Рыцарь Ордена Панголин. Хрустальный панголин

01."Вначале были тьма и огонь..."

.

Десятью стихиями правят дэкайи,

Любовь зовут первой из всех и она выше всех,

Но есть двенадцатая… Дорога.

.

сага-фэнтези во многих книгах

РЫЦАРЬ ОРДЕНА ПАНГОЛИН

книга 1.

ХРУСТАЛЬНЫЙ ПАНГОЛИН

*****

Вначале были Тьма и Огонь…

Постепенно всё стихло и сквозь веки пробился луч света. Потом его заслонила тень, и Ричард открыл глаза.

Против света покачивалась округлая меховая гора на четырех лапах.

— Как вы себя чувствуете, рыцарь?

Голос глухой, низкий и добрый. С легким ворчанием, которое пристало любящей заботливой тетушке. Такой голос подходил для очень крупного плюшевого медвежонка.

Ричард снова плотно закрыл глаза и слишком ровно, как иногда отвечают на явный бред, поинтересовался:

— Простите, далеко ли до ближайшего аэропорта?

— Искусственных птиц у нас нет, рыцарь.

— А до ближайшей железной дороги?

— Единственный поезд ходит по границе Большой пустыни. Это миль десять к югу.

— По крайней мере, поблизости есть интернет-кафе?

— Сеть Мира-без-Чудес не властна тут, рыцарь.

Вслепую проведя рукой по лицу, Ричард с облегчением выдохнул:

— Дома!

Он чувствовал, что лежит на каменистой земле, правая ладонь ощущала прикосновение мягкой прохладной травы, левое предплечье горело так, словно дракон полностью откусил руку. Он неохотно пошевелился, собирая разбитые части тела вместе. Сел и огляделся. Меховой собеседник терпеливо ждал.

С трех сторон высились невысокие стены серых скал. Залитая солнцем весенняя поляна оказалась берегом какого-то озерца или родника. В стороне росло единственное дерево, чья кружевная крона клонилась к воде и почти не давала тени. Выход из этого маленького ущелья закрывала фигура громадного животного, похожего на горбатого медведя с мехом в серо-черную поперечную полоску. Зверь склонился перед Ричардом. Такое впечатление создавалось из-за кривых массивных лап, и низко опущенной непропорционально маленькой головы.

— Здесь поблизости есть селение, где вам могут оказать помощь, — снова раздался низкий голос. — Вы, кажется, ранены…

— Пустяки. Ожоги и пара царапин… Всё как раньше…

— Родниковая вода очень чистая. Она богата серебром и целебными соками горных трав…

Ричард с благодарностью принял совет и спустился на край родника. По отвесной скале журчал маленький водопад, в обрамлении молодого хмеля и дикого винограда с мелкими листочками.

Вода стекала в широкую чашу, выдолбленную в камнях. Заросшие зеленью берега и одинокое дерево, любующееся своим отражением, создавало полную декорацию дикого озерца около четырех футов в диаметре. Вода непрерывно сбегала сверху по стене и уходила куда-то в донную расщелину, поскольку чаша не переполнялась.

Ричард сначала умылся ключевой водой, стараясь охладить ссадины и ожоги над правой бровью, на скуле и на подбородке. Справа на груди летняя майка зияла большой дырой с обугленными краями. Глубокий рубец пересекал шею, ключицу и сливался с ожогом на груди. Воротник кожаной куртки болтался на одном лоскутке, будто попал под гильотину. Кожаные брюки и сапоги целы, хотя и залиты почерневшей кровью, но весь левый рукав куртки и, естественно, плоть под ним разодраны в клочья. Словно руку защемило страшным и очень острым капканом с длинными зубьями.

Кости были целы. Ричард осторожно отогнул лоскуты коричневой в черных пятнах кожи на своей куртке, и подставил раненную руку под холодную воду. Струи родника окрасились мутно-зеленым и красным.

Молодого человека при этом, кажется, более интересовала одежда, нежели собственные раны. Он очень аккуратно расправлял разодранный рукав, прикладывая ткань край в край. И, как ни странно, стоило ему провести по поверхности куртки, смывая остатки крови, как рукав стал совершенно целым и высыхал на глазах. Ричард так же стянул края оторванного воротника и те срослись, будто так и надо, без малейших усилий.

Стряхнув пыль с боков и колен, склеил все мелкие порезы на своем кожаном костюме. Окончательно смыл с сапог зеленую драконью кровь и выпрямился. Наконец он снял куртку, и стало видно, что все раны, которые оставались под ней, на месте бывших дыр, затянулись свежими рубцами. Большая рана на груди осталась прежней, открытой. Так же как ссадины на щеке. Напившись из горсти и снова плеснув холодной родниковой водой в лицо, Ричард оглянулся. Зверь оставался на месте, не уходил.

— Кто вы? — странник понимал, что пушистый полосатый гигант, несомненно, разумен, и именно он разговаривал низким ворчливым голосом.

— Панголин. Мы — добрые ящеры, сохранившиеся с древних времен и после Потопа примкнувшие к людям. В отличие от динозавров.

— Слышал о вас. Правда, очень давно… А видеть близко не приходилось. Вы живете поодиночке или семьями?

1. Начало дороги

Дорога вела Ричарда с панголином в кармане вниз от скалистых предгорий сквозь поля и редкий лесок. Среди позолоченных стволов сосен виднелись яркие крыши дачного поселка. Панголин сказал, что ближайшая к его долине населенная людьми местность — мирная курортная зона.

Обширные Дачные луга угнездились в петле одного из притоков реки. Как дружные грибные семейки на пне тут рассыпаны сотни мелких хуторков и поселков с местным самоуправлением, три из которых на этом фоне выглядят особенно выдающимися. Крупные, с населением до тысячи человек, и с приличным капиталом у каждого жителя.

Считается, дачи — это летние загородные дома, но живут в них многие средней руки богачи почти постоянно. Поселки не пустуют и в зимнее бездорожье, а уж с первым солнышком оживают полностью. Так что сейчас, в середине весны, тут множество людей. Но у всех есть ценное для Ричарда качество — чем крупнее поселение, тем менее любопытны его жители. Здесь, в Сосновых теремах, бродяг привыкли видеть проходящими мимо, не более того. В помощи, скорее всего, не откажут, но сами не окликнут. Взрослое население, по крайней мере.

Ричарда это вполне устраивало. Проходя по широкой солнечной просеке, он рассеянно скользил взглядом по красным и ярко-зеленым крышам белых коттеджей, слишком высоких, как ему показалось для полутороэтажных домиков. Вокруг домов ни заборов, ни палисадников, только широкие поляны. Иногда с несколькими великанскими соснами вокруг дома. Деревянная садовая скульптура, кое-где качели, пристройки, бассейны… и лес.

Ясно с первого взгляда, что дома в поселке расположены концентрическими кольцами в несколько рядов. И обступают обширную главную благоустроенную площадь, скорее, круглую поляну с каменным центром. Окруженную цветущими клумбами, тщательно разбитым городским садом или парком с фонтанами.

Восьмеркой к ней примыкает площадь поменьше, на ней дом совета поселка. Ещё где-то рыночная площадь или ряды, а внешнее самое большое кольцо вокруг леса занимают общие и отдельные поля, огороды и прочие территории — речной пляж, возможно, места охоты, рыбалки, тропы прогулочных маршрутов по ближнему лесу, реке и лугам.

И, где-то этот огромный и негусто населенный правильный круг сшит ниткой проезжей дороги с остальными, такими же элитными закрытыми для чужаков поселками-государствами. Одна из дорог, самая широкая, ведет в Город — столицу мира. Впрочем, как и многих других миров.

Всё похоже, когда столько странствовал и знаешь законы, по которым люди строят дома, страны и города. Но какое счастье, когда всё вокруг — родное. Даже если прежде ты именно здесь никогда не бывал.

В поселке Сосновые Терема все коттеджи стояли на "курьих ножках", на четырех толстых квадратных столбах по углам дома. В дополнительной кладовке без стен, обычно сушились связки трав и грибов. Постоянная тень давала возможность установить там кресло или повесить гамак.

Столбы в первую очередь защищали поселок от наводнения. Близость гор и реки могла требовать от жителей подобной меры предосторожности. К домам вели высокие лестницы, а с широких балконов, заменяющих террасы, открывался великолепный вид на окрестности. Сосновый лес в кольце занятом коттеджами сильно прорежен и отличался идеально ровными здоровыми стволами немолодых сосен. Юная поросль и кусты беспощадно уничтожались местными "лесными садовниками".

Просека проводила Ричарда мимо некоторых открытых полян. В столь ранний час селение казалось необитаемым, по крайней мере, это кольцо. Но перед одной поляной, где стоял теремок под темно-красной треугольной крышей, Ричард замедлил шаг, собираясь свернуть с просеки. Он хотел пройти по лесу, чтобы его не видели.

На полянке перед домом на высоких двухметровых столбах сидел на корточках мальчик с дорожной сумкой и о чем-то очень серьезно разговаривал с крупным лохматым псом. Пёс осмысленно кивнул и весело ринулся за деревья к дальним домам. Мальчик вздохнул и пошел к дороге. Метрах в пяти от края поляны торчал из травы широкий пень, нарочно оставленный в качестве скамейки и спиленный так, чтобы выступала спинка, точно трон лесного народа. Мальчишка сел в деревянное кресло спиной к дому, стряхнул с плеча сумку и бросил к ногам, в траву.

Все его жесты выражали внутреннюю мрачную решимость не считаться ни с чем, что могло ему помешать. Состояние: "Ну и пусть, чем хуже, тем лучше", — так хорошо знакомо Ричарду, что он невольно остановился, издали рассматривая мальчишку.

— Подойдите, может, ему нужна помощь? — Голос из кармана отдался в голове странника так, словно собеседник говорил возле правого уха.

— Зачем? — шепотом возразил Ричард. — Своим видом только напугаю ребенка. И что скажу? Чем я могу помочь?

— Сколько лет вы не разговаривали с человеком своего мира? — проворчал панголин. — И отказываетесь от первой возможности! Меня можно не считать, я, всё-таки, ящер. Послушайтесь дороги, рыцарь. Хоть поздоровайтесь!

2.

Упрямо сунув руки в карманы брюк, опустив голову и стараясь не смотреть на мальчишку, Ричард пошел вперед, не сворачивая с широкой тропы, но словно не замечая ничего вокруг. Идет вольный бродяга, не спешит, но дачный поселок ему неинтересен. У него своя цель, где-то впереди.

Однако, против воли покосившись на поляну, Ричард снова приостановился. Теперь почти напротив мальчишки.

Мальчик был в мятых шортиках защитного цвета, кожаных плетеных сандалиях, рубашке в зелено-сине-бело-оранжевую тонкую клеточку, завязанную узлом на животе. Сдвинув этот узел повыше к груди, мальчишка вытащил из сумки какую-то стеклянную штуку, похожую на половину прозрачного грейпфрута и приложил к животу, водя гладкой стороной по коже, точно гладил себя утюгом.

— Что делаешь? — вполголоса спросил Ричард, надеясь, что мальчик не испугается незнакомца. Тот поднял лицо и хмурые брови разгладились.

— Загораю. Знаете, что это? — он спрыгнул с пенька и сделал несколько шагов навстречу, показывая стеклянную половину шара поближе.

— Можно? — Ричард принял в ладонь гладкую округлую тяжесть. И прицельно прищурился, подняв плоскую сторону половинки шара до уровня глаз, чтобы перерезать луч солнца горизонтальной поверхностью. Словно шар — морской прибор, для определения координат в мире.

Под определенным углом на совершенно гладком стекле высвечивались мелкие капельки, стекло напоминало ломтик прозрачного арбуза с тончайшими перегородками клеток, наполненных соком.

— Молекулярный срез, — уважительно оценил Ричард. — А у кого вторая половина, ты знаешь?

— У сестры, — снова помрачнел мальчик. — Так мне сказали. Она должна быть на год или два меня старше. Думаю, она тоже скоро выйдет меня искать, и мы всё узнаем.

— Почему ты уверен, что скоро?

Мальчик посмотрел на него с легким удивлением.

— Потому что, я уже вышел ей навстречу.

Ричард кивнул, опустив голову и не поднимая. Он почувствовал щемящую тоску до слез и в то же время мысленно посмеялся над собой, что забыл такую простейшую истину: "Она тоже выйдет на дорогу, просто потому, что я уже вышел ей навстречу".

Действительно, просто. Какое счастье, что это снова так просто!

— У вас кровь, — спохватился мальчик. — Я могу вам помочь, присядьте.

— Не стоит, — отмахнулся Ричард. — Ничего серьезного. Вот дыра на майке и правда ужасающая. У тебя не найдется в доме ничего более приличного? Только, денег нет.

— Будь у меня дом, нашел бы, — хмуро ответил мальчишка. — Но сейчас нет, извините. Давайте, попробую заштопать. Шариком.

— Не понимаю.

— Счас, если получится… — мальчишка уступил ему место на пне и поднес гладкую сторону половинки стеклянного шара к большущей прожженной дыре на груди мужчины. — Чувствуете что-нибудь?

— Да, щекотно.

— Значит, работает! Я боялся, что он действует только на меня, он же именной. Надо подождать минут пять, может быть, и рана исчезнет.

Ричард заинтересованно наблюдал, как мальчишка водит срезом в дюйме от кожи, не касаясь ожога. Черные обугленные края тенниски снова краснели и медленно восстанавливались из пепла, словно перья феникса. Дыра становилась всё меньше, будто ее заплетал усердный паук, умеющий ткать из красной хлопчатобумажной нити по фабричному узору. Прошло более пяти минут, пока мальчишка удовлетворено облизал губы и полюбовался на свое творение. "Как новенькая!"

— Спасибо огромное, — Ричард оттянул двумя пальцами майку, заодно заглядывая под нее и убеждаясь, что ожог тоже почти исчез, во всяком случае, не болит. — Как ты это сделал? Ты маг?

— Не, я всего лишь много экспериментировал с этой штукой, — мальчишка покачал в ладони половинку шара. — Молекулярный срез накапливает солнце, вы знали?

— Да, он в темноте светится, если его пару часов подержать на солнце.

— Ну вот, я с ним под одеялом часто читал, как с фонариком. А потом попробовал загорать зимой. Вообще-то, я хотел согреться, но понял, от накопленного в нем ультрафиолета кожа темнеет.

— Вот откуда у тебя такой загар ранней весной, — понял Ричард. — Здорово!

— Ага, только пузо белое. Хотел его немножко покрасить, когда вы спросили, — мальчишка снова направил шар на открытый участок кожи на своем животе и стал водить из стороны в сторону. Кожа сперва порозовела, потом стала покрываться золотистым загаром.

— Слушай, это не опасно? Облучение, всё-таки, — встревожился Ричард.

— Солнце? Опасно?! — от изумления мальчишка чуть не уронил гладкую тяжелую половинку шара и перехватил ее двумя руками. — Вы откуда, из бездны?

3.

— Да, где я был, это примерно рядом. Сразу от адских врат слева направо, — усмехнулся Ричард. — Извини. Отвык от самых простых вещей. Долго отсутствовал. Даже не знал, что молекулярный срез может штопать одежду!

— А никто, по-моему, не знает, — усомнился юный экспериментатор. — Кажется, я это сам открыл. Я когда загорал, заметил, что царапины от этого заживают. Можно сразу кровь остановить, а можно подождать, чтобы рана закрылась, или совсем исчезла. Всё зависит от того, сколько "облучать", — он старательно произнес непривычное слово. — А он ещё прилипает… — мальчишка прижал срез шара к своему животу и убрал руку. Стеклянная полусфера осталась висеть, как примагниченная.

— Эту способность знаю, — отмахнулся Ричард. — А вот с тканью… Здорово!

— Если он считывает любую структуру на молекулярном уровне, ведь именно так он записывает события, да? — то способен ее и восстанавливать. Примерно, как ластиковая кожа, зна… — мальчишка осекся, захлопав глазами. Потом нервно глотнул и удержал пальцы, сами потянувшиеся потрогать костюм незнакомца. Он хотел спросить, знает ли он о такой особенности, и тут только заметил, во что тот одет, кроме майки.

— Знаю, — Ричард понимал, что отпираться бессмысленно.

Некоторое время они молча рассматривали друг друга. Странник слегка смутился, видя, как мальчишка жадно и пристально разглядывает его, словно пирожное в витрине.

Аборигену лет одиннадцать-двенадцать. Светло-русый, с отросшей разлохмаченной ветром естественной прической со скошенной челкой. С торчащими ушами, с веснушками на дерзком носу. Лицо было бы узким, если бы не щеки, округляющиеся от улыбки. Кроме щек, сам мальчишка худой, и не долговязый, и не слишком спортивный. Обыкновенный. Даже загар у него вполне умеренный, золотой, хотя, пользуясь своим изобретением, он мог загореть до шоколадного цвета.

Необычно лишь то, что на мальчике ни единой царапины, хотя впечатление юноша производил не самое домашнее. Секрет заключался в половинке стеклянного шара, это Ричард уже знал и не удивлялся. Серьезные и доверчивые лучистые серо-голубые глаза, в которых горел азарт, и смущенная улыбка, которая сейчас погасла, когда мальчишка изумленно приоткрыл рот, удивить не могли.

Мальчик внимательно рассматривал молодого мужчину, средне-высокого роста, с широкими плечами, гибкой и не производящей впечатления особенной физической мощи фигурой. Но в его движениях даже сквозь усталость видна прежняя тренировка. Чувствовалось, что он может быть сильным, выносливым и быстрым, если нужно.

Твердое довольно бледное лицо с правильными чертами, с мимикой ровно противоположной индейским вождям. Их бронзовые лица замирали, когда вожди говорили, независимо от их эмоций, а когда молчали и думали о своем, мысли легко читались и глаза оживленно и любопытно блестели. У этого человека мимика чутко реагировала только на то, что он хотел сказать или слышал от собеседника.

Приятно, когда сразу видишь, внимательно ли тебя слушают или что чувствуют, говоря с тобой. Но, замолкая, наедине со своими мыслями его лицо закрывалось изнутри, словно сцена пряталась за занавесом от посторонних глаз. Черты становились спокойными, словно у спящего, и невозможно сказать, о чем он думает, если он хотел скрыть свою мысль.

Живые карие глаза с насмешливыми искорками вели себя так же. Они жили, только пока смотрели на собеседника, будучи обращены на что-то внутри, они гасли. В чертах лица ничего необычного, оно привлекало внимание именно своим выражением, а значит, тем, что пряталось за фасадом. Прическа такая же, как у мальчишки, только пряди-полумесяцы постоянно падали на лоб, даже если их убирать, зачесывая назад. И волосы — темно-русые, почти такие же коричневые, как костюм — кожаная куртка и брюки цвета потускневшей до ровного шоколадного тона меди.

Странник выглядел на два возраста: когда говорил, был намного моложе, чем когда погружался в задумчивость. В среднем, получалось до тридцати. И если верить его одежде… а ей невозможно не верить, такая не продается тем, кто не имеет на нее прав, если только…

— Настоящая? — мальчишка наконец осторожно тронул куртку пальцем.

— Более-менее, — неопределенно вздохнул странник. И уточнил с иронией: — Ты уверен, что если шкура настоящая, то и внутри непременно рыцарь? Всякие ведь встречаются.

— Бывает, наверное, — пожал плечами мальчишка. — Но я думаю, отступников звания и чести легко отличить.

— А у меня тоже нет меча, если не заметил.

— Вижу. Всё равно, выглядите, как настоящий.

— Много их видел?

— Нет, в основном, читал… — смутился мальчишка.

— Понятно, — слабо улыбнулся Ричард. — Как тебя звать?

— Гоша.

— Это как полное? Георгий?

— `Эгер, — с легким недовольством ответил мальчик.

4.

— Егорка, значит, — с ласковой иронией переспросил рыцарь.

— Ну… можно и так назвать, — тон яснее ясного говорил, что именно так его называть не надо.

Ричард засмеялся. И тут же дернулся, оборвав смех, когда пришла его очередь отвечать.

— Ричард, — сквозь зубы сказал он, отводя глаза.

— Дик? — моментально радостно подскочил мальчишка. — Что?.. — он заметил, как сжались челюсти его собеседника. — Нельзя так называть?

— Теоретически, можно. Но, сам понимаешь, постоянное сравнение не в мою пользу.

Гоша понимающе усмехнулся.

— Ладно, извините. А куда вы идете?

— Просто вперед. До перекрестка. А ты гостил здесь и возвращаешься домой? — Ричард кивнул на аккуратный домик за своей спиной.

— У меня нет дома, — сумрачно ответил мальчишка. — Пока нет. Как раз думаю заняться его поисками.

— Можно поздравить с совершеннолетием?

— Рано ещё, — Гоша шмыгнул носом. — Но скоро, вы угадали. Не могу дождаться, решил уйти пораньше.

— Повод? — в тоне рыцаря слышалась сдержанная угроза в адрес тех, кто посмел выгнать ребенка из дому.

Гоша беспечно махнул рукой и оглянулся, высматривая что-то среди сосновых стволов.

— Ничего, я ведь сам захотел. А повод бегает где-то, прощается с приятелями. Собака. Он здесь с начала весны, как мы только приехали, появился. Взять в дом не разрешают, и вообще, даже поговорить не дают. Надоело. Поругались. Ушел. Вся история.

— Другой родни — никого?

— Вы же видите, — мальчишка поднял половинку шара. — Нас только двое. Хочу найти сестру, потом вместе решим, что делать.

— А приемные родители очень вредные достались?

— Так, не особенно. Обычные, если с остальными родителями в школе сравнить. Но, по-моему, они из тех, кто всегда хотел девочку, а их уговорили взять меня. Возьмите меня с собой, а?

— Я похож на того, кто желает усыновить хоть мальчика, хоть девочку? — ухмыльнулся Ричард.

— Не, вы похожи на странника, значит, точно умеете путешествовать. Могли бы дать мне первые несколько уроков, а то меня раньше даже в походы с ночевкой не пускали.

— Ты уверен, что нам по пути? Кстати, я умел путешествовать. Не знаю, как сейчас. Вполне мог разучиться. Ладно, пока дорога одна, всё равно идти рядом. Не собираешься попрощаться?

— Нет. Пусть спят. Оставил записку, чтобы не искали. Да и смысла нет, у меня день рождения довольно скоро. Стану совершеннолетним и независимым. Чего меня искать?

— Значит, мы ждем собаку? Давай пока договоримся, что не будешь говорить мне "вы". Меня и на одного целого рыцаря толком не хватает, а ты своим множественным числом…

— Ладно, — покладисто улыбнулся Гоша. — Как хочешь. Только мне это совсем непривычно, имей в виду. Ты… откуда-то сбежал? С кем-то дрался? Давай, хоть уберу царапины на лице, пока ждем. Или эта рана тебе дорога как память?

— Пожалуй, очень дорога. Но лишнее внимание мне не в радость, так что убери, если можешь.

Гоша заверил, что ему не трудно, и поднял половинку шара к лицу Ричарда. Ожоги и царапины не успели полностью исчезнуть, когда из сосновой лесопосадки важно притопал лохматый пёс и сел перед Гошей, преданно виляя хвостом.

Шерсть у пса, прической похожего на желто-коричневую болонку, только крупного, приземистого, на коротких лапах, свивалась ровными шнурами, будто ему заплели миллион косичек. Собака сильно напоминала огромную веревочную швабру с умными темными глазками, блестящими сквозь челку. Хвост полумесяцем и полустоячие уши украшены такой же густой бахромой.

— Попрощался? — буркнул мальчишка. И покосился на Ричарда. — При нем можно. Мы будем идти вместе, ты не сумеешь столько молчать.

— Вы совершенно правы, хозяин, — низким дурашливым голоском ответил пёс. — Благодарю вас за трогательную заботу обо мне и моих потребностях в интеллектуальной беседе. Доброе утро, господин… э-э… — пёс заискивающе глянул на хозяина, требуя подсказки.

— Ричард, — повторил странник. — Лучше на "ты".

— Он не может, — безнадежно махнул рукой Гоша. — Я его два месяца уговаривал — бесполезно. Это Береникс. Он у нас редкий зануда, хотя и отличается незаурядным интеллектом. Как он сам утверждает, его уровень выше двухсот единиц неизвестно чего. Он что-то объяснял про какие-то компьютерные тесты, но я не понял. Наверное, и правда, слишком высокий уровень.

5.

Береникс не способен называть человека на "ты", только животных. Он здесь со всеми кошками и собаками перезнакомился и пользовался успехом и уважением. А с людьми не говорил, боялся. Только со мной.

— Он из Волшебной страны?

— Не-а, говорит, из Нью-Йорка. Ты знаешь, где это?

— Мир-без-Чудес, — кивнул Ричард. — Сочувствую. Ты там и родился? — спросил он собаку.

Пёс с важностью кивнул. И пообещал рассказать подробности своей удивительной истории позже, а сейчас хозяину Гоше и господину Ричарду неплохо бы отправиться в путь, потому что поселок уже просыпается.

Если хозяина Гошу застанут взрослые жители, то не дадут ему спокойно осуществить его взвешенное и вполне продуманное решение уйти из дому, это уж несомненно. И с какой бы математической точностью хозяин не доказывал, что до его двенадцатилетия осталось совсем немного, вряд ли его слова будут иметь достаточную юридическую силу.

— Пошли, — Гоша сделал ему знак замолчать. — Мы поняли, что лучше поторопиться.

"Теперь видите, что моих советов иногда стоит слушаться, — прозвучал по телепатической связи ворчливый голос панголина. Он говорил добродушно, но с такой же важностью и такими же хрипло-детскими нотками, как этот странный пёс. — И, надеюсь, теперь вам понятно, что, будучи ящером, я тоже не способен обращаться к вам, как к полностью равному. Может, вы наконец перестанете меня упрекать?"

"Да мне всё равно, лишь бы сами не пожалели обо всей этой авантюре, — мысленно откликнулся Ричард. — А если из-за них мне придется задержаться или свернуть с вашего пути, что скажете?"

"Делайте, как велит ваш рыцарский долг, Дик".

"Просил же!.."

"Не буду, не буду. Вы меня теперь долго не услышите, хочу вздремнуть пару часиков. Если что — разбудите. Постараюсь помочь, чем смогу", — в голосе панголина слышалась не забота, а ироничный вызов.

"Обойдусь, как-нибудь", — в тон ему ответил Ричард.

6.

*****

Солнце поднялось в зенит и снова катилось по дуге к лесу.

Пройдя Сосновые Терема, путники расположились на зеленом пригорке неподалеку от лесной опушки. Гоша разделил запасы еды. Видя, что его новый знакомый вышел на дорогу абсолютно с пустыми руками, как вольный бродяга, без денег, без оружия, без съестных припасов, мальчик охотно делился с ним своим имуществом, чувствуя ответственность, почти так же, как за своего говорящего пса.

Догадываясь, что рыцарь только сбежал откуда-то, где нельзя как следует собраться в дорогу — хорошо, если жив остался, — Гоша всё-таки с явным любопытством поинтересовался, как можно выжить в пути в таком случае? Пробраться ближе к людскому жилью и просить помощи? Или надо искать непременно людей из Братства Дороги? А где их искать? Еду можно и добыть в лесу, и получить у пастухов или лесного народа, если напроситься в их компанию. Красть — нехорошо, но тоже возможно. А как именно собирался поступить Ричард?

— Заработать, — равнодушно ответил тот. — Дорога всегда посылает бродягам всё, что необходимо. Надо только уметь с ней договариваться. Смотря какая у тебя сейчас цель. Если идет дождь и надо найти убежище, это одно, а если хочешь есть, то совсем другое.

— А какая у тебя цель?

— Новая рубашка. Ты великолепно заштопал эту, никто не смог бы лучше, но меня эта одежда всё равно бесит. Поэтому меня интересует жилой дом, хотя бы среднего достатка. Будем идти через луга вдоль леса, пока не наткнемся на селение. Дальше увидишь. А Братство Дороги — очень хороший и самый простой вариант… только не для меня сейчас. Но если понадобится тебе, ищи любой трактир. Иди прямо к хозяину и говори…

— …"помощи и защиты", — подхватил Гоша. — Это в самом деле подействует, как самые волшебные слова?

— Раньше всегда действовало, — с легкой печалью заметил Ричард. — Теперь не знаю.

— Ты долго не был… на свободе? — наугад спросил Гоша, понимая, что понятия более мелкого масштаба, такие как "здесь" и даже "в нашем мире" никак не соответствуют долгому необщению с детьми дороги.

Движением век рыцарь одобрил его догадку. И ответил, да, долго. Двадцать лет.

— Сколько же тебе всего лет? Очень много, как настоящему страннику?

— Достаточно.

— Больше ста?

— Какой ты любопытный, Гошенька. Говорю же, достаточно, чтобы успел набраться опыта в странствиях, прежде чем… надолго лишился свободы передвижений.

— Покорнейше прошу простить, но, по всей видимости, это одна из тех местных странностей, которые пока недоступны моему пониманию, — церемонно вмешался в беседу пёс Береникс. — Как здесь считают возраст? Годами? В которых по триста шестьдесят пять дней, не считая високосных? В таком случае, просветите меня, какой средний срок человеческой жизни принят в этих краях?

— Средний — меньше ста лет, — спокойно ответил Ричард.

— Береникс, я ведь уже сто раз объяснял! — шикнул на него Гоша.

— Я глубоко уважаю ваши познания в окружающем мире, хозяин, но мне бы хотелось услышать подтверждение из уст человека, который вполне может считаться совершеннолетним, — деликатно высказался Береникс. И выжидательно завилял хвостом, глядя на Ричарда.

— Проверим, помню ли теорию, — усмехнулся тот. — Гошка, поправь, если что-то путаю. Боюсь, ты не объяснял Берениксу, что в данный момент он находится не в том мире, в котором родился и, наверное, привык жить. В мире, где Нью-Йорка попросту нет.

— То есть, как нет? — испуг пса подтвердил предположение Ричарда. — Совсем нет? А как же… Америка, Африка, юго-восточная Азия, Антарктида, Лондон, Париж?..

— А Париж есть. Во Флермонде, как минимум. И в Старом свете… Но, ни Антарктиду, ни, тем более, Америку на тамошних картах искать напрасно.

— А, что там на ее месте, простите? — ошеломленно спросил Береникс.

— Страна Радуг.

— А Нью-Йорк где? — голос пса дрогнул.

— Остался в Мире-без-Чудес. Если тебя это хоть немного утешит, то Голливудов у нас, по крайней мере, два. Один из них в Подлунном мире снов, грёз и поэзии. При большом желании ты мог бы побывать даже в Диснейлэнде… гм, в его оригинальном варианте.

— А где, в данный момент, находимся мы?

— Понятия не имею. Неподалеку от поселка Сосновые Терема, что на Дачных лугах. Но в более общем смысле, уверен, мы в одном из миров Города, так?

7.

— Да, Город — наша столица, — подтвердил Гоша.

— Тогда всё очень просто. Среди свободных миров есть несколько (их точное число знают Звездочеты, но никак не странники, которые не дают себе труда вообще различать их), где только один континент, площадью примерно в полтора раза меньше ваших шести. Он разделен на области, страны, крупные полуострова, пять районов по сторонам света, но в нем мало закрытых государственных границ, фактически, одна страна со множеством мелких местностей-государств.

Кроме континента есть острова. Множество крупных и мелких, собранных в архипелаги и цепи. Они либо ничейные, свободные, либо частные. Государству принадлежат только две огромные островные цепи в Южных морях и самая крупная галерная каторга по всем мирам. Она так и называется Острова.

Океан здесь один, река тоже одна, всё что на нее похоже в любой точке света — ее притоки. Множество городов и более мелких селений имеют имена собственные. Но столицу называют просто Город. Он соединяется с другими мирами, в той же центральной точке. В каждом из них — свой Город, общий, но с мелкими отличиями.

Лес — отдельное государство, где живут… нет, если скажу эльфы и феи, он грохнется в обморок, — оценивающе глянул на пса Ричард, — скажем обобщенно, лесной народ.

Здесь довольно много человеческих рас, но они отличаются внутренними способностями намного более, чем внешне.

Что касается срока жизни… по крайней мере двадцать процентов населения обладает тем, что называют "условное бессмертие" — полная независимость срока жизни от прожитых лет.

Только у некоторых "обычных людей" здесь принято умирать от старости. И это их средний срок жизни — менее ста лет, то, что тебе привычно. Остальные генетически обладают кодовым возрастом. То есть, способностью остановиться на одном из уровней молодости не ниже границы совершеннолетия, то есть, двенадцати лет, и не выше шестидесяти. И, если их жизнь не прервется по любой внешней причине, они благополучно могут жить сотни и даже тысячи лет. Что им помешает?

Кстати, устав от жизни, они способны добровольно умереть, не касаясь законов о самоубийстве. Просто уйти, перестав чувствовать силы и волю к жизни. Сдаться и умереть, что может быть проще?

— Да, животные так умеют, — вздохнул Береникс. — А люди нет…

— Люди Мира-без-Чудес, — жестко уточнил Ричард, — ещё далеко не все люди вселенной!

— Благодарю вас. Наконец-то мне многое стало понятно. А что, вот эти вот… э-э-э… эльфы, феи и, простите на слове, единороги, они что, действительно тут обитают?

— Собственными персонами. И неплохо жили всегда на моей памяти. Не знаю, как сейчас? — странник перевел взгляд на Гошу.

Тот подтвердил, что феи за последние годы не перевелись.

— Как я понимаю, эти многие миры должны где-то соединяться, если я перешел из одного в другой, — предположил Береникс.

— Разумеется. Есть общие для всех миров территории, а есть установленные переходы, через которые обычный житель (человек или животное, всё равно) может пройти лишь в крайнем исключительном случае. Эти переходы не видимы простым глазом.

— Но их видят и умеют легко находить странники, — с удовольствием закончил Гоша: — Это правда?

— Было правдой. Сейчас не знаю. Надеюсь, что так.

— Разве ты не перешел недавно границу нашего мира?

— Да, но… Мир-без-Чудес, так хорошо знакомый Берениксу, закрыт. Отрезан от свободных миров. Переходы из него недоступны. А я вылетел как раз оттуда. Так что это нельзя назвать обычным переходом. И, думаю, долго теперь не решусь испытывать даже самые надежные.

— Странник — то же самое, что путешественник? — уточнил Береникс. — Особый род занятий?

— Нет. Призвание. И особая кровная принадлежность, для тебя — мутация генетических способностей. Не врожденная, приобретенная вместе со званием странствующего рыцаря.

Много последних столетий, это синоним рыцарей Братства Дороги. Так называется весьма давняя и сильная организация, покровительствующая всем путешествующим или потерявшимся в дорогах. По всем мирам.

— В Мире-без-Чудес ее нет, — неуверенно проворчал Береникс.

— Это один из его самых существенных недостатков, — очень серьезно ответил побывавший там странник.

8.

*****

После завтрака они долго шли через луга, не встретив ни единого человека. В лесу, одетом молодой листвой, щебетали птицы. После полудня стало тише, солнечные лучи пригревали по-летнему.

До сих пор Гоша, нарядившийся как для пляжа, чтобы не замерзнуть энергично подпрыгивал на ходу, то забегал вперед, то бросался исследовать местные виды бабочек и кроличьи норы, которыми весьма интересовался и Береникс. Через два часа он стал чаще отставать и потом догонял старшего спутника бегом.

Ричард никуда не торопился. Шел как человек, привыкший много ходить пешком и думать на ходу, поэтому за ним довольно трудно угнаться. Гошу он старался не замечать и предоставил тому полную свободу, надеясь, что мальчишке, чтобы делиться впечатлениями о начале своего первого самостоятельного путешествия, хватит приятного четвероногого собеседника. Ричард уже заметил, что стоило ответить на один Гошкин вопрос, словно спелые груши с дерева, сыпались ещё двадцать.

На одном лугу они встретили стадо бело-рыжих коров в сопровождении трех молодых пастухов, и Гоше доверили важную дипломатическую миссию: узнать у местных дорогу в селение.

Ричард с интересом ожидал, станет ли мальчишка отказываться или смущаться? Велев им с Берениксом подождать, Гошка смело подошел к троим парням гораздо старше него и весьма надменного вида. Вернулся он с сообщением, что надо пройти большой овраг и рощу, и мимо пруда с двумя старыми ивами на краю, свернуть резко влево, через поля.

Примерно к двум часам пополудни путешественники добрались до селения. Гоша и Береникс победоносно ступили первыми на главную улицу небольшого, с виду вполне зажиточного хутора, насчитывающего дюжину больших темных бревенчатых домов с широкими террасами, пристройками, сеновалами. По всему хутору тянулся единый низенький лабиринт широкой каменной стены не более фута в высоту. Она отделяла усадьбы от главной улицы и росла общими усилиями всех жителей из серых с белыми и лазурными прожилками валунов, убранных с полей.

— Тебе не нужна более теплая одежда? — Ричард нарушил долгое молчание. — Если да, сам ищи дом с обитателем подходящим тебе по возрасту и по фигуре.

— У меня есть в сумке брюки и куртка, вечером не замерзну, если ты об этом. Сразу доставать было неохота, хотел путешествовать налегке, — Гоша балансировал на стене, словно канатоходец. Хотя стена широкая и низкая, Гошке нравилась эта роль.

Ричард остановился, прицельно глядя на крепкую хозяйку, развешивающую во дворе выстиранное белье. Хотя он мог легко переступить с улицы во двор, согласно этикету прошел до ворот и остановился, прислонясь плечом к их краю. Женщина со двора прекрасно могла его видеть.

— Добрый день. Не требуется ли помощь по хозяйству? Особенно та, что ускорит приготовление вкусного обеда?..

— …и требует тяжелого мужского труда, — весело закончила за него хозяйка. — Ты не ошибся, мои мужчины в лесу всю неделю. Так что, работу найду. До обеда или до вечера?

— До обеда.

— Во сколько мне это обойдется?

— Дорого, — искренне вздохнул Ричард. — Обед на троих, — он жестом указал на своих спутников. — И рубашка моего размера. Только, нормальная! Без пуговиц!

— А у нас с пуговицами и не шьют, — добродушно засмеялась хозяйка. — Где вы такие видели? Верно, в Городе, — она оценивающе посмотрела на Гошку, одетого как домашний приличный мальчик. — Заходите!

Гошка потянул за кольцо скрипучую створку ворот, а потом осторожно закрыл их со стороны двора. Теперь на него вдруг напала робость, всё-таки, он впервые зашел наугад в чужой дом, прямо с улицы, несмотря на то, что их пригласила добрая с виду хозяйка.

— В две бочки на кухню наноси воды, наруби дров, сколько успеешь, пока я готовлю обед, — велела она работнику. — Если наполнишь солнечный бак на крыше, можете включить душ. Но, предупреждаю, бак почти пуст, так что водичка будет "весенняя", не многим теплее, чем в колодце.

— Спасибо, хозяйка.

Ричард хотел пройти, взять несколько пустых ведер. Женщина остановила его, приложив к руке от плеча до кисти рукав одной из только что выстиранных мужских сорочек, чтобы сообразить нужный размер.

Гоша, громыхая ведрами, помчался к колодцу, поскольку не желал оставаться в стороне от зарабатывания обеда. Он без устали вертел отполированную железную ручку, вытаскивая вёдра одно за другим. Ричард уносил их сперва в кухню, наполняя большие бочки с вделанными в бока краниками. Они использовались во многих домах, где нет внутренней скважины, персональной домашней колонки или общего водопровода, котла и парового отопления, а только колодец.

Впрочем, даже в городах часто стояли такие бочки-резервуары, на всякий случай. В особо засушливые сезоны иногда вводилось ограничение на воду в общей сети, и запас даже для полива домашних растений оказывался не лишним.

9.

Когда бочки наполнились, Береникс устал считать ведра и убежал гулять, знакомиться с настоящей деревенской жизнью, которой сроду не видел. Ричард спросил своего помощника, не устал, и не желает ли отдохнуть?

Гоша упрямо помотал головой и поднял ещё порцию воды из колодца, чтобы наполнить за несколько раз большое ведро, вмещавшее пять обычных. Второй работник раз за разом поднимал ведро специальной лебедкой на крышу дома, где оно опрокидывалось в широкую воронку.

Прежде чем приступить к делу, Ричард по приставной лестнице взобрался на крышу. Там чернел огромнейший плоский жестяной бак, занимавший один (южный) скат крыши. Самое дешевое и эффективное устройство для подогрева воды: солнечная бочка. За несколько часов черные бока так прогревались, что это позволяло постоянно пользоваться теплой водой, экономя дрова. Учитывая немалый налог, введенный государем лесной страны для всех лесорубов, это немаловажное удобство!

Открыв крышку бака, работники принялись наполнять его. Гулкий шум водопада от каждого опрокинутого ведра подтверждал, что бак почти пуст.

Самый малый бак "сотка" вмещал более тонны воды. Настоящее персональное озеро на крыше. Их объем измерялся сотнями обычных ведер, но в ведро входила дюжина литров. Ричард велел Гошке отойти от колодца и доставал воду сам. Мальчишке он позволил помогать тянуть веревку, доставляя воду наверх.

Судя по тому, как медленно наполнялась бочка, она не собиралась довольствоваться двадцатью большими ведрами, значит, этот бак больше, чем "сотка". Хозяйка предупредила, что наполнять по самое горлышко не обязательно, пять ведер поднимут, и ладно. Но Ричард не останавливался.

Наконец гулкий шторм на крыше прекратился. Гоша поднялся, заглянул в люк и сказал, что воды "почти по завязку". Он остался наверху, наблюдать, как вольется ещё одно ведро. После него место ещё оставалось, но Гоша скомандовал прекращать, бак почти полный, хватит надолго. Он закрыл плотно пригнанную железную крышку люка и поспешил вниз. Ричард прошел к сараю, наколоть дров.

— Ты устал, наверное, — посочувствовал Гоша.

— Пока не очень. Завтра, думаю, мышцы будут ныть с непривычки. Особенно, у тебя. Но жить без нормальной работы устал ещё больше. Ставь, — он кивком велел ставить на чурбак для колки дров новое полено. Первую охапку щепок Гошка сразу отнес на кухню, хозяйке.

Оставшись один, Ричард остановился. И мысленно не без доли ехидства спросил панголина, сладко ли ему спалось? Тот ответил, что до того, как хозяин куртки стал его так трясти, всё шло отлично. Хмыкнув, Ричард повесил куртку на дверь сарая. Снова прибежав на задний двор, Гоша ошеломленно свистнул. Майка с короткими рукавами не скрывала глубоких совсем свежих шрамов, особенно на левой руке.

— Ой, это правда зубы дракона?

— Откуда знаешь? Видел?

— Нет… я читал. Догадался.

— Читаешь всякую ерунду, — заметил Ричард в перерыве между двумя ударами топором.

— Если это дало мне возможность правильно узнать ластиковую кожу и следы от клыков дракона, как это можно называть ерундой? — со сдержанным гневом ответил мальчик, ставя всё новые поленья. — Понимаю, ты ему постоянно завидуешь!

— Вот уж кому не завидую, — тихо возразил Ричард и стало ясно: эти слова всерьез.

— Как тебя вообще могли так назвать? — подозрительно спросил Гоша. — Это ведь не по правилам.

— Почему? Разве он не исчез? Имя давно свободно.

— Даже если так, доказательств смерти никаких нет, — заспорил Гоша. — А если бы даже были, это имя не будет свободным ещё лет тысячу!

— Может быть. Но я же не выбирал. Согласен на любое другое. Придумай, не возражаю. Формально ты не можешь придраться: он никогда не назывался этим именем, я не использую уменьшительное. По закону имею право. Не могу его сменить. Для подтверждения звания нужно, ведь, настоящее, куда деться?

Гоша шмыгнул носом, выражая глубокое раскаяние.

— Ты ведь правда не выбирал. Понимаю, все выкручиваюся, чтобы отделить себя от знаменитого тезки. Наверное, я обращаю внимание, потому что ты — тоже рыцарь. Даже похож на него. Может, всё-таки лучше звать тебя Диком? Пока никто не слышит! — попросил мальчишка.

— Кто недавно здесь упоминал правила? — ехидно напомнил Ричард. — Пока имя занято широко известной личностью, остальные обязаны избегать полного сходства. Пока герой жив, или если их занесло в то же признание, в котором тот прославился.

Любой, скрывая собственное имя, спокойно назвался бы "Диком", а мне нельзя… не везет! Уже сказал, согласен на любое прозвище, лишь бы ты не цеплялся с претензиями.

— Не могу придумать, — пожаловался Гоша. — Я ведь знаю, как тебя на самом деле зовут. Поэтому, не представляю, что делать.

— Я тоже, — пожал плечами Ричард. — Терзайся и дальше.

10.

После довольно продолжительных раздумий Гоша завистливо вздохнул:

— Хорошо Берениксу! Он понятия не имеет о здешних законах. И никогда не слышал ни о каких наших героях, я спрашивал. Ничего не знает! А ещё умная, образованная собака.

— То, что он с полным спокойствием реагирует на мое имя — единственный плюс в его положении, — Ричард с яростью расколол последнее толстое полено на четыре части и больше не вытаскивал застрявший в чурбаке топор. — Довольно. Где моя плата? К обеду хочу выглядеть как приличный человек.

Вода в баке и правда ещё не успела нагреться, разгоряченные работой и не слишком закаленные люди рисковали простудиться. Поэтому Гошка к обеду пообещал только старательно вымыть руки, и помчался разыскивать Береникса. Ричард исчез в пристройке, где половину занимала роскошная душевая кабина, а половину парная с очагом для раскаленных камней. Там было два выхода, в дом и на улицу.

Через некоторое время странник вышел во двор и повесил сушиться выстиранную красную тенниску с несколькими мелкими прожженными дырками. На плечи он пока набросил кожаную куртку, чтобы не мерзнуть. Гошка подал ему новую рубашку и пристально рассматривал густую сетку старых шрамов, заметных по всему торсу Ричарда, пока они не исчезли под одеждой.

— Ответь мне на один вопрос, — задумчиво проговорил Гоша. — "Нормальная" рубашка в твоем понимании непременно белая? Или речь о том, чтобы она была с отложным воротником, не как деревенские сорочки?

— Хочешь поймать? — не оборачиваясь, Ричард придирчиво разглядывал себя в зеркале, выставленном на подоконнике: — Думаешь, непонятно, куда клонишь? Зря стараешься. Не ты один умеешь читать и даже помнишь некоторые цитаты. Главное, что хозяйка меня правильно поняла. А "нормальная", в моем нынешнем понимании, не та, что разрезана на две половины и снова сцеплена пуговицами. Береникс тебе подтвердит, в Мире-без-Чудес, почему-то шьют только такие.

— Зачем? — удивился мальчишка, даже забыв о подозрениях. — Это же глупо. Бывают разрезанные, с языками, которые завязываются, как у меня, или целые. Зачем разрезать, если снова застегивать?

— Спроси их. Думаю, затем, что там обитают люди, которые как никто умеют усложнять себе жизнь.

Заметив, как Ричард проводит пальцами по царапинам на щеке, Гоша снова предложил сгладить их.

— Не беспокоят, — странник не отводил глаз от зеркала.

— Тогда что себя так рассматривать — засмеялся мальчишка. — Вполне ты прилично выглядишь, хоть сейчас под венец с принцессой. Шрамы только украшают мужчину.

— Угу. Снова мимо. Никогда не угадаешь, о чем думаю, могу спорить на гору золота с полной уверенностью, что выиграю. Это опять-таки может оценить только побывавший там.

— Ну, скажи.

— Ты, и никто из наших мужчин, никогда не представят, какое счастье, что снова не надо бриться каждое утро. И постоянно стричь волосы, если не хочешь оказаться с прической, как у девчонки!

— То есть, как это? Волосы, тем более, борода, не могут расти, если ты сам не хочешь.

— Ага, им расскажи! И про ногти тоже. Ладно, я зверски хочу есть. Тоже что-нибудь "нормальное".

— Подожди, как ты можешь подчиняться тамошним законам, если родом из свободных миров? Как же…?

Ричард скрипнул зубами. Вероятно, сам хотел знать ответ.

— Потому что там я генетически переродился, наверное, — с трудом выговорил он: — Слишком долго там был. Так что…

— Прошу к столу, работнички! — окликнула из окна хозяйка, словно специально дожидалась этой секунды.

11.

На обед хозяйка приготовила обыкновенный несладкий картофель с мясом и луком, залитый в сковороде взбитым яйцом и сыром, так что образовалась румяная и соленая корочка. К нему "эскортом" шли: обыкновеннейший домашний пирог с зимними яблоками, домашний козий сыр, копченый окорок, салат из первой зелени и съедобных лесных кореньев, горячий чай с добавлением сушеных ягод.

Береникс постеснялся признаться, что он полноправный да ещё и говорящий спутник Гоши и Ричарда, поэтому хозяин вынес ему еду и питье во двор, в глиняной миске. Берениксу достался вместо картошки мясной салат с рубленными вареными овощами и чистая вода, чему пёс только обрадовался. А вот панголин в кармане куртки притворялся, будто его и нет. Возможно, снова впал в спячку, а возможно не хотел обсуждать сейчас вопрос своего обеда, даже если проголодался, не желая показываться на глаза никому кроме рыцаря.

После обеда хозяйка, довольная помощью, предложила гостям отдых на сеновале. Забравшись под крышу дровяного сарая, где сложены остатки зимнего запаса сена, они растянулись в мягкой сухой траве, глядя сквозь открытую дверь на ясное голубое небо и верхушки дальних деревьев. Береникс устроился возле самой двери, почти на голых досках, зато в ярком квадрате солнца.

— Странствовать, оказывается, не так уж трудно, если знать правила, — Гоша весело подпрыгивал и нырял с разгону в мягкую горку сена: — Но мы ведь не останемся здесь на ночь, правда, Ди… Прости, не останемся? Она ведь найдет тебе ещё гору всякой работы, а я так мечтал посидеть ночью у костра, как настоящий вольный бродяга.

— Я тоже, — Ричард смотрел в небо, заложив руки за голову. Веки его тяжелели и наконец закрылись: — Но хотя бы полчасика полежать здесь, тоже не против. Если засну, пожалуйста, разбуди, когда надоест ждать. Разумеется, пока будет ещё светло.

— Хорошо…

Услышав крошечную напряженную паузу в этом ответе, странник усмехнулся, не открывая глаз.

— Жаль, не могу запретить обзывать меня так даже мысленно.

— Неужели настолько явственно слышно? — недоверчиво спросил Гоша.

Рыцарь только глубоко обреченно вздохнул.

12. Погоня за тенью

Трое путешественников снова шли по бесконечной дороге вдоль леса. Когда пыль над краем горизонта зазолотилась, проселочная тропинка через поля и луга сменилась широкой проезжей дорогой, прорубленной в лесу. На первой развилке Гоша остановился.

"Куда?"

Более подробного указателя направлений, чем чугунная стрела, приколоченная к столбику и указывающая на Город, нет. А вариантов пути от развилки три, разумеется, если они не собирались вернуться.

"Куда?" — мысленно посоветовался с панголином Ричард.

"Я знаю лишь, где нужно оказаться мне, но пути к цели выбирать вам. Доверяю вашему опыту странника".

— Куда бы сам пошел, без меня? — спросил Ричард.

Береникс тут же предложил обратить внимание хоть на какое-то указание и идти к Городу. Но Гоша пожал плечами, сказав, что не знает, какой путь он бы выбрал. А как в таких случаях полагается действовать настоящему страннику? У них, говорят, есть чувство дороги. Как его в себе развить или услышать?

— Если не знаешь, куда свернуть, и ничего тебя никуда не зовет, иди прямо, — легко посоветовал рыцарь.

Гоша сосредоточенно прислушался, представив, что пойдет направо, куда указывают стрела и солнце. Или свернет влево… но эта дорожка вела к востоку, она сейчас самая темная. Поэтому мальчик жестом выразил равенство и не особенную привлекательность для себя новых возможностей и пошел вперед, словно никакого перекрестка и нет.

Береникс с облегчением потрусил за хозяином, уверенный, что тот не мог выбрать неверный путь. Ричард шел следом, даже не заглядывая в повороты. По своей воле он бы тоже выбрал наиболее прямой путь. Ему совершенно всё равно, куда идти, поэтому хотелось, чтобы дорога не требовала выбора, а всё бежала и бежала вперед, ведя его куда-то по своему усмотрению.

Скоро широкая просека, ведущая к югу, свернула на юго-запад и стала подниматься. Линия горизонта приблизилась и поднялась пологой, но внушительной горкой, сверху облитой золотой медовой глазурью. Показалось, что впереди на самом верху мелькнула темная полоска, словно кто-то только что перевалил гребень, а его длинная предвечерняя тень ещё не успела скрыться.

Гошка из любопытства побежал скорее, надеясь нагнать и рассмотреть тень и ее владельца. Ускорив шаг, путешественники в самом деле скоро увидели впереди маленький силуэт другого путника. Стоило заметить его, человек каждый раз скрывался за краем горизонта, пропадая в тот момент, когда можно его рассмотреть. Значит, шел почти с той же скоростью, что и они трое. Войдя в азарт, Гоша не упускал его из виду и торопил своих попутчиков, сетуя, что неуловимый незнакомец сейчас снова исчезнет.

— Куда денется, — лениво отмахнулся Ричард, — он, по-моему, остановился. Видимо, тебя ждет.

И правда, фигурка впереди замерла на самой вершине холма. Может быть, тот путешественник оглядывался и, заметив, что следом кто-то идет, пытался их рассмотреть. Но вдруг его силуэт стал каким-то нечетким и охваченным более плотным сиянием. А потом куда-то исчез.

— Что это? — Гоша отступил на шаг и взял Ричарда за рукав. — Призрак? Или кто-то из лесного народа?

— Бежим! — скомандовал странник, увлекая мальчишку с дороги под защиту деревьев: — Береникс, прячься!

В мгновение ока дорога была пуста.

— Прошу покорнейше позволения узнать, что, собственно, происходит? — недовольно осведомился Береникс, когда все трое нашли укрытие между толстым дубовым стволом, кочкой и краем кустарника, сжались там, словно зайцы и напряженно всматривались в дорогу.

— Этот, исчез так же, как мы? Убежал в сторону? — спросил Гоша у Ричарда.

— Да, его поведение предупредило, что облако пыли на горизонте растет неспроста. Кто-то едет. И этот кто-то может представлять опасность для путешественников. Возможно, нам ничего и не грозит, но лучше проверить.

— Я слышу топот и чувствую в лапах вибрацию почвы, — сообщил Береникс. — Словно приближается тяжелая техника.

— Ее здесь нет, надеюсь, — возразил Ричард.

— Это королевский отряд, — с печальной уверенностью вздохнул Гоша. — Вовремя мы скрылись. Сидите тихо, нас не должны заметить!

"Мальчик прав, это маршируют динозавры. Трудно не узнать их "легчайшую поступь", — подал голос панголин. Волнения в его тоне не слышалось, но серьезности, несмотря на ироничную оценку, хватало. — Не показывайтесь ни в коем случае!"

13.

Ждать появления отряда пришлось долго, но путешественники отнюдь не сетовали, что их предупредили заранее. Кто знает, возможно, идущего впереди отряд заметил и теперь ищет? Скорее всего, он успел скрыться. Обзор у него с высоты лучше, он должен был заметить облако, сулящее нежелательную встречу, гораздо раньше, чем привлек внимание самого отряда.

Топот слышался уже вполне отчетливо. Ричард мог различить стук копыт и звук, который способно производить стадо бегущих под горку слонов.

— Столько раз слышал, что здесь водятся динозавры, но до сих пор ни одного не встречал, — тоном ученого-первооткрывателя взволнованно сообщил Береникс.

— Тихо! Вот они…

На просеке появились четверо всадников в коричневых солдатских плащах, украшенных желтым гербом. Легкой целеустремленной рысью, не глядя по сторонам, они проскакали мимо скрывшихся в засаде путешественников.

Ричард понимал желание всех, кому есть отчего бояться встреч с Братством Дороги или с лесным народом, поскорее миновать лес. Остальные путники могли опасаться только встречи с грабителями, но для хорошо вооруженного отряда числом более трех человек в такой вариант опасений верилось с трудом.

Следом за всадниками, подгоняемая отрывистыми командами, бежала дюжина здоровенных пеших, выстроившихся в две колонны. Эти воины несомненно человекообразные, но спутать с обыкновенными людьми их невозможно. Массивные фигуры — ходячие горы мышц, обтянуты коричнево-зелеными чешуйчатыми спортивными майками без рукавов и плотными короткими штанами до колен. На поясе у каждого сбоку висела темная дубинка — железная, не деревянная.

Широкие словно грубо выцарапанные на валунах лица отличались мрачным сосредоточенным выражением и угловатыми невыразительно сглаженными чертами. Бугристые лбы как-то плавно из наростов хмурых надбровных дуг переходили в скулы, сплющенные носы, сжатые челюсти и массивные подбородки. Шеи короткие, широкие, по-бычьи склоненные, словно эти бегущие солдаты всегда готовы к атаке. Практически все бугристые крупные черепа, напоминавшие формой слоновьи — лысые или украшены легким редким пушком.

Все бегущие были сильно похожи друг на друга, как обычный отборный армейский отряд, хотя, вероятно, при ближайшем рассмотрении обладали некоторой индивидуальностью. Кожа у всех темная, кирпично-коричневая, разных, иногда более бледных оттенков, но грубостью напоминала шкуру носорога, а иногда — крокодила, когда на ровном бугре бицепса вдруг смутно угадывался чешуйчатый рисунок, словно муаровые татуировки.

Чисто физически, в строгом смысле динозавры в своем человеческом подобии отличались от людей только формой стопы, действительно напоминавшей слоновую: более-менее человеческих очертаний, но очень широкую, массивную, без раздельных торчащих пальцев, только намеченных вросшими роговыми пластинками то ли копыт, то ли ногтей. И формой ушей: напоминающих широкий, скрученный на конце сухой лист, и строго перпендикулярно оттопыренных, словно крошечные крылышки на черепушках.

Средний динозавр ростом с крупного человека и превосходил его массой, шириной плеч и диаметром кулаков. Впрочем, те, кого видели перед собой наблюдатели, специально отобранные и тренированные наемники. Некоторые ящеры королевы Дины Заури — полудраконы, отличались более изящными пропорциями и могли щеголять в придворных костюмах.

14.

*****

Отряд давно протопал мимо, но Береникс всё никак не мог отойти от увиденного и отказывался выглядывать на дорогу.

— Это ты их только издали видел, — сурово заметил ему хозяин. — А посмотрел бы вблизи! Ещё страшнее.

— Ты с ними близко знаком? — спросил Ричард.

Гошка поморщился.

— Так себе. Приходилось мельком встречаться. Такие смешанные отряды то численностью побольше, то поменьше, тут бегают уже лет пять. Собирают новый королевский налог, который что ни месяц, растет. Иногда нападают на мирных жителей, если те разозлят наемников неповиновением.

Бывало, убивали, чаще, чуть не затоптав до смерти, бросали, иногда увозили в плен по десятку заложников, чтобы остальные жители какой-либо местности стали сговорчивее. В последнее время — всё чаще. Но восстаний нет. Люди очень боятся. По лесу, ты заметил, наверное, они ходить опасаются, но открыто против них никто пока не выступает. Столкновения эпизодические.

— Слуги королевы?

— Да, Проклятой королевы, как ее все называют. Она появилась давно, но в последние пять лет Дина повсюду, где только случается что-то плохое. И плакаты с ее гербом и ужасным злобным лицом торчат на всех перекрестках ещё долго после каждого визита таких отрядов.

— Напрасно вы так, хозяин, — буркнул Береникс, уговаривая дрожащего от ярости мальчика не обращать внимания на всякие мелочи: — На плакатах она даже ничего, обыкновенная женщина из рекламы. Суровый пронизывающий взгляд, длинные темные волосы, роскошная корона и багряная мантия… Одним словом, злая королева из сказки. Неужели она, и правда, настолько страшна?

— Твой вкус, воспитанный Миром-без-Чудес, даже не обсуждается! — огрызнулся Гоша. — Она — чудовищная!

— Главное, насколько понял, у нее есть власть, — спокойно подвел итог Ричард. — А официально сохранено самоуправление?

— Пока, да, — сквозь зубы ответил Гоша. — Но все понимают, что это сейчас перестало быть правдой. Нет ни одного местного постановления, ни одного дела, тем более, из области охраны порядка, куда бы королева не вмешивалась, когда ей захочется.

То с ее помощью отпускают преступников, то она диктует, как строжайше наказывать мелких нарушителей порядка. А какие нововведения в учебную программу школ… спрятаться некуда, хоть стой, хоть падай!

Требует денег, насылает на городские советы проверки, угрожает расправой в случае любого неповиновения. Некоторые, представь, считают, если она сможет объединить мир под своей жесткой единой властью, будет даже лучше. "Больше порядка", — издевательски процитировал Гоша. — Ага, куда уж больше! Знаешь, я немного боялся уходить из дому и один отправляться в дорогу, — хмуро признался он. — Боялся, что со мной может что-то случиться плохое. Ты странник, скажи, слышал ты когда-нибудь, чтобы люди боялись путешествовать? Я не имею в виду, проходить через какую-то конкретную местность, пользующуюся дурной славой, а боялись вообще. Без конкретной угрозы. Разве раньше такое бывало?

— Да. Просто выходить из дому, и даже оставаться в домах без достаточной защиты и оружия, опасно всякий раз, как начинается война.

— А у нас пока мирное время! — усмехнулся Гоша. — Никто пока не запрещал свободы передвижений. Никто не перекрывал дороги заставами. Никто официально не объявил военное положение ни в одной местности. Но ты сам сказал… Королева завоевывает весь мир, но так постепенно и вроде бы тихо, что никто не осмеливается возразить.

— Значит, это не открытая война, а холодная, — сказал Береникс. — Тогда я согласен с вами, хозяин, о последствиях даже подумать страшно.

— А ты не думай, — посоветовал Ричард. — Всё равно ничего не придумаешь. Здесь всё иначе, и такие политические кампании здесь не пройдут. Люди просто слишком привыкли к мирной жизни. Не хотят так уж сразу ее ломать. Но если королева не перестанет оказывать давление, мир в конце концов взорвется и поглотит ее. Чтобы не пыталась сожрать то, что ей не по силам. Это всегда заканчивается трагически.

— Ох, господин Ричард, вы не представляете, насколько! Порой неположенная еда обходится нам так дорого, — вздохнул Береникс.

— Правда, расскажи нам свою историю, — попросил Гоша. — Ричарду будет интересно. Да и я в ней до сих пор не всё понимаю, охотно послушаю ещё раз.

Ричард согласился и попросил пса рассказать, раз уж повод нашелся. Только лучше говорить на ходу, отряд давно ушел, бояться нечего. Они осторожно выглянули на дорогу и медленно пошли в гору, затаптывая в светлой пыли следы динозавров.

15.

Береникс рассказал, что родился где-то в престижном районе Нью-Йорка, и в жизни не бывал за городом. И, судя по уверениям родителей и чистоте их породы, никто на протяжении нескольких поколений собак из их семьи не бывал на природе и питался всю жизнь исключительно специальным и сбалансированным искусственным кормом.

Поколений шесть, а то и восемь… впрочем, он может прикинуть только примерно.

Щеночком Береникса отдали в хорошие руки за немалые деньги. Он посещал собачьи площадки, школы, курсы, выставки, всё, как положено. Его хозяин был представителем одной компьютерной фирмы и проворачивал удачные сделки не реже раза в две недели. Жили они в небоскребе на сто двенадцатом этаже. Там ходил отвратительный прозрачный лифт, а Береникс, несмотря на все его исключительные достоинства друга человека, с детства не переносил две вещи: высоты и аттракциона "Огненный дракон", когда длинный поезд кабинок мотает по рельсам из стороны в сторону с резкими бросками вверх-вниз, и время от времени на пассажиров сыплется водопад огненных искр.

"А мне нравилось, — печально усмехнулся Ричард. — Суррогат, конечно, но хоть что-то знакомое. Продолжай, пожалуйста".

Береникс сухо признал, что у всех вкусы разные, а о суррогате речь дальше. К двум ненавидимым им завоеваниям современной цивилизации однажды добавилось третье.

Его хозяин разъезжал по городу в своем личном и очень дорогом авто. Береникса укачивало от роскоши, но ему довольно часто приходилось сопровождать хозяина на деловые встречи и дожидаться в машине. Однажды они остановились практически перед парадным входом в белый дом с колоннадой. Хозяин купил себе на углу большой стакан колы и булку с сосиской. У него не хватало времени на ланч, предстояла серьезная сделка. Он так волновался, что оставил стекло в машине опущенным.

Береникс радостно выскочил навстречу жующему что-то хозяину, помчался по белой лестнице, не подозревая, что поджидает его на этих ступенях. Будто сама судьба взмахнула хвостом, заставила хозяина наступить на него и потерять равновесие от легкого, безобидного игривого толчка лапами.

То, что он с аппетитом ел, упало перед Берениксом. Молодому неопытному псу показалось, что это похоже на еду, и он, не раздумывая, проглотил кусок булки с сосиской и кетчупом.

"Эй, ты! Это был мой хот-дог! Тебе это нельзя!" — возмутился хозяин.

Береникса словно сразила молния.

Все шесть или восемь поколений, не бравших в рот ничего, кроме специализированного собачьего корма и ни разу не ступавшие на настоящую траву, не засеянную специально и аккуратно подстриженную косилкой, мигом дали себя знать. И обрушили гнев небес на своего потомка-отступника.

До Береникса совершенно неожиданно дошел смысл слова "хот-дог". И не только как названия специализированной человеческой еды, непригодной для собак, но и глубинный смысл того, что он съел. "Горячая собака"!

Он съел себе подобного?

И люди постоянно и без зазрения совести едят собак?!

Береникса постиг интеллектуальный шок. Он безвозвратно тронулся собачьим умом, и на опустевшем месте стал зарождаться, как следствие мощного стресса, неслыханный сверхинтеллект. Вероятно, сработала сложная защитная реакция организма, у которого было два пути справиться со сбоем работы в налаженной системе питания: отравиться и умереть, или же принять человеческий образ питания и мыслей. Не зря же говорят: "Человек — есть то, что он ест!"

Стать человеком Береникс не мог, а умирать не хотелось. Поэтому его интеллект стал почти человеческим, способным как-то проанализировать и переварить свалившуюся на него разрушительную информацию.

— Простите, хозяин, я не нарочно, — вежливо извинился Береникс, даже не удивляясь, как легко ему выражать свои мысли по-человечески. — Но позвольте выразить мое сомнение в том, что подобная субстанция со столь оскорбительным названием вообще пригодна для употребления в пищу мыслящим существам. Я бы хотел заметить…

Торговый представитель крупной Нью-Йоркской компьютерной фирмы истерически швырнул в собственного пса стаканчиком колы и разразился потоком нечленораздельных воплей, самым цензурным из которых было: "Мамочка!"

Влетев, как торпеда, в машину, хозяин Береникса хлопнул дверью и умчался, не разбирая дорожных знаков, рванув сразу четвертую скорость. Долго лететь ему не пришлось: в разгар дня пробки на всех авеню затормозили его бегство от жестокой реальности. Воспользовавшись случаем, хозяин, вероятно, лихорадочно отменял все дела и договаривался о немедленном приеме у престижного психоаналитика. Береникс остался один на незнакомой улице.

16.

Будучи слишком цивилизованной собакой, он не умел ориентироваться в незнакомой местности, поэтому решил мыслить как человек. Утащил временно брошенный без присмотра пустой деревянный ящик от пива у каких-то нищих, поставил его в качестве скамейки, дотянулся до уличного телефона автомата. И вызвал такси, попросив забрать свою собаку на углу пятьдесят второй улицы, и отвезти в один из спальных районов, назвав свой собственный домашний адрес. Там спросить его хозяина и тот заплатит за вызов машины.

Так всё и случилось. Впускать в квартиру говорящего пса хозяин боялся, но не заплатить за такси тоже не мог. Поэтому, пока веселый симпатичный афро-шофер не уехал, не подавал виду, что боится своей собаки. Потом он снова захлопнул дверь перед носом у Береникса. Но наутро, не имея другой возможности выйти на работу кроме как через дверь, учитывая на каком этаже располагалась их квартира, хозяин пошел на переговоры.

Береникс требовал к себе уважения и материальной компенсации его глубочайшего морального ущерба. Для начала неплохо бы снять ему отдельную квартиру не выше второго этажа, обеспечить регулярные поставки еды и круглосуточную связь с интернетом. За это Береникс позволит иногда приходить к нему в гости и даже гулять с ним. Хозяин согласился на его условия, оплатил квартиру, приходящую домработницу и собачий корм на полгода вперед. Но ни разу не зашел проведать бывшего друга человека.

Береникс штудировал интернет, заодно активно занимаясь самообразованием. Преимущественно его интересовали вопросы генетически модифицированных продуктов питания и развитие многих поколений животных, выкормленных такими продуктами.

Во вторую очередь он получал экстерном юридическое образование, собираясь подать в суд на компанию изготовитель этих злосчастных хот-догов. В перерывах коротал время на форумах и в сложных многоуровневых он-лайн играх с построением собачьих цивилизаций.

Судебный иск, поданный нанятым по сети адвокатом, продвигался успешно. Береникс претендовал на компенсацию морального ущерба суммой в два миллиона долларов. С адвокатом он общался исключительно по связи без видео.

Всё шло отлично и Береникс мог выиграть дело, но, увы, свидетельские показания жертвы в суде обязательны. Письменным заявлением от имени собаки они удовольствоваться не желали. Тем более, требовалась экспертиза и была приглашена компетентная ветеринарная комиссия. Адвокат уверил Береникса, что тот ничем не рискует, дело практически выиграно.

Но судьи оказались похожи на прежнего хозяина несчастного пса. Услышав его речь, все, даже якобы "компетентные" в области зоопсихологии светила ветеринарии, сперва с воплями кинулись в рассыпную (к счастью, им некуда было сбежать из зала суда). А потом суд поднял Береникса на смех. И закрыл слушание по причине того, что формально не признал Береникса полноправным гражданином Соединенных Штатов.

Не будучи гражданином, Береникс не мог принести присягу на конституции. Слушание перенесли на бесконечно неопределенный срок, адвокат пытался добиться возобновления дела, но полгода прошли, срок аренды квартиры истек, Береникс остался на улице.

Он пошел, куда глаза глядят, как никогда не чувствуя себя полноправным гражданином страны. Какие-то уличные пьянчужки единственные отнеслись к говорящему псу сочувственно и поведали немало истин о смысле жизни. Точнее, об отсутствии такового в прогрессивном обществе. И о великом научном споре: есть ли жизнь по ту стороны конституции и социальной страховки?

Задумавшись об этом, Береникс стал философом. Изгнанники общества потребления и преклонения перед всемогуществом капитала признали его собратом по интеллекту. Они угостили пса колбасой и пивом, уговаривали остаться, но Береникс отказался. Вежливо простился и побрел наугад по улице. Ему хотелось подумать в одиночестве. Начинался дождь…

Не помня как, пёс добрался до окраины города и всё шел куда-то и шел, пока не увидел однажды под ногами зеленую настоящую траву и не вдохнул запах первых весенних цветов и свежей выпечки. Поблизости жили люди! Из их рук Береникс, сам себе удивляясь, не боялся брать любую еду, самую "несобачью" по прежним его представлениям. Но, вне всяких сомнений, вполне человеческую. Этого ему теперь достаточно.

Больше месяца Береникс переходил от селения к селению и надолго задержался лишь в поселке, расположенном в сосновом лесу. Там он познакомился с Гошей. Тот случайно подслушал, как пёс разговаривает сам с собой, и обещал не выдавать его тайну. Пёс признал этого великого человека своим новым хозяином.

Но из-за дружбы с Берениксом у Гоши начались неприятности в приемной семье, и вот, псу снова суждено стать изгнанником. Но теперь, он толкнул на этот тяжкий и скорбный путь лучшего человека с мире, своего любимого хозяина. Что же ему делать и почему его преследуют такие несчастья?

17.

— У тебя точно с головой не в порядке, — недовольно заметил Гоша. — Никого ты никуда не толкал, я сам ушел. Давно решил, а ты только помог мне уйти именно сейчас. И всё, что произошло, я считаю редким везением. Правда?

— Наверное, — неопределенно откликнулся Ричард. — Всё зависит от того, под каким углом смотреть. Береникс действительно лишился дома и безвозвратно порвал с прежней жизнью и даже прежним миром. Но приобрел несоизмеримо большее. А ты, Гошка?

— А я ещё больше! Я тоже не хочу жить, как раньше. Теперь я почти совершеннолетний, и у меня появился настоящий друг. Не мог же я его бросить! Тем более, я всегда мечтал странствовать. И видишь, мы сразу же встретили тебя, разве не удача? Дорога послала нам опытного спутника, значит, наше решение правильное. Смотри, этот снова там, впереди! Идем скорей, уж на этот раз мы его догоним!

— Зачем? — поинтересовались спутники Гошки.

Но тот отмахнулся от глупого вопроса. Хочется узнать, кто это, вот и всё! И потом, стоит поблагодарить неизвестного путника за своевременный сигнал об опасности.

Когда расстояние между ними и идущим далеко впереди человеком сократилось вдвое, тот снова свернул с дороги. Но уже без всякой поспешности.

Вечерело.

Береникс сообщил, что чувствует запах дыма, и с той стороны, куда свернул путешественник, потянулся тонкий завиток сизого тумана.

"Теперь уж не сбежит", — Гоша удовлетворенно сбавил шаг. Они прошли до места, где разгорался костер, и тоже свернули в лес.

18.

*****

На полянке сидела перед ворохом сухих веток светловолосая девчонка с двумя длинными косичками ниже плеч и держала в руках половину стеклянного шара, разводя с его помощью огонь. Шар усиливал самые слабые лучи красного заката, проникавшие сквозь ветки, и обращал их в трескучее пламя. Гоша порылся в сумке и вытащил точно такую же половинку. Насуплено, с опаской оглядев девчонку, шагнул к ней и спросил, кто она?

— Лина, естественно, — она, похоже, нисколько не удивилась: — А ты?

— Эгер. Но лучше зови меня Гошей.

— Очень приятно, — девочка протянула ему свободную руку: — Ангелина Брусникина. Я тебя давно ищу, братец. Но не думала, что мы встретимся на дороге. Разве твой день рождения не…

— Да, в июне, — слегка нахмурился Гошка. — Но, знаешь, надоело ждать. Ты, надеюсь, не сердишься, что я вышел тебе навстречу?

Девочка улыбнулась, и ее строгое узкое лицо с серо-стальными глазами, стало очень хорошеньким. Брат и сестра неловко обнялись, слегка стесняясь, и к тому же, боясь уронить свои "удостоверения".

— Попробуем? — спросил Гоша.

Лина кивнула. И протянула свою половинку шара, собираясь соединить ее с Гошкиной.

— Не торопитесь, — предупредил Ричард. — Вы не сможете выпустить его из рук, пока не узнаете все подробности истории своей семьи. Потом шар исчезнет!

— Правда? Я не знал, — удивился Гоша.

— Ой! — девочка отскочила, едва не ступив в костер. Она лишь теперь заметила на поляне кого-то ещё, кроме брата.

Лохматая собака ее нисколько не удивила, но незнакомый мужчина в темном кожаном костюме почти сливавшийся с лесом, выступив из тени, всерьез ее напугал. Но через несколько мгновений, ее взгляд стал точно таким же пристальным, как у Гоши, когда тот рассмотрел, во что одет незнакомец и сделал о нем простейшее умозаключение.

— Вы странствующий рыцарь? Это вы помогли брату найти меня? Большое спасибо. Только не уходите, пожалуйста. Мы будем ужинать. А как вас зовут?

— Вопрос к тебе, — шепнул Ричард Гошке.

— Его зовут сэр Упрямец, — ядовито ответил мальчик, не глядя на своего спутника.

— Неплохое рыцарское прозвище, — уважительно сказала Лина. — А я хотела бы, чтоб меня называли Ангелом Удачи или Защитницей справедливости. Или Последней надеждой.

Ричард засмеялся, сказав, что на его памяти был один директор приморского варьете с таким прозвищем. Его так и звали Антуан Последняя надежда. Он, то сказочно обогащался, то почти разорялся, в общем, вел бурную жизнь. Артисты его очень любили, потому что только Антуан умел находить творческий выход из любых, казалось бы, безнадежных ситуаций.

Лина одобрила заслуги своего возможного тезки.

— Вы правы, мне пока не нужно других доказательств, что Эг… Гоша — мой родной брат. Я и так вижу. А узнать историю лучше не наспех, успеть запомнить и рассмотреть всё, тем более, если это можно увидеть всего один раз. Садитесь у огня, вечер прохладный.

— Давно странствуешь? — спросил Ричард.

— Уже почти месяц. Мне исполнилось двенадцать в прошлом году, в мае. Я надеялась уйти сразу же. Но в школе шли выпускные экзамены, а потом нас обещали вывезти всех на море. Я очень хотела увидеть море, думала, приеду туда и останусь. Начну путешествие с Побережья.

Никуда нас, конечно, не повезли. Я жила в семейном приюте, там было десять девчонок разного возраста. Я раньше удивлялась, почему те, кто старше меня, не ушли, а живут в приемной семье. Не замечала, что они такие трусихи или им так уж нравился наш дом. А потом сама поняла. Нас не хотели отпускать, внушали подождать денек, другой, неделю… То работа по дому, то экзамены, то в мире неспокойно. Никто силой не держит, но…

Когда наступила осень, уходить было поздно. Мы жили недалеко от Северных гор, сразу начались ледяные ветры. Сезон дорог рано закрылся, мне пришлось остаться там на зиму.

А как только слегка потеплело, нас вывезли на весеннюю ярмарку в окрестности Города. В самой столице мы не были, но видели Город далеко на холме. Я и ещё три девочки заранее договорились, что мы сбежим и останемся на всю ярмарочную неделю, а потом уйдем странствовать. Ведь уже наступила весна.

Мы расстались в первый же день, потом встречались пару раз случайно до конца ярмарки. Ужас, как незнакомые! Мы прожили вместе почти десять лет, а у нас не осталось ничего общего.

19.

Наши приемные родители — бездетная пара, школьные учителя, — решили взять не одного ребенка, а основать целый маленький приют. Там же была и школа. Они были строгие, но достаточно добрые, чтобы я не могла их ни в чем упрекнуть. Мы жили одной семьей, общими занятиями, но даже не считали себя сестрами, а их родителями. Все понимали, что это условно. Они — учителя, мы — их подопечные. Это нас и объединяло.

Помню единственный случай, когда мы устроили вроде заговора и чувствовали себя очень близкими подругами. Когда Мышка (так звали самую младшую девочку) без спросу съела варенье. Целых полбанки! Мы все вместе придумывали, как ее защитить, и героически признались, что мы все понемножку съели. В порыве самопожертвования мы наконец-то чувствовали себя живыми людьми.

А ещё, конечно, когда читали, мечтали, пели, играли в саду, строили планы на будущее. Но всё это была игра, мы понимали, что каждая на самом деле думает о своем. И настоящий поступок у нас всего лишь один на всех.

Наши родители были хорошие и внимательные, очень "правильные", любили соблюдать и придумывать всякие разумные правила. Мы их уважали. Они о нас заботились. Но никто никого не любил, это точно. Я надеюсь, в нашей настоящей семье было по-другому. Может быть, не так "правильно", зато уж точно не так скучно!

— В настоящей семье не может быть скучно, — тихо заметил Ричард. — И это совершенно не зависит от степени кровного родства.

— У тебя так когда-нибудь было? — спросил его Гоша.

— Очень давно и очень недолго.

— У меня никогда, — вздохнул мальчик.

"А у нас в долине иначе и не бывает", — беззвучно прокомментировал панголин, и Ричард почувствовал, как пушистый шарик выскользнул из его кармана и укатился в траву, просив не беспокоиться о нем до утра.

Потом Гоша с сестрой пришли к выводу, что нет, несомненно, у них была настоящая семья, целых два с половиной года, но, увы, они этого не помнят. А Береникс со вздохом припомнил то золотое время, когда был щенком, и у мамочки их было восемь. Но потом признался, что в младенчестве ему в основном внушали понятия чести породы и верного служения людям, а к детям, зная заранее, что им очень скоро придется расстаться, мама старалась не привязываться.

Пока на огне грелась вода для фруктового чая и пеклась в кожуре картошка, Лина узнала историю своего брата и его благородного конфликта с приемными родителями из-за Береникса.

Девочка радовалась знакомству с говорящим псом. Но ее не столько удивили его способности, сколько его недоверие к людям. Отчего Береникс думает, что все его боятся и разбегаются после первого слова? И ничего похожего на правду нет в том, что пёс-философ приносит окружающим одни неприятности.

И вообще Лина определенно высказалась как горячая сторонница самого древнего способа создания семьи: не по крови, а по родству душ. Она официально пригласила Береникса в их с Гошей новую семью, и пёс ещё до ужина стал называть Лину хозяйкой.

Решив, что настало самое время для открытия занавеса над их семейной тайной, Брусникины сели поближе друг к другу и осторожно сомкнули половинки шара.

Молекулярный срез таких семейных удостоверений при контакте срастался в единое целое. Это и запускало механизм.

Внутри шара, как в магическом зеркале заключалась история целого рода на протяжении тысячелетий или же всего одна встреча, день, событие. Обычный памятный шар мог храниться веками и согретый теплом ладоней начинал воспроизводить живые картины.

Если шар был разделен, значит, он не создавался искусственно. Он существовал строго с того момента, как семья распадалась, становясь ее материализованной тенью. И хранился до времени, пока члены семьи, у которых находятся части, не соберут его снова.

Такие шары оставлялись в наследство или возникали в результате неких сложных семейных перипетий. Вероятно, у других пришлось бы собирать шар из многих долек, как апельсин, и количество частей соответствовало количеству ныне живущих родственников.

Об этом знали все дети в приютах. И, обладая половиной шара, можно с уверенностью сказать, что родственник у тебя лишь один. Гоша и Лина давно привыкли к этой мысли. И рассчитывали в будущем только друг на друга. Встретившись, они хотели только узнать, что разрушило их настоящий дом. Они знали, что больше никого из семьи нет в живых, поэтому заранее готовили себя к печали об утраченных возможностях.

20.

*****

Уже стемнело, шар слабо светился. Мальчик, девочка и собака приблизились к нему, чтобы четко видеть события в его глубине и слышать слабую мелодию, словно играла музыкальная шкатулка.

Случайный гость у костра, странник, сидел поодаль, не вмешиваясь в чужие тайны. Лина и Гоша выбрали этот момент, чтобы потом, если печаль окажется слишком сильной, заглушить ее вкусным ужином. А после лечь спать. И наутро всё предстанет в ином, более радужном свете. Ведь у них всё впереди, их приключения только начинаются. Что понапрасну грустить о прошлом!

Внутри прозрачной сферы закружилась смутная метель, будто шар наполнен водой с мелкими блестками, и его сильно встряхнули. Но картины, которые брат и сестра видели перед собой, казались не ограниченными рамками шара. Они были повсюду. Невероятно четкие. Без слов, только под эту тихо звенящую мелодию. Точно в шаре одна за другой лопались тонкие хрустальные плёночки, последовательно показывая события. В комнате с цветущим садом за окном попеременно появлялись то мальчик, то девочка.

Это были разные дома, разные семьи. В одной колыбели суровая седая дама качала постоянно хохочущего неугомонного круглолицего мальчишку, а на крылечке, увитом розами и окруженном зонтиками разноцветных флоксов, пыталась уползти из коляски, из-под присмотра молодой няни шустрая кудрявая девочка.

Потом мальчик уже научился ходить, играл в прятки по всему дому, доводя до белого каления отца, мать и бабушку, а девочка, с очень серьезным видом сидя на полянке, собирала цветочки и вкладывала между страницами маминой книжки, пока та не видела.

Мальчишка быстро подрос и стал бегать в школу и на рыбалку с отцом. У него была непослушная косая челка, острый нос и большие торчащие уши.

Не первый отличник или особенный заводила в классе, часто на уроках смотрел в окно, подперев кулаком щеку и мечтая о чем-то.

А девочка куда-то пропала. Ее искали, искали по всему дому. Сбежались все родственники и слуги. Потом мать позвала соседей. Многие из них пришли со своими слугами.

Всей толпой люди бегали вокруг белого особняка, по саду с подстриженными кустами и путались в зарослях разноцветных клумб, не обращая внимания на гроты, фонтанчики и скульптуры садовых кошек с выгнутыми спинами — на них можно было сидеть, как на скамейках. Они обыскивали все укромные уголки поместья и очень беспокоились.

Девочка в это время сидела в развилке старого-старого каштана в саду и читала невероятно потрепанную огромную красную книжку. Со вздохом она перевернула последнюю страницу и смотрела в пространство, ничего не видя перед собой и закусив губу.

Она закрыла книжку и стала видна обложка, знакомая и нынешним зрителям этих событий. Там был нарисован мальчик в темном кожаном костюме и белой рубашке. С мечом в руке он выходил из солнечного весеннего леса, ведя за собой прекрасного белого коня с золотой гривой. Девочка не слышала, как ее ищут и зовут уже много часов. Она думала о чем-то и на лице ее играла печальная и мечтательная улыбка.

21.

В доме мальчика в это время было темно. Он сидел на чердаке, где его, похоже, закрыли в наказание за какую-то шалость. Равнодушно посмотрев, как строгая сухопарая дама, по всему видно гувернантка или экономка, закрыла дверь, и услышав поворот ключа в замке, мальчишка подошел к маленькому слуховому окошку.

Легко открыл его и вылез на крышу. По водосточной трубе спустился на подоконник одного из окон верхнего этажа. Вероятно, это была его собственная комната. Он проскользнул туда, нашел в ящике под кроватью фонарь, взял кремень и запас свечей.

Из-под подушки выдернул такой же потрепанный фолиант с тускло-золотым широким обрезом. Сунув книжку за пазуху, отчего рубашка натянулась щитом, взял в зубы фонарик и снова исчез за окном. Ввернувшись в свою темницу, мальчик зажег фонарь и с удобством расположился на зуху, отчего рубашка натянулась щитом, он взял в зубы фонарик и снова вылез за окно. нечного весеннего леса, ведя на поводу пркполу, открыв книжку с первой страницы. На лице его расплылась счастливая улыбка.

Когда утром дверь на чердак снова открылась, суровая дама укоризненно покачала головой, видя, что пленник спит щекой на открытой странице рядом с гравюрой чудовищного огнедышащего дракона. И выражение его лица самое безмятежное.

Картины сменялись, годы шли. Высокий стройный парень подрабатывал на реке, перевозя пассажиров, которые не могли дожидаться парома. В его лодку ступила барышня в белом платье, кокетливой шляпке и с кружевным зонтиком от солнца. Ее сопровождал деревенский мальчишка-слуга и полная добродушная дама в чепце. Им нужно было подняться вверх по реке до соседнего селения на другом берегу, наверное, ехали в гости. Лодочник неотрывно смотрел на хорошенькую пассажирку, чуть не проскочил нужную пристань.

Потом они встречались в саду, возле знакомого белого особняка с лебедиными крыльями над фасадом в античном стиле, и вечером, на танцах. Парень пришел в синей клетчатой рубашке, а девушка в простом платье с голубой клетчатой юбкой. Танцуя лихую польку, они отлично смотрелись.

У девушки был серый решительный взгляд и иногда появлялась волевая морщинка между светлых бровей. Так было в тот день, когда после какой-то неприятной беседы с отцом, в присутствии матери, она смотрела в окно, краем уха слушая своих сильно взволнованных родителей.

Поздно ночью она спустилась по веревке в сад, одетая в костюм для верховой езды, но с темной теплой шалью на плечах и с большой сумкой в руке. В глубине парка ждал тот парень с двумя оседланными гнедыми лошадками. Девушка легко вскочила в седло, и они умчались в темноту. Потом, не сходя с сёдел, целовались при луне на широком безлюдном поле.

Потом замелькали улицы и кареты, вероятно, это был Город. Мужчина шел домой в маленькую квартиру на третьем этаже, под самой крышей. Там его ждала молодая жена, в камине горели последние поленья, а в колыбели спал младенец в кружевном чепчике.

Дальше была лесная дорога и холодный осенний ветер. Проехала почтовая карета, и позади нее показалась пара, идущая по дороге. На плече мужчины висела большая сумка, женщина прижимала к груди ребенка, закрывая его полой плаща, от ветра.

Они не выглядели ни бедными, ни богатыми путешественниками. Их одежда была добротной и теплой, а сумка, по-видимому, тяжелой, но сразу видно, что у них нет своего дома.

Дорогу преградили двое, похожие на разбойников. Один — в широкополой шляпе и с широкой перевязью на груди, увешанный кинжалами и пистолетами. Второй, постарше, в дорожном черном плаще, жестом показал отдать ему сумку и следовать за ними.

С тем же выражением, с каким мальчишка на чердаке смотрел на закрытую дверь, мужчина снял с плеча сумку и протянул разбойнику. Избавившись от лишнего груза, обнял за плечи жену, согревая ее и ребенка, пока они шли через лес. Только все они свернули с большой дороги, мимо проехали двое всадников в сопровождении четверых динозавров.

22.

На огромной поляне стояли зеленые шатры и горел костер. Высокая женщина с тяжелыми золотыми волосами взяла на руки ребенка путешественников и укачивала его, пока молодая мать грела руки над огнем, а потом принялась за ужин. Щеки ее розовели, глаза блестели, они с мужем смеялись, о чем-то весело переговариваясь с разбойниками.

Трое мужчин на дороге остановили вооруженный отряд, охранявший каких-то пленных. Четвертый, хорошо знакомый зрителям, стоял на дереве, целясь в стражников из лука. Пленных и оружие забрали в лес, разъяренные всадники с гербом королевы на плащах поехали дальше с пустыми руками, сердито оглядываясь, но не желая вступать в драку.

Новые гости и четверо нападавших пришли в лесной городок. Мужчину там встретила и обняла за шею радостная жена и крошечная девочка. Они пошли в дом, более напоминавший разбойничью пещеру. Там в колыбели спал другой младенец, мальчик.

Новое яркое лето сияло над лесом. Девочка с белыми косичками вела за руку через всю поляну спотыкающегося малыша-брата. Она серьезно отвечала на все приветствия.

Вокруг очень много людей, все чем-то заняты. Даже дети: одни помогали родителям, другие как будто играли, но это была скорее спортивная тренировка. Лица выражали азарт и сосредоточенность. Они стреляли из лука, бросали аркан, целясь петлей в сухую ветку, метали кинжалы в круглую мишень.

На поляну въехали галопом две черные лошадки. Они так мчались, что казалось, раздавят малышей. Но младший мальчик не испугался, а засмеялся, показывая на них пальцем. Со спины одной лошади спрыгнула кудрявая красотка в кожаных брюках и огненно-алой блестящей рубашке. Подошла к малышам и что-то дала каждому, наверное, сладкое.

Мальчик сразу сунул подарок в рот, а старшая сестра церемонно поблагодарила, сделав маленький реверанс. На ней желтело, как одуванчик, платье с оборками снизу. Старшая девушка засмеялась и снова вскочила в седло. Вторая всадница была точно такая же и так же одета. Они проехали дальше через поляну, словно королевы по своим владениям.

Завидев наконец своего отца, сестра отпустила руку маленького братика и тот побежал вперед, путаясь в густой траве доходящей ему до колен. Отец подхватил и высоко подбросил смеющегося малыша в воздух. Потом взял на руки серьезную дочку и понес их обоих через порог нового, только строящегося дома под красной черепичной крышей, со стенами солнечного цвета свежего дерева.

Потом в этом же доме, уже полностью достроенном вся семья пила чай на веранде. На поляне горели костры и среди людей танцевали лесные принцессы в венках из цветов и ягод, в развевающихся зеленых платьях.

Потом снова была осень, на этот раз золотая, безветренная, яркая. Поплыли картины мирных селений среди лугов, неподалеку от леса. Слуги королевы, всадники и пешие динозавры мелькали среди горящих домов. Появившись внезапно со стороны леса, на них налетел отряд всадников, одетых как знакомые лесные разбойники.

В тройке первых был тот мужчина, отец двоих детей. Он отчаянно дрался, расшвыривая динозавров в стороны, стреляя из пистолета в убегавших слуг королевы. Когда те покинули селение, он влез на крышу, чтобы сбить огонь с горящего дома. Другие доставали ведрами воду из колодца. Кто охранял пленных, кто успокаивал пострадавших от нашествия.

Потом маленький мальчик, очень похожий на своего отца в том же возрасте, горько плакал, закрывая собой всю картинку. Наконец, мама взяла его на руки и передала другой женщине постарше, сидящей в открытой повозке.

Там было много детей, и девочка уже стояла у края, держась за деревянные перила и следя взглядом, как мама передает братика. Отец весело помахал им издали. Он держал в руке обнаженный меч и был одет по-военному, почти как рыцарь.

Его жена была в платье лесного покроя, ее светло-каштановые волосы распущены, а на поясе висел изогнутый, словно второй малый клык дракона, кинжал эльфийской чеканки. Знакомая, всегда оживленная лесная поляна опустела, на ней остались только следы костров, колодец в центре и люди, готовые к битве.

Со всех сторон подходили ряды динозавров. Дом под новой черепичной крышей горел, стрелы лесных лучников чаще попадали в цель, чем черные военные стрелы, но тех было больше.

Сверкали мечи, наверное, и звенели, сквозь шар их не слышно. Пеший мужчина дрался одновременно с двумя всадниками. Вдруг он замер с поднятым мечом и оглянулся. Здоровенный динозавр пытался удержать яростно отбивающуюся молодую женщину. Он поднял ее в воздух, но та вывернулась, ударив его сразу и руками и ногами. Она освободилась, но упала. Динозавр занес над ее головой дубину.

23.

Всадник с очень темным обветренным грубым лицом и с эполетом на плече, явно старший в отряде, поднял руку, останавливая динозавра, но велел мужчине бросить меч. Тот сразу небрежно воткнул клинок в землю.

Но женщина умудрилась ранить динозавра кинжалом в ногу, и тот завертелся волчком, бросив оружие и цепляясь обеими лапами за ступню. Вскочив на ноги, молодая женщина толкнула его, огромная туша рухнула, продолжая кататься по земле, держась за ногу. Лучник прицелился в женщину, муж успел прыгнуть перед ней и перехватил стрелу. Тут же в его грудь вонзилась ещё одна, ее выпустил начальник отряда.

Мужчина упал. Женщина, как фурия, кинулась на начальника и успела вонзить в него нож, прежде чем ее оттащил десяток рук, и дубинка одного из динозавров всё-таки ударила ее сбоку, подкосив, и она упала, словно сломался стебелек цветка. Тут же рядом рухнул и динозавр. В его шее, чуть не по самое оперение торчала стрела.

Костер, в который превратился большой уютный дом, разгорался всё ярче, всю поляну заволокло черным дымом, в котором метались тени, и мелькала сталь мечей, как молнии среди туч.

На самой опушке леса другой отряд попытался напасть и остановить несколько повозок с маленькими детьми. Завязался новый бой. Потом снова замелькали городские улицы и колеса.

Возле ворот застава окружила повозку. В ней спали или плакали десятка два детей, самому старшему из которых едва исполнилось шесть. Никого из взрослых почему-то там не было. Последнее, что показал шар, как мальчика передают с рук на руки пожилой симпатичной паре дачников, а девочку уводит высокий дяденька в костюме-тройке и в сером строгом галстуке, очень похожий на школьного учителя. Скорее всего, в этот момент шар и возник и сразу же раскололся. Ничего дальше он показать не мог.

Внутри снова закружилась туманная с морозными искорками метель. Брат и сестра молча переглянулись, сжимая шар, чтобы он сам не вырвался ненароком из их ладоней. Картинка снова прояснилась и стала показывать цветущий сад и маленьких папу и маму, пока они ещё не были родителями, а только детьми. Береникс отвернулся, незаметно смахнув слезинку хвостом.

Лина и Гоша смотрели историю своей семьи три раза подряд, не в силах расстаться с теми отчаянными мальчиком и девочкой, не слишком похожими на них, намного счастливее и смелее, судя по главным событиям в их жизни. Потом, немного не дождавшись до самого конца, разжали руки.

Шар стал вращаться сперва плавно, потом всё быстрее, и поднимался в воздух. Но картинка в нем оставалась такой же четкой. На террасе нового дома вся семья пила чай. Постепенно шар терял краски, точно мыльный пузырь, с которого, перед тем, как лопнуть, сбегает радужный глянец. Он рассыпался в воздухе, превратившись в облачко искристого дыма, который быстро развеялся и улетел к звездам. А следом поднимался только густой дым и красные искры костра.

— Всё запомнил? — спросила Лина у брата.

— Запомнил. Как думаешь, шар показывает только самые ключевые моменты жизни, в которых наиболее ярко проявился характер?

— Наверное. Заметил, что они читали?

— Угу, как не заметить! — яростно кивнул Гоша.

— Ужин остынет, — отвлек их Ричард от мыслей о прошлом.

Лина и ее брат с трудом вернулись мыслями в тот лес, где они ужинали сегодня. Перед глазами плыла огромная лесная поляна, то залитая летним солнцем, то покрытая черным дымом. И когда они смотрели в костер, перед мысленным взором обоих Брусникиных вращалось белое облачко, с тающими цветными картинами, а в ушах настойчиво звучала мелодия, состоящая из ледяного перезвона лопающихся кристалликов памяти.

24. Рыцарь-легенда

За ужином брат и сестра молчали, погруженные в свои думы. Береникс, наевшись и устав за целый день ходьбы по дорогам, сонно вздыхал, лежа у костра и опустив морду на лапы.

Лес был тёмен, но по времени ночи ещё совсем рано. Однако Ричард надеялся, что Брусникины, устав от множества сегодняшних впечатлений, скоро лягут спать. А если станут болтать до утра, обсуждая картины из жизни родителей, то по секрету, между собой. Для себя Ричард мечтал о тишине и одиночестве в стороне от любой беседы.

То, что Гоша нашел сестру, освобождало странника от дальнейшей ответственности. Это перекресток. Завтра каждый уйдет отсюда своим путем. Ричарда ждет путешествие с панголином, если тот, конечно, вернется. Хорошо бы, не вернулся. Не хочется никаких обязательств. Просто идти и идти вперед, наслаждаясь дорогой. Не думая ни о какой цели, как вольный бродяга.

— Вы же рыцарь, верно? — услышал он и слегка скрипнул зубами, так некстати для него в данный момент это звание. Девочка с белыми льняными косичками, более светлыми, чем волосы ее брата, и с такими же, как у Гошки, глазами, только более серыми и серьезными, требовательно смотрела на него.

— Дальше, — кивнул он, подтвердив звание и подгоняя новый вопрос.

Лина расплылась в невольной улыбке от этой его реакции, и Ричард снова скрипнул зубами, угадав, о чем она подумала сейчас, забыв о первоначальной просьбе. Но девочка быстро пришла в себя.

— Вы видели, что показывал шар?

— Смутно. Старался не смотреть, но в общих чертах понял вашу историю.

— Эти люди, в лесу, с которыми вместе жили и сражались наши родители, это Братство Дороги?

— Сами поняли, зачем отвечать?

— Я хотела спросить, возможно, вы знаете, где это? Поляна в лесу… Это Лагерь?

— Разумеется. Его легко узнать, даже если только слышал о нем.

— А ты был там? — спросил Гоша.

— Не раз. Но не в последние годы. Если верить увиденному, а шар памяти лгать не может, он ведь не творение человека, то около десяти лет назад, крупнейший лесной филиал Братства Дороги, известный как Лагерь, сожжен дотла… в очередной раз. Думаю, он возродился следующей весной, как ни в чем не бывало, и живет по сей день, но у меня нет достоверных сведений.

— Он давно не был в наших краях, — заступился за своего спутника Гоша.

— Но Лагерь существует повсюду, где только есть лес и море! Братство Дороги действует равно по всем мирам, — придралась Лина.

— Кроме Мира-без-Чудес, — тихо ответил Ричард. — Был там в изгнании. Только вернулся. Не в курсе последних новостей.

— Простите, — смутилась Лина. — Как вы думаете, наши родители были хомо-флорес? Люди Цветочного мира?

— Судя по вашим именам и фамилии, несомненно. Можно предположить, что только отец, но вы видели, они жили где-то рядом. Девочку чаще показывали именно на природе, в парке, в саду. И, наверное, выбор леса в качестве нового дома, никак не случаен. Но, судя по тому, что мы видели Город и слуг Проклятой королевы, это один из ближайших миров.

Во Флермонде нет единой столицы. У них старосвесткое деление на страны и континенты, как и в Мире-без-Чудес, откуда они чудом сбежали. Значит, скорее ваши бабушки с дедушками или даже их родители покинули родину и переселились сюда.

— Вы хорошо знаете Цветочный мир?

— Знал, когда-то. У меня там были друзья.

— Наверное, в Лагере тоже?

— Все странники знают слишком много людей и событий. Я не исключение. Ангелина, ты не могла бы взять пример со своего брата и говорить мне "ты"?

— Это очень трудно, сэр, — кокетливо ответила Лина. — Но я верю в свои силы даже в тех вещах, которые считаются невозможными.

— Например?

— Хочу стать настоящим странствующим рыцарем.

— Рыцарь-девчонка! — захохотал Гоша. — Вот так сестра мне попалась! Лучше, чем можно было мечтать!

— Ничего смешного. Скажите… скажи, по-твоему, это возможно?

— Вполне. В том же Лагере все знают трех девчонок-рыцарей, впрочем, они скорей исключение. Но, если убедишь кого-нибудь посвятить себя в звание, почему бы нет? А ты, наверное, сможешь. Чувствуется твердый характер.

— Да, это есть, — скромно признала Лина. — Меня уже за это не раз ругали. А ты берешь учеников?

— Не надейся, — улыбаясь, покачал головой Ричард. — Кто угодно, только не я.

— Так часто говорят, перед тем, как сдаться, — заметила Лина. — А сколько тебе лет? Только не говори "много", я понимаю, сколько может быть страннику.

25.

— Теперь мне, наверное… тридцать два, — с легкой запинкой ответил Ричард.

— Ого! — удивилась Лина. — Ты выглядишь младше. Я хотела сказать, ты вообще не как взрослые.

— Спасибо. Против "взрослости" специально принимал таблетки концерна "Дабл Пи".

— А что это? — удивился Гоша. Даже Береникс поднял голову, проснувшись.

— Не слышали? — развеселился Ричард. — Витамины детства. "Лучшие по всем мирам", как гласит их реклама. Понимаю, вас пока противоядие не интересует. Рано ещё.

— Как расшифровывается "Дабл Пи"? "Питер Пэн"? — улыбнулась Лина.

— Почти угадала! "Питер & Пеппи", это ведь семейный концерн. Разве не знали, что Питер женился? Уже лет пятьдесят… — Ричард нахмурился, что-то сообразив: — Проклятье, это у них, значит, была золотая свадьба… Гм, даже смерть недостаточное оправдание! Надеюсь, юбилея всё-таки ещё не было.

Так что, правда, не знали? А чем заканчивается известная история Пеппилоты Длинныйчулок? Она уверяла, что знает секрет волшебных пилюль, принявший которые, никогда не станет взрослым. И сама съела и друзей угощала… и, разумеется, не врала.

У Пеппи есть собственный остров, там правит ее папа, избранный королем. У Питера тоже есть остров, они подружились на этой почве, а потом решили объединиться в архипелаг и съехались. Отлично живут, насколько я знаю.

Питер наконец-то нашел себе ровню — единственную девчонку по всем мирам, такую же, как он, только с добрым сердцем. Пеппи не могла стать ему мамой, зато стала лучшей сообщницей. Их брак, разумеется, больше братский союз, зато у них куча детей, правда все приемные. По-моему, уже больше ста. К сожалению, пропавших детей с годами не становится меньше…

Питер брал невесту с приданным. Пеппи и так самая сильная и самая богатая девочка на свете. Но, объединив свои интересы и острова, они начали новое и очень успешное производство: концерн по изготовлению витаминов детства. Даже смогли открыть филиал в Мире-без-Чудес. К сожалению, поздно для меня. А, возможно, там волшебство действует только внутренне. Ведь там всё идет кувырком.

Там другие законы. Точнее, совсем никаких. У них многое с виду похоже на настоящее, но всё по-другому. У них есть своя Англия, но это никак не родина Робин Гуда и Питера Пэна. У них есть свой Париж и Марсель, но там нет места ни для д`Артаньяна, ни для Ориенталей. В лучшем случае, там о них что-то слышали. Уж не буду говорить при Берениксе, во что превратился их Голливуд. И в остальном всё только похоже.

Из наших миров есть несколько известных переходов-окон туда. Но обратной дороги нет. Можно наблюдать за ними, сквозь прозрачную пленку, но никому не советую ее задевать.

Возле переходов жизнь особенно похожа на нашу. Это естественно, они устроены в местах самых тонких границ. Можно и не заметить, как окажешься там. Поэтому, уверен, хозяева концерна никогда не переходят грань, руководят на расстоянии. Думаю, генеральные представители, те друзья Пеппи, брат и сестра, жившие по соседству с ее родовой виллой в Мире-без-Чудес.

Думаю, внешне они давно выросли, возможно, у них уже родились внуки. Но внутри препарат не мог на них не подействовать. Внутри они остались "нашими", и помогают вести дела "Дабл Пи". Не представляю, как они держат связь, мне было очень важно это узнать там, но так и не удалось. В любом случае, концерн — полезное предприятие.

— Верю, что так, — согласилась Лина. — Ты совсем не похож на взрослых, которые встречались мне до сих пор. А вот я точно хочу остаться в том же возрасте, что и сейчас, поэтому мне надо поторопиться с посвящением в рыцари.

— Хочешь быть как Благородный Дик? — засмеялся брат.

— А ты, разве, нет?

— Само собой! Но всё равно смешно слушать. Кто нас примет в рыцари? Сейчас не те времена!

— Не сказала бы! — парировала Лина. — По-моему, именно сейчас, когда обстановка всё ухудшается и жить всё страшнее, нам снова нужны настоящие рыцари. И как можно больше! Если уж наши родители смогли войти в братство, мы тем более сможем! Я, во всяком случае, совершеннолетняя. А у тебя, братец, есть время подумать.

— Но-но, не задавайся очень! Думаешь, если старшая, можно дразниться? Я давно выбрал и без твоей подсказки, и без этого шара. То, что мы видели, ничего не меняет. Я давно решил странствовать по свету. Сразу, когда…

— Когда прочитал? — лукаво вставила Лина. — Я тоже! Думаешь, это оттого, что мы родственники?

— Нет, думаю, это желание очень многих детей, — посерьезнел Гоша. — Я бы сказал, каждого нормального человека. Но не у всех есть такая возможность. Мы свободны, у нас нет дома, родителей, совсем маленьких или пожилых родственников, о которых надо заботиться.

— Точно, как у него! — подхватила Лина. — Я ведь думала точно так же. Когда я в приюте заботилась о младших, я даже немножко радовалась, что мы не родные, и они не удержат меня в том доме, когда придет время. Ты… считаешь, это очень эгоистично с нашей стороны? — она обращалась к Ричарду.

26.

— Вы хотите найти себе место в мире и не боитесь, что в его поисках придется странствовать много лет. Что тут плохого? Наверное, вы ещё и собираетесь помогать слабым, защищать…

— …нуждающихся в защите! — подхватила Лина. — Девиз Благородного Дика! Слушай, если мы перешли на "ты", не знаю, как называть тебя, сэр Упрямец. Хотелось бы по имени…

— Это заговор, — Ричард поднял лицо к небу, слушая довольное хихиканье Гошки. — Надеялся, что этот вопрос у тебя никогда не возникнет. У меня нет имени. Точнее, оно мне не принадлежит.

— Его зовут Ричард, — не выдержал Гоша.

Лина подскочила на месте, радостно сверкнув глазами.

— Тоже Дик? Как здорово! Родители назвали тебя в честь него?

— Нет. Спросить невозможно, их давно нет в живых, но то, что не в его честь, в этом совершенно уверен.

— Наверное, в честь короля? Они пришли из Мира-без-Чудес? — сочувственно спросила Лина.

— К счастью, они были местные. Но уверяю, не впадали в телячий восторг от книжки, слишком хорошо известной вам с братом и вашим родителям. Думаю, они этого вообще не читали.

— Не читать "Приключений Благородного Дика"?! С ума сойти! Да их знает каждый! А я Дика просто обожаю, — с чувством сказала Лина. — И знаю, наверное, наизусть.

— Верим, не надо доказывать, — усмехнулся Ричард.

Но Лину было уже не остановить. Тем более что Береникс навострил уши, попросив восполнить существенный пробел в его образовании. А то неудобно, все знают, а он, почему, нет? Что, собачка не может сказку послушать?

— Это не сказка, — возразила Лина. — Это историческая легенда.

Дик родился более тысячи лет назад. Многие приключения записаны по устным пересказам, конечно, пропущено очень многое, невозможно рассказать обо всём, что с ним было, и это ужасно! Я хотела бы знать всё-всё!

Но в целом, в книжке соблюдалась достоверность событий. Их ведь можно проверить по историческим хроникам и летописям. Да и лесные принцессы, его "крестные", до сих пор живы. Они уж наверняка читали! И потом, столько очевидцев, которые лично знакомы с ним, они сказали бы, если в книжке написали неправду.

— Значит, этот легендарный герой в самом деле существовал, — заинтересовался научной стороной дела Береникс: — И чем же он знаменит?

— Дик первый в мире бессмертный рыцарь-мальчишка, — ласково улыбнулась Лина, покосившись на Ричарда, будто ожидая возражений против рассказа. Но поскольку он молча смотрел в огонь, она стала цитировать: — Это было давным-давно.

Отец Дика — королевский рыцарь сэр Ричард Пангир, был не слишком знатен и не слишком богат, по сравнению с тогдашними королями, живущими почти на каждом холме. Но у него всё-таки был свой замок. Старый замок стоял прямо на краю леса, без высоких стен и крепостного рва.

Дик был вторым сыном в семье сэра Пангира, и остался последним, потому что мать его умерла, а второй раз отец не женился. Когда Дику исполнилось восемь, на Востоке началась большая война, требующая объединенных усилий всех Старых Королей того времени. Отец ушел воевать, оставив замок и управление поместьем старшему сыну. Ему тогда было четырнадцать или пятнадцать. Через два года их отец погиб на Востоке. Старший брат отправился на войну вместо него, оставив замок на хранение младшего, пока сам не вернется.

— Но Дика нисколько не интересовали дела поместья, — продолжил Ричард. — Из-за войны и высоких королевских налогов повсюду начался голод, и жители селений стали перебираться всё ближе и ближе в тень замков.

Дик постепенно раздал все замковые запасы хлеба и золота, а потом распродал из дому всё, до чего мог дотянуться и что представляло для ростовщиков хоть малейшую ценность. И весьма сожалел, что, не являясь законным владельцем замка, не имеет прав распродавать земли. Прошло ещё два года, война продолжалась, и однажды, в конце весны…

— …пришла весть, что его старший брат погиб на поле сражения, как подобает настоящему рыцарю короля, — печально закончил Гоша. — Он больше никогда не вернется. Дик остался наследником рода и замка.

— И что он сделал? — забеспокоился Береникс. — Тоже отправился на войну? Как же замок?

27.

— Если бы Дик сделал то, что бы на его месте сделал любой другой, истории не было бы! — засмеялась Лина. И мечтательно продолжала: — Известие о том, что он остался единственным наследником, прибыло вечером. Утром следующего дня Дик вышел за кованые ворота замка, оставив за собой все двери открытыми. И всем встречным крестьянам и соседям, которые спрашивали, что он собирается делать дальше, Дик отвечал, что замок Пангир и все его земли отныне принадлежат любому, кому они только понадобятся в совершенно равных правах. А ему нет до этого никакого дела.

Он ушел по дороге к лесу и скоро скрылся в его зеленой тени. Бросив родовой замок, он не взял с собой ни еды, ни какого другого имущества.

Ему было двенадцать с половиной лет, он считал себя вполне взрослым и не обязан был никому из живущих на свете давать отчет в своих действиях.

Дик решил стать странствующим рыцарем и защищать всех, нуждающихся в защите, особенно детей. Но у него не было ни коня, ни меча. Он верил, что если идти, куда глаза глядят, ему непременно встретится какое-нибудь приключение.

Долго ждать не пришлось.

На исходе первого дня пути, углубившись в лесную чащу, Дик услышал разные голоса. Угрожающие и жалобные. Он подкрался ближе и влез на самое высокое дерево, чтобы видеть лесную поляну. Там бандиты захватили в плен караван купцов, которые везли еду для умирающих с голоду. Дик решил освободить их.

Дождался темноты и следил за поляной. Разбойники тоже были голодными и так наелись и напились на радостях, захватив богатую добычу, что совсем забыли об охране своей стоянки. Связанных пленников оставили на виду, но никто их специально не охранял. А главаря бандитов заботила только сохранность его ларца с награбленными драгоценностями, поэтому, когда остальные напились до буйного состояния, он ушел в пещеру и надежно спрятал шкатулку.

Но Дик его видел. Осторожно прокрался на поляну и присоединился к пленным, будто он один их них. Никто из бандитов его появления не заметил. А тем временем Дик освободил весь караван, но велел им не трогаться с места и не подавать виду, пока он не даст сигнал.

Когда пьяные разбойники заснули прямо на поляне, кто где сидел, купцы связали их и потихоньку погрузили на телегу, так что никто не проснулся. Всё, что не успели съесть грабители, вернулось к купцам, да ещё они захватили в плен всю банду, бесчинствующую на лесной дороге.

Дик сказал, что до выезда из леса совсем немного и показал направление. Вспомнив о шкатулке главаря, вручил ее старшему в караване. Но купец сказал, что это не их золото, а сокровища из страны фей. Пусть Дик их оставит себе в награду. Мальчик только посмеялся и пожелал удачи купцам, попросив их непременно заехать в окрестности замка Пангир, там много людей, нуждающихся в съестных припасах.

Дик отправился дальше по лесу и теперь у него была цель: пройти в лесную страну и вернуть похищенные у них драгоценности.

Ночью он услышал песнь, которую поют феи. Их мелодии так прекрасны, что не оставляют никого равнодушным. Но люди не могут без приглашения попасть в лесную страну, они только блуждают по ее границам, теряя попусту время. Дик не стал искать вход, он стал очень громко звать лесных жителей, требуя показаться ему на глаза. Ведь феи и эльфы умеют становиться невидимыми.

"Кто ты такой, что посмел нарушить ночную тишину леса, и перебивать нашу песню?" — строго спросила прекрасная молодая дама в венке из лесных цветов, стройная, в роскошном фиалковом платье, с сияющими золотыми волосами и бирюзовыми глазами, как вода лесного озера.

"У меня к вам важное дело, — Дик спокойно поклонился даме и показал шкатулку: — Эти драгоценности ваши?"

"Ты желаешь вернуть их нам, мальчик? Это благородный поступок".

"Нет. Желаю свободно пройти в вашу страну и поговорить с самой главной феей".

"О чем, о награде за услугу?"

"Вроде того. Каждому встречному всё выкладывать не обязан".

"Знаешь ли ты, мальчишка, что я — одна из Трех Великих принцесс, правящих лесной страной! Меня зовут Келлерлиса Озёрная!"

"Не знал, конечно. Благодарю, что сказали. Дальше?"

Великая принцесса не нашлась, что ответить, и почла за лучшее проводить Дика к своим сестрам. Три принцессы были благодарны за возвращение своих сокровищ, но также возмущены наглостью мальчишки. И сказали, что никто из людей не имеет права, переступив границу лесной страны, выйти обратно. Он должен остаться с ними навеки.

"Вот ещё! Как же буду странствовать по свету, если останусь с вами? Мне полагается одно желание в награду за оказанную вам услугу".

28.

"И ты просишь отпустить тебя с миром?" — ласково спросили принцессы, решив, что очень дешево отделались от мальчишки.

"Ничуть не бывало! Желаю, чтобы вы посвятили меня в странствующие рыцари. Тогда и мое желание исполнится, и буду иметь право пересекать границы вашей страны, когда вздумается".

Три принцессы, сраженные его бесстрашием и хитростью пригласили Дика быть их гостем в ближайшие дни, пока они будут держать совет, что с ним делать.

А Дик ответил, что если он должен считать себя их пленником, то просит отправить гонца в Братство Дороги, может быть, его заберут, и принцессы будут довольны, сэкономив желание. А если он гость, то у него есть право гостя ещё на одно желание, и пусть они лучше не раздумывают слишком долго, потому что терпение не самая сильная черта его характера, он может и передумать и пожалеть, что вернул им захваченные бандитами сокровища.

Две принцессы: старшая — Феолинда, и младшая — Меролинда, хотели поскорее избавиться от мальчишки, но Келлерлиса уговорила сестер хорошенько подумать. И они попросили Дика подождать два дня. А потом решили, что посвятят его в странствующие рыцари, если он вернется к ним через год, с тем же твердым намерением. Тогда он получит меч и станет полноправным в звании, наравне со взрослыми.

Но Дик не согласился, сказав, что времени подумать у него было более четырех лет, этого им должно хватить, и он уже сейчас достаточно взрослый.

Пока лесные принцессы спорили, прибыл гонец из Братства Дороги. Купцы, освобожденные Диком, рассказали о нем, а совершённый подвиг, так называемое "боевое крещение" открывает любому прямую дорогу в рыцари. Принцессы не имели права ему отказывать. И, как ни странно, за эти несколько дней они очень полюбили его, даже отпускать не хотели. Волновались, ведь призвание рыцарского пути полно опасностей, и надеялись, что Дик передумает.

Но Дик был тверд в своем слове.

Три Великих принцессы добыли для него меч, именуемый Тореллинг, что на древнем языке значит "пламенный". Огонь для него, который оружейники лесной страны сумели превратить в холодный и беспощадный металл, взяли из самого Огненного круга, из рук короля Тора, главы всех дэйков, повелителей стихии огня — торелингов.

Посвящать в рыцари имеет право только действительный рыцарь или король, причем, рыцарь может дать только то звание, в котором состоит сам, а короли имеют право пожаловать любое, на то у них королевская власть.

Посвящение проходило над Вечным Колодцем, есть в стране фей такое чудо — волшебный колодец, хранящий и свидетельствующий все желания. Над ним всегда приносятся самые главные клятвы. Три принцессы вручили Дику меч, став его "крёстными" в звании странствующего рыцаря, и пожелав ему всегда вступаться за тех, кто нуждается в защите. Дик обещал, он принес рыцарскую присягу. И принцессы должны были выполнить его желание до конца.

Звание странника предполагает, что ему открыты любые границы, в том числе и между мирами. И для исполнения своего призвания, рыцарь имеет право на настоящий рыцарский костюм из ластиковой кожи — это его доспехи; на именное оружие — меч ему уже вручили; и на… угадай, что ещё человеку нужно?

— Наверное, рыцарю нужен верный конь? — спросил Береникс.

— Нужен, но для странников Братства Дороги вовсе не обязателен. Они, как правило, ведут себя скромно и отличаются от окружающих только костюмом. Не размахивают без дела мечом, не сверкают на солнце стальным тяжелым доспехом. Это игрушки тяжелой боевой кавалерии или маскарад для турниров в честь прекрасных дам и королей. Странник путешествует и живет налегке. И в дороге рыцарский конь иногда только помеха.

— Тогда не знаю, хозяйка. Будьте добры, скажите! — Береникс завилял хвостом.

— Молодость. Пора, когда человек полон сил. Рыцарь, как любой другой может прожить долгий или короткий век. Но для служения удобнее, чтобы он оставался всегда молодым. И Дик первым в мире пожелал навсегда остаться таким, как сейчас. Навсегда остаться мальчишкой.

Он считал себя вполне взрослым, и не хотел большего. К тому же, он желал сам выбирать, за что сражаться, и хотел, чтобы его меч принадлежал одному хозяину, а не служил какому-нибудь королю, который мог отправить Дика на войну, даже если ему этого вовсе не хочется.

Странствующие рыцари наиболее свободны, они служат только Братству Дороги, потому что они, в основном, и есть братство. Дику было пожаловано условное бессмертие, срок жизни, неограниченный ничем, кроме самой смерти, с правом оставаться всегда двенадцатилетним.

Он был первым, намного раньше, чем эту моду подхватили многие дэйки, феи и эльфы, от рождения обладающие способностью к вечной молодости.

29.

Намного раньше Питера Пэна, который потом установил свой рекорд, став единственным в мире обладателем вечной юности, младше двенадцати лет.

Именно благодаря Дику, совершеннолетие всех детей стало, наконец, равным королевскому. Раньше в двенадцать считались взрослыми только особы королевской крови, из-за того, что им старались как можно раньше открывать дорогу к престолу.

Дик стал странствовать по свету, и ему повезло, он прожил более тысячи лет. Но ещё в самые первые годы он стал знаменит. Он сражался с драконами, выручал из беды принцесс, оказывал помощь разным людям, и королям, и простым крестьянам, и нищим.

Побеждал разных великих колдуний и магов, злодеев и рыцарей-отступников. Его верный Тореллинг всегда вступался в защиту невинных, наиболее рьяно защищая детей всех миров. Наверное, Дик всегда любил их больше, чем взрослых. Чувствовал родство с ними.

Говорят, они и прозвали его Благородным Диком. Он всегда назывался просто Дик, без полного родового имени. Ему этого казалось достаточно. С тех пор каждый мальчишка, бродяга или бездомный, или кто хочет скрыть свое имя, не задумываясь, отвечает, что его зовут Дик. Это стало вечной данью народного уважения этому рыцарю.

Благодаря своему опыту, постоянным странствиям и битвам Дик выглядел старше многих двенадцатилетних, но оставался мальчишкой. На него заглядывались простые девушки, принцессы и феи, многие мечтали с ним обручиться, надеясь, что через несколько лет он вернется к ним, став взрослым.

Дурочки, не понимали тщетность своих надежд! Дик если бы и отдал свое сердце прекрасной даме, то, наверняка, нашел бы себе достойную пару… ну, вот, как Питер.

За тысячу лет он побывал всюду, его знают и любят по всем мирам. Он всегда на правой стороне, говорят, он сражался вместе с Робин Гудом, бывал на море, дрался с пиратами-работорговцами, помогал благородным пиратам и разбойникам, освобождая невинных пленных и рабов, участвовал в восстаниях и поисках пропавших в дороге.

Многие, очень многие, благодаря его стараниям выжили и смогли благополучно вернуться домой. Он убил больше сотни драконов и побеждал ещё разных других чудовищ. И если давал рыцарское слово, то никогда не нарушал его. Если слабый просил его помощи в борьбе со злом, никогда не отказывал.

Всех его приключений никто не знает, и только малая часть, как начались его странствия, и продолжались в эпоху Старых королей, описана в книжке. А заканчивается тем, что одна принцесса, которую Дик спас, на свою голову, пожелала оставить его навечно в своем дворце. Добровольно или пленником, ей безразлично. И ее отец, очень суровый и властный король, и мать не отпускали гостя по-хорошему. Они задумали устроить показательную помолвку Дика с этой принцессой, и объявить о ней по всем мирам.

Но наутро, когда спустился легкий, почти осенний туман, Дик тайно выбрался из замка, оседлал коня и повел его к лесу. И они тихо шли, пока все вокруг спали, и ни одна ветка не хрустнула под копытами его коня, белизной своей похожего на единорога.

Они прошли по тропе и исчезли под пологом леса. И когда поднялось солнце и туман над тропой рассеялся, ни один самый зоркий стражник даже с самой высокой башни не мог разглядеть ни коня, ни всадника.

"Больше их никто не видел, но, возможно, они до сих пор странствуют по свету…" — мечтательно процитировала Лина. — Я уверена, до сих пор странствуют. А ты, Гоша?

— Дик странствовал ещё много лет, это мы точно знаем, — солидно заметил брат. — Но разве он теперь не исчез? Последние годы о нем никто не слышал.

— Я об этом и говорю! Как, по-вашему, куда он мог деться?

— Вероятно, умер. Или всё ещё странствует, только сбился с пути, — вполголоса заметил Ричард.

— Глупости! Как он мог умереть? Дик — бессмертен! И сдаться добровольно, чтобы смерть вступила в свои права, он тоже не мог!

— Возможно, ему просто не повезло с противником. Убить его могли в каждом бою, вот, видимо…

— Ты сам в это веришь? — Лина пытаясь заглянуть ему в лицо, скрытое в тени. — Если бы кто-то его убил, то не стал бы молчать. Подробности поединка давно бы все знали! Не одно поколение злодеев больше тысячи лет мечтали об этом! Нет, тут что-то сложнее, какая-то тайна. И тупозавру понятно, что он в беде, но что случилось? И где он?

— Так вот, о чем ты мечтаешь! — засмеялся Ричард. — Отыскать его и спасти! Вернуть миру Благородного Дика? Забавно… Боюсь, Линочка, тебе пришлось бы спасать его от самого себя.

— Почему ты уверен?

30.

— Логика. Со всеми привычными противниками справляться легко. Получалось миллион раз, почему не получится снова? Значит, несчастье должно быть другого рода.

Если допустить, что физически он ещё жив, но где-то скрывается, значит, рана, скорее, не внешняя, хоть и в самое сердце. А ближайший самый страшный и непредсказуемый враг человека — он сам. Себя невозможно победить грубой силой и не разрушить.

Поэтому кажется наиболее вероятным, что он проиграл поединок и сбился с пути. Так что, разгадка тайны никому не принесет ничего, кроме горького разочарования. Не стоит тратить силы на поиски. Исчез — ему повезло. Герой ушел непобежденным, потому и остался в памяти великим героем! — он пренебрежительно усмехнулся.

Лина напряженно свела тонкие брови.

— Прости, но сейчас ты рассуждаешь, как взрослый.

— Точно такой же взрослый, как и ты. Ты ведь совершеннолетняя. Но у меня больше опыта и множество разочарований. Мне труднее надеяться на лучшее, вот и всё. А что есть "взрослость"? Три знаменитых душевных способности, никак напрямую не связанные с количеством прожитых лет. Не зависят ни от времени, в котором ты существуешь, ни от образования. Скорее, от условий жизни и от характера.

— Это способность самостоятельно принимать решения, ответственность за других, и…

— Жертвенная любовь, — подсказал Ричард. — Детская любовь корыстна. Сродни любви к сладкому и более реагирует на понятие "хорошо". Как ни странно, она может существовать без взаимности.

Жертвенная, не зависит от внешних благ, она только крепнет в трудностях и несчастьях. Проявляется она в родительских чувствах, в дружбе, которая намного теснее кровного родства, или в любви двоих, становящихся одним целым, эта любовь всегда близка к понятию семьи. И люди, связанные ею, постоянно способны отдать друг за друга жизнь.

Человек готов к этому чувству с очень раннего возраста… но некоторые, считающие себя самыми взрослыми, так и не становятся способными на любовь. Никогда.

Третий параметр открыли не так давно, пожалуй, случайно. Когда именно от нее добровольно отказался Питер, желая навечно оставаться вне границы совершеннолетия. И ему это удалось.

— Значит, Питер Пэн не способен любить? — спросил Гоша.

— Способен и очень сильно. Но лишь по-детски. Эгоистично. И то, что ему ничего не стоит отдать за другого жизнь, дела не меняет. Он не мог избежать ответственности за других, он — капитан и приемный отец многим пропащим детям. Он также не мог отказаться от самостоятельных решений, в этом он чуть ли не с рождения взрослый. Что ему оставалось?

А то, что некоторые воздвигают непроходимой стеной между своим миром и нашим — чувство общественного долга, солидность поведения, способность забывать всё лучшее, и неспособность чувствовать счастье от жизни, это всего лишь ложная система ценностей.

Роковая ошибка, происходящая от трусости. Человек отказывается самостоятельно мыслить и живет "как все". Загоняет всех вокруг и себя самого в рамки правил, которые не дают радости, но так принято. Постепенно черствеющие от этого и готовые убить всех, кто смеет нарушить границы, непреодолимые для них самих — это не "взрослость", это искаженное восприятие действительности. Вера не своим чувствам, а навязанным стереотипам. Саморазрушительный эгоизм и идиотизм в одном лице.

Извините, меня заносит… Долго не разговаривал с нормальными людьми, и ещё… добровольно никогда не стал бы выглядеть "взрослым". Это от меня не зависело.

— Значит, ты сам хотел быть таким же, как Дик, — победно констатировала Лина.

— Нет, я хочу быть только самим собой, без тени длиной в тысячу двести лет! Да что в нем хорошего, если начистоту, что ты им так восхищаешься? Чтоб сбежать из-под венца от многих принцесс, не надо быть рыцарем! Скажешь, очень благородный поступок?

— Стать королевским зятем, принять почести и корону, действительно, куда проще! Тем более, не так уж легко отказаться от милости, которую навязывают сильные мира. Девяносто девять из ста согласились бы. А призвание, честь, любовь — подумаешь! Дают тебе в жены принцессу, бери! Многие не посмели бы возразить. Но Дик не такой.

— Да что ты знаешь о нем, кроме книжки? Там написано, что он герой, и ты веришь! А посмотри на поступки, на факты. Воспитания — никакого, внешность — самая непримечательная…

Как он выглядит, если не обращать внимания на рыцарский костюм? Никаких особых примет. Ты бы его в толпе сочла обычным, довольно вредным мальчишкой.

— Неправда! Я бы его узнала!

— Докажи. Книжку уже тысячу лет читают. Могут легко выдать себя за него, знают и любимые выражения, и примерный образ. Как бы узнала настоящего?

31.

— Его особая примета Тореллинг, — лукаво парировала Лина.

— Примета рыцаря, не человека! Чего он стоит, без славы, без меча, без доспехов, без… — Ричард осекся, но Лина уже поняла.

— …без своего вечного возраста? — напряженно переспросила она, готовая вцепиться ему в горло, чтобы достать оттуда правдивый ответ.

— Да.

— Я всё равно бы узнала, — неотрывно и самоуверенно смотрела на него девочка.

— Каким образом?

— Не ссорьтесь, пожалуйста, — Гоша с тревогой глянул на них. — Лина, что ты пристала к человеку? Ну, ты тоже, вообще-то… — заметил он Ричарду.

— Пусть ответит, — настаивал он.

— Да хотя бы шрамы от битв с драконами, — примирительно сказал Гоша.

— Среди рыцарей, у кого их нет! Дальше! Гм, проклятье… Это слово — не доказательство, так теперь многие говорят, подражая ему. Сам, например, в детстве специально тренировался, чтобы приобрести такую привычку. Теперь отучиться не могу. Ну, дальш… что ещё, в смысле?

— Давай по порядку, — ласковой лисой пропела Лина. — Внешность? Да, довольно обычная.

Рост средний, скорее на его высокой границе, глаза карие, темные. Волосы прямые, темный шатен… примерно, как ты.

Правильные черты лица, прямой нос, даже ни одного особо приметного шрама, и ни родинок, ни ямочек на щеках или подбородке, иначе все бы знали, правда?

Лицо с высокими скулами, но не широкое. Выражение спокойствия и собственного достоинства, но без надменности. Твердость в чертах, движениях, интонациях. Мужественность, но не грубость. Выражает свои мысли прямо. Очень сильный, хотя с виду, этого и не скажешь. Без загара кожа скорее бледная… действительно, кому угодно подходит. Да вот хотя бы…

— Ещё раз скажешь!.. — прошипел Ричард.

— И что? — Лина сияла, открыв ровные острые зубки.

— Обижусь, — снисходительно улыбнулся он.

— Улыбка просто очаровательная! Отличается чувством юмора и остротой ума. Хитрый с врагами, простодушный с друзьями, потому что совсем не умеет прикидываться. Или не считает нужным. Легко выстраивает логические цепочки. И шрамов от когтей и зубов драконов у него, кстати, должно быть гораздо больше, чем у обычного человека.

— Необязательно. Смотря какой попадется дракон. Один способен разрисовать так, что потом… легко перепутать с тысячелетним наследством.

— Правда? Покажи, для сравнения, — непосредственно попросила Лина.

— Слишком темно.

— Завтра покажешь?

— М-м… может, всё-таки, достаточно Гошкиных слов? Но если настаиваешь, могу показать. Чем больше шрамов, пожалуй, тем меньше у рыцаря мастерства и больше везения. Это не доказательство.

— Я бы просто почувствовала, — сказала Лина. — Мы когда-то в школе поспорили, почему у Дика, если не верили ему сразу, никогда не требовали доказательств, что он — это он. Ни свидетельств, ни клятвы на мече, ничего. И нас застал учитель: мы говорили, даже когда начался урок, увлеклись.

Он сказал, что дураков таких нет: никто добровольно не назвал бы себя Благородным Диком. От него, настоящего, слишком много требуют сразу. Так что самозванца, если такой самоубийца найдется, отличить, думаю, очень просто: он не будет блистать остротой ума, а будет только хвастать своими великими подвигами.

А вот как заставить настоящего Дика, который бы пожелал скрываться, признать, что он — это он… пока не знаю. Но придумаю, не сомневайся!

32.

— Ты большая придумщица, Линочка, — весело заметил Ричард. — Мне будет тебя не хватать. С тобой нескучно. Гошке повезло с сестрой. Поздравляю вас обоих с воссоединением семьи и желаю счастливой дороги. Завтра мы расстанемся… Лучше уйти не прощаясь, чтобы не будить вас?

— Тебе лучше остаться, — тихо сказала Лина, покосившись на брата. Гоша и Береникс уже совсем спали и, вероятно, слышали их спор через слово.

— Мне лучше уйти. Должен закончить дело, в котором требуется моя помощь. Меня попросили об этом до встречи с Гошей. Так что, раз у вас теперь всё в порядке, могу идти своей дорогой.

— До выхода из леса нам всё равно идти вместе, — слегка обиженно заметила Лина. — Куда спешить, там и расстанемся… Ты боишься меня, Дик?

— Не надо. Я — не он. Тоже Ричард, но на этом наше сходство заканчивается.

— Оно с этого начинается и дальше только усиливается, — ещё тише возразила Лина. — Но, как угодно. Кем бы ты ни был, можешь доверить мне свою тайну, я ее не выдам. Клянусь!

— У меня, после возвращения, пока нет тайн. Потому что меня самого больше нет, — так же почти беззвучно ответил он. — Ложись спать, пожалуйста. Вам надо отдохнуть, буду вас охранять до утра. А то эти динозавры бегают… мало ли что. Доброй ночи.

— Только если ты не сбежишь, — поставила условие Лина. — Иначе буду сидеть всю ночь, караулить тебя.

— Как хочешь. Ты мне не мешаешь, — он сломал несколько сухих веток и подбросил в костер. Заложив руки за голову, медленно откинулся на спину, вытянувшись во весь рост наискосок от костра. Ластиковый костюм одинаково хорошо защищал от жары и от холода.

Девочка вытащила из сумки специальное дорожное одеяло. Очень широкое, с внутренней стороны — шерстяное, с внешней — водоотталкивающее. Из шерсти норладской ламы, которых разводят в Северных горах намного чаще овец. Лина расстелила походную постель, плотнее завернулась в теплую красно-черную клетчатую шаль и уселась на одеяле с явным намерением сидеть так до утра.

Береникс давно спал, а Гоша дремал у костра, разморенный теплом и усталостью. Вечером, только похолодало, мальчишка надел теплую куртку, и теперь она заменяла ему одеяло. Он спал сидя. Сестра сжалилась и, подождав немного, уговорила Гошу нормально прилечь отдохнуть.

Ричард лежал с открытыми глазами, глядя на черные верхушки деревьев. Сквозь их весеннее неплотное кружево просвечивали холодные яркие звезды. Время от времени он протягивал руку и, не глядя, бросал ветки в огонь. Спать совсем не хотелось. Настойчивое любопытство первых встречных слегка раздражало, но не тревожило.

Мальчишку и девочку можно понять, они впервые видят так близко живого рыцаря. И, как назло, в последнюю тысячу лет единственный рыцарь, которого все знают с детства, и который кажется всем таким близким, будто они давние друзья, это именно Благородный Дик.

Первый рыцарь, получивший меч и бессмертие из рук фей.

Первый в мире рыцарь-мальчишка.

Старая-старая легенда…

Где этот мальчик теперь!