Родные узы

Информация

Дорогие друзья!

Приветствую вас в начале новой истории. Она сильно отличается от "Не её герой", но и мы сами по себе не одинаковые, поэтому советую читать разного направления истории и книги.

"Не её герой" читайте в моих книгах :)

ХО.

Роман "Родные узы" не проходил профессиональную вычитку и корректуру. Может содержать незначительные ошибки. Все персонажи и события являюстся вымышленными.

Обновление планируется по понедельникам, средам и пятница.

Приятного прочтения!

P.S.: автору будут приятны ваши отзывы, комментарии и сейрдечки.

Пролог

Сидни родилась на семь с половиной минут раньше своего брата, которого несправедливо назвали Адамом, первым. В жилах маленькой и прелестной девчонки, которая смотрела на мир лишь несколько секунд, текла сильная кровь Отца Семейства. Этот ребенок был настоящим плодом любви странного и жестокого человека с не менее странной, но чувственной женщиной. Был частицей их самих. Был первенцем, заслуживающим отдельных почестей и уже имеющим светлое будущие в их темном мирке. Это ребенок был везунчиком еще в утробе и должен был иметь такое же будущее. Но это ребенок был девочкой и только выйдя первой из матери потерял всю надежду на будущие.

Ни один из мужчин того общества не горел желанием иметь дочку и уж тем более как первого ребенка. А для Отца это было сродни позору, ведь он должен был олицетворять всю силу их Семьи, быть крепким стержнем, мужчиной и, как минимум, его первенец должен быть мальчиком. Рождение девочки – пощечина не только отцу, но и всему обществу. Брак, от которого избавлялись. Брак, о котором забывали и не рассказывали.

И малютка Сидни была браком. Для ее родителей избавление не играло большой роли. Мать не должна была ничего знать, ведь она была занята появлением на свет еще одного ребенка. Отец и доктор лишь ждали, кем окажется следующий и что предпринять. Через десять минут, после рождения первого ребенка, матери было объявлено, что он перестал дышать и погиб и остался лишь один мальчик. Слезы горя и радости перемешались на лице женщины и она с трясущими руками прижала к груди единственное, что ей оставили – сына Адама, отгоняя от себя вопрос: сам ли ребенок перестал дышать или это оказалась девочка? Правду ей все равно не суждено было узнать.

Доктору было поручено разобраться с ребенком чисто, чтобы никто больше не узнал. В тот момент, когда подушка уже заносилась над тихо спящим младенцем, в кладовую ввалился Джон, снайпер первого разряда и мастер бесконтактного боя. Он был пьянее обычного и, расстегнув штаны, начал справлять нужду прямо на грязные щетки швабр.

- Проклятье! – Выругался тот, когда палка швабры ударила по голове и осознал место положение. – Черт!

- Это не сортир...

Джон с силой треснул кулаком по стене: пьяное тело не подчинялось желанию прекратить облегчаться и пробурчал что-то вроде «я понял». Когда наконец вся жидкость из мочевого пузыря вышла, он смог застигнуть молнию на джинсах и кое-как вытер ладонь об штаны, но остался стоять на прежнем месте, легонько постукивая головой по стене. Губы безмолвно шевелились, создавая лишь образ проклятий и бранных слов, когда заканчивались силы ругаться, Джон сжимал губы, прокусывая их зубами. Глаза он сжал так сильно, словно старался втолкать внутрь себя. А по красному лицу размазались слезы, все еще вытекающие из плотно сжатых глаз. Столько ярких эмоций, как сейчас, он не испытывал даже в те моменты, когда лишал кого-то жизни: гнев, ярость, отчаянье, безысходность, потерянность и стыд – все крепко переплелось в нем и упало камнем в груди.

Спрятав подушку за спину, доктор боялся пошевелиться. В тайне надеялся, что Джон сейчас выйдет из кладовой и ничего не заметит, но человек оставался на месте, слегка покачиваясь, а накаченные плечи приподнимались на добрые десять сантиметров каждый раз, когда он делал вдох. Джон был не очень высоким, худощавым, но слишком накаченным и имеющий слишком широкое основание своего треугольника: плечи, бока, поясница. Он не был крупным, но к нему боялся подступиться каждый потому, что этот человек всегда был сам с собой, ни когда не показывая своих эмоций, ни когда не говоря лишнего слова, но при всем при этом Джон мог быть отличным парнем, если сам затевал разговор. Он был похож на большого и доброго волка-одиночку, готового быть со всеми, но ни с кем конкретно. Готов был общаться с каждым, но лишь пока готовы общаться с ним. И сейчас, видя такую бурю эмоций, док растерялся. Руки, и без того трясущие от предстоящего дела, затряслись сильнее, но просто стоять и бояться было не выходом.

- Ди!... – Док откашлялся, чтобы укрепить свой голос и повторил, - хэй, дружище, что стряслось?

Джон попытался ответить, но вместо слов из груди вылетел душераздирающий, но тихий стон. Закусив губу, чтобы совладать с собой, он лишь покачал головой из стороны в сторону, выигрывая себе время для ответа. Когда прошло пара минут, его дыхание выровнялось, а мысли более-менее упорядочились, Джон предпринял еще одну попытку ответить на вопрос.

- Снова...

Сил хватило лишь на одно слово и снова весь ком боли подступил к горлу, сжимая его тисками и лишая воздуха, медленно опускаясь вниз и захватывая в свои лапы грудную клетку, а потом и желудок, сжимая, скручивая, разрывая.

Это был наихудший ответ, который мог прозвучать, он лишил доктора всех вариантов фраз для дальнейшего разговора, не хватало даже сил вдохнуть воздух или ахнуть, взмолить к Богу или к Дьяволу и не известно кто из них сейчас был ближе. Мысли лихорадочно бегали в голове, сменяя одна другую, но не смея вырываться из уст: они не имели смысла. Сейчас для Джона не существовало ни единого слова, фразы, жеста или действия, способного исцелить его боль, хотя бы поддержать или отвлечь. Все, что могло произойти просто являлось бы течением времени и насмешкой над горем. Все потеряло смысл. Все, кроме...

- Рози?

- В отключке, - Джон снова шмыгнул носом и на этот раз утер его рукавом.

Понимая, что его все равно не видно, док кивнул. Оставшийся смысл в жизни человека напротив него сейчас был без сознания, скорее всего, в порядке, под наркозом и просто восстанавливал силы, чтобы проснуться, чтобы испытать на себе снайперские способности мужа бить прямо в цель, чтобы умереть, но продолжать иметь возможность дышать. Казалось, хуже быть не могло.

- Мне жаль. – Слова вырвались, раньше, чем док понял свои намерения и поёжился: этому человеку не нужна была жалость.

- Я в норме, - тут же отрезал Джон, выпрямив спину.

- Ди, я...

- Я сказал, - он ударил кулаком по стене, - я в норме! Чего тебе?!