1915 год, 3 мая. Где-то возле Царского села
Бронеавтомобиль в сопровождении шестерки мотоциклов бодро пролетел по дороге, поднимая пыльный след.
За разведывательным отделением, выстроившись боевым ордером, шла колонна 1-ого отдельного лейб-гвардии эскадрона.
Этакая «странная кавалерия»: грузовики, несколько бронеавтомобилей, авто-САУ и мотоциклы.
Отряд выглядел так, словно заплутал во времени.
Бах! Бах!
Ухнули пиротехнические заряды, обозначающие засаду.
И тут началось.
Бронеавтомобили, прямо на ходу, свернули «мордой» на фланг нападения и открыли огонь на подавление.
Бойцы же, едущие в грузовиках, посыпались на землю, рассредоточиваясь и занимая позиции.
Андрей постарался выжать карт-бланш, предоставленный ему на комплектование усиленного эскадрона, по полной программе.
Поэтому из каждого грузовика выскакивало не только пять рядовых стрелков, но и егерь да и легкая пулеметная команда на два «лица».
Выгрузились. И пошли вперед.
Да хитро и непривычно.
Короткой перебежкой первое звено отделения продвигалось вперед и, опираясь на легкий пулемет и егерский карабин, занимало оборону. Под прикрытием второго звена.
А то выдвигалось вперед только после того, как закрепилось первое.
Причем, что дивно, отделения действовали взаимосвязано и учитывали взаимное расположение.
Ни на какие пехотные цепи в полный рост с примкнутыми штыками не имелось даже намека. Этой дубовой старины Андрей терпеть не мог. Только короткие перебежки, только грамотное использование рельефа местности, только опора на коллективное оружие.
Из-за чего два линейных взвода не только вели совсем нешуточный огонь, но и мало маячили на виду.
Император смотрел на деревянные щиты мишеней, изображающие пехотинцев противника, и только головой покачивал от того, как весело летели во все стороны щепки.
Но этим новизна не закончилась.
Выйдя к опасному участку, унтер-офицер достал сигнальный пистолет и пустил красный маркер, подсвечивая пулеметное гнездо.
Очень опасно расположенное.
Минуты не прошло, как выгрузившиеся следом за бойцами отделения огневой поддержки, обрушили на указанную цель серию мин. Минометных мин, в которые были переделаны фугасные снаряды 57-мм морской пушки.
А чуть погодя их поддержали с авто-САУ, где стояли минометы покрупнее, стреляющие минами, переделанными из старых 87-мм снарядов.
Вперед выдвинулось два бронеавтомобиля, поддерживая наступление стрелкового отделения.
И те, все теми же короткими перебежками, прикрывая друг друга, двинулись дальше.
А подойдя к траншее — сначала закидали ее ручными гранатами, и только потом ворвались внутрь…
Император шел по позициям полка и задумчивым взглядом смотрел на учиненный разгром.
К этой демонстрации многие подключились.
И многие готовились.
Шутка ли — этими, в общем-то, небольшими учениями руководил лично начальник Главного штаба Русской Императорской армии генерал от инфантерии Николай Петрович Михневич.
Не напрямую, разумеется. Курировал.
Но, проинспектировав вместе с Главнокомандующим оборонительные позиции пехотного полка, остался более чем доволен.
— Хорошо, грамотно сработали, — отметил он.
А тут такой конфуз.
И если Михневич был немало смущен и заинтригован полученным результатом, то Николай Николаевич младший выглядел откровенно раздраженным.
Сильно. И не потому, что здесь ему продемонстрировали слишком хороший результат, идущий в разрез практически со всеми российскими военными доктринами и концепциями тех лет. Нет.
С этим он мог бы смирится.
Все дело было в Андрее , отношение к которому у Великого князя резко переменилось после январского скандала…
Иными словами, Великий князь Николай Николаевич младший кривил морду лица как мог. А вслед за ним, держали свои мысли при себе и остальные генералы.
Демонстрация их чрезвычайно впечатлила, но лезть поперек командира они не спешили.
— Пустая трата патронов… — наконец процедил Главнокомандующий, пнув обломок доски, имитировавшей пехотинца в траншее.
И все сразу закивали, повторяя за ним.
А Император повернулся к Андрею и внимательно на него посмотрел.
Все также чисто выбрит.
Все также непробиваемое выражение лица.
На слова Главнокомандующего никак не отреагировал. Николай Николаевич же очевидно затирает его дело и прилюдно унижает.
А он даже бровью не повел. Словно и ждал такой оценки. Хотя, наверное, ждал.
— Что скажите, Андрей Иванович? — Наконец поинтересовался у него Государь.
— Николай Петрович, — обратился лейб-гвардии ротмистр к начальнику Главного штаба. — Сколько человек из моего эскадрона должны были выбить за время боя по ранению и смерти?
— Около ста человек, — взглянув на часы, ответил тот, ориентируясь на средний расход бойцов за минуту боя по опыту боевых действий.
— Это если бы они действовали в полный рост?
— Совершенно верно.
— А если как сейчас, лежа и пригнувшись, да передвигаясь короткими перебежками? Силуэт же это уменьшает существенно. Ведь так?
— Так, — нехотя кивнул генерал от инфантерии.
— А если добавить к этому огонь на подавление, который не позволял противнику нормально вести огонь?
— Мне сложно сказать, — постарался уйти от ответа он.
— И все же, я хотел бы услышать ответ. Он важен для оценки действий.— Полагаю, что около тридцати человек.
— Какой процент потерь, был понесен полком?
— Около шестидесяти-семидесяти процентов, — чуть подумав, ответил генерал, виновато скосившись на Главнокомандующего.
Он еще и занизил показатели.
Судя по визуальной картине — восемь-девять из десяти мишеней было так или иначе уничтожено или повреждено.
— При таких потерях полк можно считать уничтоженным?
— Смотря при каких обстоятельствах… — уклончиво ответил Михневич.
— Благодарю, — кивнул он и, повернувшись к Императору, продолжил. — Попав в засаду мой усиленный эскадрон с ходу атаковал окопавшийся пехотный полк и уничтожил его. Расход личного состава — тридцать человек.
— И очень много боеприпасов, — с нажимом добавил Николай Николаевич младший.
— Это — слабое место предлагаемой мной тактики, — охотно согласился Меншиков. — Однако опыт тяжелых боев на Юго-Западном фронте показал, что старые методы приводят к слишком большим потерям в личном составе. До четверти, а то и трети личного состава. Возможно я не прав, но на мой дилетантский взгляд, лучше тратить боеприпасы, чем людей. Так легче для казны выходит. Ведь каждый погибший солдат больше не сможет вернутся к труду и не сможет платить подати да налоги. А нового, отрывая от нивы или станков, нужно обучать, снаряжать и как-то вооружать. Что стоит немало. Ну и опять же вырывает из хозяйственной деятельности, снижая поступления в казну. Лишние несколько горстей патронов всяко дешевле обходятся гибели любого, самого бестолкового солдата.