Сделка

Пролог

Вселенная, как мне кажется, обходится с нами по принципу «пан или пропал». Одним она подкидывает выигрышный лотерейный билет в карман пальто, другим — сваливает на голову рояль. Прямо как в тех старых мультфильмах. Только вот смешно это ровно до тех пор, пока ты не понимаешь, что именно ты — тот самый персонаж, который замер в глупой позе под зловещей тенью с разинутым ртом.

Моя жизнь до определенного момента напоминала плохой ситком с элементами трагедии. Сиротство — есть. Злой родственник, промотавший наследство, — есть. Мечта сбежать в большой город и начать жизнь с чистого листа — о, да!

Я даже завела себе блокнот, где на первой странице было написано: «План побега». Звучало драматично и многообещающе, как будто я готовилась не к поступлению на юрфак, а к ограблению банка.

Я свято верила, что главный злодей в моей истории — это дядя Борис с его вечным перегаром и криками о «проклятой крови брата». А нет. Хотя… с него все это и началось.

Оказалось, он был всего лишь неудачливым композитором, калякающим на рояле в углу, в то время как сама Вселенная готовила свой грандиозный оркестр с литаврами и медными трубами. И ее дирижерская палочка была сделана из чистого криминального сплава под названием «братья Орловы».

Теперь я знаю: бойся своих желаний. А еще больше — долгов своих родственников. Потому что когда судьба приходит выбивать из тебя деньги, которых у тебя нет, она иногда соглашается на бартер. И вот твой диплом с отличием, твои мечты о адвокатской мантии и собственной квартирке с видом на что-то приличное внезапно котируются ниже, чем твоя собственная… ну, скажем так, ликвидность.

Раньше я думала, что моё будущее — это прямая дорога от точки «А» — дом дяди, к точке «Б» — успешная независимость. Я даже не подозревала, что где-то посередине меня ждёт резкий поворот на «дуйте к чёрту», и дорога превратится в серпантин с односторонним движением. Прямо в кровавые объятия самых опасных людей города.

Так что, если вас когда-нибудь спросят, как из перспективной студентки превратиться в живой залог по долгам родни, я могу прочитать целую лекцию. Первое правило: не теряйте чувство юмора. Второе: никогда не недооценивайте идиотизм собственной семьи.

И да, рояль всё-таки упал. Просто оказался с человеческим лицом. Двумя. Двумя чертовски красивыми лицами. Что, конечно, совсем не делает ситуацию смешнее. Ну, почти.

1

Застегиваю последний чемодан, подпевая под нос знакомый мотив. Сердце трепещет от радости и нетерпения. Всего лишь какой-то месяц, и я наконец стану свободной. От этих чертовых облезлых стен, от запаха перегара, который проник уже в каждую щель этой халупы.

Впереди только жизнь. Конспекты, залы библиотек, шумные общежития и Уголовный кодекс вместо пьяного бреда дяди Бориса.

Снизу доносится привычный рев. Дядька уже с утра празднует день какой-нибудь поварешки. Не обращаю внимания, перечитываю уже в сто пятый раз письмо о зачислении на факультет юриспруденции. Мечта. Я вырвала её сама, своими силами, наперекор всему. Мой билет на волю.

Университет отличный. И мало кому удаётся поступить туда. Даже с огромным состоянием нет гарантии, что тебя примут. Но мне повезло поступить на бюджет. Наверное, судьба наконец решила дать мне шанс за эти тяжёлые испытания моего детства.

Невольно смотрю на единственную оставшуюся фотографию на письменном столе. Голубоглазая блондинка в красивом струящемся фиолетовом платье ухватилась за статного высокого брюнета с добрыми глазами.

Мои родители. Счастливые, молодые… живые.

Мне было пять, когда страшная авария унесла за собой множество жизней. И что самое страшное, это не несчастный случай, а настоящее заказное убийство. А чему удивляться?

В городе, где правит мафия, смерть — самый частый гость. Поэтому нужно бежать. Пока не стало слишком поздно.

— Лили! — мерзкий, визгливый голос кузины Дианы режет слух еще до того, как дверь распахивается. — Ты оглохла? Отец зовёт.

Сестра, скорчив лицо, громко цокает языком.

— Хватит уже свои бумажки перебирать!

— Отстань, — фыркаю, убирая документы в папку. — Как я должна понять, что он меня зовёт, если он лыка не вяжет?

Диана вальяжно облокачивается на косяк, разглядывая свой маникюр с облупившимся лаком. Ее лицо расплывается в самодовольной ухмылке.

— А ты быстренько собралась. Бросаешь нас тут с папкой в его… состоянии. Учиться. А кто за ним прибираться будет? Я что, прислуга?

— Во-первых, он твой отец, — парирую, с силой защелкивая замок на чемодане. — А во-вторых, я не горничная, чтобы годами вытирать за ним лужи. У меня своя жизнь есть. Или ты уже забыла, что это такое?

— Ой, какая важная птица нашлась! — передразнивает она меня. — Юрист! Да кому ты там нужна?

— В любом случае, это лучше, чем просто отращивать жир, лёжа на диване сутками! — рычу, кивая на ее выпирающий живот.

Диана заливается краской, но ее ответ тонет в новом гуле снизу. Но это не пьяные крики. Это — грохот. Сдавленный вопль. Грубые, чужие голоса, врезающиеся в пьяный визг дяди.

Вся наглая самоуверенность слетает с Дианы мгновенно. В её глазах — тот же животный страх, что ледяной змеей сжимает и моё горло.

— Это… это кто? — шипит она.

Я молча качаю головой, прислушиваясь. Стул грохает об пол. Кто-то тяжело дышит.

— Думал, мы про тебя забыли, Борис? — раздается низкий, спокойный голос. В его ровном, ледяном тоне — больше угрозы, чем в любом крике. — Пять лет. Наше терпение кончилось.

Сердце колотится в груди, как пойманная птица. Я медленно отхожу от двери, чувствуя, как немеют кончики пальцев. Нужно бежать. Спрятаться. Не попадаться им на глаза.

— Что… что происходит? — шепчет Диана, цепляясь за мою руку.

— Молчи, — одергиваю ее, стараясь говорить как можно тише. — Это не к добру.

Голоса внизу становятся громче. Слышу, как дядя что-то бормочет, захлебываясь словами.

«Пять лет… долг… терпение…»

Что это значит? Какой долг?

Стоп... Неужели это?..

Подкрадываюсь к окну, отодвигаю занавеску. Внизу — несколько черных внедорожников. И куча людей. Много. Все в темном. Холодный пот прошибает спину.

Орловы. Это они. Те самые, кому дядя должен был кучу денег. Его пьяные бормотания о «самых опасных людях в городе» всплывают в памяти с кристальной ясностью.

— Лили, я боюсь, — пищит Диана, вжимаясь в стену. — Они убьют нас всех!

— Заткнись, — шиплю, прилипая к щели в двери.

— Я… я отдам! — хрипит дядя. — Дайте срок, у меня скоро будут деньги!

— Срок? — насмешливый, жесткий голос. — Ты пять лет просил срок, Борис. Мы больше не верим твоим сказкам.

Приглушенный удар. Больной стон.

— У меня нет денег! Поймите же!

— Тогда ты знаешь правила, — произносит первый, спокойный голос. В нём слышится непоколебимая уверенность. — Деньги были даны из уважения к твоему брату. Но ты всё просрал. Значит, ты нам больше не нужен.

Внутри всё обрывается. Воздух перестает поступать в легкие.

— Нет! — вопит дядя. — Прошу, пощадите!

— Ты сам сделал этот выбор, — ледяной тон не меняется. — Марк…

— Стойте! — вдруг визжит Борис, и в его голосе слышится азарт загнанного зверя. — Я… Я могу предложить вам альтернативу! Заберите мою племянницу! Лилию! Она умная, красивая, молодая… чистая!

Мир сужается до точки. Ноги подкашиваются. Этот ублюдок… Он предлагает меня? Взамен на свою жалкую жизнь?

Лицо Дианы искажается. В глазах — дикий ужас, но сквозь него пробивается мерзкое, гадкое облегчение. Не её. Забирают не её.

— Лилия! — истеричный вопль Бориса бьёт по нервам. — Лилия, спустись сюда!

Машинально отшатываюсь к окну. Спиной упираюсь в подоконник. Второй этаж. Внизу их люди. Поймают, как только я коснусь земли.

— Иди! — шипит Диана, распахивая дверь. — Дура, из-за тебя нас всех убьют!

На пороге возникают двое. Высокие, в идеально сидящих костюмах. Глаза пустые, скучающие. Диана тычет на меня пальцем.

— Не двигайся, — говорит один, делая шаг вперёд.

2

Тишина. Гул двигателя. Резкий, сладковатый запах автомобильного ароматизатора, который не может перебить запах табака и чего-то еще... Металлического. Оружия, что ли?

Боль в ноге отзывается нестерпимой волной по всему телу, на каждой кочке. Я зажата между двумя костюмами на заднем сиденье. Их плечи — твердые булыжники — впиваются в меня.

Марк сидит спереди, полуразвернувшись, и нагло, без стеснения блуждает по мне взглядом.

— Ну что, малышка, — его голос хриплый и насмешливый. — Юрфак, значит. Будешь тыкать нам законами? Статью за незаконное удержание знаешь?

Он хрипло хохочет, и его рука с сбитыми костяшками тянется к моему колену. Реагирую автоматически и бью его по пальцам. Слабо, конечно, но ощутимо.

— Не тронь.

Его ухмылка сползает с лица, сменяясь мгновенной, животной яростью. Он разворачивается молниеносно и бьет мне пощечину со всей дури.

Звон в ухе. Искры в глазах, и я отшатываюсь обратно на спинку сиденья, оглушенная.

— Сука! — рычит он, все же хватая меня за колено. — Здесь я решаю, что мне трогать, поняла!?

Ублюдок отшвыривает мое колено, разворачиваясь вперед.

— Тварь, — выплевывает, одергивая пиджак.

Сердце колотится где-то в горле, сжимая его так, что не хватает воздуха. В висках стучит. Боюсь шевельнуться, боюсь даже сглотнуть, чтобы не спровоцировать его снова.

Тело охватывает крупная дрожь. Все эти чертовы криминальные сводки и школьные страшилки всплывают в памяти.

Орловы — звери. Настоящие изверги, которые построили свою империю на крови. Их боятся даже самые отбитые преступники, что уж говорить об обычных людях?

Неважно, куда меня везут и зачем. Я уже умерла. Погибла от рук этих скотов. Не выбраться. Не сбежать. Хотя я сама себе уже ограничила свободное передвижение, когда сиганула со второго этажа.

Знала же, что тупо. Сейчас у меня был бы хоть какой-то шанс, надежда... Боже, лишь бы не перелом.

Напряжение в машине можно ножом резать. Теперь мне действительно страшно. От этого урода можно чего угодно ожидать. Инстинкты у него... Собачьи.

Плавный поворот в гору, затем высокие кованные ворота, в которые медленно заезжает внедорожник. Впереди под светом фар показывается огромный светлый особняк, но даже его современная архитектура и роскошь не внушают восторга. Внутри меня все погрязло во мрак.

Закроют в подвале? Или, может, у них отведенное место на заднем дворе для пыток? Все как в психологических триллерах: посадят на цепь, без еды и воды и будут издеваться просто потому, что я их «собственность».

Я на грани. В любую секунду могу впасть в истерику, поэтому держу над собой контроль изо всех сил. Маньякам будут только на радость мои страдания.

Машина останавливается. Дверь со стороны Марка открывается первой. Он выходит, швыряя окурок на идеально подстриженный газон, и кивает охране, чтобы вытаскивали меня. Пальцы одного из них впиваются в мое предплечье, как тиски.

— Вылезай, принцесса, приехали, — он дергает меня так, что я чуть не падаю на асфальт, спотыкаясь на поврежденной ноге.

Боль, которую на секунду затмила адреналиновая вспышка, снова вернулась, заставляя опереться на машину.

Губы горят, во рту привкус меди. Я автоматически провожу по ним языком и чувствую знакомую солоноватость крови. Он разбил мне губу.

В этот момент открывается дверь второго внедорожника. Выходит Артем. Его темный силуэт вырисовывается против света фонарей у особняка. Он медленно подходит, его взгляд скользит по Марку, по мне, по охранникам, замершим в ожидании.

Его глаза останавливаются на моем лице. На секунду в них мелькает что-то... Раздражение? Нет, скорее, холодное, безразличное разочарование. Как у хозяина, чья собака в очередной раз нагадила в дорогой ковер.

Он делает два шага и останавливается прямо перед нами. Тишина становится оглушительной.

— Марк.

Только имя. Без повышения тона. Но Марк сразу выглядит напряженным.

— Что? — бурчит он, но в его голосе уже нет прежней наглости. Слышна оборонительная нота.

Артем не смотрит на него. Он смотрит на мою губу.

— Это что за херня? — его вопрос повисает в воздухе, тихий и смертельно опасный.

Марк фыркает, отводя взгляд.

— Сама напросилась. Дал сдачи. А что, нельзя?

— «Нельзя»? — Артем повторяет это слово так, будто оно отвратительно на вкус.

Он медленно поворачивает голову к брату.

— Ты ударил наше имущество, Марк.

Его слова леденят душу своей бесчеловечной, меркантильной логикой. Для него я не человек, получивший пощечину. Я — испорченная вещь.

— Она меня стукнула первая! — огрызается Марк, но его голос звучит слабо. Он знает, что проиграл в этой странной игре.

— И что? — Артем поднимает бровь. — Ты — профессиональный боец. Она — девятнадцатилетняя девчонка с вывихнутой ногой. Ты хочешь сказать, что твои инстинкты уже настолько атрофировались, что ты не можешь контролировать себя?

Он говорит с ним, как с непроходимо тупым подчиненным. С презрением.

Марк молчит, сжав кулаки. Ярость исходит от него волнами, но он не смеет перечить. И это… странно.

Артем снова переводит взгляд на меня. Он изучает повреждение.

— Заведи ее внутрь. В мед. комнату. Обработай раны и посмотри, что с ногой. И чтобы больше ни единой царапины на ней не было без моего прямого приказа. Понятно?

— Понятно, — глухо бормочет Марк.

— Не тебе, — Артем резко обрывает его и смотрит на одного из охранников, того самого, что с лицом бульдога, что тащил меня к машине. — Федор, ты.