Сбежавшая жена. Хозяйка лавовых полей

Пролог

– Веревка оборвалась!..

Чужой незнакомый мир начинается с петли, затянутой на моей шее и не дающей вздохнуть, с короткого ощущения полета и чужого звенящего крика:

– Веревка оборвалась, госпожа невиновна!

Я открываю глаза на досках под темным, грозовым небом. Дождь капает на щеки, а, может, это выступившие слезы. Не могу стереть их – руки связаны запястье к запястью. Петля давит на шею, и я почти теряю сознание от боли.

Где я?

Кто я?

Как меня зовут?

Грозовое, затянутое тучами небо над головой не хочет отвечать на безмолвный вопрос. Молнии шьет небесную перину серебряными иголками. Кажется, что тучи вот-вот разразятся грозой, но на моих щеках лишь дождь.

И где-то там, на грани сознания, бьется мысль:

«Отличная диета, говорили они. Ешь что захочешь и худеешь, говорили они. Ага, как же. Подо мной, вон, веревки рвутся. На виселице».

***

– Госпожа, очнитесь!

Чьи-то руки ослабляют петлю на шее и хлестко бьют по щекам. Мотаю головой, пытаясь вырваться из чужой хватки. Перед глазами все плывет, но кто-то подносит к губам фляжку с питьем – в нос бьет запах трав – и туман рассеивается. Но вместо лица незнакомца передо мной красный колпак палача с прорезями для глаз.

Человек под колпаком смотрит нервно и озадаченно. Вздрагиваю, отвожу взгляд… и понимаю, что лежу на эшафоте из неструганых досок, а надо мной возвышается виселица! Свисающая с перекладины веревка оборвана, вторая половина у меня на груди – палач не снял ее полностью, только ослабил.

А еще…

А еще с моим телом что-то не так! Я точно помню, что никогда не была такой стройной! Родители всегда говорили, что у меня широкая кость, в школе и в институте дразнили толстухой, а на работе я становилась суровым знаменем бодипозитивных тенденций. А впрочем, кондитерша может быть пышкой! Но я не хотела. В ход шли бесконечные изнуряющие диеты, анализы на гормоны, сахар и все остальное, походы к диетологам, эндокринологам, нутрициологам и невесть кому. Не знаю, о чем думали окружающие, глядя в мою тарелку. Как я умудряюсь толстеть на двух листьях салата? Друзья, наверно, считали, что я провожу одинокие ночи в компании холодильника. А муж… мы прожили вместе пять лет, а после он ушел к молодой. И я до сих пор не знаю, что стало последней каплей: мои не работающие диеты или отсутствие дома нормальной еды.

Вот только сейчас мое тело – насколько я могу рассмотреть – кажется странно стройным и даже хрупким. Длинное черное платье льнет к коже, подчеркивая худобу, а впалый живот я ощущаю почти прилипшим к спине. Диета, только удачно? А может, меня здесь просто морили голодом?

Палач берет меня под мышки, поднимает и ставит на ноги. А я вдруг оказываюсь в окружении невидимой раньше толпы. Люди в серых и синих плащах странного покроя, оказывается, стояли вокруг эшафота. Немного, с десяток – но мысль о том, что кто-то ожидал моей казни, пускает по спине табун мурашек. Кто все эти люди? Что я сделала? За что меня казнили?

Палач заставляет меня поднять голову и медленно, торжественно демонстрирует всем мою шею:

– Веревка порвалась. Казнь отменяется. Расходитесь!

Вокруг эшафота наблюдается минутное оживление: люди словно бы переглядываются и расходятся ручейком, давая дорогу высокому, темноволосому мужчине. Глаза незнакомца находят мое лицо и расширяются в изумлении.

– В чем дело? – красивые губы кривятся в брезгливой гримасе, словно ему мерзко даже смотреть на меня. – Почему моя дражайшая супруга еще дышит? Замените веревку и продолжайте!

«Дражайшая супруга»! В голосе незнакомца презрение пополам с ядом.

– Это веревка Брода, – хмуро отвечает палач. – Она никогда не рвется. По протоколу мы должны пригласить регента, судью и засвидетельствовать…

В глазах незнакомца вспыхивает ярость, красивое лицо искажается. Унизанная кольцами рука поднимается, впиваясь в ворот чужой рубахи и встряхивая так, что колпак едва не слетает у палача с головы.

– Вздерните. Ее. Немедленно!

Рассыпавшаяся после слов палача толпа снова собирается у виселицы. Синие и серые, смоченные дождем плащи – я вижу, как они надвигаются, и мне становится страшно. Тело цепенеет от ужаса, ноги становятся ватными, связанные руки дрожат. Но где-то в груди разгорается пламя. Я – не она. И я не собираюсь на виселицу!..

Палач вдруг стряхивает унизанные кольцами пальцы незнакомца и поворачивает голову: так, словно заметил какое-то движение.

И я вижу рослого всадника на сером коне:

– Что здесь происходит?

Глава 1.1

Мужчина на лошади уже в возрасте: седой, с морщинами, глубоко прорезавшими когда-то волевое лицо, с глубокими мешками под глазами. Но спешивается легко, словно мальчик – спрыгивает с коня рядом с эшафотом.

– Я требую объяснений этому цирку, – голос мужчины на лошади звучит глубоко, доносится словно из бочки.

– Веревка Брода оборвалась, господин регент, – объясняет палач, сопровождая это жутковатыми жестами, призванными, очевидно, изобразить висельника. – Это значит, что обвиняемая невиновна.

Сколько раз он уже говорил это сегодня? И сколько раз придется повторить?

И что же делать, когда единственный человек, не желающий мне смерти – это палач?

«Работать, наверно, не любит», – мелькает в голове мысль, и от этого почему-то становится легче.

Регент опускает голову, роняет, что слышал про эту веревку. И что за сто лет она рвалась всего дважды: когда казнили наследника престола Брода Шутника, и когда пытались отправить на виселицу уличенную в темном ведьмовстве солдатскую вдову.

Но тот незнакомец, который называл меня «женушка», не отступает. Он выпрямляется перед орлиным взором пожилого регента:

– Веревка Брода просто истерлась от времени. Моя дорогая жена, герцогиня Медариэна Райлен, урожденная Елье, вне всякого сомнения, виновна во всем, в чем ее обвиняют. Я сам выбивал из нее признание, господин регент, своими руками. Ее нужно отправить обратно на виселицу.

Он смотрит на свои крупные, но сохраняющие аристократическое изящество пальцы, унизанные кольцами, и меня передергивает от ужаса.

«Женушка», «дорогая жена» – я могу сколько угодно гнать от себя эту мысль, но глупо отрицать, что мы с этим жестоким, презрительно глядящим на меня мужчиной, похоже, связаны законным браком. Если я герцогиня, то он, получается, герцог. И прокурор. Но страшно не от этого, и не от тяжелого взгляда регента, и не от сжимающихся и разжимающихся пальцев палача, и не от обманчиво-безучастной толпы вокруг в серых и синих плащах.

Страшно от слов «я выбивал признание» своими руками.

Регент останавливает на мне тяжелый взгляд, и я понимаю, что надо сказать:

– Под пытками, – шепчу я, – кто угодно во всем призна…

Не успеваю договорить – тяжелая рука герцога больно врезается мне в щеку. Сил нет стоять на ногах, и удар смахивает меня с помоста прямиком в натекшую лужу. Становится сыро и холодно.

– Тебе не разрешали открывать пасть! – рявкает герцог, но его голос звучит как сквозь вату. – Господин регент, никаких пыток не было, она врет. Да, я, может, ударил ее пару раз, не сдержался. Но что касается остального, так ее просто морили голодом, а это разрешено.

Так вот оно что! Поэтому я и чувствую себя так ужасно. Такое ощущение бывало и раньше, во время моих самых неудачных диет, но оно никогда, никогда не было настолько сильным.

Знаю, что надо подняться, но сил не хватает даже на это. Лежу, свернувшись калачиком и положив голову на связанные руки, и подставляю до сих горящую щеку дождю.

А там, наверху, на помосте, мой муж-прокурор препирается с палачом. Заплечных дел мастер почти кричит, слова летят частым градом: когда Брода Шутника казнили сто лет назад, веревка на виселице обрывалась дважды, и мятежного принца просто закололи кинжалом. Но разве герцог с регентом не помнят, что это не прошло для города даром? Вулканы в долине ожили, землетрясение уничтожило половину города, потоки лавы выходили из берегов пылающих рек и сносили все на своем пути, а тех, кто рискнул исполнить приговор, заживо жрали могильные черви. И он, единственный палач города и правнук того, кто своими руками казнил Брода, не хочет все это повторять!

– Госпожа Медариэна! – внезапно окликает меня регент, и герцог с палачом прекращают перепалку, чтобы взглянуть на меня так, словно впервые увидели. – Эй, вы, поднимите ее!

Палач спускается с эшафота, поднимает меня из лужи и ставит на ноги, под взор регента. Я поднимаю все еще связанные руки, чтобы потрогать щеку – кажется, перстни на руках герцога рассекли кожу, и из пореза до сих пор идет кровь.

– Госпожа Медариэна, – нетерпеливо повторяет герцог, когда я оказываюсь перед его суровым взором. – Скажите, в чем вас обвинили?

Вот как? Как я об этом скажу? Я даже не знаю, кто я, и имя свое услышала только что. Раньше меня звали Надя, и я была кондитером, но и тогда, конечно, никто бы не набрал обвинений, чтобы отправить меня на смерть.

А что случилось в новом мире? Об этом я даже не помню. Могу лишь предполагать. Набор, наверно, стандартный: какое-нибудь темное колдовство и измена, обычная или государственная. Но ведь так не ответить.

И я решаю идти ва-банк:

– Господин регент, я не помню.

Глава 1.2

– Что ты удумала, тварь?! – муж кричит мне прямо в лицо, и я отшатываюсь, прижимаясь к дальней стенке крытой повозки. – Забыла, в чем тебя обвиняют?! Ха! Тебе зачитать список?!

Я осторожно киваю: не помешало бы. В памяти прочно засело, что каждый подсудимый имеет право знать, в чем его обвиняют – но жестокий прокурор не собирается читать мне права, и лишь заносит руку, чтобы отвесить новую пощечину.

Съеживаюсь в комочек в ожидании боли, но повозка подскакивает на кочке, и очередной удар проходит вскользь. Я растеряна, ведь все моральные силы ушли на то, чтобы сказать «не помню» в холодные ястребиные глаза регента. К тому же несостоявшаяся казнь, полет в лужу и холодный дождь, кажется, взяли свое, и я все больше проваливаюсь в тяжелый, вязкий сон.

Ехать не так уж и далеко. Карета останавливается, меня выводят оттуда, а прокурор, вылезающий первым, даже не подает руки. Не понимаю, с чего ему понадобилось ехать со мной в одной карете, и почему его презрительный взгляд то и дело сменяется каким-то жадным нетерпением. Что это, мечты о казни?

Но казнь отсрочена: регент потребовал показать меня дежурному магу, и теперь меня везут в королевский замок. Порванная веревка Брода и потеря памяти – что ж, этого оказалось достаточно, чтобы вызвать у него желание разобраться. Но что, если они поймут, что я не из этого мира? Отправят на виселицу еще раз?

Стоит нам выйти из повозки и направиться к огромному, мрачному замку, как грозовое небо разражается ливнем, и мое платье окончательно промокает. Трясусь от холода, но следую за прокурором. Лишь бы не поскользнуться! Мои руки до сих пор связаны спереди, и я не уверена, что смогу удержать равновесие.

Лестница кажется бесконечной, и я едва ползу от усталости – но она наконец-то оканчивается холлом и приоткрытой дверью. Внутри что-то вроде караулки, но, видно, для магов: все уставлено книгами и странными принадлежностями, в магическом шаре отражаются ворота замка, а на полу мягко мерцают руны. Я никогда не видела ничего подобного!

Прокурор общается с магом, молодым мужчиной в черном балахоне, а я тихонько осматриваюсь… и замечаю поднос с ужином. Там пряно пахнущий суп в большой чашке, кусок хлеба и жареная куриная ножка. Отвожу взгляд, стараясь не думать о еде. О, это-то я умею! Уговорить себя, что соцветие брокколи лучше сочной жареной ножки!

– … специально придумала, чтобы потянуть время! – доносится до меня голос прокурора, и я концентрируюсь на его словах. – Запомните, вы должны…

– Ах, извольте! Пока вы ехали, я уже получил указания от регента!..

Как вкусно пахнет бульон! И как мучительно вдыхать этот запах, когда живот сводит от голода! Интересно, колдун заметит, если я попробую одну ложечку? Но мои руки никто не развязал, и ложка не хочет держаться в немеющих пальцах.

– …меня не интересуют ваши взаимоотношения с женой, господин прокурор. И, знаете, я бы назвал ваше участие в этом деле неэтичным…

Колдун и прокурор уже прощаются у двери, и я решаюсь склониться над чашкой, чуть наклонить ее связанными руками и сделать глоток… как же вкусно!

– Теперь, госпожа Медариэна… понятно.

Дергаюсь, едва не разлив суп, и понимаю, что только что выпроводивший прокурора колдун с тоской смотрит на свой ужин.

– Что ж, приятного аппетита.

Колдун со вздохом звонит в маленький серебристый колокольчик, и, протянув руку, щелкает пальцами. Куриная ножка взмывает в воздух и плывет к нему в ладонь.

– Развяжите госпоже руки. А как поужинает, отмойте и приведите в порядок, – бросает он появившимся слугам. – Я не собираюсь колдовать с куском грязи.

Глава 2.1

Слуги дежурного колдуна, такие же наемные работники в замке, как и он, позволяют мне доесть суп, а потом ведут в купальню, раздевают и сажают в большую кадку с горячей водой. От холода она сперва кажется обжигающей, но потом это проходит, и я ощущаю приятное тепло.

Служанка приносит мыло, мягкое полотенце и мазь от ушибов. Очень кстати! Синяков и ссадин на моем теле до обидного много – в основном на лице и на руках. И я снова вспоминаю жестокого прокурора, не постеснявшегося признаться в том, что бил и морил меня голодом. Но за что? Что должна была сделать женщина, в чьем теле я оказалась, чтобы заслужить подобное обращение? Как жаль, что я ничего не помню! Рецепт эклеров, застрявший в памяти из прошлой жизни, не поможет решить проблемы ни с прокурором, ни с колдуном. Последний, впрочем, хотя бы не пытается отправить меня на виселицу. Даже на съеденный ужин вроде не злится.

Вылезать из кадки не хочется, но вода остывает, и я, еще раз ополоснув волосы, выбираюсь и беру полотенце. На выходе из купальни, в так называемом «предбаннике», есть зеркало, и я задерживаюсь, осматриваясь: тонкое, но не стройное, а, скорее, исхудавшее до предела тело, карие глаза, каштановые волосы, гладкая кожа с теплым медовым отливом.

Роскошное красное платье, которое приносят служанки якобы из моего дома, висит на мне как на вешалке, и посыльная девушка туго затягивает шнуровку, пытаясь это скрыть. Бесполезно – колдун в караулке все равно хмыкает откуда-то из-под капюшона:

– Платье-то ваше, госпожа Медариэна?

Его взгляд устремляется мне в декольте, скользит по обнаженным рукам, плечам, шее. Служанка, кажется, взяла первое попавшееся платье – не может же быть, чтобы они все были такими! А, может, это прокурор подсунул такое, чтобы колдун думал, что я решила его соблазнить? Подтвердить, так сказать, мою скверную репутацию?

– Не помню, – отвечаю я. – Простите за… за суп. Он был очень вкусный.

– Я передам благодарности поварихе, – вздергивает подбородок колдун. – Теперь сядьте сюда и загляните в этот шар, а я буду смотреть в вас. Не бойтесь, госпожа Медариэна, это просто диагностика.

Почему он думает, что меня так легко напугать после виселицы?

Киваю и опускаюсь в предложенное место: кривое, старое, скрипучее кресло. Маг пододвигает к моим ногам маленький столик и ставит на него шар из черного стекла – прозрачный, но искрящийся, словно из темно-фиолетового авантюрина.

Сам маг становится сзади, опускает тяжелые руки мне на плечи:

– Сейчас вы увидите прошлое, госпожа… как, кстати, вас? – его низкий голос звучит обволакивающе, он подавляет волю к сопротивлению. – Вы точно не Медариэна, но кто же вы? Назовите ваше имя, госпожа. Скрываться бесполезно. Только не от меня.

Сильные руки заставляют склонить голову и всматриваться, всматриваться в сверкающий шар, и совсем нет сил на сопротивление, а голос все шепчет про не-мое прошлое, и что он все понял сразу, по одному моему взгляду, и что ему даже не нужно имя, чтобы найти герцогиню, но так будет проще, проще, проще. Голова кружится, жаркие руки спускаются ниже, ложатся на ключицы, голос звучит уже на каком-то другом, незнакомом языке, но я все еще понимаю, что он хочет: имя. Имя. Мое имя.

– Надя… Надежда.

– Какое красивое имя.

Низкий голос колдуна из жаркого вдруг становится отстраненным и ледяным. Пальцы на моих плечах разжимаются, а шар вспыхивает изнутри… и меня вдруг захлестывает ворохом чужих видений и образов.

Незнакомый мужчина садится в постели, ему лет сорок на вид: свободная рубашка не скрывает болезненную худобу, пальцы в пигментных пятнах, взлохмаченные после сна светлые волосы. Прислушивается к чему-то. Какой-то звук? Или нет? Тянется к столу рядом с кроватью, но по ногам вдруг разливается боль – я ощущаю ее почти как свою – и он обхватывает руками колени, застывает в напряженной позе.

Накатывает понимание: это не мое, совсем другой человек, другая реальность, кино в моей голове, насланное колдуном. Пока я смотрю картинки, он роется в голове, вытаскивая все, что может найти. Я должна взять себя в руки и вынырнуть, но человек там, в видении, встает с постели, натягивает домашние штаны, и, босой, задумчиво подходит к окну.

Боль чуть утихла, и он отбрасывает привычное желание выбрать легкий путь и заглушить все таблетками. Просто нужно немного пройтись. Стоит чуть-чуть походить по комнате, как наступает облегчение. Можно вернуться в постель, но сна уже ни в одном глазу. Сходить на прогулку? Не хочется. Почитать? Он тянется к недочитанной книге, но забавное бестолковое чтиво про Пинкертона не клеится к утренней ясности. Хочется что-то другое. Точно, он же планировал вчера взять Толстого, только отвлекся. Хотел сверить пару моментов оттуда с историей про маньяка.

Маньяк? У меня тут есть свой, это чокнутый прокурор, отправляющий жену на виселицу. И я цепляюсь за это воспоминание, выпутываюсь из чужих мыслей, выбираясь из навязанного колдуном видения.

Ужасно, конечно, такой маленький славный город, и надо же, свой маньяк. Три трупа, одна пострадавшая, бедняжке чудом удалось вырваться.

Я почти вырвалась, но меня тянет назад, к босому человеку у книжного шкафа, к его мыслям и чувствам.

Пальцы в пигментных пятнах, старых, уже выцветающих, скользят ко корешкам книг. Мимолетная мысль, как бы не разбудить хозяйку. Но он постарается тихо. Потому что надо проверить. Вчера еще подумал об этом, во время тяжелого разговора с мамой одной из погибших девушек. Ее еще звали Ольгой, погибшую, и он на секунду представил, что это могла быть другая Ольга, Оленька. Слишком важная для него, слишком дорогая. Теперь ей нельзя сюда ехать. Он так ей и напишет…

Глава 2.2

Убийца стоял за дверью. Книга упала на пол. Человек бьется, стараясь сбросить веревку с шеи, но она лишь затягивается сильнее. С пальцев рвутся разряды тока, но нападающий их словно не чувствует, продолжает душить. Вскоре человек затихает, осмысленные движения прекращаются, начинаются судороги. И тут стук в дверь, убийца напрягается, опускает на пол обмякшее тело. Но все стихает, тревога оказывается ложной.

Но жертва еще жива, дышит и даже почти очнулась, когда давление веревки ослабло. Убийца завязывает узел на веревке, вешает ее на торчащий в стене крючок, засовывает голову жертвы в петлю и уходит. Снова судороги, босые ноги скребут по стене, лицо синеет.

– Ваша светлость, а можно поти… А-а-а-а! Дуняша! Дуняша, проснись!

– Надежда, я закончил…

Нет, теперь уже я вцепляюсь в шар, хочу досмотреть: его же спасли? Правда, спасли? Колдун ругается у меня над ухом, но все-таки открывает путь, и я вижу… слышу…

Человек на полу, он живой. Шею освободили, но воздуха все равно не хватает, врачи дают вдыхать кислород. Сознание спутанное, полиция безнадежно пытается узнать, кто напал, но с обкусанных губ пострадавшего чуть слышно слетает лишь одно имя: Ольга, Ольга.

И что-то про Толстого и дуб.

– Что… что это было? – спрашиваю я, отдышавшись. – Я… я видела, как человека душили.

Мокрый от пота, уставший колдун щелкает пальцами, и ко мне подплывает чашка с питьем. Хватаю ее и делаю глоток – и только потом приходит мысль, что питье может быть отравлено. Но стоит мне с ужасом воззриться в чашку, как она выскальзывает из моих пальцев и летит к колдуну.

– Это зелье для восстановления сил. Не хочешь – не пей, – хрипло говорит колдун и делает глоток, но потом снова возвращает чашку ко мне. – Ты спрашивала, что это было? Замещение. В нашем мире есть заклинание, разработанное специально для таких случаев, после, скажем так, фиаско с принцем Бродом. Оно работает только если человек пережил свою казнь. Мне нужно было заглянуть в твою память и просмотреть воспоминания, чтобы понять, кто ты. Ты должна была видеть собственную казнь на виселице, но это слишком тяжелое, травмирующее воспоминание. Поэтому я немного изменил заклинание, чтобы оно показало тебе другого человека.

– Почему? Не верю, что ты меня пожалел!

Колдун вытирает пот со лба, в темных хищных глазах мелькает что-то странное, почти личное. Но потом оно исчезает, сменяясь усмешкой:

– Умная девочка. Я понял, что ты не из этого мира, и решил просмотреть воспоминания сразу двоих, и души, и тела. И Нади, и Дары. А если бы ты смотрела сцены своей казни, этого бы не вышло. Поэтому я изменил заклинание так, что оно подсунуло тебе нечто похожее на то, что переживала ты, но с другим человеком. Видишь, его тоже душили и тоже спасли, но не у нас, а где-то в одном из других миров. Был риск, что ты вырвешься и я не смогу погрузиться, но ты, умничка, прониклась и все досмотрела.

Усмешка на губах колдуна выглядит усталой… и в то же время пугающей. Мне очень хочется глотнуть еще зелья, но я боюсь, что там все-таки яд. Хотя зачем? Ему не нужно меня убивать, достаточно просто сказать регенту, что я не из этого мира.

– Не бойся, Надежда, я ничего никому не скажу, – колдун ухмыляется так, словно прочитал мои мысли. – Вернее, скажу, что ты лишилась памяти после виселицы. Я скажу, что веревка Брода не врет, это не мошенничество, и ты невиновна. А о том, что ты попаданка, я промолчу. Более того, я смогу передать тебе воспоминания Дары. Медариэны. Не все, конечно, а то ты рехнешься, но того, что есть, хватит, чтобы ты могла ориентироваться в этом мире. Но, дорогая моя, это будет не просто так. Я хочу кое-что взамен.

___________________

Друзья, если кому интересно, колдун случайно наткнулся на события из моей книги "Первая. В тени государевой": https://litnet.com/shrt/lQus

Глава 3.1

Темные глаза колдуна слегка расширяются, когда он придвигается к моему лицу. Ноздри дрожат, на щеки ложится тень румянца. Под черным балахоном, расшитым по краям золотыми звездами, лицо мужчины, молодого мужчины, и взгляд слишком жадный. Мне отчего-то кажется, что он вот-вот попросит о неприличном. Внутри поднимается протест. Может, тут так и принято, но мне противно и думать о том, чтобы лечь под первого встречного.

– Итак, Дара… я буду называть тебя «Дара», и советую тебе представляться также, а настоящее имя забыть. Я хочу, чтобы ты отдала мне то, о чем сама не знаешь.

– Что? – икают от неожиданности, а потом это перерастает в нервный смех.

Колдун что, перечитал детских сказок? «Отдай мне то, о чем дома не знаешь»?

А, может, это какой-то сказочный мир? По уровню жестокости похоже на сказки братьев Гримм без адаптации.

– Что смешного? – в голосе колдуна звучит нотка обиды. – Эта фраза из твоей же памяти, Дара! Не нравится, могу взять другое! Как тебе такая цитата: «Кто людям помогает, тот тратит время зря»?

Шапокляк! «Хорошими делами прославиться нельзя»! Намек понят!

– Нет-нет, прости, это нервное, – торопливо машу рукой я, понимая, что лицо колдуна мрачнеет, и он вот-вот передумает мне помогать. – А ты можешь сказать конкретнее, что ты хочешь?

Колдун качает головой и чуть подается вперед, его взгляд из жаркого становится хищным, острым. Требовательным.

– Хорошо-хорошо! Договорились! Я отдам тебе то, о чем сама не знаю, но с условием! Это не должно быть живое существо!

Я хорошо читала сказки в детстве, и меня на подобное не поймать. Окажется внезапно, что я беременна, и должна отдать колдуну ребенка! Да и мало ли что, о чем я не знаю!

Колдун чуть мрачнеет, жует губами, но соглашается и даже спрашивает с фальшивой любезностью: что-то еще?

– И не какой-нибудь артефакт для захвата мира, о котором я не знаю! И… и не любой предмет, который ты попросишь, если это будет угрожать моей безопасности и безопасности моих близких! Вроде все.

– Умница, девочка, – ухмыляется колдун. – Да, я прочитал это у тебя в голове, и, уверяю тебя, я не злобной гном или гоблин, что забирает детей. Мне нужно другое. И я приду за этим.

– Подожди, – спохватываюсь я. – Подожди, а ты уверен, что это вообще у меня? Ты же не отправишь меня искать неизвестно что?

В глазах колдуна вспыхивают смешинки, его лицо делается красивым, приятным. Нет, он не сможет и стать и в половину таким красивым, как мой муж, прокурор, но располагающая улыбка сразу добавляет симпатии.

– Не отправлю, не бойся, Дара. Теперь моя половина сделки. Садись в кресло.

Я осторожно опускаюсь в кресло, и колдун становится рядом, накрывает горячими ладонями мои виски. Я почти чувствую пульсирующие потоки силы, проходящие через мою голову, сознание, рассудок. А вместе с ней льются чужие воспоминания: детство и юность в соседнем королевстве, замужество. Брак по расчету, маленький портрет прокурора переслан мне по почте. Я еще радуюсь, что он так красив…

– Дара, – голос колдуна звучит хрипло. – Последние три года слишком эмоционально насыщенны для тебя. Твой муж, прокурор Гран Райлен, хотел сломать тебя, и он этого добился. Эти воспоминания тяжелы даже для меня, боюсь, ты… твоя психика может не выдержать. Я буду передавать выборочно.

Он не спрашивает: ставит перед фактом. В голову льются воспоминания, вернее, обрывки. Не знаю, что он там выбирает, но у меня остается память об отвратительном, унизительном обращении. О бесконечных побоях и придирках. О наглой рыжеволосой любовнице, развлекающейся с моем мужем в нашей постели и потом ужинающей за нашим столом.

Последние воспоминания – совсем свежие и самые болезненные.

Тронный зал. Мы с прокурором, аристократы, чиновники, цвет города.

Наследник престола, юный принц Эммерих, скучающе развалился на своем троне.

Рыжеволосая любовница прокурора стоит на коленях перед троном регента в той позе, в которой не раз ублажала моего мужа, и утверждает, что я, Медариэна Райлен, шпионила на королевство Елье.

Глава 3.2

Колдун держит слово – и сейчас, и позже, в богато украшенном тронном зале, в присутствии прокурора, регента с орлиным взором и скучающего девятилетнего наследника престола, принца Эммериха.

О, я теперь знаю, что юный принц осиротел три года назад, и все это время правит регент, его дядя. Он холост и бездетен, пытается изо всех сил привить племяннику благородство и приучить его к государственным делам, но мальчишке пока интереснее игры с друзьями и животными из зверинца. На нас с колдуном и прокурором принц смотрит без любопытства, пожалуй, даже с нетерпением: когда мы уйдем? Быстрее бы вернуться в зверинец!

А вот глаза регента кажутся внимательными и острыми.

– Что вы говорите? – рычит прокурор. – Невиновна? Этого быть не может! Вы хотите сказать, что королевский суд – ошибается?

Да, именно в этом причина его наглости. Аристократов судит король, а будет ли подробно разбирать дело мальчишка? Обычно он просто соглашается с обвинением прокурора, считая, что тот уже все знает. А адвокат? А что адвокат? Отгадка кроется в моей памяти: их нанимают лишь знатные, а все деньги семьи Райлен у мужа, и не станет же он сам брать для жены адвоката.

– Веревка Брода порвалась, это неоспоримый факт, – твердит колдун. – Я проверил, все без обмана. Я использовал шар, чтобы проникнуть в ее память, и выяснил, что она даже не помнит существо обвинения – сколь сильным потрясением оказалось повешение. Эта женщина невиновна.

Колдун ни разу не назвал меня по имени, он говорит лишь «женщина» – но это никто не слышит, нюансы затираются, забываются из-за криков уязвленного прокурора.

– Что! Как можно! Эта мерзавка изменила не только мне, но и всему королевству! Она заслуживает только казни! – красивое лицо прокурора искажается, на лбу надуваются вены. – Откуда мы можем знать, что господин маг не соблазнился сомнительными прелестями моей неверной супруги? А может, он тоже шпионит на королевство Елье?! Так дайте мне их обоих, они признаются уже к завтрашнему утру!

Но колдун непреклонен, и его не запугать воплями. Он поднимает капюшон, бесстрашно смотрит в лицо юного принца, переводит взгляд на регента.

– Ваше величество и господин регент, я просто дежурный колдун, один из троих. Если кто и заинтересован в исходе суда, то лишь господин прокурор. Возможно, он так жаждет казни лишь для того, чтобы освободить место для прекрасной рыжеволосой девушки с большим ртом?

В зале повисает секундная тишина – и ее разрезает звенящий голос юного принца:

– Ах, помолчите, вы так утомили меня своей дурацкой любовью! Дядюшка, что мы имеем? Веревка Брода оборвалась, а это не шутки. Корин сказал, девушка невиновна и ничего не помнит. Герцог Райли хочет вернуть ее в застенки и снова пытать. Я ничего не забыл?

– Все верно, мой принц, – впервые открывает рот регент. – Я рад видеть, что с каждым днем вы все больше и больше внимаете в дела. Вы ничего не упустили, кроме, пожалуй, того, что палач заявил, что откажется казнить герцогиню, если ее снова признают виновной. Ему дорога работа, но жизнь дороже.

– Спасибо, дядюшка. Что бы вы сделали на моем месте? Шутить с веревкой мертвого принца глупо, поэтому никакой казни. Но я не хочу, чтобы эти двое болтались и скандалили у меня при дворе.

Регент молчит, обдумывая, и наконец говорит:

– Герцогиню Медариэну Райлен можно отправить на Лавовые Поля, в замок, пожалованный ей еще вашим отцом. Там, конечно, опасно, но, раз судьба уберегла ее от смерти на виселице, то, может пощадит и в этот раз. Господин прокурор должен написать прошение о замене наказания, и вы, мой принц, его подпишете.

В лицо моего муженька бросается краска. Сдается мне, он не горит желанием что-то подписывать! И это одно уже внушает надежду.

– А вот прокурора никуда не отправить, мой принц. Он нужен в городе.

– Ах, дядюшка, в этом дворце незаменимы только вы и наш старший конюший! – с великолепным безразличием заявляет мальчишка. – А прокурор сегодня один, а завтра другой!

– Слышали, герцог Райлен? – спрашивает регент. – Его высочество ждет прошение о замене наказания в течение часа. Герцогиня, я знаю, вам нужно собраться, но вы должны покинуть город до завтрашнего вечера. Все, мой принц? Разбирательство окончено?

– Да, дядя. Пусть убираются и больше не досаждают мне своими дурацкими изменами! А, палачу скажите, что может не увольняться.

Нас больше не держат, и мы выходим из тронного зала, оставляя регента с принцем. Я невольно жмусь к колдуну, но жестокий прокурор хватает меня за руку, подтягивает к себе и шипит:

– До завтра еще много времени, все может поменяться. Нет, женушка, не думай, что выкрутилась!

_______________________

Дорогие друзья, заглядывайте в атмосферную новинку Эль Вайры:

https://litnet.com/shrt/lSqk

https://litnet.com/shrt/lSqk

Глава 4.1

Королевский дворец выглядит прекрасным и ухоженным. Проходящие анфиладой комнаты оформлены в нежных голубых и золотистых тонах, уставлены мягкой роскошной мебелью. Только рассматривать эту красоту некогда, потому что мы с колдуном пробегаем их, не сбавляя ходу. Корин – именно так назвал колдуна принц Эммерих – тащит меня за руку и шипит прямо в ухо:

– Дара, ты должна ехать прямо сейчас, пока твой сволочной герцог ничего не придумал.

Киваю, мы пробегаем еще парочку комнат, распугивая их обитателей. Приватность в замке есть, я помню, что сообщаются только гостиные, остальные комнаты в покоях индивидуальные, но ходить так быстро не принято – и вслед нам несутся язвительные шепотки.

А колдун снова шипит:

– Но как ты поедешь без документов, все подумают, ты – проходимка! Нужно забрать их, взять хотя бы немного вещей! Прокурор не посмеет лезть, я пойду с тобой! А, нет, не смогу, дежурство!

Корину нельзя покидать дворец во время дежурства, это слишком серьезный проступок, и он не готов рисковать. Колдун, пронзающий миры и добывающий чужие воспоминания, не может добыть вещи – шипит что-то про другой профиль, про ограничения сил и защиту, которая стоит на дворце, и снова, снова тащит вперед.

– Нет, Дара, сделаем по-другому, – шипит он, и мне уже кажется, что мы нарезаем второй круг по дворцу, не меньше, потому что комнатки все одинаковые, и не начали ли они повторяться. – Я вызову прокурора к себе, отвлеку его, ты проберешься домой, возьмешь документы и немного вещей и уедешь!

Лавовые Поля недалеко, до них день пути верхом, и дня три или четыре пешком – смотря как идти. Когда бесконечная анфилада комнат заканчивается, колдун заводит меня в свою караулку, ненадолго оставляет и возвращается с картой и… магическим компасом, маленьким, золотистым.

– Компас указывает на север, Дара, а на карте север вот тут. Поворачиваешь и смотришь, понятно? И деньги, я дам тебе денег, трать аккуратно, – дожидается, когда я расслаблюсь, и добавляет с усмешкой, – как хорошо, что в нашем мире нет такого кошмара, как «Вайлдберрис»!

– Ничего вы, мужчины, не понимаете! Ни в «Вайлдберрисе», ни кошмарах!

Колдун ухмыляется, но тут же хватается за голову и снова куда-то убегает, оставляя меня в уже знакомой обстановке крошечной караулки. Возвращается с небольшой булавкой, прикрепляет мне на ворот платья, сзади, и долго, нудно объясняет, какие слова сказать, чтобы превратить ее в кинжал. Потом не менее скучно рассказывает, что если я убью кого-то этим кинжалом, то доставлю обоим ужасные неприятности. И если под ним-то, Корином, веревка Брода порвется, а подо мной – уже нет. Так что кинжал – на самую, самую крайнюю необходимость, которая может и не наступить. Напоследок колдун накидывает мне на плечи старый коричневый плащ. Ехидно замечает, что можно не отдавать.

Потом мы идем не анфиладой, а коридорами, тоже бесконечными, и наконец подходим к маленькой двери под козырьком.

Сначала кажется, что на улице снова дождь, но впечатление оказывается обманчивым – просто небо слишком хмурое, пасмурное, и холодный ветер продувает до костей.

Колдун не идет дальше, останавливается под козырьком:

– Все поняла, Дара? Иди к дому, дорогу ты теперь помнишь. Дождись, когда прокурор уедет, и только потом заходи. Взяла вещи, лошадь – и в Лавовые Поля, поняла? И помни, я помогаю тебе не просто так. Ты обещала.

– Да-да, отдать то, не знаю что, – киваю я и вспоминаю компас, булавку, возвращенные воспоминания и циничное «эта женщина невиновна» в глаза юного принца. –Ты здорово помог. Наверно, даже не на одно «не знаю что», а на два.

Темные глаза колдуна становятся задумчивыми, на губах появляется и гаснет усмешка:

– Да, пожалуй, – медленно говорит он. – Что ж, тогда я возьму кое-что еще. Прямо сейчас.

Колдун хватает меня за плечи, подтягивает к себе и впивается в губы требовательным поцелуем, таким, что дыхание перехватывает, а ноги подкашиваются, заставляя схватиться за чужой балахон. Движение, напор, жар! Никакой нежности или тепла, да вообще никаких чувств, кроме страсти и желания обладать! Рука колдуна соскальзывает с плеча, тянется найти мою грудь, вторая уже на талии, настолько волнующе и бесстыдно…

Что я отшатываюсь под начинающийся дождь, борясь с желанием отвесить колдуну пощечину!

– Всегда хотел узнать, как это – целовать герцогиню, – хрипло говорит Корин, облизываясь у себя под капюшоном. – Что ж, ничего особенного.

«Ничего особенного»! Он точно, точно сейчас нарвется! Меня охватывает желание дать кому-то по наглой морде. Но вместо этого я отворачиваюсь, и память тела ведет меня в сторону дома.

– Ладно, Дара, я пошутил! – кричит вслед Корин. – Это было неплохо! Я бы повторил… когда-нибудь! А теперь иди и будь осторожна, не попадись своему – ха! – законному мужу!..

________

Дорогие друзья, еще одна книга нашего Литмоба:

https://litnet.com/shrt/9SSQ

Глава 4.2

Колдун передал мне память Дары, поэтому улочки города кажутся знакомыми. Я скольжу между домами, кутаясь в старый плащ, и осторожно пробираюсь к цели. Времени в пути достаточно, чтобы все обдумать.

Теперь я – не Надя, я – Медариэна Райлен, в девичестве Елье. Я – принцесса Королевства Елье, одна из четырех, и там еще два сына-наследника. Я – разменная монета в политических играх королевств, жертва, отданная, чтобы укрепить трещащие по швам отношения Елье и Фиора, выданная замуж даже не за наследника – у них и не было наследников подходящего возраста – а за молодого герцога Райлена.

Богатый, знатный, красивый, умный, изощренный юрист, помощник прокурора Гарн Райлен считался неплохой партией. Он жил на другом конце королевства, в столицу перебрался только после женитьбы – и сразу же получил пост прокурора. Там как раз открылась вакансия.

Одновременно с королевской, да. И множеством других.

Это была небольшая военная стычка между Елье и Фиором, приграничная, но что-то пошло не так, и локальный конфликт обернулся трагедией. Королевская семья погибла, чудом уцелел только принц Эммерих, и умирающий король успел назначить его наследником, а регентом – старшего брата, отказавшегося в свое время от трона ради морганатического брака. Боялись, что Елье полезет захватывать обезглавленного противника, но они оказались крепко связаны вялотекущим конфликтом с Мокрым замком, и, опасаясь их наступления, откупились от Фиора землями и… принцессой.

Нас было четверо, и мы бросали жребий. Он пал на Фландору, старшую из сестер, избравшую себе военную карьеру и защищающую западные рубежи Королевства Елье от гораздо более мощного и опасного противника, нежели Фиор. Фландора не хотела замуж, не хотела бросать службу. И тогда я, юная Медариэна, предложила ей поменяться. Забрала жребий у сестры и сказала, что жених мне понравился.

Меня отдали замуж за молодого прокурора, и умирающий король пожаловал мне на свадьбу замок в Лавовых Полях – на противоположном конце страны, в самой дальней точке от Королевства Елье. Забавно, что свадьбу сыграли позже, уже после смерти короля, и пожалованный замок оказался моим добрачным имуществом.

А прокурор оказался моральным уродом.

Это было неочевидно. Со стороны он выглядел нормальным, любящим мужем, но стоило нам оказаться наедине, как на меня сыпались бесконечные угрозы, придирки и побои. А в спальне законного супруга безраздельно властвовала его рыжая любовница, в последнее время меня туда даже не пускали. Три года я держалась, но обвинение в шпионаже в пользу Елье оказалось последним ударом.

Почему я не сообщила родителям, сестрам? Почему лгала в письмах, что все хорошо? Почему улыбалась и старалась казаться счастливой и на свадьбе, и во время их единственного визита?

Ответ один – боялась. Слишком дорого все это обошлось родному королевству. И слишком напряженными оставались отношения даже три года спустя. Я ужасно боялась стать яблоком раздора между Елье и Фиором, и лгала, обманывая даже своих родных.

Пока для меня, герцогини Медариэны Райлен, в девичестве принцессы Елье, не стало слишком поздно.

– С дороги! – крик возницы выдирает меня из тяжких воспоминаний, и я отшатываюсь, пропуская карету.

Герцог Райлен! Хотя бы он не смотрел в окно и не опознал меня в старом коричневом плаще! Но нет, вроде проезжает мимо.

Провожаю взглядом скрывающуюся в переулке карету и направляюсь к собственному дому: большому, теплому, уютному зданию, ставшему для меня большой, теплой и уютной тюрьмой.

Я захожу осторожно, через вход для слуг. Мало ли, кто тут еще может быть! А ну как любовница прокурора? Из кухни тянет ароматным дымом, и я вспоминаю, что последней моей трапезой был ужин колдуна. Но мне, конечно, сейчас не до этого.

Ориентируясь по памяти, пробираюсь в собственную комнату. Ту, в которой меня заперли на долгие три недели, изолировав от мира и ограничив в пище. Ту, в которой прокурор выбивал признание пытками. Откуда увели в камеру, а потом на суд и на казнь. Все это произошло слишком, слишком быстро. Принц Эммерих подписал приговор, и Дару тут же потащили на виселицу, только выслушав последнюю просьбу – передать тело родным. О том, что казнь принцессы ухудшит отношения с Елье, никто не думал. Не потому ли, что сейчас Фиор силен как никогда, а соседи ослаблены длительным военным конфликтом? И они либо проглотят, либо нападут, и в нынешнем их состоянии Фиор это устраивает?

Впрочем, это не мое дело. Я всегда старалась держаться податься от политики. Мое дело – отправиться в Лавовые Поля, и сделать это до того, как сюда вернется мой несостоявшийся вдовец.

Так что я тихо проскальзываю в комнату… и застываю, встретившись глазами с молодой рыжеволосой женщиной.

– Ты?!

Глава 5.1

Я открываю глаза и вижу над головой серый и грязный, словно его тыкали мокрой шваброй, потолок. Один угол заткан светлой сетью паутины, и тонкие чуть заметные ниточки свисают с потолка, как «дождик» с елки.

Что это? Где я? Ах да… моя комната. Неудачная казнь на виселице, почти удачная попытка убедить регента и принца Эммериха в том, что я невиновна, неудачная сделка с колдуном, неудачная попытка забрать из дома документы и вещи и сбежать в Лавовые Поля, пока до меня не добрался жестокий герцог-прокурор.

Провал. Провал. Снова провал. Если насчет казни я, мягко говоря, не расстроена, то фиаско с любовницей – это просто кошмар. Почему мы с колдуном недооценили ее? Почему я забыла, как эта женщина улыбалась, стоя на коленях у трона юного принца и рассказывая, что я шпионю на Елье? А потом в моем доме внезапно оказались компрометирующие документы? Почему не рассмотрела опасного противника за обликом рыжеволосой пышногрудой пустышки?

На, Дара, получи. Лежи теперь тут, не в силах пошевелиться, на собственной кровати. И вспоминай, как любовница супруга бросила тебе в лицо щепотку какой-то пыльцы, отчего тебя вырубило, как после самогона.

И слушай, как к кровати приближаются тяжелые, страшные шаги.

– Отличная работа, Амалинда, – голос прокурора доносится как сквозь вату. – Теперь птичка не выпорхнет из клетки. Сколько она пробудет без сознания?

– Твоя женушка в сознании, просто обездвижена, – звенит нежный голос «девушки с большим ртом». – К утру очухается.

– Что ж, тогда не будем пока разговаривать о делах. Поговорим о людях. Дара, негодница, мне придется наказать тебя за это представление на виселице. Почему нельзя было просто тихо и мирно скончаться, оставив меня безутешным вдовцом?

В поле моего зрения вплывает безумно-красивое и порочное лицо несостоявшегося вдовца: темные волосы, прямой нос, аристократические черты лица. Жесткие пальцы хватают меня за подбородок, и все тело содрогается не то от отвращения, не то от желания. Но отвращение мое собственное, а желание, кажется, тела Дары, и от этого становится не по себе. Она любила его? Садиста и маньяка? Серьезно?

– А что это за выходка с Корином? – продолжает прокурор. – Как думаешь, Амалинда, чем она с ним рассчитывалась?

Натурой, ага. Поцелуем и обещанием того, не знаю чего. Только ответить не могу, магия рыжей ведьмы сковывает по рукам и ногам. Что за дрянь она на мне использовала?

Смех любовницы звенит колокольчиком – а потом прокурор отпускает мою голову, исчезает из поля зрения, и я слышу звук поцелуя.

– А что от тебя хотел этот колдунишка? – нежно спрашивает девушка. – Зачем звал?

– Читал нотации, что я не должен так поступать с женой, – прилетает ответ. – Как будто ему есть до меня какое-то дело! Час продержал, скотина. Наверно, хотел внимание отвлечь, чтобы она успела улизнуть в свои Лавовые Поля. Пойдем, Амалинда, мне нужно расслабиться, а женушку оставим думать о своем поведении. Сейчас она ни на что не годится. А потом нужно будет кое-что для нее подготовить.

От этого «подготовить» пробирает дрожь. Любовница снова смеется, и снова звук поцелуя, а потом парочка уходит, роняя – уже не мне – какое же я жалкое, никчемное создание. И запирают дверь, проворачивая ключ в замке.

Но смех слышен даже из коридора. Надо же, птичка вернулась в клетку! Подумала, раз регент сказал ехать в лаву, значит, дурочка в безопасности!

Муж больше не играет, не говорит, что во всем разберется, и что мне нужно только признаться в шпионаже и государственной измене, и все наладится – как делал тогда, еще до суда. Когда я днями сидела в этой же комнате и не получала ни крошки еды.

Для него я списана со счетов.

А что, интересно, колдун? Навлек на себя неприятности? Когда Амалинда швырнула мне в лицо порошок и я свалилась на пол бесчувственной колодой, любовница позвала слуг – сказала, что герцогиня вернулась, но совсем обессилила от переживаний. Упала, вон, в двух шагах от кровати!

Когда меня положили на постель, она обшарила мои карманы, вытащила компас, карту и деньги. Ох, как бы у Корина не было из-за этого неприятностей!

Но сейчас не про это. Булавка колдуна осталась, и я помню, как ее активировать. Превращу в кинжал, взломаю дверь и сбегу.

Вот интересно, как долго будет действовать пыльца рыжей? Когда я только вдохнула ее, то не могла даже сфокусировать взгляд, а теперь, вот, в силах даже моргнуть.

Только веки – единственное, чем я могу пошевелить. Но это пока. Надо сосредоточиться, сконцентрировать все усилия на том, чтобы согнуть палец. Хотя бы палец! Средний, чтобы тыкать его мужу в лицо.

Работает! На злости, на упрямстве, на страхе, но работает!

Спустя бесконечно-долгие часы (минуты?) я сползаю с кровати как Беатрикс из «Убить Билла», негнущимися пальцами вытаскиваю из ворота булавку.

Я никогда не колдовала, и старая Дара тоже не была ведьмой – но от злости на прокурора с любовницей колдовские слова Корина – слова, которые он заставил меня повторить раз десять, пока не запомнились – уже пляшут на языке.

Яркая вспышка – и в моих руках оказывается длинный кинжал.

___________

Глава 5.2

Длинный кинжал из булавки я использую для того, чтобы вскрыть секретер и забрать оттуда документы. Память говорит, что их никто не трогал, всем просто было не до этого. Паспорт – в этом мире тоже есть паспорта, откуда же им не быть – забрал прокурор, передавая дело в суд, но все остальное осталось, и, думаю, это вполне подойдет, чтобы доказать жителям замка в Лавовых полях, что я никакая не проходимка.

Я не была взломщиком ни в одном из миров, и ковыряться кинжалом в замке секретера приходится долго, но в итоге он поддается. Кроме документов я забираю и драгоценности. Укладываю все в дорожный мешок с лямками, обнаруженный в шкафу, надеваю простую строгую дорожную одежду: шерстяное платье, непромокаемый плащ, ботинки какой-то странной, непривычной моды. Запасную одежду тоже убираю в мешок. Деньги, выданные колдуном, так и лежат на столике вместе с картой, пропал только золотистый компас – мрачно шучу, что придется ориентироваться по мху на деревьях. Собрав все, вешаю мешок на спину – неудобно, но вроде терпимо.

Теперь нужно как-то выйти из комнаты. Вот как можно было додуматься поселиться в покоях с замком, не открывающимся изнутри? Но Дару все устраивало, увы. Она до последнего смотрела в рот своему супругу. Пока не стало поздно.

Пока я вскрываю кинжалом замок, выясняется еще один неприятный нюанс: если вот так встать у двери, можно услышать томные стоны из соседней комнаты – там, где спальня супруга. Похоже, любовники приступили к играм далеко не сразу.

Стоны тихие, приглушенные, доносящиеся как минимум через две двери, но все-таки слышные. В особо интересных местах рыжая вскрикивает, а герцог издает хриплые звуки, отдаленно напоминающие рычание. На очередном «о да, Гарн, глубже» замок поддается, и я чуть не роняю кинжал от напряжения. От моих усилий дверь выглядит зверски расцарапанной, словно они заперли внутри огромного кота.

Затихаю и решаю выждать. Заснут? Разойдутся по своим комнатам? Вспоминаю, что у рыжей ее и нет – она никогда не наглела настолько. А, может, напротив, наглела, потому что вместо покоев проводила ночи в прокурорской спальне, буквально в нескольких метрах от комнаты его несчастной жены.

Знать бы еще, сколько у меня времени! Часов почему-то тут нет, и это ужасно неудобно.

Я так и стою у двери, мрачно прислушиваясь к звукам из спальни моего прокурора. Как же это все-таки унизительно! Даже мой супруг с Земли, с которым мы разбежались на почве моего лишнего веса, никогда не позволял себе подобное! В последние месяцы перед разводом я знала, что у него есть любовница, и даже подозревала, кто именно, но, если бы она хоть раз заявилась в наш дом – ха! Они огребли бы вдвоем с моим неверным супругом.

Жгущая душу обида не утихает вместе со стонами рыжеволосой шмары. И даже когда они с прокурором затихают окончательно, укладываясь спать, я все еще злюсь.

На всякий случай я выжидаю еще полчаса. Выскальзываю в коридор, закрываю дверь в собственную спальню… и понимаю, что дверь к прокурору приоткрыта, и из комнаты доносится сопение.

Осторожно заглядываю: прокурор. Спит, раскинувшись на кровати, абсолютно голый и ураганно красивый.

Вторая половина кровати пуста.

Из ванной доносится плеск. Она у нас с прокурором вроде как общая, но вход из коридора, а не из комнат, что было бы логично.

Я понимаю, что это любовница – все-таки проморгала! – и что сейчас она увидит меня, и торопливо укрываюсь в прокурорской спальне. Вытаскиваю из ворота снова уменьшенный до размера булавки кинжал – я не смогу воткнуть его в живого человека, но можно же пригрозить! – но взгляд падает на туалетный столик. Туда небрежно брошено платье любовницы, и я вспоминаю, что в кармане у нее была маленькая коробочка с обездвиживающим порошком. Тем самым, чье действие я испытала на себе!

Что, если?..

Не додумав мысль, шагаю к платью. Света из коридора достаточно, чтобы видеть, куда я иду. Обшариваю карманы, и вот она, табакерочка как из сказки. Помню, она брала порошок не руками, а платком.

Хватаю тонкий комочек ткани, обматываю пальцы, запускаю руку в шкатулочку и обильно посыпаю спящего прокурора.

Он вздрагивает и застывает, одеревеневший. Но вроде дышит.

В коридоре что-то скрипит.

Схватив табакерку, я застываю у двери.

В спальню вплывает любовница в халате… и получает щепотку пыльцы в лицо.

Секундное замешательство, как у меня, а потом тело девушки деревенеет. Подхватываю, не давая упасть, аккуратно опускаю на прикроватный коврик.

Склоняюсь над ней, чтобы убедиться, что девушка дышит – я все-таки не хочу убивать ее – и ловлю взмах ресниц. Ага, ясно. Прокурор пойман спящим, а с любовницей то же, что и со мной – она просто обездвижена. Что ж, попробуем увеличить дозу, а то решит, как и я изобразить Беатрикс.

Трясу над девушкой куском ткани, посыпая ее пыльцой до тех пор, пока ресницы не застывают.

Отступаю, окидываю взглядом два неподвижных, застывших тела и убираю табакерку в мешок. Пригодится.

Ну все, пора и честь знать. Мне еще ехать в лавовые поля.

Выскальзываю из спальни… и взгляд падает на дверь в чулан. Вспоминаю, что его тут не принято закрывать, и захожу внутрь. Первая мысль – посмотреть, что может пригодиться в дороге. Но стоит мне увидеть набор инструментов…

Глава 6.1

Компас колдуна я так и не нашла: лысая любовница прокурора с мохнатыми руками, видимо, убрала его либо в секретер, либо в сейф. Я поискала его, но совсем недолго, без заглядывания в запертые шкафы и без взлома дверей. Решила, что если начать шуметь, то только привлеку внимания слуг.

Тех слуг, что годами не замечали издевательств надо мной. Не замечали любовницы в постели прокурора, не замечали моих слез.

Заметят ли они, как я взламываю запертые шкафы кинжалом? Не представляя, где ключи?

Нет, я решаю не рисковать. Беру на кухне еду, потом иду на конюшню и мрачно рассматривают лошадку – невысокую, славную, почти пони. Это Грация, лошадь старой Дары, вот ее-то я и седлаю.

Это несложно.

Нужно просто закрыть глаза, отрешиться от собственной истории и, мысленно бросив камень в озеро памяти, взболтать муть на дне. Там старая память Дары, ее умения и навыки.

Дара умела ездить на лошади. Скверно, но умела. Я ухожу в глубь себя и просто позволяю рукам сделать все, что нужно: открыть дверь в конюшню, погладить и оседлать лошадку, вывести ее из стойла, подвести к ступенькам, чтобы залезть в седло – я никогда не умела запрыгивать – и…

И одернуть себя.

Вернуться в себя настоящую, уже не Надю, но еще не Дару, вытащить из кармана позаимствованный в спальне документ прокурора, написать карандашом, что лошадь позаимствовала хозяйка, и навесить записку на ближайший гвоздик рядом со стойлом. Нет, мне не надо, совсем не надо, чтобы тут подняли тревогу и стали искать конокрада.

Оставив записку, я возвращаюсь к лошади, залезаю на нее, напоминая мешок картошки сама себе, и осторожно трогаю поводья.

Лошадь чувствует руку хозяйки, послушно выходит со двора. Копыта стучат по мостовой – мы едем между домами, и снова льет дождь, и я обращаюсь к памяти тела. Становится проще.

Я направляю лошадку к выезду из города – да, я помню, где это. И еще я примерно представляю, как ехать, даже без компаса. В самом деле, замок не спрятан где-то в кустах, к нему ведут дороги. Все промежуточные пункты, которые должны попасться по пути, я запомнила. И если не разберусь по карте, то просто спрошу у людей: куда повернуть, налево или направо.

А еще…

А еще я помню Лавовый Замок.

Так странно – он серый.

Лавовый Замок серый, а ведь я ожидала, что он окажется черной громадой. Да, серый и небольшой, приземистый даже, с толстыми башенками и балкончиками. И совсем неухоженный – кладка в трещинах, по комнатам гуляют сквозняки, от главной башни регулярно что-то отваливается. Хорошенькое приданное! От врага!

Мой будущий муж приехал первым, он тут уже целых три дня – готовится к свадьбе и к должности прокурора. Но церемония будет не здесь, а в столице. Да, мы планировали пожениться здесь, но Гарну Райлену не терпится занять должность прокурора. Я прибыла вчера вечером, а сегодня мы с будущим мужем уже собираем вещи в дорогу.

Но я не против. Совсем не против.

Я ведь почти не спала этой ночью.

Зловещие скрипы, скрежет и шорохи окутывали зловещей пеленой, не давали уснуть. Под утро я отключилась чудом, сама не своя от усталости – но тут же проснулась от хриплого, страшного стона. Позвала слуг, но в комнате никого не нашли. И все же мне было страшно, страшно, страшно – настолько, что захотелось наплевать на приличия и уйти в спальню к будущему мужу…

Вот только он приехал с любовницей.

Воспоминание тает в воздухе, и я выпрямляюсь в седле, прислушиваясь к стуку копыт. Получается, Дара была в Лавовом Замке еще до меня, и видела, что, во-первых, замок старый и неухоженный, и если он еще три года назад нуждался в ремонте, то сейчас проблема явно усугубилась. Во-вторых, прокурор уже тогда был с любовницей. И, в-третьих, в замке жутко, там постоянно какие-то стоны, скрипы и скрежет. И я, наверно, даже не вижу повода возмущаться – с чего бы умирающему королю дарить нормальный замок дочери того, что приложил руку к этой смерти?

Так или иначе, решаю я, направляя лошадь к уже видимым впереди городским воротам, запасных замков нет у меня. Разберемся по ходу де…

– Дара! Стоять!..

______________

Приглашаю в еще одну прекрасную историю нашего литмоба:

https://litnet.com/shrt/92ni

Глава 6.2

От вопля «стоять» я чуть не падаю с лошади, но это не мохнорукий прокурор, а всего лишь колдун. Он тоже верхом, и к седлу приторочены несколько тюков. Вещи? Корин переезжает?

Колдун трогает поводья, нагоняя меня, и вскоре все выясняется:

– Твой муж, герцог Райлен, наябедничал регенту и добился моего увольнения. А еще я должен покинуть столицу, – фыркает колдун, пуская лошадь бок о бок с моей, так, чтобы было слышно несмотря на шум дождя и наброшенный на голову капюшон. – Ха! А я еще сомневался, стоит ли тебе помогать! Спасибо этому идиоту, что развеял последние сомнения!

Вот так! Получается, Корин пошел на риск и проиграл. Ради меня? Или ради каких-то своих замыслов? Но все-таки!

– Ладно, плевать, – ворчит колдун. – Давно собирался убраться из этого болота. Так даже лучше. Но твой прокурор все же скотина!

Мы проезжаем городские ворота, и цоканье копыт становится глуше: вместо мостовой мы едем по обычной дороге, раскисшей от влаги. Я вполголоса рассказываю Корину, как меня подстерегла любовница прокурора, как усыпила с помощью какого-то пороша – он, кстати, у меня с собой – и как забрала колдовские подарки.

– Компас, конечно, жалко, и запасного у меня нет, – говорит Корин, уверенно выбирая дорогу к тракту, где мы должны разойтись. – Придется тебе так ориентироваться, по звездам, мху и дорожным указателям. Проводил бы тебя, но мне совсем не надо в Лавовые Поля. Разберешься. Кстати, молодец, что так быстро сбросила влияние порошка Ке-Кха. Это серьезная вещь, его используют для задержания особо опасных преступников. Щепотки за глаза хватает.

После некоторых раздумий я рассказываю Корину и про судьбу оставшегося порошка, обстриженные волосы мужа с любовницей и мохнатые руки прокурора.

– Великолепно, Дара! – колдун отпускает поводья, чтобы похлопать в ладоши. – Когда они очухаются, клей уже нельзя будет растворить, и можно будет только состричь либо сдирать с верхним слоем кожи. А что касается лысины, так они только что уволили единственного мага в столице, умевшего выращивать волосы!

Корин, который нет-нет, да и казался подавленным, приходит в отличное расположение духа. И весь путь до поворота на тракт проходит в теплой обстановке: колдун травит байки про адюльтеры. Мы едем по длинной, извилистой дороги между домами, усадьбами и странными, отдельно стоящими и ничего не закрывающими заборами, под мелким, но неприятным дождем, и байки про супружескую измену приходятся весьма кстати.

Наконец мы выезжаем на тракт, и Корин останавливает коня возле столба-указателя. Находит мне флажок с названием «Лавовые поля», дает последние наставления:

– Старайся нигде не задерживаться, Дара. Если прокурор успеет выслать погоню, тебя могут перехватить и вернуть. А потом и посадить, обвинив, например, в краже порошка Ке-Кха, который числится на балансе прокуратуры…

– Так нечего было раздавать порошок любовницам!

– Не важно. В любом случае, в Лавовом замке ты будешь в безопасности… по крайней мере, от мужа. Это сейчас ты – сбежавшая жена, и тебя можно искать с собаками по всей столице, никто и слова против не скажет. А в замке ты будешь герцогиней, удалившейся из столицы по воле регента. Указ есть, прошение прокурора есть, а как ты добиралась – детали.

Я снова благодарю колдуна за помощь, и мы разъезжаемся. Я выезжаю на тракт, ведущий к Лавовым Полям, а Корин сворачивает направо, в сторону Королевства Елье.

– Еще увидимся, – бросает колдун, прежде чем уехать окончательно.

Ужасно подмывает спросить, не имеет ли в виду Корин, что увидимся мы тогда, когда колдун явится просить расчет по сомнительным долгам. Вот только ехидничать неудобно – его же все-таки из-за меня уволили. Поэтому я просто машу колдуну рукой.

И трогаю лошадь, пуская ее галопом, чтобы быстрее убраться от столицы.

______________________________________

Дорогие друзья, заглядывайте в еще одну книгу нашего Литмоба:

https://litnet.com/shrt/9ryq

Глава 7.1

Лавовые Поля! Говорят, до них ехать сутки, но я добираюсь два дня. Компас колдуна все же был нужен, но я понимаю это только тогда, когда широкий удобный тракт заканчивается, превращаясь в запутанную сеть переплетающихся дорог. Разобраться в этом змеином сплетении непросто даже с картой, дорожных указателей мало, и я ухитряюсь заблудиться. Но понимаю это только тогда, когда уставшая лошадь приносит меня в крошечную деревеньку совсем в другой стороне.

Деревню я нахожу на карте в противоположном от Лавового замка углу. Мрачно смотрю на карту, прикидывая, сколько же часов я ехала не в ту сторону, и обреченно решаюсь остановиться на ночлег.

В деревне чудом находится затрапезная гостиница. Такая страшная и обшарпанная, что я не решаюсь достать при похожем на бандита владельце золото колдуна. Вытаскиваю тощий кошелек с медью, который я взяла из собственного комода, пересчитываю то, что там находится, и осторожно говорю, что если тут не хватит заплатить за ночь, то я готова рассчитаться мытьем посуды. Натурой не буду, и предлагать не стоит, потому что я ведьма и насылаю облысение, а вот мытьем посуды могу.

Я рассчитываю, что такие превентивные меры должны отбить у мелкого, кривоногого и косоглазого владельца гостиницы со огромным шрамом через лицо желание меня грабить и принуждать к непристойностям. Но тот лишь всплескивает руками:

– Ой! Да что ж мы нашу герцогинюшку-то мыть посуду заставим?!

Меня тут, оказывается, знают. Деревенька расположена на самом краю Лавовых Полей, там, где слой застывшей в камень базальтовой лавы уже истончился, и можно хоть что-то посеять и вырастить. Она, как и три другие, находится во владении герцога и герцогини Райлен. И хоть мы с мужем-прокурором поселились в столице сразу после свадьбы, о том, как выглядит герцогиня и чем она занимается, всем местным прекрасно известно. Информация доходит от управляющего, господина Руфуса, который раз в год ездит к прокурору и отчитывается о состоянии замка и всего герцогства. А в обратную сторону идут новости о нашем семействе.

Мне становится стыдно, хочется все-таки достать золото и заплатить им, но делать это уже как-то неловко. Успокаиваю совесть обещанием вернуться сюда через несколько дней и нормально рассчитаться за постой.

А пока меня кормят, поят, выделяют одну из свободных комнат и рассказывают местные новости, от неурожая и павших овец до того, кто на ком женился и кто у кого родился. И все время смотрят: и владелец гостиницы, и его жена-кухарка, и две его маленькие дочки, и даже мрачная высоченная сестра с лицом вышибалы. Не сводят любопытных глаз.

Пока наконец не решаются сказать:

– Ой, герцогинюшка, а мы уж думали, прокурор вас – того! Руфус сказал, он запер вас под замок, а сам развлекается с этой рыжей стервозой!

– Именно так, – говорю я. – Он хотел повесить меня за государственную измену, но веревка Брода оборвалась, подтвердив мою невиновность. Регент отправил меня в Лавовый замок, подальше от мужа!

Эту официальную версию я планирую говорить всем: на казни присутствовало слишком много народу, чтобы что-то скрывать.

– Ой, герцогинюшка, как же так-то!

Мы говорим почти до полуночи, и я все вникаю в местное хозяйство – пригодится. Меня жалеют и утешают, ругают гадкого мужа, и мне все больше хочется взглянуть на управляющего, Руфуса, который все это рассказывает. В памяти мелькают какие-то обрывки: он приезжает дважды в год, но почему-то не на лошади, а в повозке, и тихая, никогда не перечащая мужу Дара каждый раз ругается с мужем, требуя оставить управляющего в покое и не заставлять его мотаться из замка. Но почему? Неясно.

Ночую в маленькой комнатке, а утром меня снаряжают в дорогу и отправляют мрачную молчаливую Лору меня проводить. Весит она как минимум вдвое больше меня, и лошадь, наверно, не приходит от такого дополнительного груза в восторг, но зато сестра хозяина гостиницы знает дорогу, и мы добираемся до замка за пять часов.

Чтобы выяснить, что меня уже поджидают посланцы от прокурора!

Глава 7.2

Лавовый замок оказывается таким же, как и в моей памяти – серым, приземистым, с толстенькими башенками и балкончиками – только, пожалуй, чуть более неухоженным. Вспоминается, что прокурор не разрешал тратить деньги на ремонт, выдавал только небольшие суммы на самое неотложное. Слуг он всех сократил, оставив лишь привратника и управляющего с помощниками. Сейчас они занимают лишь несколько ближайших комнат и деревянную пристройку с отдельным входом-пандусом, а все остальное стоит почти законсервированным. Боюсь представить, сколько же здесь работы! И где брать на все это деньги? Интересно, если написать сестре и родителям, смогут ли они хоть что-то оплатить? Впрочем, все это – потом. Сейчас есть более срочные вопросы, и первым делом нужно избавиться от непрошенных гостей!

Потому, что когда мы с Лорой подъезжаем к замку, я первым же делом замечаю во дворе трех лошадей. Они привязаны к длинной железной загогулине рядом с колодцем и в целом выглядят не слишком-то сытыми и довольными жизнью. Нерасседланные, в пене, надо расседлать, напоить и почистить скребком... тьфу! Это уже из памяти Дары. Сама я понятия не имею, как ухаживать за лошадками, да и старая хозяйка тела, как я помню, не была таким уж профессионалом в этом деле.

– Лора, в замке какие-то гости, сходи, посмотри, – говорю я сестре трактирщика. – Только осторожно. Это могут быть посланцы прокурора.

Женщина сурово кивает и направляется ко входу в замок. Я же решаю остаться во дворе и занимаюсь тем, что осторожно расседлываю чужих коней. Во-первых, их жалко. Во-вторых, это задержит возможную погоню, потому что свою лошадь я пока оставляю с седлом.

Справляюсь с седлом и всем остальным, пользуясь памятью тела. По мнению самой Дары, она не очень-то хорошо ездила на лошадях, но для меня, жительницы другого мира, ее познания – запредельная высота. Единственная опасность, это если лошадка с характером не подпустит чужака, но, если руководствоваться, опять же, памятью Дары, я эту сразу замечу.

С этим обходится, а вот с посланцами – нет. Они действительно оказываются от прокурора. Тот отправил их передать Руфусу, что к замку приближается авантюристка, выдающая себя за герцогиню Медариэну, и размахивающая подложными документами за подписью регента. Поэтому ее никак нельзя запускать в замок! Необходимо запереть в темнице и срочно отправить гонцов в столицу. И те, кто это сделают, получат награду.

– Ну, могло быть и хуже, – говорю я, игнорируя хмурый подозрительный взгляд женщины. – А они ничего не сказали про подозрительные мохнатые руки у прокурора?

– Нет, – мотает головой Лора и упирает руки в бока, становясь при этом еще массивнее.

Она ничего не говорит и не спрашивает, но я понимаю: подозревает.

Вздыхаю и качаю головой.

Я, может, действительно больше похоже на авантюристку, а не на настоящую герцогиню, несчастную и забитую – но я бросаю камешек в озеро, и ее память, память Дары, мутью и илом всплывает со дна. В мгновение ока вспоминаю, что женщине передо мной всего тридцать, и что она не замужем, и никогда не была, и сейчас она считается старой девой. Брат отчаялся сбыть ее замуж, и да, в его гостинице она работает вышибалой, выкидывая за шкирку перепившихся деревенских, даже мужчин. Но так было не всегда.

– Лора, это вранье. Просто мой муж хочет отправить меня под суд. Я – это я. Не веришь? Я могу доказать. Я знаю, что у тебя на шее, под платьем, золотое кольцо на цепочке. Хочешь, я расскажу, почему ты до сих пор не замужем? И что с ним случилось?

Кажется, я все-таки не рассчитала, насколько это будет безжалостно, потому что Лора едва ли не отшатываясь, меняясь в лице. Я жду вопроса, откуда же я это знаю, потому что сама Дара узнала об этом случайно, от третьих лиц, но девушка снова замыкается в угрюмом молчании. И просто теребит косу.

– Прости, – вздыхаю я. – Иди обратно в пристройку, предупреди Руфуса, но так, чтобы другие не слышали. Их надо спровадить как можно быстрее. Скажи, что приехала из деревни. Лошадь только одна, они не должны ничего заподозрить. Я буду в замке, в той комнате, где ночевала в прошлый приезд, три года назад. Как избавится от них, пусть под…

Я осекаюсь, чуть не договорив «поднимается ко мне». Потому что на этот раз память Дары услужливо подсказывает: Руфус не поднимется. У него застарелая травма позвоночника, подвижность ограничена, и он уже несколько лет пользуется самодвижущимся колдовским креслом. Именно поэтому Дара и спорила с прокурором: она знала, что управляющему вредно трястись в повозке, и после каждой поездки в столицу весь небольшой прогресс в его лечении исчезает, наступает тяжелейший откат.

– А если Руфус решит поверить грязной клевете моего мужа, я расскажу тебе, почему он еще не женат в свои сорок пять. Можешь так ему и передать.

Лора уходит в пристройку, тяжело ступая по замощенному булыжниками двору. Я же направляюсь в сам замок, пытаясь выкинуть из головы мысль, что с таким сомнительным багажом знаний я похожа не на авантюристку, а на какую-то брачную шантажистку.

__________

Дорогие друзья, заглядывайте в еще одну книгу нашего литмоба:

https://litnet.com/shrt/92rm

Глава 8.1

Лоре и Руфусу удается избавиться от незваных гостей за какой-то час. Подозреваю, что все это время подручные прокурора обещают им золотые горы, то есть, что сразу же сдадут всех сомнительных герцогинь – но я это не слышу, потому что брожу по огромному, грязному, покрытому пылью замку.

«Лавовый замок на консервации», – вспоминается мне, и кажется, что консервация по стандартам этого мира заключается в том, чтобы объект хорошенько пропылился. Но потом из озера памяти приходит ответ – это значит, что в него не может проникнуть никто, кроме хозяев. И без воли хозяев.

И даже Руфус, управляющий, вынужден жить в пристройке, а на косметический ремонт испрашивать письменное позволение хозяйки на специальном артефакте.

Поэтому мне вовсе не требовалось шантажировать бедного больного управляющего – о чем заявляет мне сам этот бедный и больной. Глядя на меня с кресла снизу вверх так, что кажется, будто сверху вниз. А вот Лора, кстати, про защиту не знала, и теперь хмуро ковыряет брусчатку ножкой размера этак сорок шестого.

Управляющий ворчит, и я смотрю на него сопоставляя с памятью Дары. Вспоминаю это крупно вырубленное лицо мужчины, который не считался красивым, даже когда был здоров. Это грузное, рыхлое от длительной неподвижности тело в вытертом зеленом сюртуке. Это маленькие глазки во впавших глазницах. Это ноги, укрытые пледом. И, под финал, это руки с тонкими красивыми пальцами, высовывающиеся из протертых на локтях рукавов – руки пианиста или художника.

Смотрю – и вдруг понимаю, что Дара боялась его, этого привязанного к Лавовому замку калеку, настолько, что никогда не перечила ни в чем. И то, что я теперь смотрю на него без страха, уже может стать для него подозрительным, а притворяться я не смогу.

– Не читай мне нотации, Руфус, – говорю я, глядя на сероватое лицо управляющего с губами в куриную гузку. – Разговаривай нормально, у меня нет настроения препираться. Меня, видите ли, вздернули на виселице, и я жива только потому, что веревка Брода решила, что я невиновна.

Управляющий распахивает глаза и произносит с сочувствием:

– Ох, Дара! Какой кошмар! – он тихо трогает ручку артефактного кресла, и то взмывает в воздух, поднимая грузное тело. – А я знал, что твой «домашний арест» не кончится ничем хорошим! Я говорил! Я написал Фландоре…

Он осекается, понимая, что сболтнул лишнее, но я уже хватаюсь за это имя. Имя сражающейся на дальней заставе королевства Елье сестры.

– Давно писал? – кротко спрашиваю я. – И что именно?

Руфус немного смущается: помнит, видимо, что Дара просила его молчать – берегла родных. Но пока мы идем к пристройке в компании с молчаливой Лорой, выкладывает все: это было неделю назад, он приехал с отчетом, сдал собранные с жителей трех вассальных деревень деньги и поговорил с прокурором. Хотел пообщаться и с Дарой, но слуги сказали – домашний арест. Потребовал объяснений у прокурора, но ему пригрозили, что спустят с лестницы вместе с креслом.

Тогда управляющий вышел из себя и отправил подробное послание в королевство Елье, расписав и про домашний арест, и про любовницу прокурора, и все претензии за три года вообще.

– Руфус, а ты писал на заставу или в родительский замок?

– На заставу, конечно! – вздергивает нос управляющий. – Так безопаснее, Дарочка. На имя короля Елье писать опасно, их перехватывают и читают. А так, может, проскочит…

Как сложно! Я останавливаюсь у колодца, к которому были привязаны кони, и Руфус тормозит кресло. Озеро с памятью Дары плещется в моей голове, бьет в виски: скрывала, молчала до последнего, берегла, запрещала всем! А тут! А такое! А Руфус!..

Стискиваю виски руками, закусываю губы, выравниваю водную гладь. Управляющий смотрит молчаливо и мрачно. И Лора тоже, но у нее это самое обычное выражение лица.

– Ладно, Руфус, что сделано, то сделано, – сквозь зубы говорю я, выныривая из воспоминаний. – Так, значит, по времени у нас… ну, неделя. Полторы. Максимум, две. А потом сюда примчится разъяренный тайфун. За это время нам нужно привести в порядок замок, чтобы нас не накрыло… тайфуном. Лора, ты никуда не уезжаешь, предупреди своих, что ты мне нужна. Руфус, еще одна такая выходка, и…

– И? – ехидно уточняет управляющий, мгновенно стряхивая с себя минутное чувство вины. – Ну?

Окидываю взглядом грузное тело в кресле. Вот чем я должна угрожать калеке? Увольнением? Или штрафом? Но он и так на копеечном жаловании, и все оно уходит на ему для него и слуг. Не просит больше, потому что зачем? И спустить его с лестницы я тоже, конечно же, не смогу.

– А скажи-ка мне, Руфус, когда ты последний раз исполнял предписания лекаря? Вот, например, массаж? Полчаса каждый день?

Управляющий никак не поймет, куда я клоню, и удивляется смене темы. И очень зря: я-то прекрасно помню (ну, Дара помнит), как он жаловался ей в прошлый раз. Массаж, говорил, ему прописали, укреплять позвоночник! А кто ж его будет делать, из кого выбирать? Из малолетней племянницы, которая, конечно же, не должна видеть его неодетым, или из двух криворуких слуг?

– Лора, – нежно говорю я. – С этого дня у тебя новые обязанности. Ты массируешь спину Руфусу, чуть позже я покажу, как. Сопротивляется? Все равно хватаешь и массажируешь, сил у тебя, вижу, хватит. А то ему видишь, как плохо после поездки к прокурору, разваливается весь.

Глава 8.2

– Что там за жуть в колодце, Руфус? – спрашиваю я, и память о прошлом визите в Лавовый замок поднимается мутью со дна сознания: страшные скрипы, скрежет, стоны и шорохи. Еще тогда, три года назад.

Я не могла спать, я боялась, я уехала в столице, чтобы больше никогда не вернуться. Но что, если за три года в столице стало страшнее?

Не сразу понимаю, что это все не мое, а Дары. Беру себя в руки, выравниваю озерную гладь, отпуская память обратно – и с вопросом смотрю на Руфуса.

– Да нет там никого, – дергает плечом управляющий. – Ветер, канализационные газы. Ты же помнишь… а, нет, ты вроде не спрашивала. Замок построен на месте старого города. Тут остатки канализации, коллектор, а дальше, кажется, скотомогильник.

Заглядываю в черную глубину колодца:

– Да? Я почему-то подумала, он для воды.

Руфус хрипло смеется, рассказывает, что нет, вода идет в замок вообще с другой стороны. А этот колодец, который во дворе, ведет в те подземные катакомбы, сиречь канализацию. Да, можно заделать, но там глубина и ходы, и это большие расходы. И смысл? Предыдущий хозяин был из военных и запрещал это, считая, что сеть под землей пригодится на случай внезапного нападения врагов.

– Так канализация или катакомбы? – уточняю я. – А план есть?

– Был. В библиотеке, – кивает Руфус. – Дара, оно уже года три так воет. Слуги спускались, никого не нашли. Да если бы там что-то и было, оно бы уже давно подохло от голода.

Лора открывает рот, чтобы что-то сказать, но Руфус – я вижу – пронзает девушку предостерегающим взглядом.

Делаю вид, что не замечаю их переглядки, и снова опускаю глаза в колодец: темно, глубоко и тихо.

– Тогда почему вы не накроете его крышкой? Зачем держать открытым? Хочешь, чтобы туда кто-то свалился?

– Так вот же крышка, рядом! Она… ладно, Дара, чего уж. Племяшка ее сдвигает и забывает закрыть.

Оглядываюсь и действительно нахожу крышку. Совсем легкую, такую действительно несложно сдвинуть ребенку. Но почему бы не сделать что-то сложное, чтобы дети не лезли? Еще не хватало, чтобы кто-то свалился.

Но на этом простом вопросе Руфуса в кресле перекашивает, как от известия про массаж. Он мямлит что-то про то, что должен же ребенок развлекаться, потому что в ближайшей деревне друзей у нее нет.

– Она не совсем нормальна, – припечатывает Лора.

– Просто ведьмочка, – Руфус отмахивается от нее, как от надоевшей мухи, и вскидывает голову, глядя мне в глаза. – Маленькая ведьмочка, вот ее и не принимают в деревне. А я что? Мне жалко. Я же не железный.

Я понимаю, что тут может последовать длинный рассказ, закрываю злополучный колодец и предлагаю обсудить все в пристройке за чашкой горячего взвара. Чай в этом мире есть, но до Лавовых полей его не довозят.

Руфус снова трогает артефакт на ручке своего кресла, и то взмывает в воздух, но невысоко – где-то в ладонь от земли. Мы с Лорой ускоряем шаг, чтобы угнаться за управляющим, но тот замедляется у пандуса. Кресло взмывает вверх под углом, и Руфус оказывается внутри пристройки.

Выглядит она, пожалуй, забавно: этакий деревянный домик, прижавшийся к пухлой каменной громаде замка. Но внутри это самый обычный дом, не считая широких дверных проемов, дополнительных дверных ручек и прочих удобств для Руфуса с креслом.

Я отсылаю Лору готовить питье, а Руфус тем временем проводит небольшую экскурсию по комнатам. И, конечно, рассказывает про племянницу, десятилетнюю Лию: жизнь у девочки непростая, в деревне ее не принимают, а здесь из развлечений только приходящие учителя.

Три года назад Лия осиротела – ее отец погиб во время той самый стычки с Елье, а мать исчезла в неизвестном направлении еще раньше. В племянницах Руфуса она, кстати, числится исключительно номинально – другой родни не нашлось, и управляющий взял на себя заботу о девочке в память о славном хозяине замка и добром друге.

Первые месяцы после смерти отца Лие было особенно тяжело, и она, страдая от одиночества, придумала себе друга в колодце. Решила, что там какое-то древнее, полумистическое существо из отцовских легенд, и часами просиживала во дворе, разговаривая с пустотой. Кидала туда угощения, а стоило прикрыть колодец тяжелой крышкой, бросалась в слезы.

Сейчас вроде стало получше. Девочка все также приходит к колодцу и приносит остатки еды, но уже не сидит часами: так, подойдет, перескажет новости и пойдет по своим делам. Но закрывать колодец все равно нельзя – у ребенка случается истерика. Кое-как удалось сторговаться на легкую крышку, такую, чтобы Лия могла поднять ее и вернуть на место.

– Так, Руфус, а вы не проверяли, может, там действительно кто-то есть?

– Когда это началось, мы – не я, а Кайрус, но это не важно – позвали дежурного колдуна из деревни, и тот подтвердил, что колодец пустой. Но Лия, конечно же, не поверила.

В голосе Руфуса – скепсис, а мне почему-то думается, что маленькая ведьма может быть и права – так, по крайней мере, всегда бывает в кино. Может, там завелось что-то потустороннее? Память Дары подсказывает: так бывает.

Но я, в любом случае, не собираюсь решать и эту проблему немедленно. Три года ждала и еще подождет. Попробую снова пригласить колдуна и порыться в местных легендах, чтобы понять, что же там может скрываться за существо. Но первоочередная задача в Лавовом замке – это ремонт.

Глава 9.1

Проходят дни, и Лавовый Замок понемногу оживает под хозяйской рукой. И, в особенности, под руками нанятых хозяйкой работников: слишком долго он был заброшен, слишком многим помещениям нужен ремонт, а еще требуется починить крышу, поменять полы, прочистить канализацию, закупить магические светильники, поменять мебель и многое, многое другое – все это долго, долго и дорого. Заплатить за работу, за материалы, за их доставку, потому что Лавовые Поля слишком далеко от ближайшего города, а в трех наших деревеньках ничего не найти. Проследить за тем, чтобы бригада строителей ничего не украла, не испортила и не отлынивала от работы. И еще за тем, чтобы делали нормально, а не тяп-ляп.

Очень пригождается опыт из моей прошлой жизни. Я же недавно снимала стресс от развода ремонтом. Где еще можно безнаказанно орать на толпу косячащих мужиков? Это же золотая жила!

Но ремонт, увы, это затратно. Очень затратно. Лавовый Замок нуждался в ремонте и до трехлетней магической консервации, и теперь отчаянно требует вложений. Деньги колдуна уходят влет. Приданное потрачено мужем почти до копейки, чек на последнее золото я выписала ему незадолго до злополучного обвинения. Прокурор сказал, что компенсирует из собранных с жителей деревенек налогов, но, кажется, они тоже ушли неизвестно куда.

И я перебираю украшения из шкатулки, подаренные супругом еще в те времена, когда я думала, что все хорошо. Когда он успокаивал, убаюкивал мою бдительность – чтобы развернуться чуть позже.

Драгоценностей не так много, но в озере памяти снова поднимается ил: вот изумрудное колье, он сам застегнул его на моей шее, вот кольца, вот браслет из сапфиров, я носила его даже под красное платье, сняла лишь недавно, когда рука похудела настолько, что браслет начал сваливаться. Я везу их в ближайший город и сдаю ювелиру в первую очередь. Меняю мою собственную потрепанную крышу на ремонт крыши замка.

Вырученных денег не хватит на все, но я надеюсь продержаться до следующего сбора налогов. К мужу они, естественно, не поедут. Положенная часть отправится в казну, а на остальное мы продолжим ремонт.

Что еще? Изучаю моих новых домочадцев, притираюсь к ворчливому Руфусу и молчаливой Лоре. Соскочить с темы массажа у этой парочки, конечно, не получается. Первые несколько раз все проходит под присмотром того лекаря, который выписал это назначение, а потом Лора набивает руку и уже сама затаскивает управляющего на малоприятную для него ежедневную процедуру. И если первое время Руфус кривится от непривычной боли в мышцах, то спустя неделю признается, что стало лучше, и теперь он ощущает лишь ущерб своему достоинству.

Параллельно я пытаюсь завоевать доверие маленькой ведьмочки, но ребенок оказывается совсем непростым. Она еще как-то доверяет Руфусу, но меня пока принимает в штыки. У нас не получается нормального разговора даже насчет колодца: сначала мне удается продемонстрировать девочке, что я не считаю ее ненормальной и верю, что там действительно кто-то есть, но потом Лия почему-то воображает, что я непременно захочу от него избавиться. Девочка требует обещание не причинять ее другу вреда, но я пока не могу его дать. Что, если это создание, чем бы оно ни было, опасно? Хрупкий мир воцаряется в наших отношениях лишь после того, как я обещаю хотя бы не нападать первой.

После мороки с Лией наступает черед слуг. Их тут двое, муж и жена. Он по хозяйству, она за кухарку. Замок три года был на консервации, так что с хозяйством все ясно, но муж хотя бы помогал Руфусу в сложных для инвалида бытовых вопросах. А к жене у меня сплошные претензии – готовит скверно, продукты покупает бестолково, и, кажется, часть все же уносит себе, но больше всего меня раздражают попытки не допустить на кухню. «Хозяйке, мол, не пристало!». А мне как кондитеру хочется разобраться с не совсем привычными продуктами, освоиться с готовкой новых блюд, познакомиться с местными сладостями. И я готова тратить на это время и деньги, даже немного в ущерб ремонту – но не слушать бесконечные просьбы не стоять над душой!

Вот только через какое-то время это становится неважным.

Потому что у ворот Лавового Замка появляются незваные гости.

Глава 9.2

Когда мрачная Лора приходит ко мне на кухню во время очередной стычки с кухаркой насчет переваренного реберного супа и сурово возвещает, что у нас в Лавовом замке незваные гости, первая мысль, конечно, о том, что это прокурор и любовница. Вместе или по отдельности.

Я спешно оставляю в покое переваренный кухаркин суп с несвежим мясом и выглядываю в окно: из пристройки видно, когда кто-то заехал во двор. Присматриваюсь и понимаю, что там действительно двое, мужчина и девушка. Верхом. С замиранием сердца изучаю волосы: темные, а не рыжие. А потом двое спешиваются – и все оказывается и лучше, и хуже.

– Свари новый суп, Марла, – устало бросаю я. – А этот вылей или отдай той штуке, что живет в колодце. Ко мне сестра приехала, а это, если ты помнишь, принцесса Елье.

– Но…

Кухарка пытается что-то возразить, но я обещаю выдать ей дополнительную сумму на продукты. Десятилетняя Лия в любимом черном траурном платье молча появляется у нее за спиной и забирает кастрюлю. Я знаю, что она поставит ее в ведро и спустит до дна колодца, чтобы «покормить» того, кто там живет. И ни я, ни Марла не увидим, вернется кастрюля пустой или полной – она просто появится на кухне уже вымытой.

– Дарочка, а можно я возьму эклер? – саблезубо улыбается маленькая ведьма. – Очень-очень вкусные эклеры!

– Можно, – машу рукой я, не отрываясь от окна.

Что же там за мужчина? Кто это приехал с Фландорой? Сестра все время его загораживает, а он наклоняется будто специально, и даже не получается рассмотреть. Но вроде не прокурор. Не лысый, по крайней мере.

Парочка привязывает лошадей на привычном месте, рядом с колодцем.

– А можно возьму два эклера? – вьется Лия, пользуясь тем, что мне сейчас точно станет не для нее. Понятно: в колодец хочет спустить. Она тут два дня рассказывала в колодец, как я пеку сладости, теперь, видимо, решила продемонстрировать.

– Бери, в суп только не клади, – отмахиваюсь я. – Отдельно кидай. Сладкое же.

– Госпожа Медариэна! – всплескивает руками кухарка, но мне уже не до нее.

Обхожу Лию с кастрюлей – девочка уже убрала с губ фальшивую улыбку и привычно смотрит волчонком – обхожу насупившуюся Марлу, обхожу Лору, единственную в этой кухне глядящую на меня с симпатией и тревогой и иду встречать незваных гостей. Проходя мимо комнаты Руфуса, стучу в дверь и коротко предупреждаю его о незваных гостях.

Фландора высокая, стройная, темноволосая, светлокожая и сероглазая, и на меня она совсем не похожа. Особенно сейчас, в простой болотно-зеленой рубахе, жилете мужского покроя, свободных штанах и высоких сапогах до середины икры. И с этим хищным, оценивающим прищуром.

– Ты не моя сестра, – говорит она тихо и утвердительно, и эта фраза почти выбивает почву у меня из-под ног.

Почти – потому что в следующую секунду из-за плеча сестры высовывается колдун, Корин. Без привычного балахона, и, если так можно выразиться, в гражданском: на нем такая же рубаха, штаны и жилет, как у моей сестры, да еще и кожаная куртка поверх. Неудивительно, что я его не признала!

Волосы колдуна намокли от пота и прилипли ко лбу. В Лавовых Полях хоть и нет настоящей, извергающейся лавы, но в куртке все равно жарковато. Лицо выглядит уставшим. Но улыбка у него та же самая, широкая и насмешливая:

– Привет, Дара! – Корин кивает мне издалека и опускает руку на плечо холодно рассматривающей меня сестре. – А я о чем тебе говорил, а? Конечно же, это не она.

______________

Дорогие друзья, заглядывайте в еще одну новинку нашего литмоба:

https://litnet.com/shrt/9ShY

Глава 10.1

Сестра Дары, Фландора, смотрит холодно и оценивающее. Но я не настолько слепа, чтобы не заметить за этим боль. Еще бы! Медариэна же сама предложила ей поменяться. Что, если вот эта холодная, резкая принцесса, думающая лишь о войне, стала бы женой прокурора? Позволила ли бы она морить себя голодом?

Колдун тихо хмыкает, когда Фландора спрашивает, нельзя ли как-то вернуть сестренку. Или хотя бы убедиться, что она там, в моем теле, в порядке и ни в чем не нуждается.

Это предложение озадачивает, и Корин говорит: теория параллельных миров основана на балансе. И если душа переместилась сюда, значит, вторая душа должна была оказаться там.

В моем теле.

В моей кондитерской, в моей новой, только что после ремонта, квартире, с моими любимыми родителями, с братом, племянницей и с котом.

Мне почему-то становится жутко.

– Если только ты не была при смерти, – добавляет колдун. – В таком случае тебя могло закинуть и без обмена.

И эти двое смотрят так хищно, пытаясь выяснить, была ли я при смерти до того, как очнулась на виселице, что шорох и вздох жути из колодца звучит даже как что-то родное и успокаивающее.

Но не для остальных.

– Что это? – вздрагивает Корин.

Тоже мне колдун… о! А это идея! В отличие от деревенского колдуна, в квалификации этого я нисколько не сомневаюсь. Единственный минус, он не бесплатный. И, кажется, совсем немного, но все же трепло. Не удержал же за зубами информацию про меня.

– Мы понятия не имеем, что там такое. Будет прекрасно, если ты как раз это и выяснишь, – спокойно предлагаю я. – Ну, после того, как сделаешь то, что предлагает Фландора.

Неласковые глаза принцессы становятся острыми, испытывающими. Такими, что дрожь пробирает от одного взгляда. Странное дело, черты лица у нее тонкие и красивые, но общее впечатление – неприятное. Слишком холодная, слишком высокомерная, слишком собранная.

Или это только так кажется?

– Я еще ничего не предложила.

– Ну, ты, наверно, имела в виду, чтобы Корин попробовал поискать ее душу в моем старом теле, – говорю я, пытаясь сохранять спокойствие. – Ну, если это возможно. Просто он смотрел через границу миров, и я подумала…

– Так, девочки, все! Фландора, уйми паранойю, я клянусь, у Дары нет злого умысла. Во всяком случае, не было, когда ее сняли с виселицы. Она не потусторонняя сущность и не переодетая шпионка из Мокрого замка. А ты, Дара, не старайся, ты ей все равно не понравишься. Со старой хозяйкой этого тела у нее тоже не складывалось, если честно. Ей нравятся только дохлые осьминоги и Фильмурзин.

Фландора поднимает глаза к небу и холодно отмечает, что Корин очень предусмотрительно не стал включать в список тех, кто ей нравится, себя.

Глаза у нее серые со стальным отливом – небо ярче.

– Дара. Я понимаю, что ты ни в чем не виновата, – сухо поясняет сестра. – С теми, кто виноват, мы разберемся отдельно. Корин? Ты сможешь?

Колдун пихает ногой стенки колодца и прислушивается к тихому ответному вою:

– Ну, для этого нужен авантюриновый шар. Знаете, я очень удачно забрал такой, когда увольнялся. А еще нам нужна комната, где нас никто не потревожит.

– Это не проблема, – спокойно говорю я. – В Лавовом замке таких полно.

Короткое обсуждение, и мы идем в замок, в библиотеку. Вытаскиваем оттуда три кресла и несем их в гостиную.

Там светло-сере стены и свежий ремонт – настолько свежий, что все еще в строительной пыли, и мебели нет. Сдается мне, кресла придется чистить, но плевать. Корин сказал, библиотека не подойдет – среди хранящихся там фолиантов может быть что-то опасное. Ну, или просто такое, что не очень хорошо сочетается с его магией. Так что лучше гостиная: принести низкие кресла, поставить трофейный, искрящийся черным шар на скамеечку, усадить меня с Фландорой, а самому обойти меня со спины, опустить руки мне на виски и…

Крыльцо перед подъездом в двухэтажку, деревянная дверь, человек рядом. Нет, это не Дара, а снова тот, кого в моем видении вытаскивали из петли.

Сейчас он прощается с девушкой: хрупкой, светловолосой, красивой. Меня затаскивает в это прощание, в эту улыбку, и горло дерет неприятным осадком чужой беседы. Но это стирается, когда девушка – я почему-то знаю, что ее зовут Ольга – обнимает, молча и ничего не поясняя.

И он закрывает глаза.

Волосы Ольги пахнут бензином.

– А, нет, это не тот мир, – голос колдуна врывается в реальность, выдергивает, тащит куда-то. – Я же тебя случайно закинул к тому удавленнику. Ну, вижу, у него все в порядке.

– Корин, соберись! – шипит Фландора.

Колдун нервно машет рукой, и меня снова затягивает в искрящийся черный шар.

… он же не хотел, чтобы Ольга приезжала, но теперь она здесь. И когда так обнимает, не отпустить. Невозможно. Лучше тогда он отпустит все остальное и забудется хоть на секунду…

– Так, снова мимо! Дара, ты тоже сосредоточься, а то что я один стараюсь.

Глава 10.2

– Мне кажется, в последние дни перед казнью она уже ничего не хотела, только поесть досыта, – говорит колдун. – А ты больше всего на свете мечтала быть стройной. И вот вы поменялись телами. Теперь она кушает досыта, а ты – стройная.

Да, у бывшей Дары в моем теле все хорошо. Я видела ее глазами и чувствовала, как она счастлива. И не одна, а с соседом Борисом, надо же! Помню этого Борю, он действительно был любителем женщин в теле, но кто бы мог знать!

Фландора успокоилась. Она уже не смотрит на меня ни волком, ни засушенной мумией волка. Немного улыбается даже, когда предлагает помощь и деньги. Сдержанно, но вполне искренне.

Я не отказываюсь. Деньги на восстановление Лавового замка не помешают. Мне бы только до следующего сбора налогов продержаться, прокурору-то я их больше не отдам. Интересно, как он там? Привык к новой прическе? А к прическе своей любовницы? Фландора шипит, что он пожалеет, и очень серьезно, и я склонна ей верить. Но это, конечно, не означает, что она помчится мстить прямо сейчас. Нет. Месть будет взвешенной и обдуманной.

– Пожалуйста, постарайся не испортить отношения между королевствами, – осторожно напоминаю я. – Для Нади это было важно. Уж это я прекрасно помню!

– Разумеется, – голос Фландоры снова становится сухим, сдержанным.

Ее вечно шатает от сухости до резкости, а живого тепла маловато. И не только в отношении меня. Корин шипит мне на ухо, что у сестры всегда так. Ее тяжело назвать душевным человеком, а тех, кто испытывает к ней искреннюю привязанность, по пальцам можно пересчитать.

А когда я спрашиваю, откуда такая информированность насчет дел королевской семьи Елье, колдун начинает ехидно смеяться. Да так, что я понимаю все без каких-то дополнительных уточнений.

Потому что настоящего шпиона Елье прокурор как раз проморгал.

Правда, колдуна все равно потом вышвырнули, так что цель, можно сказать, была достигнута.

Фландора и Корин вернутся в королевство Елье завтра, а сегодня они еще гостят у меня. Всем моим домашним велено не высовываться. Сначала мы с гостями гуляли по Лавовому Замка и вели долгие, местами неловкие разговора, а теперь расположились в пристройке, прогнав с кухни кухарку. Я пеку сочники по любимому рецепту, Фландора молча за этим наблюдает, а Корин крутится рядом, заглядывает в печку и поминутно спрашивает:

– Когда это можно будет есть, Дара? Ну когда?

– Скоро первая партия, – говорю я.

Сочники – это легко и быстро. Даже в местной странной магической печке, к которой я до сих пор привыкаю. И ингредиенты самые простые, без заморочек: сметану, масло, творог и яйца мы покупаем в деревне, с содой тоже проблем нет, и только белую, высококачественную муку пришлось везти из города – на Лавовых Полях пшеница не растет. Рецепт тоже легкий: сначала тесто на соде и сметане, потом начинка из творога с яйцом и сахаром. Свернуть тесто в шарик, раскатать, положить на одну половинку немного начинки, прикрыть второй, не защипывая края – и в духовку. То есть в печку. А вот с эклерами я, конечно, вчера намучалась. Домашним, конечно, понравилось, но, на мой взгляд, их уровень – это жуть в колодце кормить. Все же тут и продукты немного отличаются, и технологии. С другой стороны, когда-то же надо привыкать.

Вкусив сочники, колдун любезно соглашается посмотреть жуть в колодце. Хотя и добавляет, что не просто так. Но он еще не придумал, что конкретно за это возьмет.

– Что это за мелочность?! – шипит Фландора, когда мы подходим к колодцу. – Корин! Поставил ценник на все?!

– С Фильмурзином будешь так разговаривать, – фыркает колдун.

Но все-таки наклоняется над колодцем, всматривается. Потом протягивает руку, и я вижу, как его пальцы скрючивает, как в судороге. Синеватая паутинка вен на миг становится золотистой, а потом гаснет. Колдун лезет в карман, достает мешочек с вышитой буквой К, запускает руку и вытаскивает… нечто, больше всего похожее на маленькие макароны в виде букв из моего детства. Только не желтые и сухие, а темно-синие.

Три тщательно выбранные буквы летят в колодец. Корин снова смотрит туда, прислушивается и словно даже принюхивается. Ведет рукой над колодцем и наконец серьезно констатирует:

– Там кто-то есть.

Я даже фыркаю от разочарования – а то мы не знали! – и колдун, недовольно взглянув на меня, продолжает:

– Что-то есть, но словно едва ощутимое. Удивительно, что я не чувствую мощной магии. Даже странно. От сильных магических тварей прямо-таки разит магией, а слабое создание не выжило бы в колодце три года. И… и еще оно будто связано с замком. Очень странно.

______________________

Дорогие друзья, заглядывайте в прекрасную атмосферную новинку Зозо Кат:

https://litnet.com/shrt/98t3

Глава 11.1

Мы решаем не доставать создание из колодца. Корин утверждает, что оно неопасно – по крайней мере, сейчас. Ну воет и воет, так у нас нервных вроде бы нет. Ребенок, опять же, с ним возится. А если полезть вытаскивать, то еще непонятно, что будет. Потому что, рассказывает колдун, бывают случаи, когда магия дремлет внутри, и почуять ее не может даже он, Корин.

«Даже он!»

То, что наш дорогой колдун от скромности не помрет, видимо, слишком явно читается у меня на лице, потому что Фландора усмехается и говорит, что да, Корин у них самородок. Прекрасные способности, блестящее образование, великолепные навыки! Подкачал только характер: колдун вышел вредный, ехидный и корыстный как ростовщик.

– А сама-то!.. – возмущается Корин. – Сама-то! Молчала бы!

– Я и не претендую.

Я увожу этих двоих от колодца, и маленькая Лия тут же бежит скармливать сидящему там созданию сочники.

Решаем, что Фландора и Корин заночуют тут, в отремонтированных первыми гостевых комнатах замка. Привлеченный к делу Руфус предлагает постелить им в одной комнате, но сестра отказывается: она еще согласна спать с колдуном у одного костра, но точно не в одной постели, если таковая имеется.

Ночь в Лавовом замке тиха. Первые дни я боялась, что не смогу спать из-за жути в колодце, потому что в памяти всплывали тихие, но страшные звуки в мою первую ночь здесь, три года назад. Но оказалось, что сидящее там существо может скулить или выть днем, а ночью спокойно спит, как и все. Вошло, так сказать, в общий режим. Единственное, что может пугать по ночам, это скрип заколдованного кресла Руфуса, который тот еще любитель полуночничать. Катается из библиотеки на кухню, не считаясь с чутким сном остальным.

Хотя в последнее время я успешно борюсь с этим с помощью злодейского массажа. Все-то и потребовалось, что велеть Лоре массировать спину управляющего не днем, а на ночь, сославшись на то, что после процедуры нужен покой. Вот Руфус и дрыхнет потом, никому не мешает.

Эта ночь тоже проходит спокойно.

Фландора и Корин просыпаются ранним утром. Я сонно протираю глаза и выхожу проводить. Смотрю, как они седлают лошадей, слушаю обещания приехать еще через пару месяцев и проверить ход ремонта, обещаю вести себя благоразумно в ответ.

Под этим подразумевается: не делать глупостей и не выдавать никому, что я из другого мира. Впрочем, в идеале это и не придет никому в голову. Фландора обещает сохранить это в тайне от остальной родни. Она сама поговорит с родителями, сестрами, братьями, расскажет им душераздирающую историю про то, как муж-прокурор отправил меня на виселицу, и как подо мной оборвалась веревка Брода, подтвердив мою невиновность.

Кстати, Дара, рассказывает Фландора, действительно была невиновна. Они решили, что не будут привлекать ее к шпионажу, чтобы не подвергать опасности. Но кто же мог знать, что ее действительно заподозрят?

Или не заподозрят, а просто обвинят в этом, чтобы избавиться? Неясно. Но я и не планирую это выяснять, потому что для этого придется снова столкнуться с супругом. А я рассчитываю не видеть этого типа до самого развода. Который по местным законам может состояться только через год.

– Удачи, сестренка, – кивает Фландора, прощаясь, и Корин тянется обнять, но передумывает, увидев мое выражение лица. Ну а что! Нечего было лезть целоваться, а потом еще и отпускать ехидные комментарии!

– До встречи, – прощаюсь я. – Счастливой дороги!

Они машут мне и уезжают в рассвет, чтобы освободить место для других незваных гостей.

Бритый наголо прокурор появляется у ворот замка на следующий же день!

_______________________________

Дорогие друзья, заглядывайте в еще одну книгу нашего Литмоба:

https://litnet.com/shrt/9B7C

Глава 11.2

– Дара! – кричит прокурор, стоя у ворот замка. – Дара, открой! Нужно поговорить!

Тяжелый кулак стучит в дверь, а я стою за ней с ведром помоев и думаю, как же удачно это мы починили главные замковые ворота! Те, что ведут во внутренний двор и предназначены для отражения атак вражеских армий. Только не всякая птица долетит до середины Днепра, а не всякая армия дойдет до Лавовых Полей, поэтому ворота простаивали открытыми. Все желающие заезжали во двор, к колодцу, после чего выбирали, подняться ли в пристройку по пандусу для кресла Руфуса или же пойти в сам замок. И я прекрасно поняла на Фландоре, как это неудобно, когда незваные гости у тебя уже во дворе. Привязывают коней, заглядывают в колодец, требуя внимания, с риском напугать сидящую там жуть.

Так что вчера, отправив гостей, я вызвала обратно строительную бригаду, временно расквартированную в деревне, и перекроила им план задач, сняв половину бюджета с крыши в пользу двери. И как в воду глядела! Весь день они пытались реанимировать ворота с минимальными затратами денег и времени, косметически хотя бы, и только закончили, как через каких-то полдня принесло прокурора!

На самом деле, я понятия не имею, во сколько его принесло. Что мы не успели продумать, так это сигнальную систему. Вопли у закрытых дверей высотой в три человеческих роста услышала Лия, когда вышла по двор. И прокурор уже был изрядно охрипший.

И тут я допустила стратегическую ошибку: подошла к двери, к той маленькой калитке, которую рабочие прорезали прямо в большой створке, и сообщила Гарну Райлену, куда ему нужно идти.

Вторая ошибка – надо было самой уйти после этого. Вот не ушла, а зря. Решила, на свою голову, убедиться, что незваный гость уберется, а не останется рыскать у замка. Штурмуя его, как во времена Королевских войн.

Может, это память Дары меня удержала. Она ведь любила этого недостойного человека. Вот озеро нашей общей памяти и пошло рябью, подняло тину со дна, потянуло меня в глубину, и я не смогла удержаться. Осталась стоять возле двери в обнимку с ведром помоев.

Реквизированных у кухарки специально для гостя.

– Дара, это важно! Открой, я знаю, что ты слышишь! – рычит прокурор, и я слышу, как он в сердцах бьет кулаком по только что залатанной бригадой двери. – Дара, я не знал! Я думал, что ты – шпионка! Три года! Три года я верил Крисе! Пока этот мерзкий колдун не рассмеялся мне в лицо!

Я не отвечаю. Только от двери отчего-то не отойти, сил как будто нет. Вроде разум и холоден, но ноги словно ватные. Когда прокурор говорит, что его обманывали, и что он должен был верить жене, а не любовнице, сердце начинает стучать в ушах. Когда признается, что не должен был обращаться со мной так жестоко, ноги подкашиваются от волнения. Когда утверждает, что не желает ничего дурного, и хочет только обсудить сложившуюся ситуацию, я с трудом заставляю себя сохранять молчание.

И только руки упрямо цепляются за помойное ведро.

– Ну почему ты такая упрямая дура?! – с досадой бросает муж, и, кажется, уже собирается уйти. Быстрей бы!

– Наверно, это как-то связано с виселицей, – не выдерживаю я. – Можно сказать, после нее я чувствую себя другим человеком!

Глава 12.1

Зря я не промолчала! Прокурор явно решает, что это хороший знак, потому что я снова слышу его голос у самых ворот: теперь почему-то совсем не осипший, а низкий, глубокий, чарующий.

– Дара, открой, – настаивает прокурор. – Дара, поговорим.

Постойте, «чарующий»? Меня царапает мое же собственное сравнение. Это так странно: воспринимать «чарующим» голос человека, который пытался меня казнить. Виселица, побои, пытки голодом, бесчеловечное, унизительное обращение – устанешь перечислять. Вот только тело отзывается на этот голос, ноги становятся ватными, руки начинают дрожать, а еще… проклятье! Почему я так хочу его? Ничего из того, что случалось за эти три года в нашей в постели, не сохранилось в моей памяти – все вырезал колдун, сказав, что не хочет травмировать. Но тогда почему сейчас?!

– Дара…

Голос. Все дело в его голосе. Это что, магия? Нужно бежать!

Отшатываюсь от ворот, расплескивая помои, ставлю ведро на землю, тянусь прикрыть руками уши, чтобы не слышать… и застываю, поймав странную фразу:

– Прибавь мощность, Гарн, мы почти дожали, – звучит тихий голос из-за ворот. Любовница! Тоже тут! Хорошо же она пряталась, никто не заметил даже ее присутствия.

– Но…

– Прибавь! Дай сюда!

Накатывает понимание: артефакт. Что-то, воздействующее на меня, подавляющее волю и заставляющее подчиняться. С побочными эффектами, потому что «драгоценный супруг» не применил это сразу и избегал применять во время нашей совместной жизни. Хотя зачем? Я ведь и без того была влюблена в него по уши.

Прижимаю руки к ушам, стряхиваю колдовское, чужое, навязанное оцепенение. Шаг, потом еще один, и, наконец, я разворачиваюсь, бросаюсь бежать. В замок! Срочно в замок! Зачем, дура, вышла!

– Дара, – голос прокурора гудит трубой вслед, – Дара, открой дверь! Открой!

Звук ввинчивается сквозь пальцы в закрытые уши, и я перехожу на бег… и врезаюсь в чью-то грудь. Подсобный рабочий, супруг кухарки! Грубо отпихивает – я падаю на землю – а сам мчится к воротам!

– Стой! Нет! Нет слушай!..

– От-кры-вай.

Низкий голос прокурора вибрирует, и наш слуга уже не может сопротивляться неведомой силе, тянущей его к воротам. Пока я поднимаюсь, он уже открывает засов на калитке и отходит в сторону, пропуская разъяренного прокурора с… губной гармошкой в руках?

Адреналин смывает воздействие чар, но бежать поздно, и я использую это время, чтобы вытащить из кармана табакерку с парализующим порошком. Я же сразу взяла ее, только услышав от Лии про высокий прокурорский визит. Как чувствовала!

Первая щепотка порошка летит в прорвавшегося прокурора. Тот падает на спину бесчувственной колодой, задевает мирно стоящее рядом ведро с помоями. Вонючая жижа пропитывает дорогую одежду, артефактная губная гармошка оказывается под грудой картофельных очистков.

Слуга пытается вырвать у меня из рук табакерку, я уворачиваюсь, отступаю к колодцу.

– Да стой ты! Возьми себя в руки!..

Слуга пыхтит и рвется за табакеркой, и я уже сомневаюсь, что это магическое воздействие прокурора – похоже, что это просто его человек. Предатель в наших рядах!

Нерадивый слуга теснит к колодцу, а я пытаюсь зацепить его порошком… и вижу, как из-за ворот выскакивает рыжая любовница прокурора. Перепрыгивает неподвижное тело в луже помоев и, не замедляя бега, бросает в меня маленький деревянный щит.

Щит не долетает, он слишком тяжелый, но от рывка с головы девицы слетает плохо прикрепленный парик. Мне не хватает хладнокровия игнорировать ни лысый череп, ни щит, и я рефлекторно бросаюсь в сторону. Слуга хватает за руку, но из открытой табакерки вылетает облако пыльцы – и он падает на землю деревянной колодой. Но я, кажется, тоже нахваталась пыльцы, потому что мышцы норовят застыть.

Отчаянно пытаюсь не упасть, вернуть контроль над телом, но тощая лысая девица выхватывает табакерку и сильно толкает меня в грудь.

За спиной открытый колодец, мои мышцы уже застыли, и я неловко падаю спиной на борт. А жесткие руки толкают дальше, спихивая в колодец.

Темные стенки мелькают перед глазами, свет удаляется за секунду. Я падаю на спину, на груду чего-то твердого – так, что дыхание перехватывает от боли.

Перед глазами темнеет, но это не страшно.

Страшно то, что из-за чародейской пальцы меня не слушаются мышцы, и что…

…и что я не одна.

Тень появляется на едва освещенной стенке колодца. В темноте вырисовываются искаженные контуры чьей-то фигуры. Я всхлипываю, пытаясь отползти к дальней стенке колодца, но застывшие мышцы не желают подчиняться.

Чудовище беззвучно приближается, и в какой-то момент косо падающие лучи освещают блестящие среди черной шерсти железные пластины, сломанный нос и… и глаза.

Живые глаза на искаженном, потерявшем человеческий облик лице.

Глаза прокурора.

Глава 12.2

Второй прокурор! Как будто мне было мало одного! Завопила бы, но пыльца из табакерки все еще действует, и я не могу ни шевельнуться, ни вскрикнуть. Страшное создание приближается, протягивает ко мне руки – скрюченные пальцы кажутся сломанными и сросшимися неправильно – и, схватив за плечи, оттаскивает в сторону, прочь от света. Под спиной хрустят кости. Мои? Чужие?

И это было бы страшно, но еще страшнее – голоса наверху. Любовница прокурора препирается с мужем моей кухарки, и я поражаюсь тому, как же хорошо это слышно.

– Кто еще в замке? – хрипло спрашивает лысая стерва.

– Моя жена, она ничего не скажет, мелкая Лия и Руфус. Лора уехала домой, вернется через два дня, – отчитывается эта мерзкая, двуличная сволочь. – Калека не опасен, девчонке никто не поверит. Давайте я занесу герцога Райлена в дом и…

На словах «герцога Райлена» пальцы чудовища до боли впиваются в мои плечи. Ощущение возвращает меня в реальность, в темный колодец, заваленный мусором и костями. Кого сюда скидывали? Животных, людей? Я не уверена, что тот, кто держит меня, человек. Но он, несомненно, прислушивается к тому, что происходит снаружи.

– Помоги привязать Гарна к лошади, я не могу ждать, пока он очухается. Запоминай: нас тут не было, девчонке показалось. Медариэна уехала в Елье вслед за сестрой, – командует любовница прокурора. – К тому моменту, как Лора вернется, Руфус должен свалиться с пандуса и сломать себе шею. Понял? Колодец глубокий? Что на дне?

Их голоса звучат приглушенно, расстояние словно бы увеличивается: видимо, оба отошли к прокурору. Слуга докладывает про колодец: сухой, неглубокий, на дне старые кости, а еще мелкая Лия считает, что…

– Пусти туда воду, – перебивает любовница. – Часа на четыре, чтобы с гарантией. Если эта дура еще не сдохла, должно хватить.

– Но…

Он, видно, хочет сказать про катакомбы и монстра, но голос любовницы прокурора меняется, там появляются резкие нотки. Слуга не решается спорить, лишь тихо отвечает, что будет исполнено.

Последние слова этой стервы: будет странно, если окажется, что Медариэна Райлен уехала к сестре без денег. Слуга обещает позаботиться и об этом, и его голос звенит от радости.

А потом – все.

Голоса удаляются, звуки становятся все тише. Я все еще лежу, не в силах пошевелиться, и на глазах закипают злые слезы. Скоты! Как они могли! Ладно прокурор, ладно – его любовница, но слуги? Они с кухаркой, видимо, изначально работали на него. А что будет с Лией, с Руфусом? Может, слуга и не тронет ребенка, но управляющий? Боюсь, он не переживет эту ночь.

Мне хочется кричать от злости и бессилия, но тело все еще парализовано, и получается лишь прикрыть глаза.

Потому что ни прокурор, ни его любовница не заслуживают моих слез.

– Ш-ш-ш-ш…

Прикосновение к щеке вытаскивает из паутины отчаянья. Существо в железной маске – человек или чудовище? – стирает слезинку с моей щеки узловатыми белыми пальцами. Глаза существа я не вижу, но чувствую, как меня поднимают на руки.

В глазах темнеет, и последнее, что я слышу, прежде чем лишиться сознания – это журчание воды.

Глава 13.1

Сознание возвращается, когда жуть из колодца пытается пропихнуть меня в узкую наклонную расщелину на уровне человеческого роста. Тело все еще не слушается, так что из этого ничего не выходит. Кажется, туда, в расщелину, нужно лезть под углом, и я не в состоянии это сделать, пока действует парализующая пыльца из табакерки.

А на дне колодца журчит вода.

Осмотревшись, я замечаю, что она стекает по стене толстой, упругой струей. Первая мысль – водопровод в замке старый, как бы такой напор не повредил трубы. Вторая – в адрес мерзкого слуги. Все же пустил воду из замка! Меня бы так слушался, как любовницу прокурорскую!

Интересно, как много времени потребуется воде, чтобы наполнить колодец? И как быстро создание из колодца передумает мне помогать. Или это не помощь? Может, он хочет утащить меня в логово? Я же не знаю, что это за существо может быть, и память Дары молчит!

Жуть из колодца оставляет попытки засунуть меня в расщелину и просто стоит, держит на руках.

Вода продолжает течь, а я отчаянно пытаюсь представить себя Беатрикс из «Убить Билла» и восстановить чувствительность. Палец. Сначала палец. Пожалуйста!

Но все это слишком долго, долго, долго, и вода, кажется, льется быстрее, и создание из колодца ежится от холода, переминаясь с ноги на ногу – но продолжает держать.

Сколько проходит времени?

Час?

Два?

Больше?

Журчащая вода, свистящее дыхание из-под маски, спасительная расщелина где-то там, высоко. Может, получится залезть туда, когда вода наберется побольше? И когда я смогу вернуть контроль над телом?

Мне наконец удается дернуть пальцем, потом ногой, и тело пробирает дрожь – такая, что я едва не выскальзываю из рук – лап? – колодезной жути. Но меня прижимают к себе сильнее:

– Ш-ш-ш-ш-ш.

А вода журчит.

Я пытаюсь вернуть контроль над телом, над голосом, а вода журчит и прибывает, прибывает. Человек, что держит меня, уже по колено в холодной водопроводной воде, что поступает в замок с ужасающей глубины. А если устанет? Если ноги начнет сводить от холода, и он уронит меня? Предпочтет ли поднять – или просто ускользнет в расщелину?

– Ах…

В какой-то момент мне удается вздохнуть, с губ срывается стон, и я чувствую, что вскоре смогу говорить. Позвать на помощь. Но кого? Лора в отъезде, жизнь Руфуса и без этого под угрозой, а маленькая восьмилетняя Лия…

По привычке появляется возле колодца с темнотой.

– Представляешь что? – звенит голос Лии, и я вздрагиваю на руках у колодезной жути. – Утром явился герцог Райлен, мы, конечно, его не пустили. Дара взяла ведро, чтобы выплеснуть помои в эту наглую рожу, пошла к нему. Я хотела проследить, но эта дура-кухарка посадила меня грибы червивые чистить. А там раз – и Дары-то нету! Все, говорит, уехала! За сестрой! Руфус надулся, говорит, даже не попрощалась, а этот индюк Пе… ой! Это что, шлаг?

Создание, что держит меня, поднимает голову к узкому кругу света – так, словно пытается что-то сказать. На железной маске загораются красные руны, а потом раздается доносится вой – тот самый, что мы слышали из колодца. От этого становится страшно.

Я дергаюсь, и меня снова прижимают к груди, поглаживают, слишком нежно и осторожно для монстра.

Ну кто тут монстр? Вот кто?!

– Лия… – онемевшие губы не совсем слушаются, но того, что есть, хватает, чтобы выдохнуть имя девочки. – Лия, я тут, в колодце! Помоги!..

– Ой! Дара, это ты?

Голос девочки звучит испуганно.

– Да, – кое-как выговариваю я. – Мы теперь тут… вдвоем с твоим другом. Это все прокурор. Он заставил слугу пустил воду, чтобы утопить нас. А еще он хочет убить Руфуса.

– Ой! Ой, нет! Мамочки…

– Тише, Лия, не кричи. Ты должна помочь мне, – я на секунду замолкаю, прикусывая губы. – Делай, что я говорю. Для начала выключи воду. Поверни вентиль в подвале замка. А потом тебе нужно будет сделать вот что…

Глава 13.2

Маленькая Лия убегает разбираться с моими указаниями. Плюс такого союзника в том, что никто даже не воспринимает ее всерьез. Ребенок – это ребенок и есть, что она сможет?

Согласно моему ну очень амбициозному плану, она должна перекрыть вентиль в подвале, чтобы колодец перестало затапливать и предупредить Руфуса о том, что его хотят убить. Управляющему придется сказаться больным и оставаться в своей комнате, пока не вернется Лора. Она должна прибыть уже завтра – главное, чтобы ей не пришло в голову задержаться. Лора спустит что-нибудь в колодец и вытащит меня, а потом мы уже подумаем, как справиться с кухаркой или слугой.

Я бы с удовольствием отправила Лию в деревню за помощью, но что, если ей не поверят? Не верили же, когда она говорила, что в колодце кто-то сидит? Кстати, почему его не нашли? Ладно, не важно, разберемся с этим потом. Сейчас надо решить, стоит ли лезть в катакомбы, как хочет жуть. Может, там опасно? Но я, конечно, сначала убедилась бы в том, что Лия смогла выключить воду. Но сначала…

– Можешь отпустить меня, – тихо говорю я колодезной жути. – Паралич прошел, я не утону.

Создание чуть-чуть наклоняет голову – совсем человеческий жест! – и спускает меня с рук, о чем я мигом жалею. Платье промокает до пояса. Вода просто ледяная! И как же колодезный тут столько стоял, да еще и держал меня на руках?

– Спасибо, – понижаю голос, чтобы нас не услышали снаружи. – Кто ты? Ты можешь говорить?

Колодезная жуть мотает головой и стучит рукой по маске. Кажется, именно она не дает говорить. Сразу вспоминается, как загорелись огоньки, когда создание пыталось сказать что-то Лие.

– Но ты понимаешь меня, да?

Кивок. Совсем обычный, человеческий кивок. Значит, меня понимают. Ну и как с ним общаться?

На самом деле, я знаю способ. Спасибо классической литературе, а именно, роману «Граф Монте-Кристо» великого Александра Дюма.

– Ты – человек? – шепотом спрашиваю я, и создание кивает. – Давай так: я буду называть буквы, а ты подашь знак, когда услышишь правильную. Кто ты? А, б, в, г…

Кивок.

– «Г»? Это первая буква? Отлично. Теперь дальше. А, б, в, г, д, е…

Снова кивок. Итак, у нас «ге». После этого останавливают на букве «р», и это слишком похоже на…

– Герцог? – тихо спрашиваю я, и снова кивок.

Следующий вопрос – чистое наитие. Воспоминание о взглянувших на меня глазах прокурора на страшном, заросшем, бородатом лице под железными обручами.

– Герцог Райлен?

Создание наклоняет голову. Ну ничего себе! Как это, интересно? Может, это какой-нибудь родственник прокурора, вроде пропавшего старшего брата? Но он как минимум лучше моего супруга! Хотя бы тем, что не пытался отправить на виселицу.

– Прекрасно, – бормочу я. – Слушай, а как ты тут оказался?

Вопрос, конечно, не из легких. Я начинаю перебирать буквы, и герцог останавливает меня на «у». «Упал»? Или как?

Нет. Не упал.

– Давай вторую букву, – шепчу я. – А, б…

Шум и движение отвлекает, и я оборачиваюсь: ничего себе! Вода перестала течь, а шланг, опущенный слугой в колодец, сполз ниже, и теперь до него можно дотянуться. Кажется, Лие удалось добраться до вентиля! И дело этим, похоже, не ограничилось.

– Ш-ш-ш-ш…

Вижу, как герцог тоже трогает шланг. Потом дергает, с усилием, и в его глазах что-то вспыхивает.

А потом он берет меня за руку и подводит к стене. Показывает наверх.

– Что? Я не понимаю. Давай по буквам?

Бывшая колодезная жуть кивает на букве «с», потом на букве «к», и я, отвернувшись, всматриваюсь в стену колодца. Точно! Там вделаны металлические скобы, видимо, чтобы было удобно подниматься. Но высоко, выше человеческого роста, не уцепиться. И расщелина, ведущая в катакомбы, как назло, с другой стороны.

Герцог жестами изображает, что может поднять меня. Потом – что если я свалюсь, то он попытается поймать. А если нет, то вода смягчит удар.

Что делать? Сидеть, ждать Лору или рискнуть?

– А почему ты сам не вылез?

Вместо ответа он складывает ладони ковшиком и протягивает их мне. Я недоуменно беру ладони в свои, рассматриваю: скрюченные пальцы, деформированные кости. Я же еще сразу это заметила, в первые же секунды, но как-то забыла.

– Перелом? – тихо спрашиваю я.

Герцог кивает. А потом показывает, как цепляется, лезет и падает, потом лезет и падает снова. Все ясно: пытался, несмотря на высоту, но сломанные пальцы не в состоянии удержать вес тела. А у меня? Получится?

– Ш-ш-ш-ш…

Снова жесты, снова прикосновение к плечу как попытка успокоить.

Попробовать, что ли?

Все лучше, чем ждать, когда слуга с кухаркой поймают Лию и убьют Руфуса. Или когда прокурор с любовницей, чего доброго, решат вернуться и проверить, как исполняются их указания.

– Попробую. И… я вытащу тебя. Если меня не убьют. Обещаю.

Мой молчаливый собеседник наклоняет голову. Потом сцепляет руки в замок. Я снимаю обувь и опираюсь на них, стараясь не думать, насколько больно это может быть для его переломанных пальцев. Герцог поднимает меня, я цепляюсь за скобу, потом за шланг, ноги ищут опору на мокрых, скользких стенках колодца. Но меня поддерживают снизу, и я выпрямляюсь, нахожу вторую скобу чуть выше. Чудом удается не соскользнуть, удержаться. Ура! Это было самое сложное, а дальше я уже ползу наверх. Скобы есть не везде, они, видимо, выпали от времени, и тогда я хватаюсь за шланг.

Глава 14.1

Из колодца заметно не было, но сейчас я вижу, что солнце уже клонится к закату. Осматриваюсь. Опущенный в колодец шланг тянется из замка, но не с крыльца, а из маленького окошка на уровне земли – там подвальные помещения. На камнях рядом с колодцем следы пыльцы из табакерки – уже безобидной, неспособной парализовать. Но я все равно осторожно обхожу их, опасаюсь наступить босой ногой. Чуть дальше – следы помоев в форме засохшей лужи, их так никто и не убрал. Жаль, отпечатка морды прокурорской не сохранилось.

Осторожно обхожу пристройку по кругу, заглядываю в окна, прислушиваюсь. Нужно постараться оценить ситуацию прежде, чем лезть. Вот несколько пустых окон, это моя комната и гостевая спальня. Вот комната Лии, тоже пустая. Где, интересно, девочка? Еще в подвалах?

Вот окно Руфуса, там тихо. Я заглядываю туда и вижу управляющего в кресле за столом, спиной ко мне. Он что-то пишет, низко опустив голову.

Живой! Успела!

Накатывает облегчение, и я тихо стучу кончиками пальцев по оконному стеклу.

Руфус оборачивается и чуть не падает с кресла.

– Дара! Кошмар!

Улыбаюсь и машу ручкой. «Кошмар», да, это хорошее слово. Вполне себе отражает то, что у нас тут происходит. Вот это все со скидыванием меня в колодец и обнаружением там герцога Райлена в какой-то магической маске.

Управляющий тем временем разворачивает кресло, подъезжает ко мне, и я вижу, что у него на коленях лежит маленький заряженный арбалет. Очевидно, Руфус приготовился дорого продать свою жизнь.

– Чем занимаются эти ублюдки? – тихо спрашиваю я, когда управляющий открывает форточку.

Дополнительного уточнения мой вопрос, конечно же, не требует.

– Не знаю, Дара, – разводит руками управляющий. – Я не выходил из комнаты. Кухарка заглядывала, спросила про ужин, я сказался больным.

– Вот и отлично, сиди пока тут. Кстати, я познакомилась с тем, кто сидит в колодце, и он представился как «герцог Райлен». И он ужасно похож на нашего любимого прокурора, особенно если запретить тому стричься и бриться и посадить на диету. С чего бы это, интересно?

Начинаю спешно рассказывать обстоятельства нашего знакомства, чтобы подвести к тому, что я обещала этого герцога вытащить, и это надо будет сделать даже в том случае, если я не переживу схватку с предателями. Но замечаю, что Руфус внезапно бледнеет. Вот просто раз – и кожа цвета мела.

– Нет, этого быть не может, – бормочет управляющий. – Дара, а ты не спросила, сколько он просидел там, в колодце? Как он там оказался?

Мотаю головой: не спросила. Не до того было как-то. Сначала я была парализована и не могла говорить, а потом мы начали общаться, но Лия сдвинула шланг вниз, у меня появилась возможность выбраться, и я ею воспользовалась.

– Руфус, что не так? Ты что-то знаешь? Только быстро, у нас мало времени.

– Дара, если это правда он, то меня нужно вышвырнуть из замка пинками, – обреченно бормочет управляющий. – Какой же кошмар!..

А потом собирается и спешно рассказывает, что когда он впервые познакомился с моим мужем, тот не был таким отвратительным моральным уродом, способным отправить жену на виселицу, а перед этим морить голодом. Это был вполне нормальный и адекватный человек – молодой и подающий надежды помощник прокурора. Он приехал в Лавовый замок за два дня до свадьбы, первым делом зашел к Руфусу, который тогда еще не мог даже сидеть, пообещал отправить его на лечение в столицу, а сюда нанять нового управляющего…

И вот вроде бы и надо отложить этот разговор на потом и разобраться сначала с кухаркой и слугой, только мне отчего-то кажется, что рассказ Руфуса важнее. Что именно в нем ключ ко всему.

– Подожди, а как давно с тобой это случилось? Незадолго до приезда прокурора?

– Да где-то за неделю, – кивает управляющий. – Оступился на лестнице, там кто-то масло разлил.

Масло! Руфус подтверждает, что кухарка была та же самая. Но ее муж появился в замке чуть позже – он тогда еще жил в деревне. Его сюда отправил прокурор, и это случилось вскоре после свадьбы. Только сам управляющий никогда не подозревал, что этот несчастный случай могли подстроить…

– …когда уже стало известно, что мы с прокурором едем сюда жениться! Но давай быстрее, у нас мало времени. Ты лежал в замке?

– Нет. Меня перенесли в деревню, а Лиечку засунули в приют, я уже потом забрал ее, как немного поправился. Дара, герцог Райлен заехал ко мне по пути в замок, мы поговорили. Он оставил мне денег, оплатил местных врачей, пообещал заглянуть после свадьбы, но так и не заехал. А в столице он уже был другим человеком. Я еще подумал, что власть меняет людей…

Я перебиваю его вопросом, кто еще был здесь, в замке, когда сюда приехал прокурор. Выясняется, что кухарка в те дни отпросилась хоронить какого-то родственника. Так что тут были в основном наемные слуги из числа деревенских да распорядитель церемоний из столицы. Сам прокурор, вернее, тогда еще помощник, приехал один.

– Спасибо, Руфус, – тихо говорю я. – Боюсь, они избавились от тебя, чтобы подкараулить герцога и подменить его этой лысой сволочью.

– Дара, а ты… – управляющий пододвигается ближе к разделяющему нас стеклу и понижает голос, – а ты не думаешь, что если в колодце действительно герцог Райлен, то он уже не совсем человек?

Глава 14.2

– Даже если и так, Руфус, то герцог все равно ведет себя человечнее некоторых лысых и с мохнатыми руками, – говорю я и добавляю, – к тому же колодец осматривал наш колдун, и он не нашел никакой опасной магии. Разберемся. Я все равно обещала его вытащить.

Управляющий недовольно кивает. Скажите пожалуйста! Думал бы лучше насчет сладкой парочки из преступного слуги и преступной кухарки! Жуть в колодце – это моя забота, ну, и немного Лии.

– Я пошла на разведку, – предупреждаю его. – Не высовывайся из комнаты без необходимости. И не пускай никого, кроме Лии и меня. Если что – стреляй на поражение.

– Ну разумеется, – бурчит Руфус и откатывается от окна вместе с креслом.

Оставляю его в ожидании неизвестного и поочередно подкрадываюсь к другим окнам: везде тихо, пусто и тихо. Не видно ни Лии, которая, как мне кажется, должна уже была вернуться, ни кухарки, ни вероломного слуги.

Но последние двое все-таки обнаруживаются на кухне… вернее, меня обнаруживают. Первыми.

– Дара? – в глазах невовремя повернувшейся к окну кухарки плещется неподдельный испуг. – Дара?!

Рядом появляется бледное, меловое лицо ее супруга. И эта сладкая парочка смотрит на меня!

– Представляете, я ничего не помню, очнулась в колодце, – отчаянно вру я. – Последнее, что я помню, прокурор притащился, я пошла к воротам – и все. Кое-как выбралась, по шлангу. А прокурор уехал?

На перекошенные рожи сообщников любо-дорого посмотреть!

– Дара… – кухарка не находит слов. – Уехал.

Конечно! Раздал указания и убрался. Точнее, любовница увезла его обездвиженного и привязанного к лошади.

– Потом, я перекушу и все обсудим, – с деланой доверчивостью отмахиваюсь я. – Сейчас приду.

Делать нечего: я иду на кухню. Но не сразу. Сначала я заглядываю в окно к Руфусу и говорю, что мне нужен его арбалет. Пусть откроет дверь, я заберу.

Управляющий кивает, молча и мрачно.

Проход по коридору в пристройке – как поход на эшафот. Но когда я проскальзываю мимо комнаты управляющего, дверь открывается, и оттуда высовывается рука со взведенным арбалетом.

– Только не высовывайся, Руфус, – шепчу я. – Ты будешь только обузой

Мне тяжело представить, насколько ранят его эти жестокие, злые слова, но это не так уж и важно – не важнее жизни. Потому что одно дело – я, молодая и здоровая, и другое – калека в кресле. Убьют меня – пусть геройствует вволю, а до этого пусть не высовывается.

Когда я появляюсь на кухне, вернее, открываю пинком приоткрытую дверь, кухарка с мужем уже наготове. Сидят в окружении тарелок с дымящимся супом, изображают доброжелательность.

А я с арбалетом, какая радость!

– Сдавайтесь, сволочи, – говорю сквозь зубы, и эти двое бледнеют. – Хоть одного, но пристрелю.

Один-единственный миг мне кажется, что они и правда сдадутся. Вот так ручки поднимут и позволят отвести себя в темницу в ближайшем городе. Но потом слуга хватается за кухонный нож и…

Шлеп.

Вздрагиваю от странного звука сзади, но не оборачиваюсь, лишь поднимаю арбалет, выцеливая слугу.

– Ни с места, – говорю я почему-то шепотом, и вскочившие из-за стола сообщники вдруг становятся бледнее мела, оба.

Шлеп- шлеп-шлеп.

Жуткие звуки сзади, и мне страшно, страшно обернуться.

Поэтому я смотрю в бледнеющее, нет, синеющее лицо слуги… пока тот не падает на пол, схватившись за сердце.

– Сдохни, монстр! – визжит кухарка, теряя контроль над собой.

Истерически взвизгнув, она бросается на меня с ножом, и я отшатываюсь, выпуская арбалетный болт прежде, чем понимаю, что вообще делаю.

Острый кусок металла прошивает грудь, и кухарка падает лицом вниз, обливаясь кровью. Уронив арбалет, спешу проверить. Труп! Точно, труп!

Меня трясет, и я не сразу понимаю, что я не одна. Шлепающие шаги, тихий вздох сквозь маску – меня обходит та самая жуть из колодца. Еще более живописная, чем там, в полутьме, и промокшая насквозь.

И направляется прямиком к лежащему на полу слуге.

Опомнившись, я тоже иду смотреть. Слуга совершенно точно мертв, как и его супруга. Только она валяется в луже крови и с арбалетным болтом в груди, а он кажется целым и невредимым.

Так, надо собраться.

Убийство – это страшно, но что делать, когда на тебя бегут, размахивая ножом? Если бы я хоть немного умела стрелять, то постаралась бы прицелиться, нанести легкую рану. Но увы.

Так, а слуга-то что? Склоняюсь к нему, и то же самое делает колодезный герцог.

– Очень похоже на инфаркт, – решаю я, пытаясь сохранять спокойствие хотя бы внешне. – от испуга. Тебя испугался.

Герцог оставляет слугу на полу, выпрямляется и, шатаясь, подходит к столу.

При ближайшем рассмотрении он не похож на чудовище: видно, что это измученный, искалеченный, едва стоящий на ногах человек. И не шерсть у него на голове – под кольцами железной маски отросшие волосы и спутанная борода. И одежда на нем, когда-то, видимо, приличная, превратилась в лохмотья.