Щучий обручник

Часть первая. Обрученные. Глава 1. Щука

Ладия, город Кошкин, 24 мая 7111 года от сотворения Мира, суббота

Речка Горюшка была дурная.

Прозвана так за то, что воды в ней к лету оставалось точно слез девичьих, зато с любым дождем она мнила себя океаном, затопляла хлипкие мосточки и стремилась поглотить весь город. Город, конечно, был умнее, и давно уже близ берегов не строился, только между Вознесенской и Торговой сторонами приходилось тогда сообщаться лодками.

— Она, поди, уже деньки считает, чтобы меня к юбке привязать, — безусый Мирон досадливо хлопнул рукой по воде.

Переправщик напротив него размеренно кланялся с веслами, доставляя двух принаряженных молодцев к торгу. Жилы вздувались на шее гребца в такт плеску за бортами плоскодонки.

После ночного ливня Горюшка еще была свежа и полноводна — через седмицу снова обернется затхлым ручейком. Ивы аккуратно вынут свои ветки из омутов и еще долго будут с брезгливостью стряхивать пенные капли. Одни рыбаки не досадовали — проросли по берегам, точно крепкие грибы в картузах, и только успевали вздергивать лихие удочки.

— Еще не сватался, а под каблук попасть уже страшишься? — поддел дружка Адриан, смеясь белозубо и юно.

Мирон, младший наследник славного купеческого рода, не находил в себе такого легконравия.

— Скалься, бездельник! — зыркнул он с упреком. — Тебя-то, сиротинушку, никто насильно не окрутит. А меня брат заест, покуда мы с Кириносами не сроднимся.

— Конкурентов, как известно, предпочтительнее миром проглотить, — покивал Адриан с пониманием, хотя сам от серьезной торговли держался подальше.

Род Мирона Галита, напротив, пользовался званием купцов второй гильдии и учинял себе все новые заботы — самым доходным производством семьи были ткани, но кругом открывались или подминались горсти мелких предприятий, от свечного завода до бань.

— Конкуренты? — поморщился Мирон. — Так, прозывание одно. Станки их давно устарели — гиарскими нужно заменять, а им уже и не на что. Ткут на бабьей рухляди по метру в год, и скоро вовсе разорятся.

Семья его невесты состояла из нее самой и будущего тестя, купца четвертой гильдии. Оборотистостью Дамиан Киринос мало впечатлял и хранил бестолковую верность добротному здешнему льну. Конечно, когда-то лен привел его к солидному достатку, но он же раньше времени губительно расхолодил. Отяжелевший и чинный купец пропустил час наращивать объемы, пренебрег закупкой атласа или иных диковинок чужой земли. Мирон с усмешкой представлял, как Дамиан теперь кусал себя за локти, глядя на ловких братьев Галитов и перечни своих долгов. Зато полотна тот от века красил сам, устроив дело тонко и со знанием.

— Красильня, впрочем, у Кириноса всегда была отличная, — признал Мирон вслух без охоты. — Цвета стойче наших ложатся. Батюшка еще, жив был, уговорился с ними слиться к общей выгоде. Когда он в могилу сошел (Царствие небесное), я уж поверил — забудем. Куда! Брат только дела перенял — и бросился им наши чаяния подтвердить. Сам холостой, но отдуваться все равно меня поставил.

В глазах Мирона серой мутью плескалось отражение реки — на трепет жениха в день ожидаемого сватовства эта картина походила мало. Он редко видел в городе невесту, и эти встречи не растревожили его покой. Знаком он был с девицами и краше, и приветливей, что будили задор в молодецкой крови — с такими сам в долгу не оставался. После свадьбы брат, пожалуй, велит поуняться.

— Не убивайся, может, повезет — она сама еще тебе откажет! — утешил Адриан. Улыбка рвалась из молодца против его воли.

Мирон обернулся к нему удивленно.

— Не вовсе же она умом тугая — без нашего подспорья они по миру пойдут. Да и любая девка от пелен о свадьбе грезит.

Молодец уселся попрямее, намекая заодно: заполучить в мужья его — тем более подарок. С вытянутой шеей он стал походить на журавля в расшитой красной шапке — впрочем, в самом деле не последнего среди свободных кошкинских купцов. Ликом без особенных изъянов, ко всему — с доходом, а звонкая монета притягательнее правильного носа. Вот и «конкурент» отдает ему дочь не за русые кудри.

— Варвара тебе в этом признавалась? — с душою забавлялся Адриан.

Он преотлично знал — Мирон с невестой сроду не беседовал. Зачем тому было возиться? Вопрос давно улажен между главами семей. Осталось только нынче отыграть всю церемонию со свахой и нацепить Варваре в обещание кольцо.

Мирон поднял руку от воды и повертел перед приятелем. Мизинец тяготился перстнем: широким, золотым, с алым сияющим камнем. Девице такой только на большом пальце и носить, чтобы сразу видели — не батюшкин гостинец, а знак от обручника. По нему весь город возьмется судить, богат ли жених и сильно ли прочим девицам невесте завидовать. С мироновым колечком выходило, что от тоски им можно даже зеленеть.

— Яхонт в золоте горит! — кисло похвалился он. — Какая устоит? Им одним любую можно заманить, не то, что худосочную Варвару.

По тону слышалось, что примечательный жених не прочь еще повыбирать, кого заманивать: Кошкин — город бойкий и красавицами ладными исполнен до краев. На том же базаре, куда и плывут — каких только голубок не встретишь!

Мирону же теперь там только на ряды мучные любоваться: свататься никак нельзя без пряников, они обещают невесте медовую жизнь. На деле, ясно, сладкой она будет ровно пока пряники не кончатся — да кто же с вековым укладом спорит! Мирон с дружком теперь и шли набрать съестных гостинцев, а брат со свахою их станут ждать вблизи невестиного терема, с ларями прочих обязательных даров.

— Чем тебе Варвара не годится? Девка как девка, не горбата, не ряба, — по справедливости напомнил Адриан.

Лодка уже перешла середину разлива реки, и каждый мах весла отмеривал обратный счет мироновой свободы. Молодец подумал о смурной девице, от которой теперь никуда, и снова с отвращением ударил речку по спине.

— Не по норову мне! Рыба снулая, — означил он и тут же охнул, свешиваясь с борта. — Кольцо!

Перевозчик замер против него с поднятыми веслами.

Глава 2. Пряники и прочие подарки

В Кошкине 24 мая, суббота

Базар не вошел еще в силу по раннему утру, но далеко уже не пустовал. Съестные ряды с козырьками — мучные, молочные, зеленые, мясные — заполнялись торговцами сразу. Хозяйки и наемные кухарки приходили первыми, так что среди снеди от зари шел беспрерывный женский торг. Кожевенные, деревянные, ювелирные — эти оживали после, когда к базару выплывали основательные мужики да горожане побогаче. За цену тогда начинали бодаться басами, сдвигая широкие брови и долго ворча.

Нынче Мирон и Адриан вышагивали, будучи весьма заметны в этом преимущественно бабьем царстве. В ярких кафтанах к сватовству, они выделялись особенной статью, и Мирон мало волновался не только о вороватой пронырливой щуке, но и о настоящей невесте Варваре. Его приятель вовсе наподмигивался так, что глаз уже задергался и против воли — он и не думал обласкать вниманием старуху с горой прошлогоднего лука. Та улыбнулась, махнувши рукой, и Адриан второпях отвернулся.

— Я гляжу, ты сделался совсем непривередлив, — не упустил сказать приметливый Мирон.

— У нее хотя бы в рукавах не плавники, — вернул тотчас приятель.

Мирон быстро посмотрел ему в лицо, но Адриан кивнул успокоительно.

— Не трясись, никому не скажу. Не враг же я тебе, чтобы полезное для дела сватовство испортить, — он не стерпел и снова прищурился хитро: — Только ты сам рассуди — может, щука и лучше? Она, должно быть, вовсе не ревнивая…

— За ней красильню не дают, — напомнил Мирон, огибая развалы.

Перед торговыми рядами основались кустари из ближних сел. За стол им было нечем уплатить, так что прямо на утрамбованной лаптями площади горами выросли корзины, горшки, резные ложки и прочая мелкая утварь. Один обтрепанный торговец детскими свистульками дул в расписную птичку, поминутно отнимая ее ото рта и крича:

— Чадо дудкой отвлеки — целы локти и горшки!

— И пирог не тронут — только уши стонут, — дополнил Адриан.

— Выгоняй играть во двор, под соседский под забор, — благоразумно подсказал Мирон.

Пересмешничая, он не забыл присмотрется к молочному ряду хозяйственным оком. За самым широким столом суетился опрятный мужик, отмеряя крынку жирного масла для щуплой девицы, по виду, помощницы чьей-то кухарки. Мирон ему отправил одобрительный кивок — стол держали они с братом, и не мешало лишний раз проверить, с раннего ли утра их работник на посту. Работник был усерден, и дела братьев Галит учинялись хорошо.

Мучные ряды гудели и без помощи свистулек, только пряничница в нем была пока одна. Она отличалась юностью и приятным для взора румянцем, хотя и дремала, улегшись на локоть щекой.

Адриан забавы ради потянул к себе ржаной печатный пряник с краю. Платок немедля вскинулся от локтя.

— Две медных луны за такой! — прощебетала белолицая торговка.

Быстрыми пальцами спрятала пряди, что выскользнули в дреме, и привычно откинула косу за спину. Мирон уже к ней присмотрелся, но Адриан нещадно оттеснил приятеля — дважды жених, так пусть не лезет! Оценил блестящие глазурью пряники и цокнул звонко, впрочем, глядя на девицу:

— Экая сладость! И как тебя отец к базару отпускает?

— Разве кто меня обидит? — улыбнулась она доверчиво.

Прихваченный товар Адриан весело вернул на стол, зато торговку стал рассматривать с удвоенным вниманием.

— Народ здесь ходит разный, — поделился он.

— Я не из страшливых, — дрогнуло круглое плечико с вышивкой. Пряничница знала: против девичьей приветливости молодцы не очень-то торгуются, даже напротив — щеголяют кошелем. И батюшка про то отлично помнил, за тем и ставил дочь вместо себя, косматого да хмурого.

— А все же такой красе и защита нужна, — тянул Адриан, наклоняясь будто над прилавком, а на деле все больше к платочку. Тот не отстранился.

— Ох, нужна, — девица опустила очи с видом совершенного смирения. — А то зевнешь разок — так уже пряники воруют.

Эту картинную наивность, сжалившись, растолковала дородная калачница за лавкой справа.

— При ней тут брат старшой, — она кивнула на кузнечные ряды. — Кочергу руками гнет. Так что ты не шали, простота.

Адриан выпрямился и на всякий случай отодвинул возвращенный им пряник подальше.

— Стало быть, и волноваться не о чем! — с великой живостью одобрил он и глянул на Мирона, приглашая: — Выбирай, это тебе нынче надо.

Мирон подступил. Чем больше он с придиркою смотрель на пряники, тем более ему казалось, что он их совершенно разлюбил. Бело-коричневые мишки, лошадки и домики пахли несвободой, хотя и таили варенье внутри. Молодец окинул взором весь товар и собрался уже спросить про экземпляр побольше, когда чей-то палец ткнул его болезненно между лопаток.

Мирон, серчая, обернулся, но тотчас мрачно подавил свой гнев — обидчиком его оказался бесноватый Мычун.

Тощий, прикрытый лишь лохмотьями, секунду он тупо смотрел, потом вдруг втянул щеки, закусил их изнутри зубами и старательно вытянул к Мирону язвенные губы. Несколько раз ими шлепнул, глядя в глаза, и повалился в пыль от беззвучного, икающего хохота.

— Поди к себе, — брезгливо толкнул его сапогом Адриан.

Бесноватый катался по земле, полуголый, в огрызках веревки на руках, но очень довольный проказой. Люди вздохнули, обходя его без интереса — что с безумца взять?

Мирон не сказал ничего — так и застыл, онемев на мгновение. Он один здесь понял соль насмешки Мычуна: тот ласкался к нему в виде рыбы-невесты. Видеть потерю кольца бесноватый, конечно, не мог, только ведают нечистые духи побольше людей — тем и страшны. Дикие глаза снова поймали «щучьего обручника» и губы противно зашлепали.

Адриан поднял бесноватого за локоть на нетвердые ноги и как осла повел от лавки прочь. Тот оглядывался часто на застывшего Мирона, скалился ему и хлопал жидкими ресницами, но не вырывался.

У левого края базара был врыт дубовый столб, куда по праздникам сажали петуха и отправляли молодцев соревноваться в ловкости: кто добудет себе к ужину горластого? Столб лоснился от мужских вспотевших рук, стыдился за их грубые рисунки на боках, а в безветрие пах всеми местными собаками.

Глава 3. Сватовство

В Кошкине 24 мая, суббота

К терему Варвары пришлось опять идти через большую воду, только на сей раз — проезжим мостом над необъятной судоходной Дивиной. В нее-то и впадала своенравная Горюшка.

По преимуществу купеческий, город Кошкин слагался из трех заселенных сторон. Вознесенская сторона, с главным храмом и богатыми домами, глядела поверх Горюшки на сторону Торговую, с базаром и портом, и они обе выходили боками к Дивине, составляя ее крепко застроенный правый берег. На левой же дивинской круче стояла самая обширная, Лесная слобода, где большей частью прирастали избы и терема не самого заметного достатка.

Дивина издревле кормила весь Кошкин монетой — по ней из Ледяного моря в столицу ходили заморские шхуны, ею же и местные купцы отправлялись вдаль, чтобы самим найти диковинный товар или сырье для своих новых предприятий.

Шагая по мосту и глядя на реку, Мирон стал молчаливым и задумчивым. Адриан тоже поразмыслил и не стал щипать его своими прибаутками. В конце концов, в судьбе дружка настал тот поворот, которого сам сирота надеялся по здравости рассудка избегать пока возможно, хотя обоим шел уже двадцатый год.

По уговору, брат Тихон и сваха ждали молодцев вблизи моста уже к позднему утру. Из-за разлившейся Горюшки не смогли перетащить от Вознесенской стороны собственную выездную тройку, так что лентами и бубенцами была убрана наемная телега. Запрыгнув на нее, Мирон нашел, что он теперь и вовсе не решает, куда двигаться — жизнь понесла его сама, крича и гикая. Мысль о щуке и мычуновых намеках заставляла пуще хмуриться, а пряник в белом полотенце не позволял об этом приключении забыть.

Синий теремок невесты был не самым крупным даже на Лесной стороне, а уж в сравнении с жилищем жениха на Вознесенской — вовсе показался бы избенкою. Однако, в нем было два этажа и довольно помещений для семьи, а краска на ступенях и перилах бликовала свежестью. Со ставень гордо косили глазами одноногие цапли в зеленых кругах.

— Готовились, — одобрил Тихон, обоняя едкий запах подновления.

Пышная сваха кивнула солидно и, подобрав три слоя юбок, первой взошла на ступени. Хозяин отворил едва не раньше, чем она трижды стукнула палкой по двери.

— Матушка, откуда к нам? — глава дома, бородатый купец Дамиан в самом добротном кафтане обозрел всех «неожиданных» гостей.

Начался настоящий спектакль.

Хозяин дивился оказанной чести, сваты, отвечая, старались болтовней прорваться через сени в дом и добраться до потолочной балки — по древним (не очень надежным) поверьям, прикосновение к ней уже давало преимущество «просителям». Препон им не чинили, только сваха дотянуться не смогла, и ритуал, войдя, исполнил Тихон.

Хоромина была светлая, чистая, но безо всякого дива — красный угол, печь, стол с лавками, резные сундуки. Как у людей — не хуже и не краше. Поклонясь иконам, сваха продолжала свою роль:

— Летал в поднебесье наш белый журавль, искаю свою серую цаплю — не на вашем ли дворе примостилась?

Цапля и правда — нашлась без труда.

Варвара Дамиановна встречала сватов, как водится, молча у печи, зато обряженная в лучшее.

В городе Мирон давно невесту не видал — ей минуло шестнадцать, и по-своему она явилась хороша. Несколько высоковата для девицы, но колокол зеленой юбки под дворянскую моду скрывал худобу, оборки над верхом крахмально топорщились, придавая где надо объему. Рыжая коса и крапинки веснушек пусть и почитались больше недостатком, но скоро внимательный Мирон к ним привык и они его почти его заворожили. Может, под рыбьим холодом невеста не так уж и скучна — вон как зыркает из-под ресниц светло-огненных! Она старательно не поднимала глаз, но Мирон замечал, как она то и дело цепляет ими всех пришедших: самого жениха, его старшего брата, потом дружка, и — меньше других, но тоже любопытно — голосистую сваху.

Зная, что дело слажено еще задолго до явления гостей, хозяин даже не стал высылать из хоромины дочь — пускай на театр парадный любуется, чай, в ее честь разливаются! Жених вдобавок разобрал за дальней дверью шепотки — домашние работники тоже побросали все дела и льнули к каждой щели — молодой хозяйки торжество послушать.

Сваха между тем уже договорилась до подарков. С присказками выстроились на столе шкатулки: не так, чтобы сокровища несметные, но не стыд такие предлагать. Каждый дар превозносился столь умело, что в чести выходили и дарители, и адресат.

— Вот тебе ларь пуговиц чеканных: медью горят, с кафтана про славу хозяйскую заговорят! — ладонью сваха повела на Дамиана.

Ростом купец был высок — пуговиц на всякий выходной кафтан и верно, требовались горсти. Он довольно покивал, благодаря, но к ларчику до времени не прикоснулся. Вот благословит иконой пару — тогда и заберет. Да и на что ему дары? Устроить бы Варвару! Та все утро проходила как по иглам — то-то жгло девицу предвкушение сватов! Должно, и теперь не дышит от волнения.

Варвару в самом деле от печи было почти не слыхать. На середину, исполняя ритуалы, вышел Адриан.

— Позволь, Дамиан Атреевич, и красу-дочку твою одарить! — вступил он и тотчас повернулся к Варваре. — Есть в нашем городе терем высокий, в тереме том — ладный молодец, он не ест и не пьет, все печалится. Отдай, говорит, друже, этот пряник красной девице, серой цаплице, пусть отведает она моего подарка. Коли сладок ей покажется — то узнает она, что и ей быть с ним в радости. Коли горечь полынной травы на язык придет — пусть возвратит его мне, да не гневается.

Адриан поклонился и протянул ей лупоглазую миронову добычу. Варвара скромно отвернулась от молодецких пытливых очей, приняла в белые ручки пряник-рыбу, взором скользнула по буквам — и вдруг изо всех сил сжала тонкие губы.

«Никак, смешинку давит! — изумился наблюдающий Мирон. — Вот так смиренница! Уж ей-то неоткуда знать о щуке, чего потешается?»

Поправив платок на плечах, слово опять переняла уверенная сваха. Добрых четверть часа она пела хвальбы жениху, которым никто, кроме него, не верил, но все восхищались мастерством профессиональной сводницы. Мирон расправлял плечи и находил, что такого себя еще жальче вязать брачным рушником, ну да чего уж — слажено так слажено.