Выросший старшим из шести детей в своей не по-современному большой семье, Артём Вишняков знал, где подростки в Травнинске любят нарушать закон. Прошло пятнадцать лет с тех пор, как он закончил школу, но, кроме одежды и причёсок, не изменилось почти ничего. Разве что на смену кнопочным телефонам пришли смартфоны, да молодёжный слэнг изменился. Поэтому, когда он замедлил свой патрульный автомобиль и остановился на возле старого сарая на Персиковой улице, он уже знал, откуда доносится шум, о котором жаловалась старушка Степанида Марковна.
С населением в девятьсот двадцать два человека в Травнинске Московской области почти не было преступлений. Периодически случались домашние скандалы в каком-нибудь доме или старик Анисим Петрович Стручков, который пил за рулём своего трактора, проезжая по улице Ленина в одних лишь трусах, распевал неприличные песни. Но ничего действительно угрожающего или разрушительного для общественного спокойствия не случалось. Ничего подобного тому, с чем приходилось ежедневно сталкиваться правоохранительным органам в больших городах – ограбления, вооружённые преступники, угоны машин, наркотики и прочее.
Это была жизнь маленького городка, и лейтенант полиции, участковый Артём Вишняков не променял бы её ни на что на свете. Ему нравилось знать адрес каждого человека в Травнинске. Его вполне устраивало, что вся его семья близко, за исключением младшей сестры, которая сейчас покоряла Москву, и младшего брата, который путешествует по Европе с рюкзаком. Ему даже нравилось, что его лучшим другом с детства был местный пожарный начальник. Артём был из той породы людей, которых обычно называют аборигенами. Не потому, что на коренных жителей Австралии похож, а в другом смысле. Он из тех, кто живёт по принципу «где родился, там и пригодился». Появился на свет в Травнинске и умрёт там, причём сделает это без единой жалобы.
Участковый схватил свой фонарик и направился к заброшенному сараю. Музыка и разговоры эхом раздавались в ночи, как путеводный свет, который привёл его прямо к главным дверям. Тщательно смазанный амбарный замок, который он поставил несколько недель назад, валялся на земле, будучи выдернут вместе с креплением.
Дело было не в том, что он слишком стар, чтобы понимать, что для подростков в Травнинске в субботу вечером почти не было развлечений, но этот колхозный сарай, построенный в середине 1970-х ударной комсомольской бригадой для хранения сельскохозяйственной техники, был далеко не самым безопасным местом для отдыха. Балки за полвека давно прогнили, фундамент во многих местах потрескался, и сарай к тому же был полон ржавого сельскохозяйственного оборудования, которое могло бы причинить больше, чем просто царапину и необходимость сделать прививку от столбняка.
Лейтенант вошёл в сарай и поднял фонарик, не ожидая, что начнётся паника. Внутри раздалось «Атас, менты!», когда звуки быстрых движений, пластиковых бутылок и алюминиевых банок смешались с общим шумом.
– Стойте! – крикнул Артём теням прячущимся в тёмных углах сарая. Но когда это было, чтобы хоть кто-нибудь действительно добровольно замирал, как вкопанный, если того требовал полицейский? Всё как всегда: ты догонишь, я убегаю. Вишняков покачал головой. Дети. Неужели они правда подумали, что смогут спрятаться, и он просто уйдёт, никого не обнаружив в этом ржавом и гнилом лабиринте? Его работа заключалась не только в защите Травнинска, но и его жителей.
– Если вы выйдете прямо сейчас, я не буду лично сопровождать каждого из вас домой к вашим родителям, – сказал участковый, зная, что эта угроза сработает для большинства местных молодых людей.
Постепенно, и не без нескольких горячих перешёптываний, тени стали проявляться. Лена Грызлова первой вышла вперёд. Её обычно светлая кожа раскраснелась, когда она опустила взгляд на землю. Девушка теребила руки и неловко переминалась с ноги на ногу.
Катя Филатова была следующей, за ней следовал Гриша Атаманов. Они стояли рядом с Леной в такой же неловкой позе. Лёха Митрохин и Роман Ливеров присоединились к ним вскоре после этого. Иван Верховцев вышел последним с непобеждённым видом. Его плечи были расправлены, на лице отразилось презрение к представителю закона. Даже слишком глубокое для его возраста.
Все в городе знали историю Ивана, и Артём чувствовал жалость к парню, хоть и понимал прекрасно, что это последнее, чего Верховцев хотел бы от кого-либо. Он был трудным ребёнком, умным тоже, но постепенно сам себя разрушал, и почти никто не мог ему помочь. Этим он напоминал Артёму юного актёра Сергея Шевкуненко, звезду фильмов «Кортик» и «Бронзовая птица», который закончил под пулями киллера.
Когда все подростки выстроились перед ним, Артём призвал их покинуть сарай. Это сооружение стояло уже слишком давно, и он не собирался рисковать. Правда, хоть здесь и висела табличка «Проход воспрещён!», но молодые люди её игнорировали, регулярно устраивая из сарая «ночной клуб». У горсовета же, как всегда, не было денег, чтобы снести сооружение.
Участковый осветил надпись своим фонариком:
– Вы читать умеете? – спросил он группу.
Девушки и Лёха кивнули, Гриша быстро сказал «Да», а Роман пожал плечами.
– Вы намекаете, что мы не умеем читать? – ехидно спросил Иван с его привычным тоном хулигана.
– Вань, остановись, – Катя схватила его за руку и попыталась притянуть к остальным ребятам. В глазах парня сверкнул огонёк, когда он посмотрел на неё. Быстро вырвал руку из её пальцев и встал отдельно.
Артём видел этот огонёк много раз в глазах своих двух братьев и также у парней, которые встречались с его сёстрами. Иван Верховцев, подающий надежды плохиш из Травнинска, запал на Катю Филатову. Это была информация, которую Артём мог использовать в свою пользу.
– Ты звонила Пелагее? – нервно спросил Артём у Марины спустя мгновение.
– Звонила, – ответила Марина. – Это была не она. Звонила женщина, живущая напротив.
Участковый подумал, что ничего страшного, вероятно, не случилось. Когда сигнализация срабатывала где-нибудь в Травнинске, девять из десяти случаев оказывались ложными, и волноваться не стоило. Проникновения и кражи случались редко, но изредка всё же бывали, а значит, Артём обязан был рассматривать ситуацию всерьёз, на всякий случай.
– Она уже туда направляется, – добавила диспетчер.
Сердце Артёма забилось быстрее, руки сильнее сжали руль.
– Что значит «направляется»? – спросил он.
– Я сказала ей, что отправлю тебя, но она ответила, что это её магазин, и если кто-то осмелился туда вломиться, то она заставит их пожалеть, – ответила Марина.
Лейтенант недовольно поморщился. Вот всегда так с этой Мариной! Сидит в своём «аквариуме» за стеклом, снаружи усиленным металлической решёткой, и думает, будто все такие же прекрасно защищённые, как она. «И наверняка лопает очередной жирный пирожок», – подумал участковый, вспомнив пухлые телеса диспетчера, но тут же переключил внимание на Пелагею.
Рост её был всего 163 сантиметра, он точно это помнил, и весила девушка чуть меньше полусотни килограммов. Но в её маленьком и подтянутом теле скрывалась масса решимости. Он бы почти пожалел нарушителя, если бы она добралась туда первой. «Постой, а что если это действительно был злоумышленник? Какой-нибудь матёрый рецидивист, не знающий пощады, а она ворвётся туда, словно Жанна д’Арк, готовая к сражению?» – подумал Артём. Вспышка лёгкой паники пронзила его, он сильнее вдавил педаль газа и направился к «Сладкой мечте».
Согласно меркам Травнинска, до улицы Ленина было всего пять минут, но в реальности с его текущего местоположения – добрых двенадцать. Пелагея жила примерно в десяти минутах и уже имела фору. Значит, у неё было куда больше шансов добраться до своего заведения первой и нарваться на крупные неприятности.
Артём включил мигалку (сирену оставил молчащей, чтобы не пугать городок) и помчался по дороге, поднимая за собой пыль и мелкие камешки. Было без четверти десять вечера, и большинство магазинов на главной улице Травнинска закрывались к семи. Если Пелагея доберётся до кондитерской раньше него, там не будет никого, кто смог бы ей помочь, если что-то пойдёт не так.
Нарушая правила дорожного движения, он добрался до кондитерской за девять минут. Улица была пуста, если не считать ярко-красного «Киа Пиканто» Пелагеи. Он припарковал свою машину рядом. Резким движением открыл дверь, одной рукой коснувшись кобуры – готовый действовать, если кто-то посмеет причинить вред Пелагее. Побежал к входу. Дверь была не заперта, и участковый, держа пистолет наготове, бесшумно вошёл внутрь, сразу пожалев, что не захватил тёмные очки – светло-розовые и белые стены ударили по глазам. Здесь всё было ярко освещено. Могло даже показаться, будто начался новый солнечный день.
Стараясь не щуриться и медленно передвигаясь по заведению, лейтенант заметил перевёрнутый стул справа от двери. Передёрнув затвор, но пока не снимая оружие с предохранителя, он осторожно направился к кассе. Полки были покрыты рассыпаны мукой, солью и сахаром, по прилавку разбросаны шоколадные крошки, а сковороды валялись вповалку на полу, словно кто-то просто сбросил их наугад. Здесь же валялись упаковки сухих дрожжей, лужицы разбитых яиц и три бутылки молока.
Его привлекли тихие всхлипы, и он обошёл прилавок, заглянув на кухню, где нашёл Пелагею, сидящую на корточках посреди продуктов и перевёрнутых кексов, с опущенной головой, в позе, полной отчаяния.
– Пелагея, с тобой всё в порядке? – спросил он, присев на корточки рядом с ней, но всё ещё настороже на случай, если преступник поблизости. – Ты не ранена?
Он осторожно коснулся её плеча, но она оставалась молчаливой.
– Да ответь же, Пелагея, – тихо произнёс участковый.
Девушка подняла взгляд, в её красивых карих глазах блестели слёзы, и вдруг расстояние в годы между ними будто исчезло. Боже, как он хотел взять её на руки, обнять и защитить, принять её боль на себя! Лейтенант признался себе, что удержаться в этот момент ему было страшно тяжело.
Владелица «Сладкой мечты» тяжело выдохнула, её руки бессильно упали по бокам.
– Всё пропало.
Слеза выскользнула из её глаза и скатилась по щеке. Лейтенант не смог удержаться – нежно провёл пальцем по влажному следу.
– Не плачь.
Она глубоко вздохнула и выпрямилась.
– Всё в порядке, – быстро сказала Пелагея, поднимаясь на ноги. Она вытерла руки о чёрные леггинсы, оставив белые следы от муки. Обтягивающая ткань подчёркивала каждую линию её безупречной фигуры. Невольно задержав взгляд на ней чуть дольше, чем предполагали приличия, Артём напомнил себе, что он на работе, и сейчас ему вовсе не стоит рассматривать Пелагею Мурашову, как мужчина – женщину. Исключительно как сотрудник полиции – пострадавшую.
– Ты видела, кто это сделал? – спросил он, вернувшись к делу.
Пелагея покачала головой, бегло оглядываясь на разрушенную кухню.
– Нет. Я проверила кассу, деньги не взяли.
– Они что-нибудь забрали? Продукты, например? Или, может, оборудование?
Отбросив разочарование из-за того, что кто-то может испортить то, ради чего она так упорно трудилась, Пелагея расправила плечи и посмотрела на Артёма со всем раздражением, на которое она была способна.
– Рада видеть, что ты проявляешь столько заботы, товарищ лейтенант, – сказала ему, блеснув глазами.
– Всегда рад помочь, гражданочка, – проворчал он в пылу ответного гнева.
– Потому что это твой долг, верно? – продолжила ехидничать Пелагея.
– Я не это имел в виду, – участковый первым решил, что пора прекращать эту перепалку, пока она не закончилась крупной ссорой.
Владелицу «Сладкой мечты», впрочем, совершенно не интересовало то, что он имел в виду. Её беспокоило только то, что время шло, и если она не приступит к работе прямо сейчас, завтра у неё будет очень расстроенный именинник и разочарованные родители. В таком маленьком городке, как Травнинск, где все друг друга знают, слухи об этом разлетятся быстрее, чем новости по интернету. Дина Железнова из «Счастливого яблока» будет очень рада, если у «Сладкой мечты» станет гораздо меньше клиентов.
Пелагея выдавила больше мыла на губку и сильнее потёрла миску в своей руке.
– Позволь мне помочь тебе, – сказал Артём, потянувшись за губкой, которую она держала. Его пальцы задели её кожу и вызвали шквал мурашек, пробежавших вдоль её руки до шеи. Девушка невольно подумала о том, что вот столько лет прошло, а даже случайное прикосновение этого парня едва не вызвало в ней пожар. Усилием воли она проигнорировала свою горящую кожу и сосредоточилась на воде, на миске, – на чём угодно, лишь бы не смотреть на него.
– Дай мне губку, – сказал он низким и требовательным голосом.
Единственная причина, по которой Артём так настойчиво набивался в посудомойки, заключалась в том, что ему было морально некомфортно. Ей не нужна была его помощь, и ей, чёрт возьми, не нужна была его жалость. Она открыла эту пекарню с нуля, практически не имея никакой поддержки. Она могла справиться с несколькими блюдами в одиночку. Да и вообще: Артём прекрасно знал, что Пелагея хоть и выглядит хрупкой, на самом деле сильная эмоционально и физически. Другая бы ревела на её месте, а эта… сжала челюсти и вперёд.
– Я сама всё сделаю, не беспокойся. Тебе следует идти. Я уверена, что тебе нужно поймать парочку лихачей на мотоциклах и охранять город. Мне не нужно, чтобы ты убирал мой беспорядок, – сказала Пелагея.
Участковый не отступил. Его рука сжала губку, пока девушка не отпустила её. Она подняла на него глаза, и лейтенант поймал их прекрасный, пусть и рассерженный взгляд. Тело Пелагеи выдало её, улыбка заиграла в уголке рта, когда она потерялась в его ответном взоре.
– Я не прошу, – его тон был властным и настойчивым, и девушка знала его. Или, по крайней мере, когда-то знала. Несмотря ни на что, он был добрым. Его, несмотря на жизнь в провинции, воспитали как настоящего мужчину, уважительно относящегося к женщинам, – качество, столь редкое у парней, с которыми она встречалась после него. Пелагея почти забыла, каково это, когда мужчина предлагает свою помощь, не ожидая ничего взамен. Без пошлых намёков и скабрёзных шуточек. Когда он делает это потому, что в семье ему передали это правило, и он воспринял его.
Невозможно отрицать, что Артём Вишняков был хорошим человеком, но он также оставался для Пелагеи живым напоминанием об ошибке, которую она совершила – ушла от него так много лет назад. Они были подростками, но она любила его всеми фибрами своей души. Каждый парень, с которым девушка встречалась с тех пор, даже близко не мог приблизиться… да что там близко! На пару километров не мог приблизиться к уровню воспитания Артёма и качеству тех отношений, что у них были.
Ни один парень не превращал её тело в жидкое тепло, как это сделал Артём, всего одним взглядом. Или не зажигал взрыв фейерверка в её руках и прямо в сердце от простого прикосновения. И ни один парень не мог заставить её почувствовать себя самой красивой девушкой в мире – даже после падения в ручей – как он.
Их лето вместе осталось так давно в прошлом, но воспоминания были так ярко выжжены в её сознании, что она как будто все ещё могла чувствовать аромат цветущей липы, растущей во дворе дома его родителей; чувствовать его нежные руки и губы, когда они целовались за трактором, пытаясь спрятаться от его братьев и сестёр.
Воспоминания – вот и всё, что теперь осталось. Пелагея, мотнув головой, чтобы вернуться в настоящее, схватила тряпку и начала протирать прилавок. Она была готова помыть и протереть что угодно, лишь бы не смотреть на Артёма и не быть снова затянутой этим пристальным взглядом. Но ничего не помогало до тех пор, пока…
– Три сильнее, и ты сможешь просто сделать в нём дыру, – сказал лейтенант несколько мгновений спустя, вырывая Пелагею из мыслей и возвращая к реальности. Она посмотрела на прилавок из нержавеющей стали, который сиял так же ярко, как полированное серебро. – Ты уверена, что с тобой всё в порядке? – его голос, словно шёлк, окутал её тёплой лаской.
Девушка выдавила из себя улыбку, хотя в данный момент чувствовала себя не очень бодро, и солгала:
– Я в полном порядке.
– «Я в полном порядке» в смысле «У меня всё хорошо»? Или «Я в полном порядке» в значении «Отстань от меня и не задавай глупых вопросов»? – поинтересовался Артём с лёгкой улыбкой.
Пелагея приподняла бровь и бросила на него взгляд.
Они так давно не были вместе, но любовь, которую Артём когда-то испытывал к Пелагее, всё ещё горела внутри, словно только что зажжённый огонь. И как бы он ни старался его потушить, чувство даже не собиралось утихать. Они уже не были подростками, и прошло так много времени, так много всего случилось в их жизни, но каждый раз, когда он смотрел на неё, ему было как будто снова было восемнадцать. Артём смотрел на Пелагею, как безнадёжно и навсегда влюблённый в неё мужчина.
Большую часть времени он презирал девушку за это. Она разрушила его шансы когда-либо завести семью, потому что каждый раз, когда он начинал что-то с другой, думая, что это его шанс, он вспоминал Пелагею. Как бы он ни старался, он не мог создать естественную искру, которую Пелагея так легко зажигала внутри него. Когда она ушла, она забрала искру с собой. Как, чёрт возьми, он мог быть с кем-то другим, когда такая важная часть его сердца отсутствовала? Часть, которая делала всё настоящим, вызывала волнение и страсть. Сводила его с ума от желания. Из-за этого даже интимная близость стала для него стал средством достижения физиологической цели. Потребностью в освобождении и ничем больше. Он пытался забыть о Пелагее, отпустить то, что у существовало когда-то между ними, потому что это было явно что-то из волшебных сказок и только настраивало его на неудачу, но он не мог. Она заразила его сердце, заявив о своих правах и разрушив шансы на счастье с кем-либо другим.
Кто знал, что у девушки из Москвы столько власти?
– Она не говорит о Москве, – сказала Катя. – По крайней мере, больше не говорит. Я всегда предполагала, что там у неё что-то произошло. Иначе зачем она вернулась сюда после всего этого времени? Особенно сразу после того, как её бабушка и дедушка уехали на Кубань, поближе к морю.
– У неё был парень? – глухим голосом спросил Артём, несмотря на попытки скрыть свои чувства в своём тоне. Мысль о Пелагее с другим мужчиной заставила его челюсть дёрнуться, зубы заскрежетать, и каждая мышца от шеи до лопаток напряглась.
– Конечно. Не то чтобы она соблюдала целибат последние пятнадцать лет. Она встречалась. С некоторыми были серьёзные отношения.
«С некоторыми», – от этой мысли у Артёма сжались кулаки. Значит, в её жизни был не один мужчина, а несколько…
– Она когда-нибудь создавала у тебя впечатление, что они… – он не мог вымолвить ни слова. Если бы у него возникло хоть малейшее подозрение, что какой-то мужчина может причинить Пелагее боль, он бы поехал в Москву, нашёл там этого негодяя и заставил его (а может, даже всех виновников сразу) заплатить за каждую слезу, за каждую каплю боли, которую она когда-либо испытывала из-за них.
– Что они вели себя грубо или оскорбительно по отношению к Пелагее? – в голосе Кати звучало недоверие, на которое Артём втайне надеялся. – Боже, нет. По крайней мере, я так не думаю. Некоторые были балбесами, некоторые чуточку сообразительнее, чем другие, но просто глупыми. Но такого, чтобы кто-то её обижал… нет, она об этом мне, по крайней мере, ничего не рассказывало.
Облегчение охватило Артёма, ослабив напряжение, которое мучительно сжимало всё тело.
– Ты не думаешь, что если бы она заподозрила кого-то, она бы тебе рассказала? – поинтересовался он. Сам хотел бы так думать, но не был в этом уверен. Когда-то Пелагея рассказывала ему всё, но больше нет. До вчерашнего вечера он делал всё возможное, чтобы избегать её, и на тот случай, если не мог, их разговоры в основном состояли из любезностей и неловких замечаний о погоде. – Она имеет представление, кто это может быть?
– Послушай, прежде чем об этом говорить, мне нужно хотя бы с ней пообщаться.
– Да, ты права, сестрёнка, – насилу улыбнулся Артём. – Позвони ей, пожалуйста. Скажи, что услышала от соседей новость, и пусть она тебе выскажет предположение, кто это мог натворить.
Катя отложила инструменты, помыла руки, после взяла смартфон и позвонила Пелагее, отойдя в дальний край мастерской. Она вернулась минут через пять и сообщила:
– Она сказала, что, вероятно, это были какие-то подростки.
– Может быть, это был Ванька Верховцев. По всему городку уже который год расходятся слухи о том, как он кому ни лень доставляет неприятности, – заметил участковый. – Он был бы моим первым подозреваемым. Но я был с ним и группой других подростков на другом конце города как раз перед тем, как получил звонок о срабатывании сигнализации.
– Понятно.
– Да уж… – Артём провёл рукой по подбородку. – Я сейчас пойду туда и поговорю с ней снова. Сделай мне одолжение? Не рассказывай ей об этом разговоре.
– Ты хочешь, чтобы я солгала своей подруге ради тебя? – Катя подняла брови.
– Лгать и утаивать информацию, сестрёнка, не одно и то же.
– Забавно. Ты просишь меня сделать именно то, чего ты не хочешь, чтобы сделала Пелагея.
– В смысле?
– Ну, когда мы говорили по телефону, она попросила, что если ты станешь меня расспрашивать об этом деле, то не передавать содержание нашего разговора. Забавно. Я подумала, что вы ведёте себя в некоторых ситуациях одинаково.
– Не умничай, – нахмурился старший брат.
– Но я так хороша в этом, – хихикнула Катя.
Он приподнял бровь, и её лицо смягчилось.
– Я ничего не скажу. Просто береги нашу девочку.
Пелагея закрыла крышку последней белой картонной коробки и приклеила её, прежде чем завязать фирменные ленты, пару розовых и белых, а другую белую и синюю, вокруг коробки. Она должна была закончить более часа назад, но пока шла на работу, пришлось несколько раз останавливаться. Знакомые, видя её, подложили и справлялись, как у неё дела. Известно о взломе быстро разлетелось по всему городку, и многие жители были обеспокоены благополучием Пелагеи.
Как бы утомительно ни было отвечать на одни и те же вопросы, говоря, что всё с ней в порядке, было всё-таки очень приятно сознавать, что так много людей о ней заботятся и волнуются даже. Также Пелагея оценила, что буквально с момента открытия пекарни пришло человек двадцать, и они ушли с пустыми руками, сделав покупки. Может, им и не нужно было то, что они приобрели. Но просто хотели сделать девушке приятное.
Колокольчик над её дверью зазвонил, и Пелагея повернулась с улыбкой, готовой приветствовать другого заинтересованного покупателя. Её дыхание сбилось при виде Артёма с тёмной щетиной на лице. Его обычно хорошо расчёсанные и ровно уложенные волосы были неопрятными, как будто он только что поднялся с постели.
Пелагея чуть прикусила нижнюю губу, когда, глядя на посетителя, представила, как он проснулся этим утром. Мощное атлетичное тело поблёскивает в утренних лучах, играют мышцы под гладкой упругой кожей. Как выпирает бугор под трусами-боксёрами… Ой… Девушка ощутила вдруг, как в её груди образовался тёплый очаг и стал распространяться во все стороны. Он сначала подкрался к шее, готовый залить алой краской всё лицо. И прежде чем это случилось, девушка быстро вытолкнула пошлые мысли из головы.
– Доброе утро, – сказал участковый, приближаясь к стойке.
– Доброе утро, – ответила Пелагея своим обычным бодрым тоном, который можно было считать фирменным: он предназначался для клиентов.
– Как ты это делаешь? – вдруг спросил офицер.
Между бровями девушки пролегла бороздка задумчивости.
– Что делаю?
– Делаешь вид, словно спала всю ночь.
Она улыбнулась.
– Наверное, привыкла. У меня был плотный график в Москве. Через некоторое время сон становится роскошью, а не необходимостью. Плюс много кофе.
При более близком рассмотрении Пелагея увидела усталость в глазах Артёма. Его веки были тяжелее обычного, обычно яркие зелёные глаза потускнели. Внезапно она почувствовала себя ужасно из-за того, что не давала ему спать всю ночь вместо того, чтобы дать заниматься прямыми обязанностями.
Не то чтобы его работа казалась ей бессмысленной, как будто он просто должен был выполнять механические движения, не вкладывая в них ничего, выходящего за рамки инструкций и приказов. Нет, Пелагея прекрасно знала, что работа участкового – это не сидеть на работе с девяти до шести плюс перерыв на обед. Ему нужно быть начеку двадцать четыре часа в сутки. Не потому что в Травнинске действительно была какая-то напряжённая криминальная атмосфера. Но Артём Вишняков всё равно обеспечивал безопасность жителей этого маленького городка, следя за тем, чтобы они не превышали скорость, помогая старушкам переходить улицу и не давая Евгению Петровичу уехать слишком далеко на своём тракторе, когда он слишком много глотнул самогона.
Артём защищал людей, давал им чувство безопасности, и она не хотела этим жертвовать.
– Мне так жаль. Мне следовало настоять, чтобы ты пошёл домой, – сказала Пелагея.
– Как будто я бы послушался, – усмехнулся лейтенант.
– Это правда. Я склонна забывать, какой ты упрямый, – кивнула девушка.
– Семейная черта.
– Ты голоден? Хочешь кофе? Всё, что захочешь, за счёт заведения, – улыбнулась Пелагея.
Его взгляд скользнул к витрине, и он указал на черничную булочку.
– Выглядит довольно аппетитно.
Пелагея взяла светло-розовый бумажный пакет со своим логотипом – кекс с надписью «Сладкая мечта» курсивом сверху – и положила внутрь булочку.
– Позволь мне принести тебе чашечку кофе. Ты выглядишь так, будто тебе это нужно.
– Это твой способ сказать, что я выгляжу паршиво? – улыбнулся Артём.
Пелагея замерла, ставя пакет на стойку рядом с кассой.
– Нет, конечно, нет, – ответила она и подумала, что никогда бы не смогла такое ему сказать.
– Не все могут выглядеть так красиво, как ты, не выспавшись, знаешь ли, – неожиданно произнёс участковый.
Её сердце остановилось, прежде чем подпрыгнуть от бешеной скорости. Жар пополз по шее и щекам, прежде чем успела его сдержать. Она не колебалась в своём ответе, надеясь, что он не заметит, как взволновали его слова.
– Мы все знаем, что это неправда, красавчик.
– Красавчик? – у Артёма по спине побежали мурашки. Последний раз Пелагея так шутливо называла его, когда они ещё жили здесь и были подростками.
Девушка пожала плечами.
– Участковый или нет, ты был и всегда будешь тем одним из братьев Вишняковых, – попыталась Пелагея сгладить неловкий момент. Она давно поняла, что братья Вишняковы были самыми горячими холостяками в городе, каждый по-своему очарователен и, несомненно, чертовски сексуален. У всех был свой неповторимый облик, но их объединял тлеющий взгляд, от которого у девушек подгибались коленки.
Артём ощущал боль в спине и ступнях, и, если разобраться, то ещё и в руках и ягодицах. Он привык держать себя в форме, занимаясь по четыре раза в неделю, а выходные посвящая походам. Утром он часто отправлялся грести на озере за своим домиком из бруса, наслаждаясь тишиной и видом, и это придавало ему душевных сил, укрепляло тело. Но четыре часа, проведённые в согнутом состоянии над стойкой, пока он вместе с Пелагеей колдовал над партией кексов, стали для его организма настоящим испытанием. Боль накатывала с каждым шагом, и он только усмехнулся: ситуация была явно нелепая. Он списал всё на недостаток сна, решив, что именно усталость, а не кексы стали тому причиной.
Сегодня он пропустил свою привычную утреннюю греблю и направился на улицу Ленина ещё до начала смены. У него было несколько дел: зайти к сестре в её студию и, раз уж оказался неподалёку, проведать Пелагею в её «Сладкой мечте». Всё-таки он был участковым, а это, как-никак, его работа – поддерживать порядок и заботиться о людях.
Причём и первое, и второе Артём всегда воспринимал очень серьёзно. Даже несмотря на то, что работать с каждым годом становилось всё труднее. Кто-то наверху, изображая бурную деятельность, придумывал для участковых всё новые и новые бумажки, которые требовалось заполнять. Времени на реальную работу становилось всё меньше, а волокиты, даже несмотря на наличие компьютера, – всё больше. Причём порой всё доходило до такого абсурда, что впору было волком выть. Но Артём терпел: эта работа была для него смыслом жизни.
Лейтенант припарковал свой патрульный автомобиль у одного из немногих свободных мест рядом со зданием, где располагалась студия его сестры, красиво названная «Умиротворение». Здесь она занималась созданием настоящих произведений искусства, занимаясь стеклодувным ремеслом. Кате удалось запустить своё дело три года назад, и Артём, как старший брат, не мог не испытывать к ней гордости. Ей хотелось воплотить свою мечту до тридцати, и она не просто шла к цели – она схватила её за горло, сделала реальностью и держала уверенно.
Сейчас ей тридцать три, и она была второй по старшинству в семье Вишняковых. С детства они с Артёмом делили общих друзей и были невероятно близки. С Катей у него были особые отношения – не такие, как с другими братьями и сёстрами. Она всегда была тем человеком, к которому он мог обратиться за советом, и он уважал её мнение, ценил не только как бизнесвумен, но и как самостоятельную мыслящую личность.
Артём выгнул спину, пытаясь избавиться от затёкших мышц, и направился ко входу. Большие витринные окна студии были украшены разноцветными стеклянными шарами, подвешенными на прозрачной леске, и к середине утра, когда солнце вставало в нужном положении, его лучи озаряли их, разливая радугу по всему пространству.
На двери висела табличка «ЗАКРЫТО», но Артём её проигнорировал. Такие знаки были не для семьи, а даже если бы и были, это его бы не остановило. Он вспомнил, как в детстве сёстры вешали на двери своих комнат таблички «Мальчикам вход запрещён!!!» – как будто это могло остановить его. Сёстры быстро поняли, что одними злыми надписями с чересчур большим количеством восклицательных знаков Артёма не удержать.
Как старший брат, он всегда присматривал за младшими, даже если для этого приходилось вмешиваться там, где это не всегда было нужно. У него словно врождённый инстинкт – защищать и заботиться о них, и он бы делал это, даже если бы они противились. Порой так и было, но Артём их вопли и требования чаще всего игнорировал. Старшим лучше известно, что нужно младшим.
Оглянувшись, он заметил, как передняя часть студии была превращена в маленький магазин. Полки вдоль стен украшали разнообразные вазы, бокалы и фигурки в форме животных. Ручные подставки из восстановленной древесины, которые сделал Антон Малахов, владелец мастерской «Деревяшка», были расставлены с очевидной аккуратностью, выставляя на показ более крупные и впечатляющие работы Кати.
– Здесь кто-нибудь есть? – крикнул Артём, закрывая за собой дверь студии. Внешняя торговая зона была небольшой, но многие не знали, что за ней скрывалась просторная мастерская, где Катя создавала свои работы и проводила занятия для местных жителей и туристов.
Он прошёл в глубину помещения и увидел сестру. Она сосредоточенно катала раскалённый стеклянный стержень по металлической поверхности, наблюдая за тем, как меняется его форма. Вспомнив прошлый инцидент, Артём замедлил шаги. Однажды он уже подошёл слишком внезапно, чем напугал Катю – тогда стержень выскользнул у неё из рук, а ваза, над которой она трудилась несколько часов, разлетелась вдребезги. Артём долго чувствовал себя виноватым, извинялся и каждое утро на протяжении недели приносил ей кофе, пока она не смягчилась.
– Привет, сестрёнка, – осторожно поприветствовал он, стараясь не отвлекать её от работы. Катя подняла голову, и несколько прядей рыжеватых волос выбились из небрежного хвоста, придавая ей слегка уставший, но по-домашнему тёплый вид.
– Артём! – она улыбнулась, удивлённо приподняв брови. – Что ты здесь делаешь? Я тебя не ожидала.
Лейтенант облокотился на массивный стол, убедившись, что поблизости нет ничего хрупкого, и с интересом оглядел студию, замечая аккуратно расставленные по полкам готовые изделия.
– Разве брат не может зайти просто так? – спросил он, слегка улыбнувшись.
– Конечно, может. Но ты никогда не приходишь просто так, – усмехнулась Катя, слишком хорошо зная его привычки, чтобы не заметить намёка. Бессмысленно было юлить – она всё равно прочитает его, как открытую книгу. Артёму нужны были ответы, и он понимал, что если кто-то в Травнинске мог знать, что происходит, то это была Катя.
Воскресный ужин в просторном доме семьи Вешняковых, стоящем на собственном большом участке в несколько гектаров, – для простоты его называли фермой, хоть речь и не шла о коровах, – был традицией с тех пор, как Артём себя помнил. Даже будучи подростком, он должен был строить свои планы таким образом, чтобы не пропускать это мероприятие. Ну, а если к нему в это время приходили друзья, то следовало обязательно пригласить их тоже. Его родители были довольно снисходительны, когда дело касалось большинства вещей, но мать никогда не уступала, когда речь шла о воскресном ужине.
Там был всё семейство, за исключением Дианы и Кирилла.
Приключение Кирилла с рюкзаком по Европе было загадкой для Артёма. Он любил своего младшего брата, но не понимал его. Кирилл был кочевником, никогда не оставался на одном месте слишком долго, всегда искал следующее большое путешествие. Артём только надеялся, что всё, что искал младший брат, он найдёт и скучал по нему. Скучал по тем временам, когда он был рядом, и они могли вместе сходить на рыбалку, в лесные походы и вместе помогать родителям управляться с их хозяйством.
Все братья и сестры вкалывали, чтобы помогать маме и папе управлять фермой, для которой мама даже название придумала – «Солнечный луг». Она стала широко известной на всё Подмосковье благодаря Большой сельскохозяйственной ярмарке. Её проводили с тех пор, как Артёму исполнилось семь лет. Длилась она с первой недели октября до первой недели ноября, проводилась по выходным, а местом становилась центральная площадь Травнинска, неподалёку от традиционного для российских городов памятника Ленину.
Артём и Кирилл планировали картофельный лабиринт, часами придумывая дизайн, прежде чем принести его отцу, который был вдохновителем воплощения их идеи в реальность. В этом году старший брат должен был сделать это самостоятельно, если только Кирилл не решит вернуться домой. Артём не собирался затаивать дыхание, – могло запросто воздуха не хватить. Ведь неизвестно, сколько ещё младший станет мотаться по своей Европе.
Лена подъехала к подъездной дорожке и припарковалась рядом с ним, и Артём вышел из машины, чтобы поприветствовать свою вторую младшую сестру. Она выскользнула из своего побитого красного пикапа, и её последняя приёмная собака, Бумер – помесь питбуля и хаски, которую Лена называла питски, – выскочила из машины. У неё была белая мордашка с полоской коричневого меха, которая начиналась прямо у края головы и доходила до ушей, из-за чего казалось, Бумер псина носит повязку на голове. Её кристально-голубые глаза могли запросто заставить вас выронить несколько объедков со стола.
Бумер побежала прямо к Артёму, который наклонился, чтобы погладить собаку.
– Тёмка, привет, – сказала Лена. Такое сокращение его имени, услышанное от кого-то другого, смутило бы его, но Лена называла брата так с тех пор, как научилась говорить, и только поэтому ей разрешалась подобная фривольность.
– Привет, Леночка, – сказал он, вставая и обнимая её.
В то время как все остальные братья и сестры занимались своими делами, Лена посвящала своё время помощи родителям на ферме. Она делала всё: от управления магазином, где продавались свежие овощи, цветы, яйца, молоко и домашние пироги, до работы в поле и уборки курятников. Со лба Лены выпала светлая прядь, и она быстро заправила её обратно.
– Я слышала, что в пекарню Пелагеи вломились. С ней всё в порядке?
Слухи быстро распространяются в их маленьком городке.
– С ней всё в порядке. Кто бы это ни был, просто оставил небольшой беспорядок, ничего особенного, – ответил Артём.
– Слава Богу. Ты не знаешь, кто это мог быть? – поинтересовалась сестра, любопытная, как и все женщины.
Артём покачал головой.
– Нет, но я этим занимаюсь.
– Хорошо. Эта пекарня с магазинчиком и кафешкой – вся жизнь Пелагеи. Мне бы не хотелось, чтобы виновник ушёл от ответственности.
– То есть нас двое, – улыбнулся старший брат. – Теперь пошли. Давай поторопимся, пока мама не отправила за нами поисковую группу.
Лена посмотрела на часы.
– Пять минут только прошло. Удивлена, что она ещё этого не сделала. Бумер, ко мне!
Собака, которая обнюхивала дальнюю правую сторону дома, прибежала.
– По-прежнему пытаешься её пристроить?
– Есть одна пара в Берёзово, которая проявила интерес. У них уже есть собака, так что они хотят убедиться, что те поладят. Мы пытаемся договориться о встрече. Надеюсь, всё будет хорошо, и у Бумера появится новый дом.
yandex.ru/images
– Тебе не будет грустно, что её не будет рядом? – Артём не знал, как это делает его сестра. Принимать собаку за собакой, кормить и поить их, иногда месяцами, прежде чем попрощаться.
– Это всегда немного грустно. Но потом я думаю о жизни, которую они могут прожить, которую они могли бы не иметь, и тогда больше не грущу. Просто счастлива, – ответила Лена.
Бумер забежала вперёд, взбежала по лестнице и возбуждённо завиляла хвостом, пока ждала их.
– Как думаешь, какие у Михаила большие новости? – спросила Лена.
– Откуда ты знаешь, что у него есть новости?
Лена выдернула клок собачьей шерсти из своей рубашки.
Сергей Фёдорович и Ираида Вадимовна, родители Карины Сергеевны, всегда приходили вовремя. Ни на минуту раньше или позже. Как будто они рассчитывали время своего прибытия и ждали, пока стрелка часов не остановится на нужном положении, прежде чем постучаться в дверь родительского дома.
– Дед всё утро возился со своим старым трактором, – сказала Карина Сергеевна со вздохом, когда они ждали её родителей.
Лена закатила глаза.
– Вот делать ему нечего. Нашёл себе игрушку на старости лет.
– Ну что ты с ним будешь делать? Такой вот, – согласилась мама. – Но ты же его знаешь. Упрямый, как осёл.
«Упрямый, как осёл, – это ещё мягко сказано», подумал Артём. Он прекрасно знал деда, Сергея Фёдоровича, поскольку прожил рядом с ним больше остальных братьев и сестёр. Как только старик что-то вбил себе в голову, его было уже не остановить. По какой-то причине его новой страстью стал совсем недавно древний, давно списанный советский трактор, который он купил у Мартына Комарова, владельца собственной автомастерской. Теперь дед упорно возился со старой железякой, полный решимости заставить его работать последние две недели.
– Неудачная семейная черта, – сказала Лена, отправляя в рот пирог с заварным кремом.
Артём положил руку на плечо матери.
– Я загляну к нему на этой неделе и посмотрю, как там у деда идут дела.
Она похлопала его по руке.
– Спасибо, сынок. Я в своё время думала, что трое мальчишек младше десяти лет меня прикончат. Но знаешь, это была лёгкая прогулка в парке по сравнению с восьмидесятидвухлетним отцом, который думает, что ему сорок.
– Это потому, что мы были ангелами, – сказал Миша, что вызвало громкий взрыв смеха.
Катя встала со стула и подошла к столу.
– Скорее чертенята, – сказала она, наклоняясь и поднимая хрустальный графин с широким горлышком, из которого Миша разливал своё пиво. Она полюбовалась дном, затем провела пальцами по петле ручки. Так она делала с каждым куском стекла, который попадался ей на глаза. Её мысли всегда были сосредоточены на работе и ремесле. Она всегда восхищалась мастерством других или указывала на недостатки. Из-за этого Артём точно знал, что она скажет дальше; ещё до того, как сестра это произнесла:
– Я бы точно смогла такой сделать. Это будет скорее индивидуальная вещь и менее банальный вид. Как думаешь, что-то подобное будет продаваться в моем магазине?
– Определённо будет, – сказал Миша и пошёл дальше, когда пришли их бабушка и дедушка. Он показал Кате большой палец. – Запомни эту мысль.
С вошедшими все обменялись тёплыми объятиями, хотя виделись не реже раза в неделю. Артём поцеловал бабушку в щёку, и она отстранилась, чтобы провести ладонью по лицу. Её белые волосы были коротко подстрижены, а голубые глаза всегда блестели.
Артём возвышался над ней почти на полметра, но это не означало, что он не боялся старухи. Ираида Вадимовна была такой же милой, как её любимый вишнёвый пирог, но по-прежнему, несмотря на 80 лет, оставалась такой же крепкой, как её домашнее вяленое мясо. Она по-прежнему помогала родителям Артёма на ферме, двигая мешки с кормом и убирая в курятнике. Бабушка нисколько не позволяла возрасту замедлить её, но, в отличие от дедушки, знала свои пределы и могла вовремя остановиться, если доходила до предела своих физических возможностей.
– Ты становишься всё лучше и лучше с каждым разом, – сказала она, глядя на Артёма.
– Спасибо, бабушка.
– А теперь скажи мне, почему такой красавец, как ты, до сих пор не остепенился? – Ираида Вадимовна посмотрела на внука с прищуром зорких, – она до сих пор читала без очков, – глаз.
Последние десять лет это было темой разговоров, когда Артём оказывался в пределах слышимости своей бабушки. Он любил её горячо, но одержимость Ираиды Вадимовны его семейным положением сводила парня с ума. Ей давно уже не терпелось понянчить правнуков.
– Не нашёл нужную девушку, – ответил Артём, как всегда, быстро сделав ещё один глоток из своего стакана и надеясь, что бабушка хоть раз отпустит его без расспросов и допытываний.
– Тогда тебе нужно перестать быть таким ужасно придирчивым, – сказала Ираида Вадимовна.
– Полагаю, не сегодня это случится, – подумал про себя участковый.
– Есть много прекрасных девушек, которым понравится такой парень, как ты. Моя подруга Нина, ты помнишь её, да? Ту, с немного косящим глазом? В любом случае, её племянница недавно вышла замуж, и…
– Та, которую недавно арестовали за непристойное поведение? – вмешался дедушка.
Ираида Вадимовна отмахнулась от мужа.
– У неё возникали некоторые проблемы, но у кого их не было?
– Мама, – сказала Карина Сергеевна, придя на помощь сыну, – Артём вполне способен найти себе пару самостоятельно. Ему не нужно, чтобы ты вмешивалась в его личные дела.
– Очевидно, нужно, – упрямо заявила бабушка. – Скажи мне, Артём, когда ты в последний раз спал с женщиной?
Участковый поперхнулся пивом, и оно попало ему прямо в нос. Дедушка хлопнул его по спине, и поскольку для восьмидесятидвухлетнего мужчины он ещё был очень энергичным, Артём едва устоял на ногах. Удержавшись, кашлянул, затем прочистил горло, пока бабушка смотрела на него, ожидая.
Бабушка с улицы Ровной, живущая вместе с дочерью и двумя внучками, просто обожала кексы с маковой посыпкой, которые сейчас пекла Пелагея, и заказала аж четыре дюжины. Когда Пелагея скромно поинтересовалась, куда ей столько, та ответила, что собирается организовать чаепитие для своей родни. В память о матери, которая умерла ровно двадцать лет назад.
Это был бы очередной поздний вечер для Пелагеи. Может быть, её бабушка была права. Может быть, пришло время нанять другого пекаря. Но всё дело в том, что девушка с трудом доверяла людям и прошла очень долгий процесс найма сотрудника в последний раз, когда ей нужна была помощь. Это окупилось для неё, когда она наняла своего кассира, Лизу, двадцатитрехлетнюю девушку со старомодной душой, которая соответствовала её имени. Она оказалась настоящей находкой: добрая, исполнительная, спокойная, приветливая.
Но каковы были шансы, что такая удача ей выпадет снова? Каждый кекс, каждый кекс, булочка, рулет и печенье, проданные в «Сладкой мечте», были лично приготовлены Пелагеей. Как она могла верить, что кто-то, кто не имеет отношения к её пекарне, вложит столько любви и преданности в каждую партию свежеиспечённых продуктов, как это делает она?
Когда Пелагея уезжала из Москвы, то думала, что теперь-то наконец, в провинциальной глуши, она сможет расслабиться. Вместо этого обнаружила, что следует за мечтой из своего детства и вкладывает в неё всё своё время и энергию, работая ещё усерднее, чем когда-либо прежде. Но она была счастлива, хотя и немного одинока, и для неё это стоило долгих ночей, проведённых возле духовки, и недостатка сна.
Она напевала, соскребая тесто со стенок миски, а затем перекладывала его в белые и черные формочки для кексов. Поставив их в духовку, девушка принялась за глазурь из сливочного сыра. Каждое движение было таким же естественным, как и предыдущее. Спустя некоторое время она взглянула на часы, потрясённая тем, что было уже четверть десятого. Казалось, Лиза только что перезвонила ей и сказала, что уходит.
Пелагея подумала, что ей определённо нужно было нанять второго пекаря, поскольку при таком темпе работы она ещё год-другой выдержать не сможет, и тогда придётся или закрываться, или искать себе замену. Ни первое, ни второе ей категорически не нравилось.
Зазвонил мобильный телефон Пелагеи, и её губы скривились, живот сжался от имени, высветившегося на экране. Если она не ответит сейчас, мать будет звонить, пока она не ответит. А потом она будет ругаться за то, что дочь не отвечает. Как она там обычно ругается? «Какой смысл иметь мобильный телефон, если ты его никогда не носишь с собой?» Или другая любимая фраза: «Я могла бы быть при смерти в больнице, а ты даже не потрудилась ответить».
Это был мирный день, и Пелагея пребывала в хорошем настроении. Если бы она взяла трубку, всё изменилось бы в одно мгновение, поэтому она приняла трудное решение проигнорировать звонок и разобраться с гневом своей матери позже. Как и предполагалось, телефон зазвонил почти так же быстро, как и остановился. С улыбкой на лице Пелагея переадресовала родительницу на голосовую почту, а затем выключила звонок. Это было приятно. Почти освобождение.
Пелагея переехала на шесть часов, но пока у неё был телефон, никакое расстояние не было бы достаточно большим, чтобы избежать снисходительных и разочаровывающих слов матери. Единственным спасением было то, что Анна Максимовна не могла появиться на пороге её дома, как она делала так много раз до этого. Артём не знал, что у в московском доме, где жила Пелагея, внизу был консьерж. Но Анна Максимовна никогда не играла по тем же правилам, что и весь остальной мир. Она была силой, с которой дочери приходилось считаться, или, в зависимости от того, как на это посмотреть, привилегированной истеричкой, которая не понимала слова «нет».
Пелагея достала кексы из духовки и дала им остыть, прежде чем покрыть их глазурью с помощью большого кондитерского пакета с розовым наконечником, чтобы создать многослойный вид оборки. Затем украсила каждое изделие несколькими жемчужными конфетами.
Теперь они выглядели потрясающе, и Пелагея знала, что на вкус будут такими же хорошими, как и на вид. Она отошла и сделала фотографию, чтобы разместить её на своём веб-сайте и страницах в социальных сетях, которые стали хитом с несколькими тысячами подписчиков.
Когда девушка изначально решила открыть «Сладкую мечту», то надеялась, что родители помогут ей финансово, поскольку твёрдо намеревалась вернуть им деньги с процентами. Но Пелагее следовало бы получше знать тех, кто произвёл её на свет. Мать отказалась, хотя отец был готов без вопросов перечислить деньги. Однако Анна Максимовна не позволила ему это сделать, выкатив единственное условие: дочь должна вернуться в Москву и открыть пекарню в столице, только в этом случае она может рассчитывать на поддержку. Для Пелагеи это было совершенно исключено.
Она в тот момент почувствовала себя преданной и незаслуженно обиженной, и это было горько и ужасно. Но внутри девушки почти сразу же возникло решение осуществить свою мечту без помощи родителей. Не желает её мамаша помогать? Так сделаю всё сама! Сначала это было нелегко, но теперь у Пелагеи была пекарня с магазинчиком и кафешкой, которыми она гордилась, а также репутация, которая в маленьких городах стоит больше золота, и клиентская база, которую она обожала.
Девушка добилась успеха самостоятельно, но каждый раз, когда говорила с матерью, чувствовала себя так, будто она всё ещё маленький глупенький ребёнок, который ничего не может сделать правильно. Потребовалось много времени, но Пелагея наконец смирилась с тем, что никогда не заставит свою мать гордиться ею, и её теперь это устраивало. Мнение матери не определяло счастье Пелагеи.