Кто-то вытащил меня из кареты и грубо толкнул на землю. Чёрные штаны, чёрная кожаная куртка и чёрная маска, скрывающая верхнюю половину лица. Наёмник. Или лесной бандит. Признаться, я не чувствовала разницы. Карие глаза смотрели с таким отвращением, словно я была червяком или мусорной крысой. Бандит замахнулся, и я прикрылась рукой, надеясь смягчить удар, но удара не последовало. Напротив, некто другой, светловолосый и широкоплечий, рывком поднял меня на ноги и спрятал себе за спину, а наёмник, харкая кровью, упал наземь замертво.
Боже мой... Он нашёл меня! Он снова меня нашёл!
Краем глаза я успела заметить, что его лицо залито кровью. Губа рассечена, на щеке глубокий порез, а из левого плеча торчит обломок стрелы.
– Отдай ведьму и можешь идти куда заблагорассудится.
Трое наёмников, таких же чёрных и гибких, как тот, что напал на меня, надвигались на нас, держа наготове кинжалы. Мой защитник вытер тыльной стороной ладони рот и поднял меч. Я по-прежнему была за его спиной.
– А потом Аделаида отдала волшебный амулет королю, тот излечил его от проказы, а она сама осталась с принцем Чарльзом, – восхищённо рассказывала Алла Сергеевна и краснела при этом как маков цвет.
Я скривилась, с трудом удерживаясь от желания закатить глаза.
– Естественно, Аделаида осталась с принцем Чарльзом и отдала волшебный амулет королю. Какой ей смысл возвращаться в Москву? Там она всего лишь продавщица книг. Ни мужа, ни детей. Родители и те давно умерли. Для чего? Чтобы работать по двенадцать часов в день за копейки?
Алла Сергеевна вздёрнула нос и отвернулась к стене. Она закончила педагогический университет всего несколько месяцев назад и была самым молодым филологом в нашей школе. Буквально на днях ей исполнилось двадцать два, и она с восхищением глядела на мир огромными голубыми глазами и глотала книги, как воздух. Особенно Алле Сергеевне нравились фэнтезийные, с попаданками, драконами и ведьмами, на последних страницах которых принц обязательно спасал свою принцессу. Алла Сергеевна за неделю обычно успевала прочесть два-три таких романа, а затем щедро делилась впечатлениями с коллегами по цеху. Ну, то есть по школе.
Порой я искренне ей завидовала. И как она умудрялась выкраивать время на чтение с нагрузкой в двадцать восемь часов, проверкой тетрадей и классным руководством? Мне вот читать было некогда, хотя книги я всегда любила до дрожи и не представляла, у чего отобрать лишнюю минуту, чтобы погрузиться в необычный и идеальный мир, пахнущий свежей типографской краской.
Только вот истории с попаданками меня всегда раздражали. Я вообще не понимаю, откуда взялась эта мода? Рекламой книг о девушках, угодивших в альтернативный мир, и драконах, крутящихся вокруг них, завалена вся лента в социальных сетях. И ладно бы там что-то новенькое появилось. Так нет… Всё под копирку. Чешуя, платья, грудь пятого размера, а потом принц и башня. Принц, кстати, чаще всего преобразившийся дракон. И так из истории в историю.
Не знаю, как Алла Сергеевна, а сама я никогда не мечтала попасть в фэнтезийный мир. Наверное, поэтому романы с драконами так сильно мне и претят. Я бы хотела побывать в Советском Союзе шестидесятых и познакомиться с бабушкой и дедушкой, увидеть их маленький деревянный домик в конце улицы, а лучше переместиться в восьмидесятые, подружиться с мамой и папой и понять наконец, почему они развелись. Ну, а если мыслить совсем радикально, то я бы не отказалась иметь в своей квартире что-то вроде Кроличьей норы Кинга, той самой, которую он описал в романе «22.11.1963». И пусть даже там при любом перемещении всегда будет один и тот же день. Зато можно гулять, есть еду без химии и наблюдать историю России собственными глазами. Ну, или не совсем России, но всё равно собственными глазами. Не по учебникам, а вживую. А то в последних слишком уж часто тексты под воздействием власти меняться стали...
– Про Комарову слышали?
Татьяна Леонидовна влетела в учительскую с взлохмаченными волосами. Судя по сбившемуся дыханию, по лестнице на третий этаж она бежала со скоростью олимпийского спринтера.
– Нет, а что?
– Увольняют её. Бумага из департамента пришла.
– Значит, всё-таки та родительница добилась своего… – Алла Сергеевна приложила ко рту ладонь. Людмила Николаевна, проверяющая в углу тетради, покачала головой. Я не произнесла ни слова. Последние лет пять работы в школе научили меня одному важному правилу: все свои мысли нужно держать при себе, а радоваться и огорчаться с оглядкой. Коллектив у нас хоть и хороший, но женский. А в женском коллективе, как известно, даже у стен уши бывают.
– И поделом ей! – Татьяна Леонидовна хищно сверкнула глазами.
Я открыла первую попавшуюся в руки тетрадь и последовала примеру Людмилы Николаевны. Ольга Юрьевна Комарова проработала в нашей школе директором около пяти лет. Женщина она была строгая, но справедливая. Если виноват, получай по полной, но, если не виновен, она тебя даже у чёрта из глотки выгрызет. За учителей Ольга Юрьевна стояла горой, детям и родителям спуску не давала и перед департаментом на задних лапках не прыгала. Ольга Юрьевна, как говорится, была от станка. Много лет работала учителем, потом стала завучем. Меня, молодую и зелёную, обучала именно Комарова. И ругала, и хвалила – всё было, но мне она нравилась. И тогда, и сейчас. За искреннее желание научить. Как ребёнка, так и молодого специалиста. Не просто отсидеть положенное время, а действительно дать знания.
– Может, ещё обойдётся, – начала было Алла Сергеевна, но Татьяна Леонидовна резко её осадила:
– На её место уж другого назначили. Я у Катюши в бумагах сейчас видела. Какой-то Королёв Ф.Э.
– О, мужчина! – оживилась Алла Сергеевна. – И фамилия такая звучная. Ф.Э. Может, Феликс Эдмундович?
– Или Фёдор Эрнестович, – подхватила Людмила Николаевна и тут же махнула рукой. – Да, впрочем, неважно. Лишь бы руководитель хороший был. Не шишка из департамента, а учитель. Чтобы знал внутренние проблемы школы, за учёбу ратовал, а не за пляски с песнями. А то понаберут менеджеров, которые вообще ничего в педагогике не смыслят. Им только результаты подавай. Да, проекты, проекты чёртовы…
Татьяна Леонидовна пожала плечами и уставилась на тёмно-коричневую дверь. Но не на ту, что вела в коридор, а на другую, за которой находился кабинет завучей. Там послышались возня и тоненькие всхлипы. В кабинете сидела Лариса Ивановна. Мягкая, добрая женщина. Не чета Ольге Сергеевне, но отчего-то её лучшая подруга. Лариса Ивановна славилась тем, что могла договориться с любым. Терпение у неё было безграничное. За девять с половиной лет работы в школе я ни разу не слышала, чтобы она повысила голос. Всегда спокойная, всегда уравновешенная. А как она умела втюхивать часы. Ласково так, по-доброму. Я и не поняла, как в сентябре у меня лишний класс появился. «Ну, надо, Маргарита Игоревна, надо… Хорошие дети, умные. Без Вас пропадут», – шептала она мне в завучевской за чашкой зелёного чая. А я что? Я, естественно, взяла. Надо значит надо.
Так, это точно мне снится, поэтому нужно срочно проснуться!
И первое, что я сделала – это ущипнула себя сначала за кисть, затем за предплечье, а после за мочку уха. Для верности я даже зажмурилась и резко распахнула глаза. Дважды. Дважды зажмурилась и дважды распахнула глаза. Не помогло… Обстановка в комнате осталась прежней. Балдахин, кресло, ширма, большое зеркало в овальной раме, а ещё широкий гобелен с красным львом, стоящим на задних лапах с открытой пастью. И как я его сразу не заметила? Под потолком-то? Прямо напротив кровати.
Веснушчатая служанка таращилась на меня снизу верх. В ярко-голубых глазах застыло непонимание, смешанное со страхом.
Вторым делом я побежала к зеркалу. Главное – не паниковать. Должно быть, это чья-то шутка. Кто-то из друзей решил разыграть меня и дал мои контакты какой-нибудь юмористической передаче. Сейчас из-за ширмы выбежит размалёванный клоун и, улыбаясь от уха до уха, хлопнет в ладоши и покажет на скрытую камеру.
Но… из зеркала, инкрустированного драгоценными камнями, на меня смотрела хорошенькая незнакомка. Хотя хорошенькая – это мягко сказано. Писаная красавица. Кожа белая и ровная, как бумажный лист, губы чуть припухлые с красивым изгибом посередине и алые, точно кровь, волосы чернее воронова крыла. Нос тонкий и прямой, как у статуи Афины Минервы, брови полумесяцем, лицо приятной овальной формы с хорошо отточенным подбородком. От меня прежней остались только глаза – тёмно-зелёные, яркие, словно молодая листва. Бывший муж в первые годы брака называл их изумрудами, и я всегда страшно ими гордилась. Правда, разрез тоже поменялся. Глаза стали больше и выразительней, да и ресницы заметно удлинились.
Да что же, чёрт подери, здесь происходит?
На всякий случай я даже подёргала волосы. Те сидели плотно и отклеиваться не собирались. Красивая незнакомка в зеркале полностью повторила мои движения. Неужели это теперь действительно я? И неужели я действительно нахожусь в другом месте, прямо как те пресловутые девушки из книг о попаданках?
– Ваше Величество? – веснушчатая служанка попыталась привлечь моё внимание. – Его Величество…
Поднятой рукой я остановила её на полуслове и отошла подальше от зеркала. Мой нынешний рост изменений также не претерпел: по-прежнему около ста шестидесяти пяти сантиметров, однако я стала заметно стройнее. Обхват талии практически равнялся обхвату рук, а грудь и вовсе исчезла, словно её специально перетягивали тканью в течение доброго десятка лет.
– Как тебя зовут? – обратилась я к служанке.
– Роза, Ваше Величество. – Девчонка склонилась в реверансе.
– А как зовут твоих короля и королеву? – Роза выпятила на меня глаза так, будто видела впервые в жизни, но уже через несколько секунд пришла в себя и отчеканила хорошо зазубренную речь: – Король Леонард III из династии Таелингов и королева Маргарет, дочь Гринвида Мейлора.
Я приподняла левую бровь. Выходит, вместе с цветом глаз и ростом я сохранила ещё и имя. Уже неплохо.
– Сколько лет твоей королеве?
На лице Розы отразилось страдание.
– Вы ведь не любите, когда кто-то говорит про Ваш возраст.
– Отвечай! – я чуть повысила голос.
– Скоро Вам исполнится двадцать три.
Я едва не присвистнула. Красавица! Королева! Да ещё и на девять лет младше себя прежней! Удачно же меня, однако, занесло, прямо в высшей степени удачно! Узнать бы только, каким образом и для чего? Впрочем, для этого времени двадцать три года, похоже, не такой уж юный возраст, раз королева Маргарет не любит про него говорить, или с этим ещё что-то связано?
От количества возникающих вопросов голова почти взрывалась. В какой мы находимся стране? Какой сейчас год? И как относятся простые люди к моему венценосному супругу? Но с их озвучиванием я решила повременить. Служанка и без того смотрела на меня, как на сумасшедшую, а поводов для сплетен мне давать не хотелось.
– Надо идти к королю. Где моя одежда?
Роза снова поклонилась и кинулась к маленькой двери около ширмы. Поднос, пока я рассматривала себя в зеркале, она пристроила на прикроватном столике. Овсянка и травяной чай манили потрясающими ароматами. На них я смотрела с болью, но прикасаться боялась. Пока не разрешится вопрос с королём, про завтрак придётся забыть.
Ровно через две минуты Роза вернулась с ворохом одежды, которую любовно уложила на кровать. Спустя ещё минуту в комнату вошли две новые служанки. За ширмой на меня надели свежую сорочку, предварительно сняв старую, помогли влезть в белые льняные штаны наподобие современных бриджей, а сверху натянули серую шерстяную юбку. Та, разумеется, была до пят, простая, без узоров и вышивки, но тёплая. Поверх юбки надели тёмно-коричневое платье с широкими рукавами, а на него – чёрную тунику, расшитую золотыми и серебряными нитями.
Новая одежда была тяжёлой и неудобной, но я хоть и чувствовала себя луковицей, искренне радовалась отсутствию корсета. Платье шнуровалось спереди, рукава свисали до пола, однако кожаная обувь была вполне широкой и мягкой. Отсутствие каблуков меня почти не удивило, в отличие от тёмной накидки, которой покрыли мои волосы, предварительно заплетя их в две толстые косы и уложив на затылке. Приятным сюрпризом оказалась корона. Небольшая и тоже тяжёлая. Последняя так и норовила упасть на пол, поэтому спину при ходьбе приходилось держать прямо, а идти медленно и маленькими шажками. Заключительным штрихом моего образа стало кольцо с гигантским рубином в форме капли, которое, как влитое, село на безымянный палец.
Когда с туалетом было покончено, меня наконец вывели из покоев. В глаза бросились длинные каменные коридоры, арки и многочисленные гобелены, на каждом из которых был изображён вышеупомянутый лев на задних лапах и с открытой пастью. Кругом сновали люди. В основном юноши и девушки на вид не старше четырнадцати лет. Кто-то скрёб пол, кто-то носил дрова, кто-то следил за каминами. Несомненно, мы были в средневековом замке. Кое-где из щелей тянуло холодом и сыростью. Я мёрзла и мечтала о тёплом пледе. Видимо, так сказывался климат местности. Из окон виднелись горы. На улице шёл снег, и он укрывал землю плотным белым покрывалом.
Из кабинета короля я выходила, согнувшись пополам. Грудь сотрясал кашель. Две богато одетые дамы, что шли за мной до приёмной Его Величества, тут же подхватили меня под руки. Одна достала из кармана внутри рукава нюхательную соль, другая обмахнула меня носовым платком и промокнула слёзы. По всей вероятности, случившееся в кабинете короля было не только не впервой, но и повторялось с завидной регулярностью.
– Ваше Величество, Вам плохо? Вас отвести к лекарю? – причитали дамы по очереди, пока я приходила в себя, держась за одну из каменных стен. На удивление холодной та не была. Лишь спустя несколько минут я поняла, что все стены в замке с внутренней стороны были обшиты деревом, а сверху висели гобелены. Где-то со львом, где-то изображающие рыцарей и сражения. Дерево… Что ж неплохая идея для сохранения тепла, а то мы бы, наверное, тут давно все окочурились от переохлаждения и сопутствующих заболеваний.
– Мне нужно на воздух, – прохрипела я и потёрла шею. Горло саднило, и я с трудом сглатывала слюну.
– Но на улице зима. Вы можете простудиться, – запаниковала одна из дам.
Я прикрыла глаза.
– Мне нужно на воздух.
Вторая дама, чьё платье было ярко-голубым, а волосы светлыми, как лён, приказала пробегающей мимо Розе принести шали. Через несколько минут меня закутали в мягкую серую шерсть и потянули вперёд по ещё одному бесконечно длинному коридору.
По винтовой лестнице с железными перилами я спускалась сама. Осторожно, не торопясь, шаг за шагом. Дамы отставали на два-три метра. Глядя на их испуганные лица, я чувствовала себя пятилетним ребёнком. Ладно хоть «Осторожно, Ваше Величество. Глядите под ноги, Ваше Величество» не кричат.
Вторую лестницу, ведущую теперь уже на улицу, я преодолевала ещё медленнее. Часть ступенек заледенела – ноги скользили, и я то и дело хваталась за перила. Дамы, семенящие рядом, делали то же самое. Вид при этом у них был недовольный и нервный. Спустившись на землю, я заметила, что замок окружён глубоким рвом, который сейчас покрылся ледяной коркой.
На улице по-прежнему шёл снег. Лёгкий, пушистый и крупный. Он быстро запорошил мою накидку и шаль. Подняв кверху ладонь, я поймала одну из снежинок на руку. Через секунду та растаяла, оставив на коже прозрачную каплю влаги. Дамы сзади застучали зубами.
«Интересно, какой сейчас месяц? – подумала я. – Снег валит, как в декабре. И не сказать, что сильно холодно. Как вчера, на остановке».
Будто услышав мои мысли, одна из дам робко подала голос:
– За все свои двадцать лет не помню, чтобы в декабре стояли такие морозы. Даже ров заледенел. Батюшка боится, как бы пшеница не вымерзла.
Я едва не расхохоталась. И это для них холодно? Да на улице максимум минус пять. Последнее почти сорвалась с моих губ, когда я обернулась к дамам и… Замок короля Леонарда, как бы он не назывался, открылся мне вдруг во всей красе. Поразительно, но дворец был точь-в-точь, как тот, что я видела в стеклянном шаре. Точнее, как тот, что я разбила. Башни, витражные окна, ров… Всё до единой детали. Неужели его та цыганка мне подбросила, а потом сюда отправила? И надо ж какая щедрая! Могла бы последней служанкой сделать. Так нет, определила в супруги короля да ещё в красавицы. Видать, у королевы Маргарет участь пострашнее, чем у простой крестьянки будет.
И как она там сказала? Сожгут за колдовство и обман? Обман… Хм. Я прикусила губу и посильнее стянула концы шали на груди. Нет… Задавать вопросы тут нельзя, по крайней мере, много и сразу. Иначе меня тут же примут за сумасшедшую, а что дальше будет, и подумать страшно. Но как тогда узнать, где я и в каком нахожусь веке?
Оглядевшись по сторонам, справа я заметила море. Оно не замёрзло, но от него веяло холодом. Впереди виднелись скалистые горы. Сзади от замка располагался лес. Скорее всего, мы были в средневековой Англии. Задумавшись, я вспомнила, что король Леонард, мои дамы и слуги говорили на английском, хотя и на странном диалекте, который я, к счастью, понимала. Возможно, за несколько столетий язык британцев претерпел изменения, а может, мы на одной из территорий, которые не захотели присоединиться к Англии. Что-то вроде Уэльса. Как знать, может, это королевство тоже стало провинцией Британии только во времена Тюдоров*. Или сохранило суверенитет «до смерти». Мало ли, остров и затонуть мог, а историки, как известно, не всё записывают. Альтернативная история сейчас из всех щелей лезет. То снега в России до девятнадцатого столетия не было, то Петра I по возвращению домой подменили…
– Ваше Величество, Вы не замёрзли? Ветер слишком холодный. Не стоит рисковать.
Я кивнула и снова задумалась. На дворе явно средневековье. Благо, что драконы по небу не летают. Хотя… Зацепившись за последнюю мысль, я на всякий случай подняла голову. Чисто. Ну, слава Богу! От облегчения я даже выдохнула, но тут же снова пришла в уныние. Бежать надо отсюда и причём срочно. Но как бежать? Одной мне не выжить, да и хватятся меня сразу, а, если найдут, обвинят в измене и на плаху отправят. Или на костёр. Брр. Выход в таком случае напрашивается один. Придётся играть в королеву. По крайней мере, пока. Только вот чем обычно занималась королева Маргарет? Слушала дворцовые сплетни? Естественно, и, наверное, не единожды в день: айфона-то с безлимитным интернетом у неё явно не было. Принимала послов из других государств? Сомнительно при таком-то супруге. Писала письма? Возможно, если умела писать и если ей было кому писать. Читала? Не исключено, опять же если умела читать. Вышивала? Вот это как пить дать. Или плела интриги? Нет, последнее точно без меня. А вот всё остальное придётся делать. Хотя бы помаленьку. Чтобы выжить. Чтобы сойти за свою. А ещё нужно искать союзников. Хоть каких-нибудь…
– Вернёмся в мои покои, – произнесла я, и дамы склонились в реверансе.
Через четверть часа мы уже сидели в роскошной гостиной, прилегающей к моей спальне. Комната утопала в мягкой мебели и резных стульях. Особенно мне понравился круглый стол из красного дерева и картины в золочёных рамах. Пейзажей было немного, в основном портреты, на одном из которых я узнала дражайшего мужа.
Король Леонард посетил меня в начале одиннадцатого вечера. В замке ложились рано и основную часть работы старались делать в светлую половину суток, однако с наступлением сумерек дворец в темноту не погрузился. В комнатах и коридорах зажгли свечи и факелы, но сильной духоты не ощущалось. Похоже, в замке была налажена хорошая система вентиляции.
Анна и Сесилия за день оставили меня всего шесть или семь раз. В молебне, у дверей в приёмную короля и около нужника. Признаться, я была очень рада наличию в замке отхожего места. Туалет, как бы его назвали ныне, располагался на каждом этаже, но для королевы был свой, вблизи гардероба и спальни. Он представлял собой небольшую комнатку с дырой в полу и напоминал дачный сортир. Как я поняла позже, в замке была своего рода канализация, и все нечистоты с помощью своеобразных шахт уходили в глубокую яму под землёй. Насколько часто её чистили, я не представляла, но запах в личном нужнике королевы стоял не лучше, чем в обычном деревенском туалете.
Перед приходом короля мне приготовили ванну. Громадный белый чан наполнили несколькими вёдрами горячей воды, а на край положили большой кусок сероватого мыла. Мыли меня уже не Анна и Сесилия, а Роза и одна из утренних служанок, имени которой я пока не знала. Она была повыше Розы, постарше и заметно полнее, русоволосая, сероглазая и с глубоким шрамом на правой щеке.
Когда я сбросила дневную сорочку и опустилась в ванну в чём мать родила, обе девушки онемели от ужаса. Ванна стояла вплотную к кровати. Рядом располагался стул с грудой полотенец и свежей ночной рубашкой. Смысл происходящего дошёл до меня не сразу, но, по счастливой случайности, всё же прежде, чем служанки бросились за моим духовником в церковь. Аристократы того времени, если они снисходили до мытья, принимали ванну в одежде, а после сразу ложились в тёплую кровать. Простудиться тогда боялись буквально все: от короля до сапожника.
– Купание нагишом способствует быстрому зачатию, – тут же нашлась я. – Мне посоветовала это одна из фрейлин. В переписке. Хочу попробовать.
Почту мне сегодня не приносили, но обе служанки так вежливо склонили головы, что я тут же расслабилась. Значит, королева Маргарет читать и писать всё же умела. «Одной проблемой меньше, – решила я и перевела взгляд на купальню. В ванне плавали красные и розовые лепестки сушёных роз, а служанка, имя которой я не знала, бросила туда ещё и веточку лаванды. Вода казалась прозрачной и чистой и опасений не вызывала. Интересно, а ей можно утолять жажду или всё же лучше продолжать пить ягодный морс, что подавали сегодня за обедом и ужином?
– Что ты обычно пьёшь? – спросила я Розу, пока вторая служанка намыливала мои волосы пахучим мылом. Пена сползала на лицо, но глаза не щипала.
Вздрогнув, девушка отвела взгляд и густо покраснела. Похоже, часто она доедала и допивала за мной. То есть за королевой Маргарет.
– Кисель, что варит моя матушка.
– А вино, пиво или воду?
– Пиво и вино очень горькие и совершенно невкусные.
Я выдавила улыбку. В отношении алкоголя я полностью разделяла её мнение.
– Я слышала, что родниковая вода перед приёмами пищи тоже способствует деторождению. Есть ли поблизости родники и не замерзают ли они зимой?
– Я узнаю. – Роза улыбнулась и сняла пену с моего лба. По всей видимости, ради появления потомства здесь были готовы даже на пляски с бубном.
Мочалка была тряпичной и жёсткой, но по телу ходила мягко. Роза и вторая служанка мыли меня осторожно, а потом также осторожно поливали водой из кувшина. В их руках я чувствовала себя дорогой фарфоровой статуэткой.
Леонард пришёл, когда они уже тщательно растёрли меня полотенцем и надели свежую сорочку. Влажные волосы опять заплели в косы, но на этот раз ничем закреплять не стали. Мой супруг не стал опускаться до слов, выгнал всех девушек взмахом руки, а затем остановился напротив моей кровати. Встав босыми ногами на холодный пол, я заставила себя посмотреть ему в глаза. На нём была такая же длинная рубашка, как у меня, а ещё красный халат, расшитый серебром и золотом. Рисунок был витиеватым и отдалённо напоминал пресловутого льва. Что-то в его лице напугало меня, сердце забилось чаще, и я подумала, что он снова меня ударит или начнёт душить. Я боялась его, боялась всем существом и даже думала сбежать в гардеробную, но он оказался быстрее и просто повалил меня на кровать. Всё также, в рубашке. Не было поцелуев, не было объятий, не было признаний в любви. Мы не занимались любовью. Мы выполняли супружеский долг. Совершали соитие ради зачатия.
Несколько вдавливаний меня в кровать закончились его приглушённым вздохом. Я даже не успела подумать, для чего он пришёл, хотя ответ лежал, в общем-то, на поверхности. Мне не было больно, в конце мне не было даже страшно. Я не чувствовала ровным счётом ничего.
Он не остался на ночь и ушёл ровно через десять минут, не прощаясь и без пожеланий спокойной ночи. Просто поправил халат и постучал в дверь. Какой-то высокий рыцарь открыл её с другой стороны и тихо захлопнул снова. Я перевернулась на бок и одёрнула сорочку. Слёз не было, и, сжав руки в кулаки, я подняла взгляд к потолку. Придётся потерпеть и в этом смысле тоже. Так надо, чтобы сойти за свою. Чтобы никто не догадался. В этот раз Леонард не поднял на меня руку, а это уже плюс, значит, можно попробовать его приручить. Перевоспитать, образумить… Справлялась же я, в конце-то концов, в школе с трудными подростками. Может, и с трудным королём выйдет?
Ни одна из служанок в мою спальню не вернулась, звать кого-то из них я тоже не стала. Ночь стояла ясная и морозная. Тонкий месяц пристально глядел в моё окно, звёзды, окружающие его, иногда подмигивали. Вздохнув, я снова легла на спину. Интересно, а Леонард когда-нибудь любил Маргарет? И почему он на ней женился? Это был брак по любви или ради политики? И вообще кто такая королева Маргарет? Из какой она семьи? Как попала во дворец? И как давно их отношения с королём стали настолько холодными?
На следующий день я проснулась с одной мыслью: «Как выжить и при этом не проколоться? Как сделать так, чтобы ни одному обитателю замка не пришло в голову, будто королеву Маргарет подменили?»
Большую часть ночи я посвятила изучению спальни. В комнате я была абсолютно одна, но у меня всё равно то и дело возникало чувство, будто за мной кто-то подглядывает, поэтому я ходила по ковру босиком и на цыпочках.
Осмотрев столы и кресла, я вышла в гардеробную и пощупала все имеющиеся туники, платья, халаты, рубашки и нижнее бельё. Верхних и самых нарядных платьев было десять. Видимо, из расчёта на каждый день недели и ещё три для особых случаев. Нижних платьев оказалось вдвое больше. Сорочки и другое бельё занимали три больших сундука. Льном дело не ограничивалось: на дне ящиков лежали шёлковые рубашки с вышивкой, кружевом и даже без рукавов. По всей вероятности, на лето или опять-таки для особых случаев.
Порывшись ещё, я обнаружила шкатулку с драгоценностями: кольца, ожерелья, серьги и несколько тиар. Для чего использовались вторые и третьи, было не совсем понятно, и на ум приходило только одно объяснение. Возможно, плотная накидка покрывала голову королевы не все семь дней в неделю, а только по указке короля или при встречах с именитыми гостями.
Под кроватью нашёлся ночной горшок, а под матрасом – аккуратный кинжал в кожаных ножнах. Последняя находка особенно мне понравилась. Возвращая оружие на место, я хорошенько запомнила его «координаты».
Будить меня снова пришла Роза и ещё две уже знакомые мне служанки. Звали их Хильда и Нэн. Хильда мыла меня вчера в ванне, а Нэн была вынуждена остаться с младшей сестрой, у которой днём начались роды. Сестра Нэн год назад вышла замуж за гончара и жила в городе неподалёку от замка. Королева Маргарет отпустила горничную ещё накануне, но Нэн утром всё же решила выполнить свои обязанности, а ушла в город только ближе к обеду.
На этот раз девушки спросили меня о нарядах. Я выбрала голубое платье, тёмно-синюю тунику и тиару, украшенную сапфирами. Кольцо на меня надели то же, что и вчера. К новой одежде я постепенно начала привыкать, и сегодняшний наряд казался уже вполне сносным.
Завтрак снова принесли на подносе. Овсянка в глиняной миске, ломоть ржаного хлеба и субстанция, похожая на современный кисель. Съела я всё до последней крошки и тщательно облизала серебряную ложку. Обед и ужин в общем зале меня страшили. Вчера король Леонард позволил мне есть в одиночестве, но я списала это не на уступку, а на стойкое нежелание меня видеть. Сегодня на такую поблажку я почти не надеялась.
Сесилия и Анна вновь встретили меня во внешней гостиной и проводили в часовню на утреннюю мессу. Мой венценосный супруг появился там двумя минутами позже. Все присутствующие опустились в плавном реверансе, и, когда он коснулся моей руки, я проделала то же самое. Священник, одетый в красные одежды, читал молитву на латыни. Сегодня было воскресенье. И в церковь набилось особенно много народа.
Следующие полдня я провела в библиотеке. Отпустила дам слушать дворцовые сплетни и с усердием зубрилки-отличницы изучала книги, касающиеся устройства, географии и истории королевства, в котором пребывала. Как выяснилось из одного особенно потрёпанного трактата, владения короля Леонарда назывались Аелорией. Примерно в девятьсот семьдесят третьем году его основал Годрик Храбрый. Он, очевидно, был англичанином и завоевал несколько маленьких валлийских княжеств, объединив их в единое государство. Судя по картам, Аелория граничила с Англией и располагалась в юго-западной части Уэльса.
Из переписи придворных я узнала, что мать королевы Маргарет была герцогиней Вембур, которая вышла замуж за мелкопоместного рыцаря без титула и родила четырнадцать детей. Маргарет стала её третьим ребёнком. Причину женитьбы Леонарда на ней трактат, естественно, не объяснял, но вывод напрашивался сам. Вряд ли дочь мелкопоместного рыцаря могла сыграть большую роль в политике, если только её отец или братья вовремя чем-то не помогли королю. Например, заполучить престол. Но и тут возникала нестыковка. Переворотов в стране пять лет назад вроде как не было. Леонард унаследовал трон от умершего брата Джорджа Красивого. Тот процарствовал меньше года и сыновей не оставил. Однако за полгода до смерти успел жениться на принцессе соседнего валлийского государства, некой Елизавете. Но, что с ней стало потом, не упоминалось нигде.
«Уж не та ли эта Элизабет?» – задумалась я, отодвигая трактат и начиная раздражаться. Никаких подтверждений моей гипотезы найти не удалось, а старик, заведующий библиотекой, как назло, гремел рядом тростью. Он ходил крючком и громко шаркал ногами. На вид ему было не меньше восьмидесяти. Глубокие морщины изрезали лицо, словно реки карту, рот лишился зубов начисто, но голубые глаза смотрели зорко и внимательно. Как будто следили. За мной.
После дневной молитвы и обеда в своей гостиной я вновь позвала Сесилию и Анну. Сесилия принесла очередную вышивку, и мне тоже пришлось взяться за иголку и нитки. Когда-то давно на уроках технологии я неплохо вышивала крестом и сейчас была готова на всё, лишь бы вернуть забытые навыки. Анна держала в руках толстую книгу. Супруг подарил ей вчера новый рыцарский роман, и ей не терпелось рассказать об этом и зачитать особенно понравившиеся моменты.
– Сегодня во сне я видела мужа, – произнесла неожиданно Сесилия, когда Анна сделала паузу, чтобы перевернуть страницу. Вслух уже были прочтены пять глав, но большого впечатления на меня они не произвели.
– Это к дождю, – тут же подсказала Анна. – Покойники всегда снятся к дождю.
– Сейчас зима, какой дождь?
– В этом году такая странная погода, что я абсолютно не удивлюсь дождю.
Отложив вышивку, я осмелилась прервать их спор. Анна явно была задирой, а Сесилия заводилась с полуслова и обижалась из-за каждого пустяка. Обе девушки подчас напоминали мне пятиклассниц.
– А мне сегодня приснилась леди Элизабет, – улыбнулась я, и дамы, забыв про завязавшийся спор, обе разом побледнели.
Вернувшись в свою спальню, я упала на кровать. Сердце колотилось, как барабан, пальцы дрожали, во рту стоял отвратительный вкус чего-то испорченного. Нет, я ничуть не ревновала Леонарда к Бриджет. За два дня я бы никак не влюбилась в параноика, который не брезгует ударить собственную жену и во всём видит заговоры. Но мне было обидно за королеву Маргарет. Обидно чисто по-женски. Прожив четыре года в бездетном браке, король решил завести бастарда. Вот ведь! Восемьсот лет прошло, а мужчины ни на грамм не изменились. Как сейчас, так и тогда решают проблемы с одной женщиной с помощью другой.
«Ну, ничего! – расправив волосы по подушке, я как следует завернулась в одеяло. – Я тоже не лыком шита. И на самом деле мне уже не двадцать три, а на девять лет больше, и я знаю кое-что о мужчинах и соперницах. Устраивать Леонарду сцены ревности я не стану. В моём случае это последнее дело, но Бриджет с дороги придётся убрать, особенно, если связь окажется крепкой, потому как для меня ничем хорошим это не кончится. Слишком уж часто неугодных старых жён раньше травили «сливками» или сбрасывали с лестницы, выставляя всё так, будто она сама поскользнулась. Поэтому выхода у меня нет…»
***
– И ты шла по коридору, как распутная женщина?! Выставляя себя напоказ?
Леонард ворвался в мою в комнату с первыми петухами, полностью одетый и, как водится, в короне. Служанки только-только успели облачить меня в нижнее платье. Волосы ещё не были убраны в причёску и спадали на спину шёлковым покрывалом.
– Я надела халат. А все придворные к этому часу уже разбрелись по комнатам. Меня видела только твоя охрана да моя служанка Роза.
Леонард посмотрел на меня зверем. Я не опустила взгляд и даже позволила себе встать на цыпочки. Для своего времени я была достаточно высокой женщиной, выше всех фрейлин, и доходила супругу почти до подбородка.
– Выйдите все! – Ругаться с мужем при посторонних я всегда считала дурным тоном, а потому отправила служанок восвояси. В комнате мы остались вдвоём, и я молила всех богов, чтобы наша ссора не переросла в драку.
– Если ты ещё раз…
Я не позволила ему закончить и, проведя ладонью по его груди, осторожно прикоснулась губами к его губам.
– Я скучала. Я очень сильно скучала без тебя, потому и решила идти в твои покои ночью. По длинным и холодным коридорам. Почти одна.
Его взгляд изменился. Стал мягче, но обычной подозрительности не лишился. Я облизнула губы и, нагнувшись к его уху, прошептала: «Супруг мой». Руки Леонарда схватили меня за талию и повалили на кровать, но запутались в многочисленных юбках.
– Вечером, – прошептал он, приводя себя в порядок. – Будь готова. А пока ты едешь со мной на охоту.
Я кивнула. Несомненно, сегодняшний бой закончился моей победой.
***
Уже на месте, у входа в лес, я поняла, что зимняя охота далеко не самый лучший способ помириться с мужем. Снега сегодня было уже не так много, как позавчера. По крайней мере, возле замка он успел подтаять. С утра выглянуло солнце, и, хотя оно простояло в небе не больше двух часов, температура воздуха заметно повысилась. На охоте присутствовали, как мужчины, так и женщины. Многие смеялись и готовили лошадей. Звонкий лай гончих перекрывал людские голоса. Сигналы горна давили на уши. Загонять собирались семейство чёрно-бурых лис. Одна из них повадилась в королевский курятник и разорила Леонарда на целую дюжину кур. Ловушки не помогали. Зверь, по всей вероятности, был хитрым и капканы чуял за несколько метров. Охота раззадорила двор. Король хвалился и произносил пламенные речи. Около него крутилась Бриджет. Сегодня на ней было чёрное бархатное платье и голубой плащ с капюшоном, отороченный белым мехом. На меня надели похожее одеяние, но землисто-коричневое и без всякого намёка на мех. По-видимому, королева Маргарет любила тёмные тона, либо венценосный супруг принуждал её так одеваться.
Смысла охоты я не понимала. Даже раньше, в детстве, когда читала приключенческие романы о королевской знати. Что может быть хорошего в том, что двадцать человек преследуют одного-единственного зверя? Оленя, лису, медведя или даже полтора десятка птиц. Но большинство присутствующих думали по-другому. Уже знакомый мне Роберт Хэмптон проверял стрелы и тетиву на своём арбалете. Мужчина, очень похожий на него, но значительно моложе, по-видимому, его сын, трепал за ухо своего пса. Лица у обоих были довольные.
На лошадь король усадил меня самолично. Разумеется, в женское седло и дал в руки поводья. До этого я была в седле, но в обычном и почти восемь лет назад, когда отдыхала с мужем в Крыму. Мы брали конную прогулку по сосновому бору Евпатории и катались со специально обученным человеком. Лошадь мне тогда досталась покладистая и смирная. Да и сидела я плотно. В удобных брюках и без многочисленных юбок.
Здесь же я даже спину разогнуть боялась. Как держалась в седле Бриджет, оставалось загадкой. Она легко скакала рядом с королём и заливалась смехом от каждого звука горна. Я плелась сзади медленнее черепахи и постоянно ловила на себе снисходительные взгляды придворных.
– Ну, где ты там, Маргарита? – Король дождался меня у широкой развилки, а затем пришпорил коня. Тот был такой же белый, как и моя кобыла. Тоже хорошо вычищенный, с посеребрённой сбруей, но, в отличие от моей лошади, постоянно принюхивался к воздуху. – Догоняй. Четыре года назад ты была превосходной наездницей, вот что значит безвылазно сидеть во дворце и заниматься только вышиванием да молитвами.
Прикрыв глаза, я последовала его примеру и легонько ударила лошадь кнутом. Моя кобыла перешла на средний галоп, и я почти легла на неё, боясь свалиться. В кустах засветились два глаза, лошадь заржала и встала на дыбы. Я ещё сильнее ухватилась за её шею. Среди деревьев прятался волк, и моя кобыла чувствовала его так же отчётливо, как я видела. Галоп превратился в дикую скачку. Лошадь несла меня вперёд, обгоняя короля и его ловчих. Деревья проносились мимо с бешеной скоростью. К горлу подступила тошнота, и я крепко зажмурилась, боясь собственного желудка. Лошадь мчалась так, будто убегала от пожара, и я понятия не имела, как её остановить. Сил на крики не было. Только бы удержаться в седле, только бы не упасть, иначе потом я уже точно не встану. Господи, помоги мне! Помоги… И тут чьи-то руки схватили поводья. Лошадь, фыркнув, снизила скорость, а потом и вовсе остановилась. Светлые волосы, ярко-голубые глаза, нос с горбинкой. С трудом отцепив от шеи лошади руки, я буквально упала в его объятия. Мой муж. Мой муж спас меня…
Очнулась я вечером у себя в спальне. Около кровати дежурили Роза и Анна, остальные разошлись по своим делам. Кто-то раздел меня до злополучной сорочки и распустил волосы. На моём лбу лежал холодный компресс из ткани, напоминающей сегодняшнюю марлю, а на прикроватном столике возвышался железный таз с водой.
Скинув компресс, я попыталась подняться. Спину и руки разламывало надвое. В плечах и предплечьях стояла такая боль, словно по ним били лопатой. Не удержавшись, я вновь упала на подушки и прикрыла глаза. Солнце уже село, в комнате было темно, и рядом с тазом горела всего одна свечка.
– Ваше Величество? – Услышав встревоженный голос Анны, я заставила себя посмотреть на неё. – Как Вы себя чувствуете?
– Преотвратно. Как я здесь очутилась?
Анна взглянула на меня искоса и положила на лоб новый прохладный компресс.
– А Вы не помните? Была охота, и Ваша лошадь понесла. Вы чуть не упали, а затем от избытка чувств потеряли сознание. Король вызвал карету, и сэр Филипп Рочестер отвёз Вас в замок.
– Сэр Филипп Рочестер? – Я потёрла нос. Видимо, это тот самый рыцарь из личной охраны короля. Да, кажется, он так и сказал, что его зовут Филипп. Надеюсь, его не накажут за прикосновения к королевской особе. Или этот закон* ещё не вошёл в силу? Новая мысль вызвала во мне нервный смех. Интересно, куда меня дели, пока ждали карету? Неужто уложили прямо на снег? Или сэр Филипп так и держал меня на руках?
– Вам что-то нужно? – Роза подала из угла звук, похожий на мяуканье кошки. Может, ей и не требовалось сидеть около меня. Может, вполне хватило бы и Анны, а Роза осталась со мной по собственному желанию?
– Леонард…
Роза смутилась ещё больше.
– Его Величество просил оповестить его, как только Вы проснётесь.
– Он не заходил?
– Нет, он очень занят.
Я усмехнулась. Естественно, он занят. Я даже знаю чем. Наверняка кормит с рук Бриджет, судя потому, что её здесь нет. Или кормится из её рук сам. Козлина.
– Ладно. – Я перевернулась на другой бок и попросила утром приготовить мне ванну. В конце концов, не могу же я мыться только тогда, когда король Леонард снизойдёт до выполнения супружеского долга.
***
Следующее утро я, как и обещала себе, начала с купания, а после облачилась в изумрудное платье и светло-зелёную тунику. Волосы тщательно расчесала и оставила сохнуть, придвинувшись к камину. Роза сбегала в библиотеку за историческим трактатом, и я продолжила читать про Аелорию, а именно про её столицу – Элиадор и замок короля Леонарда – Уилбриджхолл. Оказывается, он был построен всего тридцать лет назад при отце Леонарда – Эдуарде II Добром.
Анна играла на лютне. Сесилия пыталась петь. Часа через два, когда волосы окончательно высохли, я самолично заплела косы и показала, как именно уложить их на затылке. Руки у Розы были умелыми, и она быстро соорудила из волос корону, закрепив ту бриллиантовой диадемой. Сегодня я решила обойтись без накидки, но зато нацепила длинные серьги с изумрудами.
В спальне короля не было. Он заседал в своём особом кабинете и, похоже, был не один, потому что пустили меня не сразу. Сэр Филипп, как обычно, стоял перед дверьми, словно нерушимая скала, и загораживал собой полпрохода. Увидев меня, он поклонился и, постучав в дверь, объявил о моём желании видеть короля.
– Спасибо, – проговорила я, – за вчерашнее. Я Вам очень благодарна.
Он вновь отвесил лёгкий поклон. Глаза у него были куда добрее, чем у Леонарда, а лицо мужественнее, и я невольно проследила за его рукой. А нет ли на ней кольца? Но вовремя себя одёрнула. Не о том ты думаешь, Рита! Не о том! Ты замужем за королём, а измена королю приравнивается к государственной измене. За такое рубят голову сразу.
– Вам не стоит меня благодарить. Я всегда стараюсь уберечь то, что принадлежит Его Величеству.
От последних слов меня передёрнуло, но я решила не заострять на этом внимание. Он так воспитан, а женщина в Средние века считалась вещью. Хоть королева, хоть простолюдинка – без разницы.
Анна, стоящая рядом, переминалась с ноги на ногу. Сесилия пристроилась в конец процессии. Бриджет, разумеется, поблизости не наблюдалось. Филипп смотрел куда угодно, только не мне в глаза – в какой-то момент я заскучала, и из оцепенения меня вывели только вновь открывшиеся двери. Выходил Роберт Хэмптон. Сегодня он выглядел вполне довольным. Единственный глаз блестел, на губах играла улыбка, руки сжимали какие-то бумаги, свёрнутые трубочкой. Никак Леонард подарил ему новый замок, или земли, или и то и другое вместе, дабы он не переживал по поводу поруганной чести племянницы.
После ухода Хэмптона мне, наконец, разрешили войти. Король сидел спиной к камину. На столе рядом лежали перо и бумага. Посмотрев на чернильницу, я сжалась в комок. Неужели в скором времени мне придётся её использовать?
– Как ты?
– Лучше.
Леонард не смотрел на меня и гладил коричневую борзую, растянувшуюся у его ног.
– Я ждала Вас. Вчера.
– Побойся Бога, Маргарита! Ты болела! Что бы я у тебя делал?
Я приложила максимум усилий, чтобы не повести бровью. Ну, разумеется, что можно делать с больной женой? Лучше развлекаться с её фрейлиной. Ревности я по-прежнему не чувствовала, но мне стало ещё неприятнее, чем вчера. Мой муж, по крайней мере, в глазах общественности открыто мне изменял, и все в замке уже наверняка об этом знали и перемывали мне кости.
– В прошлом году я упала с лошади.
Король вскочил со стула и отогнал собаку.
– Ты упала с лошади?
– Вас тогда не было в замке. – Врать настолько открыто было противно до зубного скрежета, но другого выхода я не видела. Нужно же было как-то объяснить моё вчерашнее фиаско. Леонард от моих слов, как ни странно, даже не моргнул. Похоже, отсутствовал он часто. – Всё обошлось. Так несколько царапин и синяков, но с тех пор у меня образовался страх перед лошадьми, поэтому я давно не каталась. Поэтому я прошу Вас. Поэтому я прошу тебя помочь мне снова стать хорошей наездницей.
Нет ничего хуже, чем, когда твоё самое заветное желание сбывается у кого-то другого, особенно, если этот другой глубоко тебе неприятен.
В двадцать первом веке у меня детей не было. С мужем не получалось, а без мужа и подавно. И хотя все врачи в городе наперебой кричали, что я здорова, толку от этого не прибавлялось. Я всё равно винила себя, особенно после того, как у моего мужа родилась дочка от моей коллеги. И вот сейчас получилась такая же петрушка. У Бриджет вышло, а у меня снова – нет. И я не знала, что служило тому причиной. Может быть, бесплодной действительно была королева Маргарет, а может, несчастий её телу добавила я.
Живот Бриджет тем временем рос день ото дня. Леонард выделил ей штат прислуги: собственную прачку и двух горничных. Ей даже готовили отдельно. Ничего жирного, ничего солёного, и постоянно укутывали в тёплые шали. Я бы даже не удивилась, если бы ей дали парочку фрейлин. Две девушки рангом ниже, чем мои Анна и Сесилия, уже следовали за ней по пятам. В моих покоях Бриджет больше не показывалась, а по замку ходила, как королева. Ещё бы! Это ведь она носила наследника, а не я. И при встрече бросала на меня такие взгляды, от которых мне хотелось провалиться на месте. Растущего живота Бриджет я боялась больше, чем когда-то проверки из департамента и не представляла, что король сделает со мной, если она родит сына.
Как закончился тот рождественский вечер, я плохо помнила. Наверное, после публичного унижения я сидела, понурив голову. Танцевал король, разумеется, не со мной. Пока он решил меня не трогать, но по-прежнему посещал мои покои. Один-два раза в неделю. Наспех исполнял супружеский долг и уходил к себе. Рыцарь Филипп при этом всегда ждал его в одной из комнат, прилегающих к моей спальне. Как цепной пёс. Или как комнатная собачка.
Я терпела, потому что мне оставалось только терпеть. Терпеть и ждать. Об Элизабет я не вспоминала, менестрелей не приглашала, танцевать не училась. Страх и уныние разрывали меня пополам. Я не беременела... Месячные, как и в моём мире, были регулярными. Когда они пришли в январе, я, будто ошалелая, побежала к нужнику, но по понятным причинам не обнаружила там ни тампонов, ни прокладок. Тогда я разорвала на тряпки одну из простыней, а льняные бриджи застирала сама. В феврале ситуация повторилась, а в марте, поддавшись эмоциям, я выбросила одну из испачканных салфеток в камин и разрыдалась. Именно такой, зарёванной и отчаявшейся, около камина и в замаранной кровью сорочке меня и нашла Роза.
Служанка усадила меня на кровать, переодела в другую рубашку и помогла умыться водой из кувшина.
– Я могу помочь, – начала она и потупилась под моим взором.
– Как?
– Младшая сестра моей матери тоже долго не могла зачать. Лет пять, а может, и десять. Ей помогла одна, – Роза замялась, подыскивая нужное слово.
– Повитуха, – подсказала я.
– Не совсем, Она не только принимает детей, но и другие недуги лечит.
– Знахарка?
Роза обхватила себя руками и шаркнула ногой.
– Можно и так сказать.
Я усмехнулась. В тот день я находилась в таком отчаянии, что пошла бы прямиком даже к чёрту.
***
Приглашать знахарку во дворец было опасно, поэтому Роза переодела меня в платье служанки, завернула в длинный плащ и коридорами повела к одной из деревянных пристроек за замком, где располагались погреба с провизией. Там хранились в основном овощи, мясо и зерно держали отдельно.
Абигейл, как назвала её Роза, сидела на перевёрнутом ведре, но, увидев меня, легко поднялась на ноги. Выглядела она лет на шестьдесят, седая и морщинистая, но бойкая. Не горбатая, не хромая и чистая. С покатых плеч свисал дорогой плащ, спина была прямая, как шпала, фиалковые глаза смотрели зорко и чуть с хитрецой, будто видели то, что другие узреть и не мечтали.
– Ну, чавой пришла? – спросила она, прожигая меня взглядом.
– Это подруга моя. Мэгги, – проговорила Роза и чуть отступила назад. Было видно, что старухи она побаивается.
Абигейл улыбнулась. Все зубы у неё были на месте. Ровные и белые, точно у молодой и здоровой девушки.
– Та, что не может забрюхатить?
Она двинулась ко мне, растопырила полы плаща и приложила желтоватую ладонь к моему животу. От такой наглости я обомлела и уже хотела отругать её последними словами, но не смогла. По телу от руки старухи шло приятное тепло, как от электрической грелки. Странно даже, что при этом она не светилась.
– Небезнадёжная ты, – вынесла свой вердикт Абигейл, возвращаясь на прежнее место и продолжая сканировать меня взглядом. На душе от таких слов стало легче. Верить ей хотелось, да и чувствовала я себя после её «рентгена» намного лучше, чем до. Похоже, старуха эта была не только знахаркой… – Дам я тебе одну травку. Будешь заваривать и принимать на ночь. – Достав маленькую бутылочку с янтарной жидкостью, она сунула её мне и подмигнула. – Если муж здоровый, скоро будешь в тягости.
– Муж у неё здоровый, – пискнула Роза.
– А ты почём знаешь?
Девчонка покраснела. Я закатила глаза. Пришлось признаться.
– Другая от него забрюхатела.
Старуха опять рассмеялась и снова показала зубы.
– То, что другая забрюхатила, ещё не значит, что он здоров. Она могла и не от него.
Я пропустила это мимо ушей и, нашарив в кармане две серебряных монеты, расплатилась за снадобье. Монеты эти, кстати, обнаружились всё в той же шкатулке с драгоценностями буквально на днях. Оказывается, шкатулка имела двойное дно, но денег там было немного, поэтому тратить я их решила с осторожностью.
– Спасибо, – отозвалась Роза и уже повернулась к выходу, но Абигейл вдруг схватила меня за локоть.
– Ты иди, – обратилась она к Розе, а мне с твоей «подругой» с глазу на глаз потолковать надо.
Роза нахмурилась и вплотную прижалась ко мне, готовая, если что, кусаться и царапаться. Отпускать меня ей явно не хотелось. Абигейл пожала плечами. Во взгляде у неё сквозило что-то странное. Он и отталкивал, и притягивал одновременно. Я и сама была не прочь поболтать с ней наедине, но такой напор, признаться, мне не понравился. Неужто ей ещё денег захотелось?
Я спрятала бутылочку со снадобьем в карман платья и одёрнула полы плаща. Абигейл стояла напротив. Улыбка с её губ уже стёрлась, но хитрые глаза смеяться не перестали.
– В смысле свела на тот свет?
– А Леонарда твоего народ не жалует, – добавила она, словно и не слыша моего вопроса.
«Ну, понятное дело не жалует, – мысленно ответила я. – Если бы люди его любили, заговоры бы плести не стали».
– А за что конкретно не любят? – уже вслух поинтересовалась я.
– Да ясно за что. Жилы у народа вытягивает. Налогами задавил вконец. Подати разве только на воздух не ввёл. Чужеземным купцам разрешил цены дороже ставить, а сборы у них меньше, чем у наших. Люди с голоду пухнут. Уж несколько младенцев без кожи родилось.
Я промолчала. Абигейл, покашляв, продолжила:
– А королеву Маргарет и вовсе ненавидят и ведьмой почище меня считают. Говорят, околдовала она короля. И во всех бедах её винят.
– Неужели из-за того, что она была не из высшего дворянства?
Абигейл потрясла головой.
– Я тебе расскажу, а ты уж сама решай: где правда, а где выдумка. Народ разное болтает, а я во дворце не жила, поэтому только людскую молву повторить могу.
Я нахмурилась и махнула рукой.
– Ладно. Лучше так, чем ничего. Я о Елизавете знаю только, что она была женой брата Леонарда, а потом её из истории начисто вычеркнули.
– Так-то оно так да не совсем, – старуха почесала нос. – Королева Елизавета была в тягости, но через два месяца после смерти мужа споткнулась и упала. Мальчик мёртвым родился. Роды тяжёлыми были. Люди говорили, что кричала она так, что за стенами дворца слышали. Елизавета хоть и чужеземка была, но народ её любил. Её же с Поуиса* привезли. Как её за Джорджа выдали, мир между королевствами настал, набеги валлийцев прекратились, а еду, оставшуюся после свадьбы, она приказала бедным раздать.
– А после рождения мёртвого ребёнка её, выходит, на родину отослали?
Абигейл снова засмеялась, и я почувствовала себя полнейшей дурой.
– Через сорок дней после погребения младенца на ней твой Леонард женился. Отец с матерью у него уже в земле лежали, а двор и церковь противиться не стали. Чтобы мир с Поуисом сохранить.
– Ничего себе, – только и смогла вымолвить я.
– Ничего… Да только брак у них бездетный оказался. Видимо, те роды повлияли. Восемь лет они прожили, а королева ни разу беременна не была. И вот поехал твой Леонард как-то раз на охоту, да не в наш лес, а в Уилбриджский. На медведей. А в лесу, как назло, приключилась не то гроза, не то ураган, и остановился он в доме отца твоей Маргарет. А как вернулся, королеву Елизавету сразу в монастырь отправил, а та через две недели там померла. И слух пошёл, что её отравили.
– И в её смерти, конечно же, обвинили Маргарет?
– А как иначе? Настоятельницей-то в том монастыре была родная сестра её матери. Монастырю новые земли выделили, а король месяц выждал и на Маргарет женился. Думал, что молодая да крепкая в миг ему родит, а видишь, как вышло.
– Почему же имя Елизаветы во дворце произносить боятся? Неужели меня опасаются?
– Говорят, перед смертью старая королева прокляла короля и его невесту и разослала в несколько богатых домов письма, в коих клялась, что Джорджа Красивого специально оспой заразили, а её толкнули, чтобы младенца не было. И будто бы сделали это всё по указу короля Леонарда.
От услышанного мне стало не по себе. По спине побежали мурашки.
– Знать тогда на дыбы встала, вот головы и полетели у самых отчаянных да смелых, а их земли твоему отцу и братьям отошли. Повезло, что Поуис против нас не ополчился: он с Гвинедом разбирался, а потом Гвинед его поглотил. От Поуиса сейчас одно только название и осталось.
– Выходит, Елизавету за клевету на короля так наказать решили? Полным забвением.
– Может, за клевету. А может, и за правду. Кто ж этих королей-то разберёт? – Абигейл снова похихикала. – А может, чтобы тебя лишний раз не гневать?
Я полезла в карман и дала старухе золотой, но та отдала его обратно.
– За рассказы денег не беру. Возьму с тебя покровительством. Я проклятия не насылаю и лечу в основном травками и молитвами. Сила у меня светлая, но народ разный бывает. Могут и оговорить. Заступишься, ежели что? Сильные покровители никому не помешают.
Я похлопала её по руке.
– Заступлюсь. Если саму раньше на костёр не отправят.
***
От Абигейл я выходила в растерянности. Слова колдуньи меня испугали и заставили крепко задуматься. Отцу и братьям королевы Маргарет дали земли и, скорее всего, титулы с деньгами. Тогда для чего один из них стал зачинщиком заговора? Странно это как-то. Зачем кусать руку, которая тебя кормит? Он ведь должен был понимать, что подставляет всех: мать, отца, сестру, братьев… Или он Маргарет от участи Елизаветы уберечь хотел или… Я хлопнула себя по лбу. Уж не подставили ли его специально, чтобы досадить королеве и настроить короля против всей её семьи? А если подставили, тогда что стало с остальными «моими» родственниками?
Почту мне приносили дважды в неделю, но писала в основном Изабелла. Та самая фрейлина, что недавно родила. Я справлялась о её здоровье, здоровье малыша Бобби и супруга Рори. Мой почерк за счёт пера и чернил был совершенно другим, не таким, каким я привыкла его видеть на доске и в тетрадях учеников, и я надеялась, что он походил на почерк Маргарет. Писать пером было адски трудно. На одно письмо уходило больше часа. Чернила иногда растекались и макать перо в чернильницу казалось наискучнейшим из занятий, однако постепенно я привыкла. И сейчас начала задумываться о письмах от матери Маргарет. Она и правда мне не писала, или почту от неё перехватывали?
Если честно, поначалу такой расклад дел меня вполне устраивал. Отсутствие связи с родственниками облегчало жизнь. Причём сильно. Уж они-то бы меня, наверняка, тут же раскололи, а так нет родственников – нет дополнительных проблем. Но сейчас такое «отсутствие проблем» навело меня на нехорошие мысли.
Сбыть серьги Розе удалось только на третий день. Какой-то богатей выложил за них аж пятьдесят золотых. Столько моя служанка не получала и за год работы горничной. Камни, похоже, были редкими, а огранка дюже дорогой. Значит, Леонард когда-то всё-таки любил Маргарет, раз делал ей такие подарки, потому как другие украшения выглядели ещё богаче.
С письмами родным я, к счастью, разобралась без посторонней помощи. Распинаться сильно не стала и, ограничившись простыми фразами, отправила записку «матери» тем же вечером: «У меня всё хорошо. Как Ваше здоровье и здоровье отца? Как Энтони, Джозеф и сёстры?» Ответ от неё не заставил себя ждать долго и пришёл ровно через два дня: «Здоровы. Спасибо Господу и Его Величеству». Далее шёл подробный отчёт о Марии, Кэтрин и Агнессе. Что делали, какие платья надевали, с какими людьми встречались. О неупомянутом раньше нигде брате Харли было сказано только одно: он денно и нощно молится о здоровье короля и о вашем будущем сыне. Про казнённого Лэндона мать Маргарет, естественно, не написала ни строчки.
Спрятав письмо в шкатулку, я успокоилась. По всему было видно, что Джульетта Мейлор – женщина умная и осторожная. Она не обвиняла меня в долгом отсутствии писем и через слово благодарила короля. За всё: за богатый урожай, за мир в королевстве и даже за хорошую погоду. Я решила, что буду писать ей раз в неделю. Также общими фразами. Что надевала, с кем говорила, а ещё об Изабелле, Анне и Сесилии.
Ещё спустя два дня Леонард уехал. Как будто бы на охоту, но к вечеру, однако, не вернулся. В марте он особенно часто отлучался, и меня это порой беспокоило. Впрочем, сегодня его отлучка сыграла мне на руку. Роза заранее раздобыла для меня одежду для города. Взяла то ли у старшей сестры, то ли у матери. Неброский дорожный плащ с капюшоном из тёмной шерсти и серое добротное платье, широкое и жёсткое, но тёплое. В них я больше походила на обычную горожанку, да и такая одежда позволяла быть на воздухе дольше, чем наряды слуг из замка. Волосы я самолично заплела в косы и спрятала под капюшон. Все драгоценности от греха подальше сняла, а золотые и серебряные монеты растолкала по разным карманам. Обувь из-под длинных юбок видна не была, но я выбрала самую разношенную и удобную. Ходить мне сегодня предстоит долго. И главное, чтобы это долго закончилось более-менее хорошо.
В этот раз Роза вела меня длинными окольными путями мимо помещений прислуги и многочисленных кладовых прямиком к служебным выходам из замка. Запустения, грязи, гнилого пола и паутины там не было, но внешнее убранство выглядело заметно беднее тех комнат, в которых проживали придворные, я и король.
Боясь наткнуться на какого-нибудь повара или прачку, я постоянно пряталась за колоннами, лестницами и в тёмных углах. Попадаться лишним людям на глаза не хотелось. Ужинала я у себя, а после сразу отпустила Анну и Сесилию, сославшись на колики в желудке. Хильде и Нэн также было сказано, что спать сегодня королева ляжет рано, а раздевать меня пришла будто бы одна Роза.
Где-то на подсознательном уровне я чувствовала, что рисковала, но отступать было уже поздно. Мне действительно хотелось увидеть, как живут обычные люди. Раз уж я решила изучать историю, придётся идти до конца. И во дворец, и в трущобы. Надо знать, чем дышит простой люд, а потом постараться донести эти знания до короля.
– Решили прогуляться, Ваше Величество?
Кто-то схватил меня за локоть и вытащил на свет, предварительно зажав рот ладонью. Без боли, но решительно. Держал этот кто-то меня крепко, а потому вырываться я даже не пробовала и, приглядевшись, узнала сэра Филиппа. Только без привычных лат и в кожаном дуплете*. Если бы не меч на перевес, сошёл бы за мелкого придворного или того лучше – за зажиточного горожанина.
– Вы разве не уехали с королём на охоту?
Сэр Филипп чуть дёрнул подбородком.
– Его Величество пожелал поехать с графом Хэмптоном.
Я чуть приподняла бровь. Обычно главный телохранитель моего мужа при разговоре предпочитал смотреть в глаза, а сегодня почему-то косился в сторону. Верный знак провинившегося подростка. Или врущего, но врать не любившего.
– Он оставил Вас следить за мной?
– Он попросил приглядеть за Вами.
Я усмехнулась.
– Приглядели? Тогда позвольте пройти.
Он снова преградил путь. Кожаный дуплет на ощупь был как деревянный. Такой и топором не разрубишь. Не зря моя бабушка любила называть крепкую кожу дубовой.
– Что Вы задумали?
– Что? – Выпрямив спину, я сжала руки в кулаки. – Я задумала накормить народ. Дать им хоть немного хлеба и денег. Помочь хотя бы самым нуждающимся. Раз у короля нет средств, они нашлись у меня. Не бойтесь, я не трогала его казну.
– Вы продали что-то из драгоценностей?
– Продала, но не с целью подкупа его камердинера или служанок леди Бриджет. Я не хочу, чтобы в городе вспыхнул бунт. Представляете, что будет, если народ придёт штурмовать замок в отсутствие короля?
Отойдя чуть дальше, сэр Филипп сжал губы. Взгляд его синих глаз отчего-то стал надменным и осуждающим.
– Думаете, если бросите пару краюшек хлеба, народ сразу Вас полюбит?
Я цокнула и отвернулась. Стало обидно, но на высказывание этой обиды мне было чертовски жаль времени.
– Если вы считаете, что я делаю это ради дешёвого авторитета, я не стану Вас останавливать, но, если Вы меня не пропустите, я свяжу в спальне простыни и спущусь вниз по ним. Но имейте в виду, если я сломаю шею, отвечать придётся Вам. Вы же обязаны защищать то, что принадлежит королю. Поэтому либо посторонитесь, либо…
– Либо? – В глазах сэра Филиппа на секунду зажёгся огонь. Сходство его и Леонарда стало поразительным, отчего мне почудилось, что держит меня не рыцарь, а сам король.
– Либо сопроводите меня в город. У выхода из замка нас с Розой должен встретить муж её сестры. Он кузнец, сильный и крепкий, как скала, но с мячом управляться вряд ли умеет. Защита рыцаря будет надёжней. Да и нам двоим король наверняка поверит больше, чем одной мне.
О нашей вечерней вылазке сэр Филипп и словом не обмолвился с королём. Я тоже предпочитала молчать до поры до времени, но пару раз слышала, как он пытается донести до Леонарда правду, которую увидел на окраине города. Леонард отмахивался. Он постоянно думал о чём-то другом и визиты ко мне снизил до минимума. Я от такого невнимания была готова прыгать до потолка и каждое воскресенье посылала Розу к беднякам с гуманитарной помощью. Сама я туда пока не совалась, опасаясь короля и враждебно настроенной толпы.
Мать Колина умерла. Оказывается, она уже не первый год мучилась сахарной болезнью*, и лекарь, несмотря на оставленные мной деньги, пришёл в их дом слишком поздно. Её муж спустя несколько дней устроил в кабаке пьяную драку и очутился в тюрьме. Бетси нанялась служанкой в пекарскую лавку, и Колин едва не оказался на улице. Дом ушёл за долги, потому что отец кроме драк, как выяснилось позже, ещё и любил поигрывать в карты.
Сэр Филипп, однако, сдержал своё обещание. Колина взяли во дворец младшим садовником. Мальчиком он был старательным, смышлёным и неленивым, но к земле особо не тяготел. Его длинные, тонкие пальцы с любовью держали книги и постоянно роняли семена, садовые инструменты и лейки. Старший садовник часто срывался на нём, и мальчик сжимался в комок всякий раз, когда тот повышал на него голос.
Наблюдать такое долго я не смогла, а потому через неделю перевела Колина в ученики к библиотекарю. Там он быстро освоился и уже через пять дней взбирался на самый верх лестницы подобно кошке, а затем со всех ног мчался в мои покои с новым романом.
Ох, права была Ольга Сергеевна, когда говорила, что учителя из школы забрать можно, а вот школу из учителя не вытравить никаким макаром. В двадцать два я её не слушала, однако сейчас на собственной шкуре проверила справедливость этого факта. Я не просто хотела. Я жаждала учить Колина. Учить всему, что узнала здесь и у себя на родине. И самое приятное, что Колин был жаден до знаний. Его огромные серые глаза расширялись от радости и удивления, как только я принималась говорить о Пифагоре, Архимеде, Аристотеле и Платоне. Двое последних церкви особенно импонировали, поэтому я ничуть не боялась попасться за распространение ереси.
Впервые я предстала перед Колином на третий день его пребывания во дворце. Несмотря на тиару и дорогое платье, он узнал меня сразу и сделал неловкий поклон. Я присела перед ним на корточки и тихо прошептала на ухо:
– Ты знаешь, что я королева?
– Знаю, – также тихо ответил он.
– И ты не боишься? Многие считают меня ведьмой.
Мальчик чуть побледнел, очевидно, вспомнив свою мать, но тут же расправил плечи.
– Вы непохожи на ведьму. Ведьмы никогда не приносят в дом больных хлеб и деньги. Ведьмы забирают их.
Этот ответ сразил меня наповал. Я еле сдержалась, чтобы не прижать Колина к груди. Наконец-то я нашла того, с кем могла быть искренна. Кому могла подарить всю свою нерастраченную любовь. Теперь мы изучали историю Аелории вместе и вместе учили родословную Леонарда. Порой Колин поправлял меня. Всё это казалось ему забавной игрой. Иногда я рассказывала ему об Одиссее и Ахиллесе, иногда об удивительных созданиях вроде китов и кашалотов, но чаще мы занимались математикой. Я не спешила говорить ему об эволюционной теории Дарвина или других материках. Америку ещё только предстояло открыть испанцам. Но я решила, что умение быстро и правильно считать в уме здорово поможет мальчику в будущем. Впоследствии он бы мог заниматься бухгалтерией и вести учётные книги какого-нибудь феодала. Или вовсе, при этой мысли я всегда блаженно улыбалась, стать учёным.
Обычно во время таких уроков мы оставались один на один. Сесилию и Анну я отпускала. Лишние уши нам были ни к чему, да и Колин стеснялся посторонних. Приступы смущения в нём не вызывали только я, сэр Филипп и старик-библиотекарь. Но как-то раз прямо в середине занятия к нам приковыляла герцогиня Эмберс. Эта женщина в последний месяц буквально повадилась в мои покои, и терпела я её только затем, что надеялась создать с её помощью что-то вроде бесплатной столовой для нищих. В конце концов, денег у них с мужем было завались, что она и демонстрировала, надевая на каждый палец по два перстня сразу.
– На сегодня урок окончен, – произнесла я, отпуская Колина. – Выучи, пожалуйста, написанное.
А написала я ему таблицу умножения на «четыре», потому как на «два» и «три» мы уже благополучно выучили. Мальчик поклонился и вышел. Герцогиня Эмберс проводила его снисходительной улыбкой.
– Мы читали о Иакове и Рахиль, – ответила я на немой вопрос своей гостьи, когда дверь за Колином закрылась. Говорить о Писании считалось во дворце хорошим тоном, поэтому я решила, что супруге главного советника короля тема нашего урока непременно придётся по вкусу.
– Бездетная Рахиль, – произнесла она с чувством, и я пожалела, что вспомнила её, а не Соломона. Впрочем, старуха бы наверняка начала говорить о младенце и двух блудницах, которые никак не могли его поделить.
– Бог всё же дал ей ребёнка, – вставила я, не желая, чтобы этот разговор продолжился дальше.
– Это да, это да… – Герцогиня Эмберс посмотрела на один из стульев, и я из уважения к её старости разрешила ей сесть. – Я ничуть Вас не осуждаю, – продолжила она несколькими секундами позже. – Материнский инстинкт не задавишь. Когда нет своих детей, иметь воспитанника – сильно помогает. Пригреть сиротку – это похвально. Господь непременно оценит такой поступок. Помощь страждущим порой работает лучше молитвы. Королева Элизабет тоже заботилась об одной сиротке. Правда, той была девочка. Дочка мелких дворян без титула.
До последней фразы я не очень-то прислушивалась к её словам и думала о Колине. Жизнь во дворце и питание досыта явно пошли ему на пользу. Худоба уже не выглядела такой болезненной, а щёки приобрели здоровый румянец. Но озвученное имя заставило меня стать внимательней. Поразительно, но герцогиня Эмберс не выглядела ни испуганной, ни виноватой. Она словно сообщила мне о погоде, а не произнесла имя главной преступницы государства.
Май приближался быстро. Придворная знать в преддверии турнира радостно потирала руки. Дворцовый астролог обещал в ближайшие дни сухую погоду, и его предсказания, как ни странно, сбылись. К первому мая многочисленные дожди наконец прекратились. Небосклон перестал быть серым и окрасился в голубые тона, солнце светило с самого утра и до позднего вечера. Рабочие прибирали розарий, а молодые рыцари и сыновья именитых вельмож целыми днями напролёт только и делали, что сражались на мечах и оттачивали навыки верховой езды. Анна постоянно тянула меня на улицу. Старый муж ей окончательно надоел, и она буквально сжирала глазами всех, кто ещё мог надевать доспехи.
С появлением в моей жизни Колина всё остальное отошло на второй план. В апреле я сильно расслабилась и занималась только обучением мальчика. Радовалась тому, что король почти забыл дорогу в мои покои, хотя большой радости, по уму, в этом не было. Не приходил – значит не вспоминал. Не вспоминал – значит не интересовался, а последнее ничего хорошего не сулило. Я, и без того, была на волосок от участи королевы Элизабет.
И всё же герцогиню Эмберс я старалась избегать всеми правдами и неправдами. Кроме перстней на всех пальцах, она имела ещё одну занимательную особенность. Везде и всегда носила с собой трость: тяжёлую и безумно дорогую, на которую опиралась при ходьбе. Благодаря этой трости о приближении герцогини было известно заранее, и я, услышав тяжёлый стук, тут же спешила удрать в церковь либо укрыться в каком-нибудь тёмном уголке замка. Временами, правда, сбежать не удавалось, и тогда при встрече мы обменивались ничего не значащими приветствиями и многозначительными взглядами. На прогулку и в свою гостиную я её больше не приглашала, а сама жена главного советника не напрашивалась и только улыбалась и постоянно кланялась. От одного её вида у меня теперь бежали мурашки. Какая уж там столовая для бедных?! Не вляпаться бы снова во что-нибудь этакое, потому как я и спустя три недели не разобралась, какой именно характер носили слова герцогини относительно Бриджет. Совет, предупреждение или провокацию? А что, если это была проверка, причём устроенная королём, леди Хэмптон или её дядей? Я не знала, что делать, а поэтому старалась вести себя как обычно. Гуляла по саду, болтала с фрейлинами, писала письма, вышивала и посещала церковь. Евангелие стало моей настольной книгой, и я демонстрировала его всякому, кто заходил, когда я занималась с Колином. К счастью, он и без меня немало знал о Христе, благодаря ревностной матери-католичке.
С невозможностью вернуться домой я так и не смирилась и мириться, в общем-то, не собиралась. Раз в две недели я отправляла с Розой записки для Абигейл. Та, как и обещала, сплела для меня амулет – кожаный браслет с деревянной фигуркой волка. Каким образом он должен был помочь, я не представляла, но носила его, не снимая, и постоянно прятала под длинными рукавами сорочек и платьев.
Против Бриджет я, естественно, ничего не предпринимала, но после разговора с герцогиней при каждой встрече всегда смотрела ей прямо в глаза. Выглядела она теперь отвратительно. Ребёнок словно высасывал из неё все силы. Живот с каждым днём становился всё больше, а лицо и тело напротив таяли, как свеча. Кожа стала бледной и почти прозрачной, на висках и на руках выступили синие жилы, под глазами образовались мешки, королевская осанка исчезла, будто её никогда и не было. Бриджет теперь ходила крючком и постоянно держалась за живот, сжимая зубы, словно от дикой боли.
Рвало её почти круглосуточно. Наружу выходило всё, чтобы она не поела. Порой даже в коридорах. Меня это настораживало. По моим подсчётам Бриджет была на шестом месяце, а на таких сроках токсикоз – достаточно редкое явление. Она, конечно, об этом знать не могла, но доктора к себе не подпускала. По словам Розы (иногда мне казалось, что у этой девчонки повсюду были свои каналы) Бриджет буквально на днях поругалась с дворцовым лекарем из-за того, что тот сказал, будто не слышит сердцебиения плода. Она обозвала его старым дураком и пригрозила заточением, если тот хоть слово скажет королю или кому-либо ещё. Слышала это одна из девушек, прибирающих комнату за стенкой, и за плату пересказала разговор Розе. Я на эти сплетни большой надежды не питала, но на всякий случай решила принять их к сведению и понаблюдать дальше: а уж не замер ли ребёнок? И чем в этом случае это грозит мне? Особенно, после слов герцогини Эмберс. Впрочем, до короля сплетни служанок, по всей видимости, не доходили. Он каждый день наведывался в покои Бриджет и пропадал там минимум на час.
***
Начало турнира пришлось на понедельник, Бриджет, как я и предполагала, осталась в своих покоях. Леонард посоветовал ей беречься. Сам же вместе со мной и толпой придворных отправился на широкое поле. Я не стала спорить и благоразумно села в королевскую карету. Посмотреть на масштабное сражение рыцарей вживую мне хотелось до чёртиков. Ещё больше хотелось сравнить это действо с тем, что обычно показывали в кино. А вдруг продюсеры с режиссерами ошибаются?
Впрочем, сначала всё шло по вполне закономерному сценарию. Для зрителей соорудили навес и скамейки, а ристалище* ради безопасности смотрящих обнесли деревянным барьером. Последнее было вполне понятно. Сюрпризом стал алтарь, стоящий на окраине поля, но на вполне заметном месте. Также меня сильно удивило внезапное появление священника из местной церкви, который в компании ещё трёх незнакомых мне церковников отслужил торжественную мессу. «С благословения Божия начинается всякое дело, тем более настоящее», – услышала я и не смогла отказать себе в улыбке. Представители духовенства были одеты в чёрные одежды, а вид у всех четверых был настолько кислый, словно они открывали не турнир, а проклятую гробницу. Поблизости суетились менестрели и акробаты, а это означало, что рыцарские турниры уже перестали быть кровавой бойней и превратились в театральное представление. Церковь, однако, такое мероприятие, похоже, раздражало в принципе. Ещё бы, столько пороков и всё в одном месте!
После победы Филиппа Рочестера общий запал зрителей заметно поубавился. Анна зевала, Леонард постоянно цокал и прочищал горло. Оставшиеся пять групповых сражений все смотрели вполглаза. Победителей оказалось несколько, и в конце провели ещё один парный поединок, но бесспорным фаворитом всего турнира судьи единогласно объявили главного телохранителя моего мужа. Его нахальная выходка с уздой произвела настоящий фурор. Восторженная Анна шептала, что он на её памяти проделал такое впервые. Сесилия вообще краснела как маков цвет. Все были довольны. И все были поражены.
Я бы и сама ещё долго думала о победе сэра Филиппа, если бы во время предпоследнего группового состязания двое рыцарей не выкрикнули моё имя и не помахали рукой. Признаться, такой поступок меня оскорбил, и я откинулась на спинку кресла, не желая смотреть нахалам в лицо. Леонард издал короткий смешок и толкнул меня локтем в бок.
– С каждым днём ты становишься всё заносчивее, Маргарита. Теперь и братьев родных знать не хочешь?!
От досады я прикусила губу и поспешила исправить положение улыбкой. Вот ведь чёрт, точно! Энтони и Джозеф! Леонард же предупреждал, что пригласит эту парочку на турнир, заверяя меня в их исключительной верности. На всякий случай я оглянулась и посмотрела по сторонам, надеясь заметить сестёр и родителей. Впрочем, ничего толкового из этого не вышло. Во-первых, я бы всё равно никого не узнала, а, во-вторых, Джульетта Мейлор писала на днях, что «мой» отец и Агнесса попали под дождь и сильно простудились, отчего решили не рисковать здоровьем и остались дома. Всем остальным членам семьи пришлось последовать их примеру. Правда, «мать» просила разрешение навестить меня летом. Ответ на этот вопрос я ей пока не дала, желая на всякий случай согласовать его с Леонардом, чтобы потом не остаться крайней.
Ход моих мыслей прервал один из судей, который дал новую отмашку. Пятое по счёту сражение было особенно яростным. На этот раз я внимательно следила за лошадиными попонами и перьями на шлемах. Дрались Джозеф и Энтони так, будто от этого и правда зависела их жизнь. Выступали они в одной команде и вскоре одержали победу. По традиции каждый из них снял шлем, и я, пользуясь случаем, хорошенько рассмотрела обоих. Первый был высоким, кареглазым и таким же темноволосым, как Маргарет. Второй казался заметно ниже, но крепче. Волосы у него были светлыми и длинными, глаза – голубыми и глубоко посаженными, на верхней челюсти не хватало двух передних зубов.
Эх, знать бы ещё: кто из них кто? Широко улыбнувшись, я помахала вышитым платком и выкрикнула их имена. Оба тут же приосанились и улыбнулись мне также широко и дружелюбно. Мой зов, однако, разделили немногие. Братьям Мейлор рукоплескали далеко не так громко и восторженно, как сэру Филиппу. Пригорюнившись, я вновь связала это с отношением населения к королеве Маргарет и решила во что бы то ни стало поговорить с обоими. Благо сидящая рядом Анна призналась Сесилии, что с ума сходит от лазуревых глаз Джозефа Мейлора.
Ну, а дальше всё опять пошло так, как обычно показывали в исторических фильмах. Турнир плавно перетёк в попойку, а особенно отличившихся пригласили на грандиозный пир в большом зале Уилбриджхолла. Королевские охотники загнали кабана, и все жадно принялись уплетать запечённую свинину на вертеле. Очередной пост закончился только позавчера, и придворные наравне с рыцарями жутко соскучились по мясу.
Король улыбался и расточал комплименты. Роберт Хэмптон, напротив, пил больше обычного. Пару раз я слышала из его уст что-то вроде: «Теперь чёртов конь уйдёт проклятому бастарду!» Так он, вероятно, отзывался о сэре Филиппе и бросал в сторону опозорившегося сына косые взгляды. Тот сидел как в воду опущенный и к еде не притрагивался. Бывший оруженосец, в противовес сопернику, сиял ярче начищенного самовара. Он занял место по правую руку от Леонарда, и, казалось, ни капельки не жалел о потерянном коне Хэмптонов, которого в качестве выкупа пришлось отдать сэру Филиппу. Звали его Джеймс Маккензи, и он был выходцем из Шотландии. Своим необычным акцентом он забавлял многих присутствующих, но открыто его уже никто не бойкотировал. Человек без рода и племени слишком хорошо показал себя на первом же турнире и получил благосклонность короля. Я была уверена, что его ждёт блестящее будущее. Что ж… Иногда и лесные разбойники могут стать неплохим билетом в жизнь. Только вряд ли Леонард предложит место Джеймсу в своей охране, но, судя по взглядам, которые бросали на парнишку герцог и герцогиня Эмберс, долго без синьора он не проходит.
– Сегодня великий день! – Король поднялся со своего места и оглядел присутствующих. Менестрели, тоже приглашённые во дворец, перестали играть и, как солдаты, вытянулись по струнке. Одна из бутафорских булав едва не выпала из рук не слишком расторопного жонглёра. Я поёжилась. Последний раз, когда Леонард вот так вставал и говорил про великий день, закончилось это всё новостью о беременности Бриджет. Повинуясь неведомо какому инстинкту, я отодвинулась, а он будто нарочно накрыл мою руку своей и продолжил разглагольствовать о турнире, победителях и наградах.
«В этом году я хочу дать победителю что-то запоминающиеся. Особое. Не деньги и земли, а тебя, например…» – вспомнились его слова в вечер, когда я решила продать серёжки. Конечно, взбесили они меня тогда знатно, но большого значения я им не придала. Не верилось, что король пустит свою жену по кругу или подарит, точно рабыню, пусть даже и победителю. Да он же сам себя этим опозорит. И лишится верности дражайших Джозефа и Энтони. Прижав ладонь к груди, я посмотрела на Леонарда. Его глаза были спокойны, на губах играла улыбка. Улыбка, которая предвещала мне мало хорошего.
Все говорившие в зале затихли. Леонард снова затронул тему особенного подарка. Глядя на супруга, я забыла, как дышать. Сердце забилось чаще. В ушах появился странный шум. Чтобы успокоиться, я считала: «Один, два, три…»
– Моя благосклонность и благосклонность королевы, богатства, земли, чины… Победитель турнира, как правило, выбирает королеву любви и красоты, и именно эта дама надевает на его голову венец. – Король снова улыбнулся и снова похлопал меня по руке. – Но королева у нас только одна, и сегодня она пожелала, кроме венца, подарить победителю танец.