Сбежать от короля

Глава 1

Я открыла глаза. В комнате было темно, точно в склепе, и тихо – так тихо, что тишина настораживала, внушала необъяснимую тревогу. И внезапно... странный пугающий скрежет. Я вздрогнула. Этот звук был знаком мне; я боялась его и... ждала. Скрежет становился громче – он надвигался откуда-то из мрака, приближался ко мне неумолимо и угрожающе. Две ночи назад, когда я услышала его впервые, он был где-то далеко, за стеной, и звучал еле слышно. Этот скрежет можно было сравнить со звуком, который возникает при трении камней друг о друга, и, однако, было в нём нечто особенное, мистическое.

Я натянула одеяло до подбородка, свернулась калачиком и, зажмурившись, затаила дыхание. Скрежет становился всё явственнее, всё ощутимее, как будто обретал некую физическую форму, сухим шуршащим песком вливался мне в уши, будил в моём воображении пугающие образы.

С напряжением и замиранием сердца я ждала момента, когда из сгустившегося плотного мрака, разрастаясь и постепенно обретая чёткие очертания, начнёт возникать нечто совершенно невообразимое. Фантасмагорическое, не поддающееся описанию и – тем более – рациональному объяснению.

Это нечто родилось одновременно с моими первыми детскими страхами и, сколько я себя помнила, преследовало меня в сновидениях или в моём воображении. Чаще всего оно появлялось в те дни, когда мне предстояло принять какое-либо важное решение. Или же накануне каких-либо потрясений в реальной жизни. Иногда нечто возникало неожиданно и ниоткуда, иногда его появление можно было предугадать. В этом случае меня охватывала жуткая необъяснимая паника, преодолеть которую не было сил.

Вот и сейчас в ожидании неизбежного я чувствовала, как слабеет моя воля, цепенеют и наливаются свинцовой тяжестью руки и ноги, как туманится сознание. И становится уже не понять, к какому из миров принадлежат мои ощущения – так же, как и неотвязные видения и эти пугающие до бегущих вдоль позвоночника мурашек звуки.

Всё вдруг резко стихло. Наступила жуткая звенящая тишина. Нервы у меня были уже на пределе. Я должна была закричать, чтобы разорвать эту поглотившую все шорохи ночи вязкую тишину, чтобы услышать свой собственный голос и понять, что не сплю.

Но ведь я и вправду не сплю! Или?.. Конечно, не сплю! Мои глаза уже привыкли к темноте: я могу видеть не только свою руку у самого лица, но и предметы в комнате, стены и полуоткрытую дверь. Из щели проникает жёлтый свет, ровной полосой ложится на пол. Кто забыл выключить в коридоре свет? Я хорошо помнила, что последней покидала холл и, поднимаясь к себе, гасила за собой свет... Что ж, как бы там ни было, но, если хозяин дома узнает, что в коридоре всю ночь горел свет, с каждой из пятерых жиличек будет снят крупный штраф. Господин Шалар весьма строг и скуп, как, впрочем, большинство ландонцев...

Я попыталась подняться, но неведомая сила парализовала всё тело: теперь я не могла даже пальцем пошевелить. Я широко раскрыла глаза, боясь поверить в то, что видела, и вместе с тем убеждая себя в том, что сейчас-то всё происходит во сне. Полоса света на полу задрожала, запрыгала и сплющилась, а затем превратилась в ослепительную вспышку. Я не заметила, в какую долю секунды из этого неестественно светящегося шара материализовалось существо, напоминавшее тех, которых я видела в фильмах про инопланетян. Я уже была готова поверить в то, что мне повезло пополнить ряды очевидцев встреч с носителями внеземного разума, однако в следующее мгновение загадочное эфирное существо внезапно обрело плотность и вполне узнаваемые черты обыкновенного пса. Впрочем, обыкновенного ли?

Теперь я была не в силах избавиться от ощущения всеобъемлющей паники; ужас сковал язык, липкой холодной волной окатило тело. Чёрный лохматый пёс бежал по комнате, от двери до моей кровати, не касаясь лапами пола, точно парящее в воздухе призрачное видение. Тем не менее его существование было реальным: когда он приблизился к моей постели, я явственно услышала его шумное, чуть сиплое дыхание. Странный пёс дышал у самого моего уха – и это от него, непонятно откуда взявшегося существа, исходил мощный поток безумного неконтролируемого страха. В ужасе я закричала, всё ещё надеясь, что, пробудившись от своего крика, избавлюсь наконец и от своего навязчивого видения, и от внушаемого им страха. Я закричала что было сил, но не услышала ни единого, даже самого слабого звука – словно гортань моя была набита ватой. Это был немой крик, хотя мне казалось, что от него должен был пробудиться целый квартал, не говоря уже о моих соседках по дому.

Но одна из соседок, к счастью, всё-таки услышала меня.

Глава 2

- Ты стонала во сне, как будто тебя пытали, – сказала на следующий день Соня, которая занимала комнату, смежную с моей. – Помнишь, я тормошила тебя, чтобы разбудить? Прости, если была грубой...

Соня – миниатюрная девушка с длинными чёрными волосами, жгучими тёмно-карими глазами и густыми бровями – вышла из душевой кабинки (одной на две наших комнаты) и, чалмой повязав на голове махровое полотенце, остановилась у моей кровати.

Я сидела в постели, пождав под себя ноги, и пристально, с возрастающей досадой, разглядывала своё отражение в зеркальце пудреницы. На меня смотрела бледная миловидная молодая женщина с воспалёнными от бессонницы глазами, под которыми залегли синеватые тени.

Господи, на кого я становлюсь похожа! – с горечью подумала я и затолкала пудреницу под подушку. – Если я не возьму себя в руки, то очень скоро превращусь в уродливую истеричку и затем растеряю всех своих клиентов. Не будет спроса – не будет денег...

Возвращаться же домой без энной суммы в иностранной валюте для меня было равносильно самоубийству. Долги моего бывшего, ныне покойного, мужа, чья бурно развивавшаяся коммерческая карьера трагически прервалась на самом успешном этапе, висели теперь на мне. И я, появись сейчас в родном городе, сильно рисковала не только своим здоровьем, но, может, даже жизнью: те типы, которым задолжал мой бывший, не отличались альтруизмом. Хотя, по мнению подруг, я должна была оценить их терпение и благодарить их за то, что они «милостиво» согласились отстрочить день уплаты долга и набежавших на него процентов.

- Ничка, ты же расскажешь мне, какой кошмар мучил тебя прошлой ночью?

Услышав голос Сони, я встрепенулась и попыталась вспомнить пережитые ощущения. Что и говорить, ночные наваждения с каждым годом становились навязчивее и тягостнее. Порой я сравнивала их со снежным комом: вот мои кошмары разрастаются, набирают объём и вес и скоро совсем раздавят меня.

У меня не было желания делиться своими ощущениями с кем бы то ни было. Я лишь раздражённо передёрнула плечами: мне не нравилось, когда Соня называла меня «Ничкой», я неоднократно говорила ей об этом, но она как будто нарочно игнорировала мои замечания.

Вообще-то моё имя Вероника, родные и друзья зовут меня Ника, и только Соня почему-то предпочитает этот дурацкий вариант моего имени. «Ничка»... Есть в нём что-то от слов «ничего, ничтожный», и, понятное дело, меня это бесит. Как будто напоминает о том, что я в своей жизни ничего не добилась. Хотя нет, моё самое выдающееся достижение – успешное окончание университета и диплом историка. Правда, диплом оказался совершенно бесполезным: выпорхнув из двери высшего учебного заведения, я с лёгкостью впорхнула в семейную жизнь, приобретя статус замужней женщины. Мой муж, тогда начинающий бизнесмен, настоял на том, чтобы я отказалась от попыток строить свою собственную профессиональную карьеру и посвятила себя благополучию семьи. Я мечтала о детях, а муж уговаривал подождать: «Вот когда я буду уверен, что смогу обеспечить свою семью на все сто и больше процентов, тогда и поговорим о ребёнке». Но, видно, у небес были на нас свои планы.

Когда я забеременела (вопреки желанию мужа, который посчитал этот факт «досадным недоразумением»), моему счастью не было предела. Муж принял эту новость с видом обречённого, а у меня будто крылья выросли. Можно сказать, я летала в прямом смысле слова! Хотя я всегда отличалась лёгкой походкой, в тот период собственное тело казалось мне каким-то невесомым, воздушным. И когда мой округлившийся живот стал заметен окружащим, подруги стали называть меня «воздушным шариком». Увы, счастье моё длилось недолго. Муж начал прикладываться к бутылке и зачастую, выпивая в компании «нужных для дела людей», возвращался домой злым и неадекватным. Однажды мы сильно поругались из-за этого, и в пылу ссоры муж толкнул меня. Я упала, ударившись спиной о стену, а через несколько минут обнаружила себя сидящей в луже крови... Ребёнка я потеряла. Потребовались месяцы для того, чтобы я пришла в себя после страшной утраты. За это время я подала на развод и съехала из нашей квартиры к своим родителям. Муж сначала уговаривал меня вернуться, просил прощения на коленях и с роскошными букетами цветов в руках. А когда понял, что разбитую чашку не склеить, заявил, что развода мне всё равно не даст. Тем не менее, для меня он стал «бывшим». Я не смогла простить ему потерю малыша.

Как известно, пришла беда – отворяй ворота. После гибели мужа мне нужно было как-то выкручиваться, чтобы элементарно выжить. Брать деньги у родителей-пенсионеров (я была поздним ребёнком), которым ещё недавно могла помогать и делать дорогие подарки, мне не позволяла совесть. Я и так чувствовала себя нахлебником, живя в их квартире и питаясь за их столом. Устроиться в школу учителем истории оказалось не так просто, как я себе когда-то представляла. В родном городе вакансий не нашлось, и вообще мне дали понять, что без крутых знакомых тёпленькое местечко в школе мне не светит. А потом на меня неожиданно наехали крепкие ребята с неулыбчивыми лицами и бритыми затылками и – предъявили счёт.

Уехать «на заработки» в благополучную европейскую страну мне помогла школьная подруга. Оценивающе осмотрев меня с головы до ног, она вынесла свой вердикт: «Если не обращать внимание на твою худобу, то вполне сгодишься. Личико у тебя смазливое; попа, грудь – на месте. Немного отъешься, и всё будет как надо. Танцевать умеешь?» Танцевать я умела и любила. Но! Одно дело танцевать в собственное удовольствие, в приятной компании. И совсем другое, когда нужно перед публикой полуобнажённой выделываться на шесте.

Выбора у меня не было. Где ещё я заработаю большие деньги за короткий срок? Вскоре, получив загранпаспорт и визу «артиста кабаре», я уехала в чужую страну...

Не дождавшись моего ответа, Соня пожала плечами и со скучающим видом удалилась в свою комнату. Вскоре оттуда полилась знакомая мелодия и раздался узнаваемый хрипловатый голос:

«Что же это было, скажи? Миражи... миражи...» – пела неподражаемая Ирина Аллегрова.

Глава 3

В своей прежней, беспечной и безбедной, жизни мне повезло немало попутешествовать и повидать множество разных замков в разных странах. Одни из них превратились в руины, другим же повезло больше: их отреставрировали, кое-что достроили, придав их стенам первозданный вид, и вернули к жизни. Некоторые из них стали собственностью наследников бывших владельцев или нуворишей, мечтающих за баснословные деньги приобрести аристократический лоск. Другие были выкуплены теми, кто видел в этих немых свидетелях минувших эпох объекты для удачных вложений в ресторанно-отельном бизнесе. Большинство же замков, мануаров и бастид пополнили список государственных объектов культурно-исторического значения. Они были открыты для туристических экскурсий и, как правило, выглядели очень даже презентабельно.

Донжон – всё, что осталось от Шато-Ландона, – казался мне горьким упрёком людям, пожелавшим забыть историю замка. Им не интересовались отельные бизнесмены, сюда не водили туристов, даже местные как будто старались обходить его стороной. Но, возможно, в этих древних камнях и вправду скрывалась некая тайна, которую замок упорно хранил только для себя?

Было в очертаниях башни что-то манящее, но вместе с тем холодное и пугающее. А может, ощущение жути и стужи приходило ко мне лишь тогда, когда на меня накатывала тоска по дому и родным. И когда я чувствовала себя одинокой и неприкаянной в этом чужом городке, в чужой и не слишком приветливой стране...

Задумавшись, я не сразу услышала стук в дверь. Кто-то стучал настойчиво и вместе с тем робко. Подойдя к двери, я повернула ключ в замке и впустила Стеллу, которая занимала комнату справа. Это была стройная девушка, красившая свои русые с чудесным золотистым оттенком волосы в неестественно белый – так называемый платиновый – цвет, с невинным и будто удивлённым взглядом голубых круглых глаз, с неторопливой, иногда раздражавшей своей монотонностью речью.

- Я... я не знаю, что мне делать, – произнесла Стелла, всхлипывая, и неожиданно уткнулась мокрым от слёз лицом в моё плечо. – Мне больше не к кому идти... Но ведь я не виновата, что привыкла доверять людям...

Я поморщилась. Похоже, Стелла опять во что-то вляпалась, а выручать её из очередной неприятной истории, кроме меня и Сони, и вправду некому. Меня удивляла невероятная способность Стеллы притягивать к себе всякого рода проблемы, но ещё больше возмущало то, что она перекладывала их решение на других людей.

- Что случилось на этот раз? – с откровенным недовольством спросила я, отодвигаясь от заплаканной и какой-то растрёпанной Стеллы.

- Мне кажется, Габи меня подставила, – пожаловалась та, смахивая слезу наманикюренным пальчиком.

- Снова не разобрались с клиентом?

- Скорее с его деньгами.

- А подробнее?

Прежде чем приступить к своему рассказу, Стелла, виновато опустив глаза, спросила дрожащим голосом:

- Ты же не скажешь об этом Шалару?

- Чёрт возьми, Стелла, если ты не доверяешь мне, зачем обращаешься ко мне за помощью? – рассердилась я.

Услышав голоса, в комнату вошла Соня.

- Что стряслось с нашей спящей красавицей? Сказочный принц перепутал тебя со злой мачехой? – насмешливо проговорила она и опустилась в глубокое плетёное кресло, картинно закинув ногу на ногу.

В ответ Стелла взглянула на неё исподлобья словно обиженный ребёнок.

- Девочки, – понизив голос, начала рассказывать она, – мы – Габи и я – после того, как клуб закрыли, согласились поработать на территории клиента. Но когда приехали к нему, оказалось, там нас ждали ещё двое. Я подумала, Габи знакома с ними: они вместе шутили, смеялись... Словом, она вела себя раскованно... Я же чувствовала себя очень неуютно, но уйти не могла. Ведь я совсем не знаю этого города. Да и Габи меня удерживала.

- Короче, ты осталась и срубила чистых бабулеток себе в карман, – вставила Соня, выказывая признаки нетерпения: в рассказанной Стеллой истории для неё, путаны со стажем, не было ничего необычного.

- Всё было не так, как ты думаешь, – пролепетала Стелла; её губы, с остатками вызывающе алой помады, задрожали: она была готова снова разрыдаться.

В моём сердце шевельнулась жалость, и я непроизвольным жестом обняла девушку за плечи. Та тут же прильнула ко мне, ища сочувствия, а Соня, глядя на нас обеих, состроила презрительную гримасу.

- Ты много выпила? – спросила я, уловив запах виски.

- Не помню, – пробормотала Стелла. И прибавила виновато: – Я вообще ничего не помню с того момента, как выпила первый бокал, и до того, как... как проснулась совершенно голая...

- Ты вернулась в клуб вместе с Габи?

- Она высадила меня у ворот, а сама уехала на такси дальше, не сказав куда.

- Так сколько ты заработала? – с профессиональным знанием дела полюбопытствовала Соня.

Стелла потупила взор.

- В том-то и дело, что нисколько.

Глава 4

У Сони от удивления округлились глаза; она даже привстала с кресла.

- Что?! Трое кобелей получили стриптиз нахаляву? Может, они ещё и оттрахали тебя, как привокзальную шалаву, а эта подлая сука Габи присвоила себе твои бабки?!

- Но я... я даже не знаю, было ли что-то на самом деле... Может, меня и пальцем никто не тронул... Может, танцевала только Габи... Я же говорю, что ничего не помню! – запричитала, давая волю слезам, Стелла.

- Идиотка! Видишь, Ничка, я говорила тебе, что эта кукольная блондинка – идиотка! – кричала Соня, размахивая руками, унизанными блестящими побрякушками.

Возмущение её казалось искренним, но я знала, что Соня не будет Соней, если упустит случай лишний раз оскорбить Стеллу. С тех пор, как платиновая блондинка появилась в клубе, Соня начала одного за другим терять своих клиентов. Хотя на подиуме Соня по-прежнему оставалась непревзойдённой (когда-то она брала уроки профессионального стрип-дэнса), Стелла притягивала мужчин хрупкой внешностью наивной простушки, нуждавшейся в покровительстве представителей противоположного пола. «Пальма первенства» в консумации, которую я завоевала благодаря знанию иностранных языков, также постепенно перекочёвывала к Стелле.

(Консумация означает времяпровождение и употребление напитков с посетителями кабаре, от которого танцовщицы имеют определённый процент – прибавку к зарплате.)

Было бы неправдой сказать, что меня это совсем не задевало. Тем не менее, к любым переменам в жизни я старалась относиться снисходительно. Усвоив уроки прошлого, я знала, что успех - величина непостоянная. Сегодня ты на высоте, баловень Судьбы, тебе тихо завидуют, твоими успехами громко восхищаются. А завтра, стоит тебе оступиться, потерять бдительность или хватку, – и все забудут, кем ты был и как тебя зовут. «Не хвались, что ты самая красивая: найдётся та, что краше тебя. Не хвались, что самая умная: найдётся та, что намного умнее», – любила говорить моя бабушка. И мне нравился такой философский взгляд на жизнь. Чувство зависти, то самое, разъедающее душу до чёрных дыр, в которых бесследно исчезают порядочность и доброта, к счастью, мне было неведомо.

Однако успехи голубоглазой блондинки бесили не только Соню, но и Габи – любимицу Шалара. Впрочем, о Габи будет отдельный разговор...

- Помолчи, Соня, – сказала я, с упрёком взглянув на миниатюрную брюнетку.

Когда та, в потоке отборной брани ещё раз обозвав соперницу безмозглой куклой, обиженно затихла, я снова обратилась к зарёванной Стелле.

- Стелла, не будь дурой, – голосом школьной наставницы проговорила я. – Габи и вправду подставила тебя, использовала тебя как сутенёр. Скорее всего, тебе что-то подсыпали в стакан с виски: чтобы ты не сопротивлялась и чтобы потом ничего не могла вспомнить. Если тебя изнасиловали, ты ничего никому не докажешь. Габи заранее знала, что это сойдёт ей с рук: ты же не пойдёшь жаловаться Шалару.

- Ещё бы! – не удержалась, фыркнув, Соня. – Узнай Шалар, что ты без его ведома покинула клуб с одним из его завсегдатаев, тебя тут же выставят на улицу! Забыла, что случилось с Марго? Чемодан, вокзал, малая родина...

- Соня права. – Кивнула я. – И ты не хуже нас знаешь, что закон здесь на стороне Шалара. Он у себя дома; мы же здесь – чужие, и наш голос ничего не значит...

Стелла слушала, глядя то на меня, то на Соню, и кусала губы, отчего зубы у неё стали такого же цвета, как помада. Взгляд её невинных голубых глаз умолял нас о защите и покровительстве.

Мне хорошо был знаком этот взгляд. Месяц назад упомянутая Соней Марго («в миру» Марина) вот такими же глазами смотрела на меня, когда просила поговорить за неё с Шаларом. Марго угораздило закрутить интрижку с сыном Шалара, от которого она, как ей показалось, забеременела. Поскольку в репертуаре Марго не было блестящего знания иностранных языков, она обратилась за помощью ко мне: как к своему «адвокату» и переводчице (я неплохо знала английский и чуть хуже французский). Мы встретились с Шаларом в нерабочей обстановке и я поведала ему о «проблемах» Марго, как она и просила. Мне так и не удалось выяснить, какого решения Марина ждала от Шалара. Скорее всего, она рассчитывала через него склонить его сына к женитьбе. Шалар же на этот счёт был иного мнения. На следующий же день он разорвал контракт с артисткой Марго и без всяких церемоний выгнал её из «Клуба номер один». Мне же было сделано строгое предупреждение: больше никогда не повторять попыток устроить чью-либо приватную жизнь подобным образом. Желание оказать помощь тому, кто в ней нуждался, было чревато серьёзными последствиями. Шалар хотел, чтобы каждая из нас твёрдо усвоила одно железное правило: «В этой жизни каждый сам за себя».

- Я думаю так. Нужно сделать вид, что мы ничего не знаем и ты нам не рассказывала об этом случае, – решительно проговорила Соня.

И затем, одарив «пострадавшую» надменно-снисходительным взглядом, сухо прибавила:

- А ты впредь будь поумнее.

Я же загадочно промолчала.

Глава 5

Возник ли у меня план того, как проучить Габи, любимицу владельца клуба, и отомстить за унижение соотечественницы, в ту же минуту? Или, может, идея появилась у меня тогда, когда я снова подошла к окну и уперлась взглядом в загадочное строение напротив? В какой-то момент мне почудилось, будто в его бойницах, незряче уставившихся на окружающий мир, мелькнул свет от факела. Я разгадала в этом видении подсказку и в охватившем меня азарте начала готовиться к осуществлению плана, посвятив в него Соню и Стеллу.

Никто из нас не знал настоящего имени Габи, хотя она утверждала, что именно так её и зовут: Габи, Габриэлла. Когда мы с Соней (в самолёте её место оказалось рядом с моим – так мы и познакомились) впервые переступили порог заведения, Габи уже «царствовала» там. Была некорованной королевой «Приватного клуба номер один» (позже я узнала, что других ночных клубов в Ландоне не наблюдалось, и название нашего заведения не было связано с нумерацией). А на побегушках у Габи была Фанни, которая считала себя её подругой. Габи обладала броской внешностью: грива блестящих рыжих волос, высоченный – гренадерский – рост, пышная грудь, яркие зелёные глаза на белом, усыпанном веснушками лице. У Шалара она была на особом счету. На очень особом. Мы подозревали, что он с ней спит.

Моя первая «трудовая» неделя стала для меня настоящей пыткой. Я никак не могла побороть свою природную стыдливость, чтобы научиться выставлять себя напоказ, перед сидящими в зале незнакомыми мужчинами. Каждый раз, выходя к шесту, я чувствовала, как жизнь внутри меня буквально замирает. Ноги становятся ватными, тело непослушным, не принадлежащим мне. Соня, наблюдая мои жалкие потуги на подиуме, говорила, что я танцевала как механическая кукла. Неудивительно, что после того, как я спускалась после шоу-тайма в бар, желающих купить мне напиток не оказывалось.

Однажды Шалар подозвал меня к себе за барную стойку и предупредил, что, если я не начну показывать «настоящее шоу» и зарабатывать на консумации, он разорвёт контракт. Я была в отчаянии. Мои выкрутасы на шесте не впечатляли клиентов заведения и никто из них не спешил познакомиться со мной поближе. Но даже тогда, когда я брала инициативу в свои руки и подсаживалась к кому-нибудь, меня сковывал панический страх. После «Привет!» и «Как дела?» у меня пропадал дар речи.

Нет, я не могу сказать, что боялась или стеснялась мужчин. До знакомства со своим будущим мужем я встречалась с парнями. В шестнадцатилетнем возрасте у меня даже случилась настоящая любовь: безумная, незабываемая, неповторимая. Первая и, как мне тогда казалось, последняя. В общем, одна-единственная на всю жизнь... А позже судьба свела меня с мужчиной, который стал моим мужем и помог мне овладеть «наукой любви». Он был чутким и опытным любовником, благодаря ему я как бы раскрылась, и в себе самой обнаружив таланты страстной любовницы. Но, очевидно, боль утраты, которую я в своей памяти прочно связывала с мужской агрессией, изменила моё отношение ко всем мужчинам.

Стоило мне приблизиться к незнакомцу, как внутри у меня срабатывал какой-то механизм – и между мной и мужчиной возникал невидимый барьер. Блок. Определённо, я совсем не годилась для работы в кабаре.

Решить мою проблему взялась Соня. Однажды, перед работой, она уговорила меня составить ей компанию и «раздавить» бутылку мартини. Хотя к алкоголю я испытывала, мягко говоря, отвращение (ещё были свежи воспоминания о бывшем муже), уговорам Сони всё же уступила. Может быть, потому, что надеялась в опьянении забыть все свои проблемы. Хотя бы на время. Но, как известно, алкоголь запускает в нашем организме и другие механизмы: например, возможность «раскрепоститься». В тот вечер я впервые танцевала так, что даже Шалар, протиравший бокалы за своей барной стойкой, замер на месте, от удивления разинув рот. Соня дала мне понять, что пара бокалов лёгкого спиртного перед работой облегчает восприятие реальности.

На следующий день в наш клуб завалились молодые красивые и очень шумные ребята. Туристы. Вряд ли я осмелилась подойти к ним, если бы вдруг не услышала родную речь. Мы познакомились, разговорились. Удивительно, но мне и вправду было с ними весело и легко: впервые за много месяцев я почувствовала себя свободной и по-настоящему раскованной. Самой собой. Прежней и теперь – с тех пор, как спряталась в своём коконе, – почти забытой.

Особенно симпатичным был паренёк по имени Саша. Обаятельный, вежливый. Мне даже показалось, что он мною заинтересовался. Трудно было сразу определить, имелось ли у этих молодых ребят достаточно денег, чтобы оплатить нам с Соней напитки. Одеты они были просто: джинсы, футболки. Ни одна деталь в их обычной внешности не намекала на определённый уровень финансового положения. Но я, опять-таки учитывая уроки из своей прежней жизни, знала, что устойчивое мнение «Встречают по одёжке», когда по внешнему виду человека судят о его материальном положении, ошибочно.

В моей жизни было как минимум два наглядных примера, опровергающих истинность этого мнения. Первый. У меня была знакомая, внешние данные которой не позволяли назвать её красавицей. Но была в ней какая-то изюминка. Одевалась она шикарно и со вкусом и всегда выглядела как топ-модель с обложки модного журнала. Любой бы подумал, что денег у этой девушки просто немерено. Но, когда однажды я попала к ней в гости, то поразилась увиденному. Оказалось, моя знакомая обитала в однокомнатной развалюхе, единственной достопримечательностью которой являлся огромный, на всю стену, гардероб. Позже она призналась, что всю свою зарплату тратит на брендовые шмотки, отказывая себе в полноценном вкусном питании и прочих радостях жизни.

Второй наглядный пример несоответствия внешнего вида и уровня финансовой обеспеченности представлял собой человек, которого в моём родном городе уважали и боялись. Глядя на него, вечно неряшливого, одетого чуть лучше городского бомжа, трудно было поверить, что это – глава одного из местных мафиозных кланов.

Глава 6

Мне нужно было идти в гримёрку, чтобы переодеться в сценический костюм и подготовиться к выступлению. Когда я уходила, Саша сказал, что будет ждать меня. И что я, прибавил он с хитрой улыбкой, не разочаруюсь.

Нужно ли говорить, что его обещание меня заинтриговало?

Свой танец я адресовала Саше. Смотрела только на него. Улыбалась только ему. Обнажалась – для него. За всё время работы в кабаре это был мой первый танец, который предназначался для одного конкретного мужчины. Сама не понимаю, по какой причине мне хотелось, чтобы этот малознакомый, но такой почти родной парень поверил, будто в моих глазах он был единственным и неповторимым.

Но когда я, переодевшись, вернулась в зал, меня ждало ошеломляющее открытие. От сцены, которую я увидела, моё сердце на секунду замерло и затем ухнуло куда-то вниз, во внезапно открывшуюся чёрную бездну. Взгромоздившись к Саше на колени, Габи что-то шептала ему на ухо и нежно поглаживала его по шее. Рядом со столиком, в ведёрке со льдом, которое возвышалось на специальной подставке, запотевшим золотом мерцала в полумраке зала бутылка «Кристалла».

Я только выровняла дыхание и походку, но, разглядев бутылку, едва не споткнулась от изумления. Насколько мне было известно, цена за бутылку этого элитного шампанского колебалась от двухсот пятидесяти до пяти тысяч евро. Это был первый случай (как позже признался Шалар), когда клиент в его клубе заказывал для девушек «Кристалл».

Вопреки обещанию Саши, я очень-очень разочаровалась. Зачем он сказал, что будет ждать меня, если положил глаз на Габи?

Вероника, ты была уверена, что тебя уже ничем не удивить, не подкупить, не возмутить? Так вот, ты заблуждалась! – съехидничал мой внутренний голос.

Действительно, мне казалось, что с опытом всего пережитого моя доверчивость порастратилась, и обещаний, выданных авансом, уже недостаточно, чтобы меня подкупить. Но вот, гляди ж ты, купилась... Как наивная малолетка после первого свидания, вообразила себе то, чего на самом деле даже быть не могло! Нет, ну в самом деле, какой мужик будет колебаться, выбирая себе компанию на вечер, когда перед ним предстанет такая дива как Габи!

Лучше бы ты и не вылезала из своего кокона! – пристыдил меня внутренний голос. И мне было трудно с ним не согласиться...

Я почувствовала укол ревности и уже собиралась развернуться, чтобы уйти, но вдруг заметила, как Саша поманил меня к себе приглашающим жестом. Он что-то сказал Габи и та, скорчив пренебрежительную гримасу, нехотя слезла с его колен. Проходя мимо меня, Габи просто-таки прожгла меня насквозь взглядом, полным ненависти.

- Знаешь, Вероника, я тебе не завидую. Нет, не так! Я тебе откровенно сочувствую, – сказал Саша, когда я снова подсела к нему за столик. – Работать среди таких хладнокровных зубастых акул, как эта дамочка Габи, должно быть, очень нелегко.

- Нелегко, – со вздохом подтвердила я.

Это был уже не первый случай, когда Габи пыталась внаглую увести клиента у других девочек нашего клуба. Обычно ей это удавалось. Случай со мной стал, скажем так, исключением из правил.

Честно говоря, мне с трудом верилось, что Саша предпочёл мою компанию ушлой эффектной Габи. И предпочёл настолько, что оплатил моё время, проведённое с ним, бутылкой элитного «Кристалла»!

- Почему? – спросила я, наблюдая, как со дна бокала в моей руке устремляются наверх тонюсенькие цепочки из пузырьков шампанского. – Почему ты выбрал меня, а не Габи?

Саша посмотрел мне прямо в лицо серьёзным взглядом и ответил:

- От тебя веет домом. Домашним уютом, спокойствием, лаской. Чувствуется, что ты страдала от боли, которую тебе причинил близкий человек. И что, несмотря на этот трагический опыт в твоей жизни, ты не стала стервой. Ты ведь новенькая здесь, правда?

Я кивнула.

- Я давно не был дома, – с задумчивым видом продолжал Саша. – Я – заблудившийся странник, я – одинокий корабль, что бороздит бурное житейское море в поисках своего берега. Я знаю, что ещё не нашёл его. Зато я обрёл на короткое время тихую мирную гавань...

После этих слов он мягко обнял меня, а я спрятала у него на плече лицо, по которому катились слёзы.

Впервые после расставания с мужем и вести о его гибели я плакала так горько. Что вызвало у меня эти слёзы? Опьянение, когда алкоголь делает нас более сентиментальными и уязвимыми? Или романтическое признание Саши, произнесённое тихим проникновенным голосом? Наверное, то и другое.

Но, как в сентябрьский печальный день, когда солнце ещё дарит мир позолотой ушедшего лета, вдруг становится пасмурно в преддверии дождя, так и мою минутную идиллию омрачил взгляд Габи. Когда я, почувствовав этот взгляд, посмотрела на неё, сидящую на высоком табурете у барной стойки, мне за шиворот будто насыпали пригоршню снега. Я даже поёжилась от этого воображаемого, но такого ощутимого холода.

Можно было не сомневаться: своего поражения Габи мне не простит.

Глава 7

В канун Нового года Шалар устроил в нашем кабаре вечеринку, на которой, впрочем, не было гостей. Завсегдатаи «Клуба номер один», холостяки и неверные мужья, искавшие флирта на стороне, потоптавшись у порога, разбрелись по домам. Танцевальное эротическое шоу отменили в преддверии новогодней ночи. Вечеринка была скучной, вялотекущей и не отличалась обилием угощений. Миниатюрные крендельки-бретцели, тарталетки, чипсы, солёные орешки – вот и все закуски; из напитков: кока-кола, джин-тоник, недорогое бренди. Шалар, как всегда, показал свою прижимистость. Но и девочки не торопились расставаться со своими кровно заработанными, пожертвовав их в общий котёл. К тому же, самое интересное ждало нас в конце вечера. Для Габи и её подруги Фанни это был сюрприз, тогда как мы трое – Соня, Стелла и я – являлись организаторами новогоднего представления.

Знала бы я, чем это представление обернётся для меня!

Как только Шалар, пожелав нам доброй ночи, отправился к себе домой, мы вышли на окутанную темнотой площадь. В этой части Ландона проживали в основном старики, и неудивительно, что даже в новогоднюю ночь свет в их окнах не горел: кто-то по привычке рано ложился спать, а кто-то просто экономил электричество. И только фонарь в стиле ретро над вывеской «Приватный ночной клуб номер один» оставлял на снегу желтоватое пятно, напоминавшее растаявшее сливочное масло в манной каше.

Морозный воздух отрезвил хмельные головы тех из нас, кто на вечеринке прикладывался к бутылке с бренди или себе в коктейль наливал больше джина, чем тоника. Снег громко и весело скрипел под ногами, усиливая праздничное новогоднее настроение. Стелла дурашливо хихикала; Фанни раскрытым ртом ловила падающие снежинки; Соня и Габи играли в снежки как старые добрые подруги. Я первой подошла к башне донжона, на который привыкла глядеть из своего окна, и, отперев большую деревянную дверь, на миг замерла в нерешительности. Меня внезапно охватили сомнения. Или, может, это был страх. Я вспомнила сон, который приснился мне после того, как эта дверь была открыта в первый раз и мы с Соней вошли внутрь башни.

Она так и не рассказала мне, как и где раздобыла ключ. Но я и сама догадалась, когда увидела её нового воздыхателя – пожилого седовласого мужчину, к которому Шалар уважительно обращался «господин городской архивариус». Позже Соня уточнила, что ключ ей дали только на два дня, но для нашего замысла этого времени было вполне достаточно.

Сказать, что башня произвёла на нас сильное впечатление, значит ничего не сказать. Не только снаружи, но ещё больше внутри она выглядела в точности так, как те старые заброшенные строения, которые показывают в мистических триллерах и фильмах ужасов. С первого взгляда было ясно, что нога человека не ступала здесь как минимум пару десятилетий. Замок и ключ от него – только эти две вещи связывали средневековый донжон с современной цивилизацией. Здесь царил древний ледяной холод, от которого, казалось, промёрзли даже стены. Всё вокруг было окутано мёртвой тишиной. И только эхо от наших шагов гулко перекатывалось где-то под сводами башни.

Включив мобильники, мы с Соней направили их светящиеся экраны на узкую винтовую лестницу, которая вела на верхние этажи. Каменные ступени, изъеденные временем, выглядели ненадёжно и даже опасно. Зато другая лестница, которую мы не сразу разглядели, казалась вполне пригодной. Я знала, что такие лестницы обычно вели в подземелья замка.

- Ну что, – раздался деловитый голос Сони, – по-моему, отличная идея. Место что надо! Жуткое до одури. Вот честно, давно мне не было так страшно. Устроим этим сучкам шоу с призраками, мама не горюй!

- Как-то по-детски всё, – засомневалась я, – игра в страшилки. Надо было что-нибудь другое придумать...

- Некогда думать, – прикрикнула на меня Соня. – Нужно проучить этих шалав, да так, чтобы они от страха свои имена не могли вспомнить. А ещё лучше, если обе заикаться начнут! Ты только представь: подзывает клиент Габи, ставит ей бутылку шампусика, а её всю трясёт и зубы клацают.

- Вообще-то Габи не робкого десятка, – заметила я, уже сожалея о затее.

А Соня продолжала веселиться:

- Может, они обе даже к шесту выйти не смогут! Коленки-то небось будут дрожать от пережитого в башне страха! Пропустят шоу-тайм – Шалар из их зарплаты вычтет...

Она вдруг умолкла, прислушиваясь к чему-то, и с тревогой посмотрела на меня.

- Ты это слышала?

Я неопределённо пожала плечами:

- Нет. А что было?

- Будто псина где-то заворчала... – Голос Сони заметно дрогнул. – Слушай, пойдём отсюда. И вправду дико жуткое место. Не хотела бы я оказаться здесь в ловушке. Лучше предоставим эту привилегию сучке Габи и её подружайке Фанни.

Мы покинули башню так торопливо, будто в затылок нам обеим уже дышал некий злобный преследователь, вырвавшийся из другого, неведомого мира.

Глава 8

И вот я снова стояла перед знакомой дверью, за которой скрывался загадочный пугающий мир и адская темнота. Теперь оставалось только заманить в тот мир двух девушек: Габи и Фанни. Заманить, чтобы на пару часиков оставить обеих наедине с их собственными страхами и фантомами из прошлого.

- Как ты смогла открыть эту дверь? – Голос Габи раздался у моего уха так неожиданно, что я вздрогнула. Ключ выскользнул из моей влажной ладони и упал в снег.

Ничего не отвечая, я наклонилась, чтобы подобрать его, но не успела. В тот же момент Габи сильно толкнула меня сзади. Я буквально влетела внутрь башни и растянулась на холодном каменном полу. И тут же услышала, как тяжёлая деревянная дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной, а в замке несколько раз повернулся ключ. В придуманной мной ловушке оказалась не Габи и не её подруга Фанни – в неё угодила я сама!

Как говорится: «Не рой яму другому, сам в неё попадёшь». Даже если эту яму ты собираешься рыть в воспитательных целях: чтобы хоть как-то проучить того, кто, уверенный в своей безнаказанности, портит жизнь другим...

Я пошарила рукой по полу в поисках мобильника, схватила его и, поднявшись на ноги, бросилась обратно к двери.

- Соня! Стелла! Откройте! – кричала я, изо всех сил стуча кулаками в деревянную, обитую железом дверь, преградившую мне путь наружу.

Девчонки должны быть где-то рядом! Они должны услышать меня! И разве они не видели, что случилось?!

Я молотила в дверь до тех пор, пока не разбила кулаки в кровь; я кричала и звала на помощь, пока не охрипла. Не знаю, сколько времени прошло, пока мне стало ясно, что никто не освободит меня из этого капкана. Но я не понимала, как такое могло произойти? Даже если Габи разгадала подвох и опередила меня, то почему ни Соня, ни Стелла не попытались отобрать у неё ключ? Почему они ушли, зная, что без их помощи мне из башни не выбраться?

Отдышавшись и успокоившись, я стала размышлять, что делать дальше. Надо позвонить Соне или Стелле (других знакомых, если не считать поклонников из клуба, у меня здесь не было). Я посмотрела на экран мобильника и увидела, что сигнал пропал. Только это не хватало – остаться без связи!

Можно было бы подняться на крышу донжона и посветить оттуда телефоном. А вдруг кто-то из стариков, живущих в соседних домах, заметит сигнал о помощи и вызовет полицию? Я вспомнила, как моя бабушка часто страдала бессонницей и, не зная, чем заняться, просто смотрела в окно. Можно было бы дождаться утра в надежде, что какой-нибудь прохожий увидит на снегу следы, ведущие к башне, и, если повезёт, подойдёт к двери. Я останусь сидеть под дверью с другой стороны и, когда услышу шаги, позову на помощь...

Так себе перспектива, – обречённо пробормотала я и поёжилась от холода, который уже забрался под одежду и пронизывал до костей. – Если я просижу здесь всю ночь, то околею от стужи. Придётся карабкаться на крышу, пока не села батарейка...

Прав был Шалар, ах, как прав! Каждый сам за себя!.. Если бы я не вписалась за Стеллу, горя желанием наказать её обидчиц, сидела бы сейчас в тепле, под шерстяным пледом, у новогодней ёлки, с чашкой горячего шоколада в руках...

Учись, Вероника, хорошенько усваивай науку, – назидательно, как моя первая школьная учительница, повторяла я самой себе.

Продолжая светить перед собой экраном гаджета, я подошла к винтовой лестнице. Осторожно поставила ногу на ступеньку и, свободной рукой упираясь в стену, подтянулась. Так, спокойствие, только спокойствие... Если не торопиться и продвигаться дальше согнувшись в три погибели, то наверняка можно выбраться на крышу ещё до наступления рассвета. С этими мыслями я продолжила свой путь. Не сказать, что уверенно, но зато с надеждой.

Меня всегда удивляло, как обитатели средневековых замков перемещались по таким узким и чертовски неудобным лестницам. И ведь они делали это не один и не два раза в день! Попробуй побегать вверх-вниз в несколько заходов, исполняя свои ежедневные обязанности или приказания господина! А если ещё и неприятель атакует замок?

Я продвигалась медленно, ступенька за ступенькой, хотя мне хотелось бежать. Хоть вверх, хоть вниз. Хоть куда-нибудь. Бежать, чтобы элементарно согреться. Было ужасно холодно. Я чувствовала, как холод начинает сковывать всё моё тело – неумолимый холод, издавна поселившийся в камнях, из которых была построена эта башня. Окоченевшими пальцами я цеплялась за стены, стараясь нащупать трещины и разломы. Я обломала ногти и дважды едва не сорвалась вниз, поскользнувшись на гладкой мокрой ступени.

Слабый отблеск луны проник на лестницу, по которой я карабкалась; моей щеки ласково коснулась снежинка. Я обрадовалась: значит, отверстие, из которого можно выбраться на крышу донжона, уже близко. Мне казалось, что я даже слышу, как наверху завывает ветер, как он со свистом проносится по узеньким улочкам городка и танцует со снежинками.

Не могу сказать с точностью, удалось ли мне добраться до середины лестницы или выше, когда на моём пути возникло препятствие. Опасность я осознала не сразу, а лишь тогда, когда уловила уже знакомое сиплое дыхание своего ночного гостя. Сначала образ был смутным и расплывчатым, точно тень, родившаяся из мрака, но спустя мгновение обрёл чёткость. Загадочный мистический пёс из моих сновидений надвинулся на меня сверху, будто давно поджидал меня на этой чёртовой лестнице. Нужно обладать стальными нервами, чтобы успокоить себя мыслью о том, что это фантасмагорическое существо не что иное как плод разыгравшегося воображения или страха. К сожалению, я не могла похвастаться ни стальными нервами, ни непоколебимой выдержкой. Я испугалась и в долю секунды потеряла равновесие, к которому так долго и старательно прилаживалась. Ступня правой ноги соскользнула со ступени, и я, кувыркаясь, полетела вниз.

Наверное, я летела целую вечность. Каким-то образом винтовая лестница, ведущая на крышу башни, перетекла в лестницу, которая уводила в подземелье. Удивительно, но я ещё успела отметить про себя, что ступени этой лестницы были шире и влаги на них скопилось больше, чем на той, верхней.

Глава 9

Я чувствовала, как погружаюсь в воду, тёплую и ласковую, пронизанную воспоминаниями, точно вспышками солнечного света. Сцены из моей жизни – счастливое детство, романтическая юность, годы замужества – вспыхивали и тускнели. Лёгкое течение струилось по моему телу, ставшему невесомым, обтекало его мягко, как растопленное сливочное масло. А потом внезапно превратилось в мощный поток, несущий с собой шёпот голосов и обрывки забытых воспоминаний. Делая неимоверные усилия над своей памятью, я пыталась распознать голоса и собрать разрознённые, ускользающие от меня образы. И вместе с тем погружалась в подхвативший меня поток всё глубже и глубже. Воспоминания становились всё слабее и постепенно потеряли свою отчётливость.

Внезапно я увидела перед собой ослепительно-яркий белый свет. Наверное, это был тот пресловутый свет в конце тоннеля, о котором рассказывали люди, пережившие клиническую смерть и благодаря какому-то чуду возвратившиеся с того света.

Вот и всё... Это смерть, – с тоской и обречённостью подумала я, погружаясь в невероятное ослепительное сияние.

Неожиданно в пелену, окутавшую меня, начали проникать какие-то звуки: голоса людей, лошадиное ржание, цокот копыт на каменной мостовой. Удивлённая, я хотела раскрыть глаза, но не смогла. Веки будто налились свинцом. Я лежала и внимательно прислушивалась к шуму и своим новым ощущениям. Способность чувствовать вернулась в моё тело, и я пошевелила пальцами, чтобы убедиться, что жива и невредима. Удивительно, что после такого кошмарного падения с лестницы кости ног и рук оказались абсолютно целыми. Я не свернула себе шею, не сломала рёбра. Только тупая боль в голове напоминала мне о случившемся.

Слава Богу, я жива! Значит, девчонки всё-таки вернулись за мной, обнаружили меня на полу без сознания и вызвали экстренную помощь. Меня госпитализировали, и сейчас я, конечно же, лежу в палате под присмотром врачей. Интересно, сколько мне придётся оставаться здесь и в какую сумму обойдётся госпитализация? – размышляла я, попутно радуясь ясности своего рассудка.

Теперь, когда моя жизнь была вне опасности, больше всего меня беспокоило, когда я смогу выступать снова и как ко всему случившемуся отнесётся Шалар. Уезжать домой, если вдруг он решит избавиться от меня, было слишком рано. По той простой причине, что я ещё не успела накопить сумму, которую от меня требовали кредиторы моего бывшего мужа...

- Бегга, она дышит! Ну-ка, неси сюда уксусную эссенцию! Живо! – Незнакомый женский голос, произносивший слова на незнакомом языке, прозвучал прямо над моей головой.

Я точно знала, что никогда прежде не слышала этот язык и не говорила на нём, но сейчас почему-то понимала его. Этот язык был отдалённо похож на французский, который я изучала в школе, и в то же время имел непривычное звучание. Как будто искажённая латынь. Но тогда, может быть, это был старофранцузский?

Пока я искала ответ на возникший вопрос, раздался стук деревянных башмаков и кто-то, запыхавшийся от быстрого бега, прерывисто сказал:

- Вот... ваша светлость, нашла!

В следующую минуту мне в нос ударил крепкий запах уксуса, в горле запершило, и я закашлялась. Глаза наполнились слезами.

- Ну же, Беренис, давай! Приходи уже в себя, – сердито проговорила женщина, до этого требовавшая уксусную эссенцию. – Нашла время падать в обморок! Как будто не знала, что этот день настанет!

Кто эта женщина? Почему она называет меня Беренис? Имена «Вероника» и «Беренис», безусловно, имеют одинаковое значение: «приносящая победы». Но, может быть, этой незнакомке, говорящей на странном языке, больше нравится звучание имени Беренис? Только вот я совсем не узнаю её голос...

Скорее всего, это врач местного госпиталя, а другая, помоложе, медсестра, – я пыталась найти объяснение, которое успокоило бы охватившие меня смутные сомнения. – И говорят они на ландонском диалекте... Что ж тут такого необычного? Вон и в Бретани, и в Эльзасе, и в других регионах Франции местные жители всё ещё общаются между собой на языке своих предков...

Хорошая попытка, Вероника, – отозвался на мои мысли пробудившийся внутренний голос. – Но часто ли тебе попадались медсёстры, которые называют врачей, пусть даже и главврачей, вашей светлостью?

- Ваша светлость, глядите, у мадемуазель Беренис, кажется, разбита голова, – произнёс девичий голос, в котором, помимо тревоги, звучала вина.

В самом деле, вряд ли в медицинской субординации предусмотрена такая формула обращения младшего по должности к старшему, – подумала я, снова услышав слова «ваша светлость».

И, словно желая подкинуть мне побольше пищи для размышлений, старшая тут же строго отчитала младшую:

- Если из-за этой раны она не сможет встать и выйти к гостям, я велю тебя выпороть на замковом дворе в присутствии всей прислуги, Бегга! Твоя госпожа шлёпается на пол, а ты стоишь разинув рот вместо того, чтобы поддержать её! Она ударилась об угол камина или стола?

- Об угол камина, ваша светлость.

- Поверни ей голову. Я хочу посмотреть на рану.

Сначала кто-то (это точно была медсестричка!) аккуратно повернул мне голову набок, а потом я почувствовала на ней пальцы другой женщины – той, что постарше. Их прикосновение я бы не назвала осторожным: это как если бы в мою кожу, в мои волосы вцепились когти хищной птицы. Я застонала от боли и попыталась подняться, но сильная рука женщины, стоявшей надо мной, удержала меня на месте.

- Не дёргайся, Беренис! – недовольно проговорила она. – Я как раз осматриваю твою рану.

- Рана не страшная, – наконец вынесла свой вердикт женщина, которую другая женщина (Бегга, кажется? Хм, старомодное имя...) почтительно называла «вашей светлостью», – кровоточит, но ничего серьёзного не задето. Наложи повязку, Бегга. А затем расчеши и уложи волосы так, чтобы никто ничего не заметил. И пусть переоденется. На этом платье видны пятна крови.

- Да, ваша светлость. Я так и сделаю.

- Дашь мне знать, когда всё будет готово. А я пока развлеку наших гостей разговорами за кубком вина. Но смотри, не задерживайся!

Глава 10

Сделав глубокий вдох, я собрала волю в кулак и постаралась открыть глаза.

Свет был ярок... болезненно ярок. Можно было подумать, что надо мной висела лампа как в операционном зале. Это сравнение навеяло на меня горькие болезненные воспоминания, в которые очень не хотелось возвращаться. Они были связаны с потерей ребёнка; в них было много крови, страдания, мучительной тоски, отчаяния и ощущения пугающей пустоты.

Но, как оказалось, я лежала в окружении множества серебряных канделябров; пламя свечей горело ровно, жарко, ярко. Я различила высокий потолок, зашитый поперечными деревянными балками, высокий зелёного цвета балдахин со свисающими золотистыми кистями, бежевый гобелен длиной на всю стену. Обстановка напоминала интерьеры замковых покоев, по которым водили туристов, вот только в отличие от тех музейных помещений воздух здесь был ощутимо жилым. Пахло расплавленным свечным воском, цветами... кажется, розами и лилиями...

Я скосила глаза. Так и есть! На огромном комоде тёмного дерева, украшенном резьбой в готическом стиле и какими-то гербами, стояла высокая ваза с букетом из белых лилий и алых роз. От этого чудесного букета и исходил сладкий, немного дурманящий аромат.

И тут я увидела лицо склонившейся надо мной девушки, совсем юной, лет тринадцати-четырнадцати. Её голову покрывал забавный холщовый чепец, а одета она была в какую-то домотканую рубаху коричневого цвета, перехваченную на талии узким пояском. Девушка приветливо улыбалась мне; её голубые глаза сияли, на круглых щеках играли милые ямочки. На душе у меня сразу же потеплело: как будто увидела старого доброго друга. Я улыбнулась в ответ.

- Мадемуазель Беренис, вы позволите мне наложить повязку на рану и уложить ваши волосы под золотую сетку? – спросила девушка. Теперь я уже знала, что её зовут Бегга.

- Зачем? – спросила я.

Это точно мой голос? И я умею говорить на старофранцузском? Или это всё-таки местный диалект?

Бегга удивилась:

- Зачем накладывать повязку? Да затем, что вы разбили голову, когда упали в обморок. Рана ещё кровоточит.

И когда же это я упала в обморок? Ну, если мои кульбиты на лестнице донжона называть падением в обморок, то тогда причём здесь угол камина, о который я якобы разбила голову?

- Нет, – ответила я Бегге на её вопрос. – Зачем укладывать волосы под сетку? По-моему, это бессмысленно. У меня слишком короткая стрижка, чтобы удалось скрыть рану на голове...

Выслушав меня, Бегга моргнула и перевела взгляд на мои волосы. Потом протянула руку к моей голове. А когда подняла её снова, я увидела, как сквозь её пальцы струятся длинные шелковистые иссиня-чёрные пряди.

Ничего не понимая, я выпростала руки из-под пухового одеяла и поднесла их к своей голове.

Шок, это был настоящий шок! Никогда в жизни, сколько я себя помню, у меня не было таких густых, таких роскошных волос! Иметь такую красоту было моей мечтой ещё со школьной скамьи, но приходилось смиряться с тем, чем меня наградила природа и родители. Поэтому большее, что я могла себе позволить, придя к парикмахеру, это сделать каре на среднюю длину волос.

Я ещё раз с удовольствием провела ладонью по густым упругим локонам, разметавшимся на подушке. Но в мысли, возбуждённые неожиданным радостным открытием, прокрались сомнения. Может, это парик? И вообще, всё, что происходит сейчас со мной, это чей-то дурацкий розыгрыш? Кто-то воспользовался несчастным случаем и моим беспамятством, уложил меня в эту допотопную постель в музейном интерьере, нахлобучил на меня парик... Наверное, ещё и снимают на видео, чтобы потом выложить в соцсетях...

Я оглядела комнату, но камер не обнаружила. Осторожно подёргала за волосы и убедилась, что они настоящие.

- Бегга, – обратилась я к девушке и заметила, как дрожит мой голос, – ты могла бы принести мне зеркало?

- Конечно, мадемуазель.

Бегга отошла и вскоре вернулась с зеркалом, изготовленным в ретро стиле: в массивном обрамлении из какого-то жёлтого металла (неужели золото?), в завитках и цветочном орнаменте. Подобные зеркала я видела только в исторических фильмах и в замковых интерьерах, где экспонировались также предметы быта минувших эпох. Да ещё, пожалуй, в антикварных лавках.

В нетерпении взглянув на своё отражение в зеркале, я так и застыла, ошеломлённая увиденным.

Это невероятно! Немыслимо! Поразительно!

Нет, я, конечно, никогда не была дурнушкой. Совсем наоборот. Но лицо, на которое я сейчас смотрела, могло принадлежать только какой-нибудь кинодиве! Очаровательной интригующей звезде Голливуда годов этак тридцатых-пятидесятых прошлого столетия. Безукоризненная белая кожа, нежный овал лица, аккуратный носик с тонкими ноздрями, чувственный рот. От этого лика веяло таким благородным спокойствием, что, казалось, раздайся сейчас гром и молния, и тогда оно будет хранить свою аристократическую безмятежность. Однако из-под длинных чёрных ресниц блестели тёмно-карие насмешливые глаза, в которых плясали бесовские огоньки.

Осторожно, точно боялась нарушить очарование, я дотронулась до своего нового лица. Определённо, оно мне очень нравилось. Из миловидной шатенки я превратилась в эффектную жгучую брюнетку. Да ещё, судя по упругости кожи, сочности губ и отсутствию морщинок в уголках глаз, скинула где-то десяток лет.

Отложив зеркало, я наконец-то нашла силы, чтобы подняться. Перевела дыхание и подождала, пока подо мной перестанет качаться кровать. Хотя головокружение прошло, тупая ноющая боль где-то под черепной коробкой заставила меня поморщиться. Я вытянула перед собой руки, ноги, внимательно оглядела всю себя.

Это была я... и не я. Ноги оказались длиннее, ступни меньше, бёдра чуть круче, грудь выше и пышнее...

Оу! С таким бы роскошным телом, с такой фигурой – да на подиум, к пилону, – с мечтательной улыбкой подумала я.

А потом ужаснулась:

Я что, попала в чужое тело?

Я – попаданка?!.

Глава 11

Конечно, я была наслышана о «попаданчестве», прочно обосновавшемся в жанре фэнтези. Невероятные приключения попаданцев и попаданок в другом времени или в других мирах были востребованы и пользовались у читателей большим успехом. Но лично я не была фанатом таких историй. Может, потому, что давно перестала верить в сказки и чудеса. А может, потому, что была горячей поклонницей других жанров: детективов, триллеров и исторических романов, основанных на реальных событиях. Маркером моих кино- и литературных предпочтений был именно реализм, неоспоримая реальность.

И вот – сюрприз. Нечаянный, негаданный. Немыслимый. Невидимый и неведомый распорядитель человеческих судеб, неисправимый фантазёр, задумал изменить мою жизнь, перенеся меня в другое время. Решил преподать мне наглядный урок: мол, вот, почувствуй и убедись, что чудеса случаются.

Я понимала, в то, что случилось со мной, трудно поверить, но если бы мне вчера сказали: завтра ты убьёшься насмерть в башне средневекового донжона и затем воскреснешь в чужом теле – я бы не поверила и... была бы не права.

Запомни, – заговорил во мне рассудительный внутренний голос, – ты больше не Вероника. И ты не в двадцать первом веке. У тебя нет выбора: ты должна смириться и с этим новым образом, и с новым жизненным укладом. Скорее всего, многое в этом мире покажется тебе непривычным, неудобным или даже диким. Но со временем, если захочешь, чтобы он принял тебя, ты постараешься стать его частью...

Голос Бегги отвлёк меня от мыслей, которые каскадом обрушились на мою бедную голову.

- Мадемуазель, если вам уже получше, могу ли я вас причесать и одеть? – вежливо, хотя и скрывая своё нетерпение, спросила она.

Я медленно повернулась к девушке, которая стояла передо мной и, в то время, как я с изумлением разглядывала себя, с любопытством смотрела на меня.

- Бегга, ты... моя служанка? – Последнее слово далось мне с трудом.

Даже в те времена, когда мой муж зарабатывал неприлично много денег, я отказывалась от услуг домработницы и поварихи. Мои родители были госслужащими, и можно сказать, что я выросла хоть и не в роскоши, но всё же в определённом достатке. Мама всегда была для меня примером хозяйки, в руках у которой спорилось всё: готовка, уборка, глажка, консервация. Заведя свою собственную семью, я старалась быть похожей на маму и в общем-то неплохо справлялась по домашнему хозяйству. И вот теперь, если не в том, так в этом мире у меня всё-таки появилась прислуга.

А в каком же статусе была я сама? Вернее, Беренис, в чьём роскошном теле теперь обитала моя грешная душа? К счастью, Беренис не только привлекательно выглядела, но и была в хорошей физической форме.

Я вдруг поймала себя на мысли, что, хотя мне и нравился мой новый внешний образ, но по себе прежней – той, чьё имя было Вероника, – я тоже скучала. И мне становилось дурно, когда я представляла своё тело распластанным на холодном каменном полу в заброшенном донжоне. Безжизненное, окоченевшее, со сломанными конечностями и разбитой головой. Как бы там ни было, оно не заслужило такой ужасной трагической участи...

Слегка тряхнув волосами, я отогнала от себя печальные мысли и чудовищные видения и постаралась переключиться на новую реальность, какой бы нереальной она мне ни казалась.

- Конечно, мадемуазель, я ваша служанка, – изумилась Бегга, услышав мой вопрос. – С прошлого лета. Вы ведь сами изволили, чтобы я прислуживала вам, когда увидели меня в лавке моего отца. Помните, его имя: Жан Корнэ? Мой отец торгует овощами и зеленью, у него лавка на Рыночной площади...

- Да-да, точно! На Рыночной площади, – обрадовалась я знакомому названию.

Я помнила, что во многих европейских городах, заложенных во времена Средневековья, названия некоторых улиц не менялись в течение столетий. Перед мысленным взором сразу возникла знакомая площадь, к которой отовсюду стекались, точно ручейки, узкие, мощёные булыжником улочки. Старая часть города, доступная для туристов. А в ней – мрачная загадочная башня донжона, до которой никому из моих современников не было дела. Кроме меня. Возможно, башня потому и уцелела, что являлась порталом в иное временное измерение. И то, что в этот портал попала именно я, наверное, не было случайностью. Но почему всё-таки я? Почему не Соня, не Габи или кто-либо другой?..

Помолчав в раздумиях и не найдя ответов, я решилась выяснить кое-что и о себе в своём новом воплощении:

- Бегга, а я... Кто я такая?

Голубые глаза девушки расширились ещё больше. Но, несмотря на замешательство, вызванное моим вопросом, ответила она всё же бойко:

- Вы – Беренис де Вильбеон, дама де Немур. Единственная дочь и наследница герцога Фредерика де Вильбеон, сеньора де Немур.

Наследница Немурского герцога! Ну и дела! – восхитилась я про себя, уже твёрдо убедившись в том, что не сплю и что переселение душ всё-таки существует.

А вслух осторожно спросила:

- А-а... эмм... Где мы находимся?

- В замке вашего отца, мадемуазель. В Шато-Ландон.

Так, хорошо, хорошо... По крайней мере, геолокация осталась та же... Тогда, пожалуй, пришло время спросить и об отце – о герцоге Вильбеон.

- Где мой отец, Бегга? Я могу с ним поговорить? – сказала я, входя в роль мадемуазель Беренис де Вильбеон, дамы де Немур.

Бегга захлопала ресницами; её голос прозвучал сдавленно:

- Но, мадемуазель... Это невозможно. Ваш отец погиб десять лет назад...

Глава 12

Десять лет назад! – мысленно повторила я. Значит, Беренис, то есть я, тогда была ещё ребёнком. «Единственная дочь и наследница». Значит, нет ни сестёр, ни братьев. Что же, неужели совсем никого из семьи? Ах, нет! Возможно, осталась мать?

- Женщина, которая была здесь, это... моя мать? – спросила я, отдавая себе отчёт, какое впечатление произвожу своими вопросами на бедняжку Беггу.

Девушка отрицательно помотала головой, чему я очень обрадовалась. Честно говоря, мне не хотелось, чтобы женщина с резким неприятным голосом и пальцами, напоминавшими птичьи когти, оказалась моей матерью.

- Мадам Ирмина де Вильбеон – пэр Франции и правительница Немура через брак с вашим дядей Гийомом, который был младшим братом вашего отца. А ваша матушка, мадам Авелина де Вильбеон, умерла родами... Младенец, ваш брат, умер в тот же день... – лепетала Бегга, как видно, с трудом справляясь с обязанностями человека, который приносит трагические вести.

- Значит, меня удочерила и воспитала мадам Ирмина? – продолжала допытываться я.

Бегга моргнула.

- Я знаю лишь то, что вы воспитывались при дворе вашего дяди Гийома... пока он жил в Шато-Ландон...

- Где же он живёт сейчас?

- Не знаю, что вам и сказать, мадемуазель. – Девушка потупилась. – Слухи разные ходят. Одни говорят, что после Клермонского сражения он сбежал из страны; другие утверждают, что граф Гийом пал в бою. Правда, его тело среди убитых так и не нашли. С тех пор прошло почти девять лет, но о вашем дяде не было никаких вестей. Поэтому Немуром стала править мадам Ирмина...

- А как погиб мой отец? – не отступала я от Бегги, стараясь выведать у неё побольше информации о моей новой семье. От которой, впрочем, никого в живых уже не осталось.

- О, мадемуазель, неужели вы совсем ничего не помните? – ужаснулась девушка.

Я медленно покачала головой из стороны в сторону и, поднеся к ней руку в выразительном жесте, шёпотом ответила:

- Совсем ничего...

Бегга обречённо вздохнула и закусила нижнюю губу, видимо, обдумывая, с чего начать.

- Я была тогда маленькой, – наконец, тихим голосом проговорила она, – но до сих пор помню, как на замок напали. Это было ночью. Я помню звон мечей, всполохи огня, запах гари, крики людей, мольбы о пощаде... Наша семья – родители, мои сёстры, брат и я – спрятались в винном погребе соседа. Он был виноделом. Нам всем было очень страшно: и детям, и взрослым. Но нас, простых горожан, слава Богу, не тронули. Позже мы узнали, что погибли почти все защитники Шато-Ландон. И с ними – ваш отец, герцог Фредерик... Мне так жаль, мадемуазель. Отважный, добрый, справедливый сеньор, вот каков был ваш отец. Таких ещё поискать. Те из замковой челяди, что служили в Шато-Ландон при вашем батюшке, говорят, что он в вас души не чаял. Уж так любил, так баловал... Говорят, что он жизни своей не пожалел бы ради вашего счастья...

Бегга всхлипнула и умолкла, скорбно склонив голову.

- Моя мать, Авелина де Вильбеон... – снова заговорила я, внимательно выслушав девушку, – её уже не было в живых, когда на замок напали?

- Она умерла незадолго до этого...

Мы помолчали: Бегга, видимо, предаваясь воспоминаниям, а я – прокручивая в голове слова, которые только что услышала.

- Бегга, ты знаешь, кто напал на замок и убил моего отца?

- Это знают все, мадемуазель, – не отрывая глаз от пола, ответила Бегга. – На Шато-Ландон напал граф Гийом де Вильбеон. Ваш дядя.

Бегга прервала свои объяснения и посмотрела на меня с мольбой, даже обе руки прижала к груди в умоляющем жесте.

- Мадемуазель Беренис, позвольте мне подготовить вас к встрече с гостями! Мадам Ирмина велит три шкуры с меня спустить, если я задержу вас ещё хоть на пару минут! Вы же знаете, какой она бывает в гневе: никому не даёт пощады, – жалобным голосом произнесла девушка.

И прибавила предостерегающе:

- Вам тоже может крепко достаться от неё. Она так ждала дорогих гостей – все глаза с рассвета на дорогу проглядела! Поторопитесь же, мадемуазель! Ведь негоже заставлять ждать посланника самого короля!

Теперь пришла моя очередь округлить глаза:

- Короля?! Для чего здесь посланник короля?

Очевидно, уже смирившись с тем, что после удара головой об угол камина её госпожа лишилась памяти, Бегга со вздохом ответила:

- Его величество король Генрих пожелал сделать вас своей женой.

Глава 13

Прошло ещё не меньше часа до того, как я, облачённая в потрясающе красивое блио тёмно-жёлтого шёлка, с поясом из красной золотой парчи с длинной подвеской, с волосами, заплетёнными в косы, которые искусница Бегга выложила вокруг головы и спрятала под золотистой сеткой, вышла из своих покоев. Бегга молча шагала вслед за мной по длинной галерее.

Впереди открывалась анфилада холодных зал и галерей, освещённых вставленными в настенные бра факелами. Эти подставки были выкованы из металла в виде руки: именно отсюда (фр. bras – «рука»), насколько я помню, пошло название подсвечников и ламп, прикреплённых к стене.

В коридорах замка и на лестницах царило оживление: с десяток слуг и служанок носились взад-вперёд, едва не сбивая друг друга с ног. При виде меня, гордо несущей голову (я же всё-таки дочь герцога Немура!), они останавливались и приветствовали меня поклонами. В конце галереи я заметила группу людей в роскошных плащах, отороченных мехом; по синей ткани золотистыми нитями были вышиты флёр де лис – цветы лилии – геральдический символ правящей французской династии. Очевидно, это была стража королевского посланника. Рыцари что-то оживлённо обсуждали, смеялись и, увлечённые своей беседой, не смотрели по сторонам.

Как же странно было видеть всю эту суматоху в замке, который когда-то, в ином мире, виделся мне заброшенной угрюмой руиной!

Очутившись перед дверью покоев, на которые мне указала Бегга, я остановилась. Сердце замерло в предчувствии чего-то волнующего, необычного. Но это и неудивительно, учитывая обстоятельства, в которых я оказалась. Встреча с посланником короля Франции, прибывшим в Шато-Ландон за его юной невестой! Что сулила мне эта встреча? А что ожидало меня после неё?

Стать королевой Франции! Да такое даже на минуточку невозможно было представить! Интересно, а кто тут у нас король? В каком веке я оказалась?

Я прислушалась. Из-за двери доносились приглушённые голоса: мужской и женский. О чём они спорили? Я взглянула на Беггу.

- Так надо, – произнесла заговорщическим шёпотом и прижала палец к губам.

Служанка, не отвечая, утвердительно наклонила голову.

- Мессир де Бриенн, повторяю, ваше волнение напрасно. Беренис хорошо себя чувствует. Она вообще отличается крепким здоровьем: в этом она удалась в род своего отца. Пусть его величество король Генрих даже не сомневается – его молодая жена родит ему множество здоровых сыновей.

Это был уже знакомый мне голос графини Ирмины де Вильбеон.

Другой – низкий, хотя и с приятным мягким тембром – отвечал ей:

- Моё волнение не было бы напрасным, если бы мне не пришлось ждать появления мадемуазель Беренис с самого утра. Уже далеко за полдень. Может быть, она не выходит к нам, потому что отказывается идти замуж за короля? Она по-прежнему упрямится, не так ли, мадам?

- Поймите, мессир, Беренис, хотя уже и округлилась в нужных местах и выглядит как женщина, рассуждает как глупая малолетняя девчонка. Вместо того, чтобы благодарить Господа за ниспосланное ей счастье стать королевой Франции, она печалится о том, что будущий муж по возрасту годится ей в отцы. Но ведь это, в сущности, пустяки, мессир! Мы сумеем переубедить её в том, что разница в возрасте для супругов не имеет никакого значения...

- Так вот, мадам, – резко перебил графиню мужчина, которого она звала «мессиром де Бриенн», – вы должны помнить, что, если этот брак не состоится по той или иной причине, вы потеряете титул вашего мужа. Также вы будете отлучены от королевского двора без дальнейшей возможности когда-либо получить индульгенцию. Помимо этого, земли графа Эрве де Вильбеон, которые вашим мужем были обещаны государю, но пожалованные вам как залог брачного договора, перейдут в королевскую казну.

- Знаю, знаю, – раздражённо отозвалась Ирмина.

Я услышала шаги, под которыми зазвенели каменные плиты пола, и, догадавшись, что графиня отправилась по мою душу, рывком распахнула дверь. От неожиданности женщина, с которой я очутилась лицом к лицу, сдавленно вскрикнула.

Ирмина де Вильбеон оказалась в точности такой, какой я её представляла в своём воображении. Это была высокая костлявая дама лет сорока, с прямой, как палка, спиной: о таких говорят «как кол проглотила». На бледном вытянутом лице, с длинным носом и крупным ртом, застыла маска горделивой уверенности и властности; глаза неопределённого (то ли серо-голубого, то ли светло-зелёного) цвета обдавали холодом. Складки голубого, расшитого серебром, блио смягчали угловатые линии её тщедушного тела. Горж – головной убор, выглядевший как высокий цилиндр, который расширялся книзу и суживался кверху, с крепившимся сзади лёгким платком – прибавлял росту женщины ещё сантиметров пятнадцать-двадцать.

- Где твои хорошие манеры, Беренис? – прошипела графиня мне в лицо. – Врываешься в покои, точно во вражеский замок! Надеюсь, ты не собираешься опозорить меня, да и саму себя, перед графом де Бриенн? Не забывай, что твоё поведение затрагивает честь всего нашего рода...

Отворачиваясь от меня, она прибавила сквозь зубы:

- Настоятельно советую тебе следить за своим языком!

Слово «настоятельно» было произнесено с сильным нажимом. Это звучало как предостережение. Будучи в шкуре Беренис, но, к сожалению, не обладая её памятью, я могла только догадываться, что жизнь девушки при такой опекунше была не сахар.

Из того, что мне довелось подслушать, стоя за дверью, стало ясно одно. Брачный союз короля и Беренис был взаимовыгодной сделкой. Король получал в жёны юную очаровательную девушку с аристократической родословной и земельными владениями в виде приданого. Графиня Ирмина сохраняла титул пэра Франции, какую-то часть земель и высокое положение при королевском дворе. А что от этого получала сама Беренис?

Что за глупый вопрос, – одёрнула я себя. Не каждой дворянке, какой бы распрекрасной она ни была, улыбалась удача в образе целого королевства! Что там говорила графиня насчёт разницы в возрасте супругов? Король годится мне, то есть Беренис, в отцы? Ну и ладно!

Глава 14

В своей жизни я повидала немало привлекательных мужчин, но этот...

Незнакомец был красив в традиционном понимании этого слова: высокий рост, широкие плечи, могучая грудь, мускулистые руки. Дублет из зелёного камлота с крупными серебряными пряжками плотно прилегал к телу и подчёркивал линии его ладной фигуры. Высокие сапоги из чёрной дублёной кожи и такие же перчатки, достающие до локтя, я бы назвала деталью неполного воинского облачения. Для завершения рыцарского образа мужчине не хватало доспехов и оружия.

Тёмно-русые волосы, разделённые посередине ровным пробором, обрамляли волевое лицо с крепкими скулами и волнами ниспадали на плечи. Это лицо, казалось, не имело возраста и отличалось определённым шармом. У него были серые глаза с характерным прищуром. Впрочем, глаза не обычные серые, а скорее с дымчатым оттенком. Откровенно говоря, мужчина был очень похож на актёра Шона Бина в роли Боромира в известной экранизации «Властелина колец». На мой взгляд, он относился к тому типу мужчин, которые олицетворяли собой рыцарскую отвагу и благородство.

Поймав себя на мысли, что непозволительно долго и откровенно таращусь на незнакомца, я опустила глаза. Сердце в моей груди стучало часто и громко, разгоняя кровь, которая шумела в ушах, пульсировала в висках, заливала щёки, наверняка сделав их неприлично пунцовыми. Такого со мной уже давно не было!

Но, может, это вовсе не моя реакция, а Беренис? – Я попыталась найти объяснение тому, что происходило с моим телом при встрече с мужчиной моей мечты. Попытка была слабой и неубедительной. Ведь это был мужчина моей мечты! И к Беренис это не имело никакого отношения...

- Сударыня, позвольте представиться, – произнёс рыцарь, и от волшебного тембра его голоса я затрепетала, как птичка, пойманная в силки. – Граф Джервэйс де Бриенн, сеньор де Рамерю.

Джервэйс! Боже, разве можно найти более рыцарское имя?! В нём – и звон стального клинка, скрестившегося с вражеским мечом, и свист ветра, когда во весь опор мчишься на боевом коне, и глухой рокот пламени, объявшего неприятельский замок... Джервэйс... Джервэйс... Так вот, как зовут мою мечту...

- Мадемуазель Беренис, я счастлив видеть вас в добром здравии и прошу принять самые лучшие пожелания от моего сюзерена короля Генриха, которого я здесь представляю. – После этих слов граф де Бриенн стащил перчатки, преклонил передо мной одно колено и тут же с лёгкостью тренированного атлета поднялся.

Я вскинула на него глаза. Посланник короля был даже выше, чем мне показалось вначале. Вспомнив, как на университетских лекциях по средневековью нам рассказывали о том, что люди в ту эпоху имели невысокий рост, я удивилась. Но, сказала я себе, возможно, эти двое – графиня Ирмина и граф де Бриенн – были исключением из правил.

- Сударыня, позвольте вручить вам подарок от вашего будущего супруга, – продолжал говорить Джервэйс в то время, как я хранила молчание, не в силах произнести ни слова.

Я не только потеряла дар речи, но, казалось, даже перестала дышать.

- Всё в порядке? – участливо спросил граф, очевидно, обеспокоенный моей реакцией.

- Да, – с запоздалым опасением, что на моём лице застыло внутреннее замешательство, вызванное чарами Джервэйса, коротко ответила я.

Он приблизился ко мне настолько, что я смогла уловить исходящий от него запах чистоты, суровости и чего-то горьковато-пряного – возможно полыни. Как же ошибаются «знатоки», которые утверждают, будто людям средневековья были неведомы правила личной гигиены!

- Беренис, это подарок короля! – вдруг раздался громовой голос Ирмины, выделивший последнее слово. Она как будто напоминала мне, кто является моим будущим супругом, и призывала принять его подарок с соответствующим этому статусу почтением.

Присутствие посторонней особы в лице графини отрезвило меня, что позволило мне привести в порядок свои чувства и выровнять дыхание.

Я протянула руку, чтобы принять миленькую коробочку, которую мне предлагал Джервэйс. Открыла её и заглянула внутрь. На синей бархатной подушечке лежала изумительная брошь: замершая в полёте золотая ласточка, усыпанная белыми и чёрными бриллиантами. Свет окружавших нас свечей, отражаясь в белых камнях, переливался всеми цветами радуги; от чёрных, с угольным оттенком камней исходило необычное матовое сияние.

Господи, сколько же тысяч евро или долларов может стоить такое украшение? Если бы только была возможность перенестись с ним в мой прежний мир, я бы наверняка одним махом рассчиталась с долгами!

- Превосходная вещь! У его величества очень тонкий вкус, – сдержанно, как и подобает аристократке, дочери герцога, похвалила я, несмотря на внутренний восторг.

- Ещё бы! – с готовностью льстивым голосом подхватила графиня. – Это ни у кого никогда не вызывало сомнений!

Хотя Ирмина стояла в стороне, искоса наблюдая за мной и «моим рыцарем», было ясно, что ей не терпится принять участие в разглядывании и оценивании королевского подарка.

И тут из глубины зала неожиданно донёсся низкий, вкрадчивый голос:

- Мадам, мадемуазель, мессир. Простите, что отвлекаю вас. Но теперь, когда обмен любезностями закончен, пора бы приступить к делу.

Я повернула голову. Из глубокого кресла, стоявшего в углу зала, выбрался коренастый человек в коричневой шерстяной сутане, перехваченной верёвочным поясом. Отблески потрескивающего в камине огня затанцевали на выбритом кружке тонзуры.

- Сударыня, – обратился ко мне монах, чуть склонив голову, – угодно ли вам провести церемонию бракосочетания в этом одеянии? Или вы желаете переоблачиться?

Церемонию бракосочетания? Сейчас?!

Ошарашенная, я молча уставилась на монаха.

- Полагаю, мадемуазель Беренис готова к церемонии, – вместо меня ответил Джервэйс и галантно предложил мне свою руку, согнутую в локте.

Глава 15

Что бы вы сказали, если бы мужчина, в которого вы влюбились с первого взгляда, в день вашего знакомства повёл вас к алтарю? А как бы вы отреагировали на то, что вместо короля, которого вам обещали в мужья, слова традиционной формулы «Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности... бла-бла-бла... пока смерть на разлучит нас» вы произносите, глядя на мужчину своей мечты?

Вот-вот! Я тоже была на седьмом небе от счастья! Хотя и верилось во всё происходящее с трудом. И внутренний голос осторожно шептал: «А как же король? В чём тут подвох?»

Вскинув подбородок и царственно выпрямив спину, я медленно ступала по длинному ковру благородного бордового цвета, который вёл к алтарю. Моя рука по-прежнему лежала поверх перчатки «моего рыцаря», и я, глупо улыбаясь, думала о том, что вот так шла бы и шла рядом с ним. И – чтобы ковёр был бесконечным.

Замковая часовня, где проходил свадебный обряд, была небольшой: насколько я знала, такие часовни предназначались исключительно для членов семьи, обитавшей в замке. В её глубине стояло деревянное, потемневшее от времени распятие и перед ним скамеечка для молившихся; повсюду горели свечи. Тонкие колонны держали на себе готические своды и обозначали границу крытой галереи. Слева от меня находилась миниатюрная исповедальня из тёмного дерева, украшенная рельефной резьбой.

Зацепившись за неё взглядом, я представила, как в неё залезает графиня де Вильбеон. Именно залезает: потому что войти внутрь исповедальни, предназначавшейся скорее для хоббитов, чем для людей, человеку с ростом Ирмины, да ещё с горжем на голове, не представлялось возможным. Картинка в моём воображении вырисовалась забавная, и я едва удержалась, чтобы не прыснуть со смеха.

Вообще настроение у меня было отличное: весёлое и праздничное. Свадебное, одним словом!

А чему ты, собственно, радуешься? Ведь это происходит не с тобой! Это нетвоя свадьба, – одёрнула я себя. И попыталась успокоиться, внушая себе мысль, что, ясень пень, замуж за короля выходит Беренис де Вильбеон, в теле которой я оказалась.

Несмотря на размеры часовни, публики там было намного меньше, чем я ожидала увидеть. А если быть точной, там почти никого не было. Не считая брачующихся (то есть меня с Джервэйсом), графини Ирмины де Вильбеон, священнослужителя и рыцарей, сопровождавших Джервэйса.

Но, откровенно говоря, сейчас меня не интересовали гости и я не искала ответа на вопрос, почему на таком важном ивенте их собралось так мало. Я млела от близкого присутствия Джервэйса, от его мужественного запаха; от пьянящего чувства влюблённости и воображаемых сцен нашей первой брачной ночи кружилась голова.

О, как же мне хотелось поскорее очутиться в его объятиях, почувствовать вкус его губ, покориться их власти, а потом, после жарких ласк, с нетерпением и готовностью принять его в себя. При мыслях о близости с желанным мужчиной внизу живота сладко заныло...

Никогда не верила, что синюю птицу удачи можно так запросто поймать за хвост, а поди ж ты, это случилось. Но, к сожалению, в этом мире (как, впрочем, и в том, откуда я прибыла) наслаждение сбывшейся мечтой не длилось долго.

Спуститься с небес на землю мне помог голос Ирмины, которая вдруг оказалась за моей спиной:

- Когда встретишься со своим супругом, вспомни, что я выдала тебя замуж не за мужчину, а за короля, – прошептала графиня мне в ухо. – Это заставит тебя трезво оценить своё положение и не обращать внимания на то, что король стар и уродлив.

Мне показалось или последние слова Ирмина в самом деле произнесла с мстительным злорадством? Сейчас, когда её никто, кроме меня, не слышал, графиня осмелилась произнести то, за что в иной ситуации могла серьёзно поплатиться.

Король был стар – это я уже знала. А ещё он, оказывается, уродлив!

Сначала я ужаснулась этому новому открытию, а потом нахмурилась. Если я обещана королю, то к чему это представление с венчанием в часовне? Почему вместо короля рядом со мной стоит граф Джервэйс де Бриенн? Но, может, король просто опаздывает и свадебная церемония закончится тем, что из часовни я выйду под руку уже с ним?

Лихорадочно ища ответ на этот вопрос, я не заметила, как обряд венчания начался и священник, пробубнив что-то на латыни, вперил в меня острый, как веретено, взгляд.

Растерянная, я понятия не имела, что следует говорить. Просто стояла и, словно зачарованная сиянием свечей, наблюдала за игрой бликов на тонзуре монаха. Воцарилось молчание. Тишина в часовне была настолько осязаемой, что, казалось, её можно было резать ножом.

- Сударыня? – раздался голос Джервэйса, в котором я уловила лёгкую обеспокоенность.

Подняв голову, я перевела взгляд на его лицо. Граф де Бриенн выжидающе смотрел на меня, и в его дымчатых колдовских глазах читался вопрос.

- Беренис де Вильбеон, дама де Немур, желаете ли вы взять себе в супруги Генриха из дома Капетингов, богопомазанного короля Франции? – возвысив голос, повторил священник.

Генрих из династии Капетингов... Что я знала об этой династии? Во-первых, что в истории Франции это была третья по счёту династия после Меровингов и Каролингов. Во-вторых, что короли из этой династии правили с десятого по четырнадцатый век, а по боковым линиям (и в разных странах Европы) – вплоть до девятнадцатого столетия. И в-третьих, что лишь один король из Капетингов носил имя Генрих. И что этот король был женат дважды: на Матильде Фризской и позже на Анне Ярославне. Никаких сведений о том, что у Генриха Капетинга была жена по имени Беренис из дома Немур, не сохранилось.

Но, может, Беренис потому и не стала королевой, что свадьба по какой-то причине не состоялась?

Глава 16

Если бы мне, пусть бы я и была Беренис, дано было право выбирать себе супруга, я, без сомнения, предпочла бы королю графа Джервэйса де Бриенн. И если бы Джервэйс сорвал свадьбу, предложив мне бежать с ним на край света, я согласилась бы не задумываясь.

Погружённая в раздумия, я чуть не подпрыгнула, когда Ирмина, снова неслышно подкравшись ко мне, больно ущипнула меня за мочку уха.

- Ты оглохла? – зло процедила она сквозь зубы. – Отвечай, когда к тебе обращается служитель церкви!

У меня возникло сильное желание послать графиню по всем известному в моём времени адресу, но в ту же самую минуту услышала слово «да». Я выкрикнула его в раздражении, звонким и неестественно высоким голосом: как ребёнок, который хочет, чтобы навязчивые взрослые оставили его в покое.

Этим «да», буквально вырванным из моей глотки насевшими на меня священником и графиней, я изъявляла своё согласие стать женой Генриха из династии Капетингов. Осознав это, я испытала одновременно жгучее смятение, ликование, волнение, смешанное со страхом перед будущим. В общем, целую гамму разнообразных чувств, которые охватывают душу при неотвратимых переменах судьбы, даже если нет уверенности в том, что сделан правильный выбор. Или когда кажется, что выбор был сделан по чужой подсказке. Это, знаете, как ступить на дорогу, которую тебе указали, и при этом не иметь ни малейшего понятия, куда она тебя приведёт. Да и был ли у меня хоть какой-нибудь выбор? Нет, его не было и быть не могло! Точно так же, как и у осиротевшей бедняжки Беренис, чья судьба целиком и полностью находилась в руках графини Ирмины...

Пока я пыталась совладать со своими чувствами, Джервэйс нашёл мою левую руку и, удерживая её, надел на мой безымянный палец кольцо. Очень красивое кольцо. Обручальное. Когда-то такое же кольцо я носила на безымянном пальце правой руки, но это было в другой жизни. В другом времени. В другом мире... И вот я снова вышла замуж. В этот раз – за короля.

Да, сейчас его не было рядом со мной, и, однако, супружескую клятву верности я давала именно ему – королю Генриху.

Только сейчас до меня дошло, что состоявшийся свадебный обряд был чисто символическим. Такие церемонии, называемые браком по доверенности, были распространены среди монархов и родовой знати в Средневековой Европе. Они практиковались, когда один из брачующихся не мог присутствовать на церемонии по какой-либо важной причине: находясь на воинской службе, в заключении или далеко за пределами страны. Иногда подобные браки совершались в том случае, если невеста не достигла совершеннолетия, но условия брачного контракта связывали её с будущим мужем. Особенно важно это было для тех, кто преследовал в брачных союзах какие-либо политические или имущественные цели.

Цели Ирмины (как опекунши Беренис), судя из её разговора с графом, носили сугубо имущественный характер. Выдав племянницу мужа за короля, графиня де Вильбеон сохраняла свои привилегии и, кроме того, оставалась хозяйничать в Шато-Ландон. Спровадив меня подальше от родового замка, она утверждалась в своей власти над подданными моего отца. То есть отца Беренис, который был убит своим братом – мужем Ирмины.

Стараясь выстроить свои мысли в логическую цепочку, я вдруг почувствовала необъяснимую тревогу. Почему я решила, будто герцог Фредерик де Вильбеон был убит своим братом? Ведь Бегга сказала лишь то, что граф Гийом напал на Шато-Ландон и его люди перебили защитников замка, среди которых был герцог Фредерик. Так почему же у меня возникло подозрение, будто герцог погиб от руки своего брата?

В памяти возник обрывок разговора с Беггой:

«- Моя мать, Авелина де Вильбеон... её уже не было в живых, когда на замок напали?

- Она умерла незадолго до этого...»

Я прижала руку к неистово бьющемуся сердцу. Тревожные мысли вихрями заклубились в голове.

Что-то здесь, в истории моей новой семьи, было нечисто. Сначала умерла герцогская жена, которая, к тому же, родила младенца мужского пола. Фактически, мой, скажем так, брат должен был унаследовать титул герцога Немур, земельные владения, привилегии пэрства. Я напрягла память, возвращаясь в университетские годы, чтобы вспомнить, в чём эти привилегии заключались. Пэры являлись прямыми вассалами короля, которому приносили оммаж, то есть присягу на верность в обмен на определённый лен. На иерархической лестнице выше пэров Франции стояли только принцы крови.

Теперь всеми этими привилегиями обладала Ирмина. Герцог Фредерик погиб; его брат, граф Гийом, пропал без вести. Для Ирмины всё сложилось более чем удачно. Но как же я, Беренис де Вильбеон? Я же дочь герцога! Так почему же меня лишают наследства и прав моих родителей?

Да потому, дорогая Вероника, что на наследство герцога Фредерика позарился его брат, – подсказал мне пробудившийся внутренний голос. – Хотя граф Гийом де Вильбеон, судя по всему, не успел получить герцогский титул, остальное всё же присвоил себе. Вот и Ирмина, как вдова графа, распоряжается всем на правах хозяйки!

Завершить логическую цепочку, в которой оставалось нераспутанными ещё немало узелков, мне опять-таки помешал голос графини:

- Беренис, как долго ты собираешься топтаться на месте, точно кобыла в тесном загоне? – Склонившись к моему лицу Ирмина обдала меня запахом нечищенных зубов с наличием кариеса. – Не смей заставлять наших гостей ждать тебя снова! Слишком много чести для такой незначительной особы как сирота, у которой ни кола, ни двора...

Я отшатнулась от неё. Ни кола, ни двора?! Это значит, что Шато-Ландон мне больше не принадлежит? Так вот, что для Ирмины было вишенкой на торте! Прибрала к своим рукам земли моего отца, его людей, его привилегии, а теперь, выдав меня замуж, ещё и моим замком разжилась!

- Знаете, что... – начав зловещим голосом, я осеклась, не зная, как следует обращаться к Ирмине (Тётушка? Мадам? Сударыня?).

Я окончательно созрела для того, чтобы дать графине отпор (хотя бы словесный), и собиралась озвучить своё мнение о ней, которое сложилось у меня за время нашего короткого знакомства. И я бы сделала это, если бы в разговор не вмешался мой муж...

Глава 17

Консумация в ночном клубе, которая предусматривает общение с клиентом за оплаченное им время и напитки, и консумация брака это, как вы понимаете, разные вещи. Общее здесь только происхождение слова: от французского consommation – «потребление». В Средневековье процедура консумации брачных союзов была широко распространена и считалась очень важной. Настолько, что проводилась как торжественный ритуал. Для супругов готовилась отдельная комната, у дверей которой дежурила вооружённая охрана. Иногда в качестве подтверждения состоявшегося довершения брака постель супругов проверялась на предмет наличия там дефлорационной крови. Среди обычного населения это правило соблюдалось не всегда. Однако в королевских и дворянских семьях женщина, впервые вступающая в брак, была обязана сохранять девственность.

Когда я услышала, что мне предстоит участвовать в завершающем акте брачного обряда, меня смутили две мысли.

Первая касалась моего перевоплощения. Или, скорее, переселения моей грешной души в тело Беренис. Было ли это тело целомудренным? Хранила ли Беренис де Вильбеон верность королю, узнав, что ей предстоит стать его женой? Ведь, если судить о девушке по её внешности, то Беренис виделась мужчинам лакомым кусочком. Не думаю, что она могла подвергнуться насилию, учитывая её статус и надзор такой опекунши как Ирмина. Но что если Беренис была влюблена и свою девственность тайно отдала возлюбленному? Что и говорить, новое тело было для меня не только роскошным подарком, но и неразгаданной загадкой...

Вторая моя беспокойная мысль относилась, конечно же, к Джервэйсу. Я не была уверена, что он в исполнении своей роли пойдёт до конца. Хотя мне безумно хотелось остаться с ним наедине... и чтобы мы любили друг друга долго и неустанно... до самого утра.

Нет, решительно сказала я себе, глупо думать, что король, доверив свою невесту верному рыцарю, позволил бы ему возлечь с ней на брачном ложе. Это привилегия исключительно короля.

Тогда что же мы будем делать в спальне, когда останемся одни?!

Напрасно я задавала себе этот вопрос. Потому что никто и не собирался оставлять нас одних.

Из часовни до спальни я шла всё так же рядом с Джервэйсом; за нами вереницей тянулся почётный эскорт из его рыцарей, монаха и мадам Ирмины. Затылком я чувствовала, как графиня смотрит на меня, стараясь ни на секунду не выпускать из своего поля зрения. Я подумала о Габи, которая вот так же глазела на меня, когда я провожала Сашу до двери клуба.

«Одинокий странник» в ту ночь покинул мою «тихую мирную гавань», и больше я никогда его не видела. От нашего знакомства осталось щемящее чувство тоски и грусти. Как будто из того периода моей жизни, полной ощущения неприкаянности и потерянности, ушло нечто близкое, напомнившее о родине и друзьях юности. Мне уже тогда подумалось, что наша встреча была не случайной, что она была каким-то важным звеном в цепочке последующих событий. Возможно, она послужила неким триггером. И тот факт, что Саша сделал свой выбор в мою пользу, тем самым автоматически причислив меня к категории соперниц Габи, спровоцировал у неё желание отыграться за вожделенную бутылку «Кристалла». Запереть меня ночью в насквозь промёрзшей башне донжона – это ли не была её маленькая сладкая месть?

Войдя в спальные покои под руку с Джервэйсом, я ожидала, что он закроет дверь и мы останемся наедине друг с другом. Но нет! Ирмина, священник, рыцари гурьбой ввались в спальню следом за нами. Выстроившись полукругом, они заняли позицию у подиума, на котором стояла уже знакомая мне кровать с зелёным балдахином. Не зная, как следует реагировать на такое беспардонное поведение гостей, я молча подошла к кровати, которая должна была стать (по моему разумению) брачным ложем, и устроилась на самом краешке. Я всё ждала той минуты, когда гости пожелают нам с Джервэйсом доброй ночи и вежливо откланяются. Однако, к моему удивлению и неудовольствию, никто из них так не сдвинулся с места. Я слышала, как они шепчутся, что-то обсуждая, и злилась ещё сильнее.

Что им ещё нужно?! Так и будут торчать здесь всю ночь?

С противоположной стороны кровать заскрипела под весом чьего-то тяжёлого тела. Чуть повернув голову, я увидела краем глаза, что Джервэйс лёг и вытянулся во весь свой исполинский рост. Как был: в одежде, в обуви. Что за дикие манеры?! Даже перчаток не снял! Я же поймала себя на том, что держу руку на шнуровке своего блио, и смутилась. Судя по поведению Джервэйса, который играл роль жениха, снятие одежды на этом этапе свадебного обряда не предусматривалось.

- Прошу вас, мадам, прилягте, – тихим, ласкающим слух голосом обратился ко мне Джервэйс.

Могла ли я отказать ему в такой просьбе?

Подобрав подол своего блио, я начала забираться на кровать и вдруг увидела, как Джервэйс вытаскивает из ножен меч. Я похолодела от страха.

Что здесь происходит?! Меня собираются убить? Это что, кровавая свадьба?!.