Розовый Дождь

Пролог. Пылающие небеса

Skyrider

Розовый Дождь

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОТВЕРЖЕННЫЕ

Посвящается Athenas, моей прекрасной фее
Пролог. Пылающие небеса

1.
Огненный смерч как всегда обрушился словно из ниоткуда. Ревущие, воющие, охающие звуки, от которых закладывало уши, от которых хотелось, крепко–накрепко обхватив голову ладонями, бежать без оглядки, зарыться поглубже в землю или даже вообще перестать существовать, вскоре обрели форму пылающих как стога сена огненных шаров, которые то тут, то там разрывались с такой силой, что вековые дубы разламывались как щепки, а еще влажная, терпко пахнущая древесина от поистине адского жара мгновенно вспыхивала, как высохшая былинка.
Лес горел уже повсюду, грозя поглотить весь лагерь. Полуодетые люди выскакивали из охваченных пламенем палаток, на ходу сталкиваясь друг с другом, осыпая друг друга ругательствами и совершенно не обращая внимания на тех несчастных, кого постигла ужасная участь превратиться в живой, пылающий факел. Десятки таких – извивающихся, как полураздавленные черви, воющих, как поросята на бойне, – ни одна милосердная рука не захотела прикончить. Никому до них не было дела. Каждый хотел только одного – выйти за пределы огненного смерча, спастись самому.
Хаоса и беспорядка как всегда добавили лошади. Обезумевшие животные скидывали всадников, рвали узду, оглашая лес неистовым ржанием, затаптывали раненых. Где–то перевернулась телега – возница ругался на чем свет стоит, придавленный ею к земле. Но на него никто уже не обращал внимания.
Огненные снаряды падали все чаще, все ближе подбираясь к сердцевине лагеря – обители «черных» –, отгороженной от всех остальных бревенчатым частоколом, на заостренных вершинах которых красовались человеческие – и не только – черепа, неизменно испускающие из своих унылых пустых глазниц пучки зеленовато белесого мертвенного света.
Но внутри цитадели как раз и не наблюдалось ни следа паники. Несколько десятков мужчин в черных одеяниях и непроницаемых черных металлических масках, наглухо скрывавших лица, быстро, но без панической торопливости, образовывали магический круг вокруг его стен. Слова заклинаний, произносимых ими, вряд ли кто мог расслышать и в обычное время, а сейчас, в этом сплошном огненном аду ревущего пламени и криков боли, страха и ужаса, – и подавно.
Можно было видеть лишь как они мерно раскачиваются в такт мелодичным напевам с таким видом совершенного безразличия, словно вокруг ровно ничего не происходит. Но так мог подумать лишь невежда. Всем известно, что «черные», даже погруженные в самый глубокий транс, продолжают видеть все происходящее лучше самого внимательного наблюдателя – «умным», магическим зрением. А вскоре стал очевиден и результат их усилий. Пламя, ревущее как стая голодных драконов, внезапно остановилось, словно наткнувшись на невидимую преграду, и подалось назад, охватывая еще недоеденные островки зеленого леса. Ни дать, ни взять морская волна, разбившаяся о каменный мол.
Но это было только начало сражения.
Внутри лагеря уже вовсю пели серебряные трубы, выбивали дробь барабаны. Тысячи рук выхватывали из стоек оружие, тысячи ног пришпоривали лошадей. Разоренный муравейник обретал утраченный было порядок. Хаотическое движение сменилось движением упорядоченным, бодрые звуки заговоренных музыкальных инструментов развеяли панику в сердцах людей также легко, как магический ветер – наступающее пламя. И вот уже вместо криков и стонов тысячи глоток лающими голосами выкрикивают «песнь ненависти», испытывая только одно желание – разорвать, уничтожить, растоптать того, кто осмелился совершить это дерзкое нападение.
Снаружи лагеря тем временем все стихло, остался лишь гул угасающего пламени, треск разламывающихся от жара стволов деревьев и камней. Несмотря на глубокую ночь, от пылающего зарева было светло, как днем.
Сколько будет остывать лес? Не меньше чем двое–трое суток. Но у подвергшихся ночному обстрелу было другое мнение. Так долго ждать они не могли.
Внезапно, как по команде, со стороны лагеря подул сильный холодный и влажный ветер, словно огромный язык циклопического невидимого существа, слизывая остатки пламени, а вслед за ним, по дюнам из серого, еще теплого пепла, хлынула стальной змеей конница. У каждого всадника за спиной располагался лучник, а также длинное древко с флагом, на котором трепетал фамильный герб. А вслед за ними со стороны лагеря вверх взметнулись какие–то тени, на миг закрыв луну и звезды.
С высоты птичьего полета все окружающее выглядело площадкой для игры в солдатики. Выгоревшая часть леса неровной черной кляксой виднелась внизу, оскверняя океан девственной зелени, словно уродливое пятно на ткани роскошного костюма. Вдали можно было различить темную ленту реки, в водах которой поблескивали звезды. Еще дальше начиналось лесистое всхолмье. Туда в первую очередь устремились крылатые наездники – судя по всему именно оттуда стреляли.
И в самом деле, стоило только всадникам подлететь поближе, как целый рой огненных стрел, со свистом прорезая воздух, устремился им навстречу. На ночном небе одновременно распустились несколько десятков багрово алых цветов, а вслед за ними, запаздывая, послышался оглушительный грохот разрывов, от которых закладывало в ушах. Свист раскаленных добела осколков – и вот уже несколько темных крыланов вспыхнули и, шипя как ракеты из праздничного фейерверка, рухнули прямо в воду, всего в нескольких десятков шагов от моста, по которому уже отбивали звонкий марш ярости сотни подкованных копыт.
Впрочем, и здесь не обошлось без неожиданностей. Передовые всадники едва успели затормозить – почти в самой середине моста произошел взрыв, однако напиравшие сзади силой инерции вытолкнули впереди стоящих прямо в разлом – и вот уже множество закованных в броню воинов камнем пошли ко дну, исключая тех, кто сумел удержаться на спинах своих коней. Из прибрежных кустов раздались торжествующие вопли – и тяжелые свинцовые пули раскаленным градом полетели навстречу нападавшим. Те смешались, подались назад. Чтобы не быть раздавленными в толпе, пехотинцы спрыгивали с моста в воду – их доспехи были не так тяжелы, так что утонуть они не боялись. Но по ним уже прицельно стреляли с берега – огненные цветы в воздухе позволяли увидеть – куда именно.
Между тем битва в воздухе только разгоралась. Подлетев поближе к холму, со спин уцелевших черных крыланов – что–то вроде исполинских летучих мышей с мордой очень большого крокодила – всадники уже могли различить располагавшиеся на вершине огневые точки. Собственно, что они из себя представляли, видно еще не было. Зато отчетливо можно было заметить, как из определенных мест – густо покрытых зеленью – вырывались огненные молнии.
Именно туда хищно спикировало передовое звено черных крыланов, сложив крылья на манер ястребов, завидевших на земле добычу. Потеряв еще несколько сбитыми и заживо согревшими, они бреющим полетом пронеслись над вершиной, пока всадники сбрасывали вниз какие–то черные круглые предметы. Черные мячи, бесшумно упав на поверхность или зацепившись за ветви, стволы деревьев, начинали стремительно набухать, а потом, достигнув величины примерно с трехэтажный дом, – с треском лопаться. Из вязкой черной зловонной слизи на свет выползали странные существа – размером почти с тигра, закрытые блестящей хитиновой броней крабопауки и ракоскорпионы, а также Создатель знает какие еще противоестественные уроды. Учуяв добычу, они бросились в заросли и вскоре лес огласился воем попавшихся в их хищные жвалы и клешни невидимых врагов.
Впрочем, на реке битва тоже была в самом разгаре. Кому–то из всадников и пехотинцев удалось догрести до противоположного берега – благо, река была хоть и глубока, но с характерным для равнинной реки медленным течением – и мечами и кинжалами расчистить небольшой песчаный выступ. Под градом раскаленных свинцовых пуль они несли большие потери, но с каждым разом к мысу прибывали пополнения – уже на грубо сколоченных плотах. А когда до места добрался один из «черных», точность стрельбы заметно снизилась, а сплошная стена из стальных копий с исступленным бешеным воем перешла в наступление.
Бой прекратился также внезапно, как и начался. Просто в какой–то момент все стихло. Карлики (а судя по оставшимся на поле брани трупам, это были они), всегда исчезали также тихо и незаметно, как и появлялись. Попрятались в подземных норах, расположение которых знали только они сами, оставив только изуродованные тела павших и потрясающие воображения остовы диковинных металлических орудий, из которых вели стрельбу. Очередное безымянное сражение в этой Создателем забытой глуши закончилось вничью.
В этих лесах карлики уже не раз устраивали свои совершенно неожиданные засады, – которые так характерны для этого хитрого и подлого народца! –, каждый раз ловко избегая заслуженной расплаты. Найти проход в их подземное царство, из которого они каждый раз появлялись, до сих пор не удавалось даже с помощью магии «черных».
Будучи на первый взгляд такими неуклюжими со своими короткими, кривыми волосатыми ножками и пухленькими брюшками, карлики были на удивление ловкими и шустрыми, когда убегали от преследователя в знакомой им местности. Считается, что тут не обходилось без магии. Хотя карлики обожали строить самые разные технические штуковины, вроде огнестрельных орудий, начиненных искусственным драконьим огнем разрывных снарядов, механических летательных драконов или бурильных установок, они не пренебрегали и магией. Поговаривали, что карлику достаточно вырвать один волосок из своей густой и длинной бороды, чтобы стать невидимым, бесшумным, а вдобавок приобрести недюжинную скорость. Даже быстрые и ловкие в преследовании добычи крабопауки и ракоскорпионы не могут угнаться за ними и на плечах ворваться в их подземные владения.
Но даже если бы им это и удалось сделать, война в бесконечных лабиринтах Подземья продлилась бы много лет. Заминированные тоннели, тупики, коварные ловушки, а также множество превосходных воинов верхом на причудливых обитателях подземного мира и хитроумных машинах – все это делало их страну практически неприступной крепостью. Впрочем, завоевание Подземья и не представлялось целесообразным, потому что ключ к победе в этой войне был не внизу, в мрачных туннелях хитроумного народца, а наверху, за пеленой зловеще черных этой ночью облаков – в розовой стране тех, кто претендует на владычество в Целестии.
2.
Но вот тишина предрассветных сумерек, нарушаемая только редкими стонами раненых и умирающих, разорвалась радостными воплями, гоготом и возбужденным гомоном. На вершине только что взятого штурмом безымянного холма происходило явно что–то примечательное.
За кругом из больших камней, искусно замаскированных ветками и охапками травы, располагался, по–видимому, вражеский командный пункт. Об этом говорил круглый обсидиановый стол – тележка с вделанным посредине круглым хрустальным магическим шаром – визатором, при помощи которого опытный маг мог обозревать своим мысленным взором окружающее пространство.
Судя по всему, здесь еще совсем недавно кипела короткая и отчаянная схватка. Отрубленные, еще шевелящиеся черные щупальца, клешни и жвала, источающие на редкость отвратительный смрад, растерзанные, опутанные липкой мерзкой паутиной тела дюжины карликов, зазубренные топоры и сломанные алебарды.
Но не эта привычная для бывалых воинов картина смерти так развеселила патрульных.
У одного из камней, опутанная липкой гадостью, билась, словно бабочка, попавшая в коварные паучьи сети, чья–то хрупкая и тоненькая фигурка. Толком рассмотреть, что это такое, было нельзя из–за слепящего радужного света, исходившего от нее. Именно этот свет доводил до исступления двух мохнатых, как медведей, крабопауков, пугливо пятившихся назад, которые в то же время были не в силах оставить намерение разделаться до конца с пойманной в их сети добычей – эти чудовища удивительно ловко и метко выстреливают свои липкие и невероятно крепкие нити на расстояние до трех сотен шагов. Само же существо тщетно пыталось взлететь в воздух на одном крыле – второе было намертво склеено паучьим клеем –, равно как и дотянутся до магического жезла, лежащего у столика с кристаллом. Тот же самый клей накрепко удерживал ее возле камня.
Грубые солдафоны, еще не остывшие от жаркого ночного боя, вовсю наслаждались неожиданно подвернувшимся им развлечением. Лагерная жизнь – увы! – не слишком разнообразна, а увольнительных они не видели уже шестой месяц.
– А ну–ка, ребята, давайте–ка поближе посмотрим, что за рыбка попала в наши сети!
С этими словами несколько парней осторожно подобрались поближе к радужной фигурке, но только один из них запустил руки куда надо.
– Ого, парни, да это ж баба!
Взрыв восторженного гогота, однако, вскоре сменился криками ужаса и боли. Увязнув в паутине, чересчур любопытный солдат стал добычей сразу обоих крабопауков. Его товарищи, похватав оружие, бросились спасать несчастного. Когда наконец, после довольно продолжительной схватки, разрубленные, но еще судорожно дергающиеся тела чудовищ были с отвращением низвергнуты с холма, солдаты получили еще один повод для веселья.
– Смотрите, смотрите, а–ха–ха! Рой превратился в дохлого клоуна!
Спеленатый в кокон как младенец, его молочно бледное, опухшее лицо с остекленевшими глазами и удивленно открытым ртом действительно напоминало чем–то изуродованную детскую игрушку.
Однако вволю посмеяться им и на этот раз не дали. Порыв ветра разметал в стороны сухие ветки и листья, и огромный черный крылан приземлился в центре площадки. Сложив кожистые крылья таким образом, что всадник смог спуститься по ним со спины, он покорно затих – что представлялось совершенно невероятным, надо сказать, при его росте и силе.
При появлении черного человека в маске веселье само собой прекратилось. Солдаты встали по стойке «смирно», но тот даже не обратил на них внимания. Казалось, он целиком был поглощен представшим его взору зрелищем. Затем, подойдя к столу, он заметил потерянный магический жезл, внимательно его осмотрел и покачал головой. Радужная фигурка перестала двигаться, застыв в немом ожидании решения своей судьбы.
– Тебе все равно не вырваться из паутины без усилителя, – наконец, произнес «черный». – Сдавайся, и я гарантирую тебе жизнь.
В ответ на его слова из кокона радужного света донесся удивительно мягкий, тонкий и чистый голосок, настолько музыкальный, что могло показаться, что существо поет, а не говорит, и настолько сладкий, что всякий, слушающий этот голос, готов был слушать его вечно.
При первых же звуках этого необыкновенного, чарующего голоса солдаты пришли в замешательство – чувство всепоглощающего благоговения и восхищения перед его носительницей заполнило их грубые ожесточенные сердца.
– Тот, кто дает такие серьезные обещания, не скрывает своего лица под маской, – услышали они. – Да и потом, где гарантия, что, сохранив свою жизнь, я не потеряю нечто гораздо более важное, чем она?
– Не потеряешь, – послышался глухой ответ.
– Но даже если это и так, возможно, тот, кто является твоим господином, милейший, не разделит твоих благих намерений.
– Нет никого во всем мире, кто был бы выше меня, фея. Я сам себе господин! – с этими словами «черный» снял маску и взорам всех присутствующих открылось хорошо известное лицо, чей профиль каждый день можно было увидеть на монетах и воинских штандартах.
– В таком случае, я сдаюсь, – после некоторой паузы с оттенком легкой грусти выдохнул голос.
Радужное сияние постепенно угасло и на месте искрящегося шара оказалась совсем юная хрупкая девушка в белоснежной тунике, украшенной рисунком с изображением пчелы угрожающе выставившей жало.
Вскоре крылан уже нес воина в черном и его прекрасную пленницу по направлению к лагерю. Девушка сидела впереди него, держась тоненькими ручками за кожистую складку на шее чудовища и с видимым любопытством рассматривала то, что творилось внизу. Врожденное острое зрение существа, усиленное немалыми магическими способностями, позволяли увидеть происходящее в деталях.
Цепи солдат с факелами, сверху казавшимися россыпью рыжих звезд на темном небосклоне, обшаривали округу в, как всегда, тщетных поисках нор, в которых скрылись враги. Другие на носилках относили тела убитых к реке, где над ними колдовали фигуры в черном. Третьи приступили к починке взорванного моста, чтобы солдаты могли переправиться обратно. Больше всего внимание феи привлекло то, что происходило с мертвецами. После некоторых манипуляций чернокнижников, те начинали судорожно подергиваться, а затем вставать, постепенно образуя стройную и, надо сказать, довольно жуткую колонну, готовящуюся, по–видимому, после починки моста протопать в лагерь.
Всецело поглощенная зрелищем внизу, девушка как будто и не замечала такого же пристального внимания к своей особе. Воздушная материя туники плотно облегала тело, в точности повторяя его восхитительные формы, не скрывая ни одной возбуждающей воображение черты. Золотистые волны волос, ниспадавших на плечи, излучали мягкое свечение в темноте. Влажный блеск глаз, полных, словно рожденных для поцелуев, губ, ну, и, в дополнении ко всему, ни с чем не сравнимый сладковато медовый аромат, источаемый каждой порой ее слегка розоватой бархатной кожи – все это, пожалуй, смогло бы свести с ума любого мужчину!
«Это тело словно создано для любви, – пронеслось в голове воина. – Как же такое существо способно воевать, сеять разрушение и смерть?» – словно одна морская волна нагнала другую, возникла в его голове следующая мысль.
Совершенно бессознательно одной рукой он прикоснулся к осиной таллии прекрасной пленницы. Что–то мягкое, теплое, нежное затрепетало под его холодными пальцами. Ему на миг показалось, что он услышал легкий полувздох и ответное движение…
Впрочем, крылан уже начал снижение и пришлось сосредоточиться на посадке.

Глава 1. Ученик мага

Глава 1. Ученик мага.

1.
Белая, ослепительно белая земля, черное, иссиня черное небо – насколько хватает глаз. Никакого разнообразия! Тусклый, невыносимо скучный пейзаж. И так – годами, многими годами, невероятно долгой похожих друг на друга как две капли воды вереницей лет.
Да, конечно, снег, укутавший толстым пушистым покрывалом бескрайнюю тундру, чем–то напоминающую грудь спящего исполина, красиво переливается при дневном свете алмазной россыпью мириадов искр. Да, полярное небо усыпано множеством светящихся, похожих на шляпки серебряных гвоздей, звезд. Да, во время полярных ночей на нем распускаются ледяные цветы северного сияния…
Но за многие, многие годы то, что, без сомнения, привело бы в восторг случайного посетителя этой Создателем забытой страны, ему приелось до тошноты. Даже короткий летний период – всего месяц–полтора –, когда эта унылая твердь ненадолго покрывается ковром из невысокой бледно зеленой травы, а на ветвях карликовых берез появляются нежные клейкие листочки – только подчеркивает кричащую нищету этой земли. Не успеешь порадоваться ласковому солнцу, траве, теплому ветерку, как уже опять похолодание, опять заморозки, опять эта проклятая белая холодная гадость, называемая снегом, облепляет все вокруг!
Из груди юного охотника, в какую уже тысячу раз оглядывающего с тоской унылый пейзаж, вырвался сдавленный стон – стон боли и досады:
«Сколько можно?! В самом деле, ну, сколько можно смотреть на это проклятое белое безмолвие, на эту ледяную черно белую пустыню?!»
Правда, сам юноша жил не в ледяной пустыне. В десятке миль к югу располагался небольшой лесок, хорошо защищенный от мертвящего дыхания северных ветров грядой достаточно высоких гор. А коренастые, мохнатые, чуть ниже среднего человеческого роста, карликовые ели вокруг его дома заменяли ему парк.
И эти ели были для него едва ли не единственной отдушиной в этой ледяной преисподней. Он любил, возвращаясь с охоты, смотреть на их вечнозеленые пушистые лапы, чувствовать, как отдыхают утомленные черно белой палитрой снежной пустыни глаза, вдыхать казавшийся таким необыкновенно насыщенным после безвкусного морозного воздуха легкий аромат хвои, гладить обнаженными пальцами, освобожденными от тесных оков меховых рукавиц, совсем не колючие, нежные, а, самое главное, живые, в отличие от мертвого снега, иголки.
Казалось, человек, который вырос в этом суровом краю, не должен был тяготиться им. Казалось, для него он давно должен был стать чем–то родным и близким, подобно тому как саблезубые моржи или жирнобокие тюлени, обитающие здесь, и не мечтают об иной доле.
Но нет! Хотя юноша, сколько себя помнил, видел все время одно и то же – белое безмолвие да карликовые ели –, тем не менее, уже задолго до откровений Учителя в его сердце крепло убеждение, что эта ледяная пустыня – не его родина, не его место, не его мир.
Жизнь на крайнем Севере была также занудна и скучна, как и убогий пейзаж здешнего ландшафта. Дни ничем не отличались друг от друга, месяцы – от месяцев. Подъем среди ночной темноты, рубка дров, разжигание печи, кормежка полярных собак, приготовление завтрака, потом – экспедиция в ледяную пустыню за дичью или в лес – за дровами или на берег моря – ловить рыбу. Если дичи, рыбы и дров достаточно, то домашняя работа – обработка шкур, шитье новой одежды, починка старой, латание крыши или конопатка стен, изготовление стрел… Скучная, нудная работа!
Правда, короткое северное лето вносило в череду серых будней приятное разнообразие. Летом можно было ходить по карликовому лесу – собирать ягоды и коренья. Летом можно было плавать на лодке в море – ловить рыбу сетью. Летом же нужно было варить варенье из клюквы и морошки на зиму… Беда состояла лишь в том, что проходило оно чересчур быстро – месяц, самое большее – полтора.
Наверное, от всего этого, прямо скажем, ужасного занудства юноша окончательно потерял бы рассудок, если бы не было «Учебы» – воистину благословенного времени, когда ему дозволялось общаться с «Учителем».
Обычно Учитель, вдоволь отужинав сырым, еще обильно сочащимся кровью мясом, смачно рыгал, а потом, покровительственно кивнув своей большой насекомьей головой, протягивал к нему свои длинные усы – вибриссы. Юноша, с трудом скрывая дрожь нетерпения, затаив дыхание, садился рядом. После чего усы молниеносно втыкались в уши, и поток удивительных образов начинал входить в его сознание. Поток символов, знаков, таинственных формул и чертежей.
Прием длился недолго. Полчаса – не больше. Потом сильно начинала болеть голова и больше ничего не усваивалось. После чего Учитель заставлял его на практике показывать то, что он запомнил, исправляя по ходу дела ошибки и, в буквальном смысле слова, вбивая в него то, что он не понял телепатически.
Юноша мечтательно зажмурил глаза, и перед его мысленным взором тут же возникла картина вчерашнего занятия.
2.
– …Ну, ш–ш–ш–ш–ш–то ты делаеш–ш–ш–ш–ш–ь, болван, ну, ш–ш–ш–ш–то?!
Урок был посвящен практическому применению заклинания левитации. Формула его была несложной, запоминалась легко. Трудность состояла лишь в том, что для того, чтобы полететь, надо было очень точно сконцентрировать сознание на объекте и всей силой своей мысли потянуться к нему, но, одновременно с этим, необходимо было держать в голове и другую мысль – мысль о Потоке.
«Поток» был источником магической энергии, а, следовательно, любого колдовства юноши, хотя при этом сам он видел его всего один раз в жизни.
Это произошло еще в раннем детстве, когда Учитель как–то, открыв своей длинной паучьей лапой потайной люк в погребе их хижины, позволил ему спуститься в доселе неизвестную ему комнату. Говоря проще, «комната» была обычной ямой, в которую можно было попасть только по веревочной лестнице. В центре ямы был вырыт колодец, со дна которого струился такой яркий свет и шел такой жар, что из глаз мальчика брызнули слезы, а одежда его тут же стала мокрой до нитки от пота, словно он вошел в жарко натопленную баню.
Тогда Учитель подвел его к самому устью колодца и позволил всего один раз – и то на мгновение – взглянуть вниз, а потом сразу же потащил его – полуослепшего, в полуобморочном состоянии – за руку обратно, на поверхность. За это мгновение мальчик успел увидеть где–то далеко, на самом дне колодца потоки какой–то светящейся раскаленной жидкости, похожей на расплавленное золото.
Но сам по себе вид светящейся жидкости, ослепившей его глаза, – ничто по сравнению с ощущением, которое испытал юный ученик. Все тело мальчика словно пронзили мириады тонких, раскаленных невидимых спиц, а вслед за ними в само его естество вошла какая–то сила, смешалась с его кровью, наполнила его невиданной доселе мощью, стала как бы частью его самого.
А когда Учитель и ученик поднялись на поверхность, Учитель потребовал, чтобы отныне, перед каждым колдовством, юноша держал в памяти увиденное и мысленно обращался к «Потоку» – так он называл сияющую золотистую жидкость в колодце –, чтобы тот соизволил даровать ему часть своей силы.
Надо сказать, это было довольно трудной задачей – плести в голове заклинание, держать в голове образ Потока, а теперь, с этой самой левитацией, еще и мысленно тянуться к объекту! А уж тем более, когда твою голову забивают разные посторонние мысли, например, о том, какие странные яркие вспышки он видел уже несколько дней подряд по ту сторону Оленьей Тропы.
– …Ну, ш–ш–ш–ш–ш–то ты делаеш–ш–ш–ш–ш–ь, болван, ну, ш–ш–ш–ш–то?
Глухой шепелявый голос, напоминающий нечто среднее между шипением змеи и жужжанием навозной мухи, резко и неприятно ворвался в сознание юноши как раз тогда, когда тот, увлекшись посторонними воспоминаниями, упустил мысль о Потоке и рухнул из–под потолка прямо на пол.
– Ой, дядя Азаил, прости меня, я просто задумался немножко… – пробормотал он виновато, потирая ушибленный зад.
Но паукообразный монстр с тускло мерцавшими в полутьме белесыми насекомьими глазами, не слушая оправданий своего так не вовремя размечтавшегося ученика, стремительно прыгнул на него и стал бить наотмашь мохнатыми лапами по лицу, пинать по бокам, по спине.
– З–з–з–з–з–з–запомни, щ–щ–щ–щ–щ–енок–сссс, я тебе не «дядя», з–з–з–з–з–запомни! «Учитель»! «Учитель»! «У–чи–те–ль–ссс»!!!
– Учитель, премудрый учитель, ой, больно! – не выдержав, пронзительно закричал юноша, когда удар пришелся по чувствительному месту внизу живота.
Наконец, паукомонстр перестал бить несчастного юношу и тот смог, охая и потирая ушибленные места, встать. Из носа шла кровь, лицо – в царапинах и синяках, все мышцы болели.
Но для молодого колдуна это не составляло проблемы. Он тут же вернул свою мысль к Потоку, пробормотал стандартные формулы болеутоляющих и кровоостанавливающих заклинаний и через пару минут был в норме.
– Не думай, не думай, не думай, да–ссс! Никогда–ссс не думай ни о чем, когда колдуеш–ш–ш–ш–шь! Понял, щ–щ–щ–щ–щенок? – все шипел монстр, угрожающе протягивая первые две паучьи лапы с острыми черными когтями к лицу юноши.
– Понял, Учитель, Премудрый Азаил! – с готовностью ответил он, боясь очередных побоев.
– Ду–р–р–р–р–рак, ты, болван! Я ж–ж–ж–ж–ж–е о тебе, щ–щ–щ–щ–щенок, забочус–с–с–с–ь! В бою рас–с–с–с–с–сеяннос–с–с–с–с–сть мо–ж–ж–ж–ж–ж–ет с–с–с–с–с–стоить тебе ж–ж–ж–ж–жизни! Ну, ш–ш–ш–ш–што стоиш–ш–ш–ш–ь, лентяй, ш–ш–ш–ш–што стоиш–ш–ш–ш–шь, время тянеш–ш–ш–ш–шь, а ну, снова, ещ–щ–щ–щ–ще раз–з–з–з–з…
И упражнения в левитации продолжалось снова и снова. Юноша еще не раз падал с потолка на пол и получал «на орехи» от Учителя, пока, в конце концов, ближе к полуночи, не научился порхать как мотылек.
Да, Учеба была настоящей отдушиной для юноши, настоящим отдыхом после многочасовых рутинных дел. Но не только она.
В определенное время – в день своего рождения, в день рождения матери и еще в некоторые дни, значения которых он не знал – Учитель устраивал для юноши «праздник». Вечером, вместо Учебы, он в полной темноте доставал откуда–то иссиня черный шар и прикасался к нему своими тонкими усиками – вибриссами. Шар тотчас же вспыхивал, в его черной глубине начинали хаотически бегать фиолетово – лиловые искорки. Затем излучение, исходившее от шара, обретало форму картины, объемной картины.
Именно тогда юноша впервые увидел «Золотой Чертог» – так он про себя прозвал дворец или башню, полностью сделанную из сверкающего на солнце золотого кирпича –, который гордо как боевое знамя на башне замка возвышался на гребне высокой горы. Изнутри Чертог весь был покрыт сверкающими полированными золотыми зеркалами. Вокруг Чертога – сад, густо обсаженный золотыми деревьями, по ветвям которых скакали, весело вереща, стайки золотых говорливых мартышек и золотых попугаев.
За пределами Золотого Чертога, куда ни кинь взгляд – бескрайние просторы горных пиков, упирающихся седыми от снега вершинами в облака, над которыми парят исполинские многоглавые орлы; бездонные ущелья, высокогорные изумрудно зеленые луга.
Юноша, ничего не видевший в своей жизни кроме унылых плоских ледяных пустынь и рощ карликовых деревьев, упивался роскошными видами, всякий раз с затаенным дыханием ожидая появления главного лица в этом представлении. ЕЕ…
Когда ему казалось, что сердце вот–вот вырвется из груди от волнения и нетерпения, вдруг картинка менялась. Перед его восхищенным взором возникало изображение комнаты, стены, пол и потолок которой искусно отделаны каменными плитами из темно зеленого малахита. В этой комнате, за малахитовым же, отполированным до зеркального блеска столом, сидела ОНА – Само Совершенство.
Округлое, чем–то напоминающее солнечный диск, лицо, длинные и прямые как солнечные лучи золотистые волосы, длиннополое платье, словно сотканное из солнечных волокон и – поток жгучего солнечного света из пустых глазниц!
Эти мгновения созерцания совершенной красоты и величия в образе его родной матери казались ему самыми счастливыми мгновениями его жизни.
А потом Учитель снова и снова рассказывал ему одну и ту же историю. Что все, что он видел, было некогда владением его матери, которую коварно убили ее враги – злобные завистницы «белобрыс–с–с–с–сые летуньи». И если он будет прилежно учиться и со временем овладеет вершинами воинского и магического мастерства, то сможет отомстить за свою мать и вернуть то, что принадлежит ему по праву рождения – Золотой Чертог и все примыкающие к нему владения.
И каждый раз юноша искренне клялся в том, что он совершит все это и будет очень, очень прилежно учиться. И клятву свою – исполнял, исполнял, как мог, от всей души, от всего сердца. Можно сказать, что юноша только и жил – от вечера до вечера, от Учебы до Учебы, от одной встречи со своей солнечной матерью до другой – и только это по–настоящему и поддерживало в нем силы и не давало сойти с ума в бескрайнем лабиринте белого безмолвия.
3.
Все это пронеслось в сознании юноши, когда он в очередной раз шел на охоту.
Как обычно, перед ним, сколько хватало глаз, расстилалась плоская, словно поверхность стола, белая ледяная пустыня. По корке лежалого снега белой змейкой вилась поземка, дул, как всегда пронизывающий до костей, северный ветер. Иссиня черное небо давило на грудь – полярная ночь вот уж как месяц вступила в свои законные права.
Юноша, как обычно наглухо укутанный, словно рыцарь в полный доспех, в теплую одежду – шубу, ушастую шапку, штаны и унты, сшитые из шкуры и меха полярного медведя, убитого им на охоте, на лыжах шел сквозь ледяную мглу. За собой он тащил деревянные сани, предназначенные для будущей добычи, а впереди бежали, звонко лая и виляя своими баранкой загнутыми кверху пушистыми хвостами, полярные белые собаки – Белка, Стрелка и Гром.
Собаки были в приподнятом настроении оттого, что недавно учуяли северного оленя. Юноша знал, что, взяв след оленя, собаки приведут его к нему непременно.
Но мысли его занимала отнюдь не предстоящая охота.
Воспоминания о давно минувших днях сменились воспоминаниями о недавних событиях, совершенно необычных событиях.
Дело в том, что в последние недели две юноша регулярно наблюдал какие–то странные яркие вспышки за горизонтом, но что это за вспышки – он так толком и не узнал. На северное сияние явно было не похоже. У северного сияния свет ледяной, холодный, а те вспышки были яркие, слепящие, сродни солнечному свету.
Юношу разбирало жуткое любопытство, но всякий раз ему что–то мешало выяснить, в чем дело: то полярный медведь выйдет на охоту и приходится быть настороже, то собаки возьмут след оленя, который уведет его в сторону, то разыграется такая снежная буря, что приходится поскорее уносить ноги.
Вспоминая об этих таинственных вспышках, юноша в какой уже раз проклинал себя за нерешительность и клялся самому себе, что если они повторятся, то он обязательно, во что бы то ни стало, выяснит, в чем дело, даже если это ему будет стоить добычи или даже жизни!
И как только он подумал об этом, вспышки возобновились.
На линии горизонта, справа от себя, он вновь увидел яркие желто оранжевые всполохи, но – что было особенно странно – и собаки его понеслись именно туда.
Молодой охотник побежал следом. Он совершенно забыл про мучившую его тоску, про отвращение к белому безмолвию, про мороз, больно щипавший лицо, про обжигающий ледяной ветер. Он думал только об одном – о том, что он находится в двух шагах от разгадки какой–то очень важной тайны, способной коренным образом перевернуть его жизнь...
Но вот собаки как по команде замолкли. Юноша понял, что дичь где–то рядом. Он прибавил шаг и скоро увидел на горизонте странную рощу из неизвестно откуда взявшихся в заснеженной пустыне высоких, намного выше человеческого роста деревьев удивительной красоты и формы, которых юноша раньше отродясь не видел. Именно оттуда были видны таинственные вспышки.
Юноша сразу смекнул, что собаки могут испортить все дело, которое в тысячи крат важнее, чем поимка жалкого оленя. А потому, прикоснувшись пальцами к вискам, отдал им телепатический приказ затаиться и не подавать голоса без его команды. Собаки тут же легли на животы и закопались поглубже в снег, полностью слившись с ним благодаря своей белой шерсти.
А между тем юноша, бросив сани и лыжи, ползком, для верности прикрыв себя глазоотводящими заклинаниями (несмотря на строгий приказ Учителя ни в коем случае не пользоваться на охоте магией!), стал приближаться к этой странной, если не сказать, чудесной роще.
4.
Толстые стволы поднимались высоко, на три–четыре человеческих роста, если не больше. Стволы коричневого цвета были полностью лишены ветвей. Верхушки деревьев венчали хвосты из длинных и широких мясистых зеленых листьев. Там же, наверху, под самыми листьями росли странные круглые коричневые плоды.
Но поразил его не только вид совершенно незнакомой растительности. Все довольно большое пространство этой странной рощи было полностью лишено снега – и это прямо посреди ледяной пустыни! Наоборот, на тучной черной земле росла довольно высокая, наверное, по пояс, а то и по грудь, сочная мясистая трава, которой он также отродясь здесь не видывал. По ветвям незнакомых деревьев прыгали какие–то неизвестные маленькие птицы с ярким оперением всех цветов радуги и что–то весело и громко щебетали.
Создавалось впечатление, что эта роща каким–то таинственным образом отделена от всего остального мира незримой стеной, и за ней, как за стеной парника, расцвел пышным цветом совершенно другой мир – мир тепла, радости, блаженства и покоя. Мир, который был совершенно не известен молодому охотнику.
Но откуда же вспышки?
Юноша внимательно посмотрел и увидел в крайней левой части рощи какие–то фигурки. Заклинание дальнезоркости – и вот картинка значительно придвинулась, а размытые крошечные фигурки превратились – в трех безупречно прекрасных существ, таких, каких юноша никогда в жизни не видел.
Стройные, тонкие, в длинных, почти до колен, странных рубашках из мягкой материи без рукавов, туго перетянутых на поясе ремешками. Светлые волосы до пояса, синие, как ясное летнее небо, глаза, открытая обувь на ногах, а самое главное – большие прозрачные крылья за спиной в пол человеческого роста!
Девушки походили одна на другую как сестры – близнецы, однако внимательно присмотревшись, юноша увидел, что различия между ними все–таки есть. На одной из них была одета небесно голубая рубашка, на другой – изумрудно зеленая, а на третьей – розовая. У одной волосы были пепельно белые, у другой – светло русые, а у третьей – золотистые. Да, и еще – одна из трех, сразу видно, была намного младше остальных, совсем девочка – как раз та, с золотистыми волосами и в розовой рубашке.
Девушки не стояли на месте, наоборот, пребывали в постоянном движении. Они сновали то туда, то сюда, словно трудолюбивые пчелы.
Присмотревшись, юноша заметил, что одна из девушек что–то постоянно приносила с собой из глубины рощи, какие–то странные разноцветные колышки. Принеся колышек, она вбивала его металлическим молоточком в вечную мерзлоту (каким образом тонкие ручки девушки могли вбить колышек в ВЕЧНУЮ МЕРЗЛОТУ – было ему совершенно непонятным, но скорее всего здесь не обошлось без магии!). После чего она произносила какие–то слова на незнакомом, мелодичном, но удивительно красивом языке. Колышек начинал светиться, как раскаленный металлический прут, только в тысячи раз ярче. Именно это и было, как догадался юноша, источником замеченных им ранее вспышек. А потом снег в этом месте, радиусом примерно в сотню шагов, начинал стремительно таять. После этого другая девушка посыпала это место каким–то розовым порошком, и земля тут же становилась темной, тучной, плодородной. И, наконец, третья девушка сажала в уже подготовленную почву какие–то розовые семечки и поливала их из лейки, после чего буквально на глазах в этом месте вырастали те самые гигантские деревья и высокая трава, из которых и состояла роща.
Проделывая такую работу, которая, судя по всему, их нисколько ни обременяла и не наскучивала, девушки не переставали болтать друг с другом на своем языке, словно веселые разноцветные пташки на ветвях этих странных деревьев.
Юноше жутко захотелось узнать, о чем же они могли между собой говорить. Запомнив наизусть несколько их выражений, он мысленно запустил заклинание, которому его буквально месяц назад научил Учитель, – заклинание перевода. Несколько минут – и вот уже молодой охотник готов понимать, что же они говорят.
Но как раз в этот момент из ледяной пустыни к таинственной роще вышел тот самый северный олень, по следу которого шли собаки. Он передвигался быстрым шагом, почти бежал. Видимо, инстинктивно чуя за собой погоню, он уже давно решил, что только в этой роще обретет по–настоящему безопасное пристанище. Достигнув ее границ, он принялся радостно мычать и забавно мотать из стороны в сторону своей рогатой головой.
– Ой, смотрите, сестры, да ведь это же настоящий северный олень! – первой закричала «розовая» и радостно засмеялась, указывая на животное длинным тонким пальчиком. – Давайте откроем стену и пустим его, он, наверное, замерз и устал!
– Ну, что ты, сестра! – с укором посмотрела на нее «голубая», видимо, самая старшая в группе. – Это ж северный олень! У него толстая шкура, он не мерзнет в снегах. Наоборот, климат нашей рощи будет для него губителен.
– Ой, смотри, сестричка, как он радуется, как он хочет к нам! Ну, разве мы можем его оставить здесь одного!? – не унималась младшая, тем более что и олень стоял как вкопанный, всем своим видом показывая, что никуда отсюда уходить не намерен. Не в силах пересечь невидимый предел, он стал громко мычать, смешно вытаскивая большой розовый язык изо рта, нетерпеливо рыхля снег длинными острыми копытами.
– А вдруг за ним кто–нибудь гонится? Волки, белый медведь или кто–нибудь еще похуже? Разве мы оставим его в беде? А как же Священные Принципы…
Не дожидаясь ответа, самая юная из девушек взмахнула руками вокруг себя и… перешагнула незримую границу, совершенно не боясь холода и метели! Она стремглав бросилась к оленю, обняла за шею и принялась с жаром целовать его. А олень, в свою очередь, довольно терся своей большой неуклюжей головой о плечи девушки, лизал гладким влажным языком и целовал мохнатыми заледеневшими губами ее ручки, радостно при этом мыча, отчего девушка еще больше смеялась и еще больше ласкала животное.
Юноша во все глаза смотрел на такое странное поведение крылатой девушки. Он настолько привык воспринимать оленя только как источник мяса и теплой шкуры, что совершенно не думал, что с ним можно обращаться таким образом!
Между тем другие девушки сначала некоторое время наблюдали за происходящим со стороны. Потом, не выдержав, сами бросились к оленю и стали трепать его по шкурке, обнимать и целовать это действительно красивое и милое животное. А потом вдруг самая юная направилась куда–то вглубь рощи. Через пару минут она вернулась с огромной охапкой зеленой травы. То же самое сделали и другие. И вот – олень уже пировал, с огромным аппетитом поглощая мясистые сочные травяные стебли, которых, вероятно, не ел никогда в жизни. Громко чмокая и чавкая, он от удовольствия зажмуривал глаза. А крылатые девушки не могли насмотреться на своего новообретенного питомца и весело, заливисто смеялись.
– Слушайте, сестры! – вдруг сказала самая младшая, «розовая». – А ведь если мы всю эту ледяную пустыню переделаем в кокосовый сад, что же будет с этими симпатяшками? Они же вымрут! Для них эта пустыня – дом родной… – и голос ее внезапно прервался от волнения.
Но «голубая» повернулась к ней, оторвавшись, наконец, от оленя, и строгим назидательным тоном проговорила:
– Неужели ты думаешь, младшая сестра, что Их Премудрость способна уничтожить среду обитания хоть одного из мирных существ Целестии? Побойся Создателя, милочка! Так можно усомниться и в премудрости Их Священной воли, а это, знаешь…
«Розовая» побледнела и закрыла ручками свой ротик.
Но «голубая», увидев ее замешательство, смягчилась и покровительственно потрепала «розовую» по плечу:
– Не бойся, мы на тебя не донесем, малышка. Ты еще не закончила обучение, а потому имеешь право ошибаться. Как говорится, кто не ошибается, тот и не учится, – это нормально. А по поводу кокосовых садов я тебе скажу, что далеко не все Полярные Пустоши будут в кокосах. Будут и сосны, будут и дубы, будут и липы… Все будет, и все – разное. А на долю оленей останется достаточно полярной тундры – им ведь много не нужно –, зато она будет очищена от хищников и чудовищ и их уже никто и никогда не обидит! Повсюду для них будут расположены кормушки со свежим душистым сеном, так что они будут здесь как сыр в масле кататься. Мы выведем теперь эту Создателем забытую пустошь на новые, доселе невиданные рубежи. Понимаешь теперь, сестренка?
– Понимаю… – тихо проговорила «розовая», а потом вдруг резко выкрикнула. – Да будут трижды благословенны Священные Замыслы Их Премудрости, отныне и до века!
– Да будут! – хором повторили две другие девушки, и громко и весело засмеялись.
А юноша смотрел на все происходящее здесь, широко открыв рот, и ничего не понимал. «Их Премудрость», «Священные Принципы», «Целестия», «кокосы»… – совершенно незнакомые слова, незнакомые понятия, которые заботливо переводило для него запущенное заклинание, но о смысле которых он совершенно не догадывался.
А потом ему вдруг стало не по себе. Голова закружилась, его затошнило, перед глазами все поплыло. Все эти лужайки, деревья, крылатые девушки, странные слова, смех… – все это было таким чуждым, таким новым, так не вписывалось в устоявшиеся границы его мира, еще недавно казавшегося таким опостылевшим, таким скучным, что его голова просто не в силах была все это принять и…
Юноша вдруг резко вскочил во весь рост. Быстро нацепив лыжи, он бросился бежать без оглядки из этого странного и страшного места, волоча за собой так и оставшиеся пустыми сани. Собаки же, грустно вздохнув, уныло поплелись за ним следом.
5.
– Чую, чую, чую зас–с–с–с–саду, да–ссс! Белорыс–с–с–с–сые с–с–с–с–совс–с–с–сем рядом, да–ссс! – с громким чавканьем поглощая сырое кровавое мясо, сипел Азаил, злобно сверкая при этом своими белесыми насекомьими глазами. – Ты ничего не видел на охоте, с–с–с–сынок?
Слово «сынок» вывело юношу из какой–то розовой задумчивости. Он сидел за простым тесаным деревянным столом рядом с насекомообразным чудовищем и держал в руках деревянную ложку. Ее, впрочем, он так ни разу и не опустил в миску с супом, который успел уже порядком остыть.
За окном – полярная ночь, пронзительно и злобно, как голодный дикий зверь, завывала вьюга, но в их домике было жарко натоплено. Единственную комнату его освещали четыре глиняных плошки, чадно горевших на оленьем жиру. Светили они себе под нос, а потому все внутреннее пространство хижины тонуло в бархатной полутьме.
«Сынком» Азаил называл его крайне редко: либо когда был особенно доволен успехами юноши, либо когда хотел получить от него что–то такое, чего не мог добиться силой. Поскольку особенных успехов у ученика мага давно не наблюдалось, то это обращение Азаила показалось ему подозрительным. И он в очередной раз мысленно поблагодарил себя за предусмотрительность: если бы не тщательно сделанные им после удачных охот запасы, подозрения Учителя быстро перешли бы в нечто гораздо более серьезное.
– Нет, Учитель, ничего не видел, все как обычно. Только вот оленя трудно стало доставать. Может, снеги опять вернулись к нам, ведь медведи да волки столько не переедят, – «честно соврал» Азаилу юноша, что, надо сказать, ему всегда удивительно легко удавалось.
Почему–то ему не хотелось говорить Учителю о таинственных вспышках за горизонтом, о странных деревьях и, особенно, о красивых крылатых девушках – ведь они так идеально походили на «белобрысых летуний», о которых часто говорил Азаил, а потому реакция его могла быть только одна: «немедленно убиратьс–с–с–с–с–ся отс–с–с–с–с–с–сюда, да–сссс, немедленно–сссс». А именно этого больше всего на свете и боялся юноша – ему уже через пару часов после такого смешно, наверное, выглядевшего со стороны панического бегства так захотелось еще и еще понаблюдать за ними, послушать их беззаботный звонкий смех и разговоры, снова вдохнуть приторно сладкие чарующие запахи волшебной рощи.
Вот уже раз десять после того памятного посещения таинственного места он бывал там, всякий раз наблюдая за девушками из укромного места и всякий раз с большим сожалением уходил, чувствуя, что так и не насытился этим прекрасным зрелищем. Была б его воля, он остался бы там навеки!
Уходя, он всегда мечтал только о двух вещах: чтобы Азаил, обладающий поистине нечеловеческой интуицией не догадался о его походах, а вторая – чтобы ему хотя бы раз представился случай поговорить с одной из девушек, особенно с той, «розовой» незнакомкой.
– С–с–с–с–мотри, Люк–с–с–с–с, – подозрительно сверля его своими холодными насекомьими глазами, прошипел Азаил. – Ес–с–с–с–сли увидиш–ш–ш–ш–ш–шь белобры–с–с–с–с–сых, немедленно ко мне – будем с–с–с–с–с–сматывать удочки–сссссс, понял, да–сссс? – и тонкая паучья лапа с острым черным когтем стремительно сдавила шею юноши, как тугое лассо. Люку стало не хватать воздуха, и он захрипел. Но в тот же момент Учитель ослабил хватку.
– А–а–а, п–п–п–очему, дядь Азаил, а? Что в них такого опасного, что даже ты, кому и десяток снегов нипочем, их боишься? – сделав намеренно невинное, как у ребенка, лицо, спросил юноша, втайне пытаясь получить хотя бы косвенное подтверждение тому, что страхи Учителя носят болезненный, надуманный характер. Ему так хотелось верить, что эти прекрасные существа – добрые и милые, а Азаил все выдумывает про них из–за какой–то затаенной обиды, которые они когда–то, в далеком прошлом, нанесли ему.
– Ш–ш–ш–ш–ш–ш–ш! Я – боюс–с–с–с–с–ь?! – зашипел на всю комнату Азаил и прыгнул, как сущий паук, с места прямо через весь стол, к Люку. – Я? Я? Я–ссс?! Аз–з–з–з–з–заил Премудрый, Аз–з–з–з–з–заил Бес–с–с–с–с–с–с–траш–ш–ш–ш–шный! Да я, щ–щ–щ–щ–щ–щенок, один с–с–с–с–с–спалю с–с–с–с–с–с с–с–с–с–с–отню белобры–с–с–с–с–сых! – он воинственно ощерил свои острые отвратительные жвалы, длинные когтистые лапы угрожающе потянулись к лицу юноши. Тот, впрочем, как ни в чем не бывало принялся поглощать суп, не обращая на чудовище никакого внимания.
– А–а–а–а! Кажется, я понял, дядь Азаил, – не отрываясь от еды, с набитым ртом проговорил юноша. – Просто их больше сотни, а потому сто первая, наверное, раскатает в лепешку тебя самого, да? – и, не выдержав, вдруг прыснул от смеха.
Но Азаилу было не до смеха. Ударом лапы он перевернул тарелку, так что суповая жижа пролилась прямо на штаны юноши, а сам принялся кругами ходить по горнице, уже не обращая на него никакого внимания, глухо бормоча себе под нос:
– Ничего, ничего–ссс, Аз–з–з–з–з–аил, мы е–щ–щ–щ–щ–ще поквитаем–с–с–с–с–я с–с–с–с–с ними, поквитаемс–с–с–с–с–я! Чудненько, чудес–с–с–с–с–сненько поквитаемс–с–с–с–с–я! Не с–с–с–с–сотню, не две, не тр–р–р–р–и, а вс–с–с–с–сю с–с–с–с–с–вору под нож–ж–ж–ж–ж! Да–ссс, под но–ж–ж–ж–ж–ж, белобрыс–с–с–с–с–ые обманщ–щ–щ–щ–щ–щ–ицы, да–ссс!..
Взглянув на него, юноша понял, что ни одного слова от него больше не добьешься. Когда Азаил впадал в такое состояние, он мог часами напролет повторять одно и то же и ходить кругами, пока совершенно не выбьется из сил. А потому решил воспользоваться этим и завалился на печку спать – все равно Учебы сегодня не будет. И сделал он это с еще большим удовольствием не только потому, что, наконец–то, сможет выспаться по–человечески, а и потому, что может теперь сколько угодно, не боясь выдать себя перед Учителем, вовсю помечтать о «розовой» незнакомке.
6.
Юного охотника звали Люцифер, что, как объяснял ему Учитель, означало ни много ни мало как «Светоносец». Почему ему суждено было носить такое странное имя, юноша не знал – Учитель вообще особенно–то и не посвящал его в свои замыслы, цедя сведения обо всем и вся как какой–то сильнодействующий лекарственный настой – по капле.
Впрочем, кое о чем Люк – так звал его Азаил для краткости – и сам догадывался. Таинственная власть, которая ему была подарена Потоком, – что это как не сила солнечного света, которую он постоянно носил в своем естестве? Раз войдя в него двенадцать лет назад, когда ему стукнуло пять, она больше не покидала его, послушно откликаясь на каждый его зов. Стоило юноше захотеть сотворить какое–либо заклинание, он обращался к Потоку и легкое приятное жжение в груди, а потом и по всему телу, а также ощущение нарастающей силы внутри, говорило ему о том, что его зов принят. Иногда это проявлялось даже видимым образом, особенно в темноте. Если Люк творил заклинание полярной ночью, то можно было заметить, как вокруг становилось светлее, словно кто–то зажег фонарь, а снег вокруг начинал подтаивать. Когда Люк заметил это в первый раз, он сразу догадался о значении своего имени.
Гораздо сложнее было узнать хоть что–то о своей матери. Да, красочные иллюзии, которые демонстрировал ему Азаил, давали определенное представление, но ничего конкретного Учитель так и не рассказал. Смешно сказать, Люк даже не знал ее имени, не знал имени отца, не знал, где находится та сказочная страна с Башней из золотого кирпича! Никаких книг, кроме книг по практической и теоретической магии, у него не было. Что было за границами Ледяной Пустыни – также оставалось неизвестным.
Еще один вопрос, который не давал покоя Люку, – это вопрос о его происхождении. Азаил открыл ему, что он – человек. Но ни одного «человека» Люк отродясь не видал. На все просьбы о том, чтобы показать ему страны, где обитают люди – хотя бы в иллюзии –, Азаил уклонялся, ссылаясь на то, что «у нас–сссссс итак очень мало времени–ссссс, некогда–сссс, некогда–ссссс». Но почему «у нас мало времени», Люк не мог понять. Вроде бы они никуда не торопились, наоборот, время в этой полярной пустоши как будто совершенно остановилось. И лишь потом, после участившихся обеспокоенных монологов о «белобры–с–с–с–с–с–ых летуньях–сссс», сказанных, как обычно, «про себя да вслух», Люк понял, что «мало времени» относится именно к ним. Азаил определенно скрывался в этом безлюдном необитаемом месте от их преследований и, возможно, от мести и боялся, что вот–вот они здесь появятся, а до этого надо успеть, как он говорил, «поднять щ–щ–щ–щ–щ–щенка на ноги, да–сссс» и тогда, тогда он им еще «пока–ж–ж–ж–ж–ж–жет». Видимо, Азаил всерьез рассчитывал на его все возрастающие магические способности в предстоящем сражении, что также вводило Люка в состояние недоумения. Кажется, чтобы достигнуть уровня знания и силы Учителя, надо практиковаться многие десятилетия, но тогда смысл «ускоренной» подготовки терялся, учитывая кратковременность человеческой жизни.
Так или иначе, но людей Люк так за все это время и не увидел – приходилось удовлетворяться тем, что он видел сам, глядя на собственное отражение в воде. Наверное, люди – они какие–то такие…
7.
Люк опять глубоко и грустно вздохнул и повернулся на другой бок. Азаила нигде не было, комната пуста. Спать не хотелось. Видимо, привычка мало спать сыграла здесь свою роль: рано заснув, он слишком рано и проснулся. Эх, спать бы еще да спать!
Люк блаженно потянулся и спрыгнул с печи. Огонь уже погас, но раскаленные головешки давали еще достаточно тепла. Зато вся комната погрузилась в кромешную тьму. Люк зажег магический светильник – маленький светящийся шарик, парящий над его головой. В комнате никого не было.
Обычно Азаил всегда спал в дальнем теплом углу за печью, как паук забравшись на потолок. Спал с открытыми, только слегка поблекшими, глазами. Впрочем, даже тогда застать его врасплох было невозможно – тончайшие чувствительные усы – вибриссы улавливали малейшее колебание воздуха в комнате. Но сейчас угол был пуст.
Признаться, Люку было недосуг знать, куда мог пропасть Учитель – тот никогда не давал ему никакого отчета в своих поступках. Зато совершенно неожиданно получив два часа свободы, ученик решил ею воспользоваться сполна.
В том самом углу, в котором обычно спал Азаил, всегда стоял большой черный сундук из неизвестного материала. Во время Учебы именно оттуда, как по мановению волшебной палочки, появлялись необходимые книги и магические артефакты. Но все эти предметы доставал Азаил лично, никогда не позволяя ученику делать это самому. И вот сейчас Люк стоял у вожделенного сундука…
Естественно, он был заперт! Хотя никакой замочной скважины на гладкой полированной поверхности не было видно. Но Люк не унывал. В самом деле, а как же заклинание «отпора всех дверей», которое он освоил пару месяцев назад?
Знакомое жжение в груди, жар на ладонях, отблески света по всей комнате – и вот уже тысячи тысяч тончайших, не больше волоса, солнечных волокон – лучей прощупывают – пядь за пядью – поверхность сундука, пытаясь найти потайную скважину. Люк закрыл глаза и магическим зрением увидел, что в матово черном сундуке, чуть выше середины, виднеется крохотное, с булавочную головку, светлое пятнышко. Еще мгновение – и теперь вся совокупность волокон – лучей направлена именно туда. Легкое жужжание и скрежет – и вот уже невидимая доселе крышка отъехала в сторону. Сундук был открыт!
С непередаваемым восторгом в груди, Люк обеими руками залез в темное чрево сундука – он оказался воистину бездонным! Таинственные книги на незнакомых языках, разноцветные шары, манипуляторы, порошки… От всего этого кругом шла голова, равно как и от резкого запаха, которым было пропитано все его содержимое.
Наконец, вот оно! Дрожащие руки Люка сжимали большой иссиня черный шар, пульсирующий изнутри россыпью фиолетово лиловых искр. Запустить его – пара пустяков – Люк знал, что заклинание обычно выгравировано на его поверхности, стоит только досконально прощупать ее магическим зрением.
Несколько минут, и заклинание обнаружилось – оно было написано крошечными буквами в самом низу шара, прочитать которые можно было только магическим зрением и то при очень сильном увеличении.
Стоило Люку произнести несколько слов, и шар, вспыхнув потоком яркого света, ожил: трехмерная полупрозрачная картинка фиолетово лилового цвета заполнила все свободное пространство хижины. Как Люк уже догадался, камень был вместилищем информации, которую тот выдавал графически, в виде иллюзии, в зависимости от того, чего хотел тот, кто владел им.
Но не успел он дать первую мысленную команду, как деревянный люк, ведший в подвал, тихо скрипнул и поток ослепительного света, словно кто–то открыл ставни одного из окон наглухо заколоченного дома, хлынул в комнату. Глаза Люка на миг ослепли, а уже в следующий момент он получил такую затрещину от Учителя, что отлетел в другой конец комнаты.
– Ты ш–ш–ш–ш–ш–ш–то это ш–ш–ш–ш–ш–ш–алиш–ш–ш–ш–ш–ш–шь, щ–щ–щ–щ–щ–щ–екнок–сссссс? Кто тебе раз–з–з–з–з–зз–реш–ш–ш–ш–ш–шал лаз–з–з–з–з–зить в моих вещ–щ–щ–щ–щ–щах–х–х–х–х–сссс? Ш–ш–ш–ш–ш–ш–шпиониш–ш–ш–ш–ш–шь з–з–з–з–з–з–а мной–ссссс?
Паук стремительно прыгнул на Люка, хищно вытянув вперед когтистые лапы, но, как муха о стекло, бессильно натолкнулся на мощнейший невидимый магический барьер, который выставил Ученик. По комнате пронесся запах жареного и Азаил взвыл от боли, забегал кругами, поджимая обожженные лапы. Люк удивленно смотрел на эту сцену, совершенно не понимая и сам, что произошло: реакция у Азаила была в тысячи крат быстрее, чем у него, поистине насекомья! За такое короткое время он не успел бы сотворить даже самого простого заклинания, не то, что такого мощного!
– Ах–х–х–х–х–с–с–с–с–с, ах–х–х–х–х–х–с, Люкс–с–с–с–с–с–ик, малы–ш–ш–ш–ш–ш–ш–ш! Ш–ш–ш–ш–ш–ш–што ж–ж–ж–ж–ж–ж–ж ты твориш–ш–ш–ш–ш–ш–шь со стариком–с–с–с–с–с–с, ах–х–х–х–х–х–х–сс–с–с–с–с! У–ф–ф–ф–ф–ф–ф–сссс, уф–ф–ф–ф–ф—сссс…
Азаил забавно подпрыгивал, дул на обожженные лапища, но, наконец, пришел в себя и обратился к магии – дело пошло быстрее.
– Дядь Азаил, да ты не сердись! Я и сам не знаю, как так получилось! И я честно не хотел залазить в твои личные вещи, но ты пойми, мне нужно знать! Мне нужно знать, как звали мою мать и отца, почему я не живу как все нормальные люди и почему я должен жить здесь, в этой поганой ледяной пустыне, хотя я знаю, что есть, есть более пригодные для жизни места!
Азаил некоторое время пробурчал что–то нечленораздельное, но было видно, что гнев его сходит на нет, да и демонстрация магических способностей Ученика, превзошедшие возможности Учителя, если не отрезвила, то порадовала его.
– Хорош–ш–ш–ш–ш–ш–шо–сссс, хорош–ш–ш–ш–ш–ш–ш–о–ссс, с–с–с–с–сынок. Только убери это проклятое–сссс поле–ссс, убери–ссссс…
Весь остаток утра они провели за беседой, в которой Азаил «поведал (ему) все–сссс». Однако чем дольше продолжался разговор, тем большее Люк испытывал разочарование. Юля и изворачиваясь, Азаил сообщил ему немногим больше, чем раньше, но преподал все с таким видом, будто сообщил великую истину.
Оказалось, что с людьми Люку нельзя быть, потому что все люди проживают на территории врага – «белобрыс–с–с–с–с–сые летуньи, подлые обманщ–щ–щ–щ–щ–щицы, да–сссссс». Они обманули все человечество и держат его под властью своих чар. Попади Люк в населенные людьми области – и, пиши пропало, сразу окажется в цепких лапках крылатых владычиц. Его мать и отец вместе с Азаилом вели с ними войну, но из–за подлого коварства последних колдуньям удалось победить. Отец и мать его погибли, а сам Азаил с ребенком на плечах, «тайными х–х–х–х–х–ходами, куда и мы–ш–ш–ш–ш–ш–шки не з–з–з–з–з–з–аполз–з–з–з–з–зали», уполз сюда, в свою секретную лабораторию на крайнем севере, похороненную под толстым слоем вечной мерзлоты. Но играть в прятки он всю жизнь не намерен. Как только Люк войдет в возраст зрелого мага и воина, они разберутся с ними – «раз–з–з–з–з и навс–с–с–с–с–сегда–ссссс, раз–з–з–з–з и навс–с–с–с–с–сегда–ссссс, раз–з–з–з–з и навс–с–с–с–с–сегда–ссссс, да–сссс!».
Люк разочарованно зевнул и решил, что в следующий раз все–таки доберется до проклятого шара, хотя, если честно, и сам в это особенно не верил – Азаил дважды на одну и ту же удочку не попадается.
Когда, наконец, Люк вновь лег спать, он снова видел «розовую» и она отнюдь не показалась ему «белобрысой обманщицей». Они весело играли друг с другом в прятки в таинственной рощице, а когда, наконец, девушка попала в его объятия и он попытался ее поцеловать, она тут же превратилась… – в хорошо знакомую по магическим иллюзиям солнцеликую красавицу, его родную мать. Люк покраснел, смутился и… проснулся.

Глава 2. «Новые Рубежи»

Глава 2. «Новые Рубежи»

1.
Со всех сторон света на тонущий в розовой дымке Остров Фей, словно рой деловито жужжащих пчел в родной улей, слетались длинные вереницы крылатых красавиц. Такое зрелище, если бы его мог видеть посторонний наблюдатель, навсегда оставило бы глубокий след в его душе.
В самом деле, чтобы все феи Целестии в один и тот же час появились в одном и том же месте… Неслыханно! Ведь обычно Всеобщий Совет Поднебесья собирался только в исключительных случаях, происходивших, как можно догадаться, весьма редко – раз в многие тысячи лет.
Впрочем, никакого «постороннего наблюдателя» не было и не могло быть, ибо Остров Фей – заповедное место, где никогда, от самого сотворения мира, не ступала нога чужака.
Остров Фей – поистине чудесное место, какого не встретишь больше нигде в Целестии. Довольно протяженный кусок суши, в тридцать с лишним миль в диаметре, он парил над необъятным и бездонным морем Тетис, подвешенный на заоблачной высоте на магической воздушной подушке. Уже одно это обстоятельство делало его практически недосягаемой для постороннего глаза и неприступной для любого врага Сообщества крепостью.
Однако даже если допустить совершенно невероятную ситуацию, что какой–нибудь особо любопытный человек и доплыл бы неведомо как до самой середины безбрежного моря, он и в ясную безоблачную погоду не увидел бы ровным счетом ничего. Дело в том, что на Остров были наложены сильнейшие глазоотводящие заклинания. Никто, кроме самих фей, не сможет его увидеть, даже если будет находиться буквально в двух шагах от него. Именно поэтому Остров Фей никогда, с самого начала своего существования, не знал посторонних посетителей, а потайная жизнь его обитательниц осталась доселе никому не известной, послужив, как это обычно бывает, богатой почвой для распространения всякого рода сказок, небылиц, легенд и мифов.
Здесь, пользуясь случаем, сделаю небольшое отступление. Скажу сразу, что все те истории, которые и по ныне рассказывают не в меру благочестивые авалонцы о том, что феи рождаются прямо из цветков, что они не знают, что такое страсти и чувства, что все они одного пола или вообще бесполы, а также то, что с Создателем они на «ты», поскольку Он ежедневно посещает свои «избранные сосуды» в чудесных садах у Розового Озера, не имеют ничего общего с истиной. В действительности, Остров Фей, при всей своей сказочной обстановке, в общем–то, такая же страна, как и все остальные сообщества в Целестии: со своими законами, своими правителями, своей армией, полицией и судами. Но все же есть в нем какое–то волшебство, какая–то невыразимая магия… Впрочем, обо всем по порядку.
Если бы какой–нибудь человек каким–то чудом смог попасть на Остров Фей и осмотреть здешние красоты, он, наверное, подумал бы, что попал в тот самый «Эдем», о котором он столько раз слышал на проповедях в храмах Создателя.
Практически вся площадь Острова буквально утопала в благоуханных садах. Деревья, из которых состоят эти сады, не имеют никакого соответствия с теми, что произрастают у нас, в Нижней Целестии. Главное их отличие состояло в том, что они – живые. Они умеют двигаться, хотя предпочитают стоять на месте, чтобы не нарушать стройный, геометрически идеальный порядок аллей, могут разговаривать друг с другом и с посетителями и даже шутить. Кора у них была самых разнообразных цветов, в зависимости от положения солнца над Островом, – от солнечно желтой до фиолетово сиреневой, а листья переливались попеременно всеми цветами радуги. Они устроены так, что накапливают за день солнечный свет, чтобы затем уже ночью излучать мягкое радужное свечение повсюду. Именно поэтому на Острове Фей никогда не бывает темно, даже самой безлунной ночью.
Единственный род деревьев, свободно передвигающихся по Острову – это Летающие Деревья в Садах Прозрений. Хрустально прозрачные, усыпанные листвой, вырезанной словно из горного хрусталя, они постоянно меняют свое местоположение, как будто бы танцуя, отталкиваясь от земли лапищами корней. Их вечное мягкое вращение по кругу, говорят, дивно помогает мыслительной работе. Именно по этой причине, опять же по слухам, эти сады облюбовала для своих прогулок Их Премудрость.
Кроме деревьев каждый клочок розовой земли Острова покрывало множество цветов – от привычных обитателям Нижней Целестии ромашек, незабудок и роз, до огромных, в несколько человеческих ростов, которым нет названия на человеческом языке, в нежных бутонах которых легко могла бы уместиться влюбленная парочка. Цветы тоже были живыми. Они часто, стройными рядами, чтобы не нарушать общей гармонии садов, передвигаются с место на место, любят петь и рассказывать ненавязчивым шепотом интересные истории.
Особо выделялись на Острове два рода волшебных цветов (хотя все, что произрастает и живет на Острове – в той или иной степени волшебно): это Цветы Любви и Цветы Забвения. О них следует упомянуть особо.
Цветы Любви, на первый взгляд, мало чем отличаются от обыкновенных лилий – у них вытянутые, нежно розовые, мягкие на ощупь, хрупкие бутоны. Однако свойства их необычны. Раскрываются бутоны только после захода солнца, зато источают такой дивный аромат, что понюхавший их, не может совладать с желанием полюбить кого–нибудь, приласкать, утешить. Эти цветы выращиваются здесь для того, чтобы всецело погруженные в заботу о Порядке и Процветании Целестии феи хоть иногда, с заходом солнца, отвлекались от своих важных дел, чтобы уделить время мужьям и детям.
Цветы Забвения же, наоборот, представляют из себя гигантские бутоны, много выше человеческого роста, внешне напоминающие кроваво красные маки. Тот, кто проведет хотя бы несколько минут внутри такого цветка, накрепко засыпает. А если огромные лепестки цветка запечатать специальным заклинанием, то проспавший там несколько недель и больше напрочь забывает обо всем, что с ним происходило. Сначала он забывает свои земные заботы и печали, потом сами земные события кажутся ему сном, а вслед за этим и сами воспоминания об этих снах полностью стираются из памяти, как будто бы их и не было. Эти цветы используются Сообществом для двух целей: предоставления отдыха морально уставшим от борьбы со злом, душевно больным феям и для исправления заблудших людей. Достаточно поместить в такой цветок закоренелого преступника и злодея хотя бы на пару лет, и обратно из ароматного красного бутона выйдет уже совершенно новый человек – чистый и невинный как дитя, которого можно воспитать заново, сделать из него нормального члена человеческого сообщества. Правда, само перевоспитание происходило не на Острове Фей, а на таинственных, окутанных загадочными легендами Островах Блаженных, на противоположном полушарии Целестии, в центре мирового океана. Пожалуй, о цветах и деревьях – довольно.
В самом центре Острова Фей располагается знаменитое Розовое Озеро, неоднократно упоминаемое в Священных Писаниях как место первого явления Создателя. В нем совершенно невозможно утонуть, розовая вода его вкусна и целебна, как и розовый песок вокруг озера – между прочим, съедобный, напоминающий по вкусу сладкую кашу с земляничным вареньем. Главное же чудо Розового Озера – это его обитатели. Розовые крокодилы в забавных шарфах плавают по его поверхности, всегда готовые прокатить желающих. Они всегда обращаются только на «Вы» и при желании могут рассказать бездну веселых анекдотов. Летающие розовые осьминоги, готовые обнять гуляющих своими нежными щупальцами, словно ласковые кошечки, а также розовые пузырьки, всегда поднимающиеся с поверхности и разносимые ветром по всему острову. Сталкиваясь с препятствиями, они лопаются, разбрызгивая повсюду медово земляничное благоухание.
Но главной достопримечательностью Острова всегда был Зал Собраний, располагавшийся в Розовом Чертоге, который можно было увидеть с любой точки благодаря его исключительной высоте – полторы мили.
Розовый Чертог представляет из себя уникальное здание, если вообще его можно назвать зданием. Он напоминает нечто среднее между лесом из колоссальных живых розовых колонн и лабиринтом. В Розовом Чертоге не было никакого намека на крышу – только бесконечные исполинские розовые колонны, которые, казалось, достигают небес, как стволы высочайших деревьев, выстраивались концентрическими кругами вокруг главной Залы – Залы Собраний. Кругов было ровно семь – как и три и один – считавшееся священным числом у фей. Следует заметить, что колонны от стволов деревьев отличало лишь то, что они не были прямыми. Наоборот, форма их была чрезвычайно необычной. Ближе к вершине они изгибались в стороны, так что, если на Чертог посмотреть с высоты птичьего полета, они напоминали лепестки раскрывшегося, колоссального по размеру цветка, сердцевину которого и составлял Зал Собраний.
Но самое удивительное, колонны эти были живыми, как и всем Острове. Они дышали, вдыхая воздух, а выдыхая опьяняющий розовый аромат, а между постоянно расширяющихся и сужающихся пор росли шевелящиеся отростки – щупальца, которые были невероятно вкусны и питательны, если их съесть, а сок их утолит любую жажду. Колонны всегда источали мягкий розовый свет, а потому даже самой темной ночью Чертог был освещен, что было чрезвычайно, надо сказать, на руку Их Премудрости, чья многотрудная мыслительная работа по внедрению Священных Принципов Порядка и Процветания во всей обитаемой Целестии не прекращалась и ночью.
Сам же Зал Собраний представлял из себя круглую арену, усыпанную розовым песком, с уходящими в бесконечность, словно легендарная лестница на небо, колоссальными рядами трибун, обступавших ее со всех сторон. В центре же арены располагались три пурпурных трона, соединенных вместе – на них восседала Их Премудрость.
И вот сегодня, в ночной еще темноте, тысячи и тысячи фей, подобно пчелам в улей, со всех сторон слетелись к Залу Собраний и в одно мгновение облепили трибуны сплошным разноцветным шевелящимся ковром. Вскоре весь зал наполнился неистовым жужжанием и звонкими переливчатыми голосами (ведь феи были ужасно общительными, как и все женщины на свете), которые слились в один нескончаемый гул, еще больше придавая ему сходство с пчелиным ульем. При этом феи умудрялись совершенно не путаться, не толкаться, но организованно и упорядоченно садиться четко на свои места строго в соответствии со своим рангом в Священной Иерархии Сообщества.
Низшие ранги садились на самые верхние трибуны, высшие – на более низкие – поближе к тронам Их Премудрости. Первый ряд традиционно занимали Перворожденные – старейшие феи, заставшие младенчество этого мира. Десять рядов выше – воительницы «ЖАЛА» – Ордена полностью отрекшихся от своей воли фей, целиком подчинивших себя повелениям Их Премудрости.
А чтобы феи, впервые посетившие Зал, не ошибались в определении своего местоположения в Зале Собраний, трибуны были окрашены в те цвета, которые соответствовали рангу в Священной Иерархии Сообщества и, соответственно, цвету туник его членов. Четырнадцатый – фиолетовый, тринадцатый – сиреневый, двенадцатый – лиловый, одиннадцатый – багровый, десятый – красный, девятый – темно синий, восьмой – темно зеленый, седьмой – салатовый, шестой – розовый, пятый – желтый, четвертый – оранжевый, третий – голубой, второй – золотистый, первый – белый. Трибуны «ЖАЛА» были выкрашены в черно желтые цвета «пчелиной расцветки», а трибуны «Перворожденных» – в жемчужно перламутровые.

Глава 3. Школа фей

Глава 3. Школа фей

1.
– Левой! Левой! Раз! Два! Три! Левой! Левой! Раз! Два! Три! Левой! Левой! Левой! Напра–а–а–а–во, стой! Раз! Два!
Длинный строй худеньких девочек – подростков с еще непропорционально вытянутыми ручками и ножками, одетых в одинаковые уставные светло серые туники, звонко и практически одновременно притопнул по плацу из розового пористого бетона подбитыми железом деревянными сандалиями и замер, не шелохнувшись, словно змея перед броском. Со стороны могло показаться, что девочки даже и не дышат, хотя каждая из них перед маршем пробежала по 10 миль пешего кросса и любой человек, мужчина, на их месте задыхался бы от усталости.
Но в том–то и дело, что стоявшие ровным строем худенькие девочки – подростки не были людьми. Об этом говорили, главным образом, прозрачные крылышки у них за спиной, но не только. Одинаковые светящиеся даже во тьме волосы, полностью лишенные растительности бело – розовые тела, необыкновенно тонкий и хрупкий скелет с полыми, как у птиц, костями, а также воистину не человеческая выносливость и всегда активная жизненная позиция насекомого в сочетании с несгибаемой силой воли – вот отличительные свойства расы Поднебесных, высшей расы Целестии, женская ипостась которой только с легкой руки людей зовется «феями».
Да, феи не были людьми, хотя внешне и походили на человеческих девушек, но беда была бы тому несчастному мужчине, которому вздумалось бы повести себя с ними чересчур вольно! Одного движения изящного феиного пальчика хватило бы, чтобы в одно мгновение убить человека, хотя феи никогда и не прибегают к такой мере воздействия, чаще всего предпочитая усыплять и перевоспитывать дерзких нарушителей порядка.
Длинная змея шеренги растянулась по правой стороне огромного плаца, у здания столовой, как и все здания Школы построенного в виде правильного стеклянного, полностью прозрачного прямоугольника розового цвета с ромбовидными многоугольниками окон – сот.
Учебный отряд №15 только что совершил утреннюю разминку и теперь стоял у столовой, в ожидании доклада от дежурных, накрывавших на стол в их секторе. И ждали – не шелохнувшись. В самом деле, один посторонний звук, один шепоток – и могла быть «влетка». Две воспитательницы – «старшие сестры» – с нашивками «ЖАЛА» на груди и на нарукавных повязках с бесстрастными лицами, вытянувшись по струнке, коршуном смотрели каждая за своей половиной шеренги с электрошоками наготове – белоснежными металлическими прутами, по заостренному концу которых угрожающе пробегали сине зеленые искры. Все воспитанницы учебного отряда, усвоившие горькую науку жесточайшей дисциплины, стояли, не шевелясь, хотя у каждой из них от полутора часов «разминки» урчало в животах: помимо кросса были занятия на гимнастических снарядах, виражи в воздухе – опасные и утомительные – и полоса препятствий.
Пока девочки стоят, не шелохнувшись, мы сможем спокойно оглядеть окружающее их пространство.
Помимо прямоугольной столовой справа здесь были и другие здания. Слева стоял «Улей» или общежитие – одного размера и величины со столовой – тридцать этажей. Перпендикулярно по отношению к обоим зданиям находилось собственно здание Школы, тоже в тридцать этажей. Там располагались учебные классы. Напротив Школы стояла еще одна тридцатиэтажка – в ней располагались Библиотека, Лаборатория и Тренажерные залы. Ее называли «Практикумом». Плац представлял из себя ровную площадь из розового – мягкого и пористого – бетона, на который можно было без всякой опаски падать даже с большой высоты (но, главным образом, после удара электрошоком).
На стенах всех четырех зданий, прозрачных настолько, что можно было без труда увидеть, чем и кто там занимается, а также на стойках по краям плаца было развешено множество ярких, красочных плакатов. На одних были просто лозунги, типа «Сама погибай, а доверенный Создателем мир выручай!», «Вместе мы все – порознь ничто!», «Ты для Сообщества, а не Сообщество для тебя!»
На других можно было увидеть движущиеся изображения – волевые женские лица с лучащимися энергией глазами, несгибаемым взглядом смотрящих куда–то вдаль или буквально испепеляющие ненавистью каких–то уродливых врагов, вроде чудовищ из зоны Предела. Но были и такие плакаты, где феи любовно гладили ланей, зайчат, голубок с источающими любовь и тепло лицами. А были и комбинированные, где изображения сочетались с лозунгами.
Вот, например, одна из фей сложила свои тонкие ручки на груди и устремила мечтательный взор на небо, томно полуприкрыв глаза, а внизу надпись: «Создатель, я люблю Тебя!» А вот и три феи в пурпурных туниках и золотых диадемах, держащихся за руки, и надпись: «Единство Премудростей – Единство Сообщества» или другой вариант этого же плаката: «В Единстве – наша Сила», «В Единстве познается Любовь».
А вот и плакат с пепельноволосой Старшей Сестрой «ЖАЛА». Она изображена поражающей клинком смертоносного луча десятки ужасных монстров с лицом, не выражающем ничего, кроме воли к победе и презрения к смерти. А внизу надпись: «Моя Верность – непоколебима!»
На другом плакате была нарисована фея с маленькой крылатой девочкой рядом и бескрылым мальчиком на руках и надпись: «Мои дети – мой долг перед Сообществом».
А вот и нечто похожее на творческий подход – плакат–аллегория: вся Целестия с маленькими человечками, зверьками и прочими обитателями покоится на руках колоссального размера феи с необыкновенно добрым и нежным лицом, по щекам которой, оставляя влажные дорожки на персиковых щечках, скатываются слезы умиления, и надпись: «Порядок и Процветание Целестии – наш Священный Долг перед Создателем!»
Эти и многие другие надписи и изображения каждая стажерка видела по тысячи раз на дню (и это не считая того, что во время пробежек на «разминках» эти и многие другие лозунги скандировались и пелись в виде специальных рифмованных речевок). А потому они въедались в память так крепко, что любая из девочек могла воспроизвести их даже если ее разбудить в три часа ночи (что иногда практиковалось в Улье). И это не удивительно. Ведь в этом четырехугольнике по большей части и проводила все тридцать лет обучения и воспитания любая юная фея от семи до тридцати семи лет от роду, пока, по окончании обучения, она не направлялась на предназначенное для нее по решению Совета Школы место служения – зачастую пожизненное – Священным Принципам Порядка и Процветания.
2.
Наконец, стеклянная дверь столовой бесшумно открылась и, четко печатая шаг, две со стороны почти неотличимые девочки спустились по крыльцу и подошли к обоим воспитательницам. Встав по стойке смирно, они ударили кулачком правой руки в грудь, а потом вытянули правые руки на всю длину в уставном салюте, символизировавшем полную самоотдачу воле старших сестер.
– Старшие Сестры, задание по подготовке к завтраку успешно выполнено! – в один голос отчеканили обе стажерки. А потом, по знаку воспитательниц, они встали с краю шеренги, чтобы возглавить колонну, которая должна отправиться на завтрак. Чуть только они заняли свои места, как раздалась команда:
– Напра–а–а–а–аво! На завтрак – шаг–о–о–о–ом марш! – и вот уже бесцветная и безмолвная шеренга, еще мгновение назад замершая, словно змея, подстерегающая жертву, вдруг ожила и стала подниматься строевым шагом через стеклянный портал сектора №15 общей столовой. После чего стажерки принялись также четко и организованно рассаживаться на свои места, каждая – согласно своему номеру, вышитому на груди туники и выбитому на спинке казенного стула.
Внутри столовой обстановка была предельно аскетичной. Одинаковые розовые занавески, длинные розовые столы из искусственного дерева и стулья с номерами на спинках из того же материала, стандартные миски, кружки и столовые приборы – тоже с номерами, соответствующих номерам стажерок. Завтрак тоже стандартен – розовая каша на первое, розовый сок на второе, розовая вата на третье. По свистку одной воспитательницы младшие сестры молча принялись за еду, в то время как вторая по секундомеру засекала время приема пищи. Стажерки должны были уложиться в пять минут.
Пронзительный свист – и тут же феи вскакивают с мест (вне зависимости, успели они доесть или нет) и уже стоят строем, каждая за спинкой своего стула с руками по швам. Дальше – дежурные остаются убирать, а остальные строем идут, печатая шаг, в учебный класс. Впрочем, урок начнется только через тридцать минут – после завтрака полагается пятнадцать минут отдыха в рекреации на пятнадцатом этаже здания Школы.
По команде «вольно» и свистку девочки облегченно вздохнули и как козочки на лугу тут же разбрелись кто куда. Большинство рухнуло на мягкие розовые кушетки и диванчики – ноги болели от строевой, которую ненавидели все стажерки черной ненавистью, гораздо больше, чем от «разминки». Не дай Создатель не попасть в общий ритм, отбивавшийся барабанщицей учебного отряда, – удар электрошоком тебе обеспечен! Впрочем, к 15–му году обучения строевая доходит до такого автоматизма, что никто уже не ошибается, но устаешь от напряжения все равно.
Но кое–кто отдыхал по–другому. Одни взяли лежавшие в шкафчиках из искусственного розового дерева, стоявших по бокам рекреации, скакалки и с наслаждением прыгали, другие, взявшись за руки, танцевали, третьи играли в мяч, а кто–то даже кувыркался в воздухе, играя в догоняшки. Но были и такие, что тряслись, побледнев, как бумага – они не сделали домашнее задание и теперь им предстоит «влетка». Несколько из таких девочек пристали к подружке, видимо, отличнице и пытали ее навязчивыми просьбами.
– Ну, Миленочка, ну, золотце, ну, сестренка, – взывали они к самой низкорослой фее из всего Отряда №15, которая с виду казалась младше остальных. – Скажи, ну, скажи, как решается уравнение из семи неизвестных! Честное слово, вчера так устала и заснула!.. А как определить угол поражения, если сила равна 5000 эр при сопротивлении 5М?.. А как можно распределить 30 унций розового концентрата на 30 дней, чтобы иметь минимальное количество эр, достаточного для боя средней продолжительности? А как… а как… а как… а как…
Милена даже не пыталась ответить на эти и многие другие вопросы несчастных – за десять минут, да и для такого количества страждущих это было физически невозможно. Она лишь с искренним состраданием смотрела на бледные от испуга лица сестер и мысленно просила Создателя смягчить сердца строгих воспитательниц. В самом деле, может, их и не спросят сегодня, а спросят ее или других отличниц и их, как говорят послушницы, «пронесет»?
Наконец, раздался пронзительный свист, и вот уже в считанные мгновения стадо игривых козочек превратилось в монолит из стоящих попарно неподвижных послушниц, которые, звучно печатая шаг, зашли в учебный класс.
3.
Учебная комната №15–21 была стандартной, ничем не отличимой от тысяч таких же комнат – клонов. Длинные плоские столы – пеналы из искусственного дерева, длинные скамейки, возвышение с кафедрой для воспитательницы, с которого она могла видеть каждую послушницу как на ладони, учебный визатор на стене за спиной воспитательницы – и больше ничего. Голые стеклянные звуконепроницаемые стены вокруг.
Как только послушницы зашли и заняли свои, согласно номерам, места, тут же вспыхнул экран визатора и девочки как по команде вскочили на ноги и запели гимн Сестре – Премудрости, предварявший каждое занятие. Из экрана полилась торжественная и красивая мелодия, а по его поверхности пробегали сменяющие друг друга изображения.
Все изображения были объединены одной общей темой. Это был нескончаемый поток плодов совокупной премудрости Сообщества фей. Причудливые машины, благодаря которым феи поражали легионы врагов Сообщества, облегчали жизнь людям и другим подопечным созданиям, обеспечивали процветание дикой природы Целестии. Общим рефреном видеоряда были три феи в пурпурных туниках и золотых диадемах – олицетворения Премудрости Сообщества – чьи изображения, исполненные величия, ненавязчиво сменяли каждый третий или четвертый кадр.
В Гимне Премудрости пелось о том, что все в мире сотворено премудрым Создателем и все в мире – прекрасно, но часть этой премудрости Он милостиво подарил феям, своим верным дочерям. Ее они должны употребить на всемерное укрепление и внедрение Священных Принципов Порядка и Процветания в Нижней Целестии. Припев гимна состоял из торжественной клятвы, которую давали от лица всего Сообщества три Премудрости и которую повторяли из уст в уста юные послушницы. Гимн этот, впрочем, трудно передать словами. Это скорее выражение глубоких чувств, чем мыслей, и постоянное повторение одного и тоже рефрена: «Наши знания – наше служение – наш долг».
Наконец, мелодия умолкла и экран визатора погас, а воспитательница и воспитанницы, вытерев слезы умиления, начали урок.
– Итак, сестры, – как всегда строго чеканя слова, сказала преподавательница предмета «Общая теория магического поля» – одной из базовых дисциплин учебной программы Школы, меряя шагами пространство возле кафедры. – Начнем урок, как всегда, с проверки домашнего задания. Кто напомнит мне тему предыдущего урока? – Преподавательница резко остановилась и цепким, оценивающим взглядом обвела всю классную комнату.
Тут же поднялся лес рук. Особенно активно тянули руки девочки, не выучившие уроки, чтобы «засветиться» на таком легком ответе.
– Прошу, №15–03 – быстро и сухо произнесла преподавательница, указав на малорослую «отличницу», которую «пытали» не сделавшие домашнего задания девочки в рекреации. Она знала все нехитрые уловки послушниц и не поддавалась на них.
Низенькая девочка с длинными тонкими косичками, переплетенными, как и у всех, невзрачными серыми лентами, быстро вскочила из–за парты и четко произнесла:
– Тема предыдущего урока: «Особенности магического боя в условиях недоступности естественных источников розового субстрата».
– Хорошо. Какой же выход Сообщество рекомендует в этой ситуации?
– Использовать неприкосновенный запас сухого розового концентрата, всегда хранящегося у каждого члена Сообщества в несгораемой капсуле на груди и в секретном кармашке на ремне туники под бляхой.
– Замечательно, №15–03. Я помню, ты всегда очень хорошо и внимательно слушаешь на уроках. Ну, а теперь, сестры, приступим к проверке домашнего задания. Сестра №15–07 – на кафедру!
Фу! Пронесло! На этот раз вызвали послушницу, приготовившую урок.
Печатая шаг, девочка взошла на возвышение и, одев учебный анализатор с тускло серым камнем, спроецировала решение задачи на плоский кристаллический экран визатора размером почти во всю стену.
– Условия задачи были таковы. Как распланировать использование неприкосновенного запаса сухого розового концентрата в условиях окружения противником на протяжении тридцати дней, если каждый день приходится вступать в оборонительный бой средней степени тяжести и продолжительности, – четко и ясно произнесла послушница.
Последовавший затем ответ ученицы точно передать на человеческом языке невозможно. Яркий луч анализатора на лбу послушницы выводил замысловатые формулы, графики, нарисовал объемную трехмерную схему, внутри которой были обозначены векторы магических Сил различной заряженности и направленности. Девочка довольно ловко выдавала результаты расчетов.
– Довольно, №15–07! Задача решена на «отлично». Сделай вывод.
– Так точно, старшая сестра! – вытянулась по струнке худенькая «семерка». – Минимум двадцать унций, максимум 100 «розового концентрата» потребуется для тридцатидневного боя в условиях недоступности «розовых облаков».
– А что будет потом? – не выдержала преподавательница и задала провокационный вопрос, не входивший в стандартное решение задачи.
– Неприкосновенный запас сухого концентрата – 500 унций – фея может продержаться и дольше!
– А если окружение продлится еще дольше? Вопрос всем, сестры, не отсиживаемся! – воспитательница строго оглядела розовые парты и сидящих за ними послушниц. Школа Фей учила своих юных учениц не только практическим навыкам, но и навыкам абстрактного мышления, хотя и в заранее жестко заданных рамках догматики Священных Принципов Порядка и Процветания.
Озадаченные девочки загалдели и принялись выкрикивать разные гипотезы совершенно фантастического характера, вроде того, что произойдет чудо, которое сотворит Создатель, что врагам Сообщества надоест такое упорное сопротивление, что придет неизвестно откуда взявшееся подкрепление…
Но тут в воздух взметнулась тоненькая беленькая ручка малышки №3 и воспитательница тут же дала ей слово, сделав знак другим молчать. «Тройка» была любимицей всех учительниц их потока – и за постоянное усердие в учебе, и за дисциплину, и за незаурядные умственные способности.
– У Триединой Премудрости, Старшая сестра, есть самые мощные анализаторы в Поднебесье. Они рано или поздно засекут попавшую в беду фею и Сообщество непременно придет ей на помощь. Триединство Премудрости – это триединство любви, а любовь сильнее всех видимых и невидимых врагов Сообщества вместе взятых! – как по учебнику продекламировала «тройка» и воспитательница украдкой смахнула слезы умиления, вторые уже за этот урок, со своих щек.
– Садись, №15–03, отличный ответ! – и тут вдруг всегда строгая учительница как–то смягчилась что ли, замялась. Ее всегда бледные, сильно напудренные щеки окрасились румянцем. – Когда–то, девочки, – тихо произнесла она, – со мной так и произошло. Стадо кровожадных мурронов, не поддающихся гипнозу и почти не уязвимых для воздействия магии, заперло нас с сестрой в обледенелой пещере, мы не могли подать сигнал бедствия, так как лед экранировал лучи анализаторов. Но перебить этих ползучих упырей мы не могли – их было очень много, а у нас был только неприкосновенный запас концентрата. В той ситуации мы могли только отбивать их атаки и держать защитное поле. И тогда, девочки, мы с сестрой решили именно эту задачку и распланировали концентрат на максимально долгий срок. Мы продержались ровно три месяца и когда наши силы были уже на исходе, Триединая Премудрость заметила нас и лично пришла на помощь… – голос учительницы дрогнул и она замолчала.
Притих и весь класс. Девочки с завистью смотрели на учительницу – мало того, что она совершила подвиг, так ведь еще и никто об этом не знал: такая скромность – одна из высших добродетелей члена Сообщества. А те девочки, что не сделали домашнее задание, покраснели – им стало стыдно, что они не усвоили такую важную тему.
Но вот Старшая Сестра пришла в себя, мечтательный взгляд исчез, глаза вновь вспыхнули строгим и требовательным ледяным огнем, губы опять сжались в тугую как тетива натянутого лука нить. Испепеляющим взглядом «уничтожив» провинившихся сестер, она процедила:
– Вы думаете, девочки, что мы вас тут в Школе третируем и мучаем для своего удовольствия? Что задаем задачки, чтобы вы не спали по ночам и не видели радостей жизни, да? – фея как–то злорадно усмехнулась и в глазах ее мелькнул кровожадный огонек. – Так думала и я в вашем возрасте, а между тем – каждая задачка на уроке, каждая буква Правил – написаны кровью! Кровью тех фей, которые не делали уроков, а потом, попадая в такие ситуации, погибали, и кровью фей, которые на своем опыте, ранами, полученными в боях за светлое настоящее и будущее всей Целестии, открывали те принципы и законы, которым мы вас учим в этих уютных и светлых аудиториях.
«Виновницы», наконец, не выдержали и тут же еще раз громко разревелись, размазывая слезы по щекам и обещая, что отныне всегда будут делать домашнее задание, а учительница, довольно усмехнувшись, послала мысленный сигнал на экран визатора и на нем появилась крупная надпись:
ТЕМА УРОКА: «Общие принципы магического поля в аномальной зоне «Пустыня Желаний».
А в это время соседка по парте послушницы №3, легонько «боднув» ее тонким остреньким локотком в бок, прошептала:
– Слушай, Милка, а ведь наша «Белоснежка», оказывается, героиня! А я думала, она всю жизнь тут просидела, в четырех стенах!
Милена же не спускала восхищенного взгляда со своей учительницы, которая в это время запускала на визаторе красочную объемную схему Пустыни Желаний, а потом одними губами прошептала, скрестив тонкие ручки на груди:
– Создатель, умоляю, сделай так, чтобы я попала в «ЖАЛО»! Я тоже хочу совершать подвиги на Дальних Рубежах, я тоже хочу сражаться с чудовищами, я тоже хочу стать такой, как она!
Следующим у послушниц Учебного Отряда №15 был, пожалуй, самый серьезный и строгий предмет всей программы под несколько корявым названием «Социомантия». Этого предмета боялись абсолютно все послушницы, но не потому, что он был каким–то чересчур сложным. «Общая теория магии» – гораздо сложнее, тут надо знать уйму всего – магические формулы, вычисление углов, теорию сопротивления антагонистических сил, магического поля и т.д. и т.п.
В «Социомантии» ничего такого не было. Точнее даже сказать, истины, которые преподавались там, лежали на поверхности, были абсолютно самоочевидны для всякого члена Сообщества. Трудность состояла в том, что этим истинам надо было следовать с абсолютной точностью. Малейшая ошибка в формулировке, малейшая неточность объявлялась «беззаконием» и за это следовало наказание – не только снижение отметок и незачеты, но даже и штрафные послушания. За эту особенность предмета девочки прозвали его «догматикой» и тихо его ненавидели, тем более что в школьной программе он числился одним из главных предметов, оценка которого идет напрямую в диплом.
Вела предмет всегда одна и та же преподавательница – сама Жемчужно Белая Ее Верность. Никому другому этот предмет доверить она не хотела – и это при ее–то колоссальной занятости! Впрочем, курс не отнимал у нее много времени. Она преподавала его раз в неделю, поочередно на всех потоках, а основной материал для лекций и семинаров готовили ее помощницы. Понятно, что на ее занятиях была идеальная тишина и внимание. Даже особо сонные послушницы – и те умудрялись засыпать сидя и с широко открытыми глазами.
Сегодня темой урока была заявлена, как всегда, «необыкновенно важная для формирования миросозерцания фей» теорема: «Женщина – космологическая ось Вселенной».
Как всегда, после ритуальных приветствий и гимна премудрости, Ее Верность обрушила на головы своих учениц масштабную трехмерную презентацию (она обожала использовать техномагические эффекты на занятиях). Окна аудиториума задернуты автоматическими шторами и из хрустального прозрачного шара, вложенного в отверстие круглого учительского стола, полыхнул поток радужного света, постепенно принявшего форму трехмерной картинки. Звучный, мелодичный, но в то же время металлически твердый и жесткий голос Ее Верности рассказывал, комментируя вспыхивающие одно за другим потрясающе красочные видения.
– Как известно, первым существом видимой вселенной была женщина. Еще в те времена, когда в Целестии царил хаос, когда не было континентов, материков и островов, а в безжизненном первобытном океане не водились и бактерии… – перед глазами замерших в восторженном трепете послушниц между тем проносятся картины ужасного хаоса, в котором пребывала тогда Целестия – небо без солнца, сплошные молнии и громы, не умолкающие ни на минуту, бурные черные волны бескрайнего океана, непрекращающиеся ливни.
–…на Острове Фей – этой благословенной цитадели нашей цивилизации – уже зародилась разумная жизнь. Из куполовидного Первоцвета – первого цветка, который произвели благословенные Создателем розовые пески, оплодотворенные первыми (и единственными в своем роде) розовыми дождями – появилась единственная в своем роде Девочка…
Бушующий черный океан в одно мгновение сменился красочным пейзажем хорошо знакомого Острова Фей, только тогда на нем не было ничего – ни колоссального Чертога Собраний, ни ходячих деревьев, ни летающих осьминогов, ни прочей живности. Лишь розовые пески вокруг Розового Озера – в восточной части побережья которого вырос колоссальный цветок, напоминающий чем–то розу. Цветок медленно раскрыл свои мягкие лепестки – и внутри бутона восхищенным взорам послушниц показалась – очаровательная маленькая золотоволосая девочка в розовом платьице, но с уже взрослыми, смотрящими не по–детски серьезно, васильковыми глазами.
– …Почему девочка? Ответ на этот вопрос прост. Женщина является средоточием творящей и созидающей силы вселенной. В этом смысле она является живым образом Создателя на земле. Женщина – это то существо, которое первым видит родившееся дитя, это то существо, от которого полностью зависит его жизнь и благополучие, которая является источником любви, нежности и заботы. Без женщины невозможна жизнь на земле. Мужчина – это только помощник, без сомнения важный, но вторичный элемент бесконечного цикла воспроизводства жизни, это спутник, вечно вращающийся вокруг планеты, это луна, вечно отражающая чужой свет…
Перед глазами юных фей развернулась масштабная картина – как из второго цветка, уже голубого цвета, по форме напоминающего лотос, – появляется бескрылый мальчик. Девочка – между тем – выглядит уже значительно старше и у нее за спиной очаровательные прозрачные как слюда крылышки. Сменяющийся видеоряд дает возможность увидеть, как девочка начинает воспитывать своего мальчика, как ребенка, учить его грамоте, наукам и магии. Как затем, повзрослев, они вступают в брак, и вот уже беременная молодая женщина рождает двойню, которую со слезами на глазах прижимает к груди счастливый отец.
– …Конечно, скажете вы, – между тем монотонно продолжал голос Ее Верности, – а как же быть с homo sapiens, а также другими видами фауны Целестии, в семьях которых мы наблюдает явное доминирование самцов над самками?..
Тут девочки видят несколько человеческих семей, стадо крупнорогатого скота, во главе которого стоит мощный бык, прайд человекообразных обезьян.
– …Однако это ничуть не должно удивлять вас, поскольку все эти существа находятся ниже по развитию по отношению к расе Поднебесных в иерархии живых существ (девочки видят лестницу по нисходящей, на ступеньках каждой из которой изображено какое–то живое существо, на вершине лестницы – крылатая фея). Между прочим, если мы обратимся, например, к высокоразвитым насекомым – пчелам, муравьям, осам, – то увидим, что здесь соотношение полов вновь приобретает правильные пропорции. И это также не удивительно, поскольку интеллект и организаторские способности этих существ намного превышают даже человеческие. Да, человек – любимое творение Создателя, но также верно и то, что это – не самое развитое из сотворенных Им существ, которому еще только предстоит «дорасти» до высшего уровня, чтобы сравняться с нами, подобно тому как ребенку еще предстоит дорасти до уровня родителей...
4.
После четырех пар лекций и практикумов юные послушницы строевым шагом сходили на обед. А потом наступил долгожданный часовой перерыв.
За стеклянным прямоугольником из четырех зданий Школы, обрамлявшим розовый плац, располагались – с юга на север – спортивная площадь, которую скорее можно назвать полноценным спортивным городом, и амфитеатр. А с севера на юг – Цветочный Угол – самый настоящий цветопарк с озером для купания.
Спортивная площадь включала в себя все мыслимые и немыслимые спортивные снаряды и сооружения, раскинувшиеся под вечно ясным голубым небом Целестии. Амфитеатр – усыпанную розовым песком площадь, окруженная множеством рядов трибун на 600 послушниц и 60 преподавательниц Школы. Здесь проводились самые разные мероприятия – от празднований «красных дат» календаря и награждений особо отличившихся до учебных боев со специально выращенными чудовищами или их иллюзиями.
Цветочный Угол был просто местом для отдыха, хотя и здесь зачастую проводились самые разные учебные мероприятия, например, в довольно глубоком пруду проводились занятия по глубоководному нырянию и плаванию, а в густых зарослях исполинских травяных лесов – учебное ориентирование на местности. Но главным образом Цветочный Угол «населялся» в короткий час послеобеденного отдыха. Именно в это время сюда слетались несколько сотен юных фей, чтобы насладиться, наконец, вожделенной свободой после часов муштры на занятиях и на плацу и размять свои прозрачные крылышки. У постороннего наблюдателя, попади он туда в послеобеденный час, могло создаться впечатление, что он видит луг, заполненный роем жужжащих пчел – только пчелы эти были в человеческий рост.
Больше десяти квадратных миль Цветочного Угла были заполнены куполообразными, в несколько раз выше средней феи, яркими цветами, от которых исходил приторный медовый аромат. От этого аромата как рукой снимало усталость и поднималось настроение. Юные девушки и девочки в «мышиных» серых туниках облепляли цветы не хуже пчел, родство с которыми постоянно подчеркивалось на уроках «догматики».
Большинство блаженно развалились на мягких венчиках цветов, отдыхая после обеда – по две, по три, а то и по четыре на цветок. Угощаясь сладким нектаром, весело жужжали о самой разной чепухе, о которой говорят, наверное, все девчонки в мире, независимо от того, к какой расе они относятся. Другие совершали пешие прогулки, играли в догоняшки, прыгали через скакалку или купались в озере. Ко многим пришли плюшевые зверята – из тех, кто не был занят другими делами, ведь на зверят тоже налагались послушания: иначе кто будет стирать одежку занятых по горло учебой юных фей? кто будет убирать их уютные комнатки? кто будет шить им платья на выходные? Свободные же зверята приходили в обеденный перерыв, чтобы поразвлекать своих юных хозяек, принести им что–нибудь вкусненькое и сладенькое, составить компанию для игры в мяч или в городки.
Один из цветков – внешне напоминающий со стороны исполинский пунцовый мак – облюбовали послушницы №№15–03, 15–04, 15–01 и 15–02. Сняв с себя надоевшие до тошноты форменные туники и оставшись в одном нижнем белье, они загорали, с наслаждением подставив свои по подростковому немного угловатые, худощавые тела яркому, но ласковому солнцу, от лучей которого совершенно невозможно было «сгореть».
А между тем на цветок забрались три зверенка – зеленый плюшевый Дракоша, разноцветный Попугайка и синий большеголовый в смешных круглых очках Слоненок. Все три зверенка принадлежали «тройке».
Дракоша был занят очень важным делом. Он описывал круги вокруг цветка, разгоняя плюшевыми крылышками воздух, чтобы девочкам не было особенно жарко загорать. Слоненок периодически опрыскивал их из своего хобота струйками холодной воды, которую с шумом втягивал из ведра, а Попугайка делал массаж то одной, то другой девочке.
Все четыре закадычные подружки блаженствовали – после последнего урока, практикума по магическому бою с симулякром пещерного дэва, они были выжаты как лимон. Все четыре девочки в этом бою составили одно «звено», так как охотиться на дэва в одиночку строго–настрого запрещал Устав Сообщества. Одна девочка отвлекала на себя внимание чудища («двойка»), другая ее прикрывала («единичка»), а остальные две били. Причем все три девчонки, в конце концов, были «убиты» в учебном бою, а вот «тройка» не только продержалась, но и нанесла пещерному дэву смертельный удар – прямо в нервный узел над скоплением глаз. Она получила «пятерку» и зачет, остальным теперь «светила» пересдача.
Несмотря на то, что бой был учебный, все девочки выложились по–настоящему и устали, как проклятые. Дэв был хоть и иллюзорный, но его бесчисленные щупальца с присосками и коготками «выстреливали» также быстро и метко, как и у настоящего, так что юным феям пришлось изрядно попотеть, уклоняясь от его ударов. Казалось, на их телах не осталось живого места, а потому пришедшие навестить «тройку» зверята пришлись как нельзя кстати.
– Слушай, Мил, ну ты сегодня дала жару! Как ты смогла попасть этой твари прямо в шары, а?! Я все время промазывала! – полусонным от удовольствия голосом проговорила «четверка».
– А это все потому, что ты боялась, Леся. Ты постоянно смотрела, как бы тебя не сцапали щупальца, а потому не целилась как следует – вот и все! Главное в бою – вспомни Устав, пункт 1.3. – это хладнокровие! Бой надо воспринимать как игру – и тогда у тебя все–все получиться! – малорослая «тройка» повернулась к своей старшей соседке и потрепала ее по темно-русой головке, а потом не удержалась – и поцеловала в румяную как яблочко щечку.
«Четверка» смутилась, что ее тщательно скрываемый страх оказался заметен со стороны и покраснела до корней волос.
– А как ты догадалась?
– Очень просто. Когда ты летала, ты постоянно кричала что-то типа «мерзкая тварь», «сейчас я тебя раздолбаю», «уродина» и все в таком духе. У тебя на одни крики уходила бездна сил и внимания. Я сразу поняла, что ты испугалась, впрочем, он был и в самом деле почти как настоящий!
– Во–во! – подхватила «двойка». – Рычала как стадо динозавров! Я сама чуть в обморок не грохнулась! Слушай, Мил, ну откуда ты такая храбрая уродилась? А ведь младше всех нас на два года, между прочим!
– Да ладно вам, девчи! – махнула ручкой Милена. – Я тоже струхнула поначалу, у меня аж «гусиная кожа» появилась и волосы зашевелились на макушке, когда я услышала эту тварь, как она зарычала–то. А глазища! Холодные, мелкие, хищные, ни капли чувства, как мертвые! Б–р–р–р–р–р! А потом, когда я увидела, как она к тебе, Эль, потянула свои щупальца, ну, когда ты была «отвлекающей», и как ты завизжала, удирая от нее… Мне так жалко тебя стало и такая ненависть была к этой твари, что я уже ничего не боялась! Само как–то произошло… А потом втянулась и все вроде ничего пошло, как игра. Это как со скакалкой – если будешь постоянно думать, как прыгать, никогда и десяти прыжков не сделаешь, а когда все это как игра, можешь и сто, и двести сделать, пока не выдохнешься.
– Ну вот, девчонки, и на обеде никакого покою нету! – разочарованно протянула «единичка», которой как раз в это время Попугайка делал очень приятный массаж. – Бои да бои… Ух, скукотища! Как будто больше не о чем поговорить! Сегодня же последний день индикта! Завтра – абсолютная свобода! Бассейны Грез! Хоть бы подумали, кто что будет выбирать!
– А ты уже выбрала, Дин? – спросила «тройка».
– Ну, конечно! Я возьму «голубой шар»! В прошлый раз было так здорово…
– И кто в прошлый раз у тебя родился?
– Опять девочка… – разочарованно вздохнула «единичка». Юная фея повернулась лицом к подружкам (она лежала на самом краю цветочного венчика). – Выбираю уже какой шар – и все девочка и девочка, а я так хочу мальчика! Потискать его, помыть в ванночке, поиграть с ним в мячик!
– Да тебе, Дин, тогда не «голубой» надо брать, а «розовый», там тебе этих мальчиков будет – бери не хочу! – вставила «двойка», шутливо щекоча свою напарницу и по месту в строю, и по двухъярусной кровати.
«Единичка» рассмеялась от щекотки и принялась щекотать ее в ответ, а потом к их веселой потасовке присоединились остальные.
– А я… а я… а я… кажется, знаю, почему она «розовый»–то не берет! Там все заканчивается поцелуями при луне, а в «голубых» есть зачатие! Иначе откуда бы и беременность была? А–ха–ха! – покатилась со смеху «двойка».
– Врешь ты все! Ничего там такого нет! – и «единичка» с еще большим азартом накинулась на подругу.
Девчонки вошли в такой азарт, что цветок стал колыхаться, словно от штормового ветра. Дракоша перестал летать от испуга – а вдруг чашечка цветка перевернется и девочки упадут на землю – высота–то нешуточная! А потому он, недолго думая, спикировал вниз и легонько подогрел веселье своим пламенем, вызвав бурю довольного визга у девочек, ощутивших спинами прикосновение раскаленных, как в бане, струй воздуха. Это отвлекло девчонок от борьбы между собой и они тут же взлетели в воздух, чтобы как следует надрать уши Дракоше, который, не будь дураком, принялся от них удирать в сторону озера, смешно высунув, дразня их, свой длинный розовый язычок и радостно сверкая при этом зелено желтыми глазками. Девочки так увлеклись погоней, что забыли, что летают они не в уставных мышино серых туниках до колен, а прямо в нижнем белье!
Наконец, они догнали Дракошу, не долетая до озера, схватили его все вчетвером, спустились на прибрежный песок и стали его теперь все вместе тискать, громко визжа, а Дракоша визжал не меньше их от удовольствия. Чем это все кончилось бы, неизвестно, но тут раздался резкий звук свистка. Девочки тут же вскочили по стойке смирно и покраснели – рядом стояла воспитательница их отряда.
Ну, все – теперь электрошока не избежать, да и наряда вне очереди! Каждая из них про себя молилась Создателю – пусть все что угодно, только бы не лишали их завтрашнего выходного, ведь индикт бывает раз в три недели!
– Так, что здесь происходит, сестры? Почему в нижнем белье? Это что за вопиющее нарушение дисциплины?! – демонстративно потрескивая электрошоком, строго проговорила воспитательница из «ЖАЛА». Казалось, ее собственные глаза были заряжены еще сильнее, чем электрошок, и искры из них ударили бы побольнее, чем от белоснежной металлической палки в ее руках.
– Простите, старшая сестра, это я виновата! – тут же воскликнула «тройка». – Я спровоцировала сестер № 1, 2 и 4 на то, чтобы позагорать, хотя это и неуставное поведение в обеденный перерыв…
– От кого угодно, но только от тебя, №15–03, я этого не ожидала, – разочарованно произнесла воспитательница, сжав губы в бесцветную ниточку.
– Нет, это я виноват! – тихо проговорил Дракоша. – Я затеял игру в догоняшки! Накажите меня, госпожа, меня!
– Накажу, накажу, не беспокойся! – сухо ответила воспитательница. – Всех четверых. Номер 1 и 2 – ночной наряд на мытье окон в секторах А–6 и А–8. Номер 4 – на чистку овощей – тоже на ночь. А «тройка» со своим зверенком… – в храм Создателя, будете там на ночной службе читать молитвы за послушниц и воспитательниц Школы. Наряд у всех на всю ночь, до 4 утра, понятно?
– Так точно, Старшая Сестра! – вытянулись по струнке все пятеро, даже Дракоша смешно сложил свои плюшевые крылышки по «швам», чем едва не вызвал улыбку у самой воспитательницы.
– А сейчас – марш одеваться! Не дело это голышом летать, вы что – уподобляться падшим задумали? Фея – это представительница Создателя в этом мире, помните это. По фее судят по Создателю, по нашим делам – по Его делам, по нашему внешнему виду – по Его образу. Если вы будете без туник бегать, что о нас подумают? Фея – это образец нравственности, чистоты и целомудрия, постоянная готовность прийти на помощь слабому, наказать любое злодейство и устанавливать на каждом пятачке опекаемой территории Порядок и Процветание, а вы… Бегаете в трусах как непотребные женщины, как русалки какие–нибудь, тьфу ты! – не сдержалась воспитательница и скривила личико так, словно ей на обед положили в тарелку червяка. – А ты, «тройка»! Отличница, а туда же! Что о тебе подумает твоя мама? А мы так гордились, что ее дочь учится в нашем отряде, всегда хвалили ей твою успеваемость и поведение, а ты нас так подводишь! И не нас только, все Сообщество! Стыдно!
Девочки стояли красные словно вареные раки, тем более что вокруг них уже собралось едва ли не пара сотен любопытных девчонок, которые вовсю шушукались, а некоторые даже пересмеивались и показывали пальчиками в их сторону. Воспитательница явно рассчитывала на такой эффект, говоря заведомо громко. Девочки не знали куда прятать глаза. Но вот уже к ним незаметно подошли Слоненок и Попугайка. Слоненок нес на своей плюшевой спинке комплект брошенных туник и Зверята быстро помогли одеться хозяйке и ее подружкам.
Слава Создателю, зазвонил звонок, сигнализируя конец полуденного перерыва и призывая девочек строиться в колонны по потокам, чтобы двигаться обратно на учебные занятия. Девочки, приняв от воспитательницы штрафные желтые билеты с назначением на ночные послушания, быстро ретировались к месту построения своего отряда, про себя благодаря Создателя за то, что Он внял их молитвам и им не впаяли послушания на выходной, а поскольку завтра выходной – то и после ночных послушаний хоть выспаться можно будет.
«Фу–у–у–у–у! Пронесло!»
5.
– Сегодня, сестры, мы освоим с вами особенности магического боя в зоне Предела, – важно произнесла высокая, атлетически сложенная, загорелая как бывалая гончая, инструкторша по магическому бою. Легкий ветерок шевелил ее пышные, редкого для фей серебристого цвета длинные волосы, заплетенные для удобства в бою в две косы с заколками в виде луны.
Занятия по магическому бою как всегда проводились на открытом воздухе, в амфитеатре, сейчас пустынном – только пятнадцать послушниц и инструктор –, который девочки между собой называли просто «песочницей», потому что арена амфитеатра была усыпана золотистым песком.
Высокие и длинные ряды трибун из розового мягкого пористого камня, опоясывающие правильным овалом арену, чем-то напоминали стенки глубокой чаши. До обеда тут был уже «зачетный» бой с симулякром пещерного дэва – правда, зачет, кроме «тройки», сдали только «семерка» и «десятка», остальным предстояла пересдача «хвоста». А вот теперь предстояло освоение новой темы – бой с тварью из–за Предела.
Услышав название новой темы, девочки невольно разочарованно вздохнули. Все, кроме Милены. В самом деле, ну зачем изучать особенности боя с этими тварями? Ведь в Хранительницы Предела может никто, кроме Милки, и не попадет! Их всего двенадцать! Ведь всем было известно, что по негласному обычаю должность Хранительниц Предела, за редкими исключениями, была практически наследственной. В самом деле, проще отправить на Предел уже знакомую с детства с тамошними порядками фею, чем совершенно новенькую.
– Ну, что скисли, сестренки? – недовольно нахмурилась инструкторша. – Думаете, что кроме «тройки» никто из вас туда не попадет? И зря так думаете! Во–первых, далеко не факт. Могут взять любую. А, во–вторых, каждая боевая фея должна иметь навыки борьбы с этим типом монстров на случай Прорыва из–за Предела.
– А разве такие прорывы были? – ляпнула невпопад худощавая «восьмерка» – и тут же осеклась, и покраснела. Информация о таких вещах была строго секретной, за это могла быть и «влетка»!
Но инструкторша, казалось, не обратила на это никакого внимания.
– Таких прорывов не было, – быстро и сухо произнесла она. – Но Сообщество должно быть готово к любой ситуации, ибо именно на нем лежит вся ответственность за Порядок и Процветание Нижней Целестии. Ни один волос не должен упасть с головы мирных жителей опекаемой территории, и мы, как добрые пастыри, свято соблюдем доверенное нам Создателем стадо! – аскетически бледное лицо инструкторши даже чуть порозовело от гордого осознания важности миссии, возложенной на Сообщество Создателем, и все послушницы благоговейно замолчали, вытянувшись по струнке.
– Старшая Сестра, разрешите вопрос? – дерзнула «тройка».
– Разрешаю.
– Моя мама – Хранительница Предела, я выросла там, и все время у меня на языке вертелся вопрос: а почему бы просто не устроить всему Сообществу поход внутрь зоны Предела и не истребить всех этих тварей начисто? Тогда никого не надо было бы сдерживать и не было бы никакой угрозы людям, ведь ликвидировали же всех других чудовищ на Хартленде!
Инструкторша внимательно посмотрела на «тройку» – редко на каком курсе находится девочка, которая задает этот вопрос, но все же за многие тысячи лет таких случаев было уже не мало.
– Диалектику давно проходили в Школе?
– Нет, только в прошлом семестре.
– Хорошо. Помнишь, что такое «мыслетерапия»?
– Так точно, Старшая Сестра!
– Излагай.
– «Мыслетерапия» – это диалектический метод борьбы с сомнениями, которые в нас пытаются вселить как внешние, так и внутренние враги Сообщества. Внешние враги – это те разумные существа, которые противятся внедрению Священных Принципов Порядка и Процветания. Внутренние враги – это наши собственные страсти: малодушие, лень, удовольствие, печаль. Основные принципы «мыслетерапии» состоят в том, чтобы любое сомнительное утверждение разбить на две категории – положительную или отрицательную. Положительная категория – это когда враг утверждает о том, что якобы есть, но это порочит Сообщество. Отрицательная – чего якобы нет, и это порочит Сообщество. Положительное утверждение можно отразить следующим образом. Если что–то есть и это якобы порочит Сообщество, то необходимо искать в этом факте более глубокий, недоступный для среднего ума смысл. То, что есть – обязательно целесообразно, ибо все действительное – разумно, а разумное – действительно. Если чего–то нет и это якобы порочит Сообщество, то необходимо найти положительные стороны отсутствия, также недоступные для среднего ума, имеющие высшую целесообразность… –
Милена стояла, вытянувшись по струнке, и выстреливала чеканными фразами из учебника по диалектике, запомнив его дословно – память у нее была отменная. Для верности она даже закрыла глаза, чтобы точно представить себе страницу в своем сознании. К концу последней фразы чеканного монолога у нее не хватило дыхания и она остановилась, судорожно хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег.
– А если ты не можешь найти такие аргументы? – воспользовалась паузой инструкторша.
– Тогда надо ограничиться допущением о высшей целесообразности наличия или отсутствия чего–либо, о целесообразности, которая нам не известна, но которая непременно есть и будет либо найдена в будущем, либо уже известна более посвященным членам Сообщества!
– Замечательно. Пять баллов! – похвалила Милену инструкторша и даже похлопала в ладоши. – Я обязательно расскажу преподавательнице диалектики о том, как ты хорошо помнишь написанный ею учебник. Только вот надо запоминать материал не только для экзаменов и зачетов, но и для практики. Ты меня поняла?
Милена кивнула.
– Все поняли? – инструкторша обвела строгим взглядом строй девочек, стоящих по стойке «смирно».
– Так точно!
– А ну, «четверка», скажи, как бы ты ответила на вопрос послушницы №15–03!? Почему Сообщество не может просто–напросто стереть с лица земли зону Темнолесья, а на протяжении всей Эры Порядка и Процветания содержит охраняемый Предел?
– Потому что в этом есть высшая целесообразность, которая не доступна уму средней феи. Целесообразность, о которой известно только Триединой Премудрости и Создателю!
– Браво! Браво! – захлопала в ладоши инструкторша. – Вот – налицо практическое применение диалектического метода под названием «мыслетерапия»! – а потом, немного помолчав, добавила. – Мы вас, сестренки, тут не просто так мучаем, в Школе. В Школе вы не проходите ни одного бесполезного предмета. Каждый предмет, каждая дисциплина, каждая лекция, практикум, лабораторная – все здесь полезно, все направлено на то, чтобы наши выпускницы были образцовыми служительницами Порядка и Процветания, видимым проявлением Создателя в этом таком прекрасном, но таком хрупком и ранимом, а потому нуждающемся в неустанной Опеке мире. А особенно о мире людей, наших младших братьев и сестер – самых любимых творений Создателя! – на глазах инструкторши показались слезы умиления, также, как и на глазах всех послушниц.
– Простите меня, Старшая сестра, за мою дерзость! – по щекам Милены стекали две крупные прозрачные капли. – Я… Внутренний враг Сообщества отравил меня ядом сомнения…
– …да, сестра, – тут же радостно подхватила инструкторша. – И вот видите, как мы всем нашим дружным коллективом, маленьким сообществом, расправились с ним? Помните? «Вместе мы все…
– …порознь ничто»! – подхватил дружно весь строй.
– Ну и слава Создателю, сестры, – облегченно вздохнула инструкторша с серебристыми косами. – А теперь приступим непосредственно к учебному материалу!
Она взмахнула магическим жезлом, и белый круг в центре арены ярко засветился, внутри него показалась какая–то фигура. Сначала фигура была серебристо белого цвета, но когда она приобрела четкие формы, она стала стремительно чернеть.
По рядам послушниц прокатились смешки и удивленный шепот. Тварь была действительно на редкость уродлива. Торс у нее был человеческий, голова – козлиная, с длинными острыми рогами, глаза красные, без зрачков и радужной оболочки, зато зубы во рту явно не принадлежали к травоядному – это были зубы то ли волка, то ли льва – с длинными белыми клыками и острыми резцами. Вместо рук у него были длинные шипящие и извивающиеся змеи, а ноги – как у огромной курицы. Все тело его было покрыто густой, медвежьей, шерстью. Именно нелепо уродливый вид чудовища и вызвал смешки у стоявших поближе девочек.
– Так, сестры, ведите себя прилично! – резко одернула их инструкторша. И быстрым шагом подошла к стоявшей внутри белого круга твари, сделав приглашающий жест девочкам. Те уже, охотно нарушив строй, веселой стайкой окружили белый круг и вовсю таращились на тварь, с трудом подавляя смех. Тварь же отнюдь не выглядела смешной. Она полностью ожила, дико рычала, бросалась на невидимые стены круга, как муха, если ее накрыть прозрачным стаканом, и бешено вращала своими красными глазами, испуская слюну.
– Перед вами, сестры, – указывая на тварь магическим жезлом, словно указкой, менторским тоном начала вступительную лекцию инструкторша, – типичный полиморф. «Полиморфы» – это научное название рода монстров, которые обитают в зоне Предела. На обыденном языке людей их называют просто «оборотнями». Твари из Темнолесья биологически состоят из темного субстрата – особого вещества, которое находится только в этой аномальной зоне – и субстрат этот имеет одним из основных свойств способность постоянно менять формы, но редко полностью. Иногда эти существа могут полностью превращаться в людей или в животных, обычно хищных – волков, например. Но чаще всего они содержат в себе элементы двух, трех, четырех и более существ. В этом полиморфе, которого совершенно случайным образом сгенерировал наш учебный симулятор, как вы заметили, сочетаются элементы человека, козла, волка, курицы, змеи и медведя. И это далеко не предел! Бывают двенадцатисложные полиморфы и даже пятнадцати! Но мы пока поработаем с шестисложным, «гексаморфом».
А теперь перейдем к средствам обороны и защиты.
Как можно догадаться, полиморфы обладают всеми свойствами существ, чьи элементы они в себя включают, а потому убиваются они сравнительно просто, хотя быстрота реакции этих существ и сила – намного превосходят существа – оригиналы. Посмотрите!
Инструкторша взмахнула магическим жезлом и белый круг стал стремительно расширятся, так что девочкам пришлось отходить все дальше и дальше, пока круг не охватил практически всю площадь арены, почти в милю в диаметре. Чудовище теперь стало носиться по всему периметру круга, клацая зубами и скрежеща когтями, словно стремясь нащупать хоть какую–то лазейку, чтобы броситься на крылатых девочек, стоящих вокруг. Смотреть на него было неприятно и даже жутковато.
Потом инструкторша взмахнула магическим жезлом еще раз и вдруг на противоположном конце арены из белого серебристого тумана материализовалось существо – совершенно белая стройная лань с золотистыми копытами. Она выглядела как настоящая – можно было видеть, как робко она прядет ушами, как фыркает и бьет копытом о землю, как испуганно вертит своей изящной головкой.
По рядам девочек прокатился вздох жалости и одновременно умиления. Еще мгновение – и тварь резко развернулась в сторону лани, учуяв ее запах, и хищно зарычала. Лань всхрапнула и бросилась бежать, не в силах, однако, выскочить за пределы замкнутого пространства. Тварь кинулась за ней – и все девочки ахнули, поражаясь ее быстроте и проворству. Уж на что быстро бегают лани – не каждый волк сможет догнать здоровую молодую особь, а тут… Не успела лань пробежать и четверти круга, как мерзкое чудовище в два прыжка настигло несчастное животное, причем юные послушницы даже не успели толком заметить ее движений. Казалось, оно просто телепортировалось, а не двигало ногами.
Тварь прыгнула на лань. Личики девушек исказились гримасой отвращения, кое–кто даже взвизгнул, а тварь между тем, обхватив передними лапами белоснежные бока лани, вцепилась зубами в ее загривок, сладострастно ворча и роняя на песок хлопья черной слюны.
Но в этот же самый момент инструкторша взмахнула магическим жезлом опять – и в противоположной части арены из белесого тумана сконденсировался большой, самый настоящий пещерный лев.
Это доисторическое чудовище давно вымерло на основном материке Целестии, точнее, его вымиранию активно поспособствовали феи, хотя до сих пор некоторые представители этого вида сохранились в труднодоступных районах Полярных Пустошей на Крайнем Севере и Крайнем Юге. Пещерный лев отличался от обычного льва, обитавшего ранее на Дальнем Юге, но также истребленного феями. Он был раза в два крупнее своего тропического собрата и весь покрыт, как медведь, густой мохнатой шерстью, и жил в глубоких пещерах. Лев свирепо рыкнул, видимо, учуяв запах добычи – как известно, оленина была его любимым лакомством – и, хищно сверкнув своими зелеными глазами, бросился на конкурента.
Появление голодного пещерного льва не входило в планы твари – она явно не собиралась делить свою добычу с кем–то еще. Оставив на время в покое бедное животное, гексаморф быстро развернулся, готовясь встретить противника.
Тварь, надо сказать, была чуть ли не вдвое меньше ростом, чем пещерный лев, да и по массе тела даже на первый взгляд проигрывала ему. В самом деле, она была ростом с высокого человека, а пещерный лев был почти в два человеческих роста.
Лев глухо рыкнул и ударил несколько раз своим покрытым густым теплым серым мехом хвостом по мохнатым бокам, словно высокомерно напоминая, кто здесь царь зверей, а потом длинными прыжками бросился вперед. Но как бы быстро не бежал пещерный лев, тварь оказалась быстрее.
Оставив в покое несчастную лань, которая, не веря своему счастью, стояла как вкопанная на месте, робко прядя ушами и подрагивая каждым мускулом своего тела, бросился на своего противника. Лев как раз, ловко отпружинив от поверхности арены, летел в прыжке. Инструкторша махнула жезлом с ярко синим камнем на вершине, и иллюзорный пещерный лев стал двигаться в десятки раз медленнее, так что юные послушницы могли ясно и четко увидеть, как летящий в воздухе пещерный лев, выпустив длинные и острые когти, был прямо в воздухе перехвачен ловко подпрыгнувшей тварью.
Глухо шипящие черные змеи, заменявшие твари передние лапы, мгновенно, как петля аркана, опутали толстую мощную как у медведя шею льва, и резко рванули животное книзу. Лев, явно не ожидавший такой стремительной реакции, растерялся и рухнул на песок не на лапы, а на спину, сдавленно хрипнул от боли. Он попытался дотянуться своими толстыми мощными лапами, способными переломать шею и медведю, чтобы освободиться от змеиных пут, но змеи стянули его шею так быстро и так сильно, что лев уже ничего не мог поделать – задыхаясь, он терял силы...
Картинка по взмаху магического жезла остановилась. Мало кто из юных фей мог равнодушно наблюдать за развернувшимся перед их глазами отвратительным зрелищем. Хоть пещерный лев и был хищником, а, значит, по определению был «вне закона» (на него не распространялась Опека Сообщества), но смотреть на его тело, растерзанное на куски, было невыносимо.
– Сестры, не отвлекаться! Обратите внимание на труп пещерного льва. Что нового вы в нем замечаете?
Юные феи явно были поставлены в тупик. Что можно заметить в этом сплошном куске кровавого мяса?
Видя, что задача оказалась для учениц чересчур сложной, инструкторша вновь запустила динамическую составляющую иллюзии, только в замедленном режиме. И тут только ученицы заметили на растерзанной туше льва отвратительные черные пятна, которые со временем становились все больше и больше, а от всей туши к тому же пошел отвратительный черный густой дым. И вот уже она стала таять, словно сугроб снега под жарким солнцем, буквально на глазах разлагаясь, утрачивая сколько–нибудь определенную форму.
– Что это, старшая сестра? Что это? Какой ужас! Создатель! – посыпались со всех сторон восклицания.
– То, что вы видите, сестры, есть результат действия темного субстрата. Его свойства до конца не изучены, но одно из них лежит на поверхности – субстрат обладает сильной способностью разлагать живую материю подобно кислоте, превращая ее в самое себя. Если понаблюдать за этой картиной до конца, то вы увидите, как через полчаса от туши льва не останется ничего, кроме черной лужицы. Но сейчас и это не так интересно. Посмотрите, что будет дальше (для чистоты эксперимента остановим активность нашего гексаморфа).
Инструкторша указала на черное облако, поднимавшееся над обезображенным телом, а затем подула на чувствительный камень на своем магическом жезле, и легкий ветерок погнал темное облако прямо на лань. Та испуганно шарахнулась в сторону, но облако уже успело накрыть ее целиком.
Волна возмущенного ропота пронеслась по рядам девочек, но инструкторша была неумолима, доводя программу до конца. Лань забилась в судорогах, пронзительно замычала и упала на бок. Все ее тело также покрылось отвратительными пятнами; оно тут же, буквально на глазах, стало разлагаться.
– Как видите, темный субстрат активен не только в жидком, но и в газообразном состоянии. Достаточно большая его доза смертельна, а потому первое правило сражающейся с полиморфами феи – не доводить дело до ближнего боя, чтобы существо не могло даже оцарапать ее. А второе правило таково: как только тварь убита и начинает испускать смертоносные испарения, необходимо немедленно вызвать магический ветер, дующий в противоположную от феи сторону. Если же естественный ветер дует ей в лицо, необходимо поставить воздушный щит и, так или иначе, перебороть действие ветра. Понятно?
Инструкторша обвела пронизывающим взглядом ряды юных учениц, пытаясь по выражению их лиц понять, усвоили ли они сказанное ею.
– Можно вопрос, старшая сестра? – опять подняла руку неугомонная «тройка».
Инструкторша удивленно посмотрела на нее, но не стала возражать.
– А если нападающих тварей будет достаточно много и они будут наступать плотными рядами со всех сторон, в таком случае испарения будут обратно пропорциональны их массе, следовательно…
– Можете не продолжать дальше, сестра. Такая возможность совершенно исключена. Многотысячелетние наблюдения за Зоной Предела свидетельствуют, что во всем Темнолесье тварей никогда не появляется более чем двадцать пять – тридцать штук сразу. Видимо, способности к размножению у полиморфов сильно ограничены, хотя, признаться, как они размножаются, пока современной монстрологии не точно известно…
– …И все–таки, в таком случае, облака ядовитого дыма все же смогут накрыть обороняющихся фей. Если же субстрат настолько едок, то в таком случае воздушный щит не удержит его надолго и так или иначе он будет угрожать их безопасности…
– …Такого не может быть, повторяю, сестра, такого не случалось никогда, за всю Эру Порядка и Процветания…
– …И все–таки, нет ли возможности, старшая сестра, изучить эти твари пристальней, чтобы изобрести оружие, полностью препятствующую выделению субстрата в атмосферу, – никак не унималась любопытная «тройка», совершенно, к ужасу всех одногруппниц, уже давно потерявших нить разговора, забывшая о субординации.
– Такого вещества нет! Нет, понятно? Не обнаружено! – внезапно рассвирепела инструкторша. – А за грубое нарушение субординации и дисциплины, №15–03, ты первая пойдешь на арену, понятно? Сестры, быстро, все по местам!
Девочки с возбужденным гоготом, словно стайка веселых бабочек, разлетелись по трибунам. За ограждение ушла и инструкторша, оставив смущенную и покрасневшую от стыда «тройку» на арене. После этого она прошептала слова заклинания, и купол, внутри которого находилась тварь, стал расширяться, словно раздуваемый воздухом шар, пока он по площади не сровнялся с самой ареной. Внутри круга оказалась, один на один с застывшим пока на месте чудовищем, проштрафившаяся ученица.
Еще мгновение – и тварь ожила. Бой – начался!
Первое, что успели заметить восхищенные зрительницы, это черная молния, рванувшая от одного конца поля к другому, второе – это не менее стремительная серебристая молния, взмывшая вверх, под самый купол. Длинные передние лапы–змеи всего на вершок не достали до ступней взлетевшей юной феи. Зато, пользуясь промахом, та полоснула тонким как волос и ярким как солнечный луч огнем из навершия магического жезла. Тварь резко подалась назад, но лезвие огненного магического меча успело зацепить ее лапы и две змеиные головы–кисти были словно бритвой отсечены от конечностей. Тварь пронзительно взвизгнула и заскулила как пес, которому камнем подбили лапу. Между тем из отрубленной конечности обильно выливалась черная густая жидкость, которая тут же начала испаряться.
– Минус один балл. Ты допустила ситуацию ближнего боя. Минус еще один балл. Произошла утечка смертельно опасной дозы субстрата, – хладнокровно, поджав губы, произнесла инструкторша.
А бой, между тем, продолжался.
Стремясь удержать инициативу в своих руках, юная фея перешла в наступление. На этот раз, отлетев подальше от твари, она начала обстреливать ее огненными шарами. С грохотом разрываясь, они оставляли глубокие воронки на песке. Милена обожала внешние эффекты боя. Ей было недостаточно поразить враждебную тварь, ей обязательно хотелось, чтобы был огонь и дым, громы и взрывы – а иначе зачем еще сражаться?
Инструкторша осуждающе покачала головой.
– Еще минус один балл. Стрельба ведется беспорядочно, боец находится в состоянии аффекта.
При такой оценке продолжать бой не было уже смысла – все равно «не зачет». Но Милена, видимо, решила довести дело до конца из принципа.
«Вот настырная же! – подумала инструкторша. – Придется написать докладную наверх. Такие качества, если им потворствовать, могут завести слишком далеко!»
Тварь, визжа, выпрыгнула из сплошного круга огня – пылая, она дымила как сырой факел, повсюду расточая клубы жирного черного дыма. От визга ее закладывало уши. Однако тварь упорно не хотела умирать. Наоборот, бегая по кругу, через который она не могла вырваться, как насекомое из прозрачной банки, она мешала Милене сосредоточиться и добить ее. Вдобавок дымное облако теперь распространилось почти по всему пространству арены.
Милена запоздало вызвала магический ветер, но вокруг нее все стало уже черным от дыма. А через мгновение, одновременно с падением почти полностью сгоревшего трупа чудовища, пронзительно завыли сирены – это означало проигрыш в игре (как фанфары – победу).
Иллюзия исчезла, и мягкий нежный голос объявил, что игрок №15–03 набрал десять из десяти штрафных очков и ему предлагается пройти переэкзаменовку.
– А теперь, сестры, я продемонстрирую, как правильно в такой боевой ситуации должна вести себя фея. Смотрим, запоминаем, конспектируем. После чего приступим к индивидуальной боевой тренировке, – совершенно не обращая внимания на «тройку», отчеканила инструкторша.
Милена смущенно поднялась на свое место среди зрителей. Она честно пыталась уличить себя в непослушании, гордости, себялюбии, что является страшными грехами для любого члена Сообщества, но раз засевшая в ее чересчур умную головку мысль никак не давала ей покоя. И эта мысль – страшная как ночной кошмар – все время упорно маячила где–то на горизонте сознания. Мысль о том, что старшие сестры не всегда бывают правы. Оказалось, что со «внутренним врагом» Сообщества бороться куда сложнее, чем с внешним! Именно навязчивые мысли вызвали такое позорное поражение в схватке обычно не по годам хладнокровной и расчетливой юной феи, именно они отравляли ей душу сейчас, отвлекая от наблюдений за образцово показательным боем инструкторши.
Лишь под самый конец боя Милена отметила про себя, что преподавательница, метким выстрелом издалека уложив тварь, до этого завязшую в наколдованной трясине, вызвала, как по инструкции, искусственный ветер, который и отогнал ядовитый дым в противоположную сторону, пока тот не рассеялся в воздухе.
И опять волна сомнений в правоте действий инструкторши захлестнула юную фею с головой: «Ну, а если, ну, а если твари будут нападать плотными порядками со всех сторон – каким образом можно защититься от дыма? Не лучше ли пересмотреть инструкции и придумать средство для нейтрализации самого субстрата?»
5.
– Да брось ты, Милка, переживать, нам вот еще этого урода щупальценогого пересдавать! Подумаешь, настучит она… Да таких как ты на руках носить надо! Ты ж первая ученица на потоке!
Совместное штрафное послушание «тройки» и «семерки», которой влетело за сон на уроке высшей математики, проходило в непривычно унылой атмосфере. После полуночи в школьном храме Создателя здесь ровным счетом никого не оставалось, за исключением пары плюшевых мишек – зверят – прислужников –, которые подносили им длинные, в сотни строк, записки, которые нужно было поминать в молитвах к Создателю. А поскольку мишки были не из болтливых, когда от чтения сотен ничего не говорящих имен начинала болеть голова или сводить скулы, девочки обычно позволяли себе поболтать и даже похихикать.
Но в этот раз все было иначе. «Тройка» замкнулась в себе, полностью уйдя в чтение записок, а губы ее немо шевелились, словно у рыбы, хотя иногда можно было услышать отдельные звуки, произнесенные шепотом. «Семерка» перепробовала уже все шутки и анекдоты, но ей никак не удавалось вывести подругу по несчастью из ступора.
– Ну, хочешь, я тебе расскажу, что вчера было, пока ты дежурила в оранжерее, а? – и, не получив никакого ответа, продолжила, раскрасневшись в предвкушении удовольствия от очередной сплетни. – Так вот, лежим мы ночью, лежим, что–то не спится. А тут «девятка» и ляпнет: пойдем, мол, подышим свежим воздухом…
Но Милена не слушала и не слышала подругу, продолжая читать записки.
На рассвете, когда срок послушания истек, «семерка», зевая раз по десять в минуту, удалилась спать, а Милена добровольно решила остаться на утреннюю службу.
Скоро в храме показалась колонна певчих – сегодня послушание исполняли младшенькие – 8–я группа. Саму службу отправляла преподавательница древней и древнейшей истории Целестии – одна из самых великовозрастных фей Школы, у которой несмотря на ее солидный возраст, до сих пор не сошли веснушки, за что послушницы и прозвали ее за глаза «Молодуха».
В отличие от большинства преподавательниц, она была несколько рассеяна и не очень собрана, позволяла себе на уроке замирать с закрытыми глазами на полуслове, словно что–то наблюдая «мысленным взором» (ее любимое выражение), а также тянуть гласные: «э–э–э–э–э… а–а–а–а–а… н–у–у–у–у–у», что едва не вызывало гомерические приступы хохота у учениц. Впрочем, даже если кто–то срывался и закатывался от хохота, она никогда не наказывала и не доносила, поэтому на ее уроках девушки чувствовали себя более расковано. Поговаривали, что «Молодуха» даже не состоит в «ЖАЛЕ», как абсолютное большинство преподавательниц, и, более того, имеет свою семью. Так это или не так, но по всему образу поведения она сильно отличалась от остальных. Впрочем, это и нормально. Историки, как известно, всегда немного «того».
Милена, признаться, была очень рада тому обстоятельству, что обязанности жрицы выполняла сегодня утром она. Хотя на обязательной исповеди раз в неделю, в День Солнца, когда проводились общешкольные службы Создателю, она была прикреплена к другой преподавательнице, остроносой «диалектичке». Но той, сухой и строгой «догматичке», она бы никогда не решилась поведать о своих страхах и сомнениях, боясь осуждения, а тем более, доноса.
Школьный храм Создателя, располагавшийся в уютной тенистой рощице к востоку от многоэтажных жилых и учебных корпусов из розового стекла, в общем–то, мало чем отличался от подобных храмов в других местах страны фей. Идеально круглый как солнечный диск, со сферической стеклянной крышей золотистого цвета, круглыми, словно иллюминаторы, окнами, украшенными яркими разноцветными витражами, все окна заставлены вечно живыми благоухающими розами.
На балконе в западной части стены, там, где был вход, уже разместились певчие, в алтарную часть по переливающимся всеми цветами радуги ступеням поднялась жрица, облаченная в роскошные золотистые свободные одежды без рукавов, в золотой диадеме с солнечным диском, со знаком солнца на толстой цепочке на груди.
Как только первые рассветные лучи пробились через витражные окна в алтаре, грянул восторженный хор. Милена, как это с ней всегда было на службе, почувствовала трепет во всем теле, отчетливо ощутила как какая–то добрая и могущественная сила, словно луч света в темную комнату, проникла в ее сердце и блаженное тепло распространялась оттуда по всем частям тела, озаряя все естество радостью и благоговением.
Лица поющих, прихожанок и самой жрицы, просто сияли, и Милене даже показалось, что все вокруг потонуло в потоке чистого, гораздо более тонкого, чем солнечный, света, проникающего сквозь пол, стены, сквозь плоть и кровь молящихся. В считанные мгновения она напрочь забыла о тревоживших ее мыслях, совершенно потеряв счет времени. В самом деле, какое значение имеют все эти мелочи, если сам Создатель неба и земли, всякой твари под солнцем, всего сущего, спустился сюда, в этот храм, в храм ее сердца, чтобы сказать ей пару теплых слов на гораздо более совершенном и прекрасном языке, чем язык слов или мыслей – языке любви и чистого бестелесного духовного света!
Милена улыбнулась, благоговейно сложив «лодочкой» на груди тоненькие ручки и прошептала, точь–в–точь как та сестра на плакате: «Создатель, я люблю Тебя!»
Лишь только когда стихли последние аккорды прекрасных мелодий и послышался такой не вяжущийся со всем, что происходило до этого, прозаический звук сдвигаемых стульев и нотных подставок, а потом и кашля, шушуканья и даже смешков певчих, она окончательно пришла в себя и опустилась на землю. Недоуменно оглядевшись, словно не понимая, как она здесь оказалась, Милена увидела спускающуюся с алтаря жрицу, и тут же все вспомнила. Но теперь игла страха и сомнений покинула ее сердце. Ей показалось совершенной нелепицей, что она так долго могла сомневаться в очевидных вещах. Сообщество во всем повинуется воле Создателя, а сам Создатель обитает в Сообществе, как душа в теле, чему свидетельницей стала она сама на сегодняшней утренней службе.
Сердце юной феи наполнилось медовым ароматом блаженного покоя, и она, широко улыбнувшись, направилась к жрице за традиционным утренним благословением.

Глава 4. НИЧЕГО КРОМЕ…

Глава 4. НИЧЕГО КРОМЕ…

1.
Празднование медианы – середины обучения в Школе фей – как всегда обещало стать событием. В самом деле, только в этот день, раз в пятнадцать лет, родители юных фей допускались на территорию Школы, а это, согласитесь, весьма неординарное явление!
Остались позади бессонные ночи подготовки к сессии, зубрежки конспектов, волнения перед кабинетом строгого экзаменатора и многое, многое другое, что испытывают, пожалуй, все школяры Целестии – будь то феи, люди или карлики. И, вот, наконец, после всех этих мучений, наступило долгожданное время свободы и подлинного торжества! После пятнадцати лет почти непрерывной учебы, с каникулами всего две недели в год и выходным днем раз в три недели, на плечи многострадальных школьниц свалилась совершенно необычная и непривычная для них свобода.
Сектор №15 «Улья», в котором обитали «медианницы», выдержавшие тяжкое бремя многих сотен экзаменов и практикумов, десятков тысяч учебных часов, действительно напоминал теперь настоящий пчелиный улей. Полуодетые девушки – хрупкие и тонкие, с еще не оформившейся до конца угловатыми фигурками, непропорционально длинными и тонкими ручками и ножками – суетливо летали туда–сюда. Одной срочно понадобилось зеркальце, чтобы подкрасить губы и она искала его повсюду, даже под кроватью, другой – во чтобы то ни стало – завить волосы, третьей – одолжить у подруги на вечер шикарное платьице с золотыми пуговицами. В общем, все были заняты по горло.
Только одна юная фея, с виду младше остальных, одиноко сидела на своей кровати и о чем–то думала, печально глядя на вышитый мамой розовый платочек. И ей явно было не до суеты окружавших ее сестер.
О чем думала эта девушка, было неизвестно. Но судя по ее грустным, наполненным слезами глазам, она явно прощалась с этим местом, в котором она провела казавшиеся ей бесконечными пятнадцать лет своей жизни.
Да, за это время, когда она в пять лет (за два года до положенного Уставом срока) за свои исключительные способности была принята в Школу, она успела привязаться к этому месту, которое стало для нее вторым домом.
Высокое, тридцатиэтажное здание желтого цвета с ромбовидными, как в улье (за что оно и получило свое название), окнами желтого цвета. Одинаковые комнатки, заполненные двухъярусными стандартными кроватями, застеленные стандартным розовым постельным бельем, с одной розовой тумбочкой на сестру, общей душевой и общей раздевалкой со стандартными шкафчиками для одежды. Никакой косметики, никаких украшений, никакой обновки. Только уставные «мышиные» туники, уставные туго заплетенные косички.
Образ жизни «Улья» – подъем в пять утра для пения гимна Рассвету, принятие душа и умывание в общей душевой, завтрак в общей столовой, занятия по аудиториям, трудовые послушания, коллективное выполнение домашних работ, уборка комнат и помещения, обед и ужин. Хождение только строем и только по отрядам, держась за руки, по парам. Любая отлучка только по специальному разрешению старшей сестры из «ЖАЛА», отбой в десять часов вечера, после гимна ночным светилам, строго по команде…
Никаких различий в образе жизни, никакого малейшего уклонения от дисциплины, никакого разномыслия не допускалось в принципе. Все это настолько вошло в саму ткань сознания юной девушки, что она не могла поверить, что теперь все это закончилось.
– Эй, сестренка, что с тобой? Все радуются, готовятся к Родительскому Дню, а ты как будто бы и не рада? Что с тобой? Уж не заболела ли ты? – встревожено спросила юную фею ее соседка по кровати, спавшая на втором этаже вечная «напарница», с номером №15–04, вышитом на форменной тунике. – Или, может быть, ты не с нами? Не с сообществом нашего сектора, а? Разве ты не знаешь, что отделяться от сообщества – это первый шаг к пропасти? – Девочке явно нравилось играть роль старшей, ведь она действительно была старше юной феи на целых два года. Она приняла позу учительницы, свысока глядя на сестру.
Юная фея вздрогнула от одной мысли, что ее могли заподозрить в том, что она выступает против сообщества. Спрятав платок в карман туники, она обняла свою напарницу и торопливо проговорила:
– Ну что ты, сестричка! Ну как ты могла подумать! Просто немножко взгрустнулось… Я так полюбила всех вас, все сообщество нашего сектора, «Улей», Школу, что… – тут голосок ее дрогнул, и из небесно голубых глаз юной феи брызнули слезы.
– Ну, ну, ну, не надо, малышка, а то я сейчас сама заплачу, – запричитала старшая сестра.
А потом вдруг вырвалась из объятий юной феи и удивленно спросила:
– Да что же это ты? У нас же еще следующие пятнадцать лет учебы впереди! Ведь каникулы – всего месяц, а потом мы снова будем вместе спать на одной кровати и держать друг дружку за руку в строю, что ж так убиваться–то из–за такой пустячной разлуки?
Но юная фея только покраснела и потупила взор – выдавать свою тайну она не имела права даже лучшей подруге и напарнице.
Но та, вдруг подозрительно прищурившись, внимательно посмотрела на подругу и понимающе закивала головой:
– А–а–а–а! Я, кажется, догадалась! То–то у нас между сестрами ходит слушок, что кого–то из нашего сектора скоро заберут.
– Тише! Тише! Молчок, сестричка! Ты же знаешь! – испуганно всплеснув руками, зашептала юная фея.
– Не беспокойся, дорогая, я тебя не выдам, – покровительственно похлопала по плечу подруги старшая сестра. – Но если это правда, то я понимаю твое горе, мне тоже, да и всем сестрам, будет тебя не хватать… – прослезилась старшая, торопливо вытирая слезы розовым платком. – Но зато, понимаешь, ты будешь служить Сообществу и Священным Принципам и даже самой Триединой Премудрости на более важном и почетном посту, чем мы! Подумай только! Тут не печалиться надо, а радоваться! Мы все будем гордиться, что учились и жили в одной комнате вместе с тобой! – лицо «четверки» засветилось от восторга. Ведь далеко не каждому сектору выпадает честь хотя бы одну послушницу отдать в Орден «ЖАЛО»!

Глава 5. Зачарованная Роща

Глава 5. Зачарованная Роща

1.
Когда Люк шел на охоту, его не покидало ощущение, что сегодня что–то случится, что именно в этот день произойдет что–то, что окончательно разделит его жизнь на «до» и «после». Сердце стучало так, что болели виски и трудно было дышать, а от внутреннего жара ему не раз приходилось расстегивать, несмотря на мороз, ворот меховой куртки.
Даже погода говорила об этом. Снежный буран, не стихавший неделями, прекратился, многомесячная полярная ночь закончилась, впервые за долгое время показалось холодное, но яркое северное солнце. Впервые за долгое время юноша смог порадоваться весело сверкавшему, словно россыпь самоцветов, снегу.
Лыжи мягко скользили по сугробам, Люк радостно насвистывал веселую мелодию, а впереди, заливаясь громким лаем, бежали полярные собаки. Они чувствовали, что хозяину хорошо, и это наполняло их бесхитростные собачьи души радостью – они забавно махали круглыми как бублик хвостами, высунув из пастей розовые слюнявые языки, и сверкали добродушными, безгранично влюбленными в хозяина карими глазами.
Люк шел за собаками по следу северного оленя. Он рассчитывал загнать его за ближайший час, чтобы потом, закопав в снег и оставив собак охранять тушу, все остальное время, как обычно, провести у таинственной рощи. Тогда и Азаил не заподозрит его, и день будет прожит не зря, ведь юноша уже не мог себе представить и дня без своих таких притягательных подглядываний, без картин нового, совершенно неизвестного ему и такого притягательного мира.
Однако от приятных мыслей его вдруг что–то отвлекло. Радостный перезвон собачьего лая внезапно прекратился. Животные встали как вкопанные и утробно зарычали, шерсть на спинах у них встала дыбом, глаза налились кровью, белоснежные зубы оскалились.
Юноша приблизился к собакам и сразу же понял в чем дело. Они стояли возле огромных – в пол человеческого роста – следов и именно запах от них приводил собак в бешенство.
«Да уж, – подумал про себя Люк, – только этого не хватало! Эти снеги мне тут всех оленей распугают – охотиться не на кого будет!».
Настроение Люка упало еще больше, когда стало ясно, что следы снега и оленя идут параллельно.
Юноша прибавил ходу – не хватало еще, чтобы его оленя сожрал этот наглый соперник – попробуй–ка найди другого в это время! А если и найдешь, времени на чудесную рощу совсем не останется, а уж этого юноша перенести не мог. Он уже не мог себе представить жизни без нее.
Очень скоро раздававшиеся откуда–то неподалеку испуганное мычание оленя и громоподобный рыкающий рев снега подтвердили его догадку. Люк прекратил играть в обычного охотника и, произнеся заклинание левитации, в тот же момент, прямо на лыжах, взмыл в воздух и полетел со скоростью полярной совы, оставив далеко позади помчавшихся следом верных собак.
В милях двух посреди плоской как стол белой пустыни Люк увидел большой нанос снега, у самого берега моря. Как он образовался посреди плоской пустыни, было до конца непонятно, но, возможно, это были куски льда, во время летнего ледохода выдавленные другими льдинами на берег и ставшие на дыбы, а потом занесенные снегом. Так это было или не так, но горка была приличной, не меньше чем в десять человеческих ростов. Туда–то и направился Люк – она была идеальным пунктом для наблюдения.
Полет до снежной горы был недолгим – Люк летел на максимальной скорости. Но как бы быстро он ни летел, похоже, что было слишком поздно. Мычание оленя становилось отчаянным, а рев снега – торжествующим.
Но в тот момент, когда юноша уже готовился услышать предсмертный крик животного, вместо него вдруг раздался – пронзительный женский крик! Люк увидел отблески каких–то вспышек, услышал оглушительный гром разрывов, рев, и был просто вне себя от нетерпения, но прибавить скорость полета не мог – экономил силы для боя.
Когда, наконец, он приземлился на вершину горы и взглянул вниз, то остолбенел от увиденного внизу зрелища.
У подножия холма, у самого берега покрытого льдом моря, лежал раненый олень с кровоточащим боком. Олень истерически мычал, вытаращив свои испуганные, в красных прожилках, глаза. Он все время порывался встать, но не мог (видимо, нога у него была сломана), что приводило животное в отчаяние – он судорожно бился в розовой каше растаявшего от теплой крови снега.
Но не это поразило привыкшего к крови охотника. А то, что рядом с оленем стояла та самая «розовая» девушка – несмотря на довольно ощутимый мороз, в одной розовой рубашке до колен с ремешком на талии и легком плаще до пояса. Но хуже всего, что всего в паре десяткой шагов от нее оглушительно ревел здоровенный снега!
Легендарное чудовище ледяных пустошей, «снега», давно истребленный в населенных людьми частях Целестии, доживал свой век в белом безмолвии обоих полюсов, оставленных феями в покое, поскольку люди здесь не обитали, а соваться в ледяные пустыни им попросту не хотелось.
Снега – это огромная живая гора, раза в три больше самого большого слона, вся сплошь покрытая снежно белой шерстью, с гигантской пастью с тремя рядами желтых, острых как бритва, зубов, маленькими как у медведя ушами, белоснежно белыми глазами без зрачков и радужной оболочки, и мощнейшими лапами с когтями длинной в два человеческих локтя. Один удар такой лапы мог раскроить череп киту, если бы он попался в лапы снеге.
Как ни странно, эта белая громадина питалась в основном падалью – то, что выбрасывало море, то, что гибло в ледяной пустыне. На живую «дичь» они охотились редко, лишь тогда, когда дармовой добычи им не попадалось. Да и в самом деле, такой громадине нелегко загнать и поймать подвижную добычу.
Но Люк знал, что, несмотря на свою внешнюю неповоротливость, снеги необычайно хитры. Они в совершенстве владеют искусством охоты из засады, прячась в пещеры или зарываясь в снег, к тому же снеги очень выносливы и упорны. Пусть олень легко ускользнет от огромного увальня, но если преследование будет длиться много часов подряд, то настойчивый хищник, в конце концов, всегда настигает свою уставшую от погони жертву.
Помимо природного упорства и хитрости, снеги обладали незаурядным для животного умом. Для убийства жертвы он пользовался не только когтями и зубами. Он мог метать в нее камни, льдины, огромные массы снега.
Не нужно было особой сообразительности, чтобы понять, что снега был не на шутку рассержен тем, что ему так дерзко помешали полакомиться с таким трудом загнанной добычей, а потому его громоподобный рев гремел на всю округу. А это означало, что, если в округе кочуют еще парочка голодных чудовищ, они могут прийти на его зов и потребовать свою долю добычи.
Разъяренный снега наносил мощнейшие удары своими поистине устрашающими лапами по «розовой», которая закрыла себя и раненого оленя магическим щитом – выглядевшим со стороны как бледно розовая мерцающая полусфера. Снега бил как раз по поверхности этой окружности, не давая крылатой девушке опомниться.
Приглядевшись, Люк заметил еще один источник бешенства полярного чудовища – снега был ранен. На его правом боку была прожжена шерсть, такая же рана виднелась на левой лапе. Видимо, предположил Люк, крылатая девушка не успела нанести настоящего удара, стремясь во что бы то ни стало прикрыть оленя. Ее подвела давно замеченная им весьма странная страсть «белобрысых летуний» к заботе о травоядных животных.
Как бы то ни было, но, прикрыв оленя щитом, крылатая девушка в розовом сама стала заложницей ситуации. Разъяренный снега, не переставая, бил по щиту, так что все силы «розовой» уходили только на то, чтобы держать его – ведь удары–то были не шуточные!!! –, и это, судя по всему, мешало ей перейти в атаку. Мало того, силы самой девушки явно были на исходе – из ее ушей и носа струйками лилась кровь, а на лбу блестели капельки пота.
«Вот неразумная! – подумал Люк. – Из–за какого–то несчастного оленя жертвовать собой! Воистину прав Азаил, белобрысые не в своем уме!»
Но в глубине души, сам себе не признаваясь в этом, он был счастлив – ему, наконец-то, представился шанс, о котором он столько месяцев напролет мечтал, лежа долгими зимними ночами на печи – спасти девушке жизнь и в ореоле Романтического Героя познакомится с нею.
А потому, не теряя больше ни мгновения, Люк стал готовиться к бою, который даже для него был смертельно опасен.
Прежде всего, он достал из колчана стрелу с особенным, зеленым, оперением. Таких стрел у него было всего три. От обычных они отличались только тем, что их наконечник был пропитан ядовитой слюной Азаила, любезно предоставленной самим хозяином. Для охоты эти стрелы были бесполезны, а потому Люк брал с собой всего несколько штук. Они ему и нужны были как раз для таких случаев, как неожиданная встреча со снегой – такого огромного монстра нельзя убить обычной стрелой. Люк стрелял без промаха, а снеги никогда не охотятся стаей, так что трех стрел, как думал юноша, ему будет вполне достаточно.
Конечно, можно было обойтись и боевой магией, но Люк почему–то не хотел раньше времени обнаруживать свои магические способности перед крылатой девушкой. Он думал, что победить опасного снегу при помощи обычного оружия гораздо труднее, чем при помощи магии, а потому и гораздо почетнее. Это произведет большее впечатление на спасенную красавицу.
Но было и что–то еще… Какой–то внутренний голос подсказывал ему, что о том, что он не просто охотник, но маг, лучше лишний раз ни перед кем не обнаруживать – тем более, перед «белобрысыми летуньями».
Звонко пропела спущенная тетива и вот уже ядовитая стрела с зеленым опереньем вонзилась в лапу страшного зверя. Люк целился, конечно же, в глаз, но в последний момент тварь дернула головой, и это ее спасло от мгновенной смерти.
Снега дико взвыл и, оставив на какое–то время в покое свою «розовую» жертву, повернул свою косматую морду в его сторону, высматривая нового обидчика.
Люк плюнул от досады – такого промаха с ним давно не случалось! А все из–за этой проклятой «розовой» – она лишила его всегда присущего охотнику хладнокровия! Теперь жди, пока яд подействует на такую огромную тушу! Впрочем, уже то, что удалось отвлечь чудище от девушки и дать ей передышку само по себе было большим успехом. О себе Люк не беспокоился – белая меховая одежда надежно скрывала его от посторонних глаз, сливаясь со снегом.
Но дело испортили собаки. В этой кутерьме Люк совсем забыл о них. Теперь же верные псы, с боевым лаем бросившиеся на выручку хозяину, поставили его перед выбором – спастись самому и отсидеться в безопасности, пока яд не свалит чудище (левая лапа двигалась у него уже заметно медленнее), а тварь растерзает собак (слишком легкая для него добыча!) или…
Ну, конечно же, Люк выбрал второе. Он встал во весь рост и свистнул, вызывая огонь на себя.
Распространенная ошибка думать, что снеги – неповоротливы. Вернее, так можно сказать о них лишь в сравнении с быстроногими оленями. Но и только. Подобно медведям снеги, при кажущейся неуклюжести, на самом деле при необходимости на диво проворны и быстры. Их длинные плоские лапы как лыжи легко скользят даже по глубокому снегу и льду, что позволяет им развивать невиданную для их телосложения скорость. Единственное, что высокую скорость снеги не могут поддерживать долго – уж слишком велика масса их тела –, но этого вполне достаточно, чтобы настичь менее подвижную, чем олень, дичь.
Зная об этом, Люк не медлил. Как только тварь заметила его и бросилась к нему с поистине ужасающей быстротой, Люк был готов сделать следующий выстрел.
Снова звонко пропела тетива, но тварь оказалась, даже для видавшего виды Люка, на диво умна – снега сбил стрелу прямо на лету – поразительная реакция!
А потом, выломав огромной ручищей кусок льда величиной раза в полтора больше самого Люка, швырнула его прямо в обидчика – юноше с трудом удалось в последний момент увернуться (что на лыжах было довольно неудобно!). Однако, не удержавшись на склоне горы, он покатился вниз прямо навстречу косматому чудовищу. А твари, видимо, того и надо было – она, в свою очередь, бросилась навстречу незадачливому охотнику.
Две когтистые лапы ударили в снег всего в двух шагах позади от Люка, стремительно проехавшего на лыжах прямо между ног твари, словно через арку с двумя колоннами, пригнув тело и голову так, чтобы не задеть низ живота снеги. Люк оказался, таким образом, в тылу грозного врага.
И только здесь он заметил, что прямо к нему уже летела, громко жужжа, словно исполинская пчела, «розовая» девушка. Пока снега занимался Люком, она успела остановить кровотечение и накачать болеутоляющими заклинаниями раненого оленя – тот уже блаженно спал на испачканном кровью снегу.
– Уйди за спину, я тебя прикрою! – крикнула «розовая». – А ну, быстро, тебе говорят!
А сама, между тем, уже приняла уставную боевую позу прямо в воздухе – левая рука вытянута вперед, правая, с белоснежным магическим жезлом с розовым блестящим на солнце камнем – назад.
– Еще чего! – возмутился он. – Это моя добыча, и я сам с ней справлюсь!
С этими словами, юноша развернулся лицом к снеге, который уже отламывал новый кусок льда, чтобы зашвырнуть в молодых магов.
Еще мгновение – и здоровенная льдина величиной в человеческий рост полетела прямо в них, но девушка взмахнула жезлом – и льдина разорвалась на сотни мельчайших осколков, не причинив им вреда.
Но за то мгновение, пока девушка «стреляла» по льдине, Люк успел достать свою третью отравленную стрелу и рвануть на сближение с тварью, чтобы попасть в нее наверняка – стрелять на бегу он научился давно.
Строго говоря, в таком геройстве не было нужды – можно было подпустить снегу поближе, закрывшись магическим щитом, тогда как чрезмерное приближение к твари было сопряжено с большим риском. Но Люку было не по себе от одной мысли, что эта девица сумеет убить снегу раньше него, а обнаруживать свои магические способности ему по–прежнему совсем не хотелось.
Туго натянута тетива, взят прицел и третья по счету – и последняя ядовитая – стрела полетела в снегу.
Но и здесь Люк второпях допустил досадную промашку. Двигался он уж слишком быстро, а потому, когда стрела, наконец–то, достигла цели и вонзилась прямо в белесый глаз твари и та, мгновенно парализованная ядом мурины, стала падать как подкошенная, Люк остановиться или свернуть уже не успел.
Огромная белая косматая гора падала прямо на него. Люк видел это, но поделать ничего уже не мог…
Странное дело, в те считанные мгновения он видел происходящее так, словно мгновения превратились в долгие минуты. Он видел неотвратимо приближающееся к нему тяжеленную тушу, понимал, что она раздавит его в лепешку и в его сознании промелькнула одна–единственная мысль: «А ведь прав был дядя Азаил, в бою нельзя ни о чем думать, кроме боя, иначе – пиши пропало».
Последнее, что он услышал, был пронзительный женский крик. Ослепительно яркая молния стремительно промелькнула перед его взором, а потом громадная туша накрыла его с головой…
2.
Когда Люк, наконец, открыл глаза, он долго не мог понять, где он собственно находится – на том свете или на этом. Какие–то белые пятна сновали вокруг него и при этом издавали какие–то странные звуки. Видно больше ничего не было.
Но когда эти белые пятна вдруг навалились ему на грудь и он почувствовал прикосновение чего–то мягкого, влажного, теплого, щекотливого, он сразу все понял.
– Песики мои! Вы меня нашли даже на том свете, вот дела! – произнес он одними губами.
Услышав знакомый голос хозяина, собаки подняли такой радостный визг, такой лай, так заплясали вокруг, что теперь уже у Люка не осталось никаких сомнений. Он попытался было встать и приласкать верных друзей, но в спине так закололо и так закружилась голова, что он громко застонал.
– А ну лежать! Куда это ты собрался? Лежать, говорю! Сестра, оттащи собак, они только мешаются! – раздался знакомый звонкий голосок.
Звук чьих–то легких шагов, яростный рык собак – незнакомка отшатнулась в сторону.
– Слушай, в первый раз вижу такое!
– Да уж, точно. Собаки нас не признают.
– И не мудрено – это единственные животные, безоговорочно преданные только человеку.
– А давайте их пока усыпим, а то они нам не дадут к нему подойти, а мне сращивать кости надо.
– Давай…
Раздался звонкий хлопок, резко и приторно запахло медом – и белые пятна прекратили двигаться, а затем Люк почувствовал, как к нему прикасаются чьи–то нежные, мягкие руки и все его тело пронизывает какая–то сильная теплая энергия, а боль утопает в сладкой розовой дымке. А вместе с нею в этом розовом тумане растворилось и сознание. Люк погрузился в розовое, беззаботное забытье.
Сколько он пробыл в этом состоянии, Люк не помнил. Время от времени он словно всплывал на поверхность бескрайнего розового океана, а потом снова, обессилев, тонул в его бездонных глубинах. В короткие мгновения на поверхности этого океана он слышал какие–то голоса, ощущал прикосновения к своему телу, но не мог пошевелить ни одной его частью.
– Смотри, да он совсем еще ребенок, телосложение–то еще не мужское!
– Да, но он не по годам развит – какие бицепсы, а сколько шрамов, ссадин…
– Бедняжка… Слушайте, сестры, надо немедленно вызвать патруль и эвакуировать его на карантин.
– Да ну… Мы должны вначале сами разобраться, кто он и что здесь делает. Ты разве не знаешь, что – на Острова посылают уже идентифицированных?
– Хорошо, давай введем ему побольше снотворного и просканируем его память.
– Уговор, сканировать буду я – я его нашла, я его спасла, это мой трофей, сестры, согласны?
– Ради Создателя, начинай…
«Ага! Так я еще и твой трофей, милочка! – подумал про себя застрявший где–то в серой зоне между явью и сном Люк. – Что спасла, спасибо, конечно, но трофеем я быть точно не хочу и в память свою я вас не звал!»
С этой мыслью, с трудом держась на зыбкой поверхности сознания, Люк собрал все свои силы и мысленно потянулся к Потоку – и Поток откликнулся на зов сына своей хозяйки. Мгновенно. И последнее, что услышал юноша, окончательно погружаясь в розовую бездну, было:
– Сестры! Жжется! Да у него защита, и мощная! Быстро! На помощь! Ломаем все вместе!
– За руки, за руки, сестры, в цепь! Быстро!..
3.
Окончательно Люк пришел в себя ночью. Вокруг – кромешная тьма, хоть глаз выколи – ничего не видно.
На удивление быстро он встал на ноги, чувствуя себя полностью обновленным, вернее, заново рожденным, и огляделся.
Первое, что он заметил: он был совершенно наг. Люку стало жутко неудобно при одной мысли, что все эти «сестры» созерцали его в таком неприглядном виде. Но тут же его поразила другая мысль: «Ну, дела! Я – голый, и мне не холодно!» И действительно, температура воздуха там, где он находился, была как в жарко натопленной комнате.
Люк посмотрел вниз и обнаружил, что рядом мягкое ложе, что–то вроде тюфяка, набитого душистым сеном, но одежды своей так и не нашел. Пришлось ходить пока голышом. Благо, видно почти ничего не было, но все–таки свет звезд помогал различить силуэты тех самых странных деревьев, что раньше он видел лишь издали, а под босыми ногами шелковым ковром расстилалась мягкая трава.
«Видимо, я в гостях у хозяек этой рощицы. Интересно, смогли ли они взломать мою память?» – с тревогой подумал Люк и принялся мысленно прощупывать поставленную защиту.
Нет, с облегчением убедился он, здесь все было в порядке, замок не взломан – стена солнечного пламени по–прежнему защищала его сознание и память от посягательств чужаков.
«И все же ясно, что они догадались, что имеют дело не с обыкновенным охотником, – с досадой подумал он – тщательно сберегаемое им инкогнито было наполовину нарушено. Почему–то ему не захотелось больше оставаться в этой такой ранее вожделенной роще, а всплывшие из глубин сознания слова «розовой» про «трофей» и про «взлом» наполнили его душу праведным гневом. Теперь он не доверял ей ни на мизинец!
И все же что–то надо было делать, хотя бы найти, наконец, какую–нибудь одежду и прикрыть наготу – ведь не ходить же ему голышом, особенно среди дам – для этого он был готов даже запустить поисковое заклинание, но его намерение было предупреждено.
– Куда это ты собрался, а? Тебе полагается лежать еще пару суток, не меньше, – раздался знакомый голос «розовой» – говорила она, как во время боя со снегой, на общечеловеческом наречии, на котором с Люком разговаривал Азаил.
Люк, покраснев до корней волос, опрометью бросился к ближайшему дереву и спрятался за его стволом.
– А–а–а–а–а, в–о–о–о–т ты зачем? – захихикала «розовая». – Да ладно, можно подумать в человеческом теле есть что–то постыдное, а уж тем более, чего не видели мы… Впрочем, если для тебя это проблема, держи – вот твоя новая одежда! – С этими словами она бросила какой–то сверток в сторону Люка, который тот на лету поймал. Золотистая рубашка, изящный пояс, украшенный серебряными бляхами, странная открытая обувь на ремешках – одежда была уж очень непривычной, зато на диву свободной, мягкой, идеально подходящей для здешнего жаркого климата.
– Ну как, доволен? Не стесняешься больше?
Люк кивнул.
– А теперь – спать. Быстро! У тебя постельный режим еще двое суток, понял? Или тебе дать снотворного?
Командный резкий тон «розовой» весьма ему не понравился. Он уже начинал разочаровываться в своей прекрасной незнакомке. Образ девушки его мечты совершенно не вязался с ее солдафонскими замашками, а манера командовать – с таким с виду тонким хрупким девичьим телом и худеньким полудетским личиком.
– И не подумаю, дорогуша! – не выдержал Люк. – Я что тебе – собака что ли? Лежать, сидеть… Да кто ты такая, чтобы мне приказывать! За одежду, конечно, спасибо, но лучше верните мне мою, моих собак и, как говорится, спасибо за гостеприимство!
Выпалив эту тираду, Люк на всякий случай приготовился вновь прибегнуть к помощи всегда безотказного Потока.
Можно предположить – хотя выражение ее лица он и не смог различить в полумраке ночной рощи –, что «розовая» просто оторопела от такого ответа и некоторое время молчала, не зная, что и сказать, но нападать не стала.
Вместо этого она щелкнула пальцами и в воздухе, прямо над головой юноши загорелся маленький светящийся шарик. Все пространство между двумя молодыми людьми теперь было ярко освещено. И только теперь Люк смог, наконец, по–настоящему рассмотреть ЕЕ – девушку своей мечты.
Красивое, с тонкими и благородными чертами, лицо, розовато белая мягкая и нежная как у младенца кожа, большие миндалевидные голубые, как лед, глаза, золотистые, тускло светящиеся в темноте волосы, по–детски заплетенные розовыми лентами в две косички. Девушку можно было бы назвать мечтой поэта, если бы прекрасные черты ее лица не искажались уродливой гримасой гнева и раздражения. Пухленькие розовые губки стянуты в ниточку, глазки мечут молнии, ручки сжались в кулачки… Казалось, будь у нее хвост, она бы, наверное, била им по бокам, словно рассерженная пантера.
«Видимо, – холодно отметил про себя Люк, – она впервые встретила настоящий отпор», – а потому приготовился к самому худшему.
– Слушай, откуда ты такой появился, а? Ты что, не знаешь, что смертные феям должны повиноваться беспрекословно!
– Если честно, слово «фея» я впервые слышу от тебя, дорогуша, как и слово «смертный». А с какой это стати я должен тебе повиноваться?
– Я спасла тебя, выходила, вытащила с того света!
– Я тебя об этом и не просил, между прочим. А если ты это сделала для того, чтобы потом мною командовать, то ничего благородного в твоем поступке нет.
– Ах ты, негодяй! – лицо феи покрылось отвратительными красными пятнами, а по пальцам пробежали сине зеленые молнии – вот–вот ударит!
Но в этот момент из–за деревьев вышли две другие феи – одна в голубом, другая в зеленом.
– Что здесь происходит, сестра?
– Представляете, наш больной отказывается соблюдать постельный режим и еще и не признает над собой Опеку Сообщества! Вы можете себе это представить?! – «розовая» буквально задыхалась от гнева.
– Ну, не будь такой резкой, сестричка, – мягко сказала «голубая». – Откуда ему знать об Опеке, о Сообществе, о цивилизации, если он, судя по всему, вырос в этой ледяной пустыне, если он – дикарь? – а потом, обернувшись к Люку, произнесла уже на человеческом наречии:
– Вы уж простите нашу младшую сестренку, она всего на пару лет старше вас, она – стажерка, горячая, импульсивная… Я вижу Вы уже вполне поправились и постельный режим Вам уже и не нужен. Лучше пойдемте с нами. Хотя уже темно, но мы с сестрами быстро организуем ночной ужин. Вам понравится. Вы, наверное, проголодались, ведь, правда? – и «голубая» фея с пепельно белыми волосами обворожительно улыбнулась и нежно взяв Люка за руку, мягко, но настойчиво повела за собой, незаметно подмигнув «розовой». Конечно же, от такого предложения, а тем более исходящего от такой обворожительной красавицы, Люк не мог отказаться.
«Голубая» повела его между зарослями чудных деревьев, которые она представила ему как «кокосовые пальмы». По пути она объяснила, что эти деревья растут далеко на Юге, в жарких странах, где никогда не бывает ни снега, ни льда, а теперь они сажают их здесь. Их плоды – большие орехи – очень вкусные и она непременно угостит ими его.
Голос «голубой» был мягкий, бархатистый, он журчал как ручеек, и от него по всему телу распространялась приятное тепло и покой. Люку хотелось слушать его вечно и вечно следовать за обладательницей голоса, куда бы она не направлялась.
Но вот волна усыпляющей неги добралась до сознания Люка, защищенного солнечной стеной Потока и… Он тут же проснулся, а «голубая», закусив губку, вырвала ручку из его ладони.
– Что с Вами? – притворно удивляясь, спросил Люк фею.
– Да нет, ничего, пустяки… Ну и руки же у Вас, молодой человек!
Наконец, пробравшись через очередные заросли кокосовых пальм, Люк и хозяйки рощи вышли на полянку, на которой уже стоял длинный раскладной стол. Какие–то металлические существа ростом с высокого мужчину уже накрывали на него. Он был заставлен тарелками с причудливыми блюдами – ни одного из них Люк не узнавал, да и не мудрено – его рацион был прост: мясо вареное, мясо тушеное, мясо жареное, мясо соленое, рыба в тех же видах, да варенье из морошки и клюквы. Единственное, что он узнал, были те самые «кокосы» – в верхней части которых металлические люди сверлили отверстия…
Поляну ярко освещали хаотически летающие повсюду и облепившие стволы пальм разноцветные огоньки, отчего она имела необыкновенно праздничный и таинственный вид. Люк просто открыл рот от восторга, а «голубая» удовлетворенно кивнула и подала знак своим напарницам.
Когда все уселись и металлические люди наполнили хрустальные бокалы розовой жидкостью, «голубая» взяла один из них и подняла вверх:
– За наше такое невероятно счастливое знакомство!
Люк тоже взял бокал и об его бокал все зачем–то стукнули свои, но пить ароматную розовую жидкость ему почему–то не захотелось. Вместо этого он взял кокос и утолил жажду его теплым, но необыкновенно ароматным и вкусным соком.
– А эти кокосы действительно вкусные! Никогда ничего подобного не пил! – улыбнулся Люк, опорожнив кокосовый орех полностью, после чего, недолго думая, принялся набивать рот всем, до чего только мог дотянуться – нарезанными овощами, фруктами, названия которых он не знал и особенно не интересовался. Все они были вкусными, сочными, ароматными – поди разбери, что от чего!
А у фей лица так и вытянулись. Мало того, что их гость демонстративно отказался от сока, он еще и ел руками, нарушая все мыслимые нормы этикета, и притом совершенно не смотрел на них, даже не пытаясь поддерживать беседу. Феям есть сразу расхотелось и бокалы свои они поставили на стол нетронутыми.
Наконец, когда Люк утолил свой первый голод, он довольно облокотился на спинку стула и с усмешкой посмотрел на молчаливые и удивленные лица фей.
Первой пришла в себя «голубая» – как видимо, старшая.
– Мы с сестрами необычайно рады, что Вы, наконец, насытились… Вам нужно было восстановить силы. Выпейте еще розового сока – он очень полезный, выпейте, прошу Вас, как врач… – и бокал с соком сам вдруг оказался в руках у Люка.
– Спасибо, я уже пить не хочу. Ну, а теперь, благодарю вас за гостеприимство, дорогие мои. А Вас, – тут он поклонился, несколько неуклюже, «розовой» – за спасение, думаю, я еще верну Вам свой долг сторицей. А теперь мне пора идти. У меня дом, меня там ждут, – тут Люк послал мысленный сигнал и где–то в глубине рощи раздался радостный лай и уже через минуту три большие полярные собаки подбежали к его ногам и юлой завертелись вокруг хозяина.
Феи тревожно переглянулись и «голубая» подала еле заметный знак.
«Розовая» и «зеленая», как сговорившись, обошли стол стороной и встали по левую и правую стороны от Люка – и тот окончательно убедился в том, что его отсюда уже никто и никогда не выпустит.
Если бы Люк вырос среди людей, то он бы знал, что среди них ходит весьма мудрая поговорка: «Кто к феям попал, тот почитай что пропал». За всю историю человеческого рода ни один человек, которого нелегкая привела во владения фей, никогда оттуда не возвращался. Объяснять это свойство этих странных существ, лишь внешне обманчиво похожих на человеческих девушек, а по сути совершенно отличных от людей, нельзя только тем, что феям нужны особи мужского пола для размножения и развлечения, нет. Просто феи считают, что то, что когда–то пересекло границу их владений, теперь по праву принадлежит только им, как мы, люди, считаем, что то, что мы нашли на своей земле – оброненную брошь или мешочек с монетами – своим. При этом ни одна фея ни за что не признается, даже самой себе, что она делает что–то не то… Она всегда будет говорить, что попавшему в ее розовые сети человеку от этого будет только лучше, что она позаботиться о его благополучии и благоденствии, что так ей повелевают Священные Принципы, а, самое главное, что этого хочет сам человек – хотя при этом сделает все возможное, чтобы полностью подчинить его своей воле, тем более что сделать это для феи – не сложнее, чем нам прикормить котенка. Впрочем, мы немного отвлеклись.
– Простите, молодой человек, но у нас не принято, чтобы гость покидал стол, когда ужин не закончен. Да и куда Вы пойдете, посудите сами? Одежду Вашу, всю рваную и в крови, мы уже уничтожили, снаружи – мороз, ночь, да и через Врата Вам не пройти все равно. А если у Вас есть родственники, родные, по которым Вы скучаете… Вы только скажите нам, где они находятся – и мы сами за ними слетаем и привезем их сюда. Этот кокосовый сад, если хотите знать, создан нами не для нас, а для вас, людей, вы – предмет нашей неустанной заботы, любви… Не правда ли, сестры? – закончила свой монолог «голубая», заходя незаметно Люку в тыл.
Юноше не стоило большого труда понять, чего они хотят. В самом деле, крылатым хозяйкам не удалось взломать его память, и они, наверное, только и задаются вопросами: кто он? откуда? кто его родные и родители? Отсюда весь этот маскарад с заботой о его родных.
«Азаил был прав. Более опасных существ, чем «белобрысые летуньи» действительно не существует! – стиснув зубы, подумал Люк. – Но – спокойствие и только спокойствие! Поток со мной, а пока он со мной – я такой орешек, который им явно не по зубам!»
Тем временем обе «сестры» наперебой заговорили:
– Ну, конечно, оставайтесь, оставайтесь, куда Вам торопиться? – и взяв его за руки, потянули опять за стол, а сами сели на соседние стулья. «Голубая» села напротив.
Собаки было зарычали, но Люк цыкнул на них и они забрались под стол и послушно сели у ног хозяина.
За одним ужином следовал завтрак, обед и снова ужин, и снова завтрак, и снова обед… Радушные хозяйки, забросив все работы, постоянно вертелись возле Люка, не спуская с него глаз, и упорно не хотели отпускать его домой. Впрочем, Люк подумал, что это даже и к лучшему. Если они его и отпустят, то все равно будут следить, куда он направится. Не хватало еще выдать тайное убежище Азаила его злейшим врагам! Но как выйти из положения, в котором он оказался, Люк тоже пока не знал.
Однажды, когда Люку не спалось, он все время думал о том, как там Азаил, ведь он не был дома неизвестно сколько времени. Смешно подумать, но даже сколько времени прошло с тех пор, как он оказался в плену в кокосовой роще, Люк не знал – в этом зачарованном месте время текло совершенно по–другому.
Измученный беспокойством, юноша встал и направился к самой границе тропического анклава, чтобы полюбоваться настоящей, а не наколдованной, природой. Однако стоило ему только дойти до предела, как он встал как вкопанный.
За незримой стеной – тундра, начисто лишенная снежного покрова, вся утопает в зелени и россыпи бледных цветов… Невероятно! Уходил он сюда, пока еще лежал снег, а тут… Неужели уже прошло несколько месяцев?!
Люк попытался пройти незримую черту, отделявшую кокосовый сад от тундры, но наткнулся на упругую стену. Он призвал на помощь Поток и попытался воздействовать силой. Но даже при помощи Потока проломить такую стену оказалось не так просто…
– Эй, человечек, почему это ты стоишь у предела? – раздался знакомый голосок «розовой».
– Не называй меня так, я никакой не «человечек»! – раздраженно огрызнулся Люк.
– А как тебя еще называть? Ты же не открыл нам своего драгоценного имени!
– Как и вы мне – своего!
– Но ты пойми, дурачок, у нас нет имен, как у вас, людей, только номера! Зачем тебе знать номера?
– А зачем вам знать мое имя? – дерзко ответил вопросом на вопрос Люк.
– Ну, скажи мне, почему ты такой злой? – с каким–то странным придыханием произнесла «розовая» после недолгой паузы. Она вплотную приблизилась к Люку и мягко обняла его за плечи. – Мы ведь твои друзья, а я вообще жизнь тебе спасла… – и прислонилась своей золотистой головкой к его плечу. Волна предательской слабости накрыла Люка, но опять вовремя подоспел на помощь никогда не дремлющий Поток.
– Друзья? Друзья! А взламывать чужую память во сне – так поступают друзья?! Держать свободного человека в заключении – так поступают друзья?! Шпионить за мной, изводить меня допросами – может, и так тоже поступают друзья?!
Поток отрезвил его сознание от запущенного в действие приворотного колдовства. Люк отбросил руку и отстранился от «девушки своей мечты».
– Да ты вообще не так все понял! – истерически закричала «розовая». – Мы просто хотели узнать твое прошлое, чтобы понять, откуда в таких опасных для человека пустошах ты появился?! Кому, кроме тебя, надо помочь?! Может, требуется эвакуация, спасательная экспедиция, медицинская помощь?! Разве не понятно?! А если ты без сознания, как иначе мы могли бы получить эту информацию?! Да и сейчас – ты от нас отгородился какой–то стеной, блокируешь свое сознание от нас, а ведь мы только того и хотим, что тебе ПОМОЧЬ!!! – последние слова «розовая» просто провизжала, сжав ручки в кулачки, а из глаз ее брызнули слезы обиды и досады.
Но Поток подсказал Люку, что эта «обида» – очередная уловка – его просто «ломают».
– Я у вас помощи не просил, дорогуша, – холодно ответил Люк.
«Розовая» закусила губку. Ответить ей было нечего.