Глава 1

Убитый лежал на земле, и его глазницы были полны снега. Ночью на столицу обрушилась короткая, но очень сильная метель, та самая, о которой вчера предупреждали прогнозы погоды, и у Клементины ныла голова. Как всегда при мигрени запахи и звуки обострялись, обретали насыщенную яркость, но она умела их убирать усилием воли, когда начиналась работа.

Теперь в ее мире был лишь кусочек старой булыжной мостовой и бездвижный мужчина на ней.

Она присела на корточки, всматриваясь в лицо мертвеца. Холеный тип, ничего не скажешь. От кожи поднимался запах дорогого мыла, которое не покупают в лавках, а варят на заказ. Жилет брусничного цвета с искрой тоже был сшит в приличном ателье, а не куплен в магазине готового платья.

Судя по лицу и одежде, покойный был кем-то вроде банковского клерка или чиновника, и не из низших рядов. Не больше сорока лет, не женат, если судить по отсутствию колец на пальцах, в кармане пальто лежит кошелек с несколькими ассигнациями и карточками магазинов, но документов нет.

Внимание, вопрос: за каким дьяволом он забрался в самые охвостья квартала святого Сонти, где за такое дорогое пальто способны снять шкуру, и кто отрубил ему правую руку чуть выше запястья?

Отрубленная конечность красовалась рядом с телом, указательный и большой палец были оттопырены, три остальных прижаты. Мертвец будто бы подавал знак: смотри, вон туда тебе надо идти. Клементина со вздохом взглянула в сторону полуразвалившихся каменных сараев и выпрямилась. Идти там было некуда.

Больше всего Клементину озадачивало спокойное выражение лица убитого. Оно выглядело так, словно он закончил достойную и трудную работу и наконец-то заслужил отдых. Умиротворенное, почти блаженное – чем дольше она смотрела на мертвеца, тем сильнее ей это не нравилось.

– Убит примерно три часа назад, – ответил Джереми Флетчер, анатом на ее вопросительный взгляд. Он уже закончил осмотр и теперь собирал инструменты. – Руку отрубили при жизни. Прижгли, чтобы не отдал концы от кровотечения.

– Причина смерти? – поинтересовалась Клементина.

Краем глаза она видела местных стражей порядка: они вытаращили глаза, не зная, что удивительнее – странный мертвец в луже крови или следовательница из центрального полицейского управления. “Бабе не место в полиции”, эту простую фразу Клементина слушала много лет. И благодарила отца, старшего инспектора Лонграйта, который все-таки пробил протекцию и позволил дочери заниматься тем, к чему лежала ее душа.

“Ты пошла лицом в меня, Клемми, – говорил отец. – Так пусть у тебя будет дело, а не скучная жизнь старой девы”.

Клементина признавала его правоту. Во всем. В конце концов, у них в доме было зеркало, и она в него заглядывала.

Флетчер пожал плечами, видно, не успев определиться с причиной смерти. Они пять лет работали в паре “следователь-анатом”, и Флетчер относился к Клементине, как к младшей сестре. У него не было ни сестер, ни другой родни, и все радости он находил только в работе.

Иногда Клементина думала, что однажды ей придется ловить Флетчера. Если человеку так нравится возиться с мертвецами, если это его любимое занятие, то у него не все дома.

– Надо в морг, вскрытие покажет. Предварительно – сердце отказало. А знаешь, что это за символ?

Клементина пожала плечами. Отправляя ее сюда, господин Санторо, глава столичного полицейского департамента, надеялся, что она провалит дело – как надеялся пять лет до этого. Раз баба вместо печки, церкви и сопливых детских носов выбрала мужскую работу, то ей надо показать, насколько она не права.

И он в очередной раз пролетит. Как пролетал все пять лет. Клементина справлялась со всеми безнадежными делами, постепенно на нее начинали смотреть с уважением, и она собиралась работать и дальше. Кто знает, может, однажды Санторо уступит ей свое кресло.

– Это знак секты Седьмого солнца, – с удовольствием поделился анатом. Он поднялся, махнул ожидающим полицейским, и те проворно принялись паковать мертвеца в поджидающий экипаж.

Зрителей, кстати, не было. Обычно взглянуть на покойника собирается толпа народу, но в этих грязных улочках и переулках никто не хотел лишний раз светить портретом перед полицией.

– Что за секта? – поинтересовалась Клементина.

С сектами ей еще не приходилось работать. Дело выглядело все интереснее с каждой минутой. Она представляла лица начальников и коллег – выжидающие лица, готовые в любую минуту взорваться осуждением и насмешками. Как они вытянутся, когда она найдет убийцу!

– Что тебе говорят такие имена: Шеймус Моррис, Кристофер Левенфорд, Арчибальд ван Хутен, Эрик Серра, Гораций Шваб и Жильом де Ретц?

Клементина усмехнулась. Флетчер перечислил самых знаменитых серийных убийц в истории. За каждым числилось не менее сорока доказанных эпизодов, все они были не просто душегубами, но еще и серьезными политиками, и все вошли в легенды и страшные сказки.

Например, про Жильома де Ретца, маршала Хаомы и премьер-министра Первой девы, святой Джоанны, которая остановила страшную смуту и безвластие в Хаоме пять веков назад, рассказывали, что он пил кровь младенцев и ел мясо девственниц. Когда-то мама даже отнимала у Клементины книги сказок, решительно заявляя, что ребенку ни к чему читать такие ужасы.

Отец лишь улыбался. По долгу службы он успел убедиться, что жизнь страшнее любых сказок.

– Я ходила в школу, Джереми, – ответила Клементина. – Я знаю, кто они.

– Так вот, их, как ты поняла, шестеро. Сектанты считают каждого из них Солнцем тьмы, которое восходит над миром и несет смерть и невыразимые страдания. Когда появится Седьмое солнце, наступит конец света. Члены секты ждут его и надеются, что Седьмое солнце поблагодарит их за верную службу, и все вместе они будут пировать на развалинах, – произнес Флетчер чуть ли не мечтательно.

– Откуда ты это знаешь?

– Читал “Хаомийское время” на той неделе. Там была статья о крупном заказе в одном из ювелирных домов, заказали чуть ли не тысячу подвесок с такими вот ручками. Кто-то говорит, что это курьез и глупость. А кто-то требует заранее запереть сектантов в Бенделаме. Конечно, если их перед этим найдут, заказ-то был анонимным.

Глава 2

Открыв кран, Дерек сунул голову под едва теплую воду и стоял так, пока по квартире не поплыл бодрящий запах свежесваренного кофе.

Приведя себя в порядок, он какое-то время смотрел на свое отражение – молодой человек с покрасневшими глазами казался незнакомцем. Осунувшимся угрюмым незнакомцем, который вчера убил то единственное светлое и хорошее, что в нем было.

“Нет, – поправился Дерек, сняв пушистое полотенце с металлической сушилки. – Это не я убил Глорию, это ее отняли у меня. И нужно найти того, кто это сделал, не задушив при этом Клементину Лонграйт из особого отдела”.

А задушить хотелось. Очень хотелось. Хотя бы за то, что она сунула нос туда, куда не имела права заглядывать. И за то, что выплевывала в него свое презрение и отторжение. И вообще.

Вернувшись в спальню, Дерек выбрал одежду и, застегивая рубашку, вышел в столовую. Клементина хлопотала так уверенно, что он решил: его новая знакомая живет одна, без служанки – очень уж споро и ловко у нее все получается. На столе красовались сэндвичи с сыром и ветчиной, стояла открытая баночка с мармеладом и были приготовлены чашки. Дерек опустился на стул и, глядя, как на Карнабер наползает дождевая туча, произнес:

– Думаю, ты это понимаешь, но на всякий случай скажу. Будешь болтать о том, что видела в моем сундуке – никому и ничего больше не расскажешь. Я об этом позабочусь.

Клементина обернулась к нему от плиты, держа в руках турку с дымящимся кофе, и некоторое время они рассматривали друг друга. Девушка была в общем-то недурна: большие зеленовато-голубые глаза, светлая кожа, пухлые губы – но все лицо было лишено гармонии. Слишком острый нос, слишком большой рот, слишком тяжелые черты – будь меньше этой крупной резкости, Клементину можно было бы назвать красавицей.

А так – нет. Просто милая девушка без приданого. Вынуждена работать, чтобы себя прокормить. Бойкая, решительная, очень энергичная – а какой еще ей быть на мужской работе, куда ее устроил кто-нибудь из родственников в полиции?

– Это мерзость, – отчеканила Клементина. Разлила кофе по чашкам – а Дерек на миг подумал, что турка отправится ему в голову. – Ты больная мерзость, тебе бы в Бенделаме сидеть под замком, а не вот это вот все…

И она обвела опустевшей туркой круг по воздуху.

– Я, кажется, не спрашивал твоего мнения о том, где мне сидеть, – Дерек через силу улыбнулся, сделал глоток кофе. – Не привык, видишь ли, советоваться с никому не нужными старыми девами. Нищими старыми девами.

И сразу же получил прицельный бросок скомканной салфеткой в лицо. Клементине бы не показывать, как глубоко ее задели эти слова – но она не сдержалась, даже страх, который плясал в глазах, не остановил. Потому что она жила от заплаты до зарплаты, потому что ее никто не взял замуж, потому что она одна в этом мире и опереться ей не на кого.

– Я напишу отвод, – прошипела она. – Пусть с тобой работают другие. Не такие чистоплотные, как я.

Дерек выразительно посмотрел на потолок. Нет, девица определенно нахалка. Пришла в его дом, добралась до спальни, сунула нос в коллекцию и не следит за языком.

Пожалуй, ему это нравилось. Заставляло оживать.

– Да, я обратил внимание на твою чистоплотность, она о тебе многое говорит, – согласился Дерек. – Например, что порядочные девушки не заходят дальше гостиной, и ты не из их числа.

Клементина сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Должно быть, поняла, что никакого отвода не дадут ни Санторо, ни уж тем более Гверц, а значит, надо следить за языком и не нарываться на конфликт.

Дерек ободряюще улыбнулся и спросил:

– Твой отец ходил на охоту? Может, дедушка или дядя?

Клементина нахмурилась, не понимая, к чему вопрос.

– Дед ходил. На волков, на медведей.

– А чучела делал? Вешал головы на стену?

Девушка кивнула.

– Я делаю то же самое, – сказал Дерек, отпив еще кофе. Неизвестно, какая она следовательница, эта Клементина Лонграйт, но кофе варить умеет. – Я охочусь на жестоких и опасных животных в человеческом обличье. И сохраняю трофеи как символ своей доблести. В статью об осквернении могил и глумлении над покойными это не вписывается. Если мы закончили с моими проблемами, давай все-таки поговорим о деле.

Клементина откинулась на спинку стула. Дерек видел, что она сражается с желанием все бросить и уйти. Ей противно. Ей душно с ним в одной комнате.

– Джонатан Мур, тридцать пять, вдовец, – наконец, сказала она. – Найден вчера утром в квартале святого Сонти в Червивом проулке. Правая рука отрублена выше запястья, лежит рядом, указательный и большой палец оттопырены, три остальных прижаты. Полицейский анатом провел вскрытие, причина смерти – остановка сердца. Его словно выключили.

Дерек знал Червивый проулок: скверное местечко, конечно. Там и не такое находили.

– Ритуальное убийство? – предположил он.

Клементина кивнула.

– Возможно. Правая рука с оттопыренными пальцами – жест секты Седьмого солнца. Интереснее всего то, что раньше он был артефактором, но при обследовании ни малейших следов Дара не обнаружено.

Дерек презрительно усмехнулся.

– Ты умеешь работать с артефактами серии три-пятнадцать? Обычно твои коллеги размахивают ими, как булавой, а этого делать категорически нельзя.

Клементина взяла из держателя салфетку и Дерек приготовился к очередному удару. Но ему нравилось поддевать эту колючку, так что пусть терпит.

Она его не боялась. Брезговала, но не боялась.

– Умею, – сдержанно откликнулась Клементина. – Он утратил весь свой Дар.

Кто-то теряет, а кто-то находит. Джонатан Мур лишился Дара, а у Оливии и Глории он вырос во много раз и моментально загнил. Дерек не до конца понимал, какая здесь есть связь, но она точно была – он чуял ее тонкий, едва уловимый ягодный запах.

Он вообще не знал, как можно потерять Дар. Да, человек способен ослепнуть, например, но как вырвать из него душу?

– Я должен осмотреть тело, – произнес Дерек. – Его наверняка перевезли к нам, но мне нужен отчет вашего полицейского анатома. У тебя он, как я заметил, неполный. Подъезжай на Марбеля, тринадцать через час, привози то, что еще не довезла.

Загрузка...