Сборник рассказов: Ловец чужих снов

Мягкая поступь кошачьих лап

* * *

Турция. Жара давит сверху, солнце разливается по камню белым звоном. Мы с компанией на экскурсии, бредём по старому форту — замку у края скал, где море шумит снизу, как в глубоком ущелье. Гид вещает о сложной кладке и породах, которые добывали с невообразимым трудом. Я слушаю вполуха: руины древних цивилизаций редко говорят о мастерстве, чаще о войне и смерти.

Гид поднимает руку. Мы останавливаемся.

— …А в этой башне нашли тело последней королевы, погибшей при… — он делает паузу, подбирая слово, — …неясных обстоятельствах.

Щёлкают камеры, кто-то перешёптывается. Я же смотрю на башню и чувствую внезапную, почти личную, тяжесть.

«Правишь, строишь, любишь… а умираешь не своей смертью.»
Мысль мелькает без причины.

— Говорят, — продолжает гид, — что дворцовые кошки приносили несчастье. Легенда гласит, что они стали причиной падения рода. Но это, конечно, фольклор.

«Фольклор», — повторяю про себя. Слово ложится в голове неправильно. Оно не отталкивается и не принимается. Будто правда и вымысел стоят рядом.

Мы поднимаемся по узкой лестнице. Ступени стерты до округлости тысячами ног предков, но, по правде говоря, больше — нами, туристами, желающими увидеть чудо разрушенного прошлого. На последней я спотыкаюсь, хватаюсь за стену — и вздрагиваю. Под рукой камень холодный, совсем не солнечный. Я глядываюсь в прожилки породы. Трещины и вкрапления на стене вдруг складываются в форму ладошки — детской, испачканной чем-то тёмным.
Я моргаю — и видение тает.

Гид бубнит про даты, имена лордов, семейные интриги, но я улавливаю лишь обрывки:

— …королева любила кошек…
— …семья пропала в одну ночь…

«Пропала?» — мысленно цепляюсь к слову. В туристических буклетах было «погибла». Странно, что я это помню.

Я отхожу к тени разрушенной арки. Здесь прохладнее, тише. Пыль с края кладки ссыпается маленькими лавинами.

— …если увидеть кота у стены, значит, кто-то из рода возвращается… — доносится голос гида.

С моих уст срывается невольная усмешка . Слова звучат как попытка развлечь туристов. Но в этот момент у основания стены что-то мелькает. Маленькое. Длинное. Тянущееся.

Я щурюсь — и вижу зверька. Похож на кота, но тело слишком вытянутое. Передние лапки короткие, задние — как у небольшой обезьянки, и он стоит на них. Голова маленькая, с двумя острыми рожками. Глаза огромные, выпуклые, блестят чёрным стеклом. Он не убегает, просто внимательно смотрит. Изучает. Пытается понять, что перед ним за зверь такой. Собственно и я тоже.

— Эй, вы только не отходите далеко, — окликает гид. — Внутри есть опасные участки.

Но я уже почти не слышу его. Воздух вдруг меняется, становится гуще. Зверёк делает один шаг ко мне — короткий, пружинистый. И прежде чем я успеваю сделать вдох, пространство наклоняется, сжимается — и гаснет. И я засыпаю...

* * *

...А затем просыпаюсь. Первое, что вижу — высокий сводчатый потолок с выцветшими росписями, переходящими на стены. Линию узора я откуда-то знаю: касаюсь её взглядом — и вспоминаю, что она тянется вдоль всего восточного крыла. Но меня не удивляет, что мне это известно.

Я делаю вдох прохладного, пряного воздуха, пропитанного запахом пасты, которым натирают канделябры. Горло щекочет от нового аромата. Вскакиваю, изучая ладонями рисунки, пальцами переступая по их позолоченным дорожкам. Сначала неуверенными касаниями. Потом и пальцы и я срываемся на бег.

Вперёд!
По знакомой тропинке!

На мне платье — тонкое, лёгкое, цвета розового золота. Оно ласкает голени на бегу. Пшеничные волосы рассыпаются по плечам — длинные, тяжелее, чем мои в настоящем. Ухоженные, как у дворянки.

Каждый шаг босых ног — и пол откликается, звенит в каменых плитах, тёплых от солнца. В них есть жизнь.

И тут слышу — тихое короткое мяуканье.

Я делаю ещё один шаг, и память принцессы — неявная, тихая — вплетается в мои собственные мысли. В голову накатывают не воспоминания, а привычки тела. Я инстинктивно придерживаю подол, чтобы не наступить на край, и точно помню, куда ведёт вереница дверей по обе стороны от меня.

Резко поворачиваю в другой коридор. Длинный, узкий. Солнечный луч падает под углом, высвечивая частицы пыли. Слышу мягкие шаги — поступь пушистых лап. Взгляд цепляется за тень, похожую на вытянутую кошачью фигуру. Она исчезает за поворотом.

— Чертикот? — вырывается тихо, прежде чем успеваю задуматься, откуда знаю это имя.

Второй звук — далёкий, глухой. Сердце стучит ровно, принцесса спокойна. Я — нет.

За дверьми справа слышится детский смех. Чьи-то лёгкие шаги. Я знаю: это мои сёстры. Много. Все младшие. Но мне нужно идти дальше, вперёд. К тому месту, куда ведёт тревога. Я делаю шаг — и коридор будто слегка дрожит, как воздух над раскалённым камнем.

Чертикот появляется в конце коридора, стоит на задних лапках и смотрит прямо на меня. Его глаза блестят — не угрожающе, скорее подталкивающе: идти. Я иду. Он разворачивается и скользит за дверь, которую узнаю ещё до того, как замечаю резьбу.

Покои королевы.

Я подношу руку к створке.
Моя ладонь не дрожит.

Дыхание — уже не моё. Принцессы.

И я вхожу.

* * *

Дверь открывается бесшумно — словно её много лет трогали только мягкие кошачьи лапы. В полутёмной комнате тонкие шторы пропускают рассеянный свет, и вещи выступают из полумрака постепенно: стол с беспорядочной россыпью писем, высокое зеркало, кресло у окна, где королева любила читать и звонко смеялась над строками.

Тело пронзает тихая, сладкая боль воспоминаний её объятий — но взгляд сразу тянет к кровати.

Движения там нет. Тихо настолько, что слышу своё сердце.

Она лежит на спине. Руки сложены на груди — добровольно, ненасильственно. Лицо спокойное, светлые волосы аккуратно рассыпаны по подушке. Даже корона — маленькая, тонкая, домашняя — на месте.