Пролог
Неделю назад мне пришло подтверждение из замка, расположенного на самом краю королевства, у замка было романтичное название Лебединый край. В подтверждении было указано, что я подхожу и мне готовы предложить должность экономки, в конверте также лежал контракт и чек, покрывающий расходы на дорогу.
Сумма была стандартная, рассчитана на то, что поеду я на добротном, но рассчитанном на простых людей транспорте, никаких индивидуальных карет или повозок не предполагалось. Зато хватало на еду и ночлег. Ехать в этом замок таким транспортном примерно две недели.
И вот уже неделю я еду, трясясь в этом дилижансе, среди, не всегда пахнущих розами, горожан, перемещающихся между городами и посёлками королевства, так похожего на Францию восемнадцатого века. Но на самом деле это совсем другой мир.
А этот замок моя последняя надежда, именно там живёт человек, который год назад забрал мою дочку. Вернее, дочку молодой женщины, в тело которой я попала.
Теперь меня зовут Мари Фантен, а ещё не так давно я была Васильевой Марией Валерьевной, которая прожила сорок лет в своём мире и умерла во время пандемии.
Я вспомнила как год назад, пришла в себя в больнице для нищих в этом странном мире с магией, после того как умерла в своём. Совершенно без памяти, денег и перспектив. Спасибо, что одна из монашек рассказала, что у меня есть дочь, но никто не мог сказать, где и под чьим присмотром я её оставила.
И вот наконец я смогла её разыскать, говорят владелец замка страшный человек, когда-то он убил свою жену и дочь, меня все отговаривали ехать, но разве может кто-то остановить Марию Валерьевну?
Книга является участником литмоба по Бытовому фэнтези
« МАМА - ПОПАДАНКА»
.
Все книги литмоба можно найти по тэгу или ссылке ниже:
литмоб мама_попаданка
https://litnet.com/shrt/hKyQ
Год назад.
Первое, что я увидела был высокий серый потолок, на котором не было никаких ламп, проводов, противопожарной сигнализации, ничего. Я совершенно точно была не дома. Последнее что я помню, это как я начала задыхаться. Такое странное ощущение, ты пытаешься вдохнуть, но внутри тебя как будто перекрыли возможность впустить в себя воздух. Потом как сквозь туман, пробиваются даже не фразы, слова: ИВЛ, кома.
И вот я попробовала вдохнуть, воздух наполнил лёгкие, но сразу же захотелось прокашляться. Попыталась приподняться, но жуткая слабость не позволила, поэтому лишь удалось перевернуться на правый бок.
Так странно пол тоже не был похож на больничный чистый линолеум, по крайней мере, когда я в последний раз лежала в больнице, это, конечно, было давно, там был светло-зелёный линолеум, который несколько раз в день протирали водой, остро пахнущей хлоркой.
Здесь же были доски, причём следы песка, какой-то пыли и соломы, явно принесённой с улицы, давно никем и ничем не убирались.
Пока пыталась выкашлять комок, который мешался в горле, ко мне подошла женщина в какой-то чёрной рясе и ласково что-то начала говорить, придерживая мою голову.
Она начала говорить, как мне показалось, по-французски, прошло несколько секунд, прежде чем я осознала, что понимаю, о чём она говорит:
— Мари, я рада что ты выжила, погоди, я принесу тебе воды
Она поправила подушку, помогла мне улечься повыше и вскоре принесла мне воды в глиняной кружке.
После нескольких глотков воды стало легче. И я попыталась задать вопрос, ещё не понимая, я его на русском задам или тоже на французском. Я закончила французскую школу и неплохо знала язык, но, конечно, не как носитель.
— Где я? — спросила, и только потом поняла, что говорю всё-таки по-французски, голос был точно не мой, очень мягкий, мелодичный, словно журчащий ручеёк. У меня же был низкий голос, немного хрипловатый, за счёт повреждения связок, полученных в детстве после сильной ангины.
Монашка с жалостью посмотрела на меня, погладила по голове словно маленького ребёнка.
— Ты в лечебнице Святого Франциска. Здесь всем оказывают помощь.
И тут я обратила внимание, что помимо меня в комнате стоит ещё с десяток кроватей, на которых кто-то лежит.
— А -а почему я здесь?
И снова монашка с жалостью на меня посмотрела:
— Всё-таки ритуал почти убил тебя, девочка. Ты хоть что-то помнишь?
Я замотала головой, всё ещё не веря в происходящее. Какой, нафиг ритуал, какая девочка.
Оказалось, что зовут меня Мари Фантен, и мне двадцать три года, и здесь я оказалась, потому что не могу оплачивать лечение. А поплохело мне из-за того, что я решила продать свою … магию, но что-то пошло не так и, судя по всему, Мари умерла. Я, наверное, тоже умерла, там в двадцать первом веке под аппаратом ИВЛ, и оказалась здесь в магическом мире в королевстве похожем на Францию восемнадцатого века..
И ещё у меня есть дочь, а так как на работу здесь не принимали девушек с детьми, то она жила в какой-то семье, которой я посылала деньги на её содержание. Но меня выгнали с работы и всё что мне оставалось, это либо пойти на панель и начать продавать себя, либо продать магию. Видимо, Мари ещё не настолько отчаялась, чтобы продать себя и решила, что сможет пережить ритуал забора магии, хотя он и считался очень опасным.
Но постоянные лишения, голодания и стрессы, ослабили организм девушки и Мари умерла.
На этом монашка отвлеклась, кто-то на соседней койке пришёл в себя и начал стонать. Она пообещала ещё раз подойти ко мне и принести что-нибудь поесть.
Я же лежала, глядя в серый потолок и вспоминала.
***
Я – Васильева Мария Валерьевна, сорока лет отроду, бездетная, последнее время вечно сидящая на диетах с полной бесполезностью для своих девяносто трёх килограммов, при росте метр шестьдесят пять. Когда всех посадили на карантин из-за ковида, переехала к маме, и вот сама заболела. Вызванный врач, измерив уровень кислорода в крови, сделал тест, покачал головой, выписал какие-то лекарства и «доброжелательно» так сказал:
— Вес у вас большой, девушка, если почувствуете себя плохо, сразу вызывайте скорую, не ждите
Я ещё тогда пошутила, что мол «за девушку» отдельное спасибо.
Хотя, конечно, после того как ушла от мужа семь лет назад и сделала аборт, когда узнала, что он живёт на две семьи, и там у него уже двое детей, всего за три года набрала двадцать килограммов, и вот теперь больше похожа на бегемотика, чем на девушку.
У нас долго не получалось с мужем зачать, и вот наконец мне удалось забеременеть, и надо же такому случиться, что мне захотелось сразу об этом сообщить своему мужу. Поехала к нему на работу, у него свой офис небольшого архитектурного бюро в центре города. Офис располагался в жилом доме на первом этаже. Вхожу в офис и сталкиваюсь с моложавой блондинкой, выходящей из офиса и ведущей за руку двоих детей, мальчиков.
Отступаю, чтобы дать возможность выйти, и тут вижу, как её нагоняет мой муж, подхватывает одного из мальчишек на руки, чуть подбрасывает, целует, в это время второй протягивает к нему ручки и кричит:
— Папа и меня, и меня
Он подбрасывает и второго, целует женщину и говорит:
— Сегодня ночевать не приду, меня не ждите, буду завтра.
Я сразу позвонила его другу, который вроде бы считался другом нашей семьи и задала тому вопрос в лоб.
Он не стал мяться и скрывать, сказал, что да, все знали. Положила трубку и поехала к нотариусу.
Уже через два часа все документы были переделаны.
Дело в том, что мне от отца досталась фабрика по производству декоративных изделий из керамики. Собственно, так мы и познакомились с мои мужем. Он как архитектор присутствовал на одном из обучений, которые проводила наша компания, я тогда уже активно помогала отцу и презентовала наши изделия, где их применять, как с ними работать и так далее.
А муж, тогда ещё просто «свободный дизайнер», без своего офиса и без квартиры, подошёл и ко мне, чтобы уточнить пару вопросов, потом мы начали встречаться и уже через полгода он предложил мне руку и сердце.
Утром, хорошо выспавшись, в келье было значительно теплее и спокойнее, никто не хрипел, ни кашлял, не стонал, и даже сны мне в эту ночь не снились, я оделась в простое серое платье, которое был мне слегка великовато, хотя матушка Боншон утверждала, что это именно моё платье, получив от матушки последние напутствия и рекомендательное письмо, в которое матушка положила и результаты моего тестирования, я вышла из лечебницы.
Снаружи светило солнце, душу грело то, что есть такие люди как матушка Боншон, которая дала мне с собой булочку и ещё вложила мне в руку две монетки, сказав, что за одну меня довезут до Шантильи, где находится дом семьи Моран, который и был конечной точкой моего путешествия, а на вторую я смогу купить себе поесть в дороге, потому что ехать мне примерно четыре часа.
Есть не хотелось, решила, что денёк потерплю, монетку отложила подальше и пошла искать станцию дилижансов, чтобы купить билет.
До отъезда из Парижа мне ещё надо было зайти на фабрику, найти товарок Мари, которым она возможно могла рассказать, где и у кого оставила дочку.
М-да, магическая версия Парижа не впечатлила. Возможно, в богатых кварталах и было чисто, но то, что я видела, проходя по краю центрального округа, выглядела грязно, нище и вонюче. Хотя по расположению монастырь Святого Франциска находился почти в центре, недалеко от Лувра. Навоз на улицах, которые, кстати, были вымощены брусчаткой, был наименьшим из зол. Клошары кучками возились практически около всех храмовых зданий, которых в центре было очень много.
От Сены ощутимо попахивало, был конец весны, видимо переход от холодного времени на тепло спровоцировал гниение того, что накопилось в этой «романтичной» реке.
Фабрика располагалась на другом берегу Сены, там, где не было дворцов и было мало храмов, зато виднелись трубы производств, из некоторых уже валил чёрный дым.
— Что же производили на той фабрике, где работала Мари?
Перейдя на ту сторону, сразу ощутила большую разницу. Нищих здесь почти совсем не было. Оно и понятно, некому было подавать, люди почти все ходили в такой же серой одежде, которая была и у меня, были хмурые и даже продажные женщины, встречавшиеся иногда на перекрёстках, были одеты серо.
Рабочий район, — решила для себя и сделав уверенный вид, пошла искать фабрику.
К удивлению, нашла, причём я бы точно прошла мимо, но вдруг меня окликнула одна из женщин, направлявшихся к зданию фабрики.
— Мари, ты ли это? — я подошла, женщина улыбнулась, у неё не хватало двух верхних зубов.
Я остановилась, женщина явно знала Мари.
— Ты что, Мари, не помнишь меня? Я же Кларисс, —с удивлением в голосе произнесла женщина
— Прости, я не помню никого, магию хотела продать, чуть не умерла
Женщина, которая назвалась Кларисс тут же, смягчилась и покачала головой:
— Всё-таки решилась да? Получилось?
Я отрицательно покачала головой:
— Нет, не вышло, очнулась в лечебнице для нищих, ничего не помню
Кларисс начала поглядывать на толпу женщин, стоявших на входе в здание.
—Послушай Мари, мне пора, — стала говорить она, озираясь, как будто боялась, что кто-то увидит её стоящей рядом со мной.
Но я не могла отпустить её просто так, возможно она знала, где мне искать дочь
— Постой, Кларисс, может я говорила, где оставила свою дочь?
Но Кларисс уже отходила от меня, на ходу качая головой:
— Ты никому не говорила про дочь
Вдруг из-за спины раздался неприятный мужской голос, неприятный, потому что говоривший странно тянул согласные, произнося и сильно в нос
— Так-так, и кто же это у нас здесь? Неужели шлюха Мари Фантен. Я что тебе в прошлый раз плохо объяснил?
Я обернулась и увидела того самого плешивого мужика из моего сна, перед которым Мари падала на колени.
Одет он был не в пример, толпившимся у входа на фабрику, работягам. Добротный чистый камзол чёрного цвета, брюки серые, ботинки из хорошей кожи. Под камзолом была желтовато-белая рубаха и завершал образ шейный платок, тоже серого цвета, как и брюки.
— Чего уставилась? Оглохла что ли?
Поняла, что вот этот плешивый и есть управляющий фабрикой и он вполне может знать, где находится дочь Мари, откуда-то же он узнал о тщательно скрываемом секрете. Но нормально спросить мне помешала злость, ведь из-за этого чмо, Мари пришлось пойти на смертельный ритуал. И вместо того, чтобы поклониться и ответить, я спросила:
— Господин, а откуда вы узнали, что у меня есть дочь?
Управляющий даже замолчал, так его возмутило моё нахальство, но он всё же решил вернуться к своему противному тону:
— Если ты пришла обратно проситься, то это бесполезно, ты же видела договор, на работу берём только бездетных.
Проговорив это, плешивый развернулся и пошёл ко входу на фабрику, где стал прикрикивать на женщин, которые расступались перед ним и вскоре он исчез за дверями.
Как только управляющий вошёл внутрь фабрики, я почувствовала, что кто-то тронул меня за локоть. Это была очень пожилая женщина, и у неё тоже было мало зубов и от неё плохо пахло.
Женщина, я бы даже сказала старуха, откашлялась, смачно сплюнула и хриплым голосом сказала:
—Мари, помнишь ли ты старую Лю?
— Нет, я не помню никого, — сказала я, стараясь не морщиться от запаха немытого тела, исходящего от женщины.
— Я слышала, что ты спрашивала Кларисс и господина Гризмо о дочери, — старуха снова закашлялась, снова сплюнула, меня начало подташнивать, насколько она была противная.
Я промолчала, почему-то мне казалось, что старуха ничего не знает, просто решила поживиться за мой счёт.
Но старуха оказалась очень настойчивой и оправдала моё мнение:
— Мари, если ты дашь монетку старой Лю, то я тебе расскажу, где ты оставила свою малышку.
***
Конечно, монетку я отдавать не собиралась, но не выслушать противную старуху, означало упустить возможность узнать, где искать дочку. Я предложила ей булочку, которую выдала мне сердобольная матушка Боншон.
Граф Рено де Демартен был счастливым человеком. Он был сильный маг, в его роду магия передавалась по наследству, никогда не вырождаясь. Он был молод, силён, красив и богат.
Граф женился на красивейшей женщине Королевства. Причём женился по любви и уже скоро у него с женой родилась очаровательная дочь. В таком ощущении полного счастья прошло три года. Пока граф вместе с супругой не приехал на празднование дня рождения короля.
Королю Карлу IX исполнялось шестьдесят лет, в молодости король был красив, но невоздержанность в еде и в других удовольствиях, не могла не отразиться на его внешности. Сейчас король был грузен, страдал болями в ногах и одышкой, отчего характер короля в значительной степени испортился. Но несмотря на проблемы со здоровьем, король продолжал любить красивых женщин, и увидев супругу графа сразу же возжелал её.
Сначала граф и его супруга были приняты словно дорогие гости, а потом прозвучало тайное предложение от короля графине. Супруга графа, которая всегда чувствовала себя защищённой за спиной мужа, резко отказалась и пожаловалась супругу.
Граф был человеком прямым, влиятельным и чувствовал себя уверенно, потому что графство Демартен занимало почти половину королевства. Графство было расположено на западной оконечности Королевства, славилось своими богатыми недрами, там были соляные озёра, где добывлась соль для всего Королевства, в горах шли разработки жил с драгоценными камнями и железной рудой. Помимо этого, в графстве были огромные зелёные пастбища, где паслись знаменитые демартеновские овцы и коровы. Также в графстве имелось озеро с уникальной голубой глиной, которая якобы излечивала все болезни.
В венах графа де Демартен текла королевская кровь, но не Валуа, к ветви которой относился Карл IX, а Меровингов, легендарных королей, стоявших у основания Королевства.
Но Демартены не зря на щите носили девиз: «Без лести предан», поэтому, с тех самых пор как прапрадед Демартена присягнул текущей королевской династии, все Демартены хранили верность королям Валуа.
Граф ощущал себя в безопасности, он был в гостях у своего суверена, поэтому с собой у него был только небольшой отряд, но всё это были проверенные воины, с которыми он прошёл немало сражений, и поэтому граф прямо заявил королю, что тот неправ.
Король сделал вид, что принял его отказ, пожурил графа словно сына. Но той же ночью, в покои, где ночевал граф с женой, ворвалась личная гвардия короля. Графу удалось отбиться и дать время своим людям вывезти жену в безопасное место. Самого же графа схватили и бросили в темницу, обвинив в покушении на короля.
Людям графа удалось вывезти его жену, и спрятать её в графстве, где у де Демартена была своя маленькая армия. Но без приказа графа они не могла пойти против короля.
Что пережил граф в подвалах королевского дворца неизвестно, но на суде мало кто узнавал красавца графа де Демартена. Лицо его было в кровавых шрамах, одну ногу граф подволакивал. На суде Демартен подтвердил, что готовил покушение на короля и захват власти. В связи с чем его признали виновным и приговорили к казни через отделение головы от тела.
В тот же день супруге графа доставили пакет, в котором была копия решения суда, а также письмо от короля, который предлагал ей выкупить жизнь мужа всего за одну ночь с королём.
Графиня согласилась.
Король сдержал обещание и сохранил жизнь графу, заменив казнь на теоновые* рудники.
(*теон (выдуман.) – минерал, используемый для изготовления артефактов для хранения магии)
Над всеми магами, проговорёнными к рудникам, проводили ритуал по забору магии. На рудниках, где добывали кристаллы теона, магия заключённым была не нужна, потому что негативно влияла на качество камней.
На рудниках долго не жили, потому что камень был весьма токсичен, пока не его не превращали в артефакт, делая безопасным для носителя.
Король зло посмеялся над графом и графиней. Для сильного мага, каким был граф, потеря магии и пребывание на теоновом руднике было хуже смерти. Да ещё перед ритуалом король намеренно зашёл к графу, прикованному к стене в темнице, и смеясь рассказал, как его жена приползла к нему и что он с ней делал.
Так самый богатый и сильный маг королевства всего за несколько недель стал заключённым под номером пять, без имени и без будущего. Но начальник рудника любил выделить бывших аристократов и давал каждому имя, и заключённый номер пять получил имя Жан. А какая кому разница, с рудников обычно не возвращались.
Но через три года на Королевство обрушилась эпидемия болезни, которая поражала только магов, старый король не смог пережить и умер, кроме него умерло ещё много представителей аристократических родов, и в их числе законный наследник Карла IX и супруга графа. Болезнь забрала сначала маленькую дочку, а потом и мать.
На престол взошёл герцог Ангулемский, бастард Карла IX, после коронации, получивший имя Генрих V, и как человек, сам испытавший на себе безумие отца, первым делом занялся тем, чтобы освободить всех тех, кто незаслуженно пострадал от рук сумасшедшего короля.
Он понимал, что каждая земля привязана к своему владельцу и без наличия хотя бы одного истинного Демартена, никто не сможет полноценно править на землях графства. Уже сейчас в рудниках и шахтах начинались обвалы, а на прекрасные пастбища и скот обрушивались различные напасти.
И однажды утром в келью к заключённому Жану вошёл надсмотрщик.
Заключённый Жан давно не спал, он лежал, уставившись в потолок. Он давно уже пересчитал все трещинки, которыми был усеян деревянный потолок его камеры. Да, у заключённого Жана была отдельная камера, после того как он покалечил особо непонятливых, тех, кто пытался посягнуть на его койку и мужественность.
Заключённый Жан был признан агрессивным, неделю провёл в карцере без еды и с одной кружкой тухлой воды в день. По выходу из карцера был определён начальником рудника на проживание в отдельную камеру.
Работников и так всегда не хватало, а если Жан будет калечить каждый день хотя бы по одному, то скоро надсмотрщикам самим придётся лезть в рудник, чтобы выполнить норму.
До Буржа бывший заключённый Жан, а теперь его сиятельство граф Рено де Демартен, шёл через лес, окружавший лагерь при теоновом руднике.
Графское имя звучало неожиданно чуждо, как будто рубаха не по размеру. Будто бы он стал маленький, а рубаха была большая и всё время норовила сползти то с одного плеча, то с другого. И он решил пока не называть себя так, имя Жан въелось в него, и он пока не мог понять насколько глубоко.
У бывшего мага интуиция всё ещё работала очень хорошо. Ему было неспокойно, всё казалось странным, и то, что ему не предоставили какую-нибудь лошадь или телегу, и то, что вручив кошель с целым состоянием, отправили пешком до ближайшего города.
Он остановился, отломал большую палку от умирающего дерева. Палку можно было использовать как посох и как оружие. У графа был с собой небольшой нож, который он выточил из камня. Оторвав от рубахи кусок ткани, он как мог приделал нож на конец посоха, получив тем самым практически пику, которая в умелых руках могла стать грозным оружием.
Интуиция его не подвела, уже на самом выходе из леса, он обнаружил засаду. Хорошо, что он заранее сошёл с дороги и теперь пробирался по еле видимой звериной тропе.
Звуки в лесу разносились хорошо, а те, кто устроил ему засаду, не стеснялись, полагая, что деваться бывшему заключённому некуда и сила на их стороне. Это были его старые знакомые надсмотрщики и к каждому у него был свой счёт.
За три года он научился становится тенью, невидимой и неслышной.
Первому из поджидавших его он свернул шею. Внимательно посмотрел какое оружие было у убитого. Взял в руки короткий меч, подбросил его. Оружие было плохонькое, несбалансированное, но на поясе у трупа висела плётка, её он и забрал. Оставалось ещё трое. Для того, чтобы использовать свой посох-пику и плеть, ему нужно было пространство, и он вышел на дорогу.
У заключённого Жана было большое преимущество, он не боялся ни боли, ни смерти, потому что уже умирал много раз. Надсмотрщики же, в основном нанимавшиеся на эту службу скрытые садисты из низших слоёв населения, в большинстве своём тряслись за свою шкуру и боялись боли.
Вскоре всё было кончено, Заключённый Жан никого из них не оставил в живых. Они бы его тоже не пожалели, возможно, даже бы поиздевались и оставили умирать долго и мучительно. Таких вещей за три года он видел много.
Он стащил трупы в сторону от дороги, полагая, что уже ночью падальщики, шакалы или волки, растащат остатки этих неудавшихся грабителей.
В карманах у горе-грабителей были пусть и небольшие, но деньги, его сиятельство забрал всё, что ему могло бы пригодиться. А именно оружие, табак и деньги. А что, это не мародёрство, а заслуженные трофеи.
До Буржа оставалось около одного льё*.
(*Сухопутное льё — примерно 4.5 км)
Ближе к вечеру мужчина вошёл в город, уплатив положенную пошлину, записался на входе как Жан Мартен.
Улыбнувшись в бороду, спросил, где бы он мог недорого переночевать и поужинать. Стражники, оценив небогатый вид странника посоветовали ему таверну «Жирного Луи».
Таверна располагалась ближе к центру, на одной из довольно чистеньких улочек Буржа.
На подходе к таверне ему встретилась маленькая девочка, тащившая ведро с водой почти в половину своего роста. Платьишко на ней было старым в заплатках, видно было, что с чужого плеча.
Испугавшись огромного бородатого мужчину, девочка бросила ведро и попыталась убежать, но ноги в слишком больших ботинках, мокрых от пролившейся на них воды, запутались, и она упала. Он подошёл, наклонился, на него глянули чистые, пронзительно синие, как небо, огромные испуганные глазищи.
Ничего не говоря, он протянул ей руку, девочка, как будто почувствовав, что ничего плохого он ей не сделает доверчиво схватилась ручкой за большую, покрытую шрамами ладонь. Помог ей встать.
Девчушка горестно посмотрела на валяющееся пустое ведро. Тогда он спросил:
—Пошли за водой?
Она кивнула. Он взял ведро в одну руку, за другую уцепилась девчушка и они пошли обратно к колодцу, который располагался чуть в стороне от улицы.
По дороге они разговорились, девочка сказал, что живет в таверне «Жирного Луи» и зовут её Эмилия, но все называют ей Лия.
— Какое красивое имя, — хрипло сказал мужчина, — давай я помогу тебе отнести воду, а ты покажешь мне дорогу в вашу таверну, сказал он, когда увидел, что девочка снова пытается сама поднять ведро.
Посмотрел, как она идёт, пытаясь удержать на ножках мокрые башмаки, поставил ведро, подхватил девчушку на руки, усадил на плечо, другой рукой взял ведро и такой живописной пирамидой они двинулись к таверне.
***
Мари. По дороге в Шантильи
Дилижанс был полный, в самом его начале, уж не знаю по какой причине это место считалось самым дорогим, занимало семейство, состоящее из дородного господина, который всё время потел, отчего ему приходилось вытирать лоб большим серым платком, и было непонятно, серым платок был по причине цвета материала, или от грязи. Супруга дородного господина тоже отличалась богатым телосложением, как их две дочери.
Девочки были крупные, поэтому было сложно определить возраст, но я решила, что они всё-таки ближе к подросткам.
Не успела эта «упитанная» семья усесться как они достали из корзинки еду и разложив на коленях такие же серые тряпки, похоже, что из того же материала, из которого был пошит и платок главы семейства, принялись дружно жевать.
Поскольку я так и не купила себе еды, то просто задыхалась от этих вкусных ароматов, чего-то мясного с чесночком, и сглатывала слюну. И честно говоря, на ближайшей остановке уже готова была расстаться со второй монеткой, которую хотела сохранить, чтобы начать копить деньги на поиски дочери.
Но возле меня сидела пожилая пара и женщина, неожиданно достала из сумки булочки, одну передала своему супругу, а другую предложила мне с доброй улыбкой:
— Кушай, деточка, я сама пекла
В основном начали кричать толстяки, которые рванулись по узкому проходу между лавками фургона по направлению к двери, оттаптывая всем ноги и спотыкаясь о так и лежащий на полу труп охранника.
Я сжалась, полагая, такая масса, может и разнесёт дверь фургона, но надо в это время быть где-то в стороне, иначе есть шанс, что можно превратиться в лепёшку.
Помощь пришла с неожиданной стороны. На пути у «упитанного» семейства встали…монахини.
— Стоять, — вдруг громко и уверенно прозвучало в общем гуле от той монахини, что выглядела постарше.
Хорошо, что первым из всего семейства бежал отец, когда он остановился, всё остальное семейство затормозило, уткнувшись в его широкую спину, а поскольку он был самым массивным, то ему удалось удержаться на ногах.
— Господа, — обратилась монашка к мужчинам, попробуйте взломать дверь.
Охранник, а вместе с ним, о чудо, и упитанный господин прошли к двери и попробовали её продавить. Потом, всем сказали освободить проход, труп охранника оттащили под лавку, и мужчины, по очереди, попробовали разогнаться насколько позволила длина дилижанса и ударить всем телом в дверь. Сначала попробовал охранник, он был более сухой и от его удара, как мне показалось, скрипнули только его кости, что подтвердило возникшее мученическое выражение на его лице.
Упитанный господин выглядел в плане «тарана» более надёжно, и я даже представила себе, как он пролетает и ударяясь в дверь фургона вылетает вместе с ней освобождая нам выход на свободу.
Дверь дрогнула, но устояла, я даже расстроилась, почему-то мне начинало казаться, что всё, что я себе представляла, срабатывало волшебным образом. И я даже начала надеяться, что это та самая магия, которая неожиданно ко мне вернулась.
Но нет, сейчас с толстяком это не сработало. Я вздохнула. И тут ко мне обратилась пожилая женщина, которая угощала меня булочкой. Говорила она тихо, так, что было слышно только мне:
— Вам надо представить не человека, а направить мысль на предмет, в данном случае на дверь фургона.
Потом обратилась к толстяку:
— Господин, попробуйте ещё раз, я уверена, что с вашей силой на этот раз всё сработает.
Взглянула на меня и кивнула.
Я стала усиленно смотреть на дверь представляя себе уже не толстяка, ударяющего в дверь, а саму дверь, резко отделяющуюся от стенок дилижанса и вылетающую наружу. Причём моё богатое воображение рисовало мне дверь, летящую и переворачивающуюся в воздухе.
И не успел толстяк даже коснуться двери, как она со скрежетом оторвалась из креплений и толстяк, не успевший затормозить, вылетел из фургона вместе с дверью, которая, противореча всем законам физики и гравитации, приподнялась вверх и, переворачиваясь, пролетела ещё несколько метров, прежде чем упасть.
«Упитанный» же господин свалился прямо в пламя, которое окружало наш дилижанс, и тогда пожилая женщина снова коснулась меня и тихо сказала:
— А теперь представьте, что огонь гаснет.
Я пыталась это сделать, но причитающая в голос супруга «упитанного» господина, оттолкнув меня от образовавшегося проёма, попыталась высунуться, чтобы рассмотреть, где её муж.
Языки пламени стали больше, и она отшатнулась, заваливаясь на спину и перекрывая проход
— Ну же быстрее, — пожилая женщина прикрывала лицо платком, да я уже, и сама чувствовала, что едкий дым забивает горло и становится всё тяжелее сделать вдох.
Наконец мне удалось сосредоточится и пламя действительно погасло
Постепенно всем удалось выбраться из полуобгоревшего дилижанса.
Я осмотрелась. Толстый господин, сидел окружённый своей семьёй, похоже с ним всё более-менее было в порядке. Когда все вылезли, он уже самостоятельно выбрался из пламени и хлопал себя по широким штанам, сбивая остатки искр.
У «упитанного» господина немного обгорела одежда и волосы, но сам он кроме ожога ладони, был целым.
Все подходили к нему и благодарили за самоотверженность. А его супруга, невероятно гордая тем, что её муж герой, каждому заявляла, при этом почему-то осуждающе поглядывая в мою сторону:
— А я всегда говорила, что правильное питание сохраняет жизнь.
К сожалению, возницу бандиты убили, лошадей увели, и теперь добираться до ближайшего населённого пункта мы могли только пешком.
Люди, обрадованные тем, что им удалось выжить, казалось, не обратили внимание на то, как потухло пламя вокруг дилижанса.
Я же сидела на земле и совершенно не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, такая слабость вдруг навалилась. Ко мне подошла пожилая пара, в руках у старика была дощечка, похожая на кусок от дилижанса. Положив её на землю рядом со мной, они устроились на этой дощечке и женщина, достав ещё одну булочку из своей сумки, протянула её мне.
— Поешьте, это, конечно, не мясо, но немного поможет вам восстановить силы.
Меня хватило только на то, чтобы благодарно кивнуть.
После булочки и вправду полегчало.
И я уже была готова встать и идти, тем более что все начали собираться, никому не хотелось оставаться на ночь в лесу.
Кто-то предположили, что примерно через пару часов должен поехать следующий дилижанс и можно было бы дождаться
Дилижансы ходили по расписанию и наш вроде бы был не последний. Но уверенности в том, что следующий дилижанс отправится с последней остановки, чтобы только к ночи доехать до Шантильи, не было.
Никто из нас точно не знал расписание, поэтому всё-таки решили идти, даже, если мы ошиблись и дилижанс всё-таки поедет, то он нас нагонит. Поэтому идти решили по дороге, риск встретиться с бандитами был минимальный, скорее всего они уже находятся далеко отсюда.
И наша «группа» побрела по дороге. Я порадовалась, что вещей у меня с собой не было, потому что глядя на «упитанное» семейство, которое попыталось забрать весь свой багаж, а это было несколько больших чемоданов и баул, но оказалось, что кроме самого главы семейства никто из них не в состоянии передвинуть тяжёлые чемоданы, не то что поднять их и нести.
Оказалось, это был граф Шантильи, которому принадлежат эти земли, и его охрана уже увидела лежащий на дороге ограбленный и выгоревший фургон.
Граф был человек в зрелый, старым себя не считал, понимал, что юность осталась позади, графу было около пятидесяти лет. Но он, конечно, был магом, а маги дольше сохраняли бодрость и здоровье, если у них сохранялась магия, конечно.
Графство было небольшое, поэтому граф жил тихо, особо не высовывался, редко бывал при дворе, жена, родившая ему двух сыновей и дочь, уже отошла в мир иной, дети почти выросли, осталось выдать замуж младшую дочь, которой недавно исполнилось двадцать лет, именно поэтому граф ездил в столицу, чтобы договориться с несколькими потенциальными женихами.
Магия в его роду была не очень сильная, но её вполне хватало на то, чтобы в графстве не было больших погодных потрясений, да и тратить деньги на поддержание графского дома особо не требовалось, обходились своими силами.
Граф Шантильи не любил, когда на его землях, даже, если и на королевской дороге, случались подобные разбойные происшествия. А том, что случилось именно такое происшествие, он уже не сомневался.
Полусожжённый дилижанс, раскиданный багаж и две, наспех вырытые могилы, чуть в стороне от дороги, всё это указывало на то, что было совершено преступление.
Поэтому граф дал команду остановиться и забрать всех несчастных, которых следовало опросить сразу по приезду в Шантильи.
Капитан, возглавлявший отряд графа, первым подозвал к себе выжившего охранника, которому пришлось сдать оружие, после того как он что-то ответил графу. После, капитан попросил подойти к нему всех, кто ехал в сгоревшем дилижансе.
Мне тоже пришлось слезать и идти к капитану, который по очереди подзывал к себе каждого.
Капитан был довольно молод, явно аристократ. Гордая посадка головы, светло-русые волосы, скорее всего маг, потому как зелёные глаза сверкали каждый раз, когда он обращал внимание на вновь подходившего к нему человека.
Настала и моя очередь. Скользнув по мне совершенно незаинтересованным взглядом, отчего я ещё раз порадовалась болезненной внешности Мари, капитан проверил документы. Далее шли стандартные вопросы: с какой целью я еду в Шантильи. Я достала рекомендательное письмо, написанное матушкой Боншон, и показала капитану.
— Семья Моран? — удивлённо переспросил он, вы едете работать в семью Моран?
Я, конечно, удивилась, реакции капитана, но ответила:
— Да я еду в Шантильи, чтобы работать в семье Моран, а что вас удивляет, — всё же не удержалась я от ответного вопроса, всё время забывая, что женщины того сословия, к которому относилась Мари, должны были держать глаза опущенными и не задавать лишних вопросов молодым аристократам.
Но капитан не разозлился и даже ответил мне:
Да, так, не думал, что они смогут кого-то нанять, а уж тем более из столицы, хотя, — на этих словах он оглядел меня ещё раз и саркастично спросил, — вероятно, вы согласились работать за еду?
Меня это так взбесило?! Да какое твоё дело, солдафон несчастный. Поэтому гордо вскинула голову, отчего платок слетел с головы, и волосы рассыпались по плечам, и заявила:
— Да хоть бы и за еду, вам -то какое дело?
Схватила упавший платок и начала быстро наматывать его обратно на голову, не понимая, что могло произойти такого, что мои волосы, ещё недавно напоминавшие ёжик, отросли практически до плеч.
Капитан, явно удивившись такому тону от какой-то непонятной девчонки в сером платье и платке, уже собирался что-то мне сказать. И судя по тому, как начали раздуваться его ноздри на красивом породистом лице, то ничего хорошего я бы от него не услышала.
Но в этот момент из графской кареты его позвал мужской голос и капитан, так и не сообщив мне ничего из того, что мне бы следовало делать дальше, отвернулся, и быстрым шагом пошёл к своему графу.
На самом деле это была для нас всех большая удача, что граф возвращался из столицы. Так что нас всех забрали, и уже через пару часов благополучно доставили в Шантильи. Правда был уже поздний вечер.
А после того, как всех тщательно опросили, высадив всех «пострадавших» возле жандармерии, вечер почти превратился в ночь.
Капитан, самолично проводивший допросы, как будто нарочно оставил меня на самую последнюю очередь. Я сидела на жёсткой лавке одна, после меня уже никого не оставалось.
И после того, как он меня вызвал и совершенно вымотал какими-то бессмысленными, на мой взгляд, вопросами, капитан вдруг выдал такую фразу:
— Если тебе есть куда идти помимо дома Моран, я бы всё же советовал пойти к ним утром.
— Почему? — спросила я, понимая, что идти-то мне больше некуда.
— Я не думаю, что тебе бы хотелось об этом узнать на ночь глядя— загадочно ответил капитан, — но, если ты всё же решишь идти к ним сейчас, то мне будет жаль найти такую хорошенькую девушку утром где-нибудь в канаве.
— Но мне некуда идти, — проговорила я, понимая, что, наверное, семью Дижо уже забрали их дети, а больше я в этом городе никого не знаю.
И тут этот любитель худосочных девушек в платках выдаёт:
— Ну я бы мог тебя пригласить к себе
— Ага, — сообразила я, — на самом деле, наверняка к дому Моран идти безопасно, просто этот (чу)дила, решил «поживиться» на незнании глупой девочки. И что там в моих костях, укрытых грязноватой, после целого дня пути, серой тряпкой, могло его заинтересовать? Вот же извращенец! — подумала про себя, а вслух ответила:
— Если у вас всё капитан, то я бы всё-таки хотела пойти, вы правы, уже поздно, а мне бы хотелось прибыть к моему работодателю ещё сегодня.
С этими словами я встала и направилась к входу из небольшой комнаты, где проходил допрос всех участников незабываемой поездки.
— Стой, — крикнул капитан мне в спину, когда я уже взялась за ручку двери.
Я остановилась и удивлённо посмотрела на мужчину
— Я провожу, там правда небезопасно, — произнёс капитан.
Бурж.
Вот уже три дня бывший граф Рено де Демартен жил в Бурже в трактире «Жирного Луи». Здесь его знали как Жана Мартена.
Когда он впервые вошёл и в одной руке у него было ведро, а на плече сидела девчонка, все посетители трактира, а их, надо сказать было не так уж и мало, замерли, видимо, от неожиданности. В основном здесь все были одного сословия, одеты примерно так же как и Жан, одежда добротная, но из дешёвых тканей, и он подумал, что этот трактир ему подойдёт.
Почти сразу же раздался визгливый голос:
— Лийка, где ты ходишь, за смертью тебя посылать!
Сразу вслед за звуком появилась толстая неряшливо одетая женщина в чепце.
Уставилась на мужчину, который не спешил снимать с плеча, удобно расположившуюся там малявку.
— Ты кто? — тем же визгливым голосом обратилась трактирщица к Жану.
Он молча поставил ведро с водой на пол, потом снял с плеча девочку, которая осталась стоять рядом с ним, и сказал:
— Мне нужна комната, пока на неделю с питанием.
Трактирщица сразу расплылась в улыбке, обнажив жёлтые зубы:
— Конечно, конечно, у нас есть комнаты, это будет стоить вам су в день, если с питанием. За стирку отдельно.
Цена, конечно, была высоковата, но Жану не хотелось уходить из этого трактира, он устал, пахло здесь вкусно, было тепло, да и девчонка смотрела на него широко раскрытыми глазами, как будто тоже не хотела, чтобы он уходил.
И вот он жил здесь уже три дня и думал, о том, что он будет делать дальше. К жене возвращаться он не собирался. Зачем ей, молодой, красивой, одарённой, нужен изломанный, постаревший, муж-лишенец.
Конечно, как и все мужчины, он всё решал за всех. И ему даже в голову не могло прийти, что его может кто-то ждать.
Днём он слонялся по городу, или помогал девчонке, которую трактирщица, не жалея нагружала тяжёлой работой.
Время зря не терял, сменил одежду, выданную в лагере, на приличный и недорогой костюм горожанина, купил несколько рубашек. Вместе с Эмилией сходил к цирюльнику и теперь на него из зеркала, смотрел мужчина средних лет, чьё лицо наполовину было закрыто ухоженной бородой. Граф не стал сбривать бороду, опасаясь, что не захочет видеть свой прежнее лицо.
В первый же день своего пребывания в трактире он, невзирая на причитания трактирщицы, что бездельница Лийка ещё не всё сделала, взял девочку за руку и повёл к обувщику. Там ей подобрали ботиночки по размеру.
— Всё равно мадам Грас отнимет, когда вы уедете, — не расстраиваясь, просто констатируя факт, сказала Эмилия, любуясь на красивые ботиночки, плотно сидящие на детской ножке.
В руках девочка всё время таскала с собой тряпичную куклу, сделанную из какой-то мешковины, и, вероятно, просто набитую соломой.
Заметив, что Жан смотрит на куклу, девочка погладила её по голове и сказала:
— Это Жули, её сделала мама
И снова спрятала куклу в большой карман, нашитый поверх старого платьица.
Платье девочке он тоже купил, как и куклу. Новая кукла была большая, в розовом бальном платье, с длинными рыжими волосами.
Когда он подарил куклу Эмилии, она долго держала её в руках, потом оставила у него в комнате и сказал:
— Пусть пока поживёт у тебя.
Не стала объяснять почему.
Да потом Жан и сам понял.
Жила девчонка в каморке под лестницей, там вместо кровати был большой мешок, набитый соломой. Зато там было тепло, потому что стенка чулана прилегала к кухне.
У трактирщицы было две дочки, одна постарше, чем Эмилия, а другая примерно такого же возраста. Девочки, в отличие от Эмилии были одеты опрятно в новую добротную одежду, и их трактирщица работой не загружала. Во всяком случае Жан ни разу не видел, чтобы кто-то из дочерей трактирщицы, мыл полы или ходил за водой. Иногда старшая помогала на кухне, а младшая вообще только играла.
Через три дня, снова отобрав ведро у Эмилии и принеся воды в трактир, Жан задумался, что надо бы сходить к нотариусу и сделать запрос, а что вообще осталось у графа де Демартена, и где теперь живут его жена с дочкой.
На следующий день он пошёл к нотариусу.
Сначала его чуть не выгнали, но когда он достал и продемонстрировал документы, нотариус, пожилой сухого телосложения мужчина, почмокав губами, сказал:
— Ну вот, молодой человек, а сразу с этого нельзя было начать? Мы же люди подневольные, не имеем права начинать работу, если вы не докажете, что вы за себя просите. Мало ли кто о ком что узнать хочет
Всё это Жан слушал молча. Только в конце, расплачиваясь, спросил:
— Когда?
Нотариус сморщился, но ответил:
— Всё бы вам молодым торопиться, такие дела разве быстро делаются, около недели, я думаю, займёт
Так Жан остался в Бурже ещё на несколько дней. Деньги пока были, прятал их в комнате, с собой носил немного. Всё-таки трактир был расположен не в самом респектабельном районе.
И вот к концу второй недели наконец-то пришло сообщение от нотариуса, что можно приходить.
Нотариус смотрел на Жана с сожалением. Жан успокаивал себя тем, что тот по-стариковски жалеет графа-неудачника. Сел и приготовился слушать.
Нотариус начал с перечисления имущества. Оказалось, что из трёх замков, принадлежавших графу, у него остался только один, самый дальний и труднодоступный. Рудники тоже теперь принадлежали разным людям.
Нотариус откашлялся, сдвинул седые брови и произнёс:
— Думаю, что, согласно постановлению нового короля, вы всё можете вернуть. Если хотите, то я могу этим заняться.
Жан молчал.
Нотариус постарался привлечь его внимание:
— Ваше сиятельство, могу я продолжать?
— Не называй меня так, зови господин Мартен, — голосом, которым он явно отвык пользоваться, сказал Жан.
Нотариус нисколько не смутился и продолжил
— Господин Мартен, тут такое дело, ваша семья…
— Что с моей семьёй?
— Ваша супруга и ваша дочь, — нотариусу ужасно не хотелось быть тем, от кого граф услышит страшную весть
Впервые со дня попадания в этот мир я выспалась на настоящей кровати, перед этим помывшись душистой смесью, похожей на жиденький гель для душа.
Ночью, укладываясь на кровать, не знаю было ли бельё чистое или нет, но меня после целого дня непростого пути и монастырской лечебницы, это уже не смущало, я была почти счастлива. Бельё было сероватое, но вроде бы никаких посторонних запахов не было, а цвет возможно такой из-за качества ткани.
Выспалась почти без сновидений. Только под утро приснилось, что по дороге, взявшись за руки идут высокий, мощный мужчина и маленькая белокурая девочка, и я пытаюсь их догнать, но, как это часто бывает во сне, ноги вязнут при попытке ускорится, а крик застревает где-то на выходе. Так я и проснулась.
Моё серое платье, выстиранное и выглаженное висело на стуле.
— И когда только успели, подумала я, забывая, что в этом мире есть магия.
Семья Дижо вставала рано, и я как раз успела проснуться, чтобы позавтракать вместе с ними. На столе всё было очень просто и вместе с тем разнообразно и вкусно. Сыр в основном мягкий, типа брынзы, варёные яйца, каша, свежие овощи. Кофе не было, но был интересный травяной чай, который бодрил не хуже хорошего кофе. Я побоялась спрашивать про кофе, вдруг в этом мире его нет.
После завтрака мадам Дижо провела меня для разговора в небольшую комнатку.
— Здесь нам никто не помешает, — сказала она, — разговор очень секретный, о таком знают только члены нашей семьи, кому «посчастливилось» родиться с магией.
Немного помолчала и продолжила:
— Скрыть, что у тебя есть магия не получится, но вот спрятать уровень вполне возможно. Например, у меня небольшой уровень и я делаю его ещё меньше, чтобы при сдаче магии с меня не взяли столько, что может пострадать моё здоровье.
Маги всегда и живут дольше, и отличаются более крепким здоровьем, чем люди без магии. Но только, если каждый раз не вычерпывать себя до дна, оставляя что-то и себе. Ресурс магии не бесконечен, и как и любой ресурс организма его приходится восстанавливать, лучше всего сном и едой. Помнишь, после того как ты разбила стенку фургона с дверью, ты ощутила слабость, но после того, как немного перекусила тебе стало легче.
Я и вправду вспомнила как голова закружилась, ноги подогнулись, а после пирожка от мадам Дижо сразу полегчало.
Тебе необходимо научится понемногу «сливать» магию, — продолжила мадам Дижо, — для этого есть специальные артефакты, их делают из минерала теон. Сам теон очень опасен, особенно для магов, но в виде артефакта, это наш помощник. Я не знаю, сколько тебе понадобится камней, мне достаточно одно маленького камешка.
И с этими словами мадам Дижо сняла с шеи цепочку, на которой висел кулон в виде серебряной капли, внутри капли был розовато золотистый камень.
Мадам Дижо продолжила объяснять:
— Многие носят теоновые артефакты. Некоторые покупают, чтобы всегда под рукой был источник дополнительной силы, поэтому нет ничего странного в том, что ты будешь тоже носить такой.
— А куда потом из него магия девается? — спросила я
Мадам Дижо приподняла бровь, удивившись вопросы, но ответила: — потом ты можешь её использовать для каких угодно целей, например поддержка всего магического, что установлено в доме, кристаллы для отопления, горячей воды, очистки, охраны.
— Вот возьми, — мадам Дижо протянула мне камень, по размеру чуть больше, чем тот, который она носила сама и сказала:
— Я не знаю каков твой уровень, но мне кажется, что он очень большой, потому что и то, что у тебя резко выросли волосы, после использования магии и то, как ты легко пользовалась своей силой, говорит о том, что это не просто «капелька», а полноводная река.
Волосы у меня действительно выросли, и сейчас их длина доходила до лопаток. Это значит, что со вчерашнего дня длины не прибавилось. Об этом я и спросила мадам Дижо.
— Скорее всего волосы твои росли в том момент, когда ты пользовалась магией. Волосы – это проводник магической энергии и каждая волосинка, это небольшой магический приёмник. Чтобы принять тот поток, который есть в тебе, твои волосы образуют ту длину, которая для этого необходима. Некоторые маги-мужчины убирают волосы в хвост или самые сильные маги носят косу.
Мадам серьёзно на меня посмотрела и произнесла:
— А теперь, Мари, запоминай как слить магию в теоновый артефакт
И мадам Дижо подробно рассказала мне как пользоваться этими артефактами. И заставила повторить несколько раз, пока у меня не стало хорошо получаться.
Правда оказалось, что таких камешков мне надо как минимум три, а лучше пять, да ещё и побольше размером. Самое главное, это слить магию перед днём проверки, во все остальные дни достаточно просто контролировать себя, чтобы непроизвольно не выдать.
Да, и ещё оказалось, что эти артефакту жутко дорогие, поэтому мадам Дижо мне сможет дать только один, а на остальные мне придётся заработать самой.
— Ну что же, — подумала я, — заработать это я умею, теперь главное понять, что не так с семьёй Моран.
Пользуясь, случаем спросила у мадам Дижо. Но та не знала, она же всю жизнь прожила в столице, да и тоже, как и сын не особо интересовалась делами аристократического сословия.
Провожать меня Дижо вышли всем семейством, младший Дижо вызвался проводить до дома семьи Моран.
Мадам Дижо обняла меня и тихо сказала мне так, чтобы никто не слышал:
— Я не знаю, что случилось с тобой, девонька, но помни, что ты совсем непохожа на простую деревенскую девушку, какой представляешься. Если ты аристократка, а судя по уровню магии так оно и есть, и скрываешься, тебе следует быть осторожнее. Я сегодня говорила с тобой сложным языком, который не все даже образованные люди понимают, а у тебя не возникло вопросов. Не все люди так наблюдательны как я, но всё же. Будь осторожна и береги себя.
И мадам Дижо осенила меня каким-то круговым знамением. И мне бы что-то сказать в ответ, но я же даже не удосужилась узнать, что здесь за религия. Вот же я растяпа.
Я стояла и в прямом смысле обтекала. Вспомнилось лето в пионерском лагере.
Напротив меня стояла молодая ещё женщина с усталым лицом и расширившимися от ужаса глазами смотрела на меня.
— П-простите, — наконец-то выговорила она и я поняла, что попалась на совершенно детскую шутку, — эт-то мои мальчишки, они не нарочно.
— Здравствуйте, — всё-таки решила поздороваться, несмотря на подмоченный внешний вид, всё равно моё серое платье сильно от этого хуже не стало, — меня зовут Мари Фантен и я по рекомендации от матушки Боншон.
С эти словами я вытащила письмо и поняла, что оно тоже промокло.
Непроизвольно пожелала, чтобы оно высохло и протягиваю женщине уже сухой лист.
Мысленно закатила глаза:
— Ну что я за дурёха, сказали же мне, не пользоваться магией, а я вот и дверь открыла, и теперь письмо. Может никто не заметил?
Женщина кинула беглый взгляд на письмо и, вот именно с этого момента, наверное, я и зауважала мадам Моран. Потому что она, даже не прочитав письмо, отложила его и предложила мне пройти и переодеться.
Наверное, я пока всё делаю правильно, раз мне так везёт с людьми, — подумала я, вытираясь чистой холщовой тряпкой и надевая почти новое, приятного зелёного цвета платье.
Мадам Моран, принесла мне его, заметив:
— У нас с вами похожее телосложение, если вы не побрезгуете, то я могла бы дать вам одно из своих платьев.
Я только благодарно кивнула. В этом новом мире я решила не разбрасываться тем, что мне предлагают, слишком многого я пока не знаю и не умею, и мне нельзя отказываться от помощи тех, кто готов предложить её бескорыстно.
Уже в сухом платье, со слегка подсушенными волосами, да-да я всё же не удержалась и представила, что волосы стали посуше, я сидела на диване в небольшой гостиной, а мадам Моран, сидя на этом же диване, читала письмо от матушки Боншон.
Прочитав, она посмотрела на меня и грустно сказала:
— Я понимаю, что вы ехали издалека, и наверняка рассчитывали, что вас возьмут на работу, но, к сожалению, я не смогу вам платить, и даже больше, скоро ни мне, ни моим детям будет нечего есть. Да и дом этот могут отобрать очень скоро. Очередная выплата по залогу будет через два месяца, а я вряд ли смогу заплатить.
Мадам Моран тяжело вздохнула и добавила:
— Простите меня. Всё, что я могу вам предложить, это остаться у нас в доме, если вам некуда идти, пока не найдёте работу и жильё, вы можете жить здесь.
Я усмехнулась, вспомнив, воду, хлынувшую сверху двери.
— Не волнуйтесь, — словно прочитав мои мысли, сказала мадам Моран, — мальчики больше не станут озорничать.
— Дети, идите сюда, — крикнула она, — познакомьтесь с мадемуазель Фантен
Из-за двери, вышли трое мальчишек, двое из них примерно семи, восьми лет, а третий, самый старший, выглядел лет на двенадцать.
Они представились, как: Эсти, Ами и самого старшего звали Менер
Мадам Моран звали Эжени.
Оказалось, что в доме жила ещё мать мужа мадам Эжени, старшая мадам Моран. Но старушка была несколько не в себе, поэтому редко выходила из своей комнаты.
Эжени выводила её погулять раз в день и носила ей еду.
Когда я спросила мадам Моран, как мне её называть, она попросила называть её просто Эжени или мадам Эжени, как мне будет удобнее.
— Я, пожалуй, воспользуюсь, вашим предложением, мадам Эжени, — решила я пока не фамильярничать, — мне всё равно некуда идти, но я не привыкла сидеть без работы, может быть, вы скажете, что я могу сделать?
И тут вскрылось, что слуг больше в доме нет, платить им было нечем и мадам всех распустила по домам. Кухонные кристаллы разрядились, а готовить мадам Эжени не умеет, поэтому и решила, что скоро им всем грозит голодная смерть.
Когда она спросила меня умею ли я готовить всякие сложные вещи, я даже сперва опешила, не поняв, что она имеет в виду.
Оказалось всё просто, в доме, в хранилище было полно всяких круп, муки, то есть всего того, что могло храниться достаточно долго, и помимо этого я нашла зарытую в песок картошку, морковь и лук.
К сожалению, ничего мясного не было, потому что, мясное они съели почти сразу же.
Но зато, я обнаружила в подвале, там, где магический кристалл ещё поддерживал холод, немного сала.
Увидев, что я обрадованно схватила кусок, мадам Эжени сморщилась:
— Я не знаю, что это, но это совершенно невозможно есть
У меня мелькнула мысль:
— Вы просто не умеете это готовить
Но вслух я сказала:
— Не волнуйтесь мадам, здесь много продуктов, из которых я смогу сделать нормальную еду.
На ужин сделала «овощной плов», обнаружив перловую крупу и немного сухофруктов, которые по какой-то причине не были съедены.
Немного подзарядила магией плиту, обратив вниамние, что кристалл мигает и почти не греет. Всё-равно я стояла спиной к мадам Эжени, и очень надеялась, что она не заметит.
Надо было видеть, как такую простую еду наворачивали мальчишки, а Эжени отложила «плова» в тарелочку и понесла своей свекрови.
Пока она ходила, я решила спросить мальчишек, как они придумали эту «водяную» ловушку, в которую я попала.
Оказалось, что главный в «банде» выдумщиков был самый младший, Эсти, он и придумал, что, если охранные кристаллы разряжаются, то надо подготовиться к вторжению незваных гостей и придумал расположить таз с водой над дверью, чтобы, если она открылась сама, то вода сразу же вылилась на вошедшего.
Рассказывая это, он еще удивился тому, что в последний момент почему-то таз свалился в другую сторону, а вообще предполагалось, что таз тоже должен упасть на голову вошедшего.
И так подозрительно на меня посмотрел и спросил:
— А может вы магиня? Поэтому вас тазом не пришибло?
На что я ответила, что магия у меня есть, но её немного, так, чтобы тазы отшвыривать. И все дружно расхохотались.
Мадам Эжени задерживалась, и я попросила мальчишек показать мне дом.
Поскольку мама им сказала, что я буду жить с ними, а я ещё их вкусно покормила, доверие ко мне выросло и меня, может не на все сто процентов, но точно больше половины, приняли за свою.
Бурж
Утром, открыв глаза граф де Демартен пытался понять, почему он лежит на полу, одетый, в грязной одежде и дурно пахнет.
Вспомнил нотариуса, грязную дешёвую забегаловку и девочку, Эмилию, которая плакала и просила его подняться. Открыл глаза, сильно болела голова, потрогал рукой, на затылке была большая шишка и судя по тому, что резко защипало, была рассечена кожа.
Что там сказал нотариус? Стоп! Он не сказал, он дал ему газету. Нет, а как звали его жену? Сара? Сара умерла. Ему не для кого больше жить. Выходит, что он зря держался за жизнь все эти страшные три года.
Как это зря? Он будет жить ради дочери! Его дочь, она жива. Непросто так он оказался в этом трактире. Его дочь Эмилия жива. Надо только всё оформить.
Граф встал, посмотрел на себя в маленькое зеркало, которое висело здесь же над импровизированным рукомойником. Граф усмехнулся, для таких лишенцев такие же рукомойники, побитые и без магии. Из зеркала на него смотрел бородатый мужик непонятного возраста с синяком под глазом и ссадиной на лбу.
—Да, уж, красавчик, — подумал граф
Воды в рукомойнике не было и граф был вынужден выйти из комнаты, чтобы крикнуть хозяйке, что ему нужна вода.
Он вышел на лестницу и увидел, что на полу сидела Эмилия, сжавшая в комочек, а хозяйка трактира лупила её какой-то мокрой тряпкой.
Злость всколыхнулась, какая же гадина! Одним прыжком с лестницы Жан оказался возле трактирщицы и схватил её за руку, которую она как раз замахнулась, чтобы снова опустить мокрую тряпку на белокурую головку.
Трактирщица испуганно взглянула на него.
— Прекрати…ть! — схватил тряпку, вырвал её из рук распалившейся бабы и бросил в сторону двери
Трактирщица отшатнулась. А Жан наклонился и поднял девочку с пола. Она прижалась к нему и обняла ручками за шею.
И тут трактирщица заявила:
— Если такой сердобольный, то забирай девчонку себе, одни убытки от неё.
—Вот и славно, — подумал Жан, а девчонка, как будто почувствовала его уверенность, ещё крепче прижалась к нему.
Вспомнил, что спустился, чтобы сказать, что у него нет воды, хрипло бросил трактирщице, не выпуская ребёнка из рук:
— Принеси воды и завтрак в комнату. Завтрак на двоих.
И вместе с прижавшейся к нему девчонкой пошёл наверх.
В комнате еле оторвал от себя вцепившегося в него ребёнка, посадил на кровать, открыл окно, потому что в комнате было ужасно душно и до сих пор разило перегаром.
Вскоре в дверь постучали, и в комнату протиснулся тщедушный муж хозяйки с ведром воды. Вслед за ним старшая дочка хозяйки принесла поднос с едой и перед тем, как выйти из комнаты зло взглянула на сидящую на кровати Эмилию.
Жан пересадил Эмилию к столу и сказал:
— Ешь
Девочка взяла кусок хлеба и стала жевать.
На подносе ещё были яйца, похлёбка и ветчина, порезанная тонкими ломтями.
— Не хлеб, — сказал он, имея в виду, чтобы девочка брала всё, что ей хочется
Девчонка испуганно положила хлеб обратно.
Жан выругался про себя, но потом попытался ещё раз: — ешь. Всё. Что. Хочешь.
Наконец он увидел, что девчонка схватила кусок ветчины и начала есть, аккуратно откусывая кусочки и блаженно жмурясь.
Пока Эмилия ела, Жан умылся, надел чистую рубаху и тоже присел к столу.
— Ну, что делать будем? Поедешь со мной?
Девчонка закивала.
Он бы в любом случае её здесь не оставил. Это сейчас лето, а потом наступит осень, да и постояльцы у трактирщицы разные, а она к девчонке относится хуже, чем к своей козе. Неизвестно кому девчонку отдать готова, гадина.
Но это хорошо, что Эмилия сама хочет с ним поехать.
Он полез в шкаф, туда, где лежали оставшиеся деньги и обнаружил, что они исчезли. Обыскал два раза, но так и не обнаружил.
— Вот же идиот! И как же теперь добираться куда-либо?
Он посмотрел на Эмилию. Та протянула ему свою тряпичную куколку.
Жан грустно улыбнулся: — ребёнок
— Деньги пропали, как теперь мы с тобой куда-то доберёмся, не знаю
Девочка вдруг взяла и показала Жану, что у куклы оторвана голова и снова протянула её ему.
Он взял куклу. В кукле лежал его кошелёк
— Ты спрятала? — спросил он
— Да, потому что мадам Грас вчера рылась у тебя в комнате, но я успела раньше, — довольно улыбаясь ответила девчонка
— Не боишься, если ты поедешь со мной, что твоя мама тебя не найдёт?
— Мама умерла, — грустно ответила Эмилия, шмыгнула носиком и продолжила, — я слышала, как мадам Грас об этом говорила.
Потом взглянула на Жана и тихо, шёпотом спросила:
— А ты? Ты мой папа?
Жан даже вчера, когда нотариус показал ему газету сдержался, но сейчас после того, как Эмилия очень тихо спросила, он вдруг почувствовал, что не может дышать, что в горле образовался ком, а газа странно защипало. Жан сжал зубы, молча подошёл, снова взял девочку на руки, прижал к себе, уткнулся носом в светлую макушку и тоже прошептал:
—Да, я твой папа.
И его чуть не оглушил крик:
— Я знала! Я знала! А они мне не верили!
Жан сказал:
— Тогда собирайся, сегодня же мы с тобой уезжаем, и да, я буду называть тебя Эми, ты же не против?
Эми кивнула, подбежала и взяла куклу, которую он ей купил, обняла её и села.
Жан и сам понял, что сморозил глупость, что ей собирать? Все её пожитки, это то, что на ней надето, да ещё кукла
— Сиди здесь, я пойду куплю лошадь и вернусь
Жан встал, чтобы выйти, но Эми тоже вскочила и вцепилась в него
— Я вернусь, посиди здесь
Он смотрел как она обречённо села обратно, держа за руку куклу почти с неё ростом и смотрела на него глазами полными слёз.
Вернулся Жан в трактир только через три часа. Получилось не так быстро, как собирался. Сначала долго ходил по рынку, пока наконец не нашёл коня, который не упадёт после первого же льё.
Потом сходил к нотариусу, оформил все необходимы документы, и ещё взял бумагу, которую следовало оформить за подписью временного опекуна, которой являлась мадам Грас. Нотариус ему сразу сказал, что если он увозит из города свою дочь, то всё должно быть оформлено по закону. Иначе всякое можно ожидать от таких трактирщиц. С неё станется заявить в жандармерию, просто, чтобы назло.
Шантильи
Решила пока подождать с рассказами о своей магии, присмотреться, выяснить побольше информации. Многое было непонятно. Почему такой огромный дом, да и про мужа мадам Эжени говорит как про человека, относившегося к высшей аристократии, а фамилия у них совсем простая, нет никаких приставок и титулов?
На обед приготовила картофельно-морковные драники, не было яиц, поэтому как получилось, так и получилось, но всем понравилось.
После обеда мадам Эжени спросила, ну буду ли я против познакомиться с её свекровью, очень уж старушка заинтересовалась новой… на этом месте мадам Эжени запнулась, подбирая слово, вероятно, никак не могла назвать меня служанкой, но потом всё-таки нашла хорошее определение и сообщила: — гостьей. Мне понравилось, что мой статус в этом большом доме «гостья».
За старушкой Эжени пошла одна, хотя я предлагала ей помощь. И уже скоро вернулась, ведя под руку…Нет, старушкой эту женщину назвать было нельзя.
Хотя дама была безусловно в годах, о чём свидетельствовала седина в волосах, морщинки у глаз и у губ, немного выдавала возраст шея, которая была умело прикрыта платком, и если не присматриваться, то было не заметно, и руки, на которых было немного пигментных пятен, свойственных возрасту. Но, в целом, осанка, выражение ясного ума в красивых глазах, лёгкая полуулыбка, всё говорило о том, что это женщина, а не старушка.
Мадам Моран старшая представилась как маркиза де Трас, и я вопросительно посмотрела на Эжени. Та вздохнула и в свою очередь вопросительно взглянула на свекровь. Маркиза де Трас кивнула и Эжени, усадив свекровь, рассказала такую историю.
Этьен Моран, тогда ещё виконт Этьен де Трас влюбился в юную горожанку Эжени и несмотря на гнев отца, наплевал на титул и наследство, и женился на ней. Молодая семья переехала в Шантильи в дом матери Этьена, которая не могла бросить сына без помощи и предложила ему жить в доме, который принадлежал только ей. Этьен устроился на службу и вскоре стал главным магом города. Силу у него вместе с титулом никто не мог отобрать. Здесь уже и родился первенец, сын Менер.
Через несколько лет родился второй сын, за ним третий, состояние главного мага росло, но… Вот всегда есть такое, но.
Кто-то позавидовал и написал донос. А старый король к тому времени всё больше сходил с ума. Этьена арестовали. Потом началась эпидемия магической лихорадки. От болезни умер отец Этьена, но так как из завещания родной сын был вычеркнут, то королю тоже ничего не досталось, а всё перешло детям родного брата отца, которые попросили маркизу де Трас «освободить» фамильный замок, и маркиза, забрав любимого кота переехала в свой дом в Шантильи к несчастной невестке, которая едва справлялась без мужа с тремя детьми. Небольшой капитал, накопленный мужем, быстро уменьшался, тем более что пришлось заплатить большой штраф городу за невыполнение главным магом своих обязательств, по причине … не выхода на службу.
Вскоре пришло официальное письмо, что Этьен Моран сознался во всех «прегрешениях» и был повешен.
После такой страшной вести у маркизы де Трас отказали ноги, а Эжени попыталась покончить с собой. Но вскоре взяла себя в руки и стала продолжать жить. Получалось не очень, деньги быстро кончались, дети требовали много сил и времени, Эжени умела шить, но денег, чтобы купить ткани и опыта, чтобы найти клиентов, а также магии, которая делала бы эти вещи более привлекательными, у неё не было. Поэтому они вместе со свекровью решили заложить дом.
—Вот и вся история, — со слезами на глазах закончила свой рассказ Эжени
Я посмотрела на маркизу. У неё то должна быть магия, она же аристократка.
Маркиза, как будто прочитала мои мысли сказала:
— После того, как ослабли мои ноги, магии стало очень мало, и большая часть уходит на поддержание дома и охранных кристаллов.
Я смутилась:
— Простите, я …
— Ничего, ничего, Мари, — успокоила меня маркиза, — вы имели право задать этот вопрос. Но и я, если позволите, задам вопрос вам. Видите ли, у меня есть родовой дар, который позволяет видеть есть ли магия у человека или нет, и какая это магия. Так вот, я вижу, что у вас магия есть, и это высшая бытовая магия — это так?
—Да, вы правы, маркиза, именно такая магия у меня и есть, — не стала я скрывать очевидное, — но её тоже не очень много, да и никто не учил меня как ей пользоваться.
— Скажите, — снова заговорила маркиза, — а кто из ваших родителей относится к аристократии?
— Дело в том, что я не помню почти ничего, — честно ответила я, и сказала — у меня тоже есть история.
И я рассказала, что пришла в себя в лечебнице для бедных при монастыре, с полной потерей памяти, после неудачного ритуала по передаче магии. Спасибо, матушке Боншон, что рассказала о том, что у меня есть дочь, и отправила меня в семью Моран.
— И вы вообще ничего не помните? — с жалостью спросила Эжени
— Совсем ничего, — ответила я.
— Вы выжили, это само по себе чудо, да ещё и магия у вас не исчезла, — обозначила маркиза, и немного помолчав, добавила, — очень интересно.
Чтобы перевести разговор с опасной для меня темы, я спросила про комнату для шитья. Маркиза и Эжени переглянулись и рассказали, что никакой приглашённой портнихи не было, это Эжени шила наряды и сдавала их в салон, куда ходят аристократки, ей платили неплохие деньги. А скрывала она это, потому что муж не позволял ей работать, он считал, что должен сам обеспечивать свою семью. Эжени процитировала мужа, что он всегда говорил: «— если тебе нравится, то просто занимайся этим для себя, ни у кого не должно быть сомнений, что я не в состоянии обеспечить свою семью.»
Я подумала: — вот же никакой самостоятельности для женщин, а помог бы супруге открыть небольшое дело и сейчас возможно у неё был ба доход, не всем у нужны платья с магией, кто-то покупал бы просто сшитые обычным способом.
Пока ещё работали кристаллы и была ткань, Эжени сшила ещё несколько платьев, но вот уже два месяца ничего нет.
Пришла в себя и сперва не могла понять, где я. Высокий потолок, но не серый, а белый, белого же цвета бельё. За большим окном было темно.
О боже, я потеряла сознание, — мелькнула мысль, — я зарядила крутой кристалл и потом потеряла сознание.
Потом подумала, что хорошо, что я не проспала целую ночь, а второй мыслью было, а как они меня сюда оттранспортировали. Мадам с больными ногами и довольно хрупкая Эжени.
Стоило мне приподняться на кровати, раздался мелодичный звон, и вскоре в комнату вошла мадам Моран.
— Мари, как вы себя чувствуете? — тепло и с искренним сочувствием в голосе поинтересовалась Эжени, добавила, —в нас так напугали.
—Простите, что доставила вам хлопот. Но как же вы меня сюда донесли? — всё-таки задала я волновавший меня вопрос, вдруг в доме есть ещё кто-то, а я здесь раскрываюсь, вся «душа на распашку».
Эжени улыбнулась:
— На это у маркизы де Трас магии хватило, да и комната эта совсем рядом.
— Спасибо! Я, и сама не ожидала, что упаду обморок, — голос мой звучал хрипло
Эжени всплеснула руками:
— Эти кристаллы такие большие, даже Этьен не мог наполнить кристалл за один раз, ему требовалось два-три дня.
Потом радостно добавила:
— Зато теперь такого кристалла хватит на пять или даже шесть платьев.Спасибо вам, Мари, мы в таком долгу перед вами. Теперь я смогу сшить платья и у нас появятся деньги.
Мне в голову пришла мысль, что владелица салона, в который Эжени носила платья, пользовалась тем, что Эжени не знает настоящей стоимости этой одежды, не зря же она даже была готова дать ткань, лишь бы Эжени продолжала шить.
— Эжени, а сколько вам платили за платье? — спросила я
— Двадцать су, — тут же ответила Эжени.
Посмотрела на моё удивлённое лицо, удивилась я, конечно оттого, что не понимала это много или мало, но Эжени поняла это по-своему и поспешила сообщить:
— Что вы, Мари, двадцать су* — это целый ливр
(*Ливр делился на 20 су. Золотой луидор составлял 20 ливров)
Но у меня были свои соображения:
— Эжени, а сколько вы должны по закладной за дом?
Эжени опустила голову и ответила:
— Сто луидоров
Я хмыкнула, но переспросила:
— А сколько это в су? Давайте посчитаем.
И я, в уме, собственно, как и привыкла, посчитала, что, чтобы рассчитаться по закладной на дом, нужно набрать сорок тысяч су. О чём и сообщила несчастной вдове.
Эжени вдруг осела, и я испугалась, что она сейчас потеряет сознание и упадёт прямо на пол.
Но Эжени удержалась и посмотрела на меня глазами полными слёз:
— Но как же так, откуда так много?
Конечно, я не могла ответить на вопрос откуда так много, возможно этот дом стоил и больше, но сейчас надо было решать то, что было срочно, и я спросила:
— Сколько надо собрать на следующий платёж по закладной?
— Луидор, — ответила Эжени, — нам нужен луидор
Я посчитала:
— Значит нам нужно двадцать ливров или четыреста су.
Эжени снова попыталась упасть в обморок.
Но я ей не позволила:
— Эжени, сколько стоит магически сшитое платье?
Оказалось, что Эжени была не в курсе расценок и тогда мы пошли к маркизе де Трас. Уж она-то точно должна была знать цены на роскошь. А я так поняла, что магически сшитые платья относились к роскоши не меньше, чем фамильные бриллианты.
Как я и предполагала маркиза де Трас сразу смогла ответить на вопрос.
— Три — пять луидоров, — сказала она и я увидела, как лицо Эжени Моран вытягивается и, кажется, она снова засобиралась осесть в обморок.
Но ещё было рано, потому что и Эжени, и мадам де Трас были нужны мне обе.
Я спросила:
— Мадам де Трас, а вы можете примерно подсказать сколько в этой цене составляет стоимость работы
Мадам де Трас посмотрела на меня цепким взглядом и медленно произнесла:
— На платье, сшитое обычным способом, цена колеблется от пятидесяти ливров до полутора луидоров.
Выполнив в голове нехитрые вычисления, я решила проверить своё предположение:
— Значит стоимость магической работы на одно платье примерно два-три луидора?
— Выходит, что так, — подтвердила свекровь Эжени.
Эжени возможно и не умела хорошо считать цифры со множеством нулей, но посчитать разницу между одним ливром и двумя луидорами она смогла.
— Вот теперь можно, — подумала я, увидев, что Эжени снова оседает в обморок.
Маркиза де Трас озабоченно посмотрела на невестку, которую я осторожно пристроила на диване, и спросила:
— Что с ней?
— Владелица салона платила ей двадцать су за одно платье, — ответила я
И тут я увидела, почему нельзя злить магов.
Глаза маркизы сверкнули чем-то оранжевым, потом по комнате пронёсся ветерок, диван, на котором лежала Эжени, стол, стоявший рядом, всё это поднялось в воздух и потом резко опустилось вниз, ещё один слабенький порыв взметнул мои волосы, я только сейчас с удивлением поняла, что на мне нет платка, а волосы выросли до пояса, и…всё закончилось, потому что маркиза была опытным магом и быстро сумела взять магию под контроль.
— Это нельзя так оставлять, — жёстко проговорила маркиза, и я поняла, «наш человек», сработаемся!
Привели в чувство Эжени и все вместе, больше, конечно, я и маркиза де Трас, договорились о следующем: вызываем на завтра портниху сюда в дом. Разговаривать с ней буду я, в присутствии маркизы. Маркизе не дело опускаться до уровня всяких там портних.
Если портниха не соглашается на наши условия, то в городе есть ещё один салон, можно попробовать и там.
Мне идея понравилась, тем более что, если появятся деньги, то и в Бурж я смогу поехать как можно скорее. Сердце моё было неспокойно.
А пока приготовила снова плов из перловки с овощами и сухофруктами, всех накормила, и после ужина попросила мальчишек ещё мне показать, что есть интересного в доме и в саду. Потому что и маркиза, и Эжени, оказались дамы впечатлительные и после ужина каждая пошла отдыхать.
Я впервые увидела, как работает магический замок. Показалось, что стук раздался прямо в дверь, но на самом деле за дверью никого не было. Человек, стучавший находился за воротами и «стучался» в магический замок.
Мы как раз сидели и завтракали, маркиза де Трас, которая милостиво позволила мне называть её мадам Элиз, тоже сидела с нами, и мы вот такой вот дружной семьёй поедали очередной «шедевр» от попаданки под названием: «овсянка, сэр».
Хорошо, что ещё оставались сухофрукты, а то без сахара, боюсь, это творение есть было бы невозможно
Внезапно, после того как раздался стук, маркиза замерла, прикрыла глаза, и произнесла:
— Это капитан Лекок. Интересно, что это ему понадобилось. Я его не видела со дня, когда они принесли известие о смерти Этьена.
На этих словах у маркизы увлажнились глаза. А я подумала, что Лекок, вероятно, заявился по мою душу, уж больно однозначные знаки внимания он мне оказывал, да ещё и ждал возле дома Дижо.
А маркиза тем временем обратилась ко мне:
— Мари, ты бы не могла мне помочь, я отсюда не смогу открыть дверь, уже с утра обновила охранный контур. А вот, если ты меня подведёшь поближе, то, думаю, что у меня получится.
— А я сама могу это сделать? — чёрт меня за язык дёрнул
—О я была бы тебе очень благодарна, тебе нужно подойти к воротам и пожелать, чтобы они открылись, влив капельку магии, — сказала с улыбкой маркиза и взглянув на Эжени, добавила, — чуть позже я настрою на тебя управление, чтобы не надо было каждый раз ходить.
И я, конечно, окрылённая тем, что мне оказали доверие, радостно поскакала открывать калитку, совершенно позабыв о том, какая наглая рожа, этот капитан Лекок.
Сегодня я снова была в одном из платьев Эжени, платье было приятного кремового цвета в розовую полоску, рукава были сделаны буфами до середины руки и отделаны по краям розовой лентой, небольшое круглое декольте тоже было с такой же отделкой.
А я ещё была без платка, отросшие пепельно-блондинистые волосы, хоть и были убраны в самодельный пучок, который мне удалось накрутить при помощи ленты, тоже выделенной хозяйкой, красиво оттеняли и платье, и всю мою уже немного отъевшуюся фигурку.
Подошла к воротам и только после того, как открыла их, влив капельку магии, вспомнила, что мне говорила мадам Дижо о том, что надо скрывать магию от незнакомых. Конечно, капитана Лекока я уже знала, но от таких знакомых, наверняка, магию надо было скрывать ещё более тщательно.
— Может не заметил, — подумала я
Капитан вошёл:
— Мадемуазель?
Я не стала отвечать, сложила руки и предложила ему пройти в дом, не забыв опустить глаза вниз.
Капитан ещё раз взглянул на меня, но, похоже не узнал
Пока шёл к дому пару раз оглянулся. Войдя в дом, очень вежливо поздоровался с маркизой и Эжени, а потом…
А потом маркиза сказала:
— Спасибо, Мари
И капитан, сопоставивший все факты, нахмурившись уставился на меня и спросил:
— Мари? Мари Фантен?
Пришлось признаваться.
Оказалось, что капитан всё-таки пришёл по мою душу.
— Это отлично, — заявил капитан, — я как раз пришёл к вам.
Маркиза де Трас и Эжени удивлённо на меня посмотрели, а я поняла, что ещё не успела рассказать дамам как «интересно» проходило» моё путешествие в Шантильи из столицы.
— Мы познакомились с капитаном по дороге из столицы в Шантильи — вздохнув пояснила я, понимая, что для двух женщин, уже давно живущих в атмосфере «никому нельзя верить» это звучит, по меньшей мере, странно.
Но капитан сам меня выручил, сообщив, что он сопровождал графа из поездки в столицу, когда они наткнулись на разграбленный дилижанс, где я была одним из пассажиров.
— Тогда-то я и узнал, что девица собирается к вам на службу, — сказал он маркизе де Трас.
Мне показалось, что после этого лица маркизы и Эжени даже посветлели.
— Так вот, милая, — снова заговорил этот «представитель власти», а меня даже передёрнуло от такого фамильярного обращения, но капитан, конечно, этого не заметил и продолжил, — я выяснил, что вы так и не зарегистрировались в мэрии, что прибыли в город и собираетесь здесь работать.
Умом я понимала, что женщины того сословия, к которым относилась, Мари могли быть и «милыми», и «крошками» и так далее, как того пожелает аристократ, но я-то не она, и я не позволю называть себя «милой»
— Капитан Лекок, могли бы вы называть меня просто по имени или фамилии, мне кажется, что обращение «милая» как-то не вяжется с тем, что мы с вами незнакомые люди, — немного длинно, но зато всё, что хотела сказала.
Проговорив всё это, я увидела, что брови у маркизы поползли вверх, и поняла, что, видимо, сморозила ещё одну глупость.
Но капитан не обратил ровным счётом вообще никакого внимания на мою просьбу. Потому как продолжал:
— Каждый вновь прибывший должен зарегистрироваться в городской ратуше в течение двух дней со дня прибытия. И, если я не ошибаюсь, то сегодня как раз истекает второй день.
Я подумала, о том, что капитан вряд ли ходит по всем прибывающим в город сам. Что же всё-таки ему надо?
Этим же вопросом озадачилась и маркиза. Она удивлённо спросила:
— Это всё капитан? Или есть что-то ещё.
— Конечно есть, — во все тридцать два, весьма белых зуба, улыбнулся капитан
— Открылись новые обстоятельства по делу о нападении на дилижанс и нам требуются показания свидетелей, а, — и в этот момент он посмотрел на меня, — милая Мари, один из самых важных свидетелей.
И в этот момент мне стало ясно, что не всё здесь чисто, что-то бравый капитан темнит.
Ну и я, конечно, же не удержалась:
— А вы ко всем свидетелям сами ходите, господин капитан
Но капитан был «тёртый калач»:
— Нет, конечно, милая, шёл мимо дома маркизы де Трас, дай думаю, зайду сообщу, а заодно выражу почтение дамам.
Маркиза спросила:
— Вы будете здесь проводить опрос?
Капитан усмехнулся:
Наконец-то Лекока выпроводили и я стала собираться к портнихе. Маркиза удивлённо на меня посмотрела:
— Мари, а ты куда?
— Я пойду вместе с Менером, что-то мне неспокойно опускать ребёнка одного, ну и потом, надо же теперь в мэрию заглянуть, узнать, что там и как
Маркиза вдруг снова взглянула на меня так же как тогда , когда я отчитывала капитана Лекока за фамильярное обращение, но на этот раз она не стала молчать и сказала:
— Мари, ты только не подумай ничего такого, и я, и Эжени, мы тебе действительно верим, да и сама ты скорее всего тоже веришь, и вправду не помнишь многого. Но я смотрю на тебя и мне всё время кажется, что на самом деле ты вовсе не деревенская девушка, ну не может быть у простой девушки ни такой правильной речи, ни таких знаний, ни таких хороших манер, да и магии такой сильной как у тебя. Да, ещё мне всё время кажется, что разговариваю я не с юной девицей, а со зрелой опытной женщиной.
Я подумала:
— Надо же какая глазастая маркиза
А вслух сказала:
—К сожалению я не помню ничего до того момента как очнулась в лечебнице при монастыре Святого Франциска, а что до возраста, думаю, что это оттого, что пережила я много обид.
Глаза мои увлажнились, действительно стало жалко и себя прежнюю, и несчастную Мари Фантен
Маркиза даже испугалась:
— Ну что ты Мари, не плачь, прости, я не хотела тебя расстроить и уже тем-более обидеть. Хорошо, если ты считаешь нужным, иди вместе с Менером.
И мы пошли. Менер хорошо ориентировался в городе.
—Тебя часто отпускают одного? — спросила я, потому как мне казалось странным использовать для посылок собственного ребёнка. Но оказалось, что отпускают мальчишку совсем нечасто, просто, когда не стало слуг, мама не всегда могла ходить куда -то сама, бабушка заболела, а братья ещё маленькие.
И я поняла, что мальчишке пришлось резко повзрослеть и взять на себя ответственность за мать и братьев, в силу своих возможностей.
Мы шли вдоль улицы, на которой стоял дом семьи Моран. Улица была небольшая всего шесть домов, три на одной стороне улицы и три на другой. Было заметно, что раньше за улицей ухаживали, вдоль проезжей части росли высокие деревья, которые сейчас были покрыты свежей, недавно появившейся листвой. Газон всё ещё выглядел ухоженным.
Но большинство домов, может и не таких больших как дом маркизы де Трас, действительно стояли пустые, а некоторые даже с выбитыми окнами. И только в самом конце улицы тоже был дом, вокруг которого всё ещё можно было заметить тонко колыхающуюся плёнку защиты
— А кто там живёт? — спросила я мальчика, показывая на дом
Менер сказал, что вроде бы там жила баронесса де Вальмон с мужем и сыном, но после того, как мужа арестовали, а сына унесла магическая лихорадка, она не уехала, как остальные, а просто перестала выходить на улицу.
— Я знаю, что бабушка вместе с мамой ходили, пытались о неё достучаться, спрашивали не нужна ли какая помощь, но им так никто и не ответил, хотя продукты ей привозят регулярно, да и защита постоянно обновляется, так что , наверное , она просто не хочет никого видеть
Мальчик рассказывал мне историю несчастной баронессы, а я думала, о том, что же здесь, за король такой был, который своих же поданных уничтожал, оставляя после такие вот «проплешины» в виде брошенных домов и разбитых судеб
Вскоре мы вышли на другую улицу. И хотя домики на ней были попроще, выглядела она значительно повеселее, почти в каждом домике на первом этаже была какая-нибудь лавка, по улице ходили люди, а сама улица была довольно длинная и вела прямиком к центральной площади города, на которой я уже была в своё первое утро здесь. На это площади стоит большой фонтан, который , к сожалению, сейчас некому поддерживать, потому что некому зарядить кристаллы.
На этой же площади находилась и мэрия, которая располагалась в городской ратуше. Я предложила Менеру начать с Мэрии, очень уж мне не хотелось, чтобы капитан Лекок имел хоть какую-то возможность ко мне придраться, а если я не буду зарегистрированна, то это будет для него хороший повод меня «зацепить».
В Мэрии нас встретили дружелюбно. За невысокой стойкой сидел приятный молодой человек, который сразу же, как только мы вошли, поинтересовался по какому вопросу.
— Вот же как на людей приличная одежда влияет, — пришла мне в голову «умная» мысль, — интересно как бы этот молодой человек среагировал, приди я в своём сером платье и в платке.
Тем не менее одеты мы, и я и Менер были прилично, поэтому на свой вопрос, каким образом я могу зарегистрироваться для временного проживания в городе, молодой человек сразу достал бланк и начал записывать мои данные. После того как он всё записал, всё так же мило улыбаясь, сказал:
— А теперь с вас всего два су и всё, дело сделано
— Блиин, — взвыл внутренний голос, — снова прокол, денег-то у нас нет, вот от слова совсем.
Менер смотрел на меня расширившимися глазами, видимо ожидая, что я сейчас материализую два су из воздуха, но я , к большому сожалению, так не умела, поэтому поизображав, что кошелёк точно был, но оставлен в другом платье, горестно вздохнула и так же горестно попрощалась с добрым парнем.
— Постойте, мадемуазель Мари, — назвал меня по имени этот улыбчивый сотрудник Мэрии, — я могу вам выдать документ, а вы завтра принесёте деньги.
— Я поняла, что парень мой герой! — так бескорыстно отдать понравившейся девушке документ без уплаты городской пошлины, мог только человек, который точно знает, что без оплаты этой пошлины для города ничего не изменится.
— Нет, спасибо, — ответила я, вероятно, зря, но вдруг мне на голову кирпич упадёт, и я не смогу выполнить обещанное. Вслух сказала, — давай те я завтра снова приду, и мы с вами дооформим.
Мне показалось, что парень облегчённо выдохнул, всё таки выдача бумажки без уплаты городской пошлины было серьёзным нарушением.
Вышли с Менером обратно на площадь, тот тоже выдохнул облегчённо: