С чистого листа.

Пролог.

Вначале было Слово. И в нем заключалась Сила.

Запись в блоге автора Кира Черкашина на сайте Драмлит.ру (ник - Эриния)

Как написать роман?

Вы можете использовать любой доступный вам метод – фрирайтинга, или же «снежинки»… Или вообще любой из тысячи существующих.

Вы можете завести отдельные файлы на каждого ГГ и прописать им подробную биографию, составить подробную же карту вымышленного мира, забить в Ехеl все основные сцены, и накачать мотивирующих треков и артов. А можете просто начать. Писать. Отпустить свои эмоции, в свободный полет, и тогда сюжет покатится, обрастая деталями как снежный ком.

 Начните с чистого листа. Это может быть просто бумага или же word-овский лист или все что угодно – любая подходящая поверхность белого цвета. Почему мы называем цвет белым? Потому что так принято. Ведь у любого явления должно быть свое определение, верно? Так уж устроен человек.. Но на самом деле белое – это ничто. Черное – отсутствие света, а белое – отсутствие памяти. Цвет забытия. Все начинается и заканчивается в белом цвете. Я так чувствую.

Как мы запоминаем, чтобы не забыть? Ведь память – очень хрупкий инструмент человеческого организма и все что угодно может значительно повлиять на этот процесс? Порой достаточно самой малости, дурацкого стечения обстоятельств, что бы ваша голова превратилась в гулкий керамический горшок.

Как это предотвратить?

Очень просто. Кто владеет информацией – владеет всем... Ну вы в курсе.

Согласны?

Я тоже.

Так как же запомнить так, что бы уже не забыть?

Я часто задаюсь этим вопросом, вглядываясь в темноту, лежа в своей комнате, в предрассветные часы. А с вами случается подобное? Что вы пытаетесь рассмотреть там, за этим отсутствующим светом? О чем вспоминаете?..

Впрочем, я отвлеклась… Чтобы не забыть, надо оставить след на белом. Это действие очень простое, но оно может изменить мир.

Мне нравится 1746

Глава 1.

Из записки на столе в бытовке ККБ:

Петрович! Ты когда уже починишь нормально кран в 208-ой? Опять сорвало, третий раз за неделю! Китайское дерьмо ставишь? Или руки из жопы растут!?

Сергевна – рыхлая, неопределенного возраста сестра-хозяйка, немного призадумалась, заведя серые, как застиранные простыни глаза к потолку, и помусолив карандаш, дописала:

Не будет сделано к утру – накатаю докладную на тебя, ирод!

Вот так! - Она с силой припечатала ладонью по истертой столешнице, окончательно определив для себя судьбу несносного «ирода» - больничного слесаря Васина.

Женщина грузно поднялась, стул под ней жалобно скрипнул. Она выглянула в окно, и, убедившись, что машина зятя стоит у чугунных ворот, торопливо засобиралась.

Ее нехитрые пожитки – остатки нетронутой больными еды, едва умещались в две огромные шуршащие сумки. Крякнув, Сергевна подхватила баулы с харчами в обе руки и, воровато озираясь, поспешила к выходу.

Главное не попасться на глаза новой заведующей отделением.

Пол в вестибюле отделения был выстлан какой-то странной плиткой грязно-белого льдистого цвета, и оттого казался скользким и холодным, как каток. Сестра-хозяйка неосознанно подобралась, напряглась и приготовилась идти максимально осторожно, дабы не расплескать свою добычу.

Она уже подходила к двери, ведущей в темный тамбур черного хода, как та неожиданно распахнулась, чуть не сбив женщину с ног. Сергевна открыла было рот, что бы завопить на неуклюжего пришельца, но тут же проглотила заготовленные забористые матюги, лишь невнятно проворчав себе под нос банальную тираду из разряда: «ходють тут всякие» ..

И лишь на улице, окунувшись в слепящий солнечный свет, внутренне содрогнулась, представив, что сын губернатора или громила, приставленный к нему для охраны, могли расслышать ее недовольное бурчание.

Сергевна сморгнула, обернулась через плечо, снова сморгнула, выходя из оцепенения и подумала: «Бля…. А кран-то течет. Нехорошо…» Мысли о том, какие последствия грядут именно для нее самой, в случае если сынок высокопоставленного (выше считай уж некуда!) чиновника заметит протечку этого чертова крана, преследовали сестру-хозяйку весь обеденный перерыв. В конце-концов она все же позвонила дежурной медсестре и, сказавшись больной, отпросилась до следующей смены.

Сергевна зря мотала себе нервы – Матвея Скуратова отнюдь не интересовало состояние сантехники в палате Киры. Его занимали другие – куда более актуальные проблемы. Наболевшие и токающие где-то внутри как гнилые зубы.

И что теперь!? – так звучала главная из них.

Матвей смотрел на бледное, перебинтованное с ног до головы существо, в недалеком прошлом бывшее его девушкой.

Куда она подевалась – та красавица, ради обладания которой он затратил столько энергии и смекалки?

Палата, в которую Киру перевели после реанимации, была хоть и «блатная» - двухместная, с небольшой «плазмой» на стене и однокамерным урчащим холодильником в углу у окна, но все равно абсолютно «казенная». Просто до омерзения.

Впрочем, как и все вокруг – пространство пропитанное стойкой вонью лекарств, дезинфекторов, мерзкого несъедобного варева и болезней. Всякий раз, когда Матвей погружался в это «чистилище», он старался как можно быстрее пройти-пробежать по бесконечным коридорам, и всякий раз нижнее веко его дергалось в такт нервному мерцанию круглых коридорных плафонов.

- «Я не выдержу больше» - подумал Матвей, слыша, как за дверью перетаптывается и вздыхает Игорь – его личный водитель и секьюрити в одном лице. Кира же не издавала ни малейшего звука. Казалось, что она и вовсе умерла - если бы не тихое, ритмичное попискивание какого-то аппарата, отслеживающего параметры ее жизнедеятельности, Матвей без труда бы поверил в это.

Парень отчаянно желал, что бы вся эта… ситуация исчезла. Растворилась без следа или бы вовсе не случалась в его жизни.

Матвей вздохнул, чувствуя, как с тяжелыми больничными запахами в его тело проникает что-то такое, от чего немедленно захотелось избавиться. Какие-то микробы, что ли?

Ему хотелось верить, что Кира поправится (возможно, со временем, поскольку глядя на девушку сейчас трудно поверить, что ТАКОЕ пройдет без каких-либо последствий), и в то же время он боялся. Боялся и не знал, как после всего сможет посмотреть ей в глаза.

- «Да она же сама во всем виновата! – память услужливо подсунула ему вкрадчивые слова Милены Даниловой – дочери крупного и весьма влиятельного бизнесмена, и с недавних пор - Кириной подруги.

Матвей усмехнулся, вспоминая обстоятельства данного разговора, но, черт побери, в чем-то эта сучка права! Если бы Кира не вела себя как последняя шалава перед самым заездом, ничего бы не случилось!»

Снова подкатила тошнота.

Обстоятельства полутарамесячной давности с калейдоскопической быстротой меняли свои краски и яркость. Матвей не мог припомнить, как садился за руль в тот вечер, когда они разбились. Но отчетливо видел, почти осязая в сжатом кулаке хрупкое тоненькое запястье, как затянул на пассажирское сиденье Киру.

- Что у тебя с Ильей? – Похмельная голова болела, но он был намерен выяснить все до конца. Матвей Скуратов никому и ни за что не позволит держать себя за «лоха» Никому. И никогда.

Девушка молчала, лишь тонкие ноздри подрагивали от сбившегося дыхания, да упругая грудь, обтянутая черной шелковистой кофточкой нервно вздымалась.

Матвей, несмотря на злость, а может быть именно благодаря ей, неожиданно почувствовал сильное возбуждение, что взбесило его еще сильнее. Он втопил в пол педали газа и тормоза. Его любимица - Subaru Impreza, самая крутая и прокачанная в городе тачка раскатисто и басовито взревела, выпуская из-под шин клубы черного дыма и вызывая восторженные крики толпы, собравшейся на дрэг-пати.