет.

- Отлично! – Александр вытянулся во фрунт – Разрешите идти?!

- Идите, подполковник! – Нина погладила его по щеке – Люблю тебя!

*****

Александр проводил жену взглядом, тяжело вздохнул и сел за стол. В дверь постучали.

- Войдите!

- Ну, что? Сказал? – светловолосый майор из службы войск, прозванный Иваном Бровкиным, за сходство с героем старого фильма, подвинул стул и уселся напротив командира. Эти двое, уже несколько лет, почти не расставались, оба прошли Афганистан, там же и встретились, и побратались, и, к радости, обоих, судьба свела их вместе в одной части.

- Нет. Как я ей скажу?

- Ну, как-то надо. Не сбегать же как мальчишка, не солидно уже.

— Вот и она так же сказала – Александр хмыкнул – Да, Серёга, на войне не боялся, да и сейчас не боюсь, а ей сказать, что уезжаем, коленки трясутся. Как представлю слёзы в её глазах, так легче повеситься. Женька то маленькая ещё, не поймёт, наверное, хотя кто её знает. Она интересная, выйдет вечером на балкон и смотрит на небо, а как звёзды загораются, она прям глазёнки распахивает, и такой в них восторг, говорит какие-то волшебные существа звёзды зажигают как фонарики… Если бы не знал, что там будет, с собой бы забрал, в жизни бы с рук не спустил…

- Ну… Я бы, конечно, что ни будь и сказал бы, да ты знаешь, мне то не так повезло, как тебе. Моя то, уехала, даже детей завести не успели. Слушай, хорош, нюни распускать! Прекращай, а то я сейчас сам заплачу! Мои то слёзы тебя жестокосердного не тронут, я-то знаю, что меня ты, не то, что не пожалеешь, а пинками в танк загонишь, и заставишь катать нас обоих, и желательно по лужам, да поглубже. А только, прекращай, слышишь? Не рви сердце.

- Да, ладно. Отпустило. Как там индюк столичный, не всех ещё презрением облил. Бывают же такие… А ты видел, как он чай пьёт? Я чуть со смеху не помер, представляешь, кружка железная, облупленная, а он мизинчик оттопырил и маленькими глоточками прихлёбывает!

1994-1996

Женя стояла почти не дыша, глядя как колонна танков двигается по дороге. Шум двигателей и грохот траков её не пугал, все в городке привычные были, но сколько бы раз она не видела, как эти огромные машины проезжают мимо, всякий раз сердечко её наполнялось таким восторгом, что тело непроизвольно силилось взлететь и оказаться на самой башне этого, огромного существа, мощного и грозного, но в то же самое время, не столько пугающего, сколько родного. Она вцепилась в уши шлемофона на голове и покачивалась в так лязганья траков, это лязганье превращалось в музыку всякий раз, когда она его слышала. Шлемофон, да именно шлемофон, а не шлем, она засмеялась, вспомнив сколько раз ей это отец повторил, когда в прошлом году подарил ей его, самый маленький размер нашёл, а только он всё равно велик был. Если и было у Жени что-то дороже кроме родителей, то именно это самый шлемофон. Они то почти у всех мальчишек в городке были, а только для неё он был особенным, она помнила как у отца глаза от слёз блестели, «Танкисточка, моя!», да именно его глаза и светились той самой любовью, что переполнила её сердце так, что слёзы хлынули.

Колонна почти прошла, и Женя разочарованно опустила руки. Но последняя машина замедлила ход и остановилась. Из неё выбрался дядя Серёжа и махнул ей рукой.

- Женька! Давай сюда! А то мы без тебя не погрузимся!

С громким визгом она кинулась навстречу, Сергей подхватил её на бегу, и без усилий поставил на корпус.

- Застёгивайся, поедем батю твоего искать, где-то он там с железнодорожниками застрял. – он заглянул в открытый люк - Вовка! Принимай пассажира!

******

- Береги Женьку, Нина. Особенная она, не такая как другие дети. Сама знаешь, ей бы на звёзды смотреть, да на танке визжать от восторга. Как будто и не девочка, да и не совсем мальчишка. Скучать без вас сильно буду.

Александр крепко обнял жену, прижался к ней со всей нежностью. Нина сдерживала слёзы, но и бодриться у неё не получалось. Женя смотрела на родителей, настроение было паршивым. Хоть они ей и сказали, что отец на учения едет, однако окрестная ребятня вовсю шепталась о том, что папы на войну едут, с теми самыми чеченами, про которых слухи ходили такие, что душа холодела. Нельзя плакать, отец считает, что она сильная, да и вообще, слёзы только для девчонок! Она то и девочка, а только девочки танкистами не становятся, а она без этого самого танка, даже не знает, как жить.

- Женя! – Александр опустился на одно колено и подал дочери руки – Ты уже самостоятельная, нынче в школу пойдёшь, так что помогай матери, не ругайтесь тут без меня! – Александр заглянул дочери в глаза – Помнишь, мы с тобой про Родину говорили, что она самое главное для человека? – Женя кивнула – Так вот, всегда знай и помни, что именно ты и есть моя Родина, ты и мама. И если что-то не так складываться будет, просто знай, что я всегда с тобой, со своей Родиной, а дороже Родины, у меня ничего нет. И если меня нет рядом, то просто подумай обо мне и спроси себя, а чтобы сделал папа, как бы поступил, поругал бы меня или сказал бы, «Задай им жару, мы же в танке, а танки грязи не боятся!». Надеюсь, это тебе поможет.

От таких слов Женя едва не захлебнулась теми самыми слезами, которые нельзя было выпускать через глаза, и они комом осели в горле. Она обняла, этого, не сильно то и большого, худощавого, когда-то черноволосого, но теперь уже почти седого мужчину, которого любила больше жизни и прижалась так, что и не оторвать бы было, если бы не эта проклятая война…

Сергей, стоявший неподалёку, глядя на них, закусил губу и украдкой вытер повлажневшие глаза.

- А ну-ка, Евгения Александровна, бери-ка ты и меня в рыцари! – он так же опустился на одно колено перед девочкой – Да, Женька, мы то с твоим отцом, всё равно что братья родные, а где его Родина, там и моя!

Женя разразилась слезами, обняла обоих за шеи, и всхлипывая, горячо прошептала:

- Попробуйте только не вернуться! Я вас, где угодно найду, никогда не брошу!

******

Первое сентября не принесло никому радости, новости приходили неприятные, с каждым днём мрачнели жители городка, по этому и праздника не получилось. А самое паршивое было то, что тот самый майор, который появился в части незадолго до то того, как большую часть экипажей отправили на границу с Чечено-Ингушской республикой, хоть и поехал тогда с ними, но вскоре вернулся, был назначен исполняющим обязанности командира части, и стал наводить свои порядки. Его жена и сын, старше Жени всего на год, стали сразу важничать и показывать всем, что они и есть то самое начальство, при котором не только жить, но и существовать без их надзора нельзя. Женя не сразу обратила внимание, что мама стала не просто молчаливой, но и замкнутой. Если бы не школа, которая не была трудностью, читать и писать Женя умела, да и цифры складывать в примеры тоже, да письма отца, она бы и не замечала той тишины, которая царила в квартире, не с тех самых пор как отец уехал, а стала она слышаться, после того, как именно жена того майора, высказала матери, что та не слишком то и важная тут, а то что муж командир, так про того командира уже только ленивый не сказал что он никчёмный. Многие жители городка недовольны были новым командиром, но и сказать ничего не могли, а по этому и стали приспосабливаться, а раз приспособились, то и стали примечать, к кому он благоволит, а к кому нет. И постепенно, и Женя, и Нина, стали меньше общаться с другими, да и из дому выходить. Самой то Жене это не сильно мешало, до тех пор, пока тот самый мальчик, не стал презрительно называть её чеченкой, за тёмные, волнистые волосы и глубокого серого цвета, большие глаза. А почему он решил, что она именно чеченка, Женя не догадывалась до тех пор, пока один из одноклассников, не стал её за волосы хватать и говорить, что ей надо горло перерезать, как те самые чечены с нашими русскими солдатами делают. А случаться это стало после того самого нового года, когда уже война началась. Сначала Женя смотрела на учительницу, которая и присутствовала при одной такой сцене, в школе ведь драться нельзя, а та самая учительница, сделала вид, что это просто игра, и не стала останавливать этого мальчика. А именно это и дало ему право, продолжать свои выходки. Терпела Женя не долго. Однажды, напали на неё уже трое мальчишек, вот тогда то она и не стала им позволять себя третировать, а схватила стул, и со всей силы огрела им одного из них, замахнулась на второго, а тот разорался на весь класс, что она ненормальная, убивает всех. Вызвали и Женю, и мать к директору той самой школы, но не правду искать, а устроить судилище именно им. И если бы тогда, та самая учительница, не высказалась что именно из-за национальности Женю и не любят в классе, у Нины глаза бы на лоб не вылезли. Но сколько бы она ни доказывала, что именно они и не чеченцы, ей никто не поверил, а в доказательство привели то, что именно у её мужа, такие же серые глаза, как и у чеченцев. У русских то они голубые, а таких глаз больше ни у кого нет. Сказать что Нина тогда удивилась, было бы и возможно, если бы ей прямо не сказали, что или школу меняйте, или заберите те самые исторические справки из архивов, в которых и значится, что именно её муж, не столько и чеченец, сколько родился в той самой республике, пока ещё Советский Союз был. А то, что он там прожил недолго, так это и неинтересно никому, есть связь, значит и он к этим врагам относится. Вот так и стали они жить не с людьми, а с их ненавистью. А ненависть эта не так уж сильно проявлялась, если бы не стала мама так сильно сгибаться и плакать много. Если бы Женя не знала, почему она плачет, то и не стала бы искать того самого сына, той самой падлы, при которой их стали врагами считать. А когда нашла, да и не сильно то это и трудно было, то и не стала с ним разговаривать, а так по башке настучала, что и у него не стало, тех самых иллюзий, что именно он и станет главным среди той ребятни, что вокруг стояла. Вот и стала Женя, той самой «вожатой», что не в пионерском лагере за детьми смотрит, а именно той «важнячкой», что и среди взрослых не пропадёт, и с ребятнёй управится. А звание Танкист к ней так крепко прилипло, что и не отделить было, ни её, ни тот самый шлемофон, про который она никогда не забывала. И если он не голове был, то либо на поясе висел, либо на шее, сзади, как капюшон. А если бы её не стали называть Танкистом, то и не стала бы Женя в штаны обряжаться, да только и штаны стали ей не в помощь, а только сделали из неё того самого парня, в которого если влюбишься, то и близко не подойдёшь, а то и схлопотать можно, да и не просто схлопотать, а и нормально так огрести. Вот и стали мальчишки к ней не как к девочке относиться, а как к тому самому парню, что и знать бы не знал, а как полюбил бы её не за то что она красивая да пригожая, а именно за ту силу духа, что и в огне не сгорит, и в воде не утонет.