— Шурочка, вот радость, вы живы! — раздалось на самым ухом. — А мы уж так перепугались…
Поморщившись, я осторожно приоткрыла один глаз, разглядывая лабораторию, где только что рванул новый дистиллятор. Кто-то из лаборантов оставил его без охлаждения, а я как раз зашла… Помню только, как протянула руку, чтобы все подключить как нужно, и тут…
— Машенька, бегите скорее, скажите его светлости, что с Шурочкой все хорошо, он ведь наверняка слышал взрыв! — продолжил радостный голос.
Обладательницу голоса я не могла разглядеть, поскольку полулежала, а она стояла где-то за моей головой, у изголовья… дивана?
Кто поставил в лаборатории диван?!
Нет, идея неплохая, если придется ночевать из-за затянувшегося эксперимента, но все-таки странно… И кто так настойчиво называет меня Шурочкой? Терпеть не могу, когда мое имя так сокращают, Саша еще куда ни шло, но Шурочка… Даже заведующий лабораторией себе такого не позволяет.
— Это все ваши модные веяния, доигрались в свою алхимию, — с упреком продолжил голос.
Превозмогая слабость, я привстала на локтях и повернулась, чтобы понять, кто тут так запросто отчитывает ведущего научного сотрудника, то есть меня, да еще и в таких необычных выражениях.
Дама в старинном платье, с высокой прической из седых буклей обеспокоенно смотрела на меня, сжимая в руках кружевной платочек. Чем-то напоминала нашего старшего лаборанта, но различия были очевидны.
Зажмурившись, я помотала головой, чтобы прогнать видение, потом, приоткрыв один глаз, снова посмотрела на даму. Все то же самое. А главное — лаборатория переоборудована под жилую комнату. Ни приборов, ни вытяжек по стенам, ни столов… Нет, стол один имелся — большой, из темного дерева, с резными изогнутыми ножками. И на нем дымился какой-то непонятный короб с раскуроченным торцом.
А еще осколки битого стекла возле окон. Похоже, тут взорвалось что-то посерьезнее дистиллятора.
— Слава богу, что на сей раз обошлось, — вздохнула дама. — Вот увидите, папенька запретит на этот раз. Сколько можно?!
Приложив руку ко лбу, я обвела помещение взглядом. Да, все то же место, только… как будто усадьба и впрямь обитаемая, а не переделана под лабораторию БиНИИ, где я вот уже десять лет работаю научным сотрудником.
Что-то царапнуло лицо, когда я подняла руку. И тут я обнаружила, что на мне такое же старинное платье с пышными рукавами и кружевными манжетами. Кружево жесткое и довольно колючее — оно и царапнуло.
— Ничего не понимаю… — я посмотрела на даму в надежде, что она все прояснит. Но та только радостно пялилась на меня, продолжая комкать платок.
Дышать становилось все труднее, что-то давило не ребра. Посмотрела вниз — так и есть, в бока впивался туго затянутый корсет. Тут и безо всяких взрывов дистиллятора можно отключиться!
— Да в конце-то концов, что тут происходит?! — рявкнула я на даму.
Та, охнув, беспомощно распахнула глаза и повернулась к двери, обе створки которой как раз начали медленно распахиваться.
На пороге появился седоватый мужчина с короткой, тоже седой бородой, в черном костюме, тоже старинном — сюртук и брюки выглядели так, будто он собрался позировать для исторической фотографии. И вид у него был весьма позерский — какая-то напускная свирепость во взгляде.
— Оставьте нас, Виринея Петровна, — резко сказал он.
Даму как ветром сдуло.
Сев на диване, я оттянула рукой нижний край впившегося в тело корсета и вопросительно посмотрела на мужчину. А он, пододвинув стул, сел напротив и устремил на меня взгляд исподлобья. И взгляд этот был уже совсем другим — усталым и ожесточенным.
— Значит, так, голубушка, — безо всяких предисловий сказал он после небольшой паузы. — Если хотите выжить — с этой минуты слушайте меня очень внимательно…
______________
Вот и новая история о попаданке, на этот раз - в императорскую Россию. Нашу красавицу Александру ждет много испытаний, необычных встреч и обязательный счастливый финал! А как она выглядела в прошлой жизни и кем стала - можно посмотреть уже сейчас!

Александра Фомина, научный сотрудник лаборатории микробиологии БиНИИ, и подумать не могла, что чья-то невнимательность при работе с оборудованием отправит ее в прошлое, да еще и в чужое тело!

Александра, княжна Романовская, дочь герцога Максимилиана Лейхтенбергского, в прошлом нашего мира прожила совсем недолго, но в этом мире успела вырасти и стать красивой девушкой! Однако сеть интриг вокруг клана грозит ей опасностью...
— Теперь вы — княжна Александра Романовская, — непререкаемым тоном продолжил мужчина. — Свою прежнюю жизнь можете забыть. Будьте спокойной, вежливой, ведите себя естественно. Станете задавать странные вопросы — начнут лечить от помешательства. И уж поверьте, это очень неприятно.
— Это бред какой-то, — не выдержала я. — Давайте уже честно: кто переодел меня, пока я была без сознания? Шутка затянулась. Если это происходит с разрешения заведующего лабораторией, то я…
— Тихо! — рявкнул мужчина, хватая меня за руку.
От резкого прикосновения я испуганно дернулась, а его жесткие пальцы кольцом сжались на моем запястье. И тут я вдруг почувствовала — действительно что-то не так. Какая-то необъяснимая, всепоглощающая сила исходила от этого человека. А взгляд его темных, почти угольно-черных глаз заставил сжаться в необъяснимой тревоге.
И пришло осознание, от которого все внутри похолодело: это правда. Непонятно как, но я вдруг точно уверилась — я где-то в другом месте, хоть и подозрительно похожем на лабораторию БиНИИ.
— Что происходит? — тихо спросила я. — Говорите как есть, я постараюсь понять.
— Княжна погибла, — отпустив мою руку, мужчина устало потер переносицу, на мгновение закрыв глаза. — Мне удалось заменить ее душу на вашу.
— Зачем? И почему тут именно я?
— Потому что вы были ближе всех к разлому. Вытащить проще. У вас тоже там что-то случилось. Вы все равно умерли бы. Теперь попробуйте прижиться в этом теле.
— Нет, нет… — я отодвинулась от зловещего незнакомца, ощупывая свое лицо. Какое-то другое, непривычное ощущение не отпускало меня. — Дайте зеркало!
— Позже, — отрезал мужчина. — Вы еще не готовы.
— Почему?!
— Думаете, я первый раз вот так переселяю душу? Чего только не видывал, — он устало усмехнулся. — Сначала обвыкнуться изнутри, потом посмотрите на себя.
Загадка томила. Как я теперь выгляжу? Разглядывать свои руки, впрочем, мне никто не мешал, и я занялась этим делом вплотную — оглядела пальцы, ногти, нежные хрупкие запястья. Красивые юные руки, никогда не знавшие физического труда.
— И кто я теперь? — спросила упавшим голосом.
— Сказано же — княжна Александра Романовская, — мужчина посмотрел на меня, как на глупую. — Разбирайтесь поскорее, вы ж вроде не из простых?
— Не знаю, кто тут простой, кто нет, — было даже немного обидно слышать о таком разделении. Мы, ученые, хоть и не князья, но тоже не самые простые люди на свете. — Я научный сотрудник.
— Наукой, значит, занимались? В самый раз, княжна тоже наукой интересовалась. Приживетесь. Скорее всего.
Дистиллятор… В памяти всплыли последние минуты в прежнем теле. Я вскочила, путаясь в пышных юбках.
— Но я… не могла погибнуть! Рядом со мной всего-навсего взорвался дистиллятор! Это не так опасно…
— Ну, смотрите сами, если не верите, — пожав плечами, мужчина провел рукой по воздуху, будто приоткрыл занавеску, и дальняя часть комнаты преобразилась, меняясь.
Мутная колышущаяся картинка то рябила, то становилась четкой. Но разглядеть главное удалось. Вот открывается дверь, и входит женщина в лабораторном халате. Проверяет датчики автоклава, оглядывается на дистиллятор, который уже бурлит.
Вижу ее лицо… Это же я!
Дальше мой двойник направляется к дистиллятору, протягивает руку…
Взрыв, осколки стекла летят во все стороны. Фигура в халате делает еще шаг, поскальзывается на мокром полу… и падает навзничь, неловко взмахнув руками. Затылок глухо ударяет об открытую дверцу сейфа с прекурсорами.
Дернувшись, фигура замирает на полу и больше не двигается.
Вбегают еще люди, но тут картинка окончательно мутнеет и исчезает.
Закрыв лицо руками, я погрузилась в размышления. Уже точно — это не сон и не бред. Все реально, реальнее некуда. Но в прежней реальности у меня шансов не осталось. Здесь есть хоть какая-то вероятность пожить еще. В новом теле, с новыми проблемами — в это мне сомневаюсь — но все-таки жить!
— Убедились? — голос мужчины вывел меня из глубины переживаний.
— То есть я погибла и теперь нахожусь в теле княжны, — озвучила я итог размышлений.
— Верно.
— А что произошло с княжной? Надеюсь, я попала не в какое-нибудь смертельно больное тело? Сколько ей еще жить? Какие у меня варианты?
В мрачном взгляде мужчины мелькнуло уважение. Видимо, то, как я быстро пережила шок и вернулась в деловое русло, было необычным для такой ситуации.
— Нет, она была полностью здорова. Неудачный гальванический эксперимент, — мужчина указал на стол с дымящимся коробом. — Александра часто пренебрегала осторожностью. Молодо-зелено, как говорится… Душа отделилась от тела и больше не вернется, я битый час потратил на попытки все исправить. Бесполезно. А тут такая оказия…
Под оказией он, разумеется, имел в виду мою внезапную гибель.
Как удачно для него все сложилось… В общем, можно было бы сказать, что удачно и для меня.
Но все же я ощущала какой-то подвох…
— А вы-то сами кто, собственно говоря? — спросила я, изучая моего собеседника.
Должно быть, это было первое, что следовало спросить. Но шок от перемещения настолько выбил меня из колеи, что я упустила из виду необходимость узнать его имя.
— Зовите Аскольдом Иванычем, — ответил мужчина, но что-то подсказывало, что никакой он не Иваныч, просто для удобства отчество взял попроще. — При вашем папеньке состою в Горном институте. Опыты провожу.
— На людях? — не удержалась от замечания и сразу прикусила язык. Лучше не язвить в адрес этого странного человека. Если он способен вытащить душу из одного умирающего тела и подселить в другое, то наверняка умеет многое, о чем мне лучше даже не знать.
— На всем, — многозначительно ответил тот.
— Но зачем обязательно было оживлять девушку? Вы всех, что ли, оживляете?
— Вижу, что научный интерес не даст успокоиться, пока хоть какой-то ответ не будет получен, так? — хмыкнул Аскольд Иваныч.
— Именно так, — подтвердила я, выдержав его пронизывающий взгляд.
— Во всех мирах Максимилиан Лейхтенбергский скончался молодым, так и не завершив свои исследования в гальванических опытах. В вашем мире, кстати, прожил чуть дольше — до тридцати пяти.
— Да, припоминаю…
Поскольку биография прежнего владельца усадьбы всегда была перед глазами — на стенде у входа в лабораторию — я хорошо помнила основные моменты.
Герцог, будучи внуком самой императрицы Жозефины, получил прекрасное образование и занимался всем и сразу — наукой, искусством, благотворительностью. А после женитьбы на дочери Николая I стал главноуправляющим корпуса горных инженеров. Это и стало началом конца. Посещение шахт, сырость и грибок при отсутствии антибиотиков подорвали здоровье царского зятя.
— Насколько помню, в нашей истории после поездки на Урал герцог слег с пневмонией, — сказала я. — И болезнь регулярно то отступала, то обострялась несколько лет, а затем все-таки доконала его.
— Его доконала смерть дочери, — приглушенно ответил Аскольд Иваныч. — Во всех ответвлениях, что я наблюдал, смерть его первенца, малышки Александры, стала фатальной вехой. Его жизнь теперь в ваших руках.
— Значит, пока жива княжна Александра, будет жить и герцог, — резюмировала я. — Только вот в чем вопрос: вам-то это зачем?
И стало похоже, что своим вопросом я попала в точку.
Взгляд собеседника стал тяжелым.
— Милосердие к ближнему вам не знакомо, как я понимаю? — с язвительной ухмылкой заметил он.
— Помилуйте, я же сотрудник БиНИИ, — усмехнулась я. — Мы рыцари науки, без страха и упрека, вооруженные здоровым скептицизмом и бодрым цинизмом. Очевидно, вы имеете свою выгоду от того, что герцог живет и продолжает… кстати, что именно в его деятельности так важно?
Напряжение между нами стало таким, что впору воздух ножом резать.
— Не заставляйте меня жалеть о том, что выбрал именно вас, — угрожающе начал он.
И тут дверь снова распахнулась.
Вбежал мужчина с роскошными усами, в одежде, напоминающей костюм для верховой езды. В довершение образа только стека в руке не хватало.
Сорвав перчатки, он бросился ко мне:
— Шурочка, ты жива! Как же я испугался… — обнял и поцеловал, щекоча усами. — Малышка, ты опять начала проводить опыт без меня! Что за нетерпеливость?!
Покосившись на Аскольда, я увидела, что он делает неопределенный жест рукой — мол, подыграй папеньке.
— Ах, мне было так любопытно… — и сделала виноватый вид.
— Виринея уже послала за доктором для тебя, но похоже, что он понадобится ей, — весело продолжил папенька. — А Машенька сидит при ней и причитает, что тетка раньше сроку из-за тебя сляжет.
— Но… мы ведь продолжим опыты? — мне и самой было интересно, чем занято семейство Лейхтенбергских-Романовских, к тому же красноречивый взгляд Аскольда заставлял вести разговор в нужное русло.
— Только не сейчас. Неужели забыла, какой сегодня день?! — покачал головой папенька, затем его внимание обратилось к дымящемуся коробу на столе. — Аскольд Иваныч, голубчик, вы там все отключили?
— Все отличнейшим образом сделал, пока княжна отдыхали, — отчитался тот, вытянувшись по струнке.
— Вот и хорошо, — кивнул Лейхтенбергский и посерьезнел, сразу напомнив свой портрет кисти Брюллова. — Шурочка, начинай готовиться. Скоро уже приедут.
И вышел вместе с Аскольдом, оставив меня в полной растерянности.
К чему я должна готовиться и что за такой особенный день сегодня?
Герцог Максимилиан Лейхтенбергский происходил из прославленного рода де Богарне. Мало кто сейчас вспомнит, но это замечательный российский деятель был внуком знаменитой Жозефины де Богарне - супруги Наполеона. И притом Максимилиан женился по взаимной любви на дочери Николая I - Марии, положив начало династии Лейхтенбергских-Романовских. Не помешали ни различия в вероисповедании, ни разные взгляды на жизнь.
Целеустремленный, решительный, отчасти авантюрист и притом прекрасный семьянин - вот черты Максимилиана, снискавшие ему славу.
Вот знаменитый портрет герцога кисти Брюллова

А вот таким видит его нейросеть - в той самой реальности, где он прожил гораздо дольше отпущенного ему земного срока

Как по-вашему, удалось передать характер?
«Итак, я теперь — дочь герцога Лейхтенбергского, но что делать с этой информацией?!» — произошедшее кое-как начало укладываться в голове, однако растерянность не отступала.
Сейчас приедет кто-то особенный, и нужно что-то говорить, как-то вести себя, а я совершенно не понимаю, чего от меня ждут. Как назло, Аскольд ушел, так и не объяснив, что сегодня ожидается.
Что же, единственный способ понять — это как следует осмотреть место, куда я попала. Насколько уже было понятно, я находилась все в том же флигеле, где в моем мире была лаборатория микробиологии. Видимо, здесь его постигла та же участь — стать местом для экспериментов.
Обстановка в лаборатории была интереснейшая — старинная мебель, в том числе мягкий диван, а вдоль стен стеллажи с разнообразнейшими вещицами научного и околонаучного характера.
Что-то из них было вполне знакомо — вроде микроскопа и заспиртованных амфибий в стеклянных банках. Некоторые вычурные образцы лабораторной посуды заставили с интересом присмотреться к ним.
А несколько приборов на высоком стеллаже выглядели настолько непривычно, что я даже не стала тратить время на то, чтобы понять их назначение. Гальванические опыты были особой страстью герцога в нашем мире. Как видно, здесь он тоже немало времени уделял науке.
Обойдя лабораторию, я вышла на улицу. Свежий ветер, пропитанный ароматами позднего лета, тотчас встряхнул кружева моего платья. Запрокинув голову, я глубоко вдохнула и обвела взглядом парк.
Как же чудесно выглядела усадьба! В моем мире она давно пришла в упадок. Протоки забились, пруды заросли ряской. Сорные породы вроде ольхи и осины вытеснили многое из посаженного при Лейхтенбергских.
А здесь парк просто блистал великолепием. Ухоженные деревья, аккуратно подстриженные боскеты из кустарников, изысканные цветочные бордюры вдоль тщательно отсыпанных гравием дорожек — все носило следы заботы и какой-то особой, непередаваемой любви, с которой только могут относиться хозяева к своему парку.
Пройдя через открытое дефиле, я оказалась под сенью лип и ясеней, а дальше начинался спуск к ручью. Кованые перила ограждали лесенку, бегущую к небольшой запруде, через которую перекатывались звонкие струйки ручья.
Все было до странного знакомым, но таким вычищенным, ухоженным и светлым, что казалось — весь мир, в который я попала, просто обязан тоже быть таким же. Неужели это все не зря? А вдруг это моя судьба?
Я всегда любила этот парк, в моем мире похожий на пригородный лесок, и мечтала его однажды расчистить и привести в порядок. Только силами нескольких научных сотрудников-энтузиастов, конечно, не особенно получалось претворять мечты в жизнь.
А теперь — будто в мечту заглянула. И даже испуг и не отпускавшие меня подозрения начали таять при виде всей этой красоты.
Дворец Лейхтенбергского с примыкающими перголами, увитыми девичьим виноградом, так и приглашал подняться по ступеням и войти.
«Что же, посмотрим, как тут все изменилось», — подумала я, чувствуя, как снова нарастает волнение.
Прошла по ровной гравийной дорожке, придерживая подол платья, так и норовившего черпануть камушков. Да уж, следует как можно быстрее научиться ходить изящно, не спотыкаясь во всех этих воланах… Поднялась на зеленую террасу. Лучше, пожалуй, она никогда не выглядела — газон идеально выкошен, никакого мусора.
Мне всегда нравилась усадьба, я и работать-то пошла в эту лабораторию, чтобы иметь возможность каждый день любоваться красотой старинного парка. А теперь попала в наилучший вариант этой красоты.
Обойдя пристройку сбоку, остановилась как вкопанная, увидев, что на самом деле перголы увиты не девичьим виноградом, как в нашем мире, а настоящим — с уже налившимися гроздьями!
Протянула руку, чтобы сорвать ягоду, но тут ко мне бросилась миловидная темноволосая девушка:
— Шурочка, тебе лучше? — она радостно обняла меня и рассмеялась. — Устроить такое в день помолвки могла только ты!
Натянуто улыбнувшись в ответ, я начала лихорадочно соображать: речь, видимо, о моей помолвке. Вот что значат слова папеньки о том, что сегодня особенный день.
Отлично, у меня еще и помолвка! Умереть, воскреснуть в чужом теле и сразу оказаться невестой — ну и денек выдался! Осталось как-нибудь невзначай узнать, за кого тут собрались выдавать княжну…
_____________
Такой в наши дни (и в нашем мире) стала усадьба герцога Лейхтенбергского. На фоне этой роскошной природы и начинается история о попаданке, которая смогла найти свое место даже в странном мире, проникнутом интригами, борьбой кланов и магией...

— А Виринея там изображает умирающую, просила принести ее нюхательные соли, теперь лежит и стонет, что ты ее довела опытами, — весело продолжила девушка.
— Ну, может, ей так больше нравится, — улыбнулась я в ответ, быстро пытаясь сообразить, кто это.
Наверное, та самая Машенька, которую посылали за герцогом. Мария, значит… Сестра Александры? Точно она! И даже фамильное сходство с отцом проступает в строгих, очень французских чертах. Подумать только, я разговариваю с правнучкой Жозефины!
А Маша повернулась к винограду, погладила покрытые восковым налетом ягоды:
— Смотри, почти поспел! Нужно сказать Глашке, чтобы к столу выбрала самую красивую гроздь… Ты что-то задумчивая. О свадьбе уже мечтаешь?
— Да кто ж о ней не мечтает, — уклончиво ответила я.
На самом деле уж о чем-чем, а о свадьбе я не мечтала вообще. Жизнь моя была подчинена науке до той степени, что на всяческие мечты не оставалось времени и сил.
К тридцати двум годам я поняла, что меня — в общем и целом — устраивает то, как все сложилось. Научная карьера складывалась не то чтобы головокружительно, но довольно успешно — высокий индекс цитирования моих статей неизменно подтверждал это. Понемногу выстроился распорядок, нарушать который не особенно хотелось — работа, прогулка по усадьбе, иногда отдых с друзьями или в одиночестве.
Сейчас, оказавшись в теле юной княжны на выданье, я всерьез задумалась: возможно, что-то упущено? Не потому ли мне дали шанс прожить молодые годы как-то иначе?
Но само осознание абсолютно новой жизни и нового окружения давило на меня. Сколько подводных камней меня ждет? Манеры, речь, способ излагать свои мысли, походка — все нужно как-то освоить в считанные часы.
Сегодня можно сослаться на головную боль после взрыва в лаборатории, быть молчаливой и отстраненной, чтоб не попасть впросак. Но долго ли я так продержусь?
Чем дольше я размышляла над всем этим, тем ближе подкрадывалась паника.
Стоп. Нужно взять себя в руки и разбираться с тем, что есть, как говорит наш завлаб. А есть уже немало, важно использовать себе во благо.
И чтобы вернуться в момент и окончательно прочувствовать реальность, я все-таки сорвала виноградинку и отправила в рот. Кисловато-сладкий сок растекся по языку…
Все реально, дальше некуда. Я — юная Александра, княжна Романовская-Лейхтенбергская. Я живу, дышу. Чувствую себя полной сил. Не так уж плохо!
Маша последовала моему примеру:
— Ммм… все-таки успел дозреть! Еще бы, такое лето жаркое выдалось… Ой, уже полдень скоро! — подхватив юбки, она бросилась во дворец — видимо, готовиться к встрече гостей.
Я поторопилась за ней — хоть не придется плутать в одиночестве по коридорам дворца.
— Папенька сейчас сказал, что не только Николай, но и Александр прибудет, — запыхавшись на бегу, продолжала щебетать Маша. — Вот если бы нашу милую Эжени за него сосватать… Представь: два брата женаты на двух сестрах!
«Надо было больше читать о прежних владельцах усадьбы, — с досадой подумала я. — Сколько там еще детей у герцога? С другой стороны, в этом мире под присмотром Аскольда могли выжить даже те, кому было не суждено в нашем мире…»
Мы вбежали через главный вход, и я невольно приостановилась, оглядываясь по сторонам.
В моем мире дворец Лейхтенбергских требовал ремонта и пропах пылью. Часть постройки, отвоеванная лабораторией геоботаники под склад для полевого оборудования, постоянно отсыревала.
А здесь роскошь так и наполняла пространство. Обои из ткани, гобелены, массивная мебель, кованые канделябры и повсюду, буквально на каждом шагу — букеты цветов в вазах. К празднованию подготовились на славу.
«Что же, мне остается только ждать своего жениха и позволить помолвке свершиться, — мелькнула мысль с оттенком обреченности, но я сразу взяла себя в руки. — Хотя… Кто мешает потом все исправить каким-либо образом? Я ведь только что чудом избежала смерти, а тут какая-то помолвка — да пустяки это!»
В надежде, что жених все-таки окажется не вконец безобразным или невыносимым, я последовала за Машей — переодеваться к приему гостей.
Но стоило мне сделать еще пару шагов по коридору, как из комнаты, где в моем мире хранили палатки для полевых выездов, выглянул Аскольд Иванович. Он сделал предупреждающий жест, мол, не торопись. И резко кивнул, приглашая войти в дверь.
Я заглянула в помещение и остолбенела…
Пришло время немного отступить от повествования и узнать, что за необычная и загадочная личность этот Аскольд Иванович, и почему он имел такое влияние?
В 1825 году, когда Максимилиану Богарне (в будущем Лейхтенбергскому) было 8 лет, на должность его воспитателя-наставника выбрали 27-летнего батальонного адъютанта Михаеля Шу. Чтобы подготовиться к этой должности, он провел последние месяцы 1825 года в Париже, изучая французский язык, а 1 января 1826 года занял должность педагога. В конце 1835 года он был назначен придворным кавалером к 18-летнему и уже взрослому герцогу Максимилиану. Также в некоторых источниках упоминалось, что кузен Михаеля, Аскольд Шу, также участвовал в воспитании герцога, имел значительное влияние на юного Максимилиана и всячески развивал в нем интерс к наукам, в том числе к гальванике.
Некоторое время Аскольд Шу пребывал в России, участвовал в научной работе, даже посетил уральские рудники вместе с герцогом. Современники описывали его как мрачного, немногословного человека, который был всецело поглощен наукой и даже пытался использовать околонаучные знания вроде алхимии и астрологии. Незадолго до кончины Максимилиана Аскольд Шу бесследно исчез, и никаких более упоминаний о нем в исторических источниках не встречается.
История не сохранила портретов Аскольда Шу, осталось лишь краткое словесное описание с упоминанием "французских и немецких кровей" мрачного помощника герцога Лейхтенбергского. Так что нейросеть имела возможность представить этого героями в самых различных образах. Автору понравился этот вариант. А насколько он подходит к характеру героя, скоро увидите сами ;)))

Комната выглядела вполне обычно для всего убранства дворца — массивные шкафы из темного дерева, резные панели на стенах, большой стол. Шторы спущены, повсюду бархатистый полумрак, нарушаемый несколькими подсвечниками на стенах.
Типичный кабинет для трудов и размышлений о науке. В общем — почти музейная обстановка, только красного бархатного шнура не хватало. Но имелось и существенное отличие от привычной обстановки.
Стол стоял в самом центре комнаты, отдельно от другой мебели. И на нем танцевал вихрь из песчинок. Мигающие элементы, расположенные по краю стола, показывали включение непонятных приборов в самой столешнице. И что-то заставляло песчинки подниматься, складываться в сложные фигуры и рассыпаться снова.
— Итак, это устройство вы видели и в общих чертах представляете, как все работает, — приглушенным голосом начал объяснять Аскольд. — В общем, не удивляйтесь никаким предметам, если только я при вас не скажу, что это нечто новое. Вы принимали участие в экспериментах с этим песчаным созданием…
Он провел ладонью поперек вихря, и песчинки сложились в небольшую фигурку человека, воздевшего руки к потолку. Это длилось всего секунду, а затем все снова перемешалось. Какие-то руки, ноги, когти, копыта, даже ветки и листья — все в одну кучу.
— Нет стабильности, и мы не можем достичь устойчивого результата, — Аскольд продолжил быстро вводить меня в курс дела. — Но в усадьбе есть несколько точек, где устойчивость материала чуть дольше, чем в остальных. Вот как здесь, например.
— Магнитные линии благоприятствуют? — поинтересовалась я.
— Много разных причин, — уклончиво ответил Аскольд. — Все сразу и не перечислить. Пока что ищем нужные точки, чтобы увеличить срок жизни таких созданий.
— Это все, конечно, безумно интересно, но зачем? — я внимательно посмотрела на собеседника. — Вам не дает спокойно спать легенда о Големе?
— Вы примитивно мыслите, — хмыкнул тот. — Выполнив свое задание — то, ради чего был создан — Голем снова станет глиняным месивом. А нам требуется отнюдь не это. Гораздо большего можно достичь, совместив магию и гальванику для удержания настоящей души внутри ожившего материала.
Магию? Он сказал магию?!
Чтобы понять, не ослышалась ли, я снова пристально посмотрела на Аскольда. Все вполне серьезно. Вот и приехали. Не просто попала в историческое прошлое параллельного мира, вселившись в чужое тело. Этого, конечно, мне мало. Тут еще и магию практикуют!
И в подтверждение своих слов Аскольд провел руками над столом, а от его ладоней протянулись тонкие ниточки вихрей. Я видела их собственными глазами — ветер создавался в центре ладоней и кружил песок строго в заданном направлении.
И это была настоящая магия, ничем обыденным не объяснимая.
То, существование чего я всегда отрицала, вооруженная чистым научным знанием и пламенной приверженностью к доказательной науке. То, чего не было в моем мире, да и быть не могло!
В этот миг будто невероятная тяжесть навалилась на плечи, пригвождая к полу.
Вся система мироздания скомкалась и полетела в тартарары. Я, кандидат биологических наук, еще утром этого дня уверенная, что знаю, как устроен мир (хотя бы в общих чертах), ощутила полную растерянность и беспомощность перед лицом новой правды. И если все остальное я как-то могла принять и даже пыталась найти рациональное объяснение, то магия оказалась последней каплей.
Внутри вдруг стало совсем нехорошо, заныло, потянуло в желудке. То ли корсет слишком долго давил на ребра, то ли волнение, которое я тщательно пыталась скрыть даже от самой себя, все-таки нашло повод выплеснуться, но у меня резко закружилась голова, и я начала оседать на пол, цепляясь пальцами за резные края столешницы.
— Возьмите себя в руки, — яростно прошипел Аскольд. — Вы же взрослая женщина! На приеме нужно будет весь вечер изображать радость. У вас помолвка, не забывайте.
Как ни странно, его раздраженный шепот возымел действие.
Отдышавшись и твердо встав на ноги, я кашлянула пересохшим горлом и спросила о том, что сейчас больше волновало:
— С кем помолвка? Он хоть не старый?
— И его возраст — все, что вас интересует? — ухмыльнулся Аскольд.
— Знаете ли, мне и прочих испытаний за сегодня хватило. Или ваша главная цель — добить меня новостями? — не удержалась я от сарказма, слыша, как неровное дыхание заставляет голос срываться. — Хоть что-то приятное меня здесь ждет?
— А юное тело и титул вас не радуют, как я понимаю, — хмыкнул Аскольд, и его взгляд в полумраке стал пугающим. Шагнув ко мне, мужчина наклонился к самому моему лицу и свистящим шепотом спросил: — Мы вообще сработаемся? Или как?
И от его вопроса по спине скользнул холодок…

«Сейчас душу вытащит и обратно отправит умирать», — вдруг появилась паническая мысль. Не знаю почему, но внезапно я ощутила необъяснимую угрозу, исходящую от этого мрачного человека.
Его нельзя злить. Это явственно читалось в черных глазах. И стоит очень осторожно подбирать слова в разговоре с ним. Он не привык к свободомыслящим женщинам с острым языком. Тут вокруг все, по-видимому, как Виринея или как Машенька. Нужно немного поддаться, подыграть, пока я наверняка не узнаю, на чьей стороне перевес сил.
— Мы должны сработаться, — тихо и без вызова ответила я. — Я очень на это надеюсь.
Тень улыбки промелькнула на жестком лице:
— Я тоже надеюсь.
— Поймите, я устала и напугана, — вкрадчиво продолжала я, стараясь не раздражать. — Скажите сразу, какие неприятные сюрпризы меня еще тут ожидают?
— Думаю, основные неприятности уже позади, — ответил он. — Можете радоваться — ваш жених, Николай Ольденбургский, вот-вот прибудет развлекать вас своим обществом. Ему девятнадцать, как и вам, в смысле столько было княжне. И как все девятнадцатилетние юноши, он в меру наивен, в меру честолюбив и в меру воспитан, — на последней характеристике Аскольд издал легкий смешок. — Думаю, он вас вполне устроит.
«Устроит — отличная формулировка», — хмыкнула я про себя, но вслух возражать ничего не стала.
Покинув мрачный кабинет, поднялась на второй этаж и почти сразу нашла комнату, где явно меня ждали — две горничные стояли с пышным платьем наготове. К счастью, от меня не требовалось разбираться со всеми крючками и завязками, горничные быстро и ловко все сделали сами. Затем одна поправила мне прическу, аккуратно заколов невидимками несколько непослушных прядей, а другая немного повозилась с подолом платья, и мне стало намного удобнее перешагивать пороги.
Выйдя из комнаты, я столкнулась с Машей и еще одной девушкой помоложе — вероятно, та самая младшенькая, Евгения, которую Маша зовет на французский манер Эжени.
— Что ты так долго?! — набросились они на меня. — Уже едут! Спускаемся!
Посмотрев с лестничного пролета в окно, я увидела несколько роскошных карет, которые двигались через парк по подъездной дорожке.
Вот и началось.
Сердце заколотилось быстрее, корсет снова стянул ребра до дурноты. Ухватившись за перила, я подавила всплеск эмоций. В последний раз так волновалась на международной конференции, когда нужно было читать доклад на английском. Но тогда легко справилась с волнением, поскольку обстановка была привычной — коллеги, разговоры в перерывах.
Сейчас я была совершенно одна в абсолютно незнакомых условиях.
Медленно спускаясь, я отстала от девушек. А они присоединились к остальному семейству, повалившему на улицу встречать гостей.
Несмотря на чинность и особые моменты этикета, встреча выглядела, будто хорошие друзья собрались вместе на даче. Равные встретились с равными, ни тебе многочисленных реверансов, ни излишних церемоний.
И от радостных улыбок хозяев и гостей тревога понемногу улеглась. Старшие Ольденбургские торжественно поднялись к главному входу. Хозяева, хоть и чинно, но очень радушно приветствовали их. Мужчины обнялись, их супруги приветливо расцеловались.
Немного зажатый и угловатый подросток, робко улыбаясь, подошел и поклонился папеньке.
— Вырос, опять вырос! — улыбнулся Лейхтенбергский. — Два месяца не виделись — уже какой стал!
Тут я заметила, что младшая сестра, Эжени, густо покраснела и опустила взгляд. Да он ей нравится! Видимо, Маша не зря размечталась выдать сестренку за второго братца.
И тут наконец-то появился тот, кто привлек всеобщее внимание.
Молодой блондин в светлом сюртуке уверенно, но несколько отстраненно смотрел по сторонам, приветствуя всех. Поздоровался с Лейхтенбергскими, затем обратился ко мне:
— Рад видеть вас в добром здравии, Александра!
«Ну хоть он Шурочкой не зовет», — с облегчением подумала я.
Все начали проходить во дворец, оживленно беседуя. Маменька (в том уже не было сомнений) на мгновение обняла меня за плечи и шепнула:
— Как я рада, Шурочка!
— Я тоже, — мне удалось выдавить улыбку, но на большее не хватило.
Пока за разговорами гости проходили, я решила задержаться снаружи — отдышаться перед тем, как снова нырнуть в напряженное соответствие образу. Но когда обернулась, обнаружила, что Николай Ольденбургский тоже остался. Повисла пауза.
Я смотрела на юношу и чувствовала какой-то подвох. Его романтический облик — белокурые волосы, изящно завязанный шейный платок — совершенно не вязались с умным, проницательным взглядом. Пожалуй, слишком проницательным для девятнадцатилетнего юноши.
Мы стояли рядом, я по-прежнему пыталась улыбаться, но разговор не начинался. И вдруг я ощутила то, что сегодня уже дважды находилось рядом со мной — странную силу, окутывавшую молодого человека.
«Магия», — пронеслось в голове.
______________
Как вам юный Николай Ольденбургский?
Сила, исходившая от юноши, была заметной, она ощущалась как нечто материальное, но при этом была совершенно другой, нежели та загадочная мощь, что я почувствовала в присутствии Аскольда Ивановича.
Сила эта была волнующей и странной, ни на что не похожей. На ум пришло сравнение с туманом, который бывает в парке поутру, когда солнце уже взошло и пронзает мутные облака острыми солнечными лучами. Как будто нечто удивительное еще только пробуждалось в этом юноше, и он сам не до конца понимал, как переменится его жизнь в ближайшее время.
Не отрывая взгляда от странного молодого человека, я заинтересованно шагнула к нему ближе. И в этот миг словно наступила на край мягкого ковра, такой ощутимой была его магическая аура.
Николай тем временем сделал знак лакею у кареты, и тот поднес хозяину сверток. Николай подошел ко мне:
— Я прочел книгу, которую вы мне давали. Возвращаю, — с улыбкой протянул сверток.
— Благодарю, — взяв сверток, застыла в сомнениях: развернуть или нет? Я же должна знать, что за книгу давала. Если разверну, чтобы понять, о чем речь, со стороны это будет выглядеть странно, словно проверяю, цела ли книга. Хотя… можно ведь иначе! Игриво взглянула на собеседника: — И каковы впечатления?
— Нам есть что обсудить, не находите?
— Уверена, это будет очень интересно, — учтиво улыбнулась ему, размышляя, как лучше навести разговор на тему его необычных способностей и понять, что за магия его окружает.
И тут Николай сам завершил заминку с книгой, предложив:
— Разверните. Там кое-то для вас…
Тотчас с интересом развернув обертку, я чуть не выронила книгу от неожиданности. Оказавшись под солнечными лучами, обложка книги моментально заискрилась и начала меняться.
На ровной поверхности возникли бугорки, которые превратились в тонкие нити, сплетавшиеся в затейливую вязь в паре сантиметров над книгой, повторяя узоры на обложке. Происходило это очень быстро — через несколько секунд все перестало меняться, застыв в иллюзорной объемности.
— Подумал, что столь ценное издание достойно хорошего оформления, — пояснил Николай, и было видно, что мое удивление ему очень приятно. Похоже, такая магия — редкость даже для этого мира.
— Как… изящно, — похвалила я, тщательно выбирая слова, чтобы не показаться совершенно несведущей в таких вопросах.
— Иллюстрации внутри тоже украсил, — с оттенком гордости добавил молодой маг.
— Благодарю, это очень мило с вашей стороны, — растроганно произнесла я, и на этот раз мне совершенно не пришлось притворяться. Пусть его сюрприз предназначался моей предшественнице, но то внимание, с которым все было сделано, вызывало самые искренние чувства.
Открыв на титульном листе, я наконец-то прочитала фамилию автора: Франц Месмер. Что-то из его трудов о «животном магнетизме» и прочие околонаучные сочинения нам цитировали на лекциях по истории науки, но глубоко в эту тему я не вникала.
«И вправду ценное издание, надо прочитать на досуге», — подумала я, с сожалением понимая, что книга на немецком, который я знала крайне слабо. Надо было в студенческие годы ходить на факультативы по языкам, но кто ж знал, что меня занесет в такие приключения!
— Мне понравились рассуждения о том, что в состоянии магнетического сна люди могут предвидеть будущее и прозревать далекое прошлое, — продолжил Николай. — Было бы так интересно опробовать на себе это состояние и увидеть наших потомков или далеких предков!
«Ты даже себе не представляешь, кого сейчас видишь прямо перед собой», — подумала я и спохватилась: а вдруг все эти как-бы-маги на самом деле могут и мысли читать? Нужно тщательно выбирать, о чем думать.
Однако по лицу Николая мне не показалось, что он способен проникнуть в мои мысли, да и аура у него была какая-то ненавязчивая, без давящей мощи, как у Аскольда.
— Да, действительно, было бы очень интересно поставить такой эксперимент, -кивнула я молодому магу, а потом вспомнила: — Нам же следует идти со всеми!
Взялась за любезно предложенный локоть и прошествовала во дворец.
В зале, освещенном и солнцем, и несколькими десятками свечей, уже шло оживленное общение. Подъехали еще две кареты, появились новые лица.
Люди подходили, поздравляли с помолвкой, заводили ни к чему не обязывающие разговоры о погоде и о происходящем в мире. То и дело долетали обрывки разговоров:
— …с тех пор, как господарь Молдавии избран господарем Валахии, заметны разительные перемены…
— …не приведи господь еще такой грозы, что была в начале августа…
— …полагаю, Суэцкий канал будут строить еще много лет…
Все мелькало перед глазами — платья, мундиры, букеты, лица. Кто-то явно обладал магической силой, кто-то принадлежал к обычным людям. Приветливо улыбаясь и кивая всем, я улучила момент, чтобы сбежать, сославшись на головную боль. Папенька понимающе кивнул, не препятствуя моему уходу.
Выбежав на террасу, я отдышалась и собралась с мыслями. Парк всем видом успокаивал и будто звал прогуляться. Ухоженный и тенистый, он казался холеным сообщником авантюры. Еще немного — и заговорит, давая мне советы, как себя вести и что делать.
День только начал понемногу клониться к вечеру, по-августовски жаркое солнце заливало светом перголы, и мелькавшие между сплетениями лоз силуэты медленно двигались в сторону залива, видного с террасы дворца.
— …Вы же понимаете, что все тела в той или иной мере способны проводить магнетический флюид так, как это делает природный магнит. А этот флюид наполняет всю материю, — уверенно рассуждал один голос.
— Не думаю, что флюид, даже если он существует, можно аккумулировать и усилить каким-либо из ныне известных способов, — возражал другой. — Эксперименты показали, что подобные рассуждения часто используют мошенники для показа неких «научных достижений», но по сути своей это фокусы.
— Или магия, — добавил собеседник.
— Именно так, — согласился второй.
— Тем не менее не следует отрицать вероятность использования флюидов в обозримом будущем во благо человечества, — настойчиво продолжил первый голос.
Собеседники добрались уже к разрыву в зелени, и я увидела двух мужчин. Одного — пожилого сухопарого господина, который высказывал сейчас скептическое мнение — мельком уже приветствовала в начале приема, но имен, разумеется, не запомнила. Он приветственно махнул мне, и сразу стало понятно — мы должны весьма хорошо друг друга знать.
— Александра, вот вы скажите, что думает просвещенная молодежь относительно возможности передачи магнетического флюида на расстоянии? — сказал он с той же интонацией, с какой у нас в лаборатории профессура обращалась к аспирантам по каким-то незначительным вопросам, имеющим очевидные ответы.
— А речь идет о живых или неживых объектах? — уточнила я, про себя подумав, что мне просто невероятно повезло оказаться в теле начитанной и умной княжны, а не какой-нибудь крестьянки — как говорится, внешность хоть изменить можно, а умище не спрячешь, все равно вылезет, да еще и в самый неподходящий момент.
— Вот видите! — с оттенком торжества в голосе обратился сухопарый господин к своему собеседнику, высокому темноволосому мужчине в военном мундире. — Если и можно будет в конечном счете использовать флюид, то это будет касаться лишь неживой материи. Причем разные типы веществ и объектов будут или усиливать, или ослаблять флюид. Возможно, некоторые будут к нему индифферентны…
— Мне кажется, Лев Вениаминыч, длительное общение с профессорским составом Петербургского университета ослабило вашу веру в самые смелые и неожиданные прорывы в науке, — иронично улыбнулся его собеседник. — Как та материя, что ослабляет флюиды.
— Позвольте представить вам, княжна, моего коллегу, — сухопарый вычурно простер ладонь в сторону собеседника. — Илларион Андреевич Штерн, генерал-лейтенант Корпуса горных инженеров и просто воодушевляющий фантазер!
— Ваши характеристики весьма исчерпывающи, — сдержанно улыбнулся военный.
А затем посмотрел на меня.
И тут произошло то, чего я просто не могла ожидать. Всего лишь одного взгляда было достаточно, чтобы я растерялась, ощутив нечто, неведомое мне ранее.
Мужчина был несомненно красивым, с утонченными аристократичными чертами лица, но даже не его внешность произвела такое впечатление. Жесткий властный взгляд скользнул по мне…
И в этом взгляде я прочитала целую вселенную — мир приключений, страстей и неведомых возможностей. От того, что виделось в глубине серо-стальных глаз, эмоции захлестнули бурным потоком, наполняя душу восторгом и страхом одновременно. Передо мной был не просто не просто красавчик-военный, а носитель древней силы, способный изменить все вокруг.
— Рада знакомству, — произнесла я уже который раз за вечер.
Обмениваясь ни к чему не обязывающими любезностями, мы так и продолжали стоять под сенью виноградных листьев. Стальной взгляд то обращался к Льву Вениаминычу (хоть запомнила имя!), то прохаживался по увитым зеленью перголам, то вдруг пронзал меня, будто видя насквозь все мои мысли и тайны.
Раньше «магнетические флюиды» для меня были просто термином, обозначающим нечто околонаучное и существующее лишь в воображении некоторых псевдоученых. Но сейчас… сейчас я словно воочию увидела этот странный компонент материального мира!
И снова мысль о магии появилась, укрепляя мои догадки. Но на этот раз магия была другая…
_______________
Красавчик Илларион Штерн одет в форму Корпуса горных инженеров, который составляли горные генералы, штаб-офицеры и обер-офицеры. Горные инженеры вначале комплектовались из горных чиновников, кроме генералов, поступивших из других родов службы. Носить звание горного инженера было очень престижно, ведь это военизированное ведомство Российской империи отвечало сразу за горное, монетное и соляное дело.

Друзья, с этого дня проды будут выходить строго по нечетным числам месяца. Следите за обновлениями))) Приятного чтения!
Магия загадочного генерала была особенно сильной, насыщенной, каким бывает поток воды, рвущийся через плотину — его мощь указывает на то огромное количество воды, что находится выше и что готово прорваться и нестись вперед, сметая все на своем пути.
Околдовывающее присутствие такого странного и сильного человека не давало сосредоточиться, когда разговор опять вернулся к науке.
— Вопрос также в том, на каком расстоянии способен действовать флюид, — продолжил Лев Вениаминыч, ярко жестикулируя. — Вот, к примеру, если отсюда до конюшни действие одно, то отсюда до Петербурга — совершенно другое!
— Однако флюид можно накапливать и усиливать за счет специальных зеркал, как луч света, — возразил Штерн. — Александра Максимилиановна, вы как считаете?
— Попахивает месмеризмом, — дерзко ответила я, вспомнив книгу, что вернул мне Николай.
— Даже не попахивает, а прям-таки разит им самым! — подхватил Лев Вениаминыч. — Вам, магам, подобные явления представляются в порядке вещей, однако между наукой, магией и шарлатанством одинаково глубокая пропасть! Александра, вы согласны?
В ответ я неопределенно развела руками. У меня от его доводов уже голова кругом шла — все-таки тяжело одним махом получить столько информации, отменяющей все мои прежние научные знания.
— И что дурного в месмеризме? — усмехнулся Штерн. — Франц Месмер опередил свое время. Его современники просто не могли осознать и принять столь революционные теории. Обычная защита своего уютного мирка — объявить то, чего не понимаешь, ложью. И на этом успокоиться и жить дальше.
— Подобное недостойно истинного ученого, — возразила я и тотчас поймала на себе заинтересованный взгляд Штерна.
— Вы полагаете, ученые могут верить в выдумки? — снисходительно улыбнулся Лев Вениаминыч.
— Скорее, не отрицать возможность того, для чего еще не имеют достаточно убедительных объяснений, — ответила я. — Если представить, что мы находимся лишь в одном частном мире из множества похожих, разве следует отрицать вероятность существования мира, где, к примеру, люди ходят вверх ногами и спят на потолке?
— В прежние времена и гелиоцентрическая теория подвергалась нападкам, — поддержал меня Штерн. — А теперь ее считают основополагающей. Хотя не исключено, что где-то, в одном из миров… — короткий взгляд в мою сторону, — и вправду солнце крутится вокруг Земли.
— Ох, вам, молодым, только дай повод пофантазировать, — беззлобно махнул рукой Лев Вениаминыч.
Повисла пауза, в которую мы со Штерном обменялись понимающими взглядами. Встреться мы при других обстоятельствах — непременно бы обменялась контактами, чтобы продолжить нашу увлекательную беседу. Но здесь это наверняка сочли бы заигрыванием. Для невесты — верх неприличия.
Эти мысли мгновенно промелькнули в голове, пока Штерн поднимал руку к гроздьям винограда, расположенным на самом верху перголы и уже ставшим темно-синими. Я тоже засматривалась на эти ягоды, но допрыгнуть, да еще и в тяжеленном платье с подъюбником, и пробовать было бессмысленно. Сорвав несколько ягод на одной веточке, он протянул мне:
— Ваш сад просто великолепен. Наслаждаюсь видом и ароматами. Давно не бы в таком прекрасном месте.
— Приходите еще, — искренне ответила я и аккуратно, не прикасаясь к ладони, забрала веточку. Мне действительно захотелось еще раз встретиться и поговорить с этим необычным человеком.
— Буду рад составить компанию Льву Вениаминычу при посещении вашей усадьбы, пока гощу у него, — учтиво кивнул Штерн.
«Ну понятно, просто так в гости тут не ходят, даже по-соседски», — разочарованно подумала я.
Тут к нам подбежала Маша:
— Шурочка, я тебя везде ищу! Все уже танцуют, а ты пропала! Ты еще не танцевала с Николаем! Идем, — она потянула меня за руку, и я послушно последовала за ней, чтобы не вызывать новых вопросов.
Пока мы шли в зал, нарастала новая волна паники: сейчас придется танцевать, а я вообще не знаю, как двигаться! Да и какие танцы тут предполагаются? Какой-нибудь менуэт, полька? Что делать? Сейчас опозорюсь по полной программе…
Влетев в зал почти бегом, я тут же наткнулась на Николая, предложившего мне руку, обтянутую белой перчаткой.
— О, нет! — простонала за спиной Маша. — Куда ты подевала свои перчатки?! Держи мои…
Быстро надев тонкие изящные перчатки, которым позавидовала бы любая модница и в нашем мире, я приняла руку Николая, и мы вышли на середину зала.
«Ну, понеслось», — обреченно подумала я, уже представляя свое падение на пол с запутавшимися в юбках ногами.
И тут раздались первые ноты, звучавшие, как весть о спасении…
_____________
Как думаете, какой танец будет танцевать Шурочка? ;)) Пишите предположения в комментариях до 30.08. Первому угадавшему правильно подарю промокод на мою славянскую историю "Ведунка поневоле"!
С первого же такта мука ожидания отступила, превращаясь в предвкушение. Вокруг закружились пары, но я уже не боялась. Я была готова к своему первому вальсу на помолвке.
Вот это везение! Единственный танец, который я хоть как-то понимала и умела танцевать со школьных времен — вальс — сейчас вовлекал все больше и больше танцующих пар. На мгновение вернулось ощущение нереальности.
Неужели я и вправду оказалась в это мире, в этой эпохе? Неужели все происходит на самом деле?!
В глазах Николая светилось понимание, он видел, как я волнуюсь, но наверняка расценил это по-своему — как надежды и мечты о совместном будущем.
Первый шаг был неуверенным, я чуть поскользнулась на гладком паркете, ойкнула, но сразу ощутила уверенную поддержку. Вскоре, охваченная ритмом музыки, я и думать забыла о том, кто я есть на самом деле. Были только захватывающая музыка и красивый юноша, который уверенно и очень по-взрослому, очень по-мужски вел меня в танце.
Отбросив сомнения и страхи, я погрузилась в ощущение танца.
Вальс закружил нас так легко, будто мы несколько лет тренировались в паре. Каждый поворот, каждое движение дарили ощущение волшебства. Магия в воздухе переплеталась с ароматом старинного дерева и свежих цветов. Вокруг кружились лица, улыбки, блестели глаза, и в каждом взгляде читалась радость за молодую красивую пару и надежда, что они будут счастливы.
Сердце колотилось, как птица, которая вот-вот вырвется из клетки. Скользя по паркету, я чувствовала, как прошлое и настоящее сплетаются в единое целое. Каждый шаг, каждое движение напоминало о том, что жизнь — это не только результат моего выбора и моих решений, но и случайные мгновения, которые остаются в памяти навсегда.
«В конце концов, это не просто вальс, — мелькнула романтичная мысль, — это путь в новую жизнь!»
Вальс кружил в волшебных вихрях, унося прочь тревоги и сомнения. В этом танце, в этих мгновениях, пронизанных магией, менялась не только моя судьба, но и судьбы тех, кто был рядом.
Мимо пронеслась симпатичная пара — Эжени и юный Александр Ольденбургский. Девочка, при ее еще угловатом подростковом телосложении, умудрялась не только аккуратно ступать по паркету, идеально выполняя фигуры танца, но и вести непринужденный разговор. Впрочем, заливаясь при этом краской до самых корней волос.
Маша танцевала с каким-то молодым военным и тоже смотрелась очень мило. Было еще несколько пар, в основном — молодежь. Видимо, вальс считался здесь слишком быстрым для солидного старшего поколения.
А я танцевала все увереннее, все более смело. Рука Николая, тыльной стороной деликатно поддерживавшая меня чуть ниже лопатки, но выше талии, стала точкой отсчета нового ощущения от этого мира, от моей новой жизни.
«Что же, раз мне выпал шанс прожить мою юность заново, то почему бы не сделать это с таким приятным, симпатичным и, судя по всему, неглупым молодым человеком…» — подумала я, любуясь аристократичными чертами его лица.
Музыка стихла, а спустя короткую паузу зазвучала медленная мелодия, как раз для родителей и их ровесников. Пары, которые только что танцевали, разошлись из центра зала, а их место степенно заняли взрослые танцоры.
Папенька с маменькой (я их теперь даже мысленно называла только так), обменявшись игривыми взглядами, вышли тоже и начали неторопливо танцевать: то медленно шли, будто прогуливаясь под руку, то разворачивались, меняя направление и удаляясь на расстояние вытянутой руки. И сейчас стало очевидно: между ними все та же нежность, что связала их в начале брака.
Было странно видеть, как чувства и привязанности берут верх над всеми тонкостями стратегических союзов и браков по расчету. Даже в аристократических кругах любовь властвовала надо всем остальным.
То ли этот мир все-таки сильно отличался от нашего с его историей хитрых дворцовых интриг, то ли мы, неразумные потомки, задним числом приписали слишком много холодного расчета тем, кто мог себе позволить жить по велению сердца, не отчитываясь перед другими.
Мы отошли к столу, уставленному прохладительными напитками. И тут я поняла, что хочу и есть, и пить, и дышать, и танцевать — разом нахлынула такая невероятная жажда жизни с наслаждением каждым моментом, что я даже засмеялась — тихо, счастливо.
— Вы прекрасны, — растроганно произнес Николай и погладил мой локоть, обтянутый длинной манжетой перчатки.
— Вы тоже, — улыбнулась я и смущенно поднесла ладони к лицу, чувствуя себя удивительно легко и радостно…
_______________
Напоминаю, что эта история участвует в литмобе "Назад_в_империю", и уже стартовала следующая история от Адель Хайд: "Анастасия. Последняя княжна", прочитать ее можно тут https://litnet.com/shrt/Pln8

А теперь - награды за ваши предположения! Спасибо всем за отклики и оригинальные версии! Самым первым верным предположением о том, что будут танцевать на помолвке Александра и Николай, был комментарий от Дарьи вот в такой формулировке: "Интересный спор у них завязался, жаль, что приличия не позволили продолжить беседу) Может быть будет вальс?)
Немного перекусив тарталетками с самыми разными начинками, мы еще потанцевали, и легкость движения становилась все более привычной и естественной для меня.
Я всегда была довольна собой, своей внешностью и своим телом. Но тридцать два — все-таки уже не девятнадцать. А сейчас я чувствовала себя необычайно юной и свежей, с легкостью исполняя сложные танцевальные движения.
— Хотите, покажу новый танец, которому недавно обучился? — весело предложил Николай.
Запыхавшись в танце настолько, что пока еще не могла говорить, я просто кивнула.
— Только музыка нужна другая… пройдем на террасу, там тише!
Мы вышли, и в лучах вечернего солнца, залившего террасу теплым мягким светом, Николай начал напевать бойкую мелодию ритмом на две четверти. А затем, притопнув, схватил меня за талию и легко переставил в сторону на шаг. После ступил рядом, чуть подпрыгнул и повторил маневр, только на сей раз повернул меня боком, прикрыв глаза ладонью от низкого солнца, я оглянулась и поняла, что мое движение как раз было запланировано. Еще несколько интересных движений с поворотами и притопыванием — и снова, поставив руку козырьком ко лбу, я оглядываюсь на партнера по танцу.
Получилась довольно резвая пляска сродни народному танцу. А завершалась она бодрым кружением, на последнем такте которого Николай подхватил меня на руки, а затем остановился и бережно поставил на землю.
— Что это? — переведя дыхание, спросила я. — Это… просто замечательно!
Действительно, энергичная народная пляска была ничем не хуже утонченных пируэтов старинных бальных танцев. Хотя я не исключала, что просто это Николай был таким превосходным танцором, что у него получалось решительно все. А заодно получалось и у меня — ведь вел он превосходно.
— Танец называется «жок», — объяснил Николай. — Увидел во время пребывания в Молдавии и… был просто очарован!
И если бы не внезапная запинка в его гладкой речи, когда он рассказывал о своем пребывании в Молдавии, я бы так и восприняла эту историю. Приехал, искал развлечений, забрел в деревеньку, а там как раз был праздник. И радушные селяне охотно обучили юношу, в котором не признали члена царского дома.
Но его внезапное, хоть и малозаметное замешательство подсказало: есть что-то, о чем он не хочет рассказывать своей невесте. Не столь значительное, чтобы повлиять на дальнейшую жизнь, однако нечто важное для самого Николая.
«Что же, оставлю этот факт незамеченным, — решила я про себя. — Что бы там ни было, лично ко мне это имеет мало отношения».
Это уверенное знание пришло само.
Почему-то сейчас я стала понимать движения души других людей гораздо лучше, чем раньше. Словно воздух усадьбы, пропитанный магией, подсказывал, на что обратить внимание, какие нюансы учесть.
«Возможно, и я владею какой-то магией?» — вдруг задумалась я. Подняла ладонь, разглядывая тонкие аристократичные пальцы, никогда не знавшие тяжелого труда. Красивые, холеные ногти, гладкая кожа.
Нет, с высочайшей вероятностью — просто очаровательная юная княжна. Но и этого достаточно, чтобы прижиться в таком удивительном магическом мире, где мне так нравится (а в том уже не было сомнений).
Впрочем, не лишним будет спросить Аскольда, как у Шурочки обстояли дела с магией. Больше ведь ни у кого не узнать… Почему я сразу не выяснила? И тут же сама себе ответила: да потому что и так слишком много информации на единицу времени вывалилось на меня.
— Вы так задумчивы сегодня, — Николай бережно придержал мой локоть. — Вас что-то беспокоит?
— О, ничего серьезного, — улыбнулась я в ответ. — Просто утром в лаборатории были некоторые проблемы.
— Эжени уже рассказала моему брату, а он не преминул доложить мне, будто вы чуть не взорвали весь флигель, — рассмеялся Николай. — Недоросли порой слишком болтливы и любят преувеличивать.
— И не говорите, — светски поддержала я.
— И все же я надеюсь, что вы будете беречь себя, — Николай поднес мою руку к губам.
Спокойный жест вдруг заставил мое сердце снова учащенно биться, словно я только что опять вальсировала. Необыкновенно зрелый для своих лет, рассудительный, стильный — да о таком женихе можно было только мечтать!
«Где ж ты был в мои девятнадцать», — украдкой вздохнула я и сразу поймала себя на мысли, что тогда-то мне нравились напористые нахалы в безразмерных толстовках. Точно, и в нелепых штанах, которые здесь приняли бы за исподнее и тотчас высмеяли «модников». Ладно, что было, то было, а сейчас наконец-то рядом во всех смыслах образцовый красавчик.
Но тут мои размышления были прерваны самым банальным образом — откуда-то вынырнула тетушка Виринея, все с тем же кружевным платочком в руках. Голосом, полным паники, она сообщила так, будто этого зависела судьба мира:
— Папенька велели запрягать, они куда-то выезжают! Что же делать?!
Виринея Петровна, заламывая руки, металась на террасе, полным драматизма голосом вопрошая, да кто ж это видывал, чтобы в день помолвки родной дочери отец посреди праздника все бросил и уехал по делам в Петербург.
Папенька, улыбаясь в усы, только качал головой в ответ на ее причитания, наблюдая, как впрягают лошадей в экипаж.
— Что-то случилось? — осторожно осведомилась я, видя, что он не встревожен, а скорее обрадован и полон предвкушения.
Вместо ответа он протянул мне депешу, где значилось: «Прибыл немецкий ящик».
Недоуменно подняв брови, я еще раз перечитала загадочный набор слов.
— Изобретение Кирхгофа и Бунзена, — пояснил он. — Весной я писал им с просьбой прояснить кое-что из их нового научного труда, а они обещали прислать образец прибора. Невозможно удержаться!
— Ради какой-то немецкой коробки сорвать дочери праздник, — продолжала скулить тетушка.
— Празднуйте в свое удовольствие, — ответил ей Лейхтенбергский. — Я вернусь завтра и присоединюсь.
Чуть поодаль стояла маменька, на ее лице явственно боролись противоречивые чувства. С одной стороны, она была рада за супруга, получившего приятную весть, с другой стороны — ее беспокоило продолжение праздника. Стало жаль эту еще довольно молодую, но уже заметно уставшую от жизни женщину.
И тут меня осенило:
— Есть способ не прерывать праздник! Мы ведь можем составить компанию папеньке и поехать все вместе!
Охнув, Виринея Петровна так и застыла на месте, косясь на маменьку.
— Превосходная идея, — вдруг сказал папенька. — Мon amour, pourquoi pas?
Маменька кивнула. Тотчас идея, хоть и являлась весьма революционной, моментально была оценена как «очаровательный каприз юной невесты» — именно так прозвучало среди гостей.
И начались дружные сборы в путь.
Выехали уже на закате, и все мероприятие откровенно походило на авантюру. Аскольд Иванович, улучив момент, успел прошипеть мне, что я слишком много себе позволяю и что покойная Шурочка была воспитана куда лучше меня. Пожав плечами, я оставила его без ответа и заняла место в экипаже.
Николай сел вместе со мной, но романтическое уединение тотчас нарушил его младший брат, втиснувшись с нами. Младшие княжны остались в усадьбе с маменькой, они махали нам вслед. Даже издали было видно, как Эжени вновь покраснела, когда младший Ольденбургский помахал в ответ.
Обменявшись понимающими улыбками с женихом, я посмотрела в окно, где все быстрее мелькали придорожные кусты.
А затем промчался всадник, взметая пыль, пронизанную последними лучами красного закатного солнца. И даже не по силуэту, а по какому-то внутреннему ощущению я признала в нем Штерна.
Только я поняла, кто едет с нами, как почувствовала, что начинаю краснеть подобно Эжени. Ну, это перебор! Вокруг полно красивых мужчин с потрясающей военной выправкой, галантных и состоятельных, мой жених — вообще бесподобен, а я начинаю зацикливаться на этом Штерне?!
«Нет уж, нужно взять себя в руки, — решила я. — С этой минуты все мое внимание будет принадлежать Николаю!»
Сказано — сделано. Почти весь путь мы провели за увлекательной беседой. Лошади шли бодрой рысью, и через полтора часа впереди показалась первая застава.
Вскоре мы въехали в полутемный Петербург.
Было странно наблюдать знакомые места в совершенно ином виде, нежели тот, к которому привыкла с детства. Ни сверкающих витрин, ни вечерней иллюминации даже в центре города. Только колеблющийся свет множества свечей в некоторых окнах достаточно богатых домов или тусклое мигание масляных ламп в домах попроще. Пустые мостовые, наглухо запертые подворотни — никакой ночной жизни.
Зато на Ростральных колоннах ярко сияли факелы, делая Стрелку видной издали — ведь здесь они выполняли ту задачу, для которой и были созданы.
— Вы так всматриваетесь, будто что-то ищете, — заметил Николай.
— Просто соскучилась по городской жизни, — нашлась я, продолжая разглядывать плывущие мимо дома и улицы. — Знаете ли, лето в деревне… порой бывает так утомительно!
Наконец мы подъехали к роскошному зданию, в моем мире принадлежавшему Горному институту. Мощный фасад с колоннадой в античном стиле, выходящий на Неву, выглядел еще величественнее, чем я привыкла видеть.
Выйдя из экипажа, мы все вместе поднялись в здание, где навстречу нам шагнул высокий мощный мужчина в роскошном мундире с эполетами.
— Ваше величество…
И все склонили головы, приветствуя императора.
__________________
Российский император Александр II - неоднозначная фигура в истории. И все же нельзя усомниться в огромном числе важных достижений в период его правления. Таким его увидела нейросеть - сильным, величественным и по-настоящему уверенным в себе правителем.

Государь сразу произвел необычайно сильное впечатление. Так бывает, когда сталкиваешься с человеком, облеченным властью, но не рвавшимся к ней, а получившим по праву наследования и долгие годы готовившимся к вступлению на престол. Видно, когда человек понимает все скрытые минусы своего положения и принимает их неизбежность, беря на себя ответственность за целое государство. Эта сила словно окутывала императора, наполняя окружающих уверенностью: да, именно он достоин править нами.
Черты его лица были одновременно знакомы мне — по парадным портретам — и совершенно новы. Но в любом случае, такие правильные черты не зря увековечивали многие художники. Аккуратная стрижка обрамляла высокий лоб, прорезанный несколькими морщинами. Что удивило — так это сильный загар, совершенно не аристократичный. Видимо, долгие путешествия дали себя знать, особенно после такого жаркого лета, как минувшее (о лете я уже наслышалась на балу).
Выражение лица у государя было довольно спокойным, но в его позе и облике в целом чувствовалось скрытое напряжение. Взглянув на меня, император немного удивленно обратился к Лейхтенбергскому:
— Ты с детьми?
— Шурочка любопытствует — не смог отказать, — развел руками папенька. — Остальных с супругой оставил дома.
— Любимая дочь, — понимающе улыбнулся государь. — Впрочем, это не помешает. Идем же, не стоит терять времени!
Быстро переговариваясь на смеси русского, французского и немецкого, мужчины направились по переходам здания вглубь. Мне оставалось только подхватить юбки и поспешить следом, хотя это было довольно трудно сделать в таком широком кринолине. Николай не отставал ни на шаг, потеснив остальных, среди которых были Аскольд Иванович, Лев Вениаминыч и, разумеется, Штерн.
Император и герцог непринужденно общались, как лучшие друзья — видимо, близкое родство давало повод отринуть лишние церемонии. Судя по обрывкам беседы, обсуждался какой-то новейший немецкий прибор, прибывший несколько часов назад прямиком из Гейдельберга от профессора Густава Кирхгофа.
Курс физики я проходила в университете, но детально вспомнить, что такого сделал Кирхгоф, не могла, к тому же вкрапления иностранной речи мешали уловить суть рассуждений. И все же старалась вслушиваться — возможно, Шурочка-то все это знает, а потому не должна попасть впросак.
Миновав запутанные переходы, мы оказались в просторном полутемном помещении без окон, подсвеченном лампами непонятной системы.
Посреди большого стола стоял деревянный ящик, опечатанный сургучом, с навесными замками. Император подал знак, и два человека в мундирах горных инженеров бросились открывать. Подойдя к ящику, Лейхтенбергский взволнованно замер, затем опустил руки в ящик и вытащил… коробку из-под сигар!
Самую обычную коробку, такие и в нашем мире производят, только старинного образца, с красивыми затейливыми надписями.
— Это какой-то неудачный розыгрыш? — насупился государь. — Не ожидал от профессора Кирхгофа…
— Подожди, я понял, — перебил Лейхтенбергский, вытащил вторую такую же коробку и длинную сложенную бумагу, видимо, инструкцию к прибору.
Расставив коробки и призмы согласно схеме, папенька велел принести горелку и приглушить освещение. А затем вытащил все из того же «немецкого ящика» набор небольших бюксиков. Мы стояли, наблюдая, как он открывает один из бюксов и разогревает вещество до свечения.
А затем на призме с градуировкой появился спектр.
Лев Вениаминыч восторженно зааплодировал. Остальные были более сдержанны в проявлении эмоций, но я вполне понимала реакцию профессора. Это было сродни чуду, даже в мире магии так красиво разложить свечение на составляющие, должно быть, сложная задача.
И тут в моей памяти сразу всплыла картинка из учебника, а затем вторая фамилия, которую упоминали всегда вместе с Кирхгофом — Бунзен.
Точно!
Это ведь согласно их теории каждый химический элемент имеет свой неповторимый спектр излучения. Именно они по спектру небесных светил предположили состав их вещества!
Простая коробка из-под сигар, побывавшая в руках родоначальников спектрального анализа, теперь выглядела чем-то необычайно важным. Да уж, посмотрела бы я на выражение лиц кого-нибудь из коллег с кафедры биофизики, привыкших к оборудованию за миллионы!
— Как жаль, что сейчас ночь, — посетовал Лев Вениаминыч. — Можно было бы посмотреть, насколько спектр солнца совпадает со спектром натрия!
— А вот и главная ценность, — папенька выставил в ряд оставшиеся бюксики. — Набор чистых препаратов химических элементов. Бунзен расщедрился, когда узнал, что Кирхгоф готов поделиться изобретением с нами.
И тут рядом со мной возник Аскольд Иванович. Он молча указал взглядом в сторону, и стало понятно, что нас ждет очередной разговор.
Пользуясь полумраком лаборатории и тем, что все были увлечены зрелищем, я отошла вместе с ним и немного с вызовом спросила:
— Что опять? Надеюсь, важное?
— Вы должны убедить герцога забрать прибор со всем, что к нему прилагается, в усадьбу, — приказал Аскольд едва слышным шепотом.
— Зачем?
— Выполняйте, некогда объяснять! — и он раздраженно посмотрел поверх моей головы на кого-то.
Я оглянулась и увидела Штерна, все это время стоявшего поодаль и пристально наблюдавшего за экспериментом с «немецким ящиком» — точно так же пристально, как сейчас он следил за нами.
На таком расстоянии вроде бы слов нельзя было различить. Но с другой стороны — он ведь маг. Наверняка имеет какие-то преимущества в зрении и слухе…
Кивнув Аскольду, я вернулась к столу, опять встав рядом с женихом.
— Превосходно, я очень доволен, — улыбнулся император, окидывая взглядом поле эксперимента. — Применить все это в горной инженерии наверняка не составит труда. — Постой, — взгляд государя вдруг остановился на мне и Николае. — Максимилиан, у твоей дочери ведь сегодня помолвка? И ты сорвался сюда…
— Допразднуем позднее, — спокойно отозвался Лейхтенбергский. — Как видишь, молодые рады такому развлечению!
— Нет, право же, не следует жертвовать семейными радостями даже во имя науки, — возразил государь, затем обвел взглядом присутствующих. — Все довольны экспериментом?
— Я думал, будет интереснее, — разочарованно признался младший Ольденбургский с непосредственностью подростка, не обращая внимания на укоризненный взгляд старшего брата. — Хотел увидеть взрыв, пусть и небольшой, но…
— Достаточно с нас взрывов на сегодня, — рассмеялся папенька. — Шурочка утром чуть не взорвала наш лабораторный флигель!
— Вся в отца, — улыбнулся государь. — Что же, пора отдыхать, а завтра следует устроить бал в Зимнем, чтобы я на этот раз не пропустил помолвку племянницы!
— Как скажете, ваше величество, — развел руками папенька, но ему явно польстило, что венценосный родственник взял на себя заботу о празднике. А затем немного встревоженно обернулся, ловя мой взгляд.
Я вопросительно посмотрела в ответ, но он решил не обсуждать то, что его беспокоило, а выждал, когда все начали возвращаться к экипажам, чтобы поехать ночевать в Зимний дворец.
Лейхтенбергский подошел и крепко сжал мою ладонь в руках:
— Шурочка, прости, что твою помолвку придется праздновать в Петербурге. Я помню, как ты хотела, чтобы праздник прошел именно у нас, на природе, в окружении парка, который ты так любишь, но…
— Все в порядке, я принимаю выбор его величества, — успокоила я папеньку, видя, как разглаживаются морщины на его лбу. — Это не так важно, как то, что я рядом с семьей.
— Ты счастлива, все хорошо? — уточнил он.
— Очень счастлива, — ответила я вполне искренне и тут вспомнила о поручении Аскольда. — Но у меня маленькая просьба… Мы ведь можем забрать прибор на время в усадьбу?
— Но зачем? — изумился папенька. — Горные инженеры уж разобрались, как с ним работать.
— Ну, понимаешь… — я начала импровизировать на ходу. — Все-таки это очень серьезный прибор для изучения спектров, настоящий прорыв в науке, ведь так?
— Конечно, шедевр научной мысли! — подтвердил папенька.
— А сделан этот шедевр из обычных коробок для сигар. Выглядит как-то несерьезно. Профессура будет смеяться. Думаю, нужно переделать у нас дома его в более пристойный вид и тогда уже отправить в работу.
— Ты моя умница, — папенька взял мое лицо в ладони и поцеловал в лоб. — Только девочка могла придумать сделать в первую очередь красиво, а потом уже все остальное! Не зря я тебя взял с собой.
— Так что, заберем?
— Да, я отдам распоряжения, — кивнул папенька, а затем окликнул Льва Вениаминыча, обсуждавшего что-то со Штерном.
Поймав взгляд Аскольда Ивановича, я слегка кивнула, мол, все выполнила. Он точас отвел глаза и спустился к экипажу. А я, стараясь держаться как можно дальше от него (и поближе к жениху), тоже начала спускаться по темным ступеням.
«Надеюсь, на сегодня больше приказов не будет», — с надеждой подумала я.
Необходимость повиноваться его распоряжениями начала утомлять. С одной стороны, я понимала, что он имеет все необходимые рычаги влияния на меня, но с другой — его безапелляционная манера командовать мною уже раздражала.
А еще — все больше крепло неприятное чувство, что я обманываю хороших людей. Чета Лейхтенбергских, сестры, жених — все видели во мне погибшую Шурочку, радовались мне, искренне общались. И никто не замечал самозванку, участвующую в странных махинациях господина Аскольда Шу.
Настроение неуклонно начало катиться вниз. Заметив это, Николай участливо спросил меня, когда все расселись:
— Должно быть, вы устали?
— День выдался чересчур долгим, — ответила я и почувствовала через перчатку его теплое пожатие, придающее сил.
Так, держась за руки, мы въехали на Дворцовый мост. Он был совсем новый, недавно собранный, с деревянными перилами, освещенными фонарями на чугунных пьедесталах.
Ночь в покоях Зимнего дворца прошла удивительно хорошо. Горничная с подсвечником в руке сразу провела меня в опочивальню, даже не пришлось никого просить или намекать, чтоб указали, где моя комната. Насколько я помнила из все того же текста на стенде в усадьбе, Лейхтенбергским были отведены покои неподалеку от императорских, и Шурочка должна была отлично знать, куда идти.
Я же, проведя все детство на экскурсиях в Эрмитаже, ориентировалась во дворце достаточно неплохо, разве что выходы в запасники, которые в моем времени были закрыты, здесь оставались доступными. Однако моих знаний хватило на то, чтобы спокойно пройтись по залам и не заблудиться.
Утро началось с легкого завтрака и выбора платья. На второе я потратила несколько часов и ничуть об этом не жалела. А все дело в том, что мне безумно хотелось примерить весь имеющийся гардероб. Да и какая девушка удержалась бы от соблазна покрасоваться перед зеркалом в роскошных юбках? А сшиты они были из шелка, тафты, атласа, бархата и еще нескольких необычных тканей, названия которых я даже не знала.
Удивительно, сколько радостных оттенков было в гардеробе Шурочки в противовес мрачным темным тонам, что я видела в экспозиции музеев в своем мире!
Примеряла я все с перерывами на чай, и горничные смиренно следовали моим просьбам. Приказывать и повелевать у меня как-то не особо получалось, скорее, мои пожелания звучали именно как вежливые просьбы. Уж не знаю, как раньше Шурочка общалась с горничными, но они очень охотно слушались, подавая все необходимое.
Наконец, я остановила выбор на нежно-зеленом платье с глубоким декольте, притом без рукавов — в самый раз для бала-маскарада (а именно о нем шла речь накануне, насколько я поняла из разговоров папеньки с государем).
— Сильно не шнуруйте, — предупредила я, надевая корсет.
И сразу поймала недоумевающий взгляд горничной.
Видимо, Шурочка любила утягиваться до осиной талии. Однако мне все-таки дорого здоровье, поэтому я предпочла легкую шнуровку, без жесткой утяжки.
Последним штрихом стала изящная кружевная маска, закрывавшая половину лица.
Вся прекрасная и благоухающая, как нежный цветок, я спустилась в зал, где уже собрались гости. «Сотня-другая — только самые близкие», — мелькнула насмешливая мысль.
Людей и вправду было очень много, все в маскарадных костюмах, но я без труда нашла среди них папеньку. Роскошные усы выдавали его с головой. А вот Николая узнала не с первого взгляда: он выглядел немного иначе, чем обычно, и даже не маска, а нечто иное изменило его лицо. Только когда оказалась рядом, поняла, что это он.
— Что это? — я прикоснулась к невесомой, будто парившей в паре миллиметров от лица маске, от которой по воздуху шли дорисованные скулы, совсем не такие, как у Николая, и потому менявшие лицо почти до неузнаваемости.
— Новый модный морок, — как само собой разумеющееся, объяснил Николай.
— Вы, магическая молодежь, готовы лицо терять при любом удобном случае, — посетовал папенька. — В наше время модный морок был строго запротоколирован на любом балу, а сейчас кто во что горазд, вы только посмотрите!
И вправду, подобные маски, не только скрывавшие, но и дополнявшие лица, были у многих гостей. Видимо, обладать магией среди аристократов здесь было вполне обычно. К счастью, так же обычно, как и не иметь ее — в случае Лейхтенбергских.
Кружась в вальсе вместе с Николаем, я с удовольствием отдавалась ритму, впрочем, не забывая смотреть по сторонам и подмечать интересные детали. Ведь чем быстрее я освоюсь, тем меньше будет поводов меня разоблачить.
Снова слышались обрывки разговоров:
— …После заключения Айгунского договора нам было бы неплохо договориться с Китаем о Приамурье и Приморье… — доносилось со стороны не танцевавших солидных господ в традиционных кружевных масках.
— …Посмотрите на платье невесты! Бесподобная вышивка! — летел шепот танцующей молодежи мне вслед.
— …Скоро начнутся осенние балы, столько всего нужно подготовить… — вздыхали маменьки у колонн, подсчитывая расходы и хлопоты.
После нескольких туров вальса Николай, оставив меня на минуту возле папеньки, отошел за прохладительными напитками, которые что-то все не несли в нашу часть зала.
Обмахиваясь веером, я чувствовала себя под маской просто восхитительно — узнанная, но не разоблаченная. Улыбалась гостям, чуть двигалась в такт полонезу, зазвучавшему на смену вальсу.
А затем подняла глаза… и увидела его.
Ко мне приближался мужчина в темно-синем сюртуке, с горящим взглядом и уверенной осанкой. Под маской, слитой с мороком, распознать лицо было невозможно, и только легкая улыбка, притаившаяся в уголках губ, говорила о том, что он прекрасно знает, кто я.
Он протянул руку, и я без колебаний вложила в нее свою, позабыв, что в маленьком карне из слоновой кости все танцы уже расписаны почти до конца бала. В этот миг время словно остановилось, и весь зал исчез, оставив только нас двоих. Казалось, наши души нашли друг друга в этой призрачной пустоте.
Мимо уже чинно ступали пары, возглавляемые императором под руку с супругой. Оставалось только влиться в этот поток.
Музыка звучала нежно и мелодично, словно приглашая в танец саму судьбу. Я сделала шаг, и мир вокруг расплылся, оставляя лишь восхитительное движение через пространство и время.
Променад перешел в следующую часть — императорская пара повернула и продолжила движение по диаметру круга. Двигаясь за ними следом, все постепенно выстроились в колонну. А затем — я даже не поняла, как это получилось, так была увлечена загадочным партнером — откуда-то появившаяся вторая колонна начала двигаться навстречу нам.
И в этот миг наши руки расцепились, пропуская даму из другой пары. И я сразу ощутила себя в одиночестве. Продолжая двигаться согласно правилам танца, я не отрывала взгляда от мощной статной фигуры моего кавалера, а между нами шел поток пышных рюшей, кружев и перьев. В конце прохода наши руки вновь соединились, и я продолжила идти по кругу, окутанная непередаваемым ощущением удивительного доверия и близости с этим загадочным незнакомцем.
Каждый поворот, каждый шаг были наполнены нежностью и пониманием. Мы словно читали мысли друг друга, все страхи растворялись в тягучей чувственной мелодии полонеза. Сердце наполнилось теплом, все вокруг залило мягким светом, будто солнце заглянуло в зал.
Никогда бы не подумала, что в полонезе может быть столько скрытого огня и страсти. Касаясь руки незнакомца самыми кончиками пальцев, я ощущала невыразимое волнение, от которого перехватывало дыхание. Каждая разлука в танце казалась вечностью, каждое воссоединение наполняло восторгом.
Когда полонез закончился, мы плавно вернулись к колонне, у которой стоял папенька, увлеченный беседой с каким-то военным чином в орденах и лентах. Никто не заметил произошедшего, но я в этом танце увидела будущее, полное обещаний и мечтаний.
А незнакомец наклонился к моей руке и легко коснулся губами. От этого поцелуя меня словно током ударило, я невольно закусила губу, настолько острым было ощущение. И сразу в душе возникла уверенность: все испытания, которые я пережила, были лишь подготовкой к этому моменту. Не знаю, кто это, не знаю, зачем он здесь, но… я уже никогда не смогу забыть этот танец.
Взглянув в глаза загадочному мужчине, я словно увидела отражение своих собственных мечтаний. Что-то необъяснимо сильное связало нас в танце, и теперь я будто воочию видела эту связь.
Но в этот миг он отвел взгляд, резко развернулся и быстро направился прочь из зала. И будто невидимая струна натянулась между нами, с каждым мгновением все тоньше звеня и грозя лопнуть, разрезая все вокруг.
Как так?! Мы даже не перекинулись парой слов!
И он вот так уходит, даже не показав свой истинный облик?
Сердце подскочило, гулко ударив в ребра, заставив кровь стучать в висках. Мне хватило всего пары секунд, чтобы принять решение: так просто он не уйдет, взбудоражив мое воображение и оставив после себя сплошную недосказанность!
Только в этот момент я поняла, что все время за нами наблюдал Николай. Должно быть странно видеть, как невеста млеет в танце с каким-то случайным кавалером. Но все объяснения я решила оставить на потом.
Мимоходом извинившись перед женихом, я бросилась следом за мужчиной. Но тот шел очень быстро, и все расступались перед ним, а я, путаясь в пышных юбках и задевая танцующих, отставала все больше.
Наконец, я выбежала следом за ним в коридор и увидела удаляющуюся фигуру уже вдалеке, у лестницы.
— Постойте! Нам нужно поговорить! Кто вы? — крикнула я вслед.
Но мужчина уже исчез в дверном проеме.
Зато на моем локте сомкнулись чьи-то пальцы — сильно, до боли. И резко потянули обратно в зал.
Вот кто еще заметил произошедшее! Теперь придется объясняться…
_______________
А в нашем мобе "Назад_в_империю" появилась еще одна история! Карина Иноземцева: "Дама с ребенком" - читать тут https://litnet.com/shrt/tCPZ

— Что вы себе позволяете?! — яростным шепотом просипел Аскольд Иванович, грубо дернув меня за локоть.
— Просто хотела узнать… — растерянно ответила я.
— Что узнать? — он бешено сверкнул глазами. — Вы ведете себя, как падшая женщина! Никаких приличий!
— А что вы себе позволяете?! — от нахлынувших эмоций я рискнула перейти в нападение. — Хватит меня строить! Я не рабыня! Я кандидат наук! Руки убрал!!!
И выдернула локоть из его захвата.
Оторопев от моего бунта, Аскольд даже отпрянул, но сразу же продолжил отчитывать меня свистящим фальцетом:
— Это просто непотребство — выбегать за мужчиной из бального зала! Вы позорите род Лейхтенбергских! Хорошо, что никто не заметил!
Однако снова хватать меня поостерегся и потому продолжил отчитывать, скрестив руки на груди и стоя на достаточном расстоянии. Со стороны наше общение можно было принять за светскую беседу. Тем не менее у меня внутри все кипело. Надо же так испортить самый романтичный момент этого бала!
— Не знаю, какие обычаи в вашем мире, да еще и в вашем времени, но здесь… — Аскольд нахмурился и пробормотал что-то на французском.
— Поняла, достаточно, — жестко ответила я. — Все, на этом закончим разговор. Я возвращаюсь в зал.
Но тут мое внимание привлекли мелькнувшие в конце коридора тени. Кто-то шел в нашу сторону. Сперва я понадеялась, что это возвращается таинственный незнакомец, но по мере приближения поняла, что это два мага-аристократа в морочных полумасках.
Они быстро шли, что-то яростно обсуждая шепотом. Издали показалось, что они спорят, но по мере приближения их разговор сошел на нет. В полном молчании они прошли мимо нас, коротко кивнув в знак приветствия.
— Непонятно, — Аскольд проводил их взглядом. — Мне казалось, что все приглашенные давно собрались, однако приехал еще кто-то…
Уже собираясь вернуться в зал, я увидела, что анфилада, открывшаяся взору, когда в коридор вошли два мага, выглядит как-то не так. Я с детства очень любила эту часть Зимнего дворца, часто сбегала со школьных экскурсий, чтобы побродить одной, представляя себя принцессой. Что-то в привычной взгляду картинке неприятно цепляло.
Приостановившись, я всмотрелась внимательнее… В моем мире все двери между комнатами, соединенными в анфиладу, были открыты под одинаковым углом, создавая ритмичный узор. Здесь этой традиции тоже придерживались, но одна из створок на третьей по счету двери выбивалась из ряда — она торчала немного больше, словно что-то мешало открыться полностью.
Крошечная деталь, но для того, кто привык видеть ровную картину — словно соринка в глазу. Подавив желание пойти и поправить собственноручно, я вздохнула и наконец вернулась в зал, чтобы снова погрузиться в танец в заботливых руках Николая.
Но теперь я танцевала, машинально переставляя ноги. Николай отлично вел, и любой танец получался прекрасно, но мыслями я уже была где-то далеко.
— Что с вами? — участливо спросил жених, когда мы снова решили сделать паузу и прошли к столам у стены зала.
— Устала, немного растеряна, ведь не каждый день у меня помолвка! — попробовала я отшутиться.
— Вы грустите, — заключил он.
— От вас ничего не скрыть, — вздохнула я.
— Могу я как-то повлиять на причину вашей грусти? — осведомился Николай, целуя мою руку.
— Увы, — ответила я, размышляя о том, насколько пристойным будет признаться собственному жениху о внезапно вспыхнувшем интересе к другому мужчине, имени которого я даже не знаю. Вероятно, это моветон до такой степени, что даже деликатный Николай посмотрит на меня, как на идиотку. — Впрочем, мы ведь можем еще потанцевать! Это в любом случае поможет развеяться.
Николая не пришлось уговаривать — он охотно предложил мне руку, и мы пустились в очередной танец, названия которого я не знала, фигур не понимала, но делала все с легкостью, поскольку каждый миг чувствовала поддержку приятных теплых рук жениха.
«Возможно, это и правильно — выходить замуж за мужчину, который вот так может понять твое настроение, поддержать в любой момент, — мелькнула рациональная мысль. — А все эти безумства с первого взгляда хороши для любовных романов, но в реальной жизни несут сплошные неприятности…»
Однако тут от попыток уговорить саму себя меня отвлекли сразу два странных события.
___________
А пока героиня пытается понять, что же происходит вокруг, у автора просьба к тем, кто читает историю в процессе. Дело в том, что недавно пришел комментарий, что визуал княжны в одной из первых глав выглядит старше, чем следует. В связи с этим прошу вас выбрать визуал нашей Шурочки для бала - как, по-вашему, должна выглядеть княжна Романовская? Жду ваших вариантов)))


Во-первых, один из двух только что пришедших в зал магов быстро переговорил с каким-то господином в орденах и начал боком пробираться обратно к дверям. Он сильно торопился и оттого настолько неуклюже себя вел, что наступил на платье одной из дам, чем привлек не только ее, но и мое внимание.
Во-вторых, сопровождавший его мужчина внезапно зашел за колонну и вышел с другой стороны уже в ином облике — цвет волос и форма лица стали другими. Конечно, маскарад маскарадом, но выглядело все вместе как-то слишком подозрительно.
При этом возникло ощущение, что я одна вижу все происходящее. Остальные веселились, танцевали, разговаривали и не замечали странного поведения запоздавших гостей.
Продолжая держать в поле зрения странных гостей, явно не настроенных развлекаться, я взяла бокал с оршадом, предложенный Николаем. Наслаждаясь терпким миндальным вкусом напитка, я не отводила взгляда от перемещений гостей. Маги снова сошлись у выхода из зала, а господин в орденах подошел к императору и что-то сказал ему. Государь выслушал, нахмурился и направился к выходу.
В этот миг откуда-то сбоку долетел шепот:
— На этот раз получится, заряд огромный.
И мгновенно все сложилось у меня в голове в единую картину. Это остальные не замечали происходящего, поскольку не было причин насторожиться. Я же слишком хорошо помнила университетские лекции по истории, чтобы оставить без внимания этих магов.
«Покушение! — от этой мысли меня словно ледяной водой окатило. — Это наверняка подготовка! И они сделают это сейчас!»
Объяснять что-либо Николаю и папеньке уже не было времени, да и как их убедить, что мне не показалось?! Я-то знала о семи покушениях на императора, а в их мире еще не происходило ничего подобного.
Резко поставив недопитый оршад на стол, я заторопилась к выходу.
«Только бы Аскольд снова не увязался со своими нравоучениями, — подумала мимоходом, оглядываясь на мрачную фигуру у окна. — А то еще решит, что я теперь за каждым мужчиной буду выскакивать из зала!»
От этой мысли чуть не засмеялась, но вскоре стало не до смеха. Угроза так и витала в воздухе. Лихорадочно перебирая варианты, как можно помешать покушению, я вдруг сообразила: я же знаю, где этот заряд, о котором шла речь!
Та неровно приоткрытая створка двери не зря резала глаз. Наверняка заряд расположили за ней. Расчет прост и потому план почти идеален. Государя вызывают из бального зала по важному делу, он в одиночестве проходит по анфиладе, и бомба взрывается рядом с ним в этот момент. Знакомый почерк бомбистов, покушавшихся на императора в наше время.
Не знай я всего этого, конечно, не догадалась бы ни о чем. Но сейчас, вооруженная точными сведениями, спешила за императором, полная решительности предотвратить гибель.
Однако Николай настиг меня у выхода:
— Что-то случилось? Вы просто…
— Некогда объяснять, — я схватила его за руку. — Срочно помогите мне. Я окликну государя и задержу. А вы… Даже не знаю… Кому вы доверяете настолько, что можете попросить проверить здание на взрывчатые вещества?
— Александра, вы меня пугаете, — Николай пристально всмотрелся в мое лицо, полузакрытое маской. — Вы серьезно говорите?!
— Оршад безалкогольный, если вы об этом, — я потянула его прочь из зала. — Если мои подозрения верны, то мы тут все рискуем, особенно его величество. Да что вы стоите, мы же сейчас опоздаем!
Николай, чуть поколебавшись, все-таки направился за мной.
Выбежав следом за императором, я окликнула его:
— Ваше величество, прошу минуту времени! Это очень важно!
«Боже мой, а как нам общаться? — вдруг сообразила я. — Шурочка ведь его родная племянница. Они на вы или на ты? И обращаться нужно по всей форме или…»
Александр приостановился и обернулся. Его высокая фигура вырисовывалась на фоне освещенной свечами анфилады. Сейчас особенно четко было видно, что створка двери неподалеку действительно не просто так криво расположена. Там явно что-то находилось!
— У меня очень важный разговор к вам, — начала я сочинять на ходу, подходя к нему. — Но будет лучше, если нас никто не услышит. Может, пройдем на другой этаж?
— Шурочка, некогда, у меня дела, — довольно просто ответил государь. — Потом поговорим.
— Это не девичий каприз, все серьезно, — я схватила его за рукав, уже не задумываясь о правилах этикета и прочем. — Не ходите туда!
И указала на анфиладу.
— Почему? — на лице императора мелькнула снисходительная улыбка.
— Потому что…
Но договорить я не успела, потому что в этот самый миг стены вокруг нас содрогнулись, свечи погасли, и все куда-то обрушилось…
______________
В нашем мире самое первое покушение на жизнь Александра II произошло 4 апреля 1866 года, когда император после прогулки со своим племянником герцогом Лейхтенбергским (сыном нашего Максимилиана)и племянницей принцессой Баденской направлялся от ворот Летнего сада к своей карете. В него выстрелили, но пуля пролетела мимо, а стрелявшего тотчас схватили. Было еще много попыток покушений, в том числе мощнейший взрыв в Зимнем дворце, когда погибло 11 охранников, а императора спасло лишь то, что его задержали дела, и он вышел на несколько минут позже, чем ожидали заговорщики.
Облака дыма медленно рассеивались, открывая обгоревшие просторы прежнего великолепия. Стены, украшенные золотыми орнаментами, теперь искривлялись под тяжестью разрушений, а отделанные мрамором колонны согнулись, как горестно рыдающие фигуры. А створки двери, которая так бросалась мне в глаза, теперь попросту не существовало, она разлетелась на множество осколков, изрешетивших окна.
Среди хаоса послышались испуганные голоса. Кто-то бросился из зала в коридор, кто-то, наоборот, пытался найти выход в другой стороне.
Видя воцарившуюся вокруг панику, Николай крепко прижал меня к себе, стараясь защитить. И тут я поняла, что я, он и император погружены во нечто переливающееся, как тонкая фата. Этот магический кокон защитил нас, оставив невредимыми, в то время как все вокруг оказалось разорванным и искорененным.
— Ваше величество! — в ужасе закричали охранники, появившиеся в другом конце коридора. — Вы ранены?!
— Все в порядке, — император, сохранив свое достоинство, поднял руку, призывая к спокойствию. Те, кто выбежал к нам, увидели, что государь в полном здравии, и немного стихли, продолжая тревожно переговариваться. — Судя по всему, это взорвалась магическая бомба. Никто не пострадал. Нам следует задуматься о том, как предотвратить подобные происшествия в будущем, укрепив свою власть с помощью истинных союзников.
Охрана и какие-то военные чины тотчас помчались на место взрыва. А мы втроем продолжали стоять в магическом коконе, который тщательно поддерживал Николай — именно из его ладони распространялось переливающееся свечение, окружавшее нас.
— Виват! — нервно выкрикнул кто-то из гостей, и остальные поддержали его. Нестройный хор на разные лады радовался, что государь избежал гибели, а я напряженно разглядывала толпу, пытаясь понять, кто же помогал заговорщикам.
— Позвольте, я тоже осмотрю место взрыва, — выступил вперед Аскольд Иванович.
Государь коротко кивнул ему и обратился к Николаю:
— Превосходный купол! Не зря отец отослал тебя на обучение к молдавским чернокнижникам!
— Да, ваше величество, это было очень верным решением, — ответил Николай, и снова я уловила в его голосе какую-то потаенную печаль, как тогда, во время танца.
Папенька, растолкав толпу, бросился к нам:
— Опять! Шурочка, почему вокруг тебя постоянно что-то взрывается?!
— Максимилиан, твой дочь только что случайно спасла мне жизнь, — улыбнулся Александр.
— Не случайно, — вырвалось у меня.
Тут же задним числом подумалось, что лучше было бы промолчать и обставить все так, будто обстоятельства сами сложились. Но я уже начала, так что останавливаться было поздно. Под недоумевающими взглядами мужчин я пояснила:
— Я видела, что за той дверью что-то стоит, просто не успела никому сказать. А когда государь пошел в ту сторону, хотела предупредить…
— Точно! Ты именно поэтому не хотела, чтобы я уходил в ту сторону? — вспомнил государь. — Но как ты догадалась?
— Немного наблюдательности и чутье, — мне показалось, что прозвучало довольно убедительно. И добавила шепотом: — Я видела двух магов…
— Так, нам пора перейти в место, где нас никто не услышит, — опомнился папенька. — И сразу же все обсудим. Гостям следует запретить расходиться. Напитки, угощения, танцы один за другим — нужно отвлечь всех. И никого не выпускать, пока мы все не обговорим и не выйдем на того, кто организовал взрыв.
В сопровождении охраны мы поднялись в верхние покои. В небольшом кабинете император встал у окна, наблюдая, как с Невы поднимается вечерний туман, окутывая тревожно колышущимися полотнищами набережную.
Стараясь ничего не упустить, я рассказала все, что видела за последние полчаса.
— Ты могла бы узнать их, если бы встретила снова? — спросил папенька.
— Не уверена, — честно призналась я. — Эти двое постоянно меняли облик, причем в заметной степени. Я могу опознать лишь того, кто вызвал государя в коридор.
— Князь Оболенский? — с содроганием воскликнул Александр. — Тот, который после шуточного восстание его дядюшки клялся в вечной верности престолу… Да можно ли теперь доверять кому-либо из приближенных?!
«Шуточное восстание — неужели здесь декабристов не сочли серьезной угрозой и просто пожурили?» — подумала я. Но расспрашивать было некогда, да и выглядело бы это слишком странно.
Тотчас папенька отдал распоряжения охране, и поиск заговорщиков сразу же начался. Мы остались в кабинете вчетвером, молча осознавая произошедшее. Николай крепко держал меня за руку, и я была благодарна ему за эту уверенную поддержку. Несмотря на то, что корсет был зашнурован довольно слабо, от танцев и переживаний уже опять все плыло перед глазами. И я очень не хотела снова упасть в обморок.
— Интересно, теперь все недовольные насытились своей местью? — горько произнес император. — Или им важно увидеть мою кровь? То, что они творят, уже похоже на охоту за диким зверем, разве я заслужил подобное?
И тут в дверях появился Аскольд Иванович с торжествующе-мрачным видом.
— Сила бомбы оказалась весьма разрушительной, — сообщил маг. — Из того, что я увидел, можно заключить, что ваше императорское величество не имело шансов выжить.
Папенька и государь переглянулись. Я увидела, как Александр стиснул зубы, и на его лице заходили желваки. Трудно принимать такие новости, это я уже поняла на собственном опыте.
— Однако вместо того чтобы уничтожить, она высвободила особый род энергии, — продолжил Аскольд Иванович. — Можно сделать вывод, что отпечатки заклинания, наложенного на бомбу, лишь укрепили магическую защиту, купол которой оказался поблизости.
Николай с интересом посмотрел на свои ладони:
— По правде, я и сам удивился, как легко и быстро создал этот купол. А долго ли продержится это влияние?
— Насколько я понимаю, выбора заговорщиков пал на магическую бомбу, созданную с использованием древних ритуалов, а они дают чрезвычайно долгосрочный эффект, — ответил маг.
— Что же, в таком случае заговорщики сейчас имели возможность наблюдать, как их усилия растворяются в воздухе, — заметил папенька. — Император не только выстоял против магической угрозы, но и вышел из нее еще более сильным.
— Удивительно также, что пока заговорщики стремились к разрушению, они лишь открыли дорогу для нового начала, — загадочно заметил Аскольд.
— Поясните, — потребовал император.
— Впервые взрыв такого типа столкнулся с особым родом магии, — Аскольд бросил на меня короткий взгляд, — и надеюсь, у нас будет время изучить последствия этого взаимодействия.
«Неужели опять произошло нечто, в чем я должна принимать дальнейшее активное участие?!» — с тоской подумала я.
По правде, последние двое суток оказались столь насыщенными, что я уже просто хотела забиться в уголок и тихо отсидеться, пока все само собой не успокоится. Но, как видно, не судьба — Аскольд достал из кармана какой-то прибор вроде термометра и начал водить над ладонями Николая.
Папенька и император с интересом наклонились, следя за показаниями. Столбик, похожий на ртутный, резко пополз по шкале, остановившись у отметки «31».
— Вы правы, тут есть над чем подумать, — наконец, произнес Лейхтенбергский.
А государь перевел взгляд на меня:
— Что же, дорогая племянница, возможно, магии хватило и на тебя, — он благодушно улыбнулся — впервые после покушения.
— Посмотрим, — я протянула ладонь, и Аскольд, обновив показания, снова произвел замеры.
Но шкала прибора осталась неизменной. Ноль — он и есть ноль.
— Похоже, все-таки нет, — с явным облегчением произнес папенька.
«Неужели ему нравится, что дочь не имеет магической силы? — задумалась я. — Хм, хотелось бы знать, почему так…»
— Не все сущее можно увидеть глазами, — философски ответил Аскольд. — Проверим в усадьбе другими методами.
Тут распахнулась дверь, и охрана ввела сразу троих — господина в орденах, а также двух молодых аристократов, которых я смогла узнать только по одежде — настолько изменились их лица без магических масок.
— Значит, все это время клан Оболенских скрывал свои злые намерения под маской преданности? — безо всяких предисловий спросил император, переведя на прибывших тяжелый взгляд.
Понимая, что вопрос скорее риторический, заговорщики молчали.
— Что я вам сделал такого, что вы сочли допустимым ставить на меня ловушки, устраивать засады?
А вот теперь вопрос был далек от риторики, но ответом государю по-прежнему было молчание.
— Так, уже понятно, что они самым тщательным образом тщательно планировали свои действия, — заговорил папенька вместо Оболенских. — Во дворце у них наверняка имеются сообщники среди охраны или слуг. На твоем месте, Александр, я бы хорошо проверил всех. Возможно, коварный заговор имеет запасные варианты.
— Ты прав, всем нам следует быть осторожнее, — нахмурился государь. — Увести!
Мы остались впятером в кабинете. Повисло гнетущее молчание. Нащупав мою руку, Николай крепко сжал ладонь, пытаясь приободрить. А я, мимолетно улыбнувшись ему в знак благодарности, посмотрела на папеньку. Мы так и стояли, словно парочка юных влюбленных, наблюдая за тем, как взрослые размышляют в поисках решения.
Еще пару часов назад все вокруг казалось таким прекрасным и безопасным, я была полна надежд на чудесное будущее, и вот получите! Мои чувства в полном смятении из-за единственного танца с загадочным незнакомцев, а опасные политические заговорщики смыкают кольцо вокруг тех, кто уже стали для меня важными и дорогими сердцу.
— Где же эти прекрасные времена, когда дворец не знал тьмы предательства, — мрачно произнес Александр.
— Хм, — кашлянул Аскольд, привлекая внимание.
— Аскольд Иванович, давайте без церемоний, если уж что-то хотели предложить, говорите начистоту, — тотчас отозвался Лейхтенбергский на его хмыканье.
— Возможно, вы сочтете мою идею немного… — он щелкнул пальцами, подбирая слово, — verrückte…
— После сегодняшних безумных происшествий ни одна идея уже не покажется мне безумной, — отозвался Александр. — Так что?
К счастью, все-таки обратно мы выехали, как и прибыли, в экипаже. Но только под усиленной охраной. Кучер сразу заставил лошадей взять бодрую рысь, и мимо полетели загадочно темнеющие улицы Петербурга.
Из экипажа были видны темно-зеленые мундиры едущих верхом охранников. Среди всадников особо выделялся высокий мощный мужчина с седыми волосами, который, несмотря на старческий облик, держался в седле необыкновенно ловко и уверенно. Если бы я не видела своими глазами, как на императора Александра наводят магический морок, то никогда не узнала бы его в этом человеке.
Так спрятать императора сочли наиболее правильным. И пока весь Зимний дворец переворачивали вверх дном в поисках всех пособников заговорщиков, мы все более удалялись от Петербурга.
Вскоре мимо неслись рощи, поля и деревеньки. В густых сумерках все выглядело зловеще, будто за каждым кустом могли таиться новые заговорщики, готовые посягнуть на жизнь государя.
Мы с Николаем почти не разговаривали в пути. Все чувствовали тревогу. Особенно подавленным выглядел младший Ольденбургский — он понуро сидел, разглядывая собственные руки. А затем вдруг выдал:
— Я понял, что так тревожит нас! Если не прав — скажите.
— Слушаем тебя, — с интересом отозвался Николай.
— Сегодня перестала существовать прекрасная Россия с Царем-Батюшкой и его верноподданным народом. Государь никогда более не сможет относиться к своим подданным с безграничным доверием. И мы… мы тоже не сможет чувствовать себя в безопасности. Никогда более… — голос юноши прервался, и лицо сморщилось, будто он собрался плакать, но тотчас совладал с эмоциями. — Разве не так?
Повисло тягостное молчание.
— Ты прав, братец, — ответил, наконец, Николай. — И это печально.
— Но это не повод сдаться и позволить заговорщикам творить все что заблагорассудится, — добавила я. — Мы знаем, что они ни перед чем не остановятся, но и у нас есть свои козыри. Предупрежден — значит, вооружен!
— Да, я до сих пор впечатлен вашей проницательностью, — Николай взял мою руку в свои, — просто в голове не укладывается, как вы смогли по мельчайшим признакам заподозрить неладное?! Ведь ничто не предвещало…
— Словно какое-то чутье открылось во мне сегодня, — ответила я, избегая подробностей. — И потом, дверца в анфиладе выглядела уж больно подозрительно. А я… я ведь выросла в Зимнем!
И по сути, это был чистая правда. Внимательность к мелочам в сочетании с моей памятью позволили предугадать события. Я искренне радовалась, что удалось предотвратить гибель государя. Но надолго ли он в безопасности? Кроме меня (и разве что Аскольда) никто не знал, что впереди новые, еще более жестокие и изощренные покушения. И я постоянно присматривалась к окружению, старясь отследить новые знаки.
Но по мере того, как мы приближались к усадьбе, дворцовые интриги начинали казаться чем-то нереальным, а вот сочные запахи августовских трав и цветов, долетавшие к нам по пути, настраивали на романтический лад.
— Сентябрь так и витает в воздухе, хотя лето еще не закончилось, — заметил Николай, когда мы оказались на подъездной аллее.
— Нужно успеть насладиться последними теплыми днями, — ответила я, провожая взглядом ровный ряд подстриженных кустарников вдоль аллеи.
До сих пор мне не удавалось найти время, чтобы осмотреть парк, но сейчас мне уже никто не помешает! Безумно интересно увидеть, как выглядят рощи, луга и пруды в этом мире. А в сопровождении прекрасного и надежного Николая прогулка по парку станет восхитительным времяпрепровождением!
Но пока я обдумывала все это, в глубине души тоскливо шевельнулось воспоминание о загадочном незнакомце, пробудившем во мне такую бурю чувств…
От мысли о нем я ощутила прилив сил, будто не было столько утомительного дня, насыщенного столькими событиями. Моя бы воля — прямо сейчас бросилась бы искать его. Наша встреча пробудила во мне нечто, о чем я раньше даже не подозревала, и изменила меня в большей степени, чем даже переход между мирами и пробуждение в чужом теле.
Я непременно должна узнать, кто это был.
Чем бы это ни обернулось — я должна снова с ним встретиться и посмотреть ему в глаза. Без маски и морока, один на один. Просто чтобы понять, правильно ли сейчас поступаю, решив связать свою жизнь с Николаем.
Расследование взрыва требует подробного списка всех, кто был во дворце. Я должна узнать его имя. И я найду способ встретиться!
— Вы думаете о чем-то очень волнительном и приятном? — полувопросительно заметил Николай, указывая взглядом на мои пальцы, нервно барабанящие по окну экипажа.
— Д-да, — рассеянно отозвалась я. — Нужно завтра прогуляться по парку, проверить, как что растет… Многовато осины в последнее время, знаете ли, пора расчищать…
— Вы увлеклись садоводством? — улыбка блеснула в полумраке. Похоже, он счел мой интерес очередным милым капризом. — Не думал, что и на это у вас хватает времени.
— Совсем недавно. Так, небольшая блажь, ничего серьезного. Но я хочу заручиться вашей поддержкой. Вы составите мне компанию?
— С превеликим удовольствием, — снова улыбнулся Николай.
И тут экипаж остановился возле дворца Лейхтенбергских. Тотчас от входа к нам направилась тонкая фигурка, укутанная в шаль. По мере приближения я увидела, что это взволнованная Эжени.
— Мы думали, она преувеличивает, как обычно, — тараторила Эжени, держа меня под руку, пока мы быстро поднимались в верхние покои дворца. — Ты же знаешь, как тетушка Виринея любит угрожать, что ей станет плохо! Но сейчас она действительно слегла…
В комнате тетушки Виринеи все пропахло валериановыми каплями и приторно-сладкими духами. У меня даже голова закружилась. Приглушенный свет ночника выхватывал из тьмы почти театральную картину.
Коленопреклоненная горничная возле кровати отжимала в тазике и расправляла матерчатую салфетку — видимо, способ снять жар. Однако ее усилия оказались напрасны — тетушка жестом отвергла компресс, лежа в драматичной позе с запрокинутой головой на пирамиде из подушек и тихо постанывая.
У изголовья с несколько растерянным видом сидела маменька. При моем появлении она явно обрадовалась — видимо, в одиночку не получалось успокоить родственницу.
— Что с вами? — довольно резко спросила я.
— Ах, сердце, это просто невозможно, так давит… — простонала Виринея, прикладывая одну руку ко лбу, а другую к упомянутой области сердца.
— Так почему все заперто? — подойдя к окну, я распахнула обе створки настежь. Холодный вечерний воздух ворвался в комнату, стало легче дышать. — Нужно звать Аскольда Иваныча.
— Нет-нет-нет! — подскочила Виринея, на мгновение даже забыв о своем недуге. — Только не этого чернокнижника! Я до безумия боюсь его! Он… да он на все способен!
— В том числе и вылечить, — добавила я.
— Умоляю, только не его, — Виринея опять обмякла на подушках.
Тут при неровном свете ночника я увидела, что у нее пергаментно-серое лицо и посиневшие губы. Также в глаза бросилось, что у Виринеи заметно отекли пальцы. «Похоже на острую сердечную недостаточность», — мелькнула мысль. Но знаний по физиологии, полученных на биофаке, конечно, не хватало для точного определения недуга.
— Ей и вправду плохо, — заметила маменька. — Доктор уже был, привез капли, но помогли они ненадолго. Аскольд приехал с вами?
— Да.
— Зови, — тихо, но твердо приказала маменька. И только сейчас я увидела в этой спокойной женщине истинную наследницу великих царей, способную проявить все свои сильные стороны, когда это необходимо.
Даже Виринея притихла и перестала протестовать.
— Я позову, — Эжени развернулась и помчалась вниз.
Молитвенно сложив руки, тетушка Виринея замерла в ожидании. Вскоре раздались шаги, звучавшие, как неотвратимая поступь судьбы. Аскольд Иванович, по обыкновению мрачный, весь в своих размышлениях, возник на пороге.
Обвел взглядом комнату:
— Окно закрыть.
— Но тут душно, — возмутилась я, однако под его тяжелым взглядом предпочла умолкнуть.
Горничная тотчас выполнила приказ и встала у окна, сложив руки на передник. Аскольд нетерпеливо махнул рукой, показывая, что можно уйти.
— Нам вас оставить? — спросила маменька.
— Мне понадобится небольшая помощь, — Аскольд кинул на меня взгляд. Я кивнула.
Когда с Виринеей остались только он и я, тетушка нервно натянула одеяло до подбородка и вытаращила испуганные глаза. Было видно, что перспектива умереть от проблем с сердцем ее пугает куда меньше, чем магия этого «чернокнижника», как она назвала Аскольда Иваныча.
— Чем я должна помочь? — деловито осведомилась я, расстегивая манжеты дорожного платья и закатывая рукава, чтобы не мешали.
— Открытый временно-пространственный портал слишком нестабилен, мне нужно, чтобы вы удерживали край энерго-материального континуума в течение хотя бы пары минут, — вполголоса сообщил Аскольд совершенно обыденным тоном, словно просил передать солонку за столом.
— Коллега, я сейчас слышу слова, знакомые по отдельности, но совершенно не понимаю, о чем речь, — заметила я. — Можете на пальцах пояснить?
— Вот именно на пальцах вы и будете держать магический зацеп, чтоб не схлопнулось, — в руках чернокнижника появилось подобие светящейся петли. — Руку вот сюда…
Он ловко продел мою кисть в петлю, завернув так, что светящаяся нить обвивала запястье, а затем проходила между большим и указательным пальцем. Сразу по руке разлилось покалывающее, но вполне терпимое напряжение.
— И как я буду это удерживать?
— Понемногу тянете на себя, когда почувствуете, что портал вворачивается обратно.
— Я еще и это должна почувствовать? Вы не слишком большие надежды на меня возлагаете? — с сомнением уточнила я. На мгновение показалось, что Аскольд уже забыл, кто я на самом деле, поэтому общается, как с княжной Шурочкой, которая знала его магические приемчики.
— Поверьте, уж тут ошибиться невозможно, — ухмыльнулся Аскольд. — Приступим!
Он резко растопырил пальцы, провел над головой перепуганной Виринеи… и началась самая настоящая магия, перед которой все прежние впечатления стали блеклыми и обыденными.
Пространство вокруг тетушки колыхнулось и стремительно начало искривляться, а затем и она… стала полупрозрачной!
То, как в прошлый раз Аскольд Иваныч раскрывал пространственно-временной портал, показывая мне момент гибели, казалось в чем-то даже логичным. Но сейчас, когда на границе миров находился живой человек, выглядело это невероятно впечатляюще.
Она и вправду будто таяла, истончаясь и исчезая!
— Ой, прихватывает, — застонала Виринея. — Ой, дышать тяжело…
— Потерпите, скоро станет легче, — отрезал Аскольд, делая загадочные пассы руками.
Через слои тетушкиной одежды стало видно, как сжимается просвечивающее сердце, гоняя кровь по телу. Вот оно снова сжалось, но будто дернулось в самом конце сжатия, затем опять и опять.
— Что думаете, коллега? — тон Аскольда звучал почти издевательски, он так выделил голосом слово «коллега», что сомнений не оставалось — я должна понять, что в плане магии и науки мы не ровня.
— Во-первых, я не врач, — уточнила я. Ведь прекрасно знает, что я биолог! Откуда этот странный стереотип, что биолог должен и в медицине досконально разбираться?! — А во-вторых, невооруженным глазом видно, что проблемы действительно в сердце.
— А теперь смотрите… — Аскольд протянул ладонь в сторону колышущейся фигуры тетушки, и сердце словно стало двуслойным, будто их было два. Несколько сокращений — и ритм стал нормальным, а второе сердце истончилось и исчезло.
Засмотревшись, я чуть не выпустила нить из рук, и только резкая боль в запястье заставила вздрогнуть и посмотреть на петлю. Нить, похожая на иллюзию, натянулась, совершенно не иллюзорно впиваясь в кожу.
— Держите, сказал же, — рыкнул Аскольд, продолжая круговыми движениями разматывать пространство на вихри вокруг Виринеи.
Подтянув нить и немного ослабив петлю на запястье, я наблюдала, как меняется облик тетушки — прозрачность уступила место плотному реальному виду, краски вернулись на лицо, а сама она обмякла и мирно засопела, словно просто крепко уснула.
— Теперь отпускайте, — скомандовал Аскольд, раскрывая ладони над спящей тетушкой.
Стоило мне скинуть петлю и отпустить ее, как пространство над кроватью сдвинулось, и раздался негромкий хлопок, как от захлопнутой сквозняком форточки. И больше ни одного колыхания воздуха вокруг не замечалось.
— Так схлопывается портал? — удивленно уточнила я.
— Допустим, — не слишком вежливо отозвался Аскольд. — Вам-то что с того?
— Просто интересно. Скажите, а у меня теперь действительно никакой магии не имеется? Или взрыв в Зимнем все-таки мог изменить структуру?
— А быть великой княжной и родной племянницей государя вам мало, как я посмотрю, — саркастично отозвался Аскольд.
— Давайте вот без этих ваших издевок, — я с опаской оглянулась на Виринею. Хоть и спит, сквозь сон может что-то услышать и додумать свое, уже понятно, как у нее голова работает — везде видит грядущую катастрофу. — Лучше скажите, каким образом вы сейчас вылечили ее?
— Просто заменил изношенное сердце на более молодое и хорошее, — спокойно отозвался Аскольд.
— А сердце взяли… — начала я, хотя сразу поняла, каким будет ответ.
— Да, у параллельной Виринеи, та была поздоровее, — все так же ровно ответил чернокнижник.
— Ну и где же ваши моральные ценности, о которых вы упоминали при нашем знакомстве? — не удержалась я. — Значит, использовать двойника из другого мира на запчасти вам не претит?
— А вам-то что с того? — пожал плечами Аскольд. — Вы должны быть благодарны, что я, с позволения сказать, на запчасти использовал вашу душу, а не чью-то еще. Вы получили шанс прожить целую жизнь в прекрасном молодом теле аристократки. Какие могут быть претензии?
— Допустим, со мной удачно получилось, но что будет с той Виринеей?
— Проживет меньше, чем предполагалось, — равнодушно ответил чернокнижник. — Вам, собственно, что сейчас от меня нужно? Признания неправоты? Так я все правильно сделал. В приоритете покой и гармония в клане Лейхтенбергских. Нам только похорон тетушки сейчас не хватало.
— Все с вами понятно, — сдержанно резюмировала я. — Что же, благодарю от лица клана Лейхтенбергских за неоценимый вклад.
— Не забывайте, кто вы есть на самом деле, — тихо отозвался Аскольд, развернулся и вышел, оставив-таки последнее слово за собой.
Подавив желание догнать и ответить что-нибудь хлесткое, я перевела дыхание и тоже покинула комнату Виринеи.
Проходя по коридору, услышала доносящиеся с первого этажа мужские голоса. Можно было бы пойти и лечь спать, поскольку я уже буквально валилась с ног. Но любопытство взяло верх. К тому же я хотела быть в курсе всего происходящего, ведь опасность могла подстерегать даже здесь. Недолго думая, я застегнула рукава, привела в порядок слегка растрепавшуюся прическу и спустилась вниз…
_______________
А в нашем литмобе "Назад_в_империю" стартовала очередная история от Колин Ви: "Первая кудесница Империи"! Прочитать ее можно тут: https://litnet.com/shrt/tdKA

За ломберным столиком расположились старшие мужчины — папенька, государь, Ольденбургский и еще какие-то военные чины, видимо, особо доверенные лица.
К счастью, Аскольда Иваныча среди них не было, должно быть, он восстанавливал магические силы после лечения тетушки. Или был занят еще чем-то чрезвычайно важным. В любом случае, его отсутствие меня обрадовало. Рядом с ним даже воздух становился тяжелым, дышать получалось труднее. А сейчас, несмотря спертый воздух и дым, наполнявший комнату, мне все равно было намного легче.
Мужчины, сидя в креслах, разговаривали и неторопливо кидали карты на столик. Было видно, что игра — лишь способ занять руки, так же как и кофе с молоком, который подавали на подносе каждому из участников игры.
Гораздо важнее сейчас был разговор.
— Я знал, что создание комитета заставит их действовать быстрее и жестче, — говорил государь, по-прежнему скрытый мороком. — Но не ожидал, что действия окажутся столь всеобъемлющими.
— Никто не ожидал, — вздохнул Лейхтенбергский. — Когда в наследство достается страна, обремененная запоздалыми преобразовательными вопросами и давно просроченными обещаниями… Mon ami, tu as fait tout ce que tu pouvais…
Моего знания французского хватило лишь для того, чтобы понять: это слова утешения для императора. Тот что-то ответил по-французски, и остальные понимающе закивали.
Поражало, с какой выдержкой и достоинством держится государь в столь сложных обстоятельствах. Он не пытался казаться значительнее и важнее, чем есть, просто был самим собой даже под маской. И это вызывало искренне восхищение.
— Шурочка, не спится? — заметив мое появление, папенька обеспокоенно поднялся и подошел. — Как ты себя чувствуешь?
— Устала очень, — призналась я. — Но не могу уснуть.
— Мы все не можем спать после таких событий, — приобняв меня за плечо, папенька подвел к столику и усадил рядом с собой в тотчас поданное лакеем кресло. — Побудь с нами, выпей молока. Возможно, тебя успокоит то, что мы все ищем решение.
— И почти нашли, — поддержал папеньку какой-то военный чин. — Нет повода беспокоиться, здесь вы в полнейшей безопасности.
— О, я беспокоюсь не за себя, — возразила я, принимая из рук служанки чашку с теплым молоком. А про себя подумала, что папенька весьма забавно обращается со мной — как с малышкой, проснувшейся среди ночи и прибежавшей к родителям в кровать. Мог бы и кофе налить, в самом деле, я все-таки девушка на выданье.
— Что же вас тревожит? — почти умиленно спросил военный.
— Переживаю, что мы не знаем наверняка, какие еще кланы замешаны в заговоре. Возможно, некоторые больше не заслуживают доверия. А еще подозреваю, что нельзя обезопасить Зимний в полной мере. Учитывая количество входов и выходов…
— Поверьте, все это мы учли, — доброжелательно, но в то же время немного снисходительно отозвался военный. — Временно закроем все дополнительные ходы магической печатью.
— Только магией? — скептически уточнила я. — А реальные заслоны появятся?
— Я бы не полагался на магию столь безоговорочно, — поддержал меня папенька. — Иногда простой железный засов куда надежнее заклятий.
— Согласен, нам следует укрепить Зимний, будто ожидаем осады. Наша беда в том, что Петербург, стоящий на окраине государства, кишит инородческими элементами, жаждущими разложения России, — мрачно заметил Ольденбургский, до того хранивший молчание. — С виду они ничем не отличаются от прочих, однако рассуждают как враги своей родины, как настоящие изменники своего народа. И их не десятки — сотни, возможно, даже тысячи!
— С чего-то нужно начинать, вернее — с кого-то, — отозвался военный.
— Так что будем делать с кланами Трубецких и Муравьевых? — спросил папенька.
— Они пока ничем не выдали себя, хотя и не остается сомнений в их причастности, — проговорил император, глядя в раскрытые веером карты в руке. — Каждый наш ход будет иметь последствием либо их ход, либо тишину.
— Могут и затаиться на время, пока всех пособников в Зимнем не вытащат на свет божий, — добавил другой военный чин.
— Попробуем растревожить это осиное гнездо, — с авантюрным блеском в глазах вдруг предложил папенька.
— И каким же образом? — государь даже карты сложил, заинтересованно глядя на соратника.
— Охота.
Слово прозвучало так многообещающе, что я взволнованно посмотрела на папеньку: что он задумал? А мужчины азартно заулыбались в предвкушении нового развлечения и новой опасной борьбы.
_______________
Вот и стартовала последняя история нашего моба "Назад_в_Империю"! Арина Теплова: "Заложница. Черный корсар" https://litnet.com/shrt/t7uK

Приятного чтения захватывающих историй!
Возле конюшен кипела работа, лошадей и оружие подготавливали, всюду суетились слуги, а я одиноко сидела в лаборатории — на том самом диване, где очнулась при попадании в этот непредсказуемый мир.
Сказавшись занятой, я с самого утра ушла якобы ставить гальванические опыты, а на деле — найти тихое место, где меня никто не потревожит. Аскольд опять занимался своими экспериментами с танцующим в темноте песком, запершись в кабинете, который я по старой памяти называла геоботаническим.
Меня радовало, что не нужно терпеть его присутствие, но в глубине души росла тревога от недосказанности. Пока что я не понимала, какова моя роль в его замысле (в идею гармонии и покоя клана не очень-то верилось). Неопределенность выматывала нервы.
Вчерашний военный совет (а ведь именно им и был этот ночной разговор) позволил придумать новый план. Роль императора берет на себя доброволец, имя которого решили держать в тайне даже от меня. Уже не оставалось сомнений, что подставной царь станет объектом нового покушения. А в нужный момент злоумышленников схватят и подвергнут допросу.
Государь наравне с другими охранниками планировал присутствовать на охоте, не привлекая внимания. Папеньки — оба, и Лейхтенбергский, и Ольденбургский — сошлись на мнении, что это действительно неплохой способ скрыться. Как говорится, если хочешь, чтобы не нашли — положи на виду.
И теперь, пока все были заняты подготовкой к охоте, я наслаждалась редким моментом уединения. Даже прекрасный, обходительный и деликатный Николай немного утомил меня своим присутствием.
Когда я сообщила, что хочу побыть в лаборатории одна, он понимающе улыбнулся и предложил проводить меня. На пороге лаборатории поцеловал руку и пожелал хорошего дня. Мне было приятно, что он так заботится и не навязывает свое присутствие.
Но в то же время я в очередной раз ощутила, что наше общение совершенно иное, чем, к примеру, со Штерном. А при воспоминании о полонезе с незнакомцем в груди заныло, словно я лишилась чего-то очень важного, так и не обретя его толком.
Вздохнув, я решила отвлечься и разобраться, что же стоит на стеллаже в углу лаборатории. Рассматривая и переставляя странные аппараты и колбы с заспиртованными существами, напоминающими алхимических гомункулов, я отвлеклась от тоскливых мыслей.
И тут в дверь постучали.
— Вынужден нарушить ваше уединение, — безапелляционным тоном заявил Аскольд Иваныч.
— Нигде от вас не скрыться, — чуть ворчливо отозвалась я.
Не обращая внимания на мое недовольство, Аскольд прошел в дальний угол и открыл стоявший там пресловутый «немецкий ящик». Достал коробочку с бюксами и аккуратно подцепил лопаточкой немного содержимого. Посмотрел оценивающе, добавил еще немного, затем положил в пробирку, а остальное убрал обратно.
— Вы ради этого просили доставить ящик сюда? — поинтересовалась я.
— Бунзена еще никто не превзошел в умении получать препараты чистых элементов, — неожиданно охотно пояснил Аскольд. Видимо, его очень радовала возможность поживиться подобной коллекцией, и он даже немного оттаял в общении со мной. — Я пока еще не установил идеальное соотношение элементов для моего эксперимента, но уже близок к этому.
— И что станет итогом вашего эксперимента?
— То, что я запланировал, — сухо ответил Аскольд, тотчас вернувшись к привычной манере общения.
«Понятно, это мне знать тоже не положено», — раздосадованно подумала я.
Захлопнув ящик, Аскольд направился было к дверям, затем вспомнил:
— Ах да, ваш жених вас уже ждет. Пора выезжать на охоту.
Этого еще не хватало! Напряженно размышляя, как лучше сообщить, что не могу участвовать в охоте, я направилась из лаборатории во дворец. Вывернув за угол, чуть не столкнулась с мощной фигурой в мундире и, подняв глаза, увидела государя.
Он стоял, сложив руки на груди и устремив взгляд вдаль, в сторону залива, что виднелся между деревьями. Выглядел, как и вчера, на балу, однако…
Каким-то необъяснимым чутьем я поняла, что это уже не он, а тот самый доброволец под мороком. Различия были едва уловимы, наверняка заговорщики при взгляде мельком не смогли бы даже подумать о подобном. Но для меня, уже достаточно хорошо изучившей поведение, жесты и походку императора, было очевидно — это кто-то помоложе и к тому же наделенный магией. В остальном же они действительно были очень похожи.
— Скоро выезжаем? — полувопросительно, полуутвердительно сказала я.
«Государь» лишь кивнул в ответ. Движение было очень похоже, но… я снова почувствовала подмену.
А человек под маской все так же спокойно стоял, ни единым движением не выдавая волнения, в коем пребывали все участники нашего плана. Казалось, ему безразлично, что придется скоро рисковать жизнью. Спокойная магическая аура вокруг него заставляла верить: да, на этот раз планам заговорщиков снова не суждено сбыться.
И было в нем еще что-то едва уловимое, словно странная загадка, к разгадыванию которой я уже была близка…
— Как ты, Шурочка? — спросил вышедший из конюшни папенька. Его усы воинственно торчали, и он взволнованно потирал руки.
— Да вот, с его императорским величеством имеем беседу, — ответила я, чуть улыбнувшись.
— Сильно заметно? — сразу понял Лейхтенбергский.
— Мне — да, но не думаю, что другие так легко заметят.
— Что же, будем надеяться, что среди заговорщиков не найдется таких проницательных глаз, — ответил папенька.
А «государь» только снова благосклонно кивнул мне.
— Почему ты до сих пор не одета? — вдруг спросил папенька. — Неужели не поедешь с нами?
— Я… не знаю… — растерянно оглядевшись по сторонам, я увидела вдалеке Машу и Эжени в красивых асимметричных платьях. Они весело смеялись, поправляя ленты на шляпках.
«Так, значит, придется ехать в дамском седле, — быстро сообразила я. — По крайней мере, от меня не ждут эффектной скачки. А удержаться хоть как-нибудь я сумею!»
Поднявшись в свою комнату, я увидела горничных с темно-коричневым платьем наготове.
И тут меня ждало испытание похлеще всех предыдущих. Надеть костюм для верховой езды оказалось почти невыполнимым делом.
Горничные — чудесные старательные девушки — помогали держать равновесие и подавали все предметы так, что оставалось только просунуть руку или ногу. Но даже с их помощью получалось не очень быстро и весьма утомительно.
Больше всего меня вымотало надевание юбки. Крайне сложный крой, длиннющий подол, призванный полностью закрывать ноги, даже если я поскачу галопом (что было весьма маловероятно). А в довершение всего — внутренние петли, через которые пришлось продеть ноги, чтобы юбка гарантированно не развевалась на ветру. В довершение бед ткань была шерстяной, и мне моментально стало слишком жарко.
Наконец, общими усилиями мы справились с амазонкой, короткий жакет пристегнули к поясу юбки, помогли надеть и закрепить шляпку. Оглядев себя в зеркале, я едва подавила желание рухнуть в кресло и сказаться уставшей, чтобы уже никуда не ездить в таком тяжелом и неудобном костюме.
— Мы еще нужны? — спросила одна из горничных.
— Помогите сойти вниз, — смущенно попросила я. Не хватало только свалиться с лестницы в этом наряде и погибнуть во второй раз!
Девушки понимающе переглянулись и взялись за подол амазонки. Так и тянуло сказать что-то вроде «простите за неловкость, впервые так одеваюсь», но я вовремя сдержалась.
Николай уже ожидал меня у входа, держа двух лошадей под уздцы. На одной из них, карей масти, я увидела дамское седло. Обреченно подошла к ней… и тут меня ждал еще один непредсказуемый сюрприз, без которого я с удовольствием бы обошлась.
Если всех людей до этого мне удавалось ввести в заблуждение и оставаться для них все той же Шурочкой, то с лошадью этот номер не прошел. Грациозное животное смерило меня взглядом огромных глаз, шумно втянуло воздух, громко фыркнуло… А затем резко отпрянуло, словно я хлыстом замахнулась, хотя все мои движения были максимально плавными.
— Тихо, тихо, — Николай ласково похлопал лошадь по шее, успокаивая. Возможно, даже магию применил. Как бы то ни было, больше она так не дергалась.
При помощи жениха взгромоздившись на лошадь, я взялась за поводья и аккуратно толкнула пяткой упругий лоснящийся бок. Лошадь как стояла, так и осталась.
— Что же, едем, — весело скомандовал Николай, не заметив моего замешательства.
Я пнула посильнее. Лошадь повернула голову и взглянула на меня так красноречиво, что я поняла: если бы не выучка, она бы прямо сейчас сбросила княжну-самозванку.
«Ну извини, придется нам как-то договариваться», — мысленно ответила я ей и снова попробовала сдвинуть с места.
На этот раз лошадка смилостивилась и пошла уверенным шагом. На рысь я еще не могла решиться, потому не понукала. А Николай, решив, что мы и так достаточно интересно проводим время, пустил шагом своего коня.
— Настоящей охоты ведь не случится? — спросила я на всякий случай. Еще не хватало скакать за каким-нибудь зверем.
— Конечно же, нет, да и время не то, зверь еще не нагулялся, — успокоил меня Николай. — Но будем делать вид, что возвращаемся в Александрию с охоты. Наверняка заговорщики следят за резиденцией государя, ведь для всех он сейчас находится там.
Лошади шли уверенно и все-таки довольно быстро, тяжелое платье тянуло меня вниз, приходилось то и дело поправляться в седле. Прогулка оказалась еще сложнее, чем я предполагала, но внимательный Николай прихватил с собой во фляжке оршад, чем скрасил время до Петергофа. Попеременно утоляя жажду, мы разговаривали об охоте и других увлечениях государя и так потихоньку приблизились к Нижнему парку.
Мы заметно отстали от остальной кавалькады, видели только едущих впереди сестер. Тем все было нипочем — даже со спины было видно, как они смеются и разглядывают окрестности, о чем-то весело щебеча.
И вдруг впереди, в самом начале кавалькады, раздались крики, а затем громкий хлопок.
— Скорее! — Николай пришпорил коня и понесся вперед, а я, испуганно вцепившись в холку своей лошади, невероятным усилием заставила ее перейти на рысь…
Выстрел — а ни у кого уже не осталось сомнений в том, что это был именно он — раздался со стороны густой липовой рощи, посаженной еще при Петре Первом. В нашем мире большая часть этой рощи уже исчезла, оставшись лишь на картах, а здесь она прямо-таки процветала. Вот из-под этого густого полога и стреляли.
— Одиночный дал и удрал, когда понял, что промахнулся, — начальник царской охраны мрачно оглядывался по сторонам, отдавая распоряжения подчиненным.
— Не промахнулся, — Николай указал на подставного «государя» — тот как раз протянул ему на ладони сплющенную пулю.
Видимо, пуля достигла цели, но в последний момент ее направление переменилось из-за магического воздействия, заставившего свернуть и удариться в металлическую деталь конской сбруи. И все же это было очень рискованно — насколько я успела понять, магические защитный кокон можно было использовать лишь в короткий промежуток времени, а в прочие моменты даже маг был бессилен перед обычным пистолетом.
Выстроившись цепью, охранники начали прочесывать рощу со словами:
— Не убег пока! Нагоним!
Пестрая толпа выехавших на охоту колыхалась в неопределенности — продолжать путь или нет? Некоторые спешились, другие продолжали придерживать лошадей, гарцуя в ожидании.
«Государь» спешился и встал на обочине, скрестив руки на груди и являя собой превосходную мишень для нового покушения. Однако пока что ничего не происходило.
— Даже если преступник был не один, то скрылись все, — шепнул мне Николай.
Через несколько минут из рощи показались синие мундиры охранников — они волокли какого-то человека, с виду — бедного горожанина. Драный кафтан, залатанные штаны и изношенные сапоги. Он даже не сопротивлялся, только голову пытался прикрыть, похоже, уже получил по темечку при задержании.
— Он стрелял! Пальцы в порохе! — крикнул один из охранников. — Оружие пока ищем!
Задержанного подволокли ближе. Упав на колени, он протянул обвиняющим жестом руку в сторону «государя»:
— Не достоин ты быть царем!
Пафосный выкрик возымел неожиданное действие: не выдержав, настоящий император отделился от толпы гостей и, на ходу теряя морок, подошел к преступнику.
Грозно склонившись над ним, он спросил:
— Отчего же недостоин? Какое зло я причинил своему народу, что меня так преследуют?!
— Народ голодает, а чиновники жируют, — мрачно ответил мужчина. — Ты не караешь мздоимство, не заботишься о простом люде! На престоле не должно быть такого царя!
Впервые я увидела, как сам государь на мгновение потерял дар речи от таких жестких обвинений. Он замер над преступником, видимо, не решив, как правильнее отреагировать на его пламенные слова.
Лицо государя омрачилось, нахмуренные брови и сжатые челюсти свидетельствовали о том, что он мог ответить бы многое, но тщательно выбирает слова.
И в этот миг человек в форме охранника, вынырнувший из-за ближайшей лошади на расстоянии всего нескольких шагов, поднял руку с пистолетом и выстрелил в упор.
Раздались ужасающие крики, все бросились к царю, с побледневшим лицом оседающему в дорожную пыль. Шум, рыдания, топот, новые выстрелы — это уже стреляла настоящая охрана.
И этого было достаточно, чтобы моя лошадь решила — с нее хватит. Она дернулась в сторону, протащила меня через кусты и затем вдруг с диким ржанием перешла на галоп, не слушаясь ни поводьев, ни моих отчаянных криков.
Никто даже не заметил, что лошадь понесла. Она мчалась все быстрее, будто за ней черти гнались. А я, закрепленная в седле и запутавшаяся в длинной юбке, не нашла ничего лучше, кроме так вцепиться из последних сил в холку, наклониться, чтобы ветки не хлестали по лицу, и отчаянно надеяться, что смогу удержаться от падения.
Выскочив на луг, обезумевшее животное понеслось еще быстрее. Уклон шел вверх, но лошадь будто не замечала, ускоряя бег и поднимаясь на литориновый уступ. А когда свернуть было уже некуда, помчалась прочь от Петергофа вдоль обрыва, каждую секунду грозя сбросить меня.
Было так страшно, что хотелось закрыть глаза и уже просто надеяться не упасть. Но я понимала, что если начну падать, нужно видеть, куда лечу. Продолжая цепляться онемевшими от напряжения пальцами за гриву, я только и могла, что повторять: «Миленькая, ну потише, ну что ж ты делаешь!», а потом и вовсе сбив дыхание, только ойкала от особенно резких наклонов в сторону обрыва.
И вдруг резко откуда-то сбоку солнце перекрыла большая тень, и чья-то рука на лету опустилась на холку лошади, чуть повыше моих сведенных судорогой пальцев. Всхрапнув, будто пулю получила, лошадь резко сбавила бег и остановилась.
Я, не в силах уже держаться, соскользнула с седла, повиснув на холке, поскольку пальцы разжать не получалось.
Повернув голову, я увидела своего спасителя: под стремительно истончающимся мороком в лице императора проступали черты Иллариона Штерна.
— Вы можете стоять? — обеспокоенно спросил он, спешившись рядом в одно мгновение.
— Да помогите же, — простонала я, пытаясь отцепиться от гривы.
Немного помедлив, Штерн крепко взялся за скрюченные пальцы, намереваясь разогнуть, и от прикосновения пошел такой жар, что у меня испарина выступила. Все тело словно вспыхнуло, стремясь под защиту этого сильного уверенного мужчины.