Салон красоты мадемуазель де Руссо

Глава 1

От души благодарю замечательных писателей Дмитрия Силлова и Полину Ром за неоценимую поддержку и полезные советы, полученные от них в процессе написания этой книги.

- Куда тебя несет, ненормальная?!

Визг тормозов и истошный крик шофера выдернули меня из состояния глубокой задумчивости.

Вот же я растяпа...

Стою на пешеходном переходе, впереди алым фонарем горит сигнал светофора, а в полуметре от меня замер бампер грузовика, водитель которого только что сумел спасти меня от увечий, а может, и от смерти, а себя – от проблем, возникших по моей вине...

- Извините, - пискнула я, отбегая назад, на безопасный тротуар.

- Ну, блин, везучая ты девка! - раздалось из кабины. – Еще б секунда – и всё...

Я судорожно вздохнула, сунула вмиг похолодевшие руки в карманы, пытаясь унять нервную дрожь.

Везучая...

Ну, не знаю.

Чаще мне наоборот, не везет практически во всем.

За исключением любви...

Я влюбилась в него сразу же, как только познакомилась с ним.

Он был потрясающе красивым.

Изящным.

И нежным, как первый поцелуй, длящийся бесконечно...

Его хотелось слушать часами.

И пусть я тогда еще не понимала его, моя любовь от этого становилась лишь сильнее...

Французский язык!

Он стал моим увлечением с самого детства, и эта страсть не отпускала меня всю мою последующую жизнь.

Я изучала его страстно, самозабвенно, настойчиво преодолевая сложности произношения, осваивая более двадцати времен, запоминая инфинитивные формы и правила употребления многочисленных артиклей. Мне хотелось говорить так же, как делают это носители языка – легко и непринужденно, так, чтобы музыка речи лилась с языка свободно, как чистая вода в лесном ручье...

Естественно, я училась в школе с углубленным изучением французского языка, хотя для этого приходилось ездить на другой конец города. Папа с усмешкой говорил «бешеной собаке километр не крюк», а маме было вообще наплевать, учусь я или нет – ее гораздо больше заботили косметические салоны, благо отец мог позволить себе удовлетворять любые ее прихоти.

А мне не нужно было ничего, лишь бы ежедневно смаковать слова и предложения любимого языка, в изучении которого я за несколько лет достигла уровня носителя...

Но мне этого показалось мало.

И я взялась за старофранцузский, значительно отличающийся от современного в области фонетики и грамматики... Папа был прав насчет «бешеной собаки». Я видела лишь цель перед собой, не замечая препятствий - тем более, что база у меня уже имелась, а правописание у обеих форм языка было почти одинаковым.

Ну и, конечно, параллельно я изучала всё, что связано со страной, породившей столь прекрасный язык. Историю, обычаи, мысли и чувства жителей, в которые мне так хотелось окунуться с головой, словно в благоухающее море незабываемых ощущений...

- У меня больная дочь, помешанная на всем французском, - говорила мама, крутясь перед зеркалом.

- Думаю, это всяко лучше, чем быть повернутой на собственной внешности, - подначивал ее папа...

А потом, когда я уже заканчивала школу, их обоих не стало. Просто автомобильная авария, полностью перевернувшая всю мою жизнь...

Глава 2

Кое-какие деньги у меня были отложены на черный день.

Или на светлый, это уж как получится.

Когда вкладываешься в какой-то проект, тут только два варианта развития событий: или ничего не получится – значит, день точно будет черным. Или же получится, тогда можно считать, что день, когда ты вбухала свои сбережения в мечту, надеясь заработать больше, чем потратила, был светлым.

Конечно, хотелось надеяться на лучшее. Тем более, что Галина с виду оказалась талантливым преподавателем. Энергичная, с огнем в глазах и уверенной речью, вселяющей надежду на светлое будущее.

- Я понимаю, что сейчас делаю из вас будущих конкуренток! – с ходу заявила она. – Но это не страшно. Хороший конкурент - это стимул к самосовершенствованию! Потому будьте уверены, я воспитаю из вас отличных врагов своего бизнеса, которые не дадут мне почить на лаврах и заставят развиваться даже если я вконец обленюсь.

И, надо отдать Галине должное, натаскивала она нас зверски!

Изначально на обучение записались восемь девчонок, включая меня, но три отсеялись почти сразу, фыркнув чуть ли не в один голос на тему: «не напечатали еще столько денег чтобы я за них так ишачила!»

Позже ушли еще две – в целом, по той же причине, ибо Галина обучала всему, что знала, и делала это с вдохновением истинно увлеченного человека. А умела она многое: стричь, пилить ногти, марафетить брови с ресницами, накладывать профессиональный макияж и даже делать парики, что, казалось бы, к нашей будущей работе вообще отношения не имело. Причем прекрасно разбиралась она не только во всем этом, но и в инструментах, и в расходных материалах, которые данный бизнес пожирал с неимоверной скоростью.

- Запомните, мои будущие врагини и конкурентки! – наставительно подняв вверх палец с длинным ногтем, вещала Галина. – Хорошая владелица салона красоты должна знать всё, уметь всё, и в случае чего подменить любую свою работницу, от бухгалтера до уборщицы! И кресло починить, и ножницы наточить, и уметь улыбаться так, чтоб клиента от вас не тошнило – это все ваше будущее! Вы должны гореть бизнесом, и в этом огне родится ваш капитал! Станьте профессионалами своего дела, и только тогда ваша работа станет для вас надежным источником дохода! А потому сегодня вместо обучения у нас состоится генеральная уборка – вы все втроем отмываете мой салон так, как если б он был вашим!

- Данунафиг, - сплюнула на пол одна из трех оставшихся учениц. – Я к тебе в уборщицы не нанималась.

Галина пожала плечами.

- Согласно нашему договору, который ты подписала, предоплата за обучение не возвращается. Что-то не нравится? Дверь там.

Этой самой дверью несостоявшаяся конкурентка Галины хлопнула душевно, проорав напоследок:

- Мошенница! В суде встретимся!

Ну а мы со второй девчонкой, которую звали Натальей, полдня отмывали салон Галины. При этом я вспоминала мудрых восточных сенсеев, которые примерно так же натаскивали своих учеников на тему верности выбранному виду единоборств.

Хочешь стать мастером?

Для начала научись содержать в порядке спортзал, относиться к нему с уважением как к «месту поиска Пути» - и тогда оно станет твоим «средоточием силы». Мне про это одна девчонка в институте рассказывала, помешанная на всем восточном так же, как я на французском. В общем, наверно, в этом что-то было, хотя я бы предпочла всё-таки заниматься делом по прямому назначению, а для выскабливания «средоточия силы» нанять уборщицу.

К счастью, подобные испытания нас на вшивость происходили не часто, и с ростом нашего мастерства Галина даже давала нам с Натальей подзаработать, подкидывая не очень сложных и не слишком требовательных клиентов, на которых мы набивали руку.

- Да ты прям талант, - ухмыльнулась однажды Галина, увидев, как я нарисовала на ногте клиентки летящую птичку не по шаблону, а по собственной инициативе. – Чувствую, врагиня из тебя получится достойная – из таких старательных да инициативных обычно выходит толк. Хотя на стрижке и укладке тебе еще, конечно, руку поднабить надо.

Ну, мы с Наташкой и поднабивали... за двадцать процентов стоимости работы. А остальные восемьдесят Галина складывала себе в карман. Но я и этому была рада – те двадцать процентов отбивали обучение, и даже чуть-чуть оставалось.

Правда, в один прекрасный день Наталья заявила:

- Тебе не кажется, что мы на Гальку вкалываем практически бесплатно?

- Ну, она ж нас учит, - попыталась возразить я. – Мы тренируемся, постоянно сложность повышается и причесок, и маникюра...

- Не знаю, - фыркнула Наталья. – Как по мне, я уже вполне обучилась всему, чему хотела. А этому добровольному рабству, как я понимаю, конца и края не будет. В общем, ты как хочешь, а я ухожу. Лучше сама надомницей начну работать, чем пахать на левую тётю за копейки.

И ушла.

На что Галина пожала плечами:

- Каждый делает свой выбор сам. А ты завтра приходи пораньше – на восемь утра записалась мадам с полным комплектом: стрижка, укладка, маникюр, педикюр, макияж по полной программе. На полдня возни короче.

Я пару раз хлопнула глазами от удивления.

- А почему всё я?

Глава 3

На следующий день я с самого утра трудилась над той мадам, о которой говорила Галина. Экстравагантная бизнес-леди в возрасте пятьдесят плюс болтала без умолку, в результате чего я сделала вывод: чистка кармы заключается в том, чтобы найти свободные уши и несколько часов елозить по ним историями из своей жизни. Похоже, таким образом мадам просто экономила время и деньги – обслуга в салоне красоты наверняка стоит дешевле, чем визит к профессиональному психологу.

В общем, через несколько часов бизнес-мадам упорхнула, счастливая, довольная, отманикюренная, накрашенная – а я рухнула в ее кресло чтобы немного отдышаться...

И в это время в салон ворвалась Галина!

- Короче, - заявила она с порога. – Всё переигралось. Анастасия завтра занята, а у меня вообще в последующие дни будет не жизнь, а торнадо, сель, самум, цунами и ядерная война. Так что я привожу тебя в нормальный вид прямо сейчас, а потом ты мчишься к Анастасии.

- Но у меня два ученика на вечер, - попыталась я протестовать из глубины кресла, одновременно пытаясь из него выбраться.

- Сидеть! – рявкнула Галина. – Всё, что происходит с нами, это знаки судьбы и наши предназначения! Свернешь в сторону – и судьба немедленно накроет тебя медным тазом. Так что ты отменяешь учеников, сейчас я тебе делаю боевой раскрас и волосяной шлем, ты мчишься к нашей великой и ужасной поставщице ништяков, а завтра у тебя начнется новая жизнь.

Галина убеждать умела. А на возражения у меня уже не осталось сил, ибо утомительно-визгливый фальцет бизнес-леди всё еще звенел у меня в ушах, и накладывать поверх него недовольные интонации Галины у меня не было никакого желания. Потому пока моя учительница на букву «м» готовила инструменты, я отзвонила ученикам, перенесла занятия на завтра – и расслабилась, глядя как ко мне подступает Галина с ножницами и расческой.

...Работала она мастерски!

Быстро, легко, с прибаутками.

Вокруг меня словно носился вихрь, создающий красоту из вполне себе заурядной заготовки.

Но результат, конечно, был впечатляющим!

Прошло относительно немного времени, примерно вдвое меньше, чем я вожусь с клиентами. Галина отошла в сторону, и в зеркале я увидела совершенно другую девушку...

Глава 4

Ожидание удара всегда хуже самого удара.

По крайней мере, для меня.

От ужаса, который объял меня, я, похоже, потеряла сознание...

Но очнулась не от удара, а от... шлепка. Словно я вдруг с размаху упала в жирную грязь. Надеюсь, что в нее, а не во что-то более физиологическое... Хотя в канализационном люке, скорее всего, должно быть именно оно!

Это было еще страшнее, чем разбиться до смерти! Потому я срочно открыла глаза...

А после и рот.

От удивления.

Ибо сидела я не на дне канализации, а на дороге, больше похожей на бесконечную полосу коричневой, полужидкой грязищи, с продавленными по краям многочисленными следами от колес.

Глава 5

- Д`Артаньян, ну да, конечно, - бормотала я, направляясь в цветущий лесок, раскинувшийся неподалеку от дороги и волоча за собой сумку-рюкзак, отяжелевшую от налипшей грязи. – Развелось реконструкторов, упасть некуда чтоб на одного из них не нарваться. Но старофранцузский у него, конечно, хорош, не поспоришь. «Не похожа на простолюдинку», ишь ты. Что ж, спасибо хоть за бомжиху не принял.

У меня не было ни малейших сомнений, что я стала жертвой какого-то дурацкого розыгрыша. Пока еще мой мозг был не в состоянии сопоставить падение в канализационный люк с совершенно необъяснимым появлением в эдакой цветущей местности. Но я с начальных классов школы взяла себе за правило: если чего-то не понимаешь, мучить голову не нужно. Самое разумное - это отложить сложный вопрос на пото̀м, и заняться тем, который ты в данный момент способна решить.

Например, оттереть от грязи свою одежду и сумку.

К счастью, мне повезло – в кустах я услышала журчание воды и почти сразу наткнулась на лесной ключ, тонкой струйкой стекавший в крохотный бассейн, кем-то заботливо вырытый и обложенный камнями. Похоже, сделано это было достаточно давно, так как камни успели порасти зеленым мхом, по которому сновали всякие жучки, пришедшие сюда напиться. Тот случай, когда чей-то бескорыстный добрый поступок помогает многим живым существам.

И мне в том числе.

Нарвав лопухов, я кое-как оттерла от грязи свою сумку и дождевик, при этом про себя отметив, что в люк я провалилась дождливой осенью, а вокруг меня шуршит зеленью и нежится под солнечными лучами самое настоящее лето.

Но, поскольку я пока была не готова ответить себе на вопрос как такое возможно, мне пришлось усилием воли принудительно заблокировать его в голове и просто позаботиться о себе. А именно: я напилась чистой, на удивление вкусной ключевой воды, и призадумалась на тему что мне делать дальше.

Самым разумным выглядело направиться туда, куда ускакал реконструктор. Правда, по раскисшей дороге делать это не очень хотелось. Может прогуляться между деревьями вдоль нее, послушать как поют птички, подышать свежим воздухом?

Идея показалась мне не лишенной смысла.

Я зачехлила колеса сумки, бесполезные в лесу, вновь забросила ее себе на плечи, и пошла вперед, просто радуясь теплому лету и принудительно выметая из головы тревожные мысли. Ибо позитива в жизни не так уж много, а негатива – хоть отбавляй. И перегружать им свою психику совершенно ни к чему, тем более, что ничего страшного не случилось. Я не лежу с переломанными ногами на дне канализации, вместо этого иду по цветущему лесу, наслаждаюсь природой – а проблемы будем решать по мере их поступления, вот и всё!

Но поступать они стали раньше, чем я могла предположить...

Я только-только вышла на довольно большую поляну, по которой было бы приятно прогуляться не лавируя между деревьями, как внезапно в отдалении раздался приглушенный стук копыт об землю.

Опять реконструкторы? Вполне возможно...

Вторично попадать впросак не хотелось, и я отступила в густую лесную тень, спрятавшись за деревом. Пусть проедут, а там и я дальше отправлюсь в путь.

Глава 6

А потом раненый лег на траву – и то, как он это сделал мне не понравилось. Я ни разу не видела, как ведут себя люди, получившие смертельное ранение. Но когда человек мешком валится на землю, похоже, это оно и есть.

Глава 7

Примерно через полчаса пешей прогулки я увидела городские шпили и башни, возвышающиеся над рощей зеленых деревьев. Я никогда не жаловалась на зрение, но, когда разглядела, что за флаг развевается по ветру на одном из шпилей, моё сердце забилось сильнее...

Потому, что это был государственный флаг Франции с гербом династии Бурбонов – белое полотнище, усыпанное золотыми лилиями, с королевским гербом без девиза и мантии...

И значить это могло лишь одно.

Я действительно попала во Францию семнадцатого века!

И сейчас везу на коне не реконструктора из своего времени, а самого настоящего дворянина, получившего ранения в самой что ни на есть реальной дуэли!

От осознания происходящего мне захотелось снова плюхнуться в грязь – ноги подкосились. Но, к счастью, рядом был умненький конь, который вовремя пихнул меня носом: мол, хватит истерить, подруга. Подумаешь, Париж. Ты ж всегда мечтала в нем побывать – ну и вот! Мечты имеют свойство сбываться. А что он примерно на четыреста лет моложе того, который в твоем мире, так это и к лучшему! В современной столице Франции кто угодно побывать сможет. А о такой экскурсии, которая предстоит тебе, любому путешественнику из твоего времени остается только мечтать!

...На въезде в город дорогу перегораживал «шлагбаум», связанный из пяти жердей – одной длинной, и четырех коротких, служащих опорами. Охраняли препятствие двое мужчин в военной униформе именно семнадцатого века.

На голове одного из них был надет стальной шлем-морион с высоким гребнем и полями, сильно загнутыми спереди и сзади. Второй – видимо, старший – был с непокрытой головой, украшенной длинной немытой шевелюрой и пышными усами. Торсы обоих стражников защищали блестящие кирасы, на перевязях висели шпаги, в руках воины держали длинные пики. Серьезные товарищи, ничего не скажешь.

Увидев меня, пикинеры сделали стойку.

- Кто такая, кого везешь? – спросил тот, что был в шлеме, направляя на моего коня свое длинномерное орудие убийства.

Я понимала, что в этом мире со мной никто церемониться не будет. Кругом никого, на коне лежит раненый парень без сознания, передо мной двое скучающих солдафонов, которые совершенно и запросто могут развлечься с одинокой и беззащитной девушкой как им заблагорассудится, потом дорезать раненого, убить меня, ограбить трупы и закопать в придорожной канаве. Никто не хватится, и даже не почешется. С солдат какой спрос? Никого не видели, ничего не знаем, справно несли службу королю и стране – ну и молодцы.

Потому мне на всякий случай пришлось вспомнить, о чем говорил раненый – и начать изворачиваться.

- Я из монастыря кармелиток, доблестные воины, - смиренно произнесла я, наклонив голову и очень надеясь, что подлый порыв ветра не сорвет с моей головы капюшон, продемонстрировав навороченную прическу и профессиональный макияж, совершенно не свойственный монашкам.

- А что у тебя за странный акцент, сестра? – подозрительно поинтересовался стражник.

В моей голове моментально пронеслось: «д`Артаньян, Гасконь, которая на другом конце Франции, а что еще дальше Гаскони?»

- Я из Беарна, город По моя родина, - негромко проговорила я.

- Беарн? – прищурился пикинер. – Никогда про него не слышал.

- Потому, что ты глухой. И тупой вдобавок, - заржал его волосатый напарник. – Наш король Людовик Справедливый, да благословят небеса его правление, несколько лет назад присоединил к Франции это богом забытое место. Я слышал, там нет ни черта кроме гор, овец, пастухов и монастырей. Потому эта монашка и говорит так, что половина слов непонятна. А скажи-ка, сестра, кто это у тебя на лошади? Очень уж он похож на мертвеца – бледный, весь в крови.

- Этого доброго человека я подобрала на дороге. Он ранен и нуждается в помощи. Я везу его в ближайший монастырь чтоб оказать помощь телесную, если он выживет, либо духовную, если ему придется покинуть этот мир.

Глава 8

По мере того, как я приближалась к городской застройке, мне всё чаще хотелось достать платок и спрятать в него нос. Потому, что у меня всё сильнее росло ощущение, что я вхожу не в европейскую столицу, а в район городской свалки и очистных сооружений, объединенных в одно целое.

Ибо воняло от Парижа примерно так же - гниющими отходами и концентрированным ароматом фекалий. Это, конечно послужило лишним подтверждением того, что я приближаюсь к реальному Парижу семнадцатого века, но моего настроения не улучшило. Поскольку я была действительно помешана на всем французском, историю города знала неплохо – и это удручало, ибо верно замечено: меньше знаешь – лучше спишь.

А знала я, что в это время городские нечистоты просто сбрасывались в ручьи и каналы, которые уносили их в Сену. Париж спасало от тотального замусоривания то, что он стоял на семи холмах, а грязи свойственно так или иначе стекать вниз. К тому же местные власти худо-бедно строили и искусственные водостоки, в том числе и крытые – которые, увы, не справлялись с потоками нечистот, производимыми большим городом, а также часто забивались...

В общем, я шла вперед, понимая, что в этой вонище мне придется жить не день и не два. Теперь понятно, почему во Франции этого времени были в таком почете туалетная вода, пахучая пудра и ароматизированные перчатки...

Впрочем, человеку свойственно привыкать ко всему, и я довольно быстро притерпелась к вони, окружающей меня со всех сторон, словно я провалилась по самую макушку в гнилое болото. К тому же окружающие меня картины парижской жизни семнадцатого века способствовали тому, чтобы отвлечься от неприятных запахов...

Меня, конечно, прежде всего поразил контраст между величественными церквями и красивыми зданиями зажиточных парижан, среди которых тут и там ютились жалкие лачуги бедноты. Видно было, что добротные дома, сложенные из обтесанного камня, потихоньку выжимают более скромные жилища простых людей за черту города, но процесс этот был весьма неторопливым. Понятное дело: слугам и приходящим работникам тоже где-то жить нужно, а в своей распрекрасной усадьбе селить чернь богатеям совершенно не хотелось. Пусть живут рядом в своих развалюхах, а мы уж, так и быть, отвернемся проезжая мимо и спрятав нос в надушенные кружева.

Кстати, о роскоши.

Пока я шла по улице, грязной как дно сточной канавы, мимо меня проехали две очень красивые кареты, запряженные четверками лошадей, и несколько всадников в узнаваемой униформе мушкетеров гвардии короля Франции Людовика XIII и Драгунского полка кардинала Ришелье.

Причем что интересно: в кино мушкетеров обычно показывают в комплекте со шпагой, и лишь изредка с мушкетом. В то время как всадники, повстречавшиеся мне по дороге, были увешаны перевязями с подвешенными к ним многочисленными приспособлениями для стрельбы – пенальчиками, вероятно, с пороховыми зарядами, отмеренными заранее, мешочками для пуль, изогнутыми рогами с порохом и еще всякими штуками, о значении которых я могла лишь предполагать. При этом красивые мушкеты с торчащими кверху изукрашенными прикладами находились в чехлах, притороченных к седлам – ну и, разумеется, шпаги тоже были в наличии. Как и знаменитые широкополые шляпы на головах, равно защищающие своих хозяев как от дождя, так и от нечистот, которые какая-нибудь парижская домохозяйка запросто могла выплеснуть из окна прямо на улицу.

Конь, которого я «вела», взяв под уздцы, на самом деле вел меня, самостоятельно поворачивая туда, куда надо – и в результате мы пришли к порогу дома средней паршивости. То есть, двухэтажного, сложенного из камня, но не такого роскошного, как некоторые из зданий, виденных мною по дороге. Дом и дом, ничего особенного.

Почуяв конюшню, которая, вероятно, находилась где-то за этим строением, животное нетерпеливо ударило копытом о мостовую, и заржало. Вследствие этого окно на втором этаже распахнулась, и женский голос прокричал:

- Госпожа, граф Шарль-Сезар вернулся! Но, кажется, он ранен!

Было слышно, как после этого вопля - надо сказать, довольно звонкого - в доме забегали. Буквально через минуту деревянная входная дверь распахнулась, и наружу выбежали слуга и служанка во главе с двумя дамами: одной было около тридцати пяти лет, вторая примерно моего возраста, обе одеты по моде того времени в старинные платья с обилием кружев.

Глава 9

Графиня проконтролировала, чтобы ее сына разместили в его комнате, и, увидев, как я его перевязала, уточнила:

- Ваша работа?

Я кивнула.

- Думаю, вы спасли ему жизнь, - проговорила она. – По крайней мере, надеюсь на это. Пока мы ждем лекаря, прошу вас проследовать в мой кабинет.

Признаться, я была поражена самообладанием этой женщины, сын которой балансировал на границе между жизнью и смертью. Она лишь слегка побледнела, но это, пожалуй, было единственным, что выдало ее волнение.

...Кабинет графини представлял собой комнату, ожидаемо обставленную в традициях того времени. Массивный резной стол, за которым наверно удобно писать подметные письма, влияющие на историю государства. Не очень удобные, но, несомненно, красивые стулья со спинками, украшенными затейливыми завитушками. Картины на стенах, изображавшие расфуфыренных дам и галантных кавалеров, как пешком, так и на конях. Ну и, разумеется, множество дамских мелочей на полках и тумбочках, без которых не мыслят своего существования и многие современные женщины – статуэтки, флакончики, вазочки, и так далее, и тому подобное...

Подойдя к столу, графиня села в глубокое кресло, и приглашающим жестом указала мне на стул, стоящий напротив.

Понятно.

Таким образом мне вполне доходчиво указали, кто тут босс. Ладно, мы люди не гордые, и на стуле посидим.

Графиня уставилась на меня пронизывающе-изучающим взглядом, но я глаз не опустила. С чего бы? Если она решила таким образом меня психологически продавить, то не на ту напала - я про такие приемы знаю с тех пор, как в институт поступила и пришла на первый экзамен.

Поизучав меня примерно с минуту, хозяйка дома проговорила:

- Я понимаю, почему вы не желаете говорить откуда приехали. Никогда не видела такого материала, из которого сшита ваша одежда, да и дорожный багаж у вас упакован в весьма странную сумку. Но вы можете быть хоть английской шпионкой, мне всё равно. Жизнь сына для меня главное. Вы попытались ее спасти, тем самым оказали услугу лично мне. А я не привыкла к бесплатной помощи, которая, не будучи вознагражденной, превращается в одолжение.

С этими словами графиня открыла ящик стола, достала оттуда кожаный мешочек, из которого высыпала на стол монеты, после чего пододвинула это всё ко мне.

- Не сочтите за оскорбление столь незначительную попытку отплатить вам добром за добро. Судя по вашему виду, вы нуждаетесь в деньгах. Здесь пятьдесят серебряных су, очень скромная плата за услугу, которую вы мне оказали. Но наша семья далеко не самая богатая в Париже, к тому же я не уверена, что мой сын выживет. Поверьте, если небеса смилостивятся, и он останется жив, я приложу все усилия, чтобы найти вас и вознаградить достойно.

Если вы читаете эту книгу без качественных иллюстраций и движущихся кинофрагментов, значит вы читаете пиратскую версию данной книги. Богато иллюстрированная версия этого романа, в том числе, с движущимися картинками, находится только на сайтах Литнет точка ком и Литгород точка ру

Дама эта была, конечно, кремень! Ее сын лежал при смерти в соседней комнате, а он уже всё просчитала, определила ценность и стоимость моей услуги, а также составила прогноз на тему второй части оплаты в случае, если всё закончится хорошо. Вот бы кому бизнесом заниматься в моё время!

Я, конечно, понимала, что деньги мне в этом мире понадобятся. Но по чисто моральным соображениям я не могла принять плату за то, что спасла человека от смерти. Дура? Возможно. Но у каждого из нас есть свои заскоки, и этот был одним из моих.

О чем я и сказала.

- Простите, сударыня, но я не могу принять оплату за доброе дело, совершенное по велению души. Буду искренне рада, если ваш сын останется жив. А сейчас пойду я, пожалуй.

Я поднялась было со стула, но графиня сделала неуловимый жест рукой, остановивший мое движение на середине. Ну надо же, а? Как она это сделала? Легкое движение пальцев, и я зависла в воздухе, после чего шлепнулась на стул обратно.

- Погодите, прошу вас, - голосом продублировала свой жест хозяйка дома. – Кстати, как вас зовут?

- Ни... – начала было я.

И осеклась.

Помнится, д`Артаньян сказал «вы не похожи на простолюдинку», и назвал меня «мадемуазель де Руссо»...

Что ж, сейчас у меня был выбор.

Сказать правду? Так никто ж не поверит, просто сочтут сумасшедшей. Не знаю, есть ли в Париже семнадцатого века дурдом, но по-любому моя правда ничем хорошим для меня не закончится.

Назваться простолюдинкой?

Вариант немногим лучше моей правды. Если мне не изменяет память, в те времена отношение аристократии к человеку из народа было немногим лучше, чем к рабочей лошади...

Потому я решила отыгрывать роль небогатой дворянки. Если вести себя соответствующе, никто не должен заподозрить во мне самозванку.

Только вот как быть с именем?

«Нина де Руссо» звучало тупо. «Нинон де Руссо» - не совсем верно, ибо во французском языке «Нинон» это уменьшительно-ласковое от «Анна». Стало быть...

- Анна де Руссо, - проговорила я.

Моя собеседница слегка приподняла бровь, но ничего не сказала, из чего я сделала вывод, что моя интерпретация собственного имени прокатила.

- Как я уже говорила, меня зовут Шарлотта де Сен-Пуант, для вас просто Шарлотта, - проговорила графиня. – К слову, Шарль приходится мне пасынком, но я отношусь к нему как к собственному ребенку. Причем довольно взбалмошному. Представьте: он уже успел сбежать из дома, побывать на войне, повоевать с испанцами, и даже захватить в плен самого губернатора Сальс-ле-Шато. В связи с этим сам кардинал Ришелье приказал незамедлительно отправить моего сына в Париж для личной аудиенции, и даже выделил сто пистолей на дорожные расходы, чтобы ускорить их встречу. Представляете какая карьера ждала бы моего мальчика, если б не эта проклятая дуэль?

Глава 10

Своим цепким взглядом графиня прошлась по моему макияжу и прическе, скользнула глазами по рукам, после чего спросила:

- Скажите, в какой из бань вам сделали... хммм... столь потрясающую внешность?

Сказанное Шарлоттой были и странно, и обидно.

Во-первых, при чем тут баня?

И, во-вторых, «сделали внешность» звучало несколько неприятно. Я не считала себя красавицей, но многие называли меня миловидной. А из уст графини сказанное ею прозвучало будто без макияжа у меня вообще внешности нет...

Впрочем, что можно взять с дамы, которая на четыреста лет меня старше? Помнится, Галина говорила, что ногти в Европе обрезали перочинными ножами вплоть до середины восемнадцатого века, а нарощенные ресницы появились лишь в начале двадцатого. Так что понятно почему у графини так разгорелись глаза, когда она увидела меня без капюшона. Своим изощренным умом наверняка поняла, что я не от природы такая красивая, а объяснить увиденное пока не могла...

- А при чем тут бани? – спросила я.

Шарлотта сперва удивленно приподняла бровь, но потом пояснила:

- Ну да, вы же приезжая. В Париже услуги стрижки и совершенствования внешности оказывают в парикмахерских, которые находятся при банях. Это и удобно, и цивилизованно – все водные процедуры объединены единым цехом. В наших банях можно омыть тело, получить массаж, постричься, побриться, сделать кровопускание, вырвать больной зуб, и даже вправить вывих или наложить повязку на рану. В отличие от бродячих цирюльников, что стригут бедноту на улицах, многие парижские мастера-парикмахеры известны далеко за пределами столицы.

О таких нюансах французской истории я не знала. Честно говоря, на мой взгляд подобное объединение бань, парикмахерских и пунктов неотложной помощи выглядело несколько странно, но я не стала развивать эту тему. Лишь сказала как есть:

- Внешность мне сделала моя учительница, отличный мастер своего дела.

- Учительница? – прищурилась Шарлотта. – Вы хотите сказать, что тоже умеете делать внешность?

- Недавно мне сказали, что я сама стала мастером, - усмехнулась я.

Внезапно глаза графини загорелись. Она довольно резво выскочила из-за стола, плотно прикрыла дверь, и быстро вернулась. Правда, не в свое роскошное «кресло начальника» по ту сторону стола, а, взяла второй стул, придвинула поближе к моему, и горячо зашептала.

- Послушайте, Анна – ведь я могу вас так называть правда? Как старую подружку, без всех этих титулов?

И, не дождавшись моего согласия, продолжила:

- Так вот. Понимаете, сегодня вечером мне назначена аудиенция у самого кардинала Ришелье. Ну, точнее, назначена не мне, а Шарлю, я всего лишь напросилась его сопровождать, ибо юноше в его возрасте не пристало появляться перед глаза столь высоких особ без сопровождения матери.

«Ну да, ну да, - мысленно хмыкнула я. – Парень повоевать успел, какого-то важного перца в плен захватил, а его мачеха бальзаковского возраста все пытается его опекать. Впрочем, похоже, Шарль ей по барабану. Ее больше заботит то, как она посредством пасынка может поближе подобраться к кормушке».

Но, разумеется, я промолчала. А Шарлотта продолжала с жаром шептать мне в ухо:

- Представляете, мы с кардиналом наедине, а я так же прекрасна, как вы. Мне говорили, что я лицом немного похожа на Анну Австрийскую, а все знают, что Ришелье к ней неравнодушен. Вы просто подчеркнете мою естественную привлекательность, и, возможно, кардинал осыплет меня своими милостями. Я, конечно, не претендую на лавры самой прекрасной куртизанки Парижа, но, думаю, с вашим искусством мои шансы на успех значительно возрастут.

Понятно.

При французском дворе куртизанки были чем-то вроде таю, супердорогих японских гейш. Красивые, богатые, влиятельные особы, обычно находящиеся на содержании постоянных, либо временных любовников, зачастую посредством интриг и заговоров принимавшие участие в решении важных государственных вопросов.

При этом, на мой взгляд, Шарлотта была уже не в том возрасте и не в той форме, чтобы активно куртизанить. Но, с другой стороны, я не видела ее конкуренток, а какие выводы возможно сделать при отсутствии объектов для сравнения? Может, в семнадцатом веке были иные понятия о красоте. Вон у Рубенса на полотнах дамы совершенно не модельной внешности, а по тем временам они, небось, считались красотками каких поискать...

Хммм...

Кстати, Рубенс как раз вроде жил в это самое время. Прикольно было бы познакомиться с великим художником и заказать ему свой портрет, который в моё время будет стоить миллионы...

Правда, для такого заказа денег у меня точно нет.

Объективно, у меня их совсем не было. А тут может Шарлотта как-то поможет – если я ей помогу, конечно. Выживание в обществе всегда подразумевает связи, которые нужно налаживать прямо сейчас. Иначе сегодня вечером я останусь не только без крыши над головой, но и без ужина.

- Что ж, Шарлотта, давайте попробуем, - вздохнула я. – Садитесь сюда перед зеркалом и смотрите что я стану делать. С парижской модой я незнакома, потому буду работать так, как привыкла у себя дома. Если что-то не понравится, говорите сразу, я переделаю.

И, по-хозяйски положив на красивый стол Шарлотты свою заляпанную подсохшей грязью сумку-рюкзак, расстегнула на ней молнию.

Глава 11

- В общем, я хочу чтобы вы отбелили мне лицо и нанесли побольше румян, - проговорила Шарлотта, усаживаясь в кресло. – В Париже сейчас в моде очень ярко выраженный румянец, который символизирует здоровье и достаток. Поэтому их мажут на щеки как можно гуще даже те дамы, у которых и с тем, и с другим проблемы.

Я мысленно усмехнулась. Госпоже де Сен-Пуант нельзя было отказать в своеобразном чувстве юмора.

Тем временем Шарлотта продолжала:

- Обычно я использую венецианские белила, которые делают, смешивая свинец и уксус. Очень неплохой результат я вам скажу, но уж слишком они сушат кожу, особенно когда наносишь их на ночь.

Мне показалось, что я ослышалась:

- Вы сказали свинец?

- Ну да. А румяна беру с киноварью. Они дают стойкий алый цвет, правда, стоят недешево. У Вас есть что-то подобное.

- Простите, киноварь? Та самая, которую делают из ртути и серы?

- Ой, да какая разница из чего ее делают? – всплеснула руками Шарлотта. – Как говорится, красота требует жертв! И, прежде всего, эти жертвы финансовые, ибо все эти краски для лица сейчас стоят просто бешеных денег.

Я хотела было сказать, что если пичкать организм свинцом и ртутью, то жертвы будут не только финансовые - в погоне за модой это верный способ оказаться в могиле сильно раньше срока, предназначенного природой.

Но, с другой стороны, мне сейчас заказали не лекцию о вреде химикатов, а вполне конкретные действия. Потому кто я такая в этом мире, чтобы вправлять людям мозги? Всё равно, как если бы я дома начала вещать о вреде смартфонов. Услышавшие такое, люди покрутили бы пальцем у виска, и просто послали меня куда подальше.

Потому я решила действовать по-другому.

- Там, откуда я приехала в моде естественная красота, - соврала я. – Если вы хотите покорить сердце искушенного мужчины, может, попробуем сделать по-моему? Вы же оценили мою внешность, и она вам понравилась, верно? Так зачем делать вас такой же, как другие женщины? Давайте подчеркнем вашу индивидуальность! Выделим сильные стороны вашей внешности, подкорректировав то, что имеет смысл немного улучшить. Что скажете?

Внезапно Шарлотта вздохнула, слегка опустив плечи, до этого тренированно развернутые назад чтобы подчеркнуть бюст, приподнятый корсетом.

- Наверно, вы правы, - проговорила она. – Кого я пытаюсь обмануть белилами и румянами в свои без малого сорок лет? Мужчинам нужны лица, а не краска на них. Делайте так, как считаете нужным – и будь что будет.

Такой карт-бланш меня более устраивал, потому как я совершенно не имела понятия какие веяния диктует французская мода семнадцатого века. А отработать так, как я умею – это всегда пожалуйста.

- Тогда велите для начала подать горячей воды, - сказала я. – И знаете, коль вы дали мне полную свободу творчества, я в процессе моей работы не разрешу вам смотреться в зеркало. Договорились?

- Делайте что хотите, - махнула рукой Шарлотта – порой женщине трудно признать, что в битве с возрастом она терпит одно поражение за другим, и недалек тот день, когда эта борьба станет просто бессмысленной.

...Я решила начать с прически.

Волосы графини были в довольно плачевном состоянии. Густо намазанные каким-то жиром и уложенные в совершенно невообразимую конструкцию, они пахли прогорклым салом и сладковатой мертвечиной – примерно так воняла дохлая крыса, пробравшаяся в салон к Галине и сдохшая под батареей, закрытой экраном.

Потому сначала я надела резиновые перчатки и хорошенько вымыла Шарлотте голову, для чего понадобилось несколько кадок горячей воды и полфлакона недешевого шампуня.

Глава 12

Надо сказать, что в то время зеркала были неважными. Если мне не изменяет память, их делали из так называемого «зеркального металла», сплава меди и олова, имеющего высокую отражающую способность. После чего металлическую пластину полировали, вставляли в деревянную раму – и в это изделие можно было смотреться. Видимое изображение было так себе конечно, мутное и расплывчатое, но кое-что рассмотреть получалось.

Чем графиня сейчас, собственно, и занималась, поворачиваясь перед зеркалом то так, то эдак.

«Ну всё», - пронеслось у меня в голове. «Если краску с лица еще смыть можно, то волосы обратно не приклеить. А значит, ночевать мне сегодня в канаве. Придется заводить знакомство с городскими нищими и учиться просить милостыню».

- У меня просто не укладывается в голове то, что вы сделали! – продолжала стенать графиня, всё повышая тон своих воплей, отчего моё настроение падало всё ниже с каждой секундой, словно подстреленная птица.

А между тем голос графини сорвался на визг.

- Клянусь небесами, это просто великолепно!

Я захлопала глазами.

Либо мой старофранцузский был настолько плох, что я не отличила восхищение от возмущения, либо Шарлотта специально покатала меня на эмоционально-языковых качелях, чтобы понаблюдать за моей реакцией.

- Милая моя, да вы просто волшебница! – продолжала верещать графиня. – Вашими усилиями я помолодела лет на десять, и теперь сердце кардинала принадлежит мне так же, как ваши пятьдесят су, которые вы теперь просто обязаны забрать!

Шарлотта схватила мешочек с деньгами и чуть не насильно сунула мне в руки.

На этот раз отказываться было глупо – я эти деньги действительно заработала. А графиня между тем горячо зашептала.

- Послушайте, Анна! Мне уже пора выезжать, и, скорее всего, вернусь я не раньше завтрашнего утра. Прошу – нет, умоляю вас! Останьтесь этой ночью в моем доме! Я пока не знаю, какое будущее смогу предложить вам завтра, но почему-то уверена, что мое предложение вам понравится. Я распоряжусь подготовить вам комнату как подобает, и сытный ужин, чтобы вы не чувствовали себя обделенной моим гостеприимством.

Само собой, такое предложение меня устраивало, только я не привыкла быть кому-то должной.

- Благодарю за приглашение, - произнесла я. - Признаться, оно для меня очень кстати. Но, право, мне неудобно злоупотреблять вашей добротой, потому я готова оплатить ночлег и еду...

- Ни о каких деньгах не может быть и речи! – возмутилась графиня. – Если, конечно, вы не хотите меня обидеть!

Я тут же «включила заднюю».

- Нет-нет, что вы! Простите меня. Я просто пока не знаю столичных обычаев...

- Ну так учитесь! - наставительно проговорила Шарлотта. – Вы моя гостья, и, пока меня не будет, мой дом – это ваш дом, а мои слуги – это ваши слуги. И познакомьтесь поближе с моей дочерью, думаю, она расскажет вам много полезного, если, конечно, еще не спит.

Бросив взгляд на массивные часы-шкаф, стоявшие в углу, графиня торопливо произнесла:

- Всё, я улетела навстречу своему счастью и благосостоянию!

И, чмокнув меня в щеку, упорхнула за дверь.

- Ну, дела... – проговорила я, когда цокот каблуков графини затих в отдалении. После чего собрала обратно в рюкзак свои орудия труда и закинула его за плечи. Понятное дело, теперь то, что я ношу за спиной, является гарантией моего будущего. Ибо, думаю, фиг где во Франции семнадцатого века найдешь нормальные материалы и инструменты для стрижки, макияжа и маникюра.

- Мой дом – твой дом, - пробормотала я себе под нос, подходя к громоздким часам, похожим на шкаф из красного дерева, и гулким тиканьем отсчитывающий секунды...

Почему-то именно при взгляде на эти огромные старинные часы меня очень явственно накрыло ощущение куда я попала. Да, конечно, каждая минута, отсчитанная этим механизмом, приближает меня к той эпохе, где я жила до этого. Правда, если мне не изменяет память, у меня дома, в России, сейчас правит первый царь из династии Романовых, у всех еще свежи в памяти события Смутного времени, и до рождения Петра Первого осталось без малого полвека...

Я зажмурилась, представив, какая пропасть времени отделяет меня от всего, к чему я привыкла... Не хотелось даже думать о том, что со мной произошло и почему я здесь оказалась. Слишком уж всё было невероятно: какой-то вонючий канализационный люк, в который я провалилась – и вот результат. Стою, как дура, уставившись на монструозные часы, и чувствую, как по моим щекам текут слезы...

Глава 13

Сам двухэтажный дом был небольшим, но обставленным с показной роскошью. При этом не исключаю, что в том времени, куда я попала, все эти картины, книги и статуэтки на полках, которыми были завешаны все стены и забиты все шкафы, не представляли особой ценности. Лишь бы выглядело «дорого-богато». Подобным частенько грешат и мои современники, так что ничего удивительного.

Исследуя дом, я сунулась было в одну из комнат на втором этаже – и, увидев лежащего на кровати Шарля, отпрянула, попытавшись было закрыть дверь.

Глава 14

Ужин оказался скромным, если не сказать большего.

Молодая служанка принесла на подносе горшочек с луковым супом, маленькое жаркое на большой тарелке, обложенное овощами, а также бокал зеленоватого вина.

- Отведайте шедевры нашего повара, - улыбнулась девушка. – Уверена, ничего более вкусного вы не ели! Суп просто бесподобен, жарко̀е по-бургундски тает во рту, а бордо тысяча шестисотого года имеет тончайший, неповторимый вкус, причем отлично подходит как к супу, так и к мясу. Если вам понадобится добавка, только скажите, я немедленно принесу еще.

Несмотря на моё увлечение Францией, к национальной кухне этой страны я относилась довольно ровно. Конечно, можно сварить пассированный лук в густом бульоне, прихлопнув это дело сверху гренками с расплавленным сыром. Но, на мой вкус, получается просто жарено-вареный лук, что само по себе невкусно. И выезжает это блюдо не за счет своих вкусовых качеств, а потому, что по поводу него принято закатывать глаза к потолку и делать вид, что попал в гастрономический рай. А кто такого вида не делает, тот тупое быдло, ничего не понимающее в высокой кухне. Напоминает известный сюжет сказки про голого короля: платья на самом деле нет, но кто ж рискнет им не восхититься?

Впрочем, не исключаю, что, возможно, просто повар у графини был неважный. Но суп я лишь ковырнула ложкой, после чего съела две крошечные гренки с расплавленным сыром, лежащие сверху густого варева, и решила, что высокой национальной кухни с меня достаточно.

Жарко̀е по-бургундски оказалось говядиной, тушеной в расплавленном свином жиру – и, разумеется, есть такое мясо я не стала. Попробовала кусочек, из вежливости разжевала, после чего незаметно сплюнула в салфетку. Причем смыть вином неприятное послевкусие жира во рту не получилось: неповторимый вкус сухого бордо оказался экстремальной кислятиной, пить которую можно, наверно, лишь под страхом смерти от жажды.

Пока я давилась местными деликатесами, служанка стояла рядом с услужливой улыбкой на лице, готовая немедленно метнуться на кухню и принести добавки. Но, естественно, таковой не потребовалось – мой желудок после съеденного и попробованного уже подавал наверх возмущенные сигналы, грозя изжогой в случае продолжения пищевого издевательства.

- Скажите, милая, а нет ли у вас какого-нибудь ягодного сока и простого хлеба? – спросила я. – Что-то я сегодня не расположена к разносолам.

- Могу предложить вам брусничную воду, - недоуменно пожала плечами служанка, мол, как можно отказываться от такой вкуснотищи? И продолжила: - Простого хлеба у нас уже нет, но утром пекарь приносил сырные булки. Правда, это еда для прислуги, вряд ли знатной госпоже придется такое по вкусу.

- Неси, - махнула рукой я, решив, что хуже уже не будет.

И не прогадала!

«Брусничная вода» оказалась приятным на вкус ягодным морсом, а две хрустящие булки, пропитанные расплавленным сыром, я съела до последней крошки – и почувствовала, что сегодня ночью я с голоду точно не умру.

Глава 15

Разбудила меня громкая возня в коридоре. Кто-то слишком громко и эмоционально приближался к моей крошечной спальне, чуть ли не крича на ходу. Дверь, отгораживающая комнату от коридора, была деревянная, массивная, хорошо глушащая звуки, но я уже поняла, что понежиться в постели у меня не получится.

Я едва успела встать с кровати, когда дверь распахнулась.

На пороге стояла Шарлотта. Раскрасневшаяся, глаза горят, рот приоткрыт. Пожалуй, в таком состоянии и с моим макияжем ее можно было даже назвать красивой.

Глава 16

Для любой женщины чужая ношеная одежда – это испытание!

Тем более, если вдобавок она еще и не стиранная!

Имя Виолетты, сводной сестры Шарля, происходило от латинского слова «viola», что значит «фиалка» - но пахли ее платья отнюдь не цветами. Оно и понятно. Если годами носить одежду не стирая, то и запах от нее будет соответствующий.

- Нижнее белье мы тебе подберем самое лучшее! – безапелляционно заявила Шарлотта, отпирая большой сундук, набитый тряпьем. – Оно, конечно, не новое, но дыр в нем нет, мышами не погрызено, так что тебе должно подойти. Виолетта несколько пошире тебя в талии, но это и к лучшему. Работать удобнее, когда ничего не стесняет движения. А рукава мы тебе прихватим подвязками, сейчас это модно.

Я невольно прикрыла ладошкой нос и рот от запаха, идущего из сундука, что, разумеется, не скрылось от цепкого взгляда Шарлотты.

- Ну да, материя слегка слежалась, - пожала она плечами. – Ничего страшного. У меня есть флакон отличной ароматической воды. Сбрызнем твой наряд, и всё будет в порядке, принцессе запах должен понравиться.

При этом, разумеется, Шарлотту совершенно не интересовало понравится ли мне носить на себе чужие тряпки, воняющие концентрированным по̀том и затхлым смрадом старого сундука.

Глава 17

Шарлотта заметно нервничала. Несколько раз выглянула в окно, и, когда подъехала карета, сама бросилась встречать знатную гостью.

Признаться, я ожидала что сейчас в дом войдет надменная дама, вся в дорогих одеждах и бриллиантах, как с портретов того времени...

Но ничуть не бывало!

Порог перешагнула женщина в дождевике, очень похожем на мой – черный, с глубоким капюшоном, скрывающим лицо и фигуру с головы до пят. Это было вполне обоснованно, так как на улице начался дождь, но я почему-то думала, что в таких случаях над принцессами держит зонт слуга... Хотя были ли уже изобретены зонты в это время?

Впрочем, сопровождающий у принцессы был. Высокий мужчина с кожаным саквояжем в руке, в такой же черной накидке, которую он сбросил на руки нашей служанке небрежным жестом вместе с треугольной шляпой, после чего с почтительностью помог принцессе освободиться от дождевика.

И вот я наконец увидела французскую принцессу... при этом немного разочаровавшись в увиденном.

Луиза Маргарита Лотарингская оказалась женщиной за сорок, с уставшим, невыразительным лицом. У нее были светлые волосы, тонкие, неаккуратно выщипанные дугообразные брови и глаза со светлыми ресницами, которые, как известно, у блондинок часто выглядят так, словно их вообще нет. Крупный нос и маленький рот с тонкими губами в те времена во Франции были признаком аристократии, но в целом красоты их владелице не добавляли. Платье на Луизе Маргарите было из качественной бархатной материи серого цвета, но явно не бальное, словно женщина не хотела подчеркивать свой высокий титул. Украшений на ней тоже было немного, я заметила лишь крупный золотой перстень с камнем, смотревшийся несколько неуместно на тонком безымянном пальце.

Похоже, принцесса сочла меня за служанку, ибо прошла мимо меня даже не кивнув, и сразу вслед за Шарлоттой направилась в гостиную. При этом графиня, рискуя споткнуться и упасть, на ходу умудрялась беспрестанно улыбаться и кланяться, что для меня, девушки двадцать первого века, выглядело довольно дико, и даже несколько неприятно. Впрочем, раболепие в те времена было в порядке вещей, потому удивляться особо не приходилось.

Следом за принцессой в гостиную зашел ее сопровождающий – вероятно, офицер, в черном мундире, ботфортах, и, разумеется, при шпаге. На вид ему было лет тридцать, не больше. Телохранитель? Или любовник? Хотя мне-то какая разница... Ладно, постою в коридоре вместе со служанкой, которая, повесив накидку офицера, его шляпу и дождевик принцессы на вешалку, замерла, испуганными глазами уставившись на дверь, за которой скрылись графиня и ее гости.

Впрочем, закрытой дверь оставалась недолго.

Шарлотта выглянула из гостиной, и замахала рукой:

- Анна, быстрее, иди сюда!

Я вошла, и, слегка присев, поклонилась, скопировав движение графини, увиденное только что. В ответ принцесса, уже усевшаяся в кресло, слегка наклонила голову. Ну да, от нас небожителям реверансы, а от них – спасибо что заметили.

- Мне уже представили вас Анна...

Принцесса замялась.

- Де Руссо, - быстро подсказала Шарлотта.

- Пусть будет просто Анна, мы не на королевском приеме, - вздохнула принцесса.

- Да, Ваше Высочество, - вновь поклонилась я, чувствуя себя актрисой из какого-то фильма, который вот-вот из-за меня провалится в прокате. При этом я очень надеялась, что не перепутала обращение, ибо «светлость» и «сиятельство» предназначались вроде бы для тех, кто рангом пониже...

- Ты и правда так искусна в своем деле, как мне расписала Шарлотта? – поинтересовалась принцесса, раскрывая веер.

- О моем искусстве вы можете судить по тому, как выглядит графиня, - отозвалась я – возможно, несколько хамовато, ибо меня подсознательно напрягало, что приходится обращаться на «Вы» к даме, которая сразу перешла со мной на «ты», тем самым обозначив кто она, и кто я... Во французском языке это, кстати, чувствуется нисколько не хуже, чем в русском.

Принцесса усмехнулась.

- Мне нравится твой задор, девочка. Я потому и здесь, что Шарлотта выглядит так, словно наелась молодильных яблок. Что ж, я хочу, чтобы ты продемонстрировала свое искусство на мне.

- Как скажете, - кивнула я. После чего подошла к столику, на котором были заранее разложены мои инструменты, взялась за ножницы...

Немедленно сбоку от меня безмолвной тенью появился офицер, как я понимаю, при малейшем моем неверном движении готовый свернуть мне шею.

Глава 18

- Как прикажете вас постричь и накрасить? – спросила я.

Принцесса задумчиво смотрела в зеркало, словно впервые видела в нем свое отражение.

- Знаешь, милая, у меня будет к тебе необычная просьба, - после минутной паузы произнесла Луиза Маргарита. – Сможешь сделать меня неузнаваемой? Не похожей на себя?

Просьба и правда была странной. Мне даже показалось, что я ослышалась.

- Простите, Ваше Высочество, я правильно вас поняла? Вы хотите изменить свою внешность?

- Ты правильно поняла меня, Анна, - усмехнулась принцесса де Конти. – Ты не поверишь, но Ришелье дал приказ не выпускать меня из Парижа, и стража на выезде из города предупреждена об этом. Приказ, разумеется, неофициальный, но, если я попробую сбежать, мою карету вежливо развернут обратно. Это еще не арест, но он в любой момент может произойти, как только блоха сомнения в моей благонадежности решит укусить кардинала за давно не бритую макушку.

Это было, конечно, неожиданно. Но, с другой стороны, Франция того времени давно стала страной постоянных войн и дворцовых интриг, потому ничего удивительного в просьбе принцессы не было.

Что ж, как говорила Галина, желание клиента – закон, а законы нужно соблюдать неукоснительно. Особенно если они приносят тебе хороший доход.

- Можно было бы покрасить ваши волосы в черный цвет, удлинить и накрасить ресницы...

Тут я замялась.

- Продолжай, разрешаю, - кивнула Луиза Маргарита.

- Также я попробовала бы приглушить морщины и изменить цвет лица – оно у вас слишком аристократически бледное...

- В молодости меня при дворе прозвали за него «Парным молоком», - улыбнулась принцесса. – Сейчас же оно похоже на лик, который мастера выбивают на мраморных надгробиях. Действуй, девочка, и да помогут тебе небеса. Если у тебя всё получится, наградой ты останешься довольна.

И я приступила.

Просить самую настоящую принцессу отвернуться мне было неудобно, потому я начала работать под ее пристальным взглядом, отраженным от металлической поверхности зеркала. Вымыла тонкие белесые волосы, просушила их как могла полотенцами, и аккуратно наложила краску – благо в сумке-рюкзаке имелись два флакона. Не особенно востребованный цвет, девушки чаще предпочитают становиться блондинками, но запасливая Галина всегда предпочитала иметь про запас всё необходимое под любые запросы.

Пока я работала, пришла мысль, что, наверно, моя работодательница считает меня редкой сволочью, скрывшейся с целым ворохом недешевой профессиональной косметики. Но тут уж ничего не поделаешь. Разве что остается засунуть в бутылку записку с надписью «Галя, я не виновата!», и закопать ее где-нибудь в надежде, что послание найдут через четыреста лет и доставят адресату.

Я усмехнулась своим мыслям, и это не осталось незамеченным.

- Завидую я тебе, девочка, - проговорила принцесса. – Ты не разучилась искренне улыбаться своим мыслям. Вижу, что пока грязь этого мира не коснулась твоей души, слишком уж у тебя чистый взгляд. Но поверь, это ненадолго. Париж заставляет взрослеть очень быстро, так что будь всегда начеку. Обслуживая меня, ты уже вступила в игру, результат которой может оказаться очень непредсказуемым. Но я надеюсь, что у тебя всё получится в лучшем виде.

- Я невезучая по жизни, - с улыбкой покачала я головой. – Так что вряд ли ваше предсказание сбудется.

- Везения не существует, - фыркнула Луиза Маргарита. – Есть только два варианта. Или жизнь выжмет тебя, как хозяйка половую тряпку, и забросит в дальний темный угол – или же ты возьмешь ее за горло, и вытрясешь из этой надменной дамы всё, что тебе положено по праву. Остается только выбрать какой из вариантов тебя больше устраивает. Кстати, многие выбирают первый – тихо плесневеть в полумраке забвения гораздо проще, нежели решительно добиваться своих целей.

Надо признать, говорила принцесса убедительно. Но при этом меня не оставляла мысль, что таким вот вытрясателям плюшек из жизни порой приходится менять внешность для того, чтобы неузнанными сбежать из города...

Провозилась я с Луизой Маргаритой довольно долго. Но когда закончила, та лишь восхищенно покачала головой.

- Потрясающе! А теперь мне надо переодеться, чтобы преобразиться полностью.

С этими словами она, нисколько не стесняясь, сняла с себя одежду, открыла саквояж, оставленный Жерменом, достала из него платье, расшитое жемчугом, переоделась, а также сменила серьги на более подходящие к этому наряду. Признаться, я сама удивилась – сейчас передо мной стояла совершенно другая женщина - яркая брюнетка, совершенно не похожая на бледную принцессу, вошедшую в этот дом пару часов назад.

- Великолепная работа, дитя, просто великолепная! – проговорила Луиза Маргарита, поворачиваясь перед зеркалом и так, и эдак. - Не буду спрашивать где ты научилась такому искусству. Да ты и не говори про это никому - есть тайны, которые лучше оставлять при себе. Главное результат, который меня полностью устраивает.

Глава 19

Не успела закрыться дверь за принцессой и ее спутником, как графиня быстро подошла ко мне с горящими от любопытства глазами.

- Ну, рассказывай, о чем вы говорили?

- Ни о чем интересном, - пожала плечами я. – Обсуждали какой цвет волос, губ и ногтей лучше ей подойдет.

- Да, я заметила, что ты покрасила её волосы, хоть Луиза и поспешила спрятать их под капюшон. А сколько она тебе заплатила?

- Десять золотых экю. Но это за два заказа – сегодня вечером должна прийти еще одна дама на обработку и покраску ногтей.

Про перстень я решила ничего не говорить. Коль принцесса велела молчать о том, откуда он у меня, соответственно, оптимально будет вообще о нем не упоминать, спрятав подальше.

Услышав об уплаченной сумме, графиня ахнула, картинно прикрыв рот ладонью.

- Десять экю! Да это же целое состояние!

И тут же ее голос стал немного заискивающим.

- Послушай, солнце моё, - проговорила Шарлотта. – Ну, ты же понимаешь, что за клиентов, которых я к тебе привела, мне причитается доля.

- Конечно, - кивнула я. – И какая доля тебя устроит?

Графиня замялась.

- Ну, давай так. С учетом твоего проживания, питания, и предоставления места под салон меня бы устроила половина твоих доходов.

С одной стороны, предложение было грабительским. С другой – я никого не знала в Париже, а у Шарлотты в высшем обществе, похоже, были неплохие связи. Потому я не стала торговаться и кивнула.

- Хорошо, пусть будет половина. Но при этом у меня будут две просьбы.

Шарлотта удивленно приподняла намейкапленные брови.

- Каких?

- Ты не будешь присутствовать в комнате во время моей работы, а после не станешь расспрашивать, о чем говорили клиенты. Пойми правильно: мне трудно сосредоточиться, когда за мной наблюдают, и моё воспитание не позволяет передавать третьим лицам то, что было сказано только для меня.

- А как же посплетничать? – искренне удивилась графиня.

- Получается, никак, - улыбнулась я. – Прости, но я так воспитана. Кстати, вот твоя доля.

Вытащив из кармана мешочек с деньгами, я отсчитала пять золотых и протянула их Шарлотте.

При виде денег глаза графини заблестели.

- Хорошо, будь по-твоему, - с притворным недовольством проворчала она, забирая монеты. – За такие деньги я готова поумерить свое любопытство. И, кстати, что за дама, о которой говорила де Конти? Я ее знаю?

- Понятия не имею, - пожала я плечами. – Принцесса сказала, что та должна прийти вечером – и только.

В это время в дверь постучали.

- Интересно, кто бы это мог быть? - проговорила Шарлотта. – Я никого не жду. Может, это та дама, что должна прийти вечером? Если это так, то она рановато заявилась. Жаклин, отопри дверь, посмотри, кто там.

Служанка расторопно выполнила приказ – и невольно отшатнулась, когда порог стремительно перешагнула женщина в черном плаще, сапогах, и широкополой шляпе того же цвета, украшенной вороновым пером.

Глава 20

Судя по виду Шарлотты, она была недовольна вторжением незваной гостьи, но препятствовать ей не осмелилась.

Мы с графиней Карлайл прошли в ту же комнату, которую недавно покинула принцесса де Конти. Перешагнув порог, женщина в черном, прищурившись, втянула ноздрями воздух и улыбнулась:

- Чувствую запах знакомых духов, которые производятся в приграничном княжестве Шато Рено, пока что принадлежащего Луизе Маргарите Лотарингской. Она же была здесь недавно, не так ли?

- Простите, но я не имею привычки обсуждать с одними клиентами дела других, - негромко произнесла я.

- Похвально, - кивнула графиня. – Я просто хотела поинтересоваться, она ничего не просила передать для меня?

Я чуть было не полезла в карман платья за письмом, но вовремя спохватилась, вспомнив наставление принцессы де Конти: «В своей речи она должна упомянуть город Олорон, который, как ты знаешь, находится недалеко от твоего родного По». Стало быть, пока такого упоминания не случилось, мне придется подождать с передачей письма.

- Нет, - мотнула я головой.

И покраснела, так как не привыкла врать.

- Какое милое и наивное дитя, - покачала головой графиня, заметив моё смущение. После чего сняла плащ и, небрежно бросив его на спинку кресла, продолжила: – В столице слухи разносятся быстро. Мне говорили, что ты прибыла из Беарна?

- Да, госпожа, - кивнула я.

- Редкое захолустье. Не знаю, зачем король присоединил к Франции этот медвежий угол. Но, с другой стороны, если оттуда прибывают в Париж такие мастерицы, то, видимо, Людовик знал что делал.

Пока графиня всё это проговаривала, она стояла лицом к зеркалу, разглядывая себя. Когда же она повернулась ко мне, я увидела, что за ее широким поясом заткнут небольшой старинный двуствольный пистолет с искусными серебряными насечками, а на поясе висит кинжал в золоченых ножнах.

Заметив в моих глазах испуг, графиня вытащила оружие и положила его на столик.

- Не бойся, дитя, я не причиню тебе вреда, - проговорила она. – Просто сейчас в столице полно воров и грабителей, потому одинокая женщина должна быть готова себя защитить в случае нападения.

Признаться, графиня была эффектной женщиной!

На вид ей было не более тридцати лет. Светлые вьющиеся волосы, аристократическое лицо с высокими, красивыми бровями и выразительными глазами, длинная шея, и подтянутая фигура, которую в мое время назвали бы спортивной. Думаю, такая девушка должна была иметь ошеломительный успех у мужской части аристократического общества, если бы не характер – понятно, что слишком назойливый кавалер мог легко получить от нее не только резкий удар словом или пощечину сильной, узкой ладонью, но и пулю в лоб. Хотя определенный сорт мужчин, любящих экстрим, такой тип девушек мог просто свести с ума.

- Подточи мне ногти, детка – так, чтобы я могла выцарапать ими глаза любому мерзавцу, который рискнет меня обидеть, - сказала графиня, пододвигая резной стул и усаживаясь за столик.

- Смею предположить, что таких людей найдется немного, - проговорила я, садясь на стул напротив и раскладывая рядом с собой принадлежности для маникюра.

- А ты умеешь поддержать разговор, - уголком волевого рта улыбнулась графиня. – Не думала, что на твоей далекой родине могут найтись люди с живым умом, имеющие способности к светской беседе.

Последнее предложение, произнесенное графиней, показалось мне несколько корявым. А еще в ее речи присутствовал легкий, едва уловимый акцент, возможно, добавлявший пикантности к образу этой дамы, но при этом порой затрудняющий понимание того, что она сказала. Мне и так было непросто разобраться в особенностях французского языка этого времени, а тут еще эти «р», похожие на «ж», и характерные «а», звучащие как «э»...

- Смею предположить, что и ваша родина не Париж, - парировала я, орудуя пилкой для ногтей. Как и у всех местных представителей высшего света, с которыми я успела пересечься за эти два дня, ногти графини были в крайне плачевном состоянии – обломанные, обгрызенные, с черными ободками въевшейся грязи...

Графиня усмехнулась.

- Знаю, я так и не смогла избавиться от своего английского акцента. Потому некоторые местные дворяне, пытаясь завоевать мое расположение, зовут меня на британский манер «май леди», что в их французский устах звучит как довольно пошлое прозвище «Миледи». Ты же, дитя, можешь называть меня просто Люси. Я бы хотела с тобой подружиться – не каждый день встретишь мастерицу с таким необычным, качественным инструментом. Ты привезла его из Беарна, не так ли?

- Простите, госпожа, но пусть это будет моей маленькой тайной, - задумчиво проговорила я.

«Ну да, конечно, - металась в моей голове мысль. – Леди Люси Хэй, любовница герцога Бекингема, брошенная им, и из мести ставшая агентом кардинала Ришелье. По слухам того времени, убийство Бекингема руками офицера Джона Фелтона это следствие ее коварного плана мести...»

О некоторых ярких личностях в истории Франции я помнила очень хорошо, и вот сейчас передо мной сидела одна из них.

Вторая за сегодня!

Интересно, после того, как я закончу с ее ногтями, не убьет ли она меня? Ей это раз плюнуть. Воткнет кинжал в сердце, обыщет труп, заберет то, что ей нужно, и свалит в закат, потихоньку накрывающий собою Париж...

Между тем Люси пристально следила за моей работой, вследствие которой ее изуродованные ногти понемногу превращались в короткие, но остро заточенные коготки – желание клиента закон, даже если вследствие этого желания ногти будут чаще ломаться по краям. Впрочем, ногтевые пластины «миледи» были достаточно крепкими, так что тем несчастным, чьи глаза она собралась выцарапывать, вряд ли можно было позавидовать.

- В какой цвет покрасим? – поинтересовалась я.

- Что покрасим? – удивилась Люси.

- Ваши ногти.

- Ах, да, я заметила, что у Шарлотты они выкрашены под цвет ее платья... Пока это еще не в моде, но, думаю, с твоей подачи скоро весь Париж будет ходить с такими ногтями. Пусть и у меня они будут под цвет моего наряда.

Глава 21

Когда в тебя целятся из пистолета в упор – это очень страшно! Тем более, из двуствольного старинного, где каждая пуля, думаю, должна была быть величиной с перепелиное яйцо. Причем, судя по хладнокровному прищуру глаз Миледи, я понимала, что она немедленно спустит курки если я откажусь повиноваться.

У меня тряслись руки, когда я собирала деньги со стола – будь они неладны! – а после надевала свой дождевик. Видя моё состояние, Люси Хэй немного смягчилась:

- Не бойся, девочка, - проговорила она. – Если будешь меня слушаться, останешься в живых, и даже, возможно, разбогатеешь.

Не скажу, что слова графини Карлайл добавили мне уверенности, но я всё-таки сумела собраться, даже рюкзак собрала и за плечи закинула – не оставлять же здесь единственное средство для заработка! И мне было совершенно наплевать на то, что Миледи недовольно морщила носик пока я прятала в него свои кисти и лаки. Пусть хоть пристрелит, но со своим рюкзаком я не расстанусь!

Когда я собралась, Миледи тоже накинула свой плащ и качнула пистолетом в сторону двери:

- Выходим так, чтобы никто ничего не заподозрил, как две старые подружки. Оружие я спрячу за полу плаща, но будьте уверены, мадемуазель де Руссо, стреляю я быстро и очень метко.

Мне ничего не оставалось как повиноваться... Я шла впереди, спиной чувствуя цепкий взгляд Люси Хэй, который словно держал меня на мушке.

Мы вышли в коридор, дошли до входной двери, которую я распахнула – и нос к носу столкнулась с девушкой лет двадцати пяти с виду, которая протянула руку к колокольчику на косяке, собираясь в него позвонить, чтобы ей открыли.

Взгляд девушки метнулся мне за спину, и моментально срисовал черную тень позади меня.

- Олорон, - негромко проговорила девушка, протягивая руку. И добавила: - Быстро!

Понятно. Это была та самая дама, которой я должна передать письмо – и которая мгновенно поняла, что к чему. Я потянулась было к карману, где оно лежало, и тут позади меня раздался возмущенный голос Шарлотты:

- Позвольте поинтересоваться, графиня Карлайл, куда это вы уводите мою гостью?

И тут события начали разворачиваться настолько стремительно, что я почувствовала себя безвольной щепкой, которую швыряют туда-сюда быстрые морские волны...

Я уже тянула письмо из кармана, когда девушка буквально выхватила его из моей руки – и в следующее мгновение я увидела в другой ее руке длинный узкий нож, который стремительно приближался к моей груди...

В такие моменты время немного замедляется...

Я стояла, оцепенев, и завороженно глядя на заостренную полоску стали, несущую смерть – как вдруг почувствовала резкий толчок в плечо, больше похожий на удар, от которого я отлетела в сторону словно пушинка.

А в следующее мгновение я увидела, как пистолет Миледи одновременно изрыгнул из себя два снопа огня, которые снесли с крыльца девушку с ножом, отлетевшим далеко в сторону, и так и не успевшим причинить мне вред...

И тут время наоборот ускорилось!

Графиня Карлайл бросилась к застреленной девушке, ноги которой дергались в агонии, вырвала у нее из руки письмо, и рявкнула:

- Быстро за мной, если хочешь жить!

...Жить я, конечно, хотела. Особенно после того, как увидела в трех сантиметрах от своей груди неминуемую смерть. Потому я, не раздумывая, бросилась за Миледи, которая уже бежала к карете, запряженной парой лошадей и стоявшей неподалеку.

И, похоже, я сделала это вовремя!

Какой-то всадник в широкополой шляпе, словно появившийся из ниоткуда, мчался прямо на меня - и у него в руке я заметила шпагу, нацеленную мне прямо в лицо.

Но тут возница кареты, сидевший на ко̀злах, приподнялся, длинный пистолет, появившийся в его руке, громко рявкнул огнем – и всадник выпал из седла, ударившись лицом об мостовую так, что я явственно расслышала хруст костей...

В следующее мгновение рука Миледи, высунувшаяся из глубины кареты, рывком затащила меня внутрь, возница щелкнул кнутом – и лошади помчали наше архаичное транспортное средство по вечернему Парижу...

Всё произошедшее было настолько ужасно, что я сидела, сжавшись в углу кареты и зажмурив глаза – но перед ними всё равно стояла картина, которую я вряд ли когда-то забуду: сбитый выстрелом с лошади всадник в униформе мушкетера, лежащий на мостовой со сломанной шеей...

Глава 22

Я знала, как выглядит форма мушкетеров, и всадник, застреленный возницей, был несомненно из королевской гвардии. И этот человек пытался меня убить!

Зачем? Что я сделала?

Вопросы, на которые не было ответов, буквально разрывали мне голову – но еще мучительнее была скоростная поездка по парижской мостовой, в которой, как я понимаю, была куча колдобин. Карету трясло так, что у меня все внутренности переворачивались, словно белье в стиральной машине – и оказалось, что, как ни странно, эдакие тошнотворные ощущения отвлекают от переживаний после того, как тебя попытались убить аж два раза...

Я даже нашла в себе силы приоткрыть глаза – и наткнулась на насмешливый взгляд Миледи, которая при такой тряске умудрялась довольно ловко перезаряжать свой пистолет, удерживая на коленях специальный ящичек с пулями, порохом и какими-то замысловатыми принадлежностями для оружия.

- Полегчало? – спросила Люси Хэй. И, не дождавшись ответа, добавила: - Так бывает всегда после того, как впервые переживаешь покушение на убийство себя любимой. Со временем привыкнешь.

- Я... не хотела бы привыкать к подобному, - выдавила я из себя.

- Придется, - пожала плечами графиня Карлайл. – Ты уже вступила на скользкую дорожку политических игр, где принцесса Де Конти отвела тебе роль мелкой разменной монеты. Ты хоть поняла, что произошло?

- Н-нет... – постукивая зубами от нервной дрожи, проговорила я.

- Жаль, что и я слишком поздно поняла ее многоходовку, - с досадой в голосе проговорила Миледи. - Предполагаю, что принцесса Луиза Маргарита Лотарингская причастна к заговору против кардинала Ришелье, который пытается спасти Францию от происков... неких высокопоставленных особ, мечтающих низложить короля и прибрать к рукам нашу страну.

Я примерно представляла, о чем говорит Люси Хэй.

А точнее – о ком.

- Вы сейчас говорите о королеве Анне Авст...

- Молчите, если хотите жить! – рявкнула Миледи. – Помните, что в наше время даже у стенок кареты есть уши!

- Думаю, после заговора графа де Шале это уже ни для кого не секрет, - проговорила я.

Графиня Карлайл пристально посмотрела на меня.