Рутина
Дорогая квартира в центре Москвы. Патриаршие пруды, седьмой этаж.
Саня стоит в коридоре. Напротив него — лощеный мужчина лет сорока пяти в костюме за полмиллиона. Глаза бегают.
— Он там, — кивает мужчина в сторону спальни.
Из приоткрытой гостиной доносятся голоса:
— ...завещание еще можно оспорить, если докажем невменяемость...
— ...квартиру на Остоженке сразу продадим...
— ...швейцарские счета только через суд...
Саня проходит в спальню. На кровати — труп. Восковое лицо, руки сложены на груди. Кто-то привел его в порядок — наверняка частный специалист.
Он подходит ближе, наклоняется. Нюхает воздух. Слабый запах одеколона. И что-то еще. То самое ощущение — как натянутая струна.
Возвращается в коридор.
— Полтора, — говорит он.
— Мы договаривались на миллион!
— Это было утром. Сейчас полтора.
— Но почему?!
— Двадцать часов прошло, — Саня пожимает плечами. — Еще четыре — и шансов не будет. Или ищите другого специалиста.
— Но вы же сказали, что можно!
— Можно. Но чем дольше лежит, тем дороже.
Мужчина мечется взглядом между Саней и дверью гостиной. Оттуда доносится:
— ...дача в Барвихе минимум двести лимонов стоит...
— Хорошо! — выдыхает клиент. — Полтора.
Достает из внутреннего кармана три толстых конверта. Саня пересчитывает купюры прямо при нем. Медленно. Мужчина нервно постукивает ногой.
— Спасибо за сотрудничество, — Саня убирает деньги. — Теперь слушайте внимательно. После того, как я выйду из комнаты, ждете ровно пять минут. Потом заходите. Он будет в сознании. Что он скажет или сделает — ваши проблемы. Моя работа — оживить. Психотерапия в стоимость не входит.
Возвращается в спальню. Закрывает дверь на защелку. Подходит к трупу, морщится — запах сквозь одеколон, бьет в ноздри, лезет прямо в мозг. Кладет руку на плечо.
Процесс пошел. Словно включили насос наоборот — энергия из него перетекает в мертвое тело. Колени подгибаются. Саня стискивает зубы, держится. Минута. Две. Три.
Труп дергается. Хрипит. Открывает глаза.
— Где... где я?
— Дома, — отвечает Саня, отходя к окну. — В своей постели.
— Какого... года?
— Две тысячи двадцать пятого. Вы проспали почти сутки.
Старик пытается сесть, не получается. Поворачивает голову к Сане.
— Они... думали я умер?
— Думали.
— Сволочи... — в голосе появляется сила. — Где мой телефон? Где, черт возьми, телефон?!
Саня молча указывает на тумбочку. Старик хватает айфон трясущимися руками.
Набирает номер.
— Алло? Михалыч? Да, это я! Нет, сука, не умер! Заткнись и ко мне немедленно! С новыми бланками! Всё к херам меняю! На благотворительность! До копейки!
За дверью — топот ног, крики.
— Папа?! ПАПА?!
— Это невозможно!
— Он же был мертв!
Дверь дергают. Колотят.
— Уберите их! — орет старик Сане. — Уберите этих гиен!
— Это не входит в мои обязанности.
— Я заплачу!
— Не интересно.
— Миллион!
— Всего доброго.
Саня направляется к двери. Старик за спиной надрывается в телефон:
— И охрану! Пришли охрану! Они меня убьют! Опять убьют!
Саня отодвигает защелку. В спальню врываются наследники.
— Папочка!
— Отец, как ты?!
— Мы так волновались!
Проходит мимо них к выходу. За спиной — вопль старика:
— ВОН! ВСЕ ВОН! МРАЗИ! МОГИЛЬЩИКИ!
Звук пощечины. Грохот упавшей вазы.
— Ты не имеешь права!
— Это наши деньги!
Саня выходит на лестничную площадку. В лифте — зеркало. Смотрит на свое отражение. Седина в висках стала заметнее. Новые морщины у глаз.
На улице прохладно. Он поднимает воротник.
Идет к метро. Мимо проносится Bentley — наверное, нотариус спешит. Или охрана. Или новые наследники.
В подземном переходе — нищий с табличкой "Помогите на лечение". Саня бросает в банку пятитысячную купюру. Нищий изумленно смотрит вслед.
— Эй, мужик! Это ошибка?
Саня не оборачивается. Какая, к черту, разница.
Откат
Однушка в спальном районе. Бибирево, панельная девятиэтажка. Третий этаж.
Саня толкает дверь плечом — замок заедает. Квартира встречает его запахом табака и пыли. Не раздеваясь, проходит в комнату, падает на диван.
Откат накатывает волнами. Сначала озноб — мелкая дрожь, которую не остановить. Потом жар — будто изнутри жгут. Двадцать часов — это уже серьезно.
На журнальном столике — недопитая вчерашняя водка, пепельница с окурками, пульт от телевизора. Саня тянется к бутылке, но руки трясутся так, что он проливает половину мимо стакана.
Телевизор работает без звука. Новости. Пожар где-то. ДТП на МКАДе. Обычный день в Москве.
Саня закрывает глаза. Перед внутренним взором — лицо старика в момент воскрешения. Этот первый вдох, когда душа возвращается в тело. Каждый раз одинаковый. Паника, непонимание, злость.
Пытается встать — ноги не держат. Ладно, полежит еще часок. Или два. Или до утра.
Засыпает прямо в куртке, свернувшись на диване. Во сне к нему никто не приходит. Мертвые являются только когда еще можно что-то изменить.
Утро
Саня просыпается от того, что затекла рука. Пытается пошевелить пальцами — как чужие.
На груди — тяжесть.
Серый кот растянулся вдоль тела: хвост у ног, морда у носа. Жёлтые глаза смотрят в упор. Усы щекочут.
— Шеф, слезь.
Кот не двигается. Только медленно моргает.
Телефон показывает 11:23. Суббота.
Саня аккуратно сдвигает кота в сторону. Шеф недовольно урчит, но слезает. Идет на кухню, садится у пустой миски. Ждет.
— Да щас, я тока встал. Дай хоть рожу вымою.
Встает, идет в ванную. В зеркале — помятое лицо, щетина, мешки под глазами. Сорок три года, а выглядит на все пятьдесят. Шеф трется о ноги, напоминает о себе.
Холодильник встречает пустотой. Банка просроченного майонеза, полбатона черствого хлеба, пакет молока — открыл, понюхал, вылил в раковину. На нижней полке — последняя пачка кошачьего корма.