Сценарий по наследству или во всем виновата ты!

Глава 1

— Да выкинь ты уже эти тряпки! — возмутилась Алина, хватаясь за скатерть, которая лежала в сундуке лет двадцать и ещё неизвестно, когда вообще была приобретена.

— Не тронь! Она совсем новая! Это ещё твоим внукам пригодится! – кричала бабушка Вера, вцепившись в «обновку».

— Бабушка, да это же хлам, — возмущённо сказала Алина, вытаскивая из сундука стопку пожелтевших занавесок. — Посмотри на это! Оно уже воняет нафталином, зачем оно нам?

— Это не хлам! — почти взвизгнула бабушка Вера, крепче прижимая к груди старую скатерть. — Всё пригодится! Ты что думаешь, деньги на деревьях растут? Вот станешь старше — поймёшь!

— Понять? — Алина закатила глаза. — Это всё никогда не понадобится!

На шум в коридоре показался отец Алины, хмурый и сонный.

— Что тут опять происходит? — строго спросил он.

— Да Алина твоя всё выкинуть хочет! — вскинулась бабушка. — Я эти вещи берегла, а она вон, в мусор!

— Пап, да ты сам посмотри, — вспыхнула Алина. — Тут половина даже ни разу не доставалась из сундука! Зачем хранить то, что никто не использует? У нас и так в квартире тесно!

— Алина, — голос отца стал жёстче, — не трогай то, что не твоё. Эти вещи покупались не тобой. Хочешь порядок — убирай свои полки.

Девушка сжала губы, чувствуя, как в груди нарастает обида.

— Отлично. Живите тогда в этом свинарнике, — тихо сказала она и хлопнула дверью своей комнаты.

Она плюхнулась на кровать, глядя в потолок. Внутри всё кипело — злость, обида, бессилие. «Они просто не понимают…» — думала она. Между ней и бабушкой лежала настоящая пропасть: Вера помнила голодные годы, когда каждая тряпка могла спасти от холода, каждая баночка — пригодиться в хозяйстве. Алина же жила в мире, где всё можно купить заново в любой момент, и видела в этих запасах лишь бессмысленный хлам, захламляющий и без того крошечную квартиру.

Но объяснить это бабушке было невозможно.

Алина плюхнулась на старенький диван, пружины которого жалобно скрипнули под её весом. Дивану, наверное, было лет больше, чем ей самой, но выбросить его никто, конечно, не собирался. Она только успела закрыть глаза, как дверь в комнату приоткрылась, и на пороге появился отец.

— Чего развалилась? — сурово произнёс он. — Иди, воды натаскай да дров наколоть надо, печь скоро топить нечем будет.

Алина устало закатила глаза, но ничего не ответила. Спорить не имело смысла — только нарвёшься на очередную лекцию про то, как в их время дети «не стонали, а работали». Она быстро натянула куртку, надела старые галоши и вышла на улицу.

Двор встретил её прохладой и запахом сырости. Небольшой дом на четыре семьи стоял в ряду таких же, потемневших от времени строений. Здесь всё казалось застрявшим где-то в прошлом веке: туалет — деревянная будка с дыркой в полу, отопление — только печное, никакой горячей воды, только рукомойник и старая баня, которую топили по выходным. Цивилизация, казалось, нарочно обходила эту глубинку стороной.

Алина направилась в сарай, вытащила оттуда бидон и примитивную каталку на двух колёсиках. Колёса скрипели и заедали, но без неё было бы совсем невыносимо. Девушка вздохнула и побрела к колонке. Идти было недалеко, всего пару дворов, но дорога под ногами была вся в ямах, а холодный ветер пробирал до костей.

Когда она наполнила бидон, ручки тут же онемели от ледяной воды. Возвращаться обратно было самым тяжёлым: тяжёлый бидон гремел и норовил перевернуться, а колёсики цеплялись за каждую выбоину. Каждый метр пути тянулся как вечность, и Алина с каждым шагом думала одно и то же: «Как же я хочу отсюда уехать. В город. Навсегда».

Но пока что приходилось терпеть — иначе вечером печь останется холодной, а бабушка Вера найдёт ещё сто причин её отругать.

Алина, кряхтя, тянула за собой скрипучую каталку. Колёса в очередной раз угодили в глубокую лужу, брызги грязи полетели на джинсы. Девушка сжала зубы, вытащила бидон и снова потянула его по неровной тропинке.

По пути она вспоминала бабушку Веру. Та редко рассказывала про своё прошлое, но отдельные обрывки историй запомнились. Война застала её ребёнком: бомбёжки, голод, очередь за хлебом, похоронки, что приносили в дом соседям. Веру жизнь не щадила — она рано потеряла отца и старшего брата, а чуть позже, совсем молодой, вышла замуж за парня из соседней деревни, просто чтобы не остаться одной. Мужа она потом похоронила — несчастный случай на лесопилке. И с тех пор жила ради семьи, ради детей.

Стойкая, строгая, бережливая до фанатизма, она научилась выживать в любых условиях: копить, хранить, ничего не выбрасывать, потому что «вдруг пригодится». Для неё главным было одно — «чтобы был дом и чтобы дети были сыты». Всё остальное казалось роскошью, ненужной прихотью.

Дочь Веры и по совместительству мама Алины, Галина, была другой. Молодость её пришлась на конец Союза и лихие девяностые. Она терпеть не могла бабушкину «скромную» жизнь и с юности мечтала вырваться из захолустного мира. Галина училась отлично, хваталась за любую возможность, чтобы уехать, работать, строить карьеру. Умная, целеустремлённая, она быстро стала той женщиной, про которую говорили «сама всего добилась». Но ценой этой самостоятельности стало одиночество: в личной жизни всё рушилось раз за разом.

Только встретив Алексея, отца Алины, она наконец позволила себе остановиться. Он был не таким амбициозным, как она, но надёжным, спокойным. Вместе они построили семью. А потом родилась Алина — маленький, крикливый комочек счастья, ради которого Галина впервые научилась откладывать дела ради семьи.

Глава 2

Алина устало отложила топор, вытирая пот со лба рукавом. Ровные поленья аккуратно лежали стопкой, но радости это не приносило — впереди ещё предстояло перетаскать их в дровенник за сараем. Девушка вздохнула и уже собралась за новую охапку, когда на конце улицы показалась машина. Улыбка сама собой расплылась на её лице.

Машина остановилась у калитки, и из неё вышел Лев. Высокий, статный, с платиновыми волосами, которые чуть небрежно спадали на лоб. На нём была чёрная кожаная куртка поверх белой футболки, чёрные джинсы и массивные ботинки. Несколько колец и браслет на запястье блеснули в свете вечернего солнца. Серебряная цепочка с кулоном едва заметно скользнула по футболке. Он выглядел так, будто сошёл с глянцевой обложки — что особенно раздражало бабушку Веру, которая всегда ворчала, что «мужчина должен быть чуть красивее обезьяны».

— Ну, как дела, рок-звезда? — поддела его Алина, подходя ближе.

Лев таинственно улыбнулся, прищурив глаза.

— Отлично. А у тебя скоро будет ещё лучше.

Алина нахмурилась, но любопытство загорелось мгновенно. Она нетерпеливо подпрыгнула на месте:

— Ну? Не тяни! Что там у тебя?

Лев, не спеша, сунул руку во внутренний карман куртки и достал две упаковки краски для волос — именно той, фиолетовой, о которой она мечтала уже несколько месяцев.

Глаза Алины заблестели так, будто он протянул ей билет в новую жизнь.

— Лев! — она чуть не подпрыгнула от счастья и порывисто обняла его. — Ты серьёзно? Ты мой герой!

— Да ладно тебе, — усмехнулся он, слегка обняв её в ответ. — Хочешь что-то поменять — меняй. Чего ждать разрешения?

Алина отстранилась, не в силах скрыть улыбку. Все её — бабушка, отец, даже мама — в один голос твердили, что «нормальные девочки» не красят волосы в «дурные цвета». Но Лев всегда относился к её мечтам легко, как будто это что-то естественное.

— А ещё, — добавил он, хитро глянув на неё, — в конце недели еду в соседний город. Концерт, тусовка. Места в машине есть, если хочешь — поехали со мной.

— Даже не обсуждается, — выпалила Алина, крепче прижимая к груди заветные коробки с краской. — Только вот сначала… покрасимся!

Она знала, что бабушка взвоет, мама покачает головой, а отец промолчит, но в глазах Льва она видела поддержку. И в этот момент мир вокруг перестал казаться таким затхлым и тесным.

Лев окинул взглядом аккуратные стопки поленьев, потом посмотрел на Алину и усмехнулся:

— Сейчас подъеду с тачкой, всё перетащим по-быстрому.

— Давай, — улыбнулась Алина, смахивая со щеки непослушную прядь.

Парень быстро сел в машину и, взревев мотором, скрылся за поворотом. Алина осталась стоять у дров, глядя ему вслед. В детстве она звала его просто Лёвой. Иногда — Лёвушкой, а чаще — Львенком. И сейчас это прозвище снова напрашивалось само собой.

Лев был надежным и рукастым, а в их краях это ценилось выше всего. Он мог и печь сложить, и крышу починить, и дерево вырастить. Раньше они вместе помогали в колхозе: сажали и выкапывали картошку, пололи сорняки в огороде. Рядом с ним всегда было просто и спокойно — он не осуждал, не давил, и даже колкости её родственников воспринимал с какой-то отстранённой улыбкой, будто это всё мелочи жизни.

Вскоре послышался знакомый звук мотора, и на улице показалась отцовская машина Льва — та самая, на которой обычно возили картошку. К прицепу был прицеплен небольшой железный кузов. Алина заметила, что за это время он успел переодеться: рабочие брюки, старая тёмно-синяя толстовка и перчатки, которые болтались в кармане.

— Ну что, поехали, — крикнул он, заглушая мотор.

Они вместе начали сгружать дрова в прицеп, работая так слаженно, будто делали это сотни раз. Потом забрались в машину, проехали по дороге, свернули за колонкой, ещё раз свернули и выехали к сараю. Дальше всё пошло на автомате: Лев подавал поленья, Алина складывала их в дровенник, чтобы всё лежало ровно и плотно.

Закончив, она отряхнула ладони и, улыбнувшись, поблагодарила:

— Ты, как всегда, выручаешь. Спасибо, Лёва.

— Лев, — поправил он в шутку и подмигнул.

— Ладно, Лев, — протянула Алина, игриво закатывая глаза. — Так что, поможешь с покраской?

— Конечно, — ухмыльнулся он. — Но только если мне достанется почётная миссия — держать фен и указывать, где прокрасить пропустила.

Алина рассмеялась, а где-то в глубине души почувствовала, что с этим человеком ей действительно можно всё — и волосы перекрасить в фиолетовый, и, может быть, однажды собрать чемодан и уехать из этой маленькой, тесной жизни.

— Приходи через пару часов, — сказал Лев, вытирая руки о перчатки. — Займёмся твоими волосами по-взрослому.

Алина, вся сияя, кивнула:

— Обязательно приду! Только сначала баню наведаю.

— Правильно, — усмехнулся Лев. — Надо ж чистую голову красить, а не опилки с дров смывать.

Она только фыркнула в ответ и, прижимая к груди заветные коробочки с краской, почти вприпрыжку побежала домой. Захватила чистые вещи и полотенце, после чего направилась в баню, которая стояла на краю двора.

Глава 3

Алина, всё ещё с ощущением приятной лёгкости после бани, тихо зашла в дом. Скинула у порога неудобные галоши, повесила куртку на крючок и, потянувшись, пошла к рукомойнику. Лёгкий запах дегтярного мыла ударил в нос, когда она намылила руки, смывая остатки банного жара и улицы.

Пройдя по старым половикам мимо тихо потрескивающей печки, она заглянула на кухню — и тут же пожалела.

За столом сидела бабушка Вера, а рядом — её вечная подружка и соседка, баба Нюра. У той глаза так и сияли от гордости.

— Во, Вера, — заливалась Нюра, — моя-то Катюша замуж вышла, да не просто так, а за мастера своего дела! Дом у них — загляденье, и вот недавно двойню мне подарили, мальчика и девочку. Радость-то какая!

— Ох ты ж, — охала бабушка Вера, закатывая глаза от восторга. — Молодец-то какая твоя Катька! И жена хорошая, и хозяйка отменная. Вот ведь, Нюра, растила-растила и вырастила девку что надо!

— А как же, — гордо кивала Нюра. — Всё при ней: и готовит, и убирает, и деток теперь растит. А главное — муж её носит на руках.

Алина попыталась пройти мимо, надеясь, что разговор пройдёт мимо неё. Но не тут-то было. Стоило Нюре заметить её в дверях, как та прищурилась и с ехидной улыбкой спросила:

— А ты, Алиночка, чего всё одна ходишь? Когда замуж-то пойдёшь, а? Или не берёт никто?

Алина чуть не поперхнулась воздухом, но ничего не сказала. И тут бабушка, словно только этого и ждала, с готовностью подхватила тему:

— А что ты хочешь, Нюр? — Вера всплеснула руками. — Нынешняя молодёжь пошла — ни работать, ни хозяйничать не хотят. Вот и моя такая же. Ни борща сварить толком, ни полы вымыть. Кому такая нужна? Никому. Всё по каким-то своим глупостям бегает, только и знает, что телефон да эти свои картинки.

— Ба, — устало сказала Алина, — ну хватит уже, а?

Но бабушка уже разошлась:

— Вот ты мне не перечь! У Нюры вон внучка — загляденье, а ты... Эх, непутёвая ты у нас, Алинка, непутёвая.

Алина сжала зубы, чувствуя, как внутри нарастает привычная злость. Хотелось крикнуть, что её жизнь — это её жизнь, что она никому ничего не должна. Но вместо этого она просто молча развернулась и ушла в свою комнату, решив, что сегодня портить настроение бабушкиными словами она точно не позволит.

На кухне продолжалась привычная песня.

— Всё они в своих телефонах сидят, — причитала бабушка Вера, отхлёбывая чай. — Интернет этот проклятый, жизнь им испортил. Ни готовить толком, ни шить, ни стирать — ничего не умеют. А ведь главное в жизни — семья. Вот я, Нюр, всю себя семье отдала. Мой-то никогда не нуждался ни в чём — всегда накормленный, наглаженный, обстиранный.

— Ох, Вера, — охнула баба Нюра, кивая с видом мудрой знатоки. — А может, у Алинки-то венец безбрачия? Надо бы к бабке сходить, проверить. А то и в церкви свечку поставить, чтоб жених нашёлся.

— Да ну тебя, — отмахнулась Вера, тяжело вздыхая. — Не знаю я уже, что с ней делать. Всё в свои глупости ударилась, а дома ни толку, ни пользы.

Нюра вдруг хлопнула себя по коленке, будто только что вспомнила что-то важное:

— Слушай, а соседский-то парнишка, Лев, ведь не женат ещё, верно? Вот и что тебе думать! Поговори с его родителями, посватайте их. Чай, дети против старших не пойдут.

— Не знаю, Нюр, — засомневалась Вера, качнув головой. — Лев-то парень хороший, спору нет, но с нашей-то дурочкой как оно будет…

— Да ладно тебе, — отмахнулась Нюра. — Лев рукастый, надёжный, хозяйственный. А там глядишь — и она за ум возьмётся. Детей заведут, дом построят, огородом займутся. Всё ж лучше, чем в телефоне торчать и в облаках витать.

— Может, и права ты… — пробормотала Вера, в очередной раз тяжело вздохнув. — Лев-то и правда неплохой. Хоть и странный малость, со своими песнями да камерами этими. Но всё ж не пьёт, не буянит, работает. А это в наше время ценнее всего.

Бабы ещё долго обсуждали «будущее семьи», а в своей комнате Алина сидела на кровати и даже не догадывалась, что её судьбу уже вовсю планируют за кухонным столом, попивая сладкий чай и грызя сушки.

Из своей комнаты Алина прекрасно слышала, как на кухне продолжается «совет старейшин». Про венец безбрачия, про Льва, про то, что «рукастый парень не пропадёт», и про то, что «вот бы Алинке голову на место поставить».

Она только устало закатила глаза и глубоко вздохнула. Такие разговоры были обыденностью — как звук тикающих часов или скрип половиц.

Чтобы не слушать этот нескончаемый поток советов о её жизни, она достала наушники, воткнула их в смартфон и включила музыку. Лента соцсетей тут же наполнила экран яркими картинками: кто-то путешествовал по Европе, кто-то снимал танцевальные тренды в дорогих студиях, кто-то хвастался новым бизнесом. Казалось, у всех вокруг жизнь шла полным ходом. У всех, кроме неё.

Алина пролистывала сторис за сторисом, чувствуя, как внутри копится тихая зависть и злость на себя за эту зависть. Ей хотелось того же — свободы, движения, эмоций, но вместо этого она сидела в маленькой комнате в доме с печкой и слушала, как бабка решает, за кого её выдать.

Наконец, время прошло. Пора. Она выдернула наушники, улыбнулась своему отражению в старом зеркале и, перекинув через плечо чистое полотенце, вышла из комнаты. Скрип половиц в коридоре, тихий гул разговоров на кухне — всё это осталось за спиной. Она надела мягкие тапочки, тихо выскользнула за дверь и спустилась во двор.

Глава 4

Лев работал сосредоточенно, сдвинув брови и ловко разделяя волосы на аккуратные пряди. Комната была наполнена запахом осветляющей смеси и тихим фоном музыки из его колонки. Алина сидела на табурете, закутавшись в старое полотенце, и без умолку жаловалась:

— Ты понимаешь, Лёв, они меня свести с ума хотят! Сегодня снова: «замуж пора, непутёвая». Да ещё и соседкам рассказывают, что я «никому не нужна». А те только и ждут, чтобы спросить, что со мной «не так».

Лев тихо усмехнулся, ловко закрепляя очередную прядь фольгой.

— Алин, ну чего ты так заводишься? — сказал он мягко. — Ты ж сама знаешь, они другие. У них вся жизнь по-другому складывалась. В их время главное было выжить и семью сохранить. А мы с тобой уже другие — с интернетом, свободой, выбором. Просто они не понимают этого.

— Да понимаю я! — вскинулась она, но тут же опустила плечи. — Просто… неприятно, понимаешь? Когда про тебя всем двором рассказывают, что ты ленивая и никому не нужна.

Лев наклонился, заглянув ей в глаза и улыбнулся чуть теплее:

— Они просто по-своему переживают. И да, бабка твоя иногда перегибает, но она любит тебя. А то, что болтает соседям — ну, такая у них форма заботы.

Алина скривилась, но промолчала. Лев закончил наносить смесь, выпрямился и снял перчатки.

— Так, — сказал он, ставя таймер на телефоне. — Двадцать минут, и будем смывать.

Рядом на столике уже стоял тазик с тёплой водой и шампунем — он подготовился, как настоящий мастер. Алина откинулась на спинку табурета и, чтобы сменить тему, спросила:

— А ты что вообще думаешь делать дальше? С блогом, со студией… Ну, с жизнью.

Лев на секунду замер, а потом пожал плечами, но в глазах блеснул азарт:

— Я, скорее всего, переезжаю. В Москву. К бабушке. Там и студия нормальная есть, и связи. Можно попробовать раскрутить блог, музыку записывать серьёзно.

Алина резко выпрямилась, чуть не сбив фольгу на голове:

— В Москву? Насовсем?

— Ну, посмотрим, — мягко сказал Лев, усмехнувшись. — Но точно надолго. И, знаешь, я хотел тебе предложить поехать со мной. Попробовать. Там возможностей больше. Город, работа, движуха… Ну и я рядом, — добавил он чуть тише.

У Алины перехватило дыхание. Она растерянно уставилась на друга, пытаясь понять, шутит он или говорит всерьёз.

Девушка радостно взвизгнула, едва не подпрыгнув на стуле:

— Львёнок, да ты с ума сошёл! Это лучшее предложение, которое ты вообще мог сделать! — глаза у неё сияли так, будто он подарил ей билет в другую жизнь. — Вот почему ты мой лучший друг!

Лев только улыбнулся, чуть снисходительно, словно говорил: «Да что я, пустяки». Потом глянул на часы и кивнул:

— Так, время. Давай смывать.

Алина послушно наклонилась над тазиком, а Лев, аккуратный и терпеливый, тщательно промыл её волосы, проверяя, чтобы осветлитель не пережёг пряди.

— Всё в порядке, — удовлетворённо сказал он и протянул полотенце. — Оборачивай, чтобы лишняя вода ушла.

Пока она завязывала волосы в своеобразный «тюрбан», Лев подготовил фиолетовую краску, выдавил её в мисочку, размешал кисточкой и глубоко вздохнул:

— Ну, погнали.

Алина села обратно на табурет, чуть нервно дёрнув плечами. Лев, сосредоточившись, взял первую прядь и уверенно провёл кистью.

— Слушай, — сказала Алина, наблюдая за ним в зеркале, — ты прямо как мастер. Прямо видно, что рука набита.

Лев рассмеялся тихо, качнув головой:

— Да ты что, я впервые волосы крашу. Но, знаешь, это даже забавно. Как будто рисуешь… только на голове.

Алина улыбнулась в ответ, чувствуя, как в груди распускается странное, тёплое чувство. Чтобы отвлечься, она спросила:

— А в Москве чем собираешься заниматься?

Лев пожал плечами, но глаза у него блестели азартом:

— Ну, во-первых, я недавно отучился на искусствоведа. Во-вторых, музыка — это всегда со мной. Так что уверен, что зацеплюсь: студии, блоги, съёмки… там возможностей море.

Алина чуть прикусила губу, глядя на его уверенное лицо:

— Тебе будет легко. А мне… на твоём фоне я будто вообще никто.

Лев остановился на секунду, поднял на неё взгляд и сказал серьёзно:

— Не говори глупостей. Главное — не бояться и действовать. И всё получится. Тем более ты не будешь одна. Я всегда рядом. Подстрахую, если что.

Сердце Алины почему-то пропустило удар, и в голове промелькнула мысль, что, возможно, именно с этим человеком она действительно сможет начать новую жизнь.

Алина, слегка смутившись от его слов, всё же тихо спросила:

— Слушай, а мы… ну, не помешаем твоей бабушке?

Лев усмехнулся и, не отрываясь от инструкции на коробке, бросил через плечо:

— Аглая? Да ты что. Она сейчас готовится к своему четырнадцатому браку. Ей, поверь, сейчас не до нас.

Глава 5

Когда Алина вернулась домой, едва переступив порог, из кухни раздалось возмущённое:

— Господи-и-и, это что у тебя на голове?! — бабушка Вера подскочила со стула, выронив вязанье. — Попугай! Настоящий попугай в доме!

Из комнаты тут же выглянула Галина, замерла на секунду, а потом ахнула:

— Али-на! Ты хоть в зеркало себя видела? Это же… курам на смех! Весь город теперь обсуждать будет, как дочка Галины совсем с ума сошла.

— Мам, — начала Алина, но бабушка перебила:

— Я так и знала, что от этого Лёвки ничего хорошего не будет! Всё подговорил тебя, паразит! Волосы ей испортил!

— Да это моё решение! — выкрикнула Алина, чувствуя, как щеки вспыхивают. — Моё, понимаете?

В этот момент в коридоре послышались шаги, и в дверях появился отец. Он окинул взглядом дочь, нахмурился и глухо сказал:

— Что это за безобразие, Алина? Ты что, в цирке работаешь?

— Безобразие?! — голос девушки сорвался на крик. — Это просто волосы! Мои волосы! Я что, преступление совершила?

— Нормальные девчонки таким не занимаются, — буркнул отец, снимая куртку. — Ты уже взрослая, веди себя прилично.

— Прилично?! — Алина стиснула кулаки. — Вы даже вздохнуть мне не даёте! Нельзя одно, нельзя другое! Всё время «стыдно», «неприлично», «люди скажут»! Да плевать мне, что скажут люди!

Бабушка Вера возмущённо всплеснула руками:

— Ах ты неблагодарная! Я для тебя всё, а ты… фиолетовая!

Алина задохнулась от обиды и выкрикнула:

— Всё! Я отсюда сбегу! В Москву уеду, слышите? Там хоть жить дают, а не душат каждым словом!

И, не дожидаясь ответа, хлопнула дверью своей комнаты так, что на кухне дрогнули стеклянные баночки с заготовками.

Хлопок дверью прозвучал, как выстрел. В доме повисла зловещая тишина, а потом послышались торопливые шаги и резкий скрип ручки. Дверь в комнату Алины распахнулась настежь, и на пороге показалась разъярённая бабушка Вера, за ней — Галина, а следом и отец.

— Вот ты у меня сейчас узнаешь, попугайка несчастная! — заорала бабушка, уперев руки в бока. — Да чтоб я ещё раз с таким позором на улицу вышла! Завтра же возьмём машинку и сбреем эту дурь с головы!

— Мам, ну зачем так резко, — попыталась вмешаться Галина, хотя и сама смотрела на дочь с упрёком. — Алина, милая, может, давай просто пару раз голову вымоем? Краска чуть смоется, и цвет не будет таким… кричащим.

— Вы что, сговорились все?! — Алина вскочила с кровати, сжимая кулаки. — Это МОИ волосы! Моё тело! Я могу делать с собой, что хочу!

— С телом она может… — передразнила её бабушка. — Лучше бы помогла по дому, а не из себя артистку строила! — вставил своё слово отец, нахмурившись. — Печь затопи, воду натаскай, вот настоящая работа, а не вот это… безобразие.

Алина глубоко вдохнула, сжала зубы и сказала ровным, но твёрдым голосом:

— Я всё равно уеду. В Москву. Здесь вы меня задушите, а там я хоть попробую жить.

— В Москву? — Вера прыснула насмешливым смешком. — Ага, конечно. Кто тебя там ждёт? Кому ты там нужна?

— Львёнок меня возьмёт, — отчеканила Алина, глядя бабушке прямо в глаза. — Мы уже всё решили. Он уезжает, и я поеду с ним.

Бабушка ахнула так, что у неё дрогнули руки.

— Господи, да спаси и сохрани! Под одной крышей с мужиком, да без венца! Да чтоб люди пальцем на меня показывали?! Да я такого позора не переживу!

— Алиночка, — вмешалась Галина, более мягким голосом, но с той же тревогой, — это плохая идея. Ты даже не представляешь, что там и как. А Лев… он же просто твой друг.

Алексей стоял у двери, мрачный и молчаливый, но не сказал ни слова, только сжал губы в тонкую линию.

Скандал гремел ещё какое-то время, но постепенно голоса стихли, и в комнате повисло тяжёлое молчание. Вера, всё ещё хватаясь рукой за сердце, наконец сказала твёрдо:

— Если уж решила ехать, то по-хорошему. Замуж за него — и хоть в Москву, хоть в Китай. Иначе — ни шагу из дома.

— Мам, она права, — кивнула Галина, устало потирая виски. — Только так будет правильно.

— Да, — наконец заговорил Алексей, тихо, но весомо. — По-другому не поедешь.

С этими словами все трое вышли из комнаты, оставив Алину одну — злую, растерянную и с бешено бьющимся сердцем.

На кухне стоял гул голосов, будто в курятнике. Бабушка Вера, прижимая ладонь к груди, причитала так, что дрожали стеклянные банки с соленьями в шкафу:

— Не будет моя внучка жить с мужиком под одной крышей! Не будет! Только через свадьбу, только! А то и на порог потом не пущу! Позор, один позор!

Галина сидела за столом, нервно крутя в пальцах кружку с чаем. Голос её был тише, но не менее тревожным:

— Я не об этом думаю, мама. Там, в Москве, кто знает, что может случиться. Одна девчонка в чужом городе… И если она… — она не договорила, только тяжело вздохнула. — Не хочу, чтобы потом она принесла в подоле.

Глава 6

Лев сидел за столом на своей кухне, с привычной лёгкой улыбкой наблюдая, как бабушка Вера и Галина, перебивая друг друга, разражаются целой речью.

— Так и скажу, Лёва, — горячилась Вера, стуча пальцами по столу, — хочешь нашу Алину в Москву тащить — женись! Только через ЗАГС, только по-честному! А то что это за дела — девка по съёмным углам без кольца? Позор семье!

— Мама права, — подхватила Галина, сдвигая брови. — Вы уж извините, но пока вы просто друзья, о Москве и речи быть не может. В браке — другое дело. Тогда и нам спокойнее.

Лев молча наливал им чай, пододвигал сахарницу, изредка кивая, но не перебивая. Ситуация и забавляла, и печалила его одновременно. Забавляла — потому что он знал, как горячо умеют отстаивать своё Вера и Галина, а печалила — потому что за всем этим криком никто не замечал главного: он и правда давно любил Алину. Только она об этом не знала. Для неё он был просто Лёва, Львёнок — лучший друг, плечо, на которое можно опереться в любой момент.

О своих чувствах он не говорил никому. Не привык. Все проблемы предпочитал решать сам, молча. Даже себе вслух не признавался, насколько сильно она для него значила.

Вера тем временем снова разгорячилась, голос её дрожал от эмоций:

— Пойми, Лёва, семья — это главное в жизни! Ради семьи и хлеб добудешь, и дом построишь, и горы свернёшь. А так… — она махнула рукой. — Так жить нельзя.

Галина кивнула, добавив уже мягче:

— Мы не против вас. Но пусть всё будет правильно.

Когда их голоса наконец стихли, в кухне повисла тишина, нарушаемая лишь редким тиканьем настенных часов. Лев спокойно отставил чашку, поднял на них взгляд и ровным голосом произнёс:

— Хорошо. Я сделаю Алине предложение. И если она согласится — возьму её в жёны.

Вера застыла, моргая, будто не веря своим ушам. Галина тоже онемела на секунду, не ожидая такого поворота. Они-то были уверены, что Лев станет спорить, что будет упираться и отмахиваться от их требований.

А Лев лишь спокойно откинулся на спинку стула и продолжил пить чай, будто сказал что-то самое обыденное в мире.

Галина моргнула пару раз, словно не сразу поверила в услышанное, а потом, быстро взяв себя в руки, уверенно сказала, почти торжествующе:

— Да согласится она, куда она денется. Обязательно согласится.

Вера же подскочила со стула, всплеснув руками:

— Ох, Господи, что ж это делается-то! Свадьбу планировать надо, гостей позвать, столы накрыть… Да времени-то в обрез!

Лев спокойно поднял глаза и, не меняя ровного тона, произнёс:

— Только одно условие. До конца следующей недели — свадьба. И мы уезжаем. В Москве нас уже ждут.

Вера аж подпрыгнула от резкого прилива дел:

— Алексей! — гаркнула она так, что по дому отозвалось. — Живо звони своей знакомой в ЗАГСе, чтобы нас без очереди!

Галина уже доставала телефон:

— Я пока всех обзвоню. Родственники должны знать. Это ж радость какая!

Шумная компания, наперебой обсуждая детали предстоящего торжества, вывалила из кухни, оставив Льва в тишине.

Он спокойно допил чай, вымыл кружку, аккуратно поставил её в сушилку. Но тишина продлилась недолго — дверь хлопнула, и в доме появились его родители.

— Лёва! — Антонина, невысокая, подвижная женщина, огляделась. — Это что тут за шум стоит?

— Женюсь, — просто ответил Лев, вытирая руки о полотенце. — На Алине.

— Что? — глаза Антонины округлились, а потом в них вспыхнула радость. Она радостно взвизгнула, обняла мужа Игоря за шею и завертела его по кухне. — Господи, наконец-то! Надо срочно ресторан искать. И с родственниками поговорить. И платье девочке купить…

И они тоже, заразившись общей суетой, убежали догонять Веру с Галиной, наперебой планируя будущее торжество.

А Лев остался на кухне. Спокойно сложил полотенце, сел за стол и на мгновение прикрыл глаза. Он знал, что Алина не согласится на брак. По крайней мере, пока. Но у него для неё было другое предложение — то, от которого она точно не сможет отказаться.

И Лев улыбнулся, чуть устало, но с той уверенностью, которая всегда помогала ему доводить начатое до конца.

Вечер выдался шумным и беспокойным: весь дом гудел, как улей. Вера с Галиной наперебой спорили, кого звать на свадьбу, Алексей звонил знакомой в загсе, родители Льва разрывались между планами на ресторан и поисками платья. Даже соседи, подхватив слухи, то и дело заглядывали «по делу».

Но к ночи всё стихло. Дом погрузился в тихое, сонное напряжение, будто перед грозой.

Лев тихо вышел из своей квартиры, миновал узкий коридор, спустился по лестнице и обошёл дом. Во дворе было темно, лишь жёлтые окна на втором этаже разбавляли ночную тьму. Он подошёл к нужному окну и тихо постучал по раме.

За шторой что-то шевельнулось. Через секунду окно скрипнуло, и показалась Алина — взъерошенная, в старой футболке, с лицом, в котором смешались усталость и злость.

— Зачем ты согласился?! — прошипела она, чуть свесившись вниз. — Ты вообще с ума сошёл?