Руины в цветах

Дисклеймер

Все законы, ситуации и персонажи — выдуманные.

Любые совпадения — случайны.

Глава 1

Доводилось ли вам когда-нибудь наблюдать за красным небосводом в двенадцать часов дня? Это был последний день ядерной войны, когда была запущена самая мощная ракета — МОР I, положившая конец нормальной жизни человечества. Всё небо, усыпанное миллионами звёзд, вмиг заполыхало в огне. С чем бы я мог сравнить это?.. Смело могу сказать, что ад уже долгое время был рядом, и в тот момент мы просто сорвали с него последние декорации земных реалий.

Всего через месяц после ее запуска случилось невозможное — в бесплодной, как всем казалось, почве появились намеки на жизнь. И словно напоминание о том, что натворил человек, все растущее вокруг как — будто пропиталось кровью. Представь себе: алые ростки, через года вырастающие в алые леса. Только теперь ни намёка на кислород.

12 августа 2012 года — этот день считается началом отсчета новой эры. День, когда начать третья мировая война. Сразу восемь стран выпустили ядерные ракеты по соседним государствам. В результате ужасающей войны, которая продлилась пять лет, погибло более треть населения планеты. Но еще в начале военных действий создатели ракеты МОР I возвели над несколькими большими городами купола высотой около километра. Затем за некоторую сумму еще две столицы расположенных по соседству стран выкупили эту технологию. Нет, изначально купола возводились с расчетом не на ракету. В ходе этой войны постепенно разрушался озоновый слой. Погубил свой дом сам человек.

Из рассказа Миши Слота

Эрику и Анне.

Глава 1

14.05.2030

Аня бегала глазами по комнате, наблюдая за тем, как яркие лучи задорно танцуют на лице спящего брата. Ей много раз говорили, что она застала то время, когда солнце согревало землю, но сама она всегда пожимала плечами, каждый раз отвечая, что не помнит, каково это — ощущать тепло большой звезды на коже. Для неё бетонные стены стали совсем родными. В отличие от сверстников, Аня не пыталась каждый день поймать момент смены искусственного освещения на настоящее солнце, возвышающееся над куполом. Считала это поводом лишний раз расстроиться. Расстроиться и вновь неосознанно задаться вопросом о своей настоящей семье. Она была единственной из них, кому удалось пережить войну, и то благодаря другу отца — генералу Мише Слоту. Он нашёл её в ещё уцелевшем жилом доме и приютил в этих бетонных секторах.

Глядя на Аню — худую, с бледной кожей и светлым, почти белесым цветом волос, — сразу можно было догадаться, что она не родная сестра Эрика. Вот он спит напротив, по другую сторону комнаты, и совсем на нее не похож. Смуглый, кудрявые волосы цвета смолы и темно — карие глаза. Точная копия ее спасителя, сын своего отца. А кем был ее собственный отец, Аня знала только по рассказам Миши. Человек, которого она не помнила, работал военным инженером. Так он и погиб — на поле боя. Иногда она представляла себе, как он лежит где--то за тысячи километров от стены, как безымянный солдат, без возможности проститься с родными, в куче таких же безымянных тел. Отцом она теперь называла его лучшего друга. О матери Аня не знала вообще ничего. Никто из посвященных так и не рассказал ей, что Мариса не смогла пережить потерю новорожденного мальчика, а после и потерю мужа. Окутанная невыносимой печалью, она шагнула в окно. Вот и получилось, что по сей день в голове Ани мама была жива.

Всё, что помнила Аня, так это как проснулась в холодной квартире на кровати родителей, совсем одна. Окно было распахнуто, и морозный ветер, залетающий в комнату, заставлял вздрагивать занавески и развороты старых газет на журнальном столике. Но проснулась она не от холода, нет, а от стука в дверь. Вскочив и открыв её, Аня с непониманием рассматривала папиного друга в военной форме и двух полицейских, стоявших за ним. Гости спросили, дома ли мама, на что Аня сонно пожала плечами. Миша присел и протянул к ней руки, старательно сдерживая слезы, а молчаливые солдаты отвернулись, делая вид, что разглядывают стены. Никто не хотел и не знал, как сказать трехлетней девочке, что её мать лежит на холодном бетоне по ту сторону окна.

После этого Миша привез Аню к себе и сказал, что теперь она будет жить с ними. Война длилась уже больше трех лет, потому Эрик и Аня ни разу не встречались до этого момента, хоть их отцы и были друзьями. Тихой скромной девочке было не до новых знакомств, но она сразу поняла, что её новый друг не даст её в обиду, и с первого же дня поселилась в его комнате. Спала она на детской кроватке в виде машинки «Формулы-1», а Эрик, не закатывая сцен, временно переселился на пол. На обычный матрас от старой кровати.

Сегодня Ане исполнялось шестнадцать лет, по законам послевоенного времени этот возраст считался совершеннолетием. Теперь ей предстояло выбрать профессию, чтобы стать полезной для общества, или же, как грозилась мачеха, ее отправили бы к сброду в первый или второй сектор.

Аня тыралась заставить себя встать с кровати, и ощущение, что тело её — неподъёмный кусок металла, только усилилось. Каждый день она вела борьбу между желанием жить как нормальный, “полезный” человек и бросить все, скатившись к “сброду”. Сейчас это была очередная маленькая победа. Вновь открыла глаза и, широко зевая, села на край матраса. Неохотно потянулась к небесам, нарисованным на потолке, тем самым поправив лямку майки, сползшую с плеча и взглянула на часы.

— Эрик, — прошептала она так, словно смирилась со всеми катастрофами этого мира. — Ты работу проспал.

Опаздывать в этом мире полезных людей было нельзя: сразу выдадут штраф, запишут в свод личных дел и этим попортят репутацию, а дальше, как говорится, по накатанной. Поэтому Аню, привыкшую вечно опаздывать на уроки, немного удивило спокойное поведение брата. Он опаздывал редко, но именно в такие моменты сестра наблюдала воистину воинский подъем. Прям как учил их отец в детстве. А вот Аня, что в детстве, что сейчас любила по долгу любоваться на искусственные лучи и раздражала взрослых своей нерасторопностью.

Глава 2

Третий сектор, в который сейчас держали путь ребята, как и четвёртый, где они привыкли коротать свои дни, сохранил в себе, по их мнению, лучшее от прежнего мира: малоэтажные уютные дома с ярким озеленением рядом и прекрасным климатом. Погода не менялась, не было плохих или хороших дней. Все одинаковые. День сурка, не приводящий ни к чему радостному. И в добавок к этому вечная борьба поколений: люди, повидавшие войну, ценили каждый сантиметр этой земли, и подростки, не поднимавшие глаз от асфальта под своими кедами.

Вряд ли жители, рассуждающие о ценности природы, задумывались о том, что стены вокруг этой природы могут в любой момент рухнуть. Дети всегда смотрят дальше, чем думают окружающие. Например, ты показываешь им птицу, рассказывая, как по одному движению отличить механическую камеру от настоящей пернатой, а они смотрят на дерево, гниющее изнутри.

Затхлый запах воздуха вокруг стал для Ани привычным, но в этом секторе он был приглушен цветущими деревьями, которых так не хватало в четвертом. И только когда она это поняла, Ане стало интересно, как пахнет воздух в других секторах.

Их приезд был поздний, поэтому Эрик, соблюдая режим, уснул сразу, а Аня коротала эту ночь, смотря в потолок. Белые бетонные стены студии, где остановились ребята, сильно напоминали их комнату дома. Простота и уют были призваны отвлекать от плохих мыслей. Когда за окном начало светать, то Аня сдалась и попыталась привести себя в порядок. Она смотрела в зеркало и не могла побороть собственные чувства: вины за «незаслуженную» трату денег, умиротворения от того, что это все же её день рождения, и страха, что он может оказаться последним. Дрожащими руками она заплетала неуклюжие косы, представляя парня из параллельного класса, убитого жнецами совсем недавно.

«Как эти бесчувственные люди в форме понимали, кто действительно мутант, а кого оболгали? Правда ли, что существует изгнание? Чем же все-таки опасны мутанты?..» — подумала Аня, в последний раз взглянув на себя с особой ненавистью и крепко сжав раковину тонкими руками.

В комнату она вернулась уже с невозмутимым видом. Села на кровать и с каким-то странным чувством наблюдала, как брат недовольно отворачивается к стене. Аня не сразу поняла, что просто завидует его крепкому сну. Бессонница мучала ее с тех самых пор, как объявили об охоте. Три недели — срок достаточно долгий, чтобы ощущать усталость от недосыпа и кошмаров, и в то же время, по её мнению, недостаточный, чтобы обратиться за помощью хотя бы к близким людям.

«Обратиться за помощью?» — вздрогнула Аня от этой мысли. Яркие картины психологической клиники в голове вспышками напомнили ей, что «послевоенный стресс» обязывал обращаться к врачам подобного профиля вне зависимости от возраста, пола или ситуации в жизни. А ей так вообще не требовалось никаких усилий, что бы приемные родители отправили её на лечение.

Аня натянуто улыбнулась, сглотнув колючий ком в горле и что было сил радостно прильнула к кровати брата.

— Эрик! Эрик! Просыпайся! Ты так весь день проспишь!

Её, несомненно, брала гордость за свою актерскую игру, ведь до сих пор, как бы наигранно она ни улыбалась, никому и в голову бы не пришло, что в душе она сгорает от страха и тревоги.

— Выходной день. — послышался недовольный голос брата, с его утренней хрипотой. — Демон ты маленький, дай поспать.

— Ну Эрик, мы так ничего не успеем! — промямлила она и резкая волна усталости окатила её. Правда ли она боялась, что-то не успеть? Нет, конечно, нет. Она просто не могла долго находиться наедине сама с собой и торопилась вымотаться так, чтобы терять сознание ударяясь головой об подушку.

Брат нехотя повернулся к звонкому голосу сёстры, всего на секунду приоткрыл глаз, и сонно пробормотал:

— Ты что, спала в этом сарафане?

Аня закатила глаза, но тут же усмехнулась, придумав, как кольнуть брата.

— Ну ты бы сказал, что мы спать в этот сектор приедем. Не стала бы наряд брать, осталась бы в пижаме.

— Один — один, — улыбнулся он, оголив клык с правой стороны.

Аню этот клык каждый раз умилял, как в первый. В детстве она всегда использовала эту схожесть, чтобы доказать их родство людям, которым не стоило знать правду. «Вот видишь клыки! Ы-ы-ы. Мы брат с сестрой, настоящие! Не видишь? Сейчас укушу и заметишь!»

— Ладно, встаю, — простонал Эрик, и Аня победно улыбнулась. Голос у Эрика был по утреннему хрипловатым, но в то же время приятным и спокойным. Это успокоило её, ведь брат по-разному относился к подобного рода баловству. Иногда обнимал так крепко, что она не могла выбраться из его объятий, иногда улыбался и ерошил волосы, неохотно просыпаясь на завтрак, на который сестра не ходила одна. Но бывали и такие дни, когда Аня каждой клеточкой тела чувствовала его раздражение. Она замирала, пытаясь понять, что же сделала не так, и часами глядела в окно, сидя в одной позе, пока брат не выспится. Этого он никогда не замечал, закрывая глаза и проваливаясь дальше в сон.

Она резко подпрыгнула от радости, уперев ладони в кровать, отчего та жалобно заскрипела.

— Смотри, кровать не сломай, а то платить придётся. Еще подумают, чего… неприличного.

***

Эрик не заставил себя долго ждать. Он натянул свои повседневные джинсы и серую майку, оставляя на виду татуировку: черно — красный размытый череп на плече. Собирался он до ужаса устало и нехотя. Эрик, чья жизнь давно утонула в быту, никогда не делился с сестрой переживаниями. Более того, не понимал, что делать, когда сам ясно считывал тревожное поведение Ани. О бессоннице он, конечно, не знал, но почему из её рук стали всё чаще выпадать предметы — догадывался. Ещё чаще, чем ронять предметы, сестра начала переспрашивать его о том, что он «только что сказал». Эрик потёр затылок и зевнул напоследок:

— Ну, погнали…

Пару месяцев назад Аня бы возмутилась его мятой майке, но сегодня в её голове роились вопросы поважнее.

— О чем задумалась?