У благородных драконов нет друзей. Понятие, самое близкое с точки зрения дракона к понятию друга, — это враг, который еще жив.
Терри Пратчетт. «Стража! Стража!»
Драконам иногда бывает холодно.
Так холодно, что рядом может замерзнуть несколько городов.
Ян Словик. «Трактат о драконах»
Любовь Дракона никогда не имеет ничего общего с его ненавистью.
Они никогда не переходят друг в друга.
И могут существовать параллельно, не мешая друг другу.
Ян Словик. «Трактат о драконах»
Капля крови
Падение
Звук в тишине
Выбор
Любовь
Или Любовь
Для меня
Для них
Для всех
Для сердца
Для капли крови
Летящей в тишине
В темноте
...И перед ней раскинулась бесконечная синева. Купол неба сине-черный, такой, каким бывает в последний момент, в мгновение, когда солнце вот-вот исчезнет, скроется за горизонтом, упирался в морскую гладь, играющую последними солнечными бликами. Это единение стихий словно в необыкновенной сказке притягивало и манило своим спокойствием и великолепием. Над головой, местами в вышине, уже проступили звезды, а где-то внизу, невидимое глазу, едва слышимое шипение волн, набегающих на прибрежную полосу песка, словно пыталось убедить, что картина, представшая перед ее глазами – реальность.
Сложно поверить, но это была реальность. Каменная поверхность под ногами нагрелась под солнечными лучами и почти обжигала. Запахи моря и растений нахлынули словно из ниоткуда. И она не могла не почувствовать ветер, который налетел, приятно касаясь мельчайших волосков на коже, и заставил поднять руку, чтобы удержать разлетевшиеся длинные пряди. Налетел и почти немедленно исчез, оставляя кожу нежиться в закатных солнечных лучах. Лето, настоящее южное лето!
Камешки впивались в босые ноги, но она просто не могла противиться желанию заглянуть вниз , за край каменной скалы, она сделала один осторожный шаг, потом второй, звук волн внизу стал чуть громче. И этот шепот манил, напевал чарующую мелодию.
До края оставался, может быть, только шаг, когда она вдруг поняла, что не знает, как здесь очутилась. Это было невозможно. Еще секунду назад она была у себя дома и пыталась справиться с горькими эмоциями, чувствами , не оставляющими никакой надежды на то, что все будет как раньше, с гневом, которой нарастал в ней и пытался вырваться наружу. Ее гнев. О , нет, у нее не бывает гнева. Это не она, это была не она.
Девушка не могла заставить себя подойти к самому краю. Нет, не сейчас, она еще может остановиться. Внезапно ясные краски потускнели. Все, что она видела и ощущала, весь сверкающий мир погрузился в тень. За спиной раздался вздох, глубокий, совершенно нечеловеческий и протяжный, словно кто-то долго сдерживал дыхание, наблюдая за ней.
Ветер горячий, словно из печи, опалил спину и заставил машинально сделать еще один маленький шаг на самый край скалы и медленно-медленно оглянуться. Она закрыла глаза, как в детстве, когда кажется, что нельзя заглядывать под кровать ночью. Но ведь она не ребенок, и поэтому откроет глаза. Нужно сделать совсем маленькое усилие.
Ужас, который охватил и заставил сжаться, втянуть голову в плечи, повернуться всем телом, казалось, был ничем по сравнению с тем, что предстало перед ее глазами.
Голова огромной рептилии находилась буквально в двух шагах, огромные желтые глаза с вертикальным зрачком, не мигая, следили за ней. Кожистые крылья были распростерты, как будто дракон только что приземлился или наоборот хотел взлететь через секунду.
Девушка не могла оторвать взгляд от этих магических глаз и вдруг ощутила, что затянувшаяся пауза – это совсем не то, что ожидало огромное чудовище. Может быть, в присутствии дракона женщина должна была бы забиться в ужасе или поклониться неведомому богу, хозяину пространства и стихий. Она не знала. В какой-то степени она даже ощущала странное любопытство. То, что она видела перед собой, просто не могло существовать в реальности. Скорее всего, это был сон, странный сон. Может быть, сном было все, что происходило с ней вчера и сегодня, а завтра, проснувшись, окажется, что ее мир вовсе не разлетелся на мелкие кусочки, и жизнь течет как обычно, совершенно ровно и спокойно.
Пауза затянулась, и она вдруг заметила, что по черной чешуе дракона вдруг побежали красноватые отблески. Сказочное чудовище распахнуло огромную пасть, и в глубине нее девушка заметила пылающий шар чистейшего ослепительно-белого цвета. Она успела только поднять руки в бесполезном желании прикрыть себя от вырвавшегося наружу огромного факела, оступилась и рухнула вниз, охваченная языками пламени.
Последняя мысль, которая посетила ее в полете навстречу волнам, было желание очутиться как можно дальше отсюда, от этого страшного места. А в голове продолжал звучать странный голос, повторяющий раз за разом:
– Кто ты?
– Все-таки невероятно, мама. И откуда ты берешь сюжеты для своих творений? Только не рассказывай мне вновь про сны!
Дана остановилась около картины, где ярко-оранжевое небо соседствовало с темно-багровыми огромными стволами неведомых растений. Странные деревья тянули невообразимые ветви-факелы к зрителю, как будто хотели схватить, поймать его. Только напрасно, и это разочарование, предчувствие неудачи ощущалась в их движении.
– Кого они хотят поймать, мама?
– Кто?
Мама закончила разливать в толстые фужеры вино и подошла, кинув короткий взгляд на картину.
– Эти деревья. Ты видишь, как они размахивают своими узловатыми конечностями?
Елена только пожала плечами и протянула дочери фужер с огненным напитком. Искра попавшего в западню солнечного луча то гасла, то вновь зажигалась в глубине жидкости необыкновенной звездой. Мама пила редко, так она говорила. Обычно с Даной. И еще иногда одна. Когда грустила. И всегда только красное сухое вино. Тягучее и темное-темное.
Глоток вина и еще один взгляд на картину.
– И действительно, похоже. Вадим же тебя отпустил?
Такая резкая перемена темы разговора совсем не удивила. В обсуждении своего творчества мама была немногословна, как и в обсуждении друга своей дочери. В ее словах на самом деле не было вопроса. Последнее время он отпускал ее слишком легко. Слишком.
Казалось, кроме этого в их отношениях ничего не изменилось. Он был все таким же страстным любовником, все так же любил делать ей маленькие сюрпризы, вывозить на пикники с друзьями, ходить в клубы, где зажигал не по-детски. И все же, все же какая-то темная тень легла на их отношения. Она сама не могла понять, в чем дело, но камень на сердце заявлял о себе, причем всегда как-то без видимой причины.
– Да, конечно, мама. Ты же знаешь, к тебе я всегда могу приехать.
Они вернулись к окну, и Дана ощутила, что беззвучный крик здесь, у этой картины, всегда бьющий по вискам, стал постепенно отдаляться.
– Ну хоть в этот раз голова не заболела? Я тебе удивляюсь, каждый раз жалуешься, и каждый раз приходишь посмотреть.
– Я хочу понять. За твое здоровье, мамуля.
Сколько Дана помнила, рисование было единственным занятием, которое привлекало маму по-настоящему. Нет, несмотря на отсутствие финансовой необходимости, она даже ходила в офис этой своей конторы, продолжала работать и постоянно сидела за переводами. Но исключительно “чтобы быть в тренде”.
А все остальное время мама рисовала. Рисовала пейзажи. Иногда обычные. Иногда необычные. Иногда странные.
Она никогда не училась живописи. До всего дошла сама. “У меня есть внутренний голос. Мой зов”. Так она говорила и рисовала.
Мамины картины имели одну необыкновенную особенность – они все были нарисованы в странном ракурсе. Как будто все виделось ей в полете. В свободном полете, как у птицы. Конечно, люди тоже могут летать на самолетах, дельтапланах или на воздушных шарах. Но картины, которые рисовала Елена, обладали необыкновенной силой, как будто рвались на простор на крыльях, распахнутых крыльях.
Вот, например, этот белый замок, словно вросший в вершину огромной скалы. Этот образ всегда давал ей чувство особенной свободы. Необыкновенное море и необыкновенное небо. Голубое до слез. Как мама смогла это нарисовать? И фигурка, неразличимая с такого расстояния, стоящая на скале в ожидании. То, что человек на скале ждет, она была уверена.
– Идем же.
Девушка с трудом оторвалась от образа. Жаль, но и сегодня лицо человека внизу она не смогла рассмотреть. Какая же это все была ерунда, бессмыслица.
А сейчас они будут опять пить вино и смотреть новые наброски. Мама будет время от времени задавать вопросы о ее жизни, о планах. Как всегда. И все-таки странно, но ее мама практически никогда не спрашивала о Вадиме и их отношениях. Он ее не интересовал. Правда, сама Елена этого не говорила, но выражение лица, жесты, паузы в беседе говорили о равнодушии.
Может быть потому, что мама никогда не была замужем. Странный роман, благодаря которому на свет появилась Дана, кажется, был единственным приключением в жизни Елены. Во всяком случае, единственным, о котором девушка знала.
От неизвестного мужчины, от отца, о котором мать ничего не рассказывала, Дане досталось очень необычное имя, а маме воспоминания и счет в банке. Счет, благодаря которому она и вела сейчас этот спокойный, размеренный, приятный, но все же немного странный образ жизни.
Так они и сидели весь вечер, разговаривали, пили вино, слушали французский шансон, а когда мама поднялась подготовить комнату, Дана направилась к картине, на которой в опустившихся на комнату сумерках неизвестный, подняв голову, все еще ждал кого-то, кто должен обязательно прилететь, может быть, даже в этот вечер. Лунные тени, дрожащие в вечернем сумраке, создавали иллюзию жизни, движения на картине, и у нее даже промелькнула смешная мысль о том, что еще неизвестно, где жизнь более настоящая.
Воскресный день минул совершенно незаметно, она спокойно нежилась в деревянном кресле среди ароматов цветов, укрывшись в тени яблонь. Мама расположила свой мольберт среди клумб и что-то пыталась рисовать, наотрез отказываясь показывать наброски. Удалось только выведать, что это портрет. Портрет воображаемого мужчины! Может быть, у мамы что-то наконец может измениться?
Домой она подъезжала уже вечером. Все окна квартиры горели ярким электрическим светом, и она, привычно оставив машину в ряду таких же городских лошадок, направилась в свою квартиру. Окна высокомерно посматривали желтыми глазницами, наблюдали, ждали. Дана даже перед самой собой не призналась бы, что последнее время называла свое прибежище, гнездышко, просто квартирой. Мебель, шторы, жалюзи, посуда - все стало каким-то чужим, безразличным. А Вадим, он только посмеивался и говорил, что все пройдет, предлагал съездить куда-нибудь. Или слетать. Но сам не мог. И это было невыносимо. Ужасно было дома, ужасно было на работе. Только у мамы было нормально. Но сейчас она возвращалась в свою квартиру, где мужчина почти наверняка придумал нечто, чтобы поднять ее настроение. Как она должна была ко всему этому относиться, если по непонятной причине старание раздражало еще больше?
Удар был такой силы, что когда вода сомкнулась над головой, она на секунду потеряла сознание. Но сразу же пришла в себя от холода и в ужасе ощутила тяжесть охватившей со всех сторон темной массы. Мгновение, и ноги болезненно уперлись в преграду, девушка рефлекторно оттолкнулась, осознавая, что если не сейчас, то уже никогда. Черная вязкая масса старалась сдержать, замедлить судорожные движения рук и ног. И когда уже казалось, что не удастся, когда появилась ужасная липкая мысль о том, что эта пустота перед глазами последнее, что она увидит в жизни, внезапно одна темнота сменила другую, и Дана вынырнула.
Воздух самое прекрасное, самое важное, что только существует в мире, ворвался в легкие, и она вздохнула с хрипом, и только после этого ощутила холод, который, кажется, готов был парализовать ее уже через секунду. Девушка задергалась, совсем не желая смириться с тем, что может отдать последние искры тепла, потеряться в стуже, жестко вцепившейся ледяными пальцами, сжимающими все сильнее.
“Берег, должен быть берег”. Она завертела головой, из последних сил пытаясь удержаться на поверхности. И действительно, земля была рядом, нависая над ней огромным черным пятном, различимым даже среди окружающей тьмы. Обрыв, неприступная скала. И что делать? Откуда ждать помощи среди тишины, нарушаемой только плеском воды от ее судорожных движений?
Море само нашло ответ на этот вопрос. Сильная волна подхватила и потащила с собой, накрывая с головой. Хватая воздух из последних сил, Дана оказалась на песчаной полосе у подножия скалы. Повезло. Сил подняться не было от слова “совсем”. Лежа на сыром песке, девушка пыталась хоть немного отдышаться. Следующая волна через несколько секунд окатила ее новой порцией холода. Попытка приподняться привела к тому, что ее желудок начал просто выворачиваться наружу. После того, как рвота наконец прекратилась, ей все-таки удалось подняться с колен и прислониться к каменной стене. Шаг, другой вдоль скользкого камня. Она не знала, куда идти, но чувствовала, что если не будет двигаться, то через несколько минут ее чудесное спасение из морских волн уже не будет иметь никакого значения. Дана продвигалась шаг за шагом, босыми ногами по холодному сырому песку, время от времени погружаясь в воду по щиколотку.
И внезапно скала закончилась. Не исчезла, нет. Просто она дошла до края, поворота, острой грани, и за ней дальше раскинулся песчаный пляж. Словно по взмаху волшебной палочки в это мгновение луна наконец вынырнула из-за туч и осветила все вокруг, превращая черное ничто в сказочный пейзаж.
Пляж был усыпан всевозможными темными камнями и камешками, отбрасывающими тени на бело-желтый песок. Широкая яркая полоса простиралась от кромки моря до темного леса, остроконечной стеной, отрезающего прибрежную полосу от мира, живущего по другим правилам совсем рядом, буквально в двадцати шагах.
Ей хватило одного взгляда, чтобы, собравшись с силами, отпустить острый камень, без опоры на который всего секунду назад ей, казалось, невозможно будет сделать даже движения и, изо всех сил стараясь не упасть, шагнуть, помчаться, к своему спасению, ведь прямо у леса, совсем рядом стоял дом. Что это был за дом, она не могла разглядеть. Да это и неважно. Главное то, что дом - человеческое жилище. И в окне горел свет.
Ей казалось, что она бежит, торопится изо всех сил, а дом магическим образом приближается слишком медленно. Почему же эти шаги были такими короткими, такими маленькими? И ветер, которого, вроде только что не было, специально отталкивал ее назад к гневному бормотанию волн. Девушка не удержалась на скользких камнях и упала, боль пронзила колено и локоть. Она лежала и чувствовала, что уже не сможет подняться, что это все. Слеза медленно покатилась по щеке, затем другая. Но даже заплакать больше не было сил. Она поняла, что просто хнычет. “Пожалуйста, кто-нибудь. Пожалуйста!”
Свет фонаря заставил зажмуриться, и через мгновение Дана почувствовала, как сильные руки бережно поднимают ее и несут, куда-то. Это было уже не важно. Холод отступил, удалился с несвязным ворчанием, и она потеряла сознание.
* * *
Как же ей не хотелось открывать глаза! Солнечный луч с навязчивым упорством издевался над своей жертвой, словно навсегда замерев в одном положении, причем прямо напротив глаз. Она приоткрыла веки только на секунду, чтобы вновь изо всех сил зажмуриться. Так можно и ослепнуть. Похоже, луч собрал всех своих друзей, чтобы не оставить ни малейшего шанса вновь погрузиться в спасительную тишину.
Нет, спать она больше не сможет. А не спать было очень больно. Все болело. Болело колено, болели руки, болели ступни. Поясница тоже болела. Все-таки прикрыв глаза одной рукой, она попробовала сдвинуться с места, но сразу же вновь закрыла глаза. Глупая попытка. Вцепившись руками в постель, она с трудом подавила приступ тошноты.
Что это с ней? Вроде не пила. Память услужливо вернула эпизоды вчерашнего вечера. “Вот же гад!” Обидно было даже не то, что Вадим ей изменил, а в этом она была уверена на сто процентов, обидно было, что она ему почти поверила. Почти. Но что случилась после? Вспомнилось только долгое сидение в ванной, слезы и назойливый стук в дверь. А дальше?
Она вздрогнула и вновь широко распахнула глаза. Солнце снова накинулось на свою добычу, а в лучах Дана вновь как будто увидела эту пасть и ощутила взгляд огромных глаз с неподвижными, прямыми зрачками. И огонь. Пламя, которое она совершенно точно видела, но никак не почувствовала.
Потом падение. И где она сейчас? Нет, это мог быть только сон! Но сейчас все неприятные ощущения совершенно точно не оставляли надежды на то, что она спит.
Дана попыталась подняться, но тот час же рухнула обратно на спину. Боль в колене была нестерпимой. Что же с ней случилось? Откинув одеяло, она некоторое время пыталась оценить повреждения, затем привстала и попыталась дотронуться до колена. Локоть очень сильно жгло, а нога выглядела ужасно.
Следующее открытие, которое она сделала практически в то же мгновение, заставило ее срочно натянуть одеяло под самую шею. Она оказалась совершенно раздета! И где же ее рубашка? Где она сама, в конце концов?! Что случилось? Дана обвела взглядом помещение и поняла, что, скорее всего, “не сон” продолжается.
На второй день девушка решилась попробовать изучить дом и окрестности. Ее загадочный спаситель с утра отправился в море на небольшой лодке. Она следила за ним с порога, пока треугольный парус не исчез за изломанной черной скалой. Вообще удивительно, что Дана нашла практически единственное место у берега, где можно было беспрепятственно выбраться на казавшуюся безобидной песчаную полосу. Совсем рядом с безмятежной гладью моря таились острые скалы и быстрое течение с водоворотами.
Вчера они прошлись по берегу, и он рассматривал ее следы, уже практически неразличимые на песке у дома, а затем, когда они вышли к кромке воды, показал, что было укрыто в серых, мутных волнах всего в двух десятках шагов дальше.
Увиденное заставило поежиться совсем не от холода. И не от промозглого сырого ветра. Упади она в море там, где острые грани скрывались в полуметре от поверхности, вряд ли смогла бы выбраться из воды.
Потом прилив скрыл и скалы, и песчаный пляж, оставив плавную, девственную чистоту там, где они бродили среди камней.Она делала вид, что ищет следы своего прибытия, а Реган, она все-таки смогла понять, что его зовут именно так, старательно делал вид, что не замечает взгляды, которые она украдкой бросала в его сторону.
Это было немного стыдно и грустно. Еще вчера она бежала из дома, уличив своего… Вот тут уже невозможно было подобрать правильное слово. Любовника? Но любви уже не было, не было, как бы ни пыталась она скрыть это сама от себя. Не друга точно. Дружбы, основанной на общих интересах, у них не было изначально. Что же было? Ничего. Пустота. Сила привычки, которая тоже растворилась, исчезла со временем. Возможно, приди он к ней с объяснениями, с признанием, может быть она сумела бы принять это спокойно. И даже с тайным удовлетворением. Но такой обман невозможно было просто принять. И боль воспоминаний рвала сердце, боль оставалась даже сейчас.
Дана обошла дом и начала подниматься по деревянным доскам-ступенькам, почти утонувшим в большой песчаной дюне. Сверху гора песка поросла соснами, причудливо изогнутыми и замершими, словно посреди странного танца. Дальше деревья расходились вправо и влево. Пожелтевшие иголки покрывали песок густым слоем. Рыжие муравьи деловито спешили куда-то, выбирая себе дорогу среди желтых россыпей. Для них этот день был таким же, как и череда других, обычных, спокойных дней. Работа-дом-работа.
Она подняла голову. Солнце по-прежнему не было видно, одни низко нависшие серые тучи, неподвластные ветру и, словно давящие на плечи всей огромной массой воды, таящейся в их глубине.
Но, может, солнце все-таки выглянет? Видела же она солнце! То, что необыкновенная картина вечернего купола небо-моря не привиделась, она знала совершенно точно. В первый же вечер, когда боль прошла, и она нарядилась в огромные штаны и рубаху, Реган показал ей остатки одежды, в которой он нашел ее на пороге дома. Наполовину сгоревшие, расползающиеся лоскуты с обуглившими, почерневшими краями.
Мужчина молча следил за ее реакцией, а она машинально комкала почерневшие лоскуты несчастной сорочки и даже не замечала его взгляда.
Перед глазами у нее стояли черные огромные зрачки и почти невидимое, прозрачное пламя, охватившее ее в момент падения. Странно, что в тот момент она не почувствовала боли, хотя жар она, кажется, помнит. Невозможно, что это просто игра воображения.
И в то же время на теле не было никаких ожогов, совершенно. Только множество синяков, царапин и порезов. Странный хозяин дома смазал их мазью, которую достал из глиняной баночки. Снадобье распространяло приятный, необычный аромат, и этот запах успокаивал, расслаблял. Это было вовремя, особенно после того, что она испытала минутами ранее.
Дана добралась наконец на верхушку дюны и огляделась. Остров. Она находилась на небольшом острове. Почти круглой формы, весь поросший соснами, с набегающими в нескольких местах на прибрежные скалы волнами, с водоворотами, хорошо видимыми с высоты. И совсем без строений. Только один дом внизу. Дом, в котором сейчас ее ждала плита, на которой она решила приготовить сегодня что-нибудь съедобное. Выбор продуктов, правда, был невелик: рыба, рыба и рыба. Очищенная вчера и ожидающая в ящике со льдом. Кстати, интересно, откуда у него здесь лед? Ну и немного овощей с маленького огородика. Вчера они нарезали их вместе, так что она уже знает, что к чему.
От мыслей отвлекло стрекотание флюгера, очнувшегося в резком порыве свежести и теперь радостно демонстрирующего свои способности на легком ветру. Она оторвалась от мыслей и вновь посмотрела в море. А вот там, кажется, другой берег. Во всяком случае, очень похоже, словно какая-то расплывчатая полоса в туманной дымке. Нет, там определенно что-то должно быть.
Лодка островитянина вынырнула из-за скалы. Неужели она провела здесь столько времени? Не может быть. Вчера Реган отсутствовал не менее трех часов. А сейчас, может быть, что-то случилось? Ей лучше вернуться в дом. Девушка встала на ступеньку, когда ее привлек отдаленный, еле слышный звук, похожий на равномерный стук. Тук-тук-тук-тук. Равномерный и непрерывный. Там, очень далеко, в стороне, где, кажется, была суша, в небо поднималась тонкая, почти неразличимая струйка дыма.
Что-то двигалось к острову со стороны материка. И это что-то заставило мужчину поспешить вернуться.
Дана торопливо спустилась вниз и вошла в дом. Оставалось только дождаться и попытаться узнать причину непонятной спешки. Она зашла на кухню и оглядела разложенные продукты. Пожалуй, теперь не до жарки рыбы. Или наоборот, надо просто поторопиться? Во всяком случае, заранее разведенный огонь уже успел нагреть плиту.
Дверь предостерегающе скрипнула, и она поспешила стряхнуть с рук муку. В любом случае все почти готово, даже если сейчас появятся гости, они не останутся голодными.
За спиной раздался грохот, и девушка испуганно обернулась. Реган у камина сбросил на пол целую груду подсушенного заранее топляка. Значит, действительно будут гости. Вчера он только немного протопил ближе к вечеру, когда на дворе уже стемнело. Но сегодня день будет очень длинным.
Женщина задержалась на пороге комнаты, некоторое время, сощурившись, рассматривала девушку.
– Ну, кто тут у нас?
Дана лихорадочно пыталась скатать длиннющий рукав рубашки. Ее нервные движения наверняка не могли укрыться от взгляда незнакомки, и женщина, сделав пару плавных шагов, прикоснулась к ладони девушки, а потом отвела в сторону её судорожно комкающую ткань руку.
– Успокойся. Реган, не понимаю, что происходит, почему ты прячешь здесь такое милое создание?
Рука, державшая ее ладошку, показалась девушке не по-женски сильной и уверенной. А взгляд, этот взгляд почти стальных глаз словно источал холод, взвешивал, просчитывал, изучал.
Дана сразу решила, что она очень похожа на директора по персоналу, которая проводила собеседование в фармацевтической компании. Так же, как и тогда, женщина будто пыталась проникнуть в ее мысли, распутать все разноцветные узлы, тянущие ее жизнь в разные стороны, упорядочить по величине, направлению и важности, и выявить те, которые могут быть полезными для нее, а значит, для компании.
Она практически обошлась без вопросов, просто смотрела, слушала, как будто наслаждаясь бессмысленными попытками претендентки на попадание в этот рай на Земле, в место, где делают таблетки, которые потом принимают такие девушки, как Дана, чтобы снять стрессы, накопившиеся на работе.
У Шайлы был такой же взгляд, и от нее исходил такой же холод. Она купалась в этом ощущении своей незыблемости, недоступности. На расстоянии можно было любоваться, но прикасаться могла только она, красивая женщина, словно укрытая в хрустальной ауре. И эта аура ей не шла.
Может быть, ее лицо могло бы стать совсем другим, если бы губы хотя бы на мгновение тронула улыбка. И темные волосы, несомненно, распусти она их, могли бы удивить не одного мужчину. Может, ей просто не удалось еще решить, как относиться к этой высокой и странно одетой девушке, но сейчас Дане определенно хотелось, чтобы женщина прекратила рассматривать ее как шпиона, проникшего на территорию Регана. Или эта женщина считала его территорию своей?
И неожиданно льдинки растаяли. Шайла смешно наклонила голову и улыбнулась, правда, самыми кончиками губ, отчего у нее внезапно обозначились очень милые ямочки на щеках. И румянец на них совсем не казался случайным.
– Ее зовут Дана, и мы с ней не смогли поговорить.
Хозяин дома перешагнул через порог, а за ним проследовал совершенно удивительный тип.
Этот гость был, наверно, ростом метра в два и в ширину, возможно, не меньше. Кроме того, у него были длинные остроконечные усы и короткая бородка. Эти утонченные усы и бородка совершенно не вязались со всей его огромностью. Наверно так или почти так должен был выглядеть Гаргантюа. Мужчина улыбался во весь рот и аккуратно держал металлическую кружку. Дане показалось, что, увидев ее, он даже замурчал, как огромный кот, и еще больше расплылся в довольной улыбке.
– Прелестно, прелестно, мой друг. Наконец-то ты взялся за ум или за что-нибудь другое.
Она невольно приподняла брови, а Гаргантюа принялся бесцеремонно разглядывать с ног до головы совершенно неожиданно оказавшуюся в убежище одинокого друга красивую диковинную птичку. При виде мужских штанов он недовольно скривился, но чем выше поднимался взгляд, тем больше в его глазах расцветали радостные огоньки.
– Действительно, наша глава рода в этот раз права как никогда. Во-первых, почему девушка сидит здесь одна, а во-вторых, зачем ты нарядил ее в свои поношенные панталоны?
Дана дернулась и почти склонила голову, чтобы посмотреть на штаны, но в последнюю секунду удержалась и закусила губу. Ей пришло в голову, что притворяться не знающей языка гораздо лучше, чем начать отвечать на вопросы и рассказывать о падении со скалы в неизвестном месте и желтых змеиных глазах.
Однако ее движение не укрылось от внимания женщины, держащей ее за руку. Она притянула девушку поближе и развернула к себе лицом, почти уткнувшись в подбородок.
Шайла рассматривала ее так внимательно, словно пыталась найти нечто незаметное с первого взгляда, словно исследовала под лупой новую, ранее невиданную бабочку.
Мужчины, стоящие рядом, за спиной у женщины, примолкли и не мешали ее инспекции. Женщина закатала рукава рубашки и провела по обнажившейся руке. Волоски от ее прикосновения, словно наэлектризованные, потянулись вслед за движением чужих пальцев. Дана вздрогнула и скосила взгляд, но рука была совершенно чистая и белая, без каких-либо следов черной ленты.
Закончив свою инспекцию, Шайла, не говоря ни слова, повернулась и проскочила в дверь мимо расступившихся мужчин. Звук ее каблучков стих после того, как наружная дверь вяло заскрипела и потом хлопнула, словно подхваченная порывом ветра.
Дане вдруг показалось, что этот порыв забрал с собой все тепло из комнаты, и под взглядами мужчин ей стало вдруг страшно зябко. Она охватила себя голыми руками. И это движение словно послужило сигналом. Напряжение порывом воздуха унеслось следом за странной женщиной, и мужчины словно получили наконец возможность действовать.
Реган наклонился и поднял книгу. Он мельком взглянул на разворот, и у девушки сжалось сердце. Но ничего не произошло, дракон на странице не ожил в руках мужчины. Хозяин дома аккуратно закрыл книгу и положил на полку потухшего камина.
Гигант любезно протянул ей руку.
– Идемте, милая сеньорита. Вам надо согреться.
Проводив Дану к столу и галантно подвинув деревянную табуретку, гигант достал с полки еще одну металлическую кружку и плеснул туда багрово-красного напитка из стоящей на столе стеклянной бутыли.
– Давайте выпьем за знакомство! Реган, ты же не возражаешь?
Мужчина досадливо поморщился.
– Я же говорил, что она не говорит на нашем языке! И вообще, может, она не пьет вино! Тем более такое!
Девушка улыбнулась. Что же, ее метод действовал. Во всяком случае, хозяин дома ей поверил, а это уже много значило. Жаль только, что книга его интересовала больше. Но, впрочем, неважно.
Письмо с требованием вернуться. Реган перечитывал его, наверно, в двадцатый раз и до сих пор не знал, что ему делать. Скомканная бумага под столом обозначала два варианта написанных, но неотправленных посланий. Нет, на самом деле ему нечего ответить. Признать, что силы покинули его окончательно, было совершенно невозможно. Продолжать приходить на занятия вместе с хихикающими девицами, которые, по крайней мере, способны зажечь огонек или сдвинуть с места чернильницу, и делать вид, что для него это все слишком мало и неинтересно, учить тому, во что уже сам не верил – нет, для него это было невозможно.
Кроме того, семья… На самом деле у него ее давно уже нет. Как объяснить тетке, что больше не способен никому помочь, что все, кто надеялся на него, теперь ничего не дождутся. Лампа за спиной почти не светила. Хорошая причина больше не пытаться придумать хоть какую-то отговорку, почему он должен оставаться в клановом владении на этом островке.
Можно долго изучать историю, которая по официальной версии никогда не существовала. Не существовала, но все знали, что была. Кстати, вот на самом деле замечательная причина. Только напишет он совсем не Шайле, а Теренцию. Он поймет, что сейчас лучше всего держаться подальше от происходящего в Паризии и Лионе. Да и вообще, вся Кельтика сейчас становится не самым гостеприимным местом для мага. Даже для бывшего и недоучившегося до официальной степени.
И все-таки он сделал в своей жизни многое. Воспоминания нахлынули, и вдруг сделалось душно и грустно. Все-таки хорошо, что сейчас, здесь никто не помешает ему заниматься разными глупостями.
Например, почитать Гамилькара. Вернее, даже не почитать. Первое якобы прижизненное издание он любил не просто читать, а часто декламировал, пытаясь найти в звучании необыкновенных слов что-то такое, что позволит открыть тайну древней книги. Но сейчас читать не очень хотелось. Тишина, охватившая дом, словно магическая аура, не оставляла места ни для чего иного. Разрушить настроение, пожалуй, было бы не самым верным поступком. Звуки моря у раскрытого окна – вот что было самым необыкновенным фоном для того, чтобы вновь пересмотреть иллюстрации. Ах, иллюстрации, картины, рисунки, которые словно оживали от прикосновения, и, казалось, горы на них поднимались все выше и выше, ветер грозно завывал в парусах кораблей, огонь драконов обжигал, а девушка, изображенная на развороте, один в один с фреской на стене их семейного алтаря, казалось, дышала по-настоящему, и от ее взгляда невозможно было оторваться.
“Взгляд ее
Взгляд дракона
Кровь дракона
Знак силы
Власть
На все времена”.
Надпись на древнекельтском. Что означали эти слова, и как они были связаны с безмятежной улыбкой рыжеволосой девушки, объяснить не мог никто. А то, что образ, судя по всему, был скопирован из книги, оставалось его личной тайной. Магической, необыкновенной юношеской тайной.
Рассматривая фреску, он всегда ощущал странное волнение. Изображения в храме, построенном, скорее всего, во времена правления первых галльских королей до великого нашествия, отображали кельтских богинь, но почему главным изображением была именно фреска с этой девушкой? Она не подходила ни под одно описание из всего не многочисленного пантеона, нигде, ни в каких священных книгах ее не было. Только мимолетное упоминание в творении Гамилькара. Кельтское имя в книге финикийца – пуна, которому якобы сами драконы рассказали свою историю. Сказка о сказке.
И вот у портрета этой девушки он когда-то проводил почти все свое свободное время. Для мальчика, молодого человека, эта тайна, эти глаза приобрели особое значение. Наверно, будь у него мать, она бы поняла и объяснила, что не стоит уделять столько внимания той, что, судя по всему, умерла много лет тому назад. Будь у него отец, он нашел бы, чем занять своего наследника, ведь мужские привычки всегда заставляют проводить много времени вне дома.
Но у него были только учителя. Учитель фехтования, учитель географии и истории, учитель языков. И надзиратель. Представитель академии, молодой скучающий неудачник, который, по идее, должен был проследить, чтобы Реган не сотворил что-нибудь случайно себе или окружающим своей дикой магией. Вряд ли парень со своими слабыми проблесками искусства мог бы как-нибудь помешать мальчику, обратись тот к магии на самом деле, но Регана интересовали только истории, которые рассказывал Теренцио, и фреска в храме. А потом они все уехали в академию.
На столе лежали и другие письма. Вежливое удивление от секретаря министра двора. Грозное письмо от секретаря министра образования. Своим отъездом он вызвал неудовольствие многих влиятельных особ. Происшедшее заставило их обратить внимание на представителя старинного рода. Его познания могли быть полезны, скорее всего, очень интересны, но и опасны. И стоило отметить, оба письма подписаны служащими министерств, конечно, от имени министерств. Но не министрами.
На самом краю стола лежал нераспечатанный белый конверт. Церковь Неделимого бога тоже что-то хотела от него. Но тут уж им не о чем разговаривать. Опасные фанатики, последнее время старательно преследующие всякого, кто хотя бы упоминал магию или поклонялся официальному пантеону богов.
Смешная история, значение старых религий никто официально не отменял, как и мистерии в их пользу, но участников подобных богослужений становилось все меньше. И действительно, какая разница, кому из богов приносить жертвы, ведь свидетельств их существования давно не заметно. Впрочем, теперь то же самое можно сказать и о магии.
А люди в белом становились все более настойчивыми и властными. Все более безжалостными. Да, именно это слово лучше всего подходило к служителям всеблагого и всемилосердного. Их призывы запретить все другие религии когда-то встречали только усмешку, потом непонимание, неудовольствие, а в последнее время гримасу страха у многих.
Сейчас, когда на востоке бушевала война, служители нового бога, уже не скрываясь, требовали для себя власти. Они обещали объединить в новой религии все королевства и республики и дать отпор огнепоклонникам.
Сон.
Я сплю. Наверно.
Воздух. Дышу.
Вдыхаю. Странное.
Ощущение.
Притяжение. В полете.
Крылья. Держат.
Неощутимые.
Расправленные.
Красивые. Наверно.
Можно. Любоваться.
Во сне.
Улыбнуться.
Выдохнуть.
Не открывая.
Глаз.
Не отрывая.
Взгляд.
Зажмурившись.
Чтобы. Удержать.
Не смотреть.
Ощутить.
Дыхание рядом.
Летящее.
Во сне.
Один круг в вышине над замком. Другой. Только ветер в ушах. Медленный взмах крыльями. Выше к солнцу. Красивое место. Ему здесь очень нравилось. Гораздо лучше, чем тот мир, который он был вынужден покинуть. Еще круг, и ощущение, как удар. Ну что же, ее образ все еще стоял перед глазами. Может быть не красавица. А может быть это вообще не она. Хотя, нет. Это, конечно, она, один взгляд, трепет ресниц. Призвавшая, не раздумывая. Сможет ли он стать тем, кто ей необходим? Во всяком случае, он знает, что должен делать.
Еще круг. Как прекрасно ощущать силу, дышать ею, выдыхать ее! Еще круг. Теперь он направится на север. Туда, где холод и ждущее его тепло. Еще один круг.
По лестнице внизу несколько фигурок в черном карабкались по ступеням, настойчиво пытаясь забраться наверх. У ленты прибоя на волнах бился кораблик с треугольным парусом и черным вымпелом.
Пожалуй, ему стоило бы подготовиться к встрече гостей.
* * *
Теперь она чувствовала себя уже лучше. Во всяком случае, в платье Дана чувствовала себя намного увереннее. Удивительно, как Шайла смогла подобрать размер на глаз и почти не ошиблась. Проснувшись утром, она обнаружила рядом пустую постель, а у изножья целый ворох одежды. Белье, платье того же темно-синего цвета и почти с таким же орнаментом, как и у вчерашнего наряда главы рода Регана, туфли на невысоком каблучке.
Вчера вечером, вернувшись в дом, женщина объявила, что спать они будут вдвоем на кровати, а мужчины могут поискать себе место для ночлега как в доме, так и вне его. Никто не пытался возразить, включая не знающую языка “иностранку”.
Ночью, когда Дана лежала, уставившись в темноту над головой, она слышала размеренное, спокойное дыхание женщины, которую можно было назвать… Интересно, как действительно ее можно было назвать? Колдуньей? Волшебницей? Ведьмой?
А как теперь можно было назвать ее, Девану?
Проснувшись и не обнаружив рядом соседку, она позволила себе немного поваляться. Кто знает, может быть, это были последние минуты, когда что-то зависело только от нее. Может быть, можно отказаться ехать, что-то требовать? Хотя, как? Ведь она даже не знает, где находится! У нее не было ничего, ни одной своей вещи. Документов. Тут она даже прикусила губу. Непонятно, были ли в ходу здесь какие-то документы. И вообще, какой у нее социальный статус? В голове не умещалось, что она вот так оказалась вырвана из своего мира.
Ну что же, есть и плюсы. Она попала не в какой-то дикарский мир, ее не били, не насиловали. Люди, с которыми она встретилась, довольно милые. Во всяком случае, интересные. Некоторые даже очень.
Чайник на плите был почти горячий, и она сделала себе чай. Никто не появлялся, и некоторое время Дана рассматривала в окно серые тона сегодняшнего утра. Погода была так себе, берег затянула дымка. Но хоть дождя не было. И ветра. Казалось, на дворе было совершенно мертвое безветрие и тишина. Пребывая некоторое время в раздумьях, куда подевались все обитатели дома, она решила посмотреть, что за одежда лежит на кровати.
Белье некоторыми своими особенностями заставило улыбнуться. Дана похихикала, представив, для чего могли служить эти хитрости. Огорчило отсутствие бюстгальтера. И чулки весьма необычные. Простая длинная сорочка. Но главное, платье, хоть и сильно приталенное, было самым обыкновенным, длинным, без выреза, но зато хорошо сшитым и теплым. В таком платье она не будет мерзнуть здесь даже у моря или на вершине дюны. И белье, и платье были практически впору, и это заставляло ее задуматься. Конечно, Шайла несильно отличалась от нее формами и размером фигуры, но все-таки было удивительно, откуда она взяла все это, ведь вчера Дана не заметила в комнате каких-либо сумок или чемоданов.
Девушка попыталась рассмотреть себя в зеркале, но взгляд постоянно задерживался на рыжих прядях. Не может цвет измениться так быстро. Конечно, волосы можно испортить, если пользоваться не своей расческой. Во всяком случае, мама так говорила. Но это не может произойти так вдруг, внезапно. Она прикоснулась к почти огненным прядям. Огонь, огонь сжигает, заставляет чернеть. Не может же пламя застыть, превратиться в это!
Дверь за спиной скрипнула. Обернувшись на звук, девушка замерла под взглядом знакомых глаз. Что-то сегодня было по-другому. Реган сменил внешний облик. Сегодня он оделся в куртку такого же цвета, как и платье Шайлы. Его куртка немного напоминала форменную, он и раньше выглядел достаточно мужественно, а теперь ей стало понятно, что своим небрежным, слегка запущенным обликом этот человек прежде старался обмануть сам себя. На груди был вышит такой же трилистник, как у ведьмы. Она сама не понимала, почему знак, словно объединяющий Шайлу и Регана, вызвал у нее внутреннее неприятие. Понимание, что этих двоих что-то может объединять, заставило сердце забиться в каком-то неуверенном, нервном ритме.
Мужчина заметил взгляд, устремленный на трилистник. Сначала он нахмурился, а потом улыбнулся и развел руками. Дану его улыбка только рассердила и заставила вновь обратиться к зеркалу. Несколько секунд они так и стояли в молчании. Она делала вид, что в очередной раз изучает свое отражение, и почти физически ощущала, как он рассматривает ее.
В принципе, это было приятно, но в то же время странно, ведь он раздевал и одевал ее в ту ночь. Он мог рассмотреть ее тело в мельчайших подробностях. Эта мысль заставила вдруг покраснеть. И все же. Он сейчас смотрел так, что мурашки бежали по коже.
Вообще же мысль прикинуться ничего не понимающей уже не казалась ей такой идеальной. Но найти внятное объяснение своему знанию языка она не могла, а тем более объяснить якобы обман было вообще невозможно. В конце концов она решила отпустить эту проблему и отложить решение на потом.