На первый взгляд комната похожа на дешевый придорожный отель.
Если бы не высокие заборы с колючей проволокой, необходимость показать паспорт на проходной и табличка над входом с названием исправительной колонии общего режима, можно было решить, что я остановилась на ночь в каком-то захолустье.
Я здесь потому что мой муж зек. Был уважаемым бизнесменом, а теперь у него целый послужной список состоящий из разного рода преступлений.
Я прихожу к нему на свидания два раза в месяц. И так уже полгода. Но до сих пор не могу к этому привыкнуть.
Дверь за спиной закрывается. Я делаю шаг. Еще один. Потом останавливаюсь. Он уже там. За столом.
Щетина, темные круги под глазами. Видно, что вымотан. Но, черт возьми, все равно красивый. Даже слишком. Захар поднимает взгляд, а меня будто током лупит. Эти глаза... холодные, цепкие. Сканируют меня так, что хочется спрятаться. Или убежать. Но я почему-то не могу.
Я сглатываю, сжимаю пальцы в кулак, чтобы не разреветься прямо сейчас.
Мне стыдно признаться, но я одновременно боюсь и желаю собственного мужа.
Он жесткий и грубый. Я почти ничего о нем не знаю, хотя у нас есть дочь.
Он трахает меня, потом закуривает, потом снова трахает, спрашивает о дочери и курит. Потом я ухожу. И несколько дней провожу в слезах.
Мы почти не разговариваем. Только о дочери. А еще он каждый раз спрашивает вернулась ли ко мне память.
Но нет.
Последние шесть лет все так же стерты. Намертво. После полученной мной черепно-мозговой травмы. И я почти уверена, что каждый раз после моего отрицательного ответа, я замечаю в его взгляде облегчение. Словно он не хочет, чтобы я вспоминала. Словно в прошлом между нами случилось то, о чем мне не стоит знать.
— Юля. — Он произносит мое имя так, словно оно обжигает его язык.
— Привет, — мой голос звучит жалко. Тихо. Почти растворяется в холодном пространстве. — Ты... как? — Глупый вопрос. Бессмысленный. Что я вообще хочу услышать?
— Отлично, Юль. Как видишь.. Курорт.
Теперь в его голосе появляется знакомая ирония. Даже здесь. Даже в этом проклятом месте он не может не подколоть. Билецкий наклоняется чуть ближе, опирается на стол.
— Захар... я… — Произношу через несколько мучительных вдохов.
Нужно говорить. Нужно сказать хоть что-то, иначе меня просто разорвет.
Но взгляд прикован к двухспальной кровати. С застиранным постельным бельем. Меня каждый раз передергивает, когда оказываюсь на ней обнаженной под собственным мужем.
— Диана... Она скучает по тебе. Каждый день спрашивает, когда ты вернёшься.
— Я знаю.
Голос у него хриплый, низкий, словно проникает прямо под кожу, заставляя все внутри судорожно сжиматься. Взгляд странный сейчас. Нечитабельный совершенно, и глаза потемневшие, смотрит нахмурившись.
Захар резко встает, стул со скрипом отъезжает назад. Он обходит стол, становится рядом. Смотрит сверху вниз, губы кривятся в знакомой усмешке.
— У нас всего два часа, Юль. В этом месяце лимит встреч исчерпан, с трудом смог договориться, чтоб тебя увидеть. Давай не тратить время зря.
Он подходит ближе, встает сзади. Я уже вся дрожу.
Минуту назад была полна решимости задать ему вопросы, которые не дают покоя, а теперь молчу и упиваюсь каждым прикосновением мужа.
Захар наклоняется, одна рука ложится на спинку стула, а другая скользит вверх. Пальцы едва касаются кожи, и от этого прикосновения у меня перехватывает дыхание.
Едет выше. Сжимает затылок.
Он дергает шпильку и отбрасывает. Волосы разлетаются по спине.
— Ты охуительно выглядишь. Для меня так вырядилась, а? — шепчет прямо в ухо, дыхание горячее, обжигающее. Тянется лицом к моему.
— Захар…
Смотрю в потемневшие глаза, и ощущение, будто проваливаюсь в бездну.
— Или для кого-то другого? – перебивает.
Рука скользит ниже, к воротнику блузки. Пальцы обхватывают мою тонкую шею и сдавливают.
Я глотаю воздух и дергаюсь. Но он не отпускает, хватка на шее усиливается, он наклоняется ко мне, так, что его губы касаются мочки моего уха. Говорит тихо и угрожающе:
— Мои люди доложили мне, что вокруг тебя ошивается какой-то лошок. Как объяснишь мне это, Юля?
В комнате становится слишком душно. Меня бросает в жар. И бьет крупная дрожь. От страха и осознания того, что он знает о каждом моем шаге.
Он мой муж. Я не должна его бояться, но сейчас он меня пугает как никогда раньше.
— Захар, хватит… ты делаешь мне больно. — Голос ломается, звучит жалобно. Воздуха не хватает и я начинаю задыхаться.
Захар резко отпускает меня, словно очнувшись. Словно осознал, что только что сделал. Я начинаю кашлять, жадно глотаю воздух.
– Это просто… просто сосед, у него есть собака, которая очень нравится Диане, – объясняюсь быстро.
Я лежу на груди у Захара. Он курит и выдыхает дым в потолок. Провожу пальцами по татуировки на плече. Месяц назад ее еще не было.
Мне сложно воспринимать реальность. Возможно, если бы он был рядом, я бы чувствовала себя более уверено. Но эти короткие встречи не вносят никакой ясности в наши отношения и прошлое.
— Захар, — произношу негромко, разбивая тишину.
— М-м-м? — еще одна глубокая затяжка. Выдыхает в сторону, чтобы не на меня, но в нос все равно врезается стойкий сигаретный дым.
— Диана недавно проговорилась, что мы жили заграницей без тебя, а потом ты нас нашел и привез сюда. Что она имела ввиду? — спрашиваю с осторожностью.
Мать на все мои вопросы отвечает одно и тоже — мы с ней не были близки последние годы из-за моей обиды на отца, поэтому она мало что знает о наших с Захаром делах.
Я чувствую как он напрягается. Тянется к пепельнице, тушит сигарету, потом меняет позу, так, что мы оказываемся лицом друг другу.
Я — сверху на нем.
Наши тела абсолютно обнаженные и я чувствую как его член напрягается.
Он смотрит мне прямо в глаза, словно всю душу вытянуть пытается. Трется о меня несколько раз.
— У меня были проблемы, вам находится здесь было опасно, поэтому вы жили заграницей какое-то время. Но сейчас все хорошо. Вам ничего не угрожает. Я об этом позаботился, — он коротко целует меня в губы.
— Ты называешь это «все хорошо»? — хмыкаю, чувствую горечь. Пять лет! У нас забрали пять лет. Когда Захар выйдет на свободу, нашей дочери будет десять.
— Но могло быть и хуже, — усмехается он, переворачивает меня на спину, нависает надо мной, раздвигая в сторону мои ноги.
У меня уже саднит все от того, какой он огромный. Но Захару мало. Ему всегда мало.
— Скучал по тебе, — утыкается носом мне в шею, делает несколько глубоких вдохов. — Новые духи? Пахнешь так, что съесть охота.
Снова смущаюсь, словно девочка. Если так подумать, мы с ним раз двадцать виделись всего. Ведь нашу прошлую жизнь я не помню вообще. Для меня он… Словно незнакомец, с которым я в клубе познакомилась, решила провести одну ночь вместе, но потом это переросло в нечастые, но регулярные встречи в номере отеля. Потому что вместе слишком хорошо и другие уже не вставляют.
Он трется членом между моих ног, собирается войти, но тут кто-то громко лупит по двери.
Я пугаюсь, что сейчас войдут. Вся сжимаюсь, прикрываю грудь руками, словно это могло бы спасти ситуацию.
— Время! — доносится глухое из-за двери.
— Блять, — грязно ругается Захар и становится между моих ног на колени. — Придется перенести на следующий раз, — звонко шлепает меня по бедру и встает с кровати, собирая свои вещи. — Ты еще душ успеешь принять, не торопить. Минут десять есть, — говорит, а я голову поворачиваю в сторону двери, ведущей в тесную душевую.
Чувствую брезгливость, вспоминая заплесневелую плитку и старый смеситель. Сколько незнакомых людей до нас здесь мылось? А сколько трахалось на этой самой постели?
Сразу же одергиваю себя. Я не должна так думать, когда Захар заперт в этом опасном месте на пять лет. Он находится в условиях, гораздо хуже, чем в этой комнате. У него часто бывают такие ужасные ссадины. И синяки по всему телу. Он отмахивался, говорил, что просто с ребятами тренировался и силы не рассчитали, но этим разве что Диану можно обмануть.
— Я дома помоюсь.
Ловлю кружевные трусики, которые мне Захар бросает.
— Тебе нужно что-то привезти в следующий раз? — спрашиваю между прочим, пока одеваюсь.
— Да, еды нормальной. Жрать пиздец охота.
Меня немного коробит его манера общения. Я привыкла к интеллигентным людям… По крайней мере до того, как вышла замуж за Билецкого.
— Диана очень скучает и капризничает. Позвони ей по видеосвязи как будет возможность, — вздыхаю. Это самая ужасная часть этого всего.
Дочь осталась без отца.
Если первое время она еще верила в то, что папа в командировке и скоро вернется, то спустя месяц у нее начались истерики. Как-то раз она даже решила, что папа ее больше не любит и не вернется. Хорошо, что за деньги на зоне можно получить много привилегий. В том числе смартфон. Раз в неделю Захар регулярно звонит Диане. Не знаю сколько еще это будет продолжаться, но для нас очень важно, чтобы она не узнала, что ее отец осужденный и находится в тюрьме.
— Я пойду, — стою посреди комнаты полностью одета и нервно сжимаю сумочку в руках.
Даже поговорить толком не успели.
Он подходит ко мне, обнимает, жадно целует в последний раз.
— Не делай только глупостей, Юль. Договорились? В случае чего пообещай, что сначала придешь ко мне и мы все обсудим.
Отстраняюсь от него, моя бровь вопросительно ползет вверх. Захар смотрит на меня слишком серьезно и строго. Захар не спешит объяснять смысл его слов.
— Это всего лишь сосед, — закатываю глаза, до меня наконец-то дошло, что именно он имеет в виду. — Давай без приступов ревности и паранойи, хорошо? Ну, я ушла, — губы растягиваются в наигранной улыбке, чувствуя, как внутри поднимается раздражение.
Я открываю глаза. В комнате серый полумрак, а внутри пустота. Тяжелая, как бетонная плита. Сон? Да какой там сон. Скорее, мучительное плавание где-то на грани между явью и кошмаром. В горле першит. Сажусь на кровать, машинально обхватываю себя руками.
Обычная реакция после встречи с ним. Кажется, мне всегда слишком. Слишком много эмоций, слишком много всего.
Сколько я так ворочалась? Час? Два? Или всю ночь? Почему этот мужчина всегда оставляет за собой такой хаос в моей голове? Глубокий вдох. Ничего. Пустота. Ладони дрожат. Это от усталости? Или... от него?
Казалось бы, привыкнуть уже давно пора, но...
Я все еще не могу даже представить, что значит быть рядом с ним по-настоящему. Под его защитой. Под его властью. От одной мысли об этом по коже пробегает дрожь, а в груди замирает что-то тонкое, хрупкое.
Руки скользят вниз, крепче сжимают колени.
Пусть я ничего не помню из нашей прошлой жизни. Ни моментов счастья, ни боли, ни того, что связывало нас или разрывало в клочья. Все стерто, словно мокрым пальцем провели по стеклу. Но одно я знаю точно: я люблю его. Сердце помнит, бьется с таким отчаянным ритмом, когда я думаю о нем, что это невозможно игнорировать.
Губы сжимаются в тонкую линию. Умом понимаю: это не та любовь, что согревает и дарит спокойствие. Нет. Она больше похожа на бурю, которая оставляет после себя только хаос и обломки. Но разве у любви есть правила? Она просто случается. Больно, разрушительно, неудержимо.
Утыкаюсь лицом в ладони. Тепло. Свое, привычное. Греет, но не успокаивает. Захар высасывает из меня все, до последней капли. Эмоции, мысли, силы. Даже злиться на него не получается. Все равно что злиться на шторм за то, что он штормит.
Телефон вибрирует на тумбочке, будто кто-то настойчиво тормошит меня за плечо. Дергаюсь, выныривая из своих мыслей, и бросаю взгляд на экран. Захар. Сердце делает резкий скачок, словно кто-то дернул его за ниточку. Как? Он же сам сказал, что ближайшие пару дней позвонить не сможет. Тюрьма, звонки по расписанию, вся эта чушь.
Рука дрожит, пока провожу пальцем по экрану и подношу телефон к уху.
- Алло? - Голос дрожит, и я этого не скрываю. Он все равно услышит. Всегда слышит.
- Соскучилась? - голос низкий, хриплый, пробирается прямо под кожу.
- Да, - выдыхаю тихо. Признание, от которого становится чуточку легче и одновременно тяжелее. Я действительно соскучилась. Неважно, что мы виделись совсем недавно. Этого мало. Слишком мало.
Он смеется тихо, почти неслышно. Это смешно? Может быть.
- Хорошая девочка, - слышу в ответ, и странное тепло растекается по всему телу. - Выдалась минутка. Хотел услышать тебя. Знаешь, о чем думаю?
- О чем? - шепчу, хотя лучше бы молчала. Что-то в его тоне заставляет меня натянуться, как тетива.
- Как проснулся бы рядом с тобой прямо сейчас, и разбудил ласками между ног, - низко, почти рыча. - Ты бы раздвинула ноги, а я бы не оставил тебе шанса подумать. Трахнул тебя так, что ты бы кричала мое имя, пока голос не сорвешь.
Картинки вспыхивают перед глазами. Я на под ним на кровати, а его руки сжимают мои бедра. Захар наклоняется ближе, тянет меня к себе, прижимая так сильно, что воздух заканчивается в легких.
Я мотаю головой, будто это поможет избавиться от этих картинок. Сердце бьется слишком быстро, лицо горит.
- Захар…Ты… - слова застревают в горле. Что я могу ему сказать? Что эта мысль буквально расплавила мой мозг? Что я ненавижу, как он влияет на меня, но ничего не могу с этим поделать?
- Алло?
- Я… Да…
- Выгляни за дверь, Юля. - звучит как приказ.
Я зависаю на мгновение. Выглянуть за дверь? О чем он говорит? Но, не раздумывая, откладываю телефон и направляюсь к выходу. Сердце бьется так громко, что я едва слышу собственные шаги.
Открываю дверь и замираю. Передо мной стоит букет. Огромный. Розы, ярко-красные, густые, как кровь. Сладкий аромат мгновенно заполняет весь коридор. Я делаю шаг вперед, касаюсь лепестков кончиками пальцев.
- Ну? Что молчишь?
- Это.... это ты? - спрашиваю по глупости, ведь ответ очевиден.
- Кто еще?
Хватаю букет, но он такой тяжелый, что едва держу. Глупая улыбка тянет губы. Ну что за человек? Даже на расстоянии умудряется лишить меня слов.
– Просто вспомнил, что уже целую вечность не дарил тебе цветы.
Лепестки мягкие, словно бархат, пахнут сладко, но почему-то это только усиливает жар на моих щеках. Захар ждет. Слушает. Я знаю, что он сейчас улыбается.
- Ты с ума сошел, Билецкий, - выдыхаю, сжимая стебли роз. - Но... спасибо. Он... красивый.
- Только не забудь подумать обо мне, когда будешь ставить в вазу. Особенно о том, что я с тобой сделаю при нашей следующей встрече.
Щеки в огне. Слова застревают в горле. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но только бессмысленно выдыхаю.
Как он может быть таким? И почему я позволяю ему?
- Все, Юль. Не дрожи так, а то уронишь. Будь хорошей девочкой. Пока.
Маленькие ножки в роликах двигаются так легко, что я невольно восхищаюсь. Диана действительно молодец. И хоть все равно переживаю за каждое ее движение, сердце на мгновение замирает от гордости.
- Смотри, мама! - кричит, размахивая руками. Делает небольшой поворот, немного наклоняется вперед и плавно катится дальше.
- Умничка!
Сажусь на ближайшую скамейку, скрещиваю руки на груди. Наблюдаю за ней. Вокруг полно людей. Пары, дети, подростки. И вот взгляд цепляется за одну семью на другой стороне площадки.
Пухленький малыш двух лет бросает отцу небольшой мячик. Мужчина ловит его одной рукой, а другой поддерживает сына, чтобы тот не упал. Оба смеются, и их смех звонкий, радостный.
Женщина тоже улыбается, поправляя шапочку на малыше. Они выглядят такими счастливыми. Простыми и настоящими. Такая примитивная, но трогательная картина.
Ловлю себя на том, что не могу отвести глаз.
Внутри что-то кольнуло.
Тонкая, болезненная нить стянула грудь.
Я бы хотела того же для Дианы. Пусть у нее будут такие моменты. С ее отцом. Со мной. С семьей.
Интересно, каким папой был Захар? Диана любит его. Это видно, слышно, чувствуется в каждом вопросе о нем. А ведь такая маленькая, но дети всегда чувствуют. Вряд ли бы она любила плохого человека, правда?
- Мама, смотри!
Голос Дианы, вырывает меня из мыслей. Я моргаю, перевожу взгляд на нее. Каждый резкий поворот - маленькая вспышка паники в моей груди.
- Смотрю, моя девочка, смотрю!
На детской площадке становится оживленнее. Мимо проносится толпа подростков, громко разговаривая. Диана, увлеченная катанием, замечает их слишком поздно. В замешательстве делает резкое движение, пытаясь отпрыгнуть в сторону, но теряет равновесие и падает сначала на колени, а потом и вовсе распласталась на асфальте.
- Диана! - кричу, срываясь с места.
Но кто-то оказывается быстрее. И этот кто-то наш сосед. Артем.
Я подхожу к ним, силясь унять дрожь в голосе.
- Все в порядке? Где болит? - спрашивает мягко, с легкой хрипотцой в голосе.
Диана кивает, шмыгая носом. Большие глаза блестят от набежавших слез, но малышка старается держаться.
- Колени. И рука. Вот тут.
Артем садится на корточки, внимательно осматривает ее ноги. Лицо сосредоточенное, серьезное.
- Царапины небольшие. Немного воды и пластырь - все будет хорошо. Ты храбрая девочка, такие мелочи тебя не остановят, да?
- Спасибо, Артем.
Мужчина бережно поднимает Диану, придерживая за плечи.
Вокруг нас начинают собираться люди. Две женщины, которые укачивали своих малышей в колясках неподалеку, подходят ближе.
- Какой у вас папа заботливый, - улыбается одна из них, глядя на Артема. - Сразу видно, как любит свою дочь.
Я застыла. Слова, казалось, повисли в воздухе.
Проклятье, ну зачем вы вообще подошли? Дел больше нет?
Смотрю на малышку, и внутри все холодеет. Диана сморщила маленький красивый носик и прикусила губу. Мне кажется, даже слишком сильно. Лицо раскраснелось, слезы начинают катиться по щекам.
- Это не мой папа! - восклицает громко, дрожащим голосом. А вот тут становится совсем невыносимо. В груди снова просыпается боль, которую я старательно загоняла в самую глубь.
Женщины смущенно переглядываются, одна из них что-то бормочет про «извините». Артем тихо вздыхает, поднимается и смотрит на меня, словно хочет спросить, что делать дальше.
Я становлюсь рядом с дочкой, обнимаю ее за плечи.
- Все хорошо, дорогая, не плачь, - шепчу, утирая ее слезы. - Тетя просто ошиблась.
- Я хочу к папе, - всхлипывает, уткнувшись мне в плечо.
Артем внезапно оказывается сзади, наклоняется и ловко подхватывает Диану на руки. Дочь сначала хмурится, недовольно фыркает, отвернув лицо.
Сжимаю губы. Ну вот зачем он снова лезет туда, куда не просили? Знает ведь, что я замужем и ему ничего не светит. Тут же себя одергиваю. Артем просто такой человек, который везде и всем пытается помочь, а не делает это потому что у него на меня какие-то виды.
— Я сама могу! - возмущенно заявляет дочь, но не вырывается.
— Ну конечно, сама. Но разве плохо, когда кто-то готов подстраховать?
— Юлия Романовна, у вас какие-то проблемы?
Я вздрагиваю от мужского голоса за спиной. Двое мужчин замирают прямо рядом с нами. Высокие, крепкие, с лицами, которые невозможно перепутать. Люди Захара. Кто еще это может быть?
Впервые вот так открыто дали о себе знать.
Один из них смотрит на Артема, второй — прямо на меня. Их взгляды цепкие, холодные, будто проникают под кожу.
Плечи Артема напрягаются, но он стоит на месте, не двигаясь. Диана поднимает голову, её глаза удивленные и немного испуганные.
— Через неделю сентябрь, я на девятое забил день на свидание. Приедешь? — уже поздняя ночь, я сонная, едва держусь чтобы не уснуть, но не могу пропустить такой редкий звонок от мужа.
Мы разговариваем полушепотом. Я боюсь разбудить Диану, он — сокамерников.
Если на минуту забыть где находится Захар, можно решить, что мы два подростка, которые скрываются от родителей.
— Но девятого ведь мой день рождения, — прижимаю сильнее телефон к уху.
— Разве ты не хочешь провести этот день со мной? — сразу же спрашивает без паузы и я понимаю, что не забыл. Помнит, что в этот день у меня праздник.
— Конечно, — внутри разрастается тепло от мысли о том, что мы скоро увидимся.
Это так странно: иногда я чувствую замешательство, страх, недоверие по отношению к Захару. Но сердце все равно трепетать начинает, стоит мне о нем подумать. Словно та любовь девятнадцатилетней девочки никуда не делась. Проросла, созрела и навечно укоренилась внутри.
Мне хочется верить, что наша супружеская жизнь и в самом деле была идеальной. Так страшно все вспомнить и разочароваться в Захаре.
— Ладно, принцесса, мне пора, — даже не видя Захара, могу представить, как он сейчас сделал последнюю глубокую затяжку, выдохнул дым в воздух и потушил сигарету. — Не засиживайся допоздна.
— Ты тоже там осторожней, — выдыхаю.
Еще несколько секунд мы слушаем в трубке дыхание друг друга, а потом отключаемся.
Я падаю на подушки. Только сейчас понимаю, что все это время была напряжена. Но он ни словом не обмолвился об Артеме. Значит ли это, что причиной побоев Артема была не я?
Я вчера вышла вынести мусор и встретила Артема. С загипсованной рукой и огромным разливающимся синяком под глазом.
Он как-то странно посмотрел на меня и замер, не решаясь подойти ближе.
— Господи, что это с тобой? — поспешила к нему, а в голове сразу возник образ того, как бугаи Захара лупят его. И внутри такая злость поселилась на мужа.
Захотелось поехать к нему и начать выяснять отношения.
Но Артем усмехнулся и ответил:
— Ночью в аптеку бегал и в переулке на каких-то отморозков напоролся. Но со мной все в порядке. Ты прости, но я спешу.
И быстро зашагал к ветеринарной клинике.
Эти два дня меня разрывало на части. Вдруг это таки люди Захара постарались? Но муж даже намека в разговоре на ревность не дал, поэтому мне наконец-то отлегло.
Это были обычные отморозки. Не Захар. Мой муж умеет пугать, угрожать, но калечить людей? Точно нет!
***
У меня запланирован обед у родителей. В последнее время это уже стало традицией: каждое воскресенье мы всей семьей собираемся у них дома. Наш повар Виктория Ивановна готовит что-то особенное. Мы общаемся, делимся новостями, планами. Потом женская половина уходит развлекать Диану, а отец с братом обсуждают какие-то дела.
Не могу поверить, что брат наконец-то образумился.
Для меня он все еще бестолковый парень, который тратит отцовские деньги и регулярно попадает в реабилитационные центры из-за своей зависимости. Прошло шесть лет, а в моей голове пару месяцев.
А сейчас начал у отца на фирме работать, даже девушку постоянную нашел. По его словам — все серьезно. Любовь всей его жизни. Но мне она совершенно не нравится. Обычная охотница за деньгами, одного взгляда на нее достаточно, чтобы это понять.
— Мам, а что мы в этот раз привезём бабушке и дедушке? — спрашивает Диана, когда я пристегиваю ее в детском кресле.
Она смотрит на меня с таким искренним интересом, что я невольно улыбаюсь.
— Может быть, клубничный торт? — предлагаю.
— Клубничный! — радостно откликается Диана. — Он же её любимый, да? А дедушка? Дедушка тоже любит клубнику?
— Думаю, он больше любит, когда бабушка счастлива, — смеюсь, закрывая дверцу машины.
— Мамочка, а торт мы сейчас купим?
— Сейчас заедем, — отвечаю и завожу двигатель. — Магазин как раз по пути. Выберем самый красивый.
— И большой, — добавляет она мечтательно, устраиваясь поудобнее.
— Конечно, и большой.
Мы двигаемся сквозь легкое городское движение. Я включаю радио, чтобы заполнить тишину, пока Диана напевает себе под нос какую-то мелодию.
Всё кажется таким обычным, но внутри меня всё равно копится лёгкое напряжение. Эти семейные обеды часто напоминают мне о том, как много тайн висит над нашей семьёй.
Мы приезжаем последние.
Стол уже накрыт. Все заняли привычные места.
— Привет, — здороваюсь и отдаю Виктории Ивановне торт.
Занимаю место рядом с мамой.
— Вау, это браслет из новой коллекции у тебя? — восторженно произносит Лиза, девушка брата.
Берет меня за руку, чтобы поближе его рассмотреть.
— Если честно, не знаю, не слежу за новинками в последнее время, — отвечаю спокойно, стараясь не обращать внимания на её приторный тон.
Все эти дни я игнорирую звонки родителей. Один раз приняла звонок от матери и минут десять слушала о том, что это дурной тон — пригласить людей на праздник, а потом отменить приглашение.
Но это ведь не я их приглашала! Почему меня виноватой делают?
— Ты ведь не до утра с Захаром будешь. Давай днем к нему, а вечером мои девочки тебя быстро соберут и приедешь в ресторан.
Вот что мне предложила мать.
После этого я отключилась.
И больше не ответила ни на одно ее сообщение или звонок.
Представляю если бы люди Захара доложили ему, что его жена после того, как кончила под ним несколько раз, поскакала знакомиться с потенциальными вторыми мужьями.
Даже смешно становится от нелепости ситуации.
Мать с отцом не делают лучше. Еще больше усугубляют ситуацию. Мне и так сложно. Муж в тюрьме, ни одного воспоминания не вернулось. Я не знаю даже чем занималась до этого!
— Вам помочь в выборе?
Из мыслей вырывает девушка приятной внешности.
— А, нет, спасибо, — возвращаю бутылку отличного вина на место. Только что сообразила, что проносить алкоголь в колонию нельзя. Даже в помещение для длительных свиданий.
А так хотелось устроить хоть какое-то подобие романтического вечера с Захаром. Вино, свечи.
Усмехаюсь своим мыслям. О, да, свидание в колонии, очень романтично!
На выходе из винной лавки случайно налетаю на незнакомого мужчину.
— Простите, — поднимаю голову и замечаю пристальный взгляд на себе.
— Ничего, Юлия, давно не виделись, — отвечает мужчина с лёгкой усмешкой.
Я останавливаюсь и невольно изучаю его. Высокий, с уверенной осанкой, лицо обрамляют лёгкие морщинки, которые будто бы добавляют ему шарма. Его взгляд цепляется за мой, но ничего во мне не откликается. Память, как всегда, — пустой лист.
— Простите, но мы знакомы? — спрашиваю, чувствуя, как внутри всё сжимается от неловкости.
— Ну, раньше были, — отвечает он, слегка наклоняя голову. — Хотя, судя по твоему лицу, ты меня не помнишь.
— Извините, — торопливо произношу, чувствуя, как лёгкий румянец появляется на щеках. — У меня... травма головы. Потеря памяти.
Мужчина приподнимает бровь, но его взгляд становится более мягким.
— Точно, я слышал, что с тобой что-то случилось. — Он оглядывается по сторонам, будто проверяет, не наблюдает ли за нами кто-то ещё. — Я Роман. Роман Гордеев.
Имя ничего мне не говорит, но его манера общения явно показывает, что он знает меня лучше, чем я его.
В мои девятнадцать мы знакомы не были. Значит, познакомились гораздо позже. Судя по его одежде, манере общения — он довольно таки состоятельный мужчина. Друг моего мужа? Партнер отца?
— Роман... простите, но я не помню вас. Мы были... друзьями? — Я задаю вопрос осторожно, не зная, чего ожидать.
— Можно и так сказать, — отвечает он, его улыбка становится шире.
Сразу внутри всё сжимается. Как-то уж слишком двузначно это прозвучало.
— Понятно. — Я киваю, не зная, как ещё реагировать. — Приятно было встретиться, но мне пора.
— Подожди. — Он делает шаг ближе, и я непроизвольно отступаю. — Ты правда ничего не помнишь?
— Нет, — отвечаю коротко.
— А хочешь узнать? Я ведь могу рассказать. О тебе. О нас. О твоем муже.
Вопрос повисает в воздухе, и я чувствую, как в груди поднимается тревога. Этот человек явно знает что-то важное, но готова ли я это услышать?
— Мне пора, — резко бросаю и разворачиваюсь, чувствуя, как его взгляд обжигает мне спину.
Сажусь в машину и дрожащими руками завожу двигатель. Кто он? Почему сказал это? И почему при встрече с ним внутри появилось странное чувство — смесь страха и любопытства?
Я еду домой, пытаясь отогнать мысли о Романе, но они будто цепляются за меня, тянут вниз.
Он практически поедал меня взглядом. Смотрел так, словно нас многое в прошлом связывает.
А вдруг он мой любовник?
Да нет, бред! Абсурд! Какой еще любовник, когда я Захара люблю?
Волнуюсь так, словно впервые сюда пришла.
– Простите, – роняю паспорт на проходной и дрожащими руками поднимаю его.
Жду, когда оформят все положенные документы, а потом проведут коридорами в комнату для свиданий.
Чувствую мандраж.
В руках пакет с едой из моего любимого ресторана.
Сейчас мне кажется, что я слишком вырядилсь. Для этого места неуместны яркие сарафаны и туфли на каблуке.
Дверь за моей спиной закрывается.
Захар стоит лицом ко мне, пожирает взглядом.
Я ставлю пакет на стол. Захар молчит, следит за каждым моим движением.
– Ты сегодня безумно красивая, Юля, – его голос звучит хрипло и тихо.
Нет смысла оттягивать. Я же прекрасно понимаю зачем позвал.
Сняв с плеч бретели, позволяю платью соскользнуть и упасть к ногам. Делаю шаг вперед и на мгновение замираю. Холодный воздух обжигает кожу, по спине пробегает дрожь.
Даже свой день рождения я хотела провести именно так. Здесь. С ним.
Между нами только стул. Его я огибаю. Торможу на расстоянии вытянутой руки. Захар чуть склоняет голову набок, будто рассматривает украшение с витрины.
Холодный. Неприступный. Как ледяная стена, о которую я бьюсь, надеясь проколоть хотя бы трещину.
– Покрутись, - голос глубокий, немного хриплый, но тон... Это не просьба. Это приказ.
Почему я нервничаю? Все как надо. Абсолютно все. Я часами репетировала этот момент в голове. Представляла, как он будет смотреть, что скажет. И как я буду выглядеть.
Платье выбрала еще неделю назад. Синее, сидит безупречно, обтягивает именно там, где надо. И белье. Нежное кружево, тонкое, почти невесомое. Идеально, чтобы он заметил. Чтобы захотел. И даже блеск на губах трижды смывала, пока не нашла нужный оттенок. Все рассчитано до мелочей. Сегодня я хотела быть самой красивой. Самой лучшей. Для него.
Черт, я даже парфюм подобрала тот, который он однажды заметил.
– Готовилась?
Киваю, не в силах выдавить ни слова.
Он не торопится. Даже не шевелится. Только смотрит.
А меня разрывает на части. Я ведь не привыкла сама проявлять инициативу. Захар всегда делал все за двоих. Возможно, в прошлой жизни все было по-другому, но что-то я сомневаюсь. Тело ведь должно помнить.
– Если уж старалась, то покажи это.
Показать? Что показать? Я же уже... Или этого мало?
– Захар…
– Двигайся, малыш. Или ты ждешь, что я сделаю все за тебя?
Голос ленивый, даже насмешливый, но в нем чувствуется обещание. Такое, от которого по спине пробегает жар, а сердце совершает кувырок.
Я подчиняюсь.
Хотела ведь этого, правда? Хотела, чтобы он смотрел, чтобы ждал, желал. Только не так. Не с такой праздной ухмылкой.
Пальцы находят край кружева на бедре. Ноготок слегка цепляется за тонкую ткань, и кожа под ней покрывается мурашками. Медленно провожу вверх, оставляя воображению все остальное.
Ладонь скользит дальше, немного касаясь нежного кружева трусиков. Чувствую, как полоска смещается, обнажая больше, чем следует.
Нервозность обжигает изнутри, но я держусь. Голову чуть выше, взгляд прямо на него. Ловлю себя на том, что почти задерживаю дыхание, пытаясь уловить реакцию.
Трусики падают к ногам. Я делаю шаг в сторону, освобождаясь от них. Ощущение прохлады обжигает кожу. Меня накрывает волна стыда, но не останавливаюсь.
Захар молчит. Только смотрит. Причем взгляд такой тяжелый, что у меня подгибаются коленки.
Ладони скользят выше, кончики пальцев едва касаются кожи. На мгновение задерживаюсь на талии. Живот втягивается. От прикосновений самой к себе ощущаю, как внутри все сжимается.
Я замираю, позволяю себе вспомнить.
Его руки. Теплые, сильные, уверенные. Как он проводил пальцами по этим же линиям. Не спеша. Дразня. Всегда зная, что сводит меня с ума. Воспоминания накатывают так резко, что едва удерживаюсь на ногах.
Пальцы находят край бюстгальтера. Провожу по линиям, чуть сдавливаю ткань, словно проверяю прочность. Медленно веду вдоль линии груди, касаясь кожи. Она горячая, обжигает даже мои собственные ладони.
И он понял. Он снова все понял.
– Вспоминаешь? – голос глубокий, почти рычащий. – Тебя ведь это заводит, да? То, что я могу заставить тебя дрожать, даже не прикасаясь. – больше нет насмешки, только напряженное ожидание.
Медленно, до неприличия медленно, расстегиваю застежку. Легкий щелчок, и бюстгальтер сползает. Чувствую себя обнаженной еще до того, как окончательно снимаю.
Наклоняю голову, позволяя волосам упасть вперед. Пусть он видит только то, что я хочу показать. Пальцы скользят к плечам, цепляются за лямки. Тяну их вниз. Сначала одну, потом другую. Лиф чуть ослабляется, но все еще держится.
– Продолжай, малыш. Пока я все еще могу ждать.
— Юля, ты что ли? — я как раз забираю свой стаканчик с кофе, все еще пребывая в эйфории от свидания с Захаром, после которого прошло уже три дня, когда слышу рядом чей-то голос.
Поворачиваю голову и удивляюсь.
— Катя?
Не верю своим глазам. Она конечно за эти годы очень изменилась, но не узнать университетскую подругу просто невозможно.
— Юль, вот это встреча. Не виделись с тех пор, как ты то интервью дала.
Понятия не имею, о каком интервью речь, но и рассказывать всем старым знакомым о том, что мне память отшибло я уже устала.
— И правда. Такое ощущение, словно целая жизнь пролетела, — нервно улыбаюсь, кивая.
— У тебя есть минутка? Давай посидим, кофе попьем, поболтаем. Расскажешь как живешь. Я думала, ты до сих пор за границей. Хотя да, твоего бывшего муженька ведь посадили, поэтому ты теперь можешь вернуться в страну и спокойно жить.
— Что? — смотрю на нее с недоумением.
Но Катя словно не видит моего замешательства.
— Ты, наверное, когда об этом узнала, целую вечеринку закатила, — смеется давняя подруга. — Ты Билецкого тогда так размазала, всю политическую карьеру ему испортила. А потом исчезла и ни разу мне не позвонила. А ведь это именно я помогла тебе избавиться от твоего гулящего мужа.
— Подожди, Кать, ты о чем вообще? — беру ее за руку и тяну к первому попавшемуся свободному столику.
— Как это о чем? Юль, ты чего? — Катя смотрит на меня с искренним удивлением.
— Давай ты объяснишь всё с самого начала, — говорю, чувствуя, как внутри начинает всё холодеть. — Про интервью, про то, что ты помогла мне… избавиться от Захара.
Катя хмурится, явно не понимая, что со мной происходит, но всё же решает продолжить:
— Ну… ты ведь сама говорила, что он тебя контролировал, изменял. Ты пришла ко мне в слезах, потому что он завёл на стороне какую-то бабу. Говорила, что больше так жить не можешь. Помнишь?
— Нет, — выдыхаю я. Сердце начинает бешено стучать в груди.
Катя моргает, нахмурившись ещё сильнее:
— Подожди… Ты сейчас серьёзно?
Я только киваю, чувствуя, как внутри всё переворачивается.
— Хорошо, давай так. — Она делает глубокий вдох, явно пытаясь разобраться, что происходит. — Ты пришла ко мне, попросила помощи. Я свела тебя с одним человеком. Он помог тебе скрыться в обмен на честное интервью о твоем муже. Ты же тогда так убедительно говорила, что он… — Катя замолкает, потом продолжает: — Что он тебя чуть ли не силой держал в браке, что ты не могла уйти, а он все это время с другой бабой трахался.
Моё дыхание сбивается. Это не может быть правдой.
— Ты понимаешь, что это звучит… странно? — говорю наконец, стараясь сохранять спокойствие. — Если бы всё это было правдой, зачем бы я сейчас…
— Ты что снова с ним? — перебивает она, сощурив глаза. — Юля, скажи мне честно, он тебя чем-то шантажирует? Заставляет быть рядом? Ты можешь мне довериться.
— Нет! — возражаю резко, потом стараюсь смягчить тон. — Это не так. У нас… сложная ситуация.
— Сложная? — усмехается Катя. — Юля, ты ведь на всю страну назвала его тираном, абьюзером, рассказала как он издевался над тобой, изменял регулярно. Ты разрушила его карьеру. А теперь что, снова к нему вернулась?
— Я ничего этого не помню, — признаюсь, глядя ей прямо в глаза.
— Ничего? — Она шокирована. — Как… как это возможно?
— У меня амнезия. Временная, — признаюсь наконец, тяжело вздохнув. — Я ничего не помню о том времени.
Катя сидит неподвижно, переваривая услышанное.
— Значит, ты… снова с ним? — спрашивает она медленно.
— Да, — отвечаю коротко.
Она качает головой, явно пытаясь что-то сказать, но не может подобрать слова.
— Юля, я не знаю, как тебе это объяснить, — говорит она наконец. — Но то, что ты тогда рассказала… Ты его боялась. И если ты снова с ним, это значит, что он тебя обманывает. Просто воспользовался твоим положением.
Её слова эхом звучат в моей голове. Боялась? Захара? Мужчину, который всегда кажется мне таким сильным и заботливым? Мужчину, который называет меня своей и обнимает так, будто боится потерять?
— Это неправда. Кать, у нас дочь есть. Есть пять лет уже. Знаешь, мне нужно идти, — резко поднимаюсь, желая сбежать отсюда и сделать вид, что я никогда не встречала Катю.
Все это бред. Быть такого не может. Захар мне изменял? Я его боялась? Он мне угрожал? А как же Диана? Наша прекрасная девочка?
— О, нет, подруга, сядь! Дай мне минуту, — она хватает меня за руку и тянет вниз. Я падаю на стул, чувствую как подступает тошнота и приступ паники.
Это все бред. Ложь.
Если бы это было правдой, я бы почувствовала. Обязательно! И родители бы мне обо всем рассказали.
В памяти всплывает как отец в последнюю нашу встречу не выдержал и вспылил.
— Твой муж тогда знатно постарался, чтобы вычистить все из сети, но у меня есть оригинал твоего интервью где-то в облачном хранилище. Сейчас. Минуту, Юля. Ты должна это увидеть.
Я набираю Захара, как если бы была вероятность, что он сможет принять звонок.
Но телефон, с которого он обычно звонит отключен.
Не знаю что делать и как я внезапно оказалась перед забором в колонию.
Уже поздно. Часы посещений прошли. Я должна выяснить всю правду. Сейчас же. Вспомнить хоть что-то.
Голова разрывается от полученной информации.
Захар мне изменял? Не может этого быть!
Захар меня запугивал? Я его ненавидела?
А как же Диана? А как же забота Захара?
То, как он смотрит на меня, как реагирует — ничего не указывает на ненависть.
Я вообще хоть что-то знаю о собственном муже?
Стук в окно приводит меня в чувство.
Я стираю слезы и опускаю стекло.
— Простите, но здесь нельзя парковаться, — сообщает мне мужчина в форме, заглядывая внутрь машины.
— Да, я уже уезжаю.
Завожу двигатель и направляюсь в сторону детского сада. Нужно забрать Диану. Но перед этим привести себя в порядок. Дочь не должна видеть моего состояния.
Я паркуясь на ближайшей запраке, выключаю двигатель и открываю зеркало. Глаза опухшие, тушь размазалась, лицо бледное. Неудивительно, что мужчина в форме посмотрел на меня с таким подозрением.
Вытираю глаза салфеткой, пудрю лицо, но ощущение, что вся я трещу по швам, никуда не уходит.
Когда я приезжаю в детский сад, единственный ребенок, которого еще не забрали — моя дочь. Диана сидит на коврике, крутит в руках игрушечную лошадку, но, увидев меня, её лицо тут же озаряется улыбкой.
— Мамочка! — она бежит ко мне, раскинув руки.
Я подхватываю её, прижимаю к себе, чувствуя, как всё напряжение хоть на мгновение отпускает.
— Как дела, принцесса? — спрашиваю, улыбаясь, насколько могу.
— Всё хорошо! Мы рисовали цветы. Хочешь посмотреть?
Я киваю, ставлю её на землю и беру за руку.
— Конечно.
Мы идём к машине, Диана без умолку рассказывает про день, и я ловлю себя на том, что не слушаю. Не могу ни на чем сконцентрироваться. Вся моя жизнь только что перевернулась. Я не знаю чему верить, а чему нет.
Если все на самом деле было так плохо, почему родители ничего мне не сказали? Почему мама молчала?
— Мамочка, ты опять грустная, — вдруг замечает Диана. Её маленькие пальцы сжимают мою ладонь сильнее.
— Всё в порядке, солнышко, просто устала, — говорю, надевая улыбку.
— Может, папе позвоним? — предлагает она.
От её слов сердце сжимается. Она так легко говорит о Захаре. Она его обожает. Как я могу лишить её этого, даже если всё, что я узнала, правда? Похоже, что у Захара с дочкой хорошие отношения. Она его обожает. И он безумно любит Диану.
— Думаю, папа сейчас занят, — мягко отвечаю я. — Но обязательно позвоним завтра.
Диана кивает, явно не слишком расстроенная, и продолжает рассказывать про сад.
Когда мы приезжаем домой, я помогаю ей раздеться и отправляю рисовать. Мне нужно побыть наедине со своими мыслями.
Я должна поговорить с Захаром. Узнать всё. Если он виноват, то пусть сам это скажет. А если нет… Существует ли вообще такой вариант?
Но что, если он и правда меня обманул? Что, если Катя права?
В кухне я наливаю себе воды, чтобы успокоиться, но руки дрожат. Я не могу ждать следующего свидания. Завтра же поеду и попрошу о встрече. Пока не поговорю с ним, не буду ничего предпринимать. Катя может знать только начало истории, но чем все закончилось знаем лишь мы с Захаром и один из нас потерял память.
Диана зовёт меня из комнаты, и я на автомате иду к ней. Нужно хоть как-то отвлечься, иначе я просто сойду с ума.
До утра не сплю, а как только светает сразу же спрыгиваю с кровати и начинаю собираться. Сад работает с восьми. Мы приезжаем на десять минут раньше. Приходится ждать в машине. Наконец-то отвожу Диану к воспитателю и уезжаю. На встречу с Захаром.
Делаю музыку громче. Это не успокаивает, но пусть.
Паркуюсь, проверяю не забыла ли документы и выхожу из машины.
— Я к Билецкому Захару. Вот паспорт.
Мужчина окидывает меня равнодушным взглядом, сообщает, так и не притронувшись к документы:
— К Билецкому посещений нет.
— Вы не поняли. Я не на длительное свидание. Мне на минут десять. Просто встреча.
Мужчина закрывает журнал, вздыхает, сверлит меня недовольным взглядом.
— Билецкий в одиночном карцере. Никаких встреч целый месяц.
— Как? — чувствую как все внутри перевернулось от этой мысли. Причем меня не столько взволновало, что он сейчас в карцере находится, сколько тот факт, что целый месяц мне придется находится в неизвестности. — Послушайте, мне очень сильно нужно с ним поговорить! Хотя бы пять минут! Это важно. Прошу вас, позвольте с ним встретится! — у меня начинается самая настоящая истерика.
— Дайте мне тест на беременность. Нет, лучше пять, и все разные, пожалуйста, — с нетерпением наблюдаю за тем, как девушка в белом халате медленно открывает шкафчик на витрине и достает то, что мне сейчас так необходимо.
У меня запись к врачу через неделю. Но я хочу обо всем узнать именно сегодня.
Время как-то так быстро пронеслось, что я только несколько дней назад, открыв тумбочку в ванной комнате и взглядом наткнувшись на прокладки, поняла, что у меня задержка.
Спешить не хотела. Никому не рассказала. Сначала решила убедиться, что это действительно беременность, а не очередной нервный срыв, а потом обрадовать родных и Захара, что жду второго ребенка. Время не подходящее, конечно, Захар в тюрьме, но все ведь к лучшему?
А сейчас не понимаю как реагировать, если тесты окажутся позитивными.
Все в голове смешалось в полную кашу.
Хотела рвануть к родителям, потребовать объяснений, но потом поняла, если они полгода молчали, то почему бы им сейчас рассказывать мне правду?
Мне нужно самой все вспомнить. Но потребность поговорить с Захаром никуда не исчезает. Как мне продержаться этот месяц? Как не сойти с ума от догадок и недоверия?
Я захожу домой и сразу запираю дверь на замок. Диана в детском саду. Домработница уже сделала свою работу и ушла. Я в квартире одна.
Бросаю сумку на тумбу, достаю из пакета тесты, вываливаю их на стол и мчусь в ванную.
Три минуты ожидания. Три долбаных минуты! Смотрю на первый тест.
Две полоски.
Сердце будто останавливается. Я сажусь на крышку унитаза, стискиваю тест в руках, пытаюсь выровнять дыхание. Но руки тянутся ко второму. Открываю упаковку, соблюдаю все инструкции.
Жду.
Снова две полоски.
Горячая волна страха накрывает с головой. Но я не могу остановиться. За пару часов один за другим использую все тесты, словно что-то может измениться. Выстраиваю их в ряд на умывальнике.
И на каждом — две чёткие, уверенные полоски.
— Господи… — выдыхаю, прислоняясь к холодной стене.
Это правда. Я беременна.
Смотрю на себя в зеркало, на своё бледное лицо и заплаканные глаза. Как мне быть? Что делать дальше?
Сейчас я одна. Захар в тюрьме. Как я справлюсь с двумя детьми?
Диана ещё маленькая. А теперь будет ещё один малыш. Одинокая мать с двумя детьми и мужем за решёткой. Просто замечательно!
Слёзы начинают катиться по щекам, и я не в силах их остановить. Мне страшно.
Иду в спальню, падаю на кровать, взгляд цепляется за конверт на тумбочке.
Путевка на месяц. Хватаю ее и рву на части.
Подарок? Еще бы! Скорее способ избавиться от меня! Боялся, что я что-то узнать?
Меня захлестывает безумной ненавистью к мужу. Не понимаю откуда берется это чувство, но я абсолютно не могу себя контролировать.
Меня трясёт, и я не могу остановиться. Обрывки путёвки разлетаются по комнате, а я стою посреди спальни, пытаясь осознать, что происходит. Гнев, страх, отчаяние — всё это сливается воедино.
Перед глазами снова всплывает то видео, которое показала мне Катя. Я пыталась забыть, убедить себя, что это фальшивка, монтаж. Но нет. Слишком реалистично, слишком правдоподобно. Это была я.
Что такого должен был сделать мой муж, от которого я уже тогда была беременна, что довёл меня до того, что я публично рассказывала о его предательствах, выливала душу перед камерой, перед чужими людьми, рыдала, как девочка?
Как он мог? Захар, который так уверенно держал меня за руку. Захар, который сейчас изо всех сил старается показать, что я ему не безразлична, что он был идеальным мужем. Это два разных человека? Или я была слепа?
Я хватаю подушку, стискиваю её так, будто она может утопить весь мой гнев и боль, но ничего не помогает. Внутри всё разрывается. Я не могу понять, кому я могу верить.
Он изменял. Это факт. Угрожал? Запугивал? Этого я не помню. Но если это было правдой, как мне теперь снова поверить ему? Как встретится с ним и как смотреть ему в глаза без страха? Без чувства собственного унижения.
Я резко поднимаюсь, подхожу к зеркалу. На моём лице застыла маска отчаяния, глаза красные от слёз. Я выгляжу сломленной. И это злит меня ещё больше. Я не хочу быть слабой. Не хочу снова быть жертвой.
Но как быть сильной, когда всё вокруг рушится? Как быть сильной, когда я даже не уверена в том, кто мой муж?
На мгновение мне кажется, что я слышу его голос, вижу, как он смотрит на меня с любовью, как гладит мою руку, обнимает, прижимает к себе. Эти моменты настолько реальны, что в груди снова зарождается надежда.
Но тут же перед глазами всплывают кадры из видео. Захар с другой женщиной.
Меня накрывает новая волна боли. Я даже выпить не могу, чтобы забыться, потому что беременна!
***
— Я беременна, — новость родителям подаю спокойно. — Так что придется тебе, папа, расстаться с мыслью найти мне подходящего мужа.
— Чтобы встать на учет в нашей клинике, вам нужно заполнить эти документы, — после приема у врача, администратор протягивает мне несколько листов и ручку.
— Спасибо, — присаживаюсь на диванчик, оглядываюсь по сторонам.
Я знаю, что за мной и Дианой присматривают люди Захара. Но мне интересно, они просто охраняют нас или докладывают о каждом моем шаге? Вот как сейчас, например, пойдут ли узнавать у какого именно врача и по какому поводу я была?
Это паранойя? Страх? Или просто желание того, чтобы муж о моей беременности узнал именно от меня?
В любом случае, я очень надеюсь, что в мою личную жизнь они лезть не будут.
После того как все документы заполнены, я выхожу на улицу. Погода сегодня до жути мерзкая. На душе неспокойно. Я должна радоваться тому, что малыш в порядке, что совсем скоро я стану мамой во второй раз, но вместо этого отчего-то чувствую грусть.
Я и своего первого материнства не помню, как со вторым справлюсь?
Стоит ли еще раз сходить к психологу?
Нет, пустая трата времени!
В каком-то непонятном настроении сажусь за руль. Провожу пальцами по панели. Недопитый малиновый чай остыл в картонном стаканчике, но я все равно допиваю его. Потом включаю музыку и еду в торговый центр.
Домой почему-то не хочется. Диана в детском саду. У меня еще есть несколько часов, чтобы провести время наедине со своими мыслями.
В торговом центре полно людей. Прогуливаюсь вдоль магазинов, машинально разглядывая манекены, украшенные осенними коллекциями. Ни одна вещь не привлекает. В голове всё та же каша из мыслей.
Ноги сами приводят меня к эскалатору. Фудкорт находится на третьем этаже, и мне вдруг безумно хочется съесть чего-то сладкого. Возможно, мороженого. Или кусочек шоколадного торта.
Когда поднимаюсь наверх, сразу сталкиваюсь с ароматами бургеров. Обычно мне нравятся такие запахи, особенно когда голодна, но сейчас что-то идёт не так.
В груди начинает подниматься тяжесть. Желудок сжимается. Горло обжигает от подступающей тошноты.
— Ох… — хватаюсь за перила эскалатора, чувствуя, как всё вокруг начинает кружиться. Люди идут мимо, не обращая внимания. Я сжимаю губы и, стараясь не привлекать внимания, спешу в сторону туалетов.
Дверь женского туалета кажется мне спасением. Залетаю внутрь, хватаюсь за первую свободную кабинку и… тут же жалею, что вообще ела сегодня.
Тошнота уходит так же быстро, как и пришла, но слабость остаётся. Облокачиваюсь на стену, закрываю глаза, стараюсь успокоиться.
Первый раз за всю беременность токсикоз дал о себе знать. И как-то особенно резко.
Я выхожу из кабинки, чувствуя слабость. Подхожу к раковине, чтобы умыться.
Несколько девушек стоят рядом, громко спорят о чём-то. Одна размахивает руками, у другой в руках телефон, и она активно показывает что-то на экране. Их голоса эхом разносятся по помещению.
— Я тебе сто раз говорила, это дурацкая идея! — громко заявляет одна из них, нервно теребя сумочку.
— Да брось, ты просто боишься, — отвечает другая, закатывая глаза.
Я стараюсь не обращать внимания, включаю воду и наклоняюсь к раковине. Холодная вода приятно охлаждает лицо, помогая хоть немного прийти в себя.
— Тогда участвуйте в этом сами! С меня достаточно! — вскрикивает девушка, разворачивается, чтобы уйти, но в пылу ссоры совершенно не замечает меня, поэтому со всей силы влетает в мня и толкает.
— Ой! Простите! — вскрикивает она. — Простите, пожалуйста!
Я хватаюсь за раковину, чтобы не упасть. В голове гул. Её извинения доходят как будто сквозь толщу воды.
Меня настигает дикое ощущение дежавю.
— Всё нормально, — бормочу я, пытаясь держаться на ногах, но тут же замечаю, что со мной что-то не так.
В глазах мелькают странные образы. Как вспышки, что-то отрывочное: Захар, чей-то резкий голос, яркий свет, капли дождя на стекле. В ушах нарастает шум. Голова раскалывается так, словно кто-то пытается разорвать её изнутри.
Желудок снова сворачивается в болезненном спазме, но на этот раз не от запахов еды.
— Вы в порядке? — спрашивает кто-то из девушек, но я не могу сосредоточиться.
— Скорая… — выдавливаю я, чувствуя, как ноги подгибаются. — Пожалуйста, вызовите скорую…
На этом всё. Тьма накрывает меня, отрезая от окружающего мира. Я просто проваливаюсь в бездну.
— Мне нужно домой, где мои вещи? — отмахиваюсь от доктора, который пытается оставить меня на ночь в больнице.
— Послушайте, вы потеряли сознание, у вас скачет давление и…
— Я просто беременная женщина, такое бывает. Это не означает, что меня нужно направлять на все анализы, которые сможет сделать ваша лаборатория, — срываюсь на враче, который на самом деле хочет мне помочь.
Но злость внутри меня настолько сильна, что я едва себя контролирую.
И причина тому — Захар Билецкий.
Гребанный подонок и извращенец!
Отрывки памяти, как пазл, сложились. Но мне все еще сложно поверить, что это случилось со мной. Последние полгода для меня сейчас как просмотренный фильм. Вот только от фильма не беременеют! А вот от Захара Билецкого — да!
— Спасибо за помощь, — хватаю сумку и выхожу из палаты. На ходу натягиваю джинсовую курточку. Шаги быстрые, словно я куда-то опаздываю. В венах кровь бурлит, эмоции нуждаются в выходе.
Я выхожу из больницы, чувствуя, как ярость накрывает меня с головой. Холодный вечерний воздух обжигает лицо, но это ничуть не остужает мой пыл. Захар. Проклятый лжец, манипулятор, монстр. Как он мог? Как посмел?
Дыхание сбивчивое, пальцы сжимаются вокруг ручки сумочки так, что побелели костяшки.
Все эти дни, месяцы я искала ответы. Смотрела на Захара, пыталась вспомнить, кто он для меня. Верила его словам. Таяла от его прикосновений, обещаний, поцелуев. А теперь? Теперь перед глазами стоят сцены, которые я никогда не хотела бы увидеть.
Как он мог так играть со мной? Заставлять верить, что он любящий муж? Трахать меня, когда и как ему захочется! Как он вообще посмел прикоснуться к моему телу после всего, что между нами случилось?! А как же его любимая Ева?..
Черт, эта сука!
Вспоминаю последние минуты перед тем, как ударилась головой и потеряла память, и придушить стерву хочется!
— Сукин сын, — шиплю сквозь зубы, ударяя носком кроссовка по бордюру. Хочется орать, кричать, но вместо этого из горла вырывается сдавленный всхлип.
Он знал. Все знал. Что я ничего не помню. Что я доверюсь ему. И использовал это в своих интересах. Как куклу, как игрушку. Врал, касался меня, говорил, что любит. Любит!
У меня комок в горле, и я, согнувшись пополам посреди улицы, пытаюсь справиться с подступающими слезами.
Гнев переплетается с чувством собственного бессилия. Я ничего не могу сделать. Даже плюнуть в лицо этому подонку не могу! Захар сидит в колонии, а я… я здесь, и внутри у меня пустота.
Меня обманули.
Снова.
Опустили на самое дно.
Унизили.
Он заставил меня приходить к нему в колонию. Трахал меня в том месте. А я как дура верила ему, отдавалась без остатка, кончала под ним!
Как же это унизительно!
А теперь я ещё и беременна от этого человека.
Господи, какой наивной идиоткой я была!
Снова перед глазами вспыхивают те моменты из прошлого, которые теперь кажутся слишком яркими. Моменты, которые я пыталась забыть, но которые возвращаются с такой силой, что голова кружится.
Меня бросает в жар. Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь собрать мысли в одно целое.
«Ненавижу», — шепчу я. Ненавижу его за то, что сделал. За то, как он сломал меня. За то, что заставил меня верить в идеальную семью. В то, что создал идеальную картинку того, чего я на самом деле хотела в свои девятнадцать. И я вот так просто ему поверила.
Но я не могу просто ненавидеть. Я должна что-то сделать. Я должна отомстить ему. Даже если это разорвёт меня на части.
Прохладный вечерний воздух немного охлаждает эмоции. Сейчас я должна забрать машину, которая осталась на парковке торгового центра и…
Диана! Господи! Она же в детском саду.
Смотрю на часы — почти восемь вечера!
Достаю телефон — шесть пропущенных из детского сада!
Понимаю, что машину забрать не успею, поэтому вызываю такси и называю адрес детского сада.
Желание отправиться в колонию к Захару и выяснить отношения никуда не исчезает. Но мне стоит успокоиться. Продумать что и как ему говорить. Да так, чтобы всего несколькими словами уколоть так сильно, как смог достать до меня он. К тому же, к нему можно будет попасть только через три недели.
Три долгие недели, за которые я успею сойти с ума.
Усмехаюсь, думая о том, что Билецкий попал за решетку. У меня есть еще четыре с половиной года спокойствия. Он не сможет ничего мне сделать. Не сможет заставить меня навещать его. Пусть со шлюхами своими развлекается, а меня оставит в покое!
Такси тормозит у ворот детского сада, и я выбегаю, почти спотыкаясь, тороплюсь внутрь. Воспитательница с Дианой встречает меня у двери.
— Юлия, вы нас напугали, — её голос строгий, но спокойный. — Мы уже собирались звонить вашему мужу.
Мой муж… Какое ироничное сочетание слов.
Утром я встаю и понимаю, что мои мысли уже более собраны. Меня успокаивает то, что Захар в тюрьме и до нас ему не добраться.
У меня есть жилье. Есть деньги. За последнее, кстати, спасибо моему мужу. Оставил мне хорошую сумму денег, чтобы мы с Дианой первое время без него ни в чем не нуждались.
У меня есть полная свобода действий. И впервые уверенность в завтрашнем дне. По крайней мере, на следующие четыре с половиной года.
Единственное, что выбивается из всей этой идеальной картины — моя беременность. Это то, чего не должно было произойти.
Но произошло.
Вспоминаю об этом и тошно становится. Я даже знаю в какой именно день и в какой позе забеременела от него.
К горлу снова подступает тошнота.
Поворачиваю голову на звук телефона. Мама. С ней разговаривать совершенно не хочу, но во всем этом жирную точку нужно не только рядом с Захаром поставить.
— Да, — отвечаю холодно и сдержанно.
— Юля, как ты себя чувствуешь, дочь? Ты хорошо подумала насчет этой беременности? — она заходит осторожно, снова будет пытаться манипулировать мной.
— Да, мама, я прекрасно подумала. А вот чем вы с отцом думали, когда полгода молчали и позволяли Захару дурить мне голову? — сквозь зубы произношу я.
— Юлечка… К тебе память вернулась?
— Не надо, — перебиваю мать. Они с отцом всегда только о своих интересах пеклись. Наверняка Захар пообещал что-то взамен их молчанию. — Захар вам заплатил? Или проинвестровал бизнес отца за молчание? Иначе я не вижу причин, почему вы так с собственной дочерью обошлись.
— Ты не права, — голос матери дрожит, но я не позволяю ей взять верх в этом разговоре.
— Не права? — усмехаюсь горько. — Вы знали! Всё это время знали, кто он на самом деле, что он со мной делал, как унижал. И молчали! Молчали, мама! Почему?
На другом конце тишина. Я слышу, как она тяжело вздыхает.
— Тебе нужно было восстановиться, привыкнуть к новой жизни. Это бы только навредило тебе.
— Навредило? — мой голос становится резким. — А как насчёт того, что я полгода спала с человеком, который разрушил мою жизнь? Это, по-вашему, не навредило?
— Мы не могли ничего изменить, — глухо отвечает она. — Ты же знаешь его лучше меня, Юля. Мы не хотели терять тебя…
— Ну, поздравляю, — отрезаю я. — Вы меня потеряли.
Мама пытается что-то сказать, но я перебиваю её:
— Слушай сюда, — мой голос становится холодным. — Я не хочу больше иметь с вами дело. Ни с тобой, ни с папой. И если хоть слово Захару скажете о том, что ко мне вернулась память, я забуду, что вы мои родители. Ты меня поняла?
Я собираюсь закончить разговор, но мама успевает вставить:
— Я с ним не поддерживаю связь. Ни слова не скажу.
На мгновение замолкаю, переваривая услышанное. Верить или нет ей?
— Отлично, — холодно отвечаю и нажимаю «завершить вызов».
Телефон тут же летит на кровать, а я сжимаю виски руками, пытаясь справиться с накатившим гневом.
Мои родители предали меня. Они знали и всё равно молчали. Захар предал меня. Все предали.
Совесть немного гложет за то, что с матерью так резко говорила, но она поступила еще хуже!
Ладно, нужно идти готовить завтрак Диане. Хочу с ней сегодня весь день провести.
***
Все три недели я делаю вид, что живу обычной жизнью, не забывая, что люди Захара за мной «присматривают». Никто ничего не должен заподозрить. Бомбу замедленного действия Билецкому преподнести должна я лично.
Я уже вырисовывала в голове приблизительный план. И множество раз прокрутила в голове каждую фразу и каждое свое действие. Но когда застываю перед забором колонии, начинаю нервничать так, словно явилась сюда без плана.
Ненавижу его, но и в тоже время думаю о том, что наша жизнь могла быть другой. Если бы с самого начала он был со мной таким же внимательным, нежным и страстным, как последние пол года.
Злюсь на себя за такие мысли. Я ненавидеть его должна! Нельзя позволять распускаться цветком в груди сомнению.
Я выхожу из машины. На улице уже октябрь. Похолодало. Под тренчем у меня короткая юбка и блузка с глубоким вырезом. В сумочке — снимок УЗИ. Я тщательно выбирала каждый предмет гардероба для нашей последней встречи. Встречи, которую я, надеюсь, Захар запомнит надолго.
Пока я иду к проходной, каблуки звонко стучат по асфальту. Охрана пялится на меня. Их взгляды скользкие, оценивающие, оставляют неприятное ощущение липкости на коже.
— Я к заключенному Билецкому Захару. Комната для длительных свиданий, — мой голос звучит ровно, но внутри всё кипит.
Больше ничего говорить не нужно. Билецкого здесь знают все.
Сотрудник за стеклом проводит глазами по моему паспорту, а потом чуть дольше, чем нужно, задерживается взглядом на мне и усмехается. Я делаю вид, что не замечаю, но внутри ощущаю, как гнев снова растекается по телу. Все эти мужчины… Они ведь знают, кто я и зачем обычно сюда прихожу.
Захар
- Ну и сука ты, Захар. - Ржавый вытирает кровь с губ и бросает на пол окровавленное полотенце. - Мы ж просто форму поддержать! Не на смерть же хуяриться!
- Не беси меня, Гриша. Сам полез.
- Ты ебнулся, а? Тебе лечиться надо. Псих.
- Хватит ныть, мы сюда пришли не балет танцевать.
Спортзал - единственное место, где хоть немного можно выдохнуть. Точнее, выпустить пар. И я выпускаю. Срываю злость так, что стены дрожат.
Порыв контролировать нереально. Зато мысли немного приутихли.
Все это время я боялся, что Юля все вспомнит. Вместо желания в ее взгляде появится прежняя ненависть. Особенно после того, как обманом заставил поверить ее, что у нас крепкий брак. И трахал ее часами как хотел.
Я жил с этим страхом, но думал, что у нас еще есть время. Что успею придумать как убедить ее, что все изменилось. Или рассказать все до того, как бомба взорвется.
Думал, что как-то справлюсь. Все медлил. Успокаивал себя: завтра, потом, еще чуть позже. Юля здесь, рядом. Я ее удержу, а остальное — само решиться. Наивный, блять. Думал, у нас еще есть «потом». А оказалось — его нет.
Юля пришла ко мне. Спокойная, тихая. И от этого спокойствия кровь стыла. Я только взглянул на нее и понял. Она вспомнила. Все.
Она не истерила. Не ревела. Она била словами. Резала до костей.
Я ведь понимал, что медленно загоняю нас обоих в угол. Но не смог удержаться. Каждую минуту наслаждался. Ее теплом, доверчивостью, любовью, красивым телом, громким смехом. Смотрел на нее и понимал, что она ведь раньше именно такой и была. Я просто этого не замечал. Или не хотел. А потом сам ее и уничтожил, доведя все до точки невозврата.
Где-то в этом аду я понимаю, что уже давно слетел с катушек. В этом говняном месте делать нечего. Отвлечься невозможно. Свободного времени полно, поэтому все мысли о ней.
Придушить ее хочется. И тут же зацеловать. До бессознательного состояния. Какого хрена так вообще бывает? Чтобы всего одна баба настоящий взрыв в голове устроила.
Слова о ребенке прижали к полу.
Черт, как такое вообще возможно?
Избавиться.
Нет, Юля не могла… Шесть лет назад не смогла, ребенка оставила, и сейчас не сможет. Не могло же ее сердце настолько обледенеть, чтобы она сделала то, о чем говорила?
Я в это не верю…
Но где-то глубоко внутри, на самом дне моего сознания, тихий голос шепчет:
А вдруг?Все возможно. Ты этого не знаешь. Тебя не будет рядом. Ты вообще понятия не имеешь, что в ее голове сейчас происходит. И насколько сильна ее ненависть к тебе. Пока ты в этой чертовой клетке, Захар, ты абсолютно беспомощен.
Пульс стучит в висках, руки сжимаются в кулаки.
Не помню, когда последний раз нормально спал. Да и плевать. Усталость где-то там, на заднем плане. Ее нет. Меня прет. Энергия через край, хоть за троих паши. Да только в тюряге особо не разгуляешься.
Делаю шаг в сторону, собираюсь атаковать Ржавого, но тут голос за спиной спасает Гришу от очередного удара:
- Билецкий! - голос охранника режет по ушам. - На выход. К тебе посетитель.
Сердце замирает, а потом разгоняется, как на взлете. Посетитель? Юля?
- Давай, шевелись!
Время, кажется, замедляется, пока я шагаю за ним, пытаясь успокоить себя. Наверное, передумала. Снова пришла. Может, хочет сказать еще что-то? Может, дать шанс? Чёрт, я готов выслушать любые ее оскорбления, лишь бы снова увидеть ее.
Коридор кажется длинным, бесконечным. Каждый шаг отзывается в висках, каждый вдох отравлен ожиданием. Захожу в комнату для встреч, и сердце замирает.
Не Юля.
Гордеев.
Этот ублюдок сидит, развалившись, будто дома у себя. Улыбка мерзкая, глаза с прищуром.
- Здравствуй, Захар.
И все. Пар, что только что выпустил в спортзале, возвращается мгновенно.
- Ты, сука, что здесь делаешь? - выплевываю сквозь зубы.
Он только ухмыляется шире. Мы с ним реально давненько не пересекались.
- Навещаю старого друга, - тянет Гордеев, растягивая слова, словно смакуя. Взгляд скользкий, вязкий.
- Друга? - скалюсь. - Ты же знаешь, Рома, дружба не про нас. Так что кончай цирк и выкладывай, на хрена ты сюда явился.
- Думал, поболтаем, поностальгируем.
- Сказки свои для других оставь, - шиплю. - Чего тебе надо?
Он мгновенье молчит, убогую обстановку в помещении рассматривает. Потом на его лице растягивается довольная усмешка.
- Ну что, Захар, ахуенная у тебя теперь жизнь, да? Доигрался. Устрицы не вставляли, шампанское не лезло? Дом Периньон, блядь. Личный рост. Конкретный. Зловонная нора вместо офиса. Вместо кожаного кресла - голый ледяной пол. Вот оно, дно. А может, и не дно, кто знает? Может, еще ниже можно, а?