Савал

Глава1

Так длинно льётся наша река Савала. Красивая река, как утреннее солнце. Правым притоком мягко растекается по всей Воронежской и проходит течением по буеракам, подмывает берег, поросший сухим рогозом, камышом, а по степям — ровная гладь зелёной травы. Идёшь по щиколотку по разнотравью, ногам прохлада, брызги росы взлетают вверх. Идёшь себе, размышляешь о том, о сём, идёшь по полосе реки, а там вовсю прорастает Савальский лес. Высаженный когда-то вручную, защищая свои дома от степного ветра и половодья.

Тихо стелится река из самой Тамбовщины, извивается беглым ручейком; исчерчивая землю кружевными петлями, мимо небольшого хутора Савал. Аль был ли тот хутор или не был — никому неизвестно. Остались какие-то последки бывалого цоколя, колодца, заросших лишайником балок. Вот так сразу, глядишь, будто вот тут когда-то изба стояла! Сгнила вся. Сравнялась с землёй. А идти опасно! Хоть по займищу деревья растут, всё ещё можно угодить в топь. Гуляешь по тропиночке, видать, местные протоптали, знают, куда идти, а по ту сторону реки густая тёмная лесная крона будто зовёт к себе, спешит скорее рассказать непостижимым языком ветра историю удивительной любви.

Вся картина Савалы навеивает очень приятные чувства, но сами местные из других деревень сказывают дивные вещи, местами очень мрачные и жестокие. Вот так заслушаешься и не веришь — не может быть! Не могло происходить подобного! «Но кто его знает...» — твердили некоторые.

«...как приехал, сначала реку нужно уважить, а после можно и порыбачить», — журился один завзятый рыбак с многолетним стажем, показывая на переменчивое подводное течение реки. — «Я понятия не имею, но под водой что-то есть! Или это сама река, или дух реки, но чтобы заняться делом, я должен чуть ли не в бубен бить и приплясывать. Песни там петь! Какие с меня песни?! Я в военном училище проучился, не верю во всякую ерунду, а тут такое! Вот как бывает: гладь воды успокоилась, не несётся в круговорот — можно устраиваться удобнее и спокойно порыбачить! Тогда и улов крупный. А если видишь, чуть как ножом режет песок — делу не быть! А если сдуру чинишься, сядешь на бережок, закинешь удочку — Бог даст, удочку отнимет, а не другое!»

Сердился мужик, вспоминая унесённую течением удочку, а от себя рассказал одну горькую историю любви.

Вот так. По всей широте земли, каждое утро, над зелёной водной гладью озера, стелилась мягкая дымка тумана, а к дню медленно поднималась вверх, затягивая деревья в серый плен, откуда иголками торчали острые ветки и сучки. Навеивают мрачные ощущения призрачного присутствия. Гляди, оборачивайся. Буйная лиственница, валежник, затхлый запах застойной воды, будто недалеко болотистое место, тухловатая земля, проросшая травой и мхом. Вокруг совсем тихо: ни жука не слышно, ни мухи. Не ходи туда. Вертайся назад! Местный люд из хутора знают, не тревожат лес зря, не ходят попусту в глубину. Так. По краешку ходят, хворост соберут и скорее домой. И ветер в спину гонит, и птица из-за дерева бросится на голову, так и душу там оставишь. Взялись шугать людей. Животинка знает, потому предупреждает. Страшатся люди не только птицу глазастую, дичь какую-либо, но и чуди разной, что там водится. Стращают звуки таинственные, заводят в заблуждение: сзывает нечисть в сети свои, как девка ревущая или дитя брошенное. А путник верит. Несётся на помощь, а там гляди — смерть уже нависает. Опасны прогалинки в том лесу. Те места совсем тёмные.

В то тёмное время земля страдала не меньше человека. Страшное было время. Тысяча девятьсот двадцатый год. Бои за боями, кругом резня, расправы. В хуторах и то хуже — отдай последнее новому управству.

Кровью насытилась земля, а по погоде наступает летний сезон гроз. Деревенские садят небольшие огороды. Знать не знают, что творится в миру, со слухов да и только. Да что там слухи, про мир мало знают. Вот земля, вот картошка с яйцо — что ещё им надо? К зиме готовиться. Мороз не спросит, чем ты занимался все лето: на печи лежал или в огород ходил? Вот за лесом, сквозь тучные облака, тянется, подсвечивает слабый диск солнца, гоняет порывистый ветер. Над хутором уже которую неделю нависают серые тучи, а дождя всё нет. В небе громыхает гром, раскачивает сухие ветки, ломает верхушки деревьев, а на земле ни капли. Отсюда неспокойный люд твердил, высматривая в небе явный знак, каждый день предрекая непогоду; проплывали тучи стороной, мол, ведьма завелась, ворожит там. Да и сами ворожили на дождь, а без толку.

В то время тот хуторок давно был причислен к мистическим краям, о которых сказывают всякие небылицы. Немыслимые истории, связанные с местным и народным заговором. Об этом пели девчата, говорили старые бабы-щебетухи. Как соберутся и сядут за вышиванки, возьмутся за иголки и давай украшать полотна, воротнички, манжеты, повязки на голову, цветки на веночек — собирают невесты приданое под песню:

«Ой, не ходи к Савалу, не ходи.

Ой не ходи, красная.

Савал ждет тебя, свою суженую.

Савал ждет свою суженую.

Савал ждет свою суженую!»

Печальная песня о том, как хозяин реки, сам водяной Савал, забрал в свое речное царство молодую девицу, и стала она утопленницей. Скольких девчат погубил нечистый!

О чём ни говори, а у местных было особое отношение к реке. Супесь зыбучая, берега неспокойные, пенистыми гребешками, местами крутит водоворот, и вихри несутся навстречу к лодке. Глядишь, вроде водная гладь спокойная, а на дне бывает так: крутится-вертится, метит себе речной хозяин, до худа дойдет. Душу невинную жаждет. Отсюда и утопаемых в хуторе много, почти полдеревни на погосте без крестов и причащения — одни надгробия, мол, тут лежит тот или этот. Или вовсе неизвестный, с номерком. А как зима вьюжная придёт, так и люди тут же пропадают без вести, до самой весны неведомо где лежат, пока ледоход не пройдёт. Заведёт окаянная пурга по льду реки — и всё, пиши пропало.

«Так люди сказывали...», — твердил рыбак и рассказал такую историю.

Савал не был бы таким страшным, если бы не сами жители того самого хутора, где и протекала река. Люд приречья был чересчур скверным, поганым. Более других криводушный. Года не те, чтобы добрым быть. Пока по земле то белые, то красные ходят, то шайка бандюганов прибьётся. Тут народ не выдержал. Не любят чужих, даже мимо проезжих; заморочат голову, пошлют лихой дорогой через хиленький мостик, а там до беды недалеко. Провалился сточный мост вместе с путником — и ищи его теперь на дне. Молва о гиблом месте пошла по всей губернии. Сколько людей прибывало: казаков с города пошлют, сколько офицеров было — однако местные всех изведут языками злыми, интригами и склоками. Собьют мысли в голове, а те и рады стараться.

Глава2

1920 г.

Вагонзак переселенцев в многоземельные районы шёл из Петрограда прямо в воронежские земли, где столичных новосельцев давно ждали в глухих захолустьях, почти что тихоли — в том самом маленьком хуторе Савал. После октябрьской революции совершенно новый мир не нуждался в тех дармоедах и мелких торгашах, что насыщали и так ободранную до нитки столицу. Таких расселяли, ссылали в Сибирь или вовсе расстреливали. После оглашенного списка потенциально опасных заговорщиков следовал перечень прочих. К этим прочим относилась царская кружевница Иринка Любич и её единственная дочка Марьяна; но вот Марьяна как девочка не числилась. Ребёнок, да и ребёнок. Говорят, прописан инвалид, а что за болячка носится между бараками, неизвестно. Как Бог даст. Ходит отощалый паренёк, то кривой, то ли косой, сам по себе, как дурак бегает и молчит. Даже переигрывал местами. Таскался туда-сюда, вёл себя как дикарь. Часто смешил надзирателей акробатическими трюками. От того и получилось утаить правду от многих, но не от тех, кто явно был в курсе.

Через год Иринка согласилась на переселение. Сама того понимая, что конец близок, и, возможно, её единственное сокровище в опасности, измученная каторжными работами и недоеданием в женских бараках, вместе с Марьяшей она первым эшелоном отправилась в новый дом. Марьяшка взрослеет, и скрывать девичью красоту становилось туго. Вся в мать.

Еще в девичестве невероятно красивая Ирина, юная прелестница, подавала надежды на удачное замужество. Точёная фигурка, белая как снег кожа, густые чернильные волосы, подобье чистокровного вороного скакуна, вдохновляли завсегдатаев, художников или поэтов. Как завяжутся купой в купеческий дом Андрея Дорогомысла, завязались песни о рыбалке на Неве, тот и сразу рад гостей принимать. А те глядят на ангельское личико дочери купца, тонут в синеве девичьих глаз.

Несмотря на красоту, было в этом ребенке то, что Божьим даром нарекается — плести красивейшие тонкие кружева. Купец Андрей недолго думал, чем занять единственную дочь, дабы лишнее в голову не лезло. Пригласил в дом строгих воспитателей, выпускных воспитанниц из Мариинской школы кружевниц; те и рады были обучить традиционному искусству плетения купеческую дочь. Отсюда и прозвали маленькую Иринку «Кружевничкой-невеличкой». С ростом юного паренька, юная красавица впечатляла многих матрон.

Сам же купец закупил для единственной дочери самые дорогие коклюшки из слоновой кости, серебряные булавки, крючки, шелковую подушку, станок из дорогого дерева и ниток пёстрых, как павлинье перо, — взялась мастерица вязать. Не дал теряться таланту среди роскоши богатства и лести.

Да такой красоты, что в Мариинской школе всегда рады встречать юное дарование. Иной раз кружевничка сядет за работу и только к утру закончит. Закроет глаза — и удивляет всех ловкостью рук! Будто тот дирижер с оркестром из коклюшек: руками машет так, что не уследишь, как витают эти палочки. И вот, необычная шляпка-вуалетка готова. А бывает, сорвёт цветок из сада и украсит шляпку так, как никто не додумался бы. Да такая изумительная работа, что модницы столицы толпились у купца, желая выкупить новое украшение за любые деньги.

Шли годы, а Иринка хорошела на зависть всем девицам Петрограда. Привыкла жить в достатке, белых ручек не пачкала. Большой купеческий дом с террасой, выходом на Неву. На веселья к девицам не ходила, а ездила в дорогой лакированной коляске с гербом купцов третьей гильдии, запряжённой подаренными двумя гнедыми лошадьми с белым носком. Подарены юной красавице за необычайную шантальку из сетчатого кружева с перламутровой россыпью жемчужин.

Вот такой умницей удалась дочь купца, красавицей, что глаз не оторвать. Женихи денно и нощно стояли под окном, спать купцу не давали. Задумал купец Андрей женить дочь, пока люд честный говорить не начал, брехать на совесть. Как только задумал, так сразу женихов полный двор. Правда, молодой невесте любовь подавай, а купцу — положение. Важность хотел иметь, на высокий пост метил. Красотой дочери мерился. От славы дочери голова кругом пошла. Вот и принимал гостей то графья, то княжичи — никого другого. Хвалился дочерью купец Андрей так, что никто ему не указ, да перехвалился — с пьяну согласился на брак с одним старым офицером.

Скольких ночей проплакала девушка, отца просила, умоляла, да только Андрей слышать не хотел — попался он сдуру, а признаться так и не решился. Больно стыдно было. В сторону отводил взгляд, сбегал от тяжёлого разговора с дочерью и людей насмешил. В гильдии вовсе посмешищем стал. Утратил купец доверие дочери и положение среди важных купцов. Скосило от горя Андрея Ивановича, а Иринке от отцовского положения легче не стало. Шептались даже прислужники в доме. Иринку жалели.

Теряет отец и уважение в обществе, и деньги летят в стороны, торг не идёт, долгами заваливается. Что делать? Дела-то сделаны, выкуп большой оплачен, в золоте, — так и поженили. Шикарная свадьба удалась. Неделю гремел Петроград. Все подвалы Андрея Дорогомысла опустошены, иностранные вина выпиты, добрая половина имущества проиграна в карты самим купцом (хотел отыграться), а другая половина отдана дочке как приданое. Не вынес позора Андрей Дорогомысла, поняв, как его лихо окрутили, прозвав среди своих разгильдяем, так и помер. После похорон Иринка тут же забеременела, а Георгий, коим именем является тридцатилетний муж, больно ревновал молодую шестнадцатилетнюю жену. На дуэли бегал как на бал и стрелял с лихвой, будто в танце кружился. А сам Георгий Смирнов был охочим повеселиться. Всех разлучников-романистов отстреливал в пятые точки. Правда, красавица жена будто мёртвым камнем легла на шею Георгу. Не по силам она ему. Одними слухами была полна любовь у Георга. Испепеляющая страсть к чернобровой синеокой девице вовсе свела его в могилу — очередная дуэль с князем из столпового дворянства свершилась не в его пользу. Не по рангу, соперник вышел, потому делать нечего, пришлось промахнуться.

Не долго горевала по погибшему мужу молодая вдовица. Сразу после поминок ко двору пришёлся дворянин, однако и того постигла не лучшая участь. Год после второй свадьбы Иринка снова овдовела, всему виной — красота молодой жены, а затем — и третий, литовский богатый купец Любич.