Казалось бы — «Да кому нужен этот магазин?»
Пыльные полки, скрипучий паркет, выцветшие таблички «Акция!» на витринах. В эпоху электронных книг и гигантских маркетплейсов её «Страницы» выглядели как музейный экспонат. Но Ева Власова так не считала.
Сегодня был особенный день.
Она носилась между стеллажами, смахивая прядь волос со лба. В душном воздухе витал запах старой бумаги и кофе из соседней кофейни. За окном лил дождь, но внутри было тепло — не только от работающего на износ обогревателя, но и от чего-то другого.
Её пальцы скользили по корешкам книг, расставляя их в идеальном порядке. В этом крошечном царстве бумаги и чернил царил особый закон — её закон. Сегодня магазин дышал теплом и жизнью, несмотря на хмурый октябрь за окном.
— Николай! Возьми, пожалуйста! — Ева протянула стопку журналов помощнику.
Пожилой мужчина за кассой ловил каждое её слово, как преданный пес. Николай Петрович — бывший учитель литературы, а теперь главный (и единственный) кассир «Страниц». Его новая улыбка, сияющая как витрина ювелирного магазина, не сходила с лица.
— Уже лечу, шеф! — Он бережно принял драгоценный груз, осторожно, как новорожденного.
Ева усмехнулась. Всего три месяца назад этот человек прятал беззубую улыбку за ладонью. Теперь же Николай Петрович сиял, как первокурсник после первой пятерки.
Вот что значит подарить человеку новые зубы, — мысленно усмехнулась она, вспоминая, как уговорила своих родителей-стоматологов помочь ему.
— Сегодня мы побили рекорд, — прошептала она, глядя на чеки.
Двадцать семь продаж. Для сети супермаркетов — смешно. Для её крошечного магазинчика — почти чудо. Наверно, магазин держался только благодаря заказом крупной фирмы раз в месяц, они всегда брали товары оптом, особенно канцелярию.
Когда в магазине наступила тишина и время шло к закрытию, колокольчик над дверью взорвался металлическим звоном. Ева даже не подняла головы от инвентаризации, продолжая заполнять таблицу уверенными движениями.
— Николай Петрович, проверьте, пожалуйста, заказ Смирновых. Должны были прийти новые поступления.
Ее голос звучал четко, как школьный звонок - привычка, оставшаяся со времен, когда она была той самой "ходячей энциклопедией", как ее называли за спиной. Либо же её дразнили из-за густый кудрявых волос… Теперь же, в двадцать шесть, Ева Власова превратила свою эрудицию в оружие, а книжный магазин - в крепость.
Когда ответа не последовало, она наконец оторвалась от бумаг и замерла.
В дверях, сбрасывая капли дождя с плеч дорогого пальто цвета воронова крыла, стоял Денис Громов. Бледный, как страница новой книги, с длинными ресницами, обрамляющими холодные серые глаза. Его белокурые волосы, обычно безупречно уложенные, сегодня были слегка растрепаны дождем.
Ну конечно. Принц тьмы почтил нас визитом, - пронеслось в голове у Евы, пока она мысленно сравнивала его с персонажем из детских фантазий - тем самым мальчиком со страниц книг, который когда-то отравлял ей школьные годы.
— Власова, — его голос, низкий и нарочито медленный, будто пробовал ее имя на вкус. — У тебя новое хобби? Играешься в книжную лавку?
Ева ощутила, как пальцы сами собой сжали ручку до хруста. Восемь лет. Целых восемь лет она не видела этого человека, который когда-то называл ее "зубной феей" и "ходячей энциклопедией". Но он не изменился - все тот же аристократичный лоск, та же манера смотреть сверху вниз, будто весь мир был для него шахматной доской. Просто вылитый папаша.
— Громов, — она намеренно сделала паузу, оценивающе оглядев его с ног до головы. — Ты что, потерял дорогу в свой клуб потомственных аристократов? Или просто решил проверить, как выглядит место, где книги читают, а не используют как элемент интерьера?
Где-то за спиной Николай Петрович закашлял, прикрывая смешок. Денис же лишь приподнял бровь - эта его привычка всегда бесила Еву больше всего. Будто он был выше таких примитивных вещей, как эмоции.
— Остро, как всегда, — он сделал шаг вперед, и Ева невольно отметила, как ловко он двигается - точно знает цену каждому своему жесту. Его пальцы в черных перчатках скользнули по корешку "Гордости и предубеждения", оставляя едва заметный след. — Но я здесь по делу. Мне нужна книга.
Конечно, именно сейчас, - мысленно закатила глаза Ева. Именно в день, когда у нас наконец-то был шанс выйти в плюс.
— Поздравляю, — она сложила руки на груди. — Ты попал в нужное место. Можешь даже потрогать их - они не кусаются. Если, конечно, твои аристократические пальчики не слишком нежные для бумаги.
Дверь снова распахнулась, впуская порыв влажного воздуха и... Марко Рицце. "Марк" для друзей, коим Ева, конечно, не являлась, хотя за годы перемирие между ними все же установилось. Марк был... особенным случаем. Они с Денисом — неразлучные друзья, но в отличие от своего заносчивого приятеля, Марк всегда относился к Еве с каким-то снисходительным уважением. Может, потому что в школе она единственная могла заткнуть его на уроках литературы.
— Боже, Ден, куда тебя занесло опять, — Марк стряхнул капли с кожаной куртки, его карие глаза весело блестели. Увидев Еву, он сделал преувеличенный реверанс. — О, наша любимая книжная червь! Сколько же лет… Как поживаешь?
— Лучше, пока не появились вы двое, — парировала Ева, но без настоящей злости. С Марком она давно научилась вести этот странный танец - подколки без настоящей ненависти, шутки без унижений.
Денис тем временем изучал полки с видом человека, попавшего в чужую вселенную. Ева не могла удержаться от едкой мысли: Наверное, ищет, где тут у нас кнопка вызова слуги.
— Ты знаешь, что он не читает ничего, кроме финансовых отчетов? — Марк кивнул на Дениса, ухмыляясь.
— Рицце, заткнись, — проворчал Денис, но в его голосе не было злости.
Ева скрестила руки на груди.
— Что вам вообще нужно? Или вы просто решили украсить мне день?
Два года спустя.
Июль раскалывал небо огненными трещинами, а воздух, густой от предгрозового зноя, обволакивал город, как тяжёлое одеяло. Но вот первые капли — тяжёлые, словно ртутные, — ударили по асфальту, и вмиг небеса разверзлись.
Дождь барабанил по крыше книжного магазина с такой яростью, будто сама природа решила сокрушить это хрупкое убежище. Грохот водяных молотов сливался с рокотом грома, и на мгновение девушке показалось, что стены её маленькой крепости дрогнут, что вот-вот рухнет последнее, что у неё осталось.
Этот магазин — подарок родителей, выцветший, но всё ещё тёплый, как старая книга в потрёпанном переплёте. Полки, пахнущие бумагой и временем, скудная выручка, едва покрывающая затраты… Но здесь, среди страниц и переплётов, ещё жили их голоса, их смех. И пока книги стояли рядами, как верные стражи, она знала — сдаваться нельзя.
Даже если весь мир за окном превратился в водопад. Даже если концы с концами не сходятся.
Ева стояла у окна, прижав ладонь к холодному стеклу. За ним бушевала гроза — неистовая, неукротимая, словно вырвавшаяся на волю стихия её собственных мыслей. Молнии рассекали небо, и на миг её бледное отражение в стекле растворялось в ослепительном свете, будто стирая её саму.
За спиной раздавалось тихое позвякивание ложки о фарфор — это Николай Петрович, её верный помощник, помешивал горячее какао, сидя за кассой. Аромат шоколада и ванили смешивался с запахом старых книг, создавая странное ощущение уюта среди этого хаоса.
Магазин был пуст.
Так же пусто, как и её сердце — разбитое вдребезги, собранное из осколков, но так и не склеенное до конца. Боль, глухая и нудная, напоминала о себе в самые неожиданные моменты: когда в тишине раздавался смех за дверью, когда её пальцы случайно касались старой закладки в книге, когда дождь стучал по крыше точно так же, как тогда…
Но что оставалось Еве, кроме как принять эту тягость? Сжать зубы, расправить плечи и жить дальше — страница за страницей, день за днём. Ведь книги, как и жизнь, нельзя перечитать заново. Можно только перевернуть лист и продолжать.
Вибрация телефона разорвала тишину, заставив сердце Евы дрогнуть. На экране — имя, от которого в груди тут же стало тесно: Роман Соколов.
«Надо встретиться. Поговорить»
Коротко, без лишних слов. Но в этой настойчивости сквозило что-то… Что? Упрек? Раскаяние? Или просто привычка командовать, даже теперь, когда между ними уже не было ничего?
О чем ему говорить? — пронеслось в голове. Они расстались всего месяц назад. Разве этого мало, чтобы понять: все кончено? Разве недостаточно тех слез, что она выплакала в подушку, тех бессонных ночей, когда казалось, будто кто-то вырвал из груди кусок живого мяса?
Но где-то в глубине, под слоем обид и разочарований, теплилась крохотная искра надежды. А вдруг… А вдруг он одумался? Вдруг эти десять лет — целая жизнь, прожитая бок о бок — значат для него больше, чем та глупая ссора, после которой он так легко отпустил её руку?
Ева зажмурилась, резко встряхнула головой, словно могла стряхнуть навязчивые мысли. Нет, она не позволит себе снова тонуть в этом тумане. Но… она пойдет. Потому что, как ни злись, как ни притворяйся равнодушной — он все еще дорог.
Он — последний, кто у нее остался.
После работы Ева готовилась к встрече с тщательностью, граничащей с отчаянием. Сообщение Романа пробудило в ней что-то давно забытое — трепет, предвкушение, глупую надежду, от которой щемило под рёбрами.
Перед зеркалом она наносила макияж медленно, почти ритуально: подводка, чтобы подчеркнуть разрез глаз, тушь, придающая взгляду томность, лёгкий румянец — чтобы не выглядеть такой... измождённой. "Будто призрак", — мелькнула мысль, но она отогнала её прочь.
Изумрудное платье, ниспадающее мягкими складками чуть ниже колен, облегало фигуру, подчёркивая хрупкость плеч, резче обозначая выступившие ключицы. "Слишком худо", — констатировал внутренний голос. За этот месяц она буквально растаяла — стресс, слёзы, дни, когда есть не хотелось вовсе, сделали своё дело. Но сейчас было не до этого.
Высокие шпильки добавили ей роста, но лишили привычной устойчивости. "Как же я отвыкла от каблуков", — усмехнулась она про себя.
Пальцы привычно заплели волосы в тугую косу. Роман всегда ворчал, что её каштановые кудри — "будто после взрыва", и настойчиво советовал убирать их. "Может, и правда стоит сделать каре?" — мысль проскользнула неожиданно, заставив на мгновение задуматься.
В последний раз взглянув в зеркало, она поймала собственное отражение — бледное, с тенью усталости под глазами, но... красивое. По-другому. Не так, как раньше.
"Готова", — прошептала она, гася в себе сомнения. Готова ли — неважно. Она шла.
Ресторан встретил её ослепительным блеском хрустальных люстр, отражающихся в полированном мраморе пола. Высокие потолки, украшенные лепниной, стены, обтянутые дорогим бархатом цвета ночи, и повсюду — едва уловимый аромат трюфелей и дорогого вина. Столы, накрытые белоснежными скатертями, утопали в серебре столовых приборов и тончайшем фарфоре с позолотой. Здесь даже воздух казался пропитанным роскошью — тяжёлой, почти осязаемой.
Ева усмехнулась про себя. "Неужели все мои сбережения уйдут на стакан воды в этом дворце?"
Раньше они никогда не заходили в подобные места. Рома обожал фастфуд, особенно жареную курицу с хрустящей корочкой, и их свидания чаще всего проходили в уютных, непритязательных забегаловках, где пахло специями и картошкой фри. А теперь — этот шикарный ресторан, где каждый взгляд, каждый жест будто взвешивали тебя на невидимых весах.
Он уже ждал её.
За дальним столиком, в мягком кресле с бархатной обивкой, сидел Роман и приветливо помахал рукой. Его улыбка была такой же, как всегда — чуть смущённой, но тёплой. Ева ответила лёгким кивком, сама отодвинула тяжёлый стул и опустилась напротив.