***
Прости, что не могу тебя забыть...
Прости, что вспоминаю раз за разом
И воскрешаю изувеченные дни,
Насквозь пропитанные ароматом фальши.
Фрагменты ссор и крики безнадёги...
Отчаянье в слезящихся очах
Беснуется, как факелы, по новой
Всполохами холодного огня.
Он жалит и кусается нещадно,
Ожоги оставляя на губах,
Искусанных до крови и дрожащих,
Как мёртвый лист на ветви января.
Глядя в упор, ты прожигаешь дыры
Топазами льдинисто-стылых глаз
В той хлипкой вере, что на ладан дышит,
Решимость источая светом янтаря.
Признаться честно, это ненормально —
Всё жаться, замерзая, в поисках тепла
К тому, кто бьёт наотмашь резкими словами
И ранит равнодушием без пуль и без ножа.
Ты меток так же, как и беспощаден,
А я... Я жалка, хоть и неглупа,
В своём стремленьи отыскать в потёмках
Искру души, не потонувши во грехах...
(21.01.25.)
Ненавижу!
Я пишу эти грубые строки, чтоб признаться тебе в нелюбви,
Злобно топча проклятые чувства, что сжирают меня изнутри.
Пусть напрасно мараю бумагу, ослеплённая яростью, пусть
В твоих крепких руках замираю, но отнюдь не тепло теснит грудь!
Опаляет румянцем брезгливость, алой краской заливши лицо;
Губы кри́вятся в волчьем оскале, отвращенье смертельной петлёй
Моё горло кольцует и душит. Задыхаюсь в агонии я
И, не в силах бороться с собою, источаю губительный яд.
Я кричу «отпусти», извиваюсь в тех объятьях, что сутки назад
Раствориться хотелось, сейчас же... Только мысли об этом претят.
Колотя по плечам напряжённым, одичалой пантерой рычу,
Кровожадно впиваясь когтями в оголённую душу твою...
Изувечен багровым узором из неровных, извилистых троп
Живописный лужок на полотнах, обесцветивши красочный холст.
Мы увязли в болоте тумана, обрываются рельсы вдали,
Окружают заблудших метели, свирепея в пустынной степи.
Однако, сколько бы ни дрались, рикошетом
Скользящий свист хлыста настигнет всюду нас.
И пусть проигран бой обоими, в реванше толка нету,
Как и резона — в суесловии, от коего, прошу, меня избавь.
А оправдания... Увы, они пустые —
Измены не простить мне никогда!
Я себя презираю за то, что любила,
Тебя - за то, что выпита любовь моя до дна.
(31.01.25.)
Давай останемся никем?
Давай останемся никем?
Забудем время, проведённое друг с другом,
Непринуждённо вычеркнув иль ластиком стерев
Те обещания, цена которым — рубль.
А может, меньше. Может, и гроша
Не стоит ломаного громкое бахвальство
Твоим умением людей разубеждать,
Пряча за ржавыми доспехами мираж ключей от счастья.
Напомни-ка, пожалуйста, кто с пеною у рта
Мне приводил иного лучше аргументы,
Доказывал, что мост наш из песка
Не смыть волне под крики чаек в небе.
Ну что ж ты, милый, вдруг замолк и растерялся?
Неужто храбрости в глаза взглянуть не хватит?
Подобно шкодному щенку, отводишь только виновато
Свой взгляд раскаянный, да только вот некстати
Из-под опущенного наспех занаве́са
Я вижу фальшь теперь настолько чётко, ясно,
Что искажается лицо в уродливой гримасе,
И меркнет свет — на этот раз навечно.
Ты жалок, дорогой. И мужеством, к несчастью,
обделён,
Снаружи привлекает глянец оболочки,
Ну а ответственность за подлые поступки
Взвалить на плечи всё-таки не смог.
Да, я прощаюсь, mon ami, и искренне надеюсь,
Что мы расходимся отныне и навек.
Давай отпустим шар воздушный наш без пассажиров,
Давай, Mi Ex, останемся никем...
(20.02.25.)
М. П.
А Он когда-нибудь уйдёт,
И тише станет биться сердце,
Погаснет всех Вселенских звёзд
В её очах мерцанье света.
Исчезнут искры в них — тоска
Запеленает сизой дымкой
Взор тёплых карамельных глаз,
Под веками безжизненно прикрытых.
В болезненном оскале искривится рот,
С разбитых губ сорвётся запоздало
Признание, впитавшееся в кровь
И горло исцарапавшее фразой.
Но всуе её брошено «постой»:
Уж далеко Он, значит, не услышит,
Смывает пыль следов у её ног
Ободранных песчаниковый вихрь.
Дрожь пробирает сгорбленное тельце,
Едва в нём теплится забитая душа,
Вослед тому, с кем согревали встречи,
Опустошённая, с отчаяньем глядя́.
Он никогда её не замечал,
Что тенью за спиной не раз вздыхала,
Внимания совсем не обращал,
А ей украдкой любоваться оставалось
Хитринкой голубых Его озёр,
Прищуренных, задумчиво-серьёзных,
И резкость скул оглаживать рукой,
Но только мысленно, конечно, эту роскошь
Себе позволив без стесненья и стыда;
Как ветер треплет по-отечески, плутая
Во влажно-русого оттенка волосах,
Смотреть, переборов взъерошить их желанье,
Хоть и хотелось так, что слов не подобрать!
А родинки на светлой коже шеи
Её притягивали поневоле взгляд.
Казалось, не найдётся совершенней,
Казалось, Он — тот самый идеал...
И пусть она ни разу не решилась
Заговорить и имя разузнать,
Дыханье задержав, поблизости бродила,
Боясь нечаянным касаньем запятнать
Безукоризненность любимых ею черт,
Но голос грубоватый и суровый
Слух обласкал однажды, словно лесть,
Что патокой прольётся немедовой
И до костей заставит покраснеть.
В Его присутствии её бросало в жар,
Потели вмиг прохладные ладони,
Одолевала робость со смущеньем пополам,
Когда встречались в узеньком проходе коридора,
Она с трудом держала маску на лице,
Не позволяя выползти предательской улыбке
И от греха подальше отходя к стене,
В плечо Его дышала выброшенной рыбой...
Однако клонится учебный год к закату,
А чувства невзаимные крепчают с каждым днём,
Без памяти влюблённая, она скучает, даже стоя рядом,
Ведь обжигает страсть, к несчастью, лишь её.
Четвёртый курс. Два месяца — и точка.
Он подведёт черту без лишних разглагольств,
Уйдёт по-английски и не обернётся
Под в спину несущийся траурный вой.
(30.03.25.)