Секрет который меня убьет

! ! ! ВАЖНО ! ! !

Посвящение:

Посвящается вам — хорошим девочкам, что прячут демонов за маской ангела. Для тех, кто знает, что любовь может быть острой как нож и сладкой как грех.

Предупреждения:

Перед тем как погрузиться в книгу, позвольте предупредить вас: страницы, которые ждут впереди, пропитаны мраком и отчаянием.

Эта история — не для слабонервных. В книге присутствует элементы психологического триллера, где грани между добром и злом размыты, а персонажи балансируют на краю бездны.

Я откровенно рассказываю о людях, чьи души изранены, чьи умы искалечены, чьи поступки могут шокировать и заставить содрогнуться.

Прежде чем продолжить чтение, внимательно ознакомьтесь со списком триггеров в начале книги. Это не просто формальность — это забота о вашем душевном спокойствии.

Помните: вы всегда можете закрыть эту книгу. Но если вы решитесь идти дальше — будьте готовы к путешествию в самые тёмные уголки человеческой души.

Триггеры: любовь/ненависть, бессилие, провокативная психотерапия, ПТСР, сталкинг, охота за добычей, преследование, укусы, царапанье, грубый контакт; детальные сцены жестокого насилия, убийств, пыток, упоминание изнасилования, детские травмы, подробные сексуальные сцены, включающие в себя: игры с маской, игры со страхом, игры с иным оружием.

Пролог.

— Останься… прошу…

Тишина резала воздух острее бритвы, пронзала насквозь, словно тысячи ледяных игл. Слёзы, горячие и солёные, как морская вода, стекали по щекам, оставляя на сером бетоне мокрые дорожки — единственные следы моей агонии. Но я не чувствовала их. Ничего не чувствовала, кроме всепоглощающей пустоты внутри.

Свист пуль над головой превратился в песню смерти, в которой каждый звук мог стать последним аккордом моей никчёмной жизни. Взрывы сотрясали землю, а я стояла, застыв в этом кромешном аду, где реальность слилась с кошмаром.

Какой смысл во всём этом? В этой бесконечной боли, в этой бессмысленной бойне? Всё потеряло значение, всё превратилось в прах, когда он мог исчезнуть — единственный смысл моего существования. И теперь я была готова последовать за ним.

Сердце билось в груди загнанной птицей, готовое вырваться наружу от невыносимой боли. Но даже эта боль казалась мне благословением по сравнению с пустотой, которая поглощала меня целиком, не оставляя ни капли надежды на спасение.

— Не смей уходить, мерзавец! Ты клялся, что будешь рядом вечно! — крик рвался из самой глубины души, разрывая горло в клочья. — Вернись! Вернись ко мне, мать твою!

Черные густые волосы пропитаны багровой кровью, в глазах — ледяная, всепоглощающая пустота. Ни искры, ни намёка на ту дерзкую, самоуверенную усмешку, которую я одновременно ненавидела до мозга костей и боготворила. Лицо перекосила лишь гримаса боли от каждого судорожного вздоха.

— Уходи… — прохрипел он, выдавливая слова из последних сил. Его хватка слабела, пальцы скользили, готовые отпустить меня в любую секунду. С последним вздохом он прохрипел своему верному псу: — Уведи её… сейчас же… всё заминировано!

Чужие руки, грубые как сталь, оторвали меня от него. Я билась, кричала, царапалась, как дикий зверь в капкане. Но он ускользал, растворялся в темноте.

Не могу ему позволить погибнуть. Кто угодно, но только не он.

— Не смейте! Я останусь с ним! Я умру здесь, рядом с ним! — кричала, захлёбываясь в солёном море рыданий, тонула в пучине безысходности. Меня волокли, как сломанную куклу, а я тянулась, рвалась назад, к нему, к Тайлеру, к моей безумной, обречённой любви, которая оказалась билетом в один конец.

В голове пульсировало лишь одно: зачем?! Зачем он так поступает? Зачем пытается спасти меня, когда без него моя жизнь — лишь жалкое, бесцветное существование, серое, как бетонная плита? Неужели он не понимает, что моя личная бомба замедленного действия рванула ещё тогда, в тот миг, когда я увидела его наглое, усмехающееся лицо в день моей… несостоявшейся свадьбы.

Вот ведь ирония судьбы – я, похищенная невеста, нашла свою погибель не в алтаре, а в объятиях дьявола во плоти!

Меня вышвырнули на улицу, в промозглую осеннюю ночь. Холод пронизывал до костей, словно ледяные иглы, но ничто не могло сравниться с той адской, всепоглощающей болью, что разрывала моё сердце на миллион осколков. В ушах звенели последние слова Тайлера, перед глазами – его полуживая улыбка.

Словно обухом по голове пришло осознание: он всегда так поступал. Всегда ставил мою жизнь выше своей. Даже когда узнал всю ту грязь, что тянется за мной шлейфом.

Один секрет, разрушивший всё. Секрет, который лучше бы похоронить под теми тоннами бетона.

Взгляд зацепился за лицо брата Тайлера, как за спасительную соломинку.

Они были поразительно похожи, несмотря на восемь лет разницы. Тейлор – чуть более хрупкий, с более мягкими чертами лица, без этого волчьего, пронзительного взгляда, которым Тай проникал в самую душу, сканируя её на наличие лжи. Но в то же время отражение друг друга, два брата, связанные невидимой, но неразрывной нитью, как две стороны одной медали.

— Умоляю, скажи им, чтобы меня отпустили! — голос сорвался в отчаянном, истеричном крике, но гора мышц, сжимавшая мою руку, лишь крепче вцепилась, лишая надежды на глоток свободы. — Он там один, Тейлор… Ты хоть понимаешь, что его там ждёт?! Он умрет из-за меня.

— Эва, прошу, успокойся и сделай, как он сказал! — предательство опалило больнее огня. Последняя ниточка надежды оборвалась, когда он отвернулся, делая несколько шагов к выходу, словно я была прокаженной. Взгляд, прикованный к дверному проему, выдавал его страх, зеркально отражая мой собственный.

Тайлер… Он не может умереть. Не имеет права. Он всегда находил выход. Всегда.

Но время тянулось мучительно медленно, а из здания никто не появлялся. Взрыв сотряс землю, разрушая всё до основания.

Взрыв боли и отчаяния заставил меня пнуть ногой своего надзирателя. Цепкие лапы разжались, даруя миг свободы, чтобы тут же рухнуть в объятия Тейлора.

— Тихо ты! — Грубые руки, словно стальные тиски, сжали запястья. — Чего ждёшь, коли укол!

Игла вонзилась в плечо, обжигая ледяным огнём. Мир пошатнулся, рассыпаясь на тысячи осколков боли и отчаяния. Я пыталась вырваться, сопротивляться, но тело уже не слушалось, превратившись в ватную, чужую оболочку.

— Тай! — Прошептала я, чувствуя, как ускользает сознание. В голове — лишь пепел, руины надежд, оборванная нить жизни. Моя любовь, моя погибель, моя единственная истина. Он ушел, оставив меня в этом кошмаре, и теперь я — лишь тень, пустая оболочка, лишенная света и смысла.

Падая в кромешную тьму, я видела лишь его глаза — полные боли, но такие любящие, такие решительные. Он пожертвовал собой ради меня, и эта жертва убила меня. Что я без него? Лишь пыль на ветру, ничто, ноль без палочки.

«Ты несёшь только смерть», — эхом звучали слова отца. Теперь я знала, что это правда. Я убила его. Своим существованием, своей любовью, своей жизнью. И теперь моё сердце навсегда принадлежит могиле.

От автора: Уважаемый читатель, главы прошли редакцию, в них произошли некоторые изменения.

Глава 1.

Эва 16 лет.

Гнетущая атмосфера спортзала давила на плечи. Промозглый воздух, пропитанный запахом пота и крови, застревал в горле ржавыми гвоздями. Каждый вдох отзывался в лёгких металлической горечью поражения.

Сегодня — день моей личной инквизиции, спектакль для единственного зрителя. Мышечные волокна кричали в агонии, моля о пощаде, но отцовское презрение запечатало мои губы стальными тисками.

Олег — мой персональный палач в облике тренера — обрушивал удары с методичной жестокостью. Каждый его выпад был признанием моей никчёмности, очередным гвоздём в крышку гроба самоуважения.

Шершавый пол терзал спину, как наждак, лишая возможности вздохнуть полной грудью. Усталость окутала тело смирительной рубашкой, жажда раздирала горло раскалёнными клешнями. Но стоило лишь подумать о передышке, как кошмар начинался заново.

Нельзя показывать слабость. Нельзя выдавать эмоции. Моя боль — лишь повод для отцовской усмешки. В этом доме я существую по его правилам, дышу по его указке.

Мне вообще ничего нельзя, что не одобрено, не продиктовано, не выстрадано в больной фантазии моего отца.

С трудом поднимаюсь на дрожащих руках. Костяшки разбиты в мясо, кожа горит огнём. Сдаться проще простого, но капитуляция не в моей природе. Я воин, идущий до конца, даже когда весь мир кричит о поражении.

Новый удар Олега настигает меня прежде, чем успеваю встать. Боль взрывается в черепе чёрными искрами, кости превращаются в осколки стекла. Ненависть закипает в венах, ядовитой кислотой разъедая внутренности.

Ненавижу… всем сердцем ненавижу!

— Поднимайся! — рык отца хлещет по нервам, парализуя волю. Тело, измученное, сломленное, но всё ещё принадлежащее ему, подчиняется.

— Мы уже четвёртый час в спарринге… — выплевываю слова, словно яд.

— Кого волнует твоя усталость? Думаешь, миру есть дело до твоих слезливых глаз? А если на тебя нападет маньяк, так же будешь говорить про усталость?

Отец жесток, но в его жестокости есть извращённая логика. Он пытается сделать меня сильнее, подготовить к миру, где выживает сильнейший.

Он всегда мечтал о сыне, о наследнике для семейной империи "M&G", но судьба распорядилась иначе, подарив ему меня. После моего рождения мать больше не смогла иметь детей. Разочарование отца не знало границ, и он решил выковать из меня достойного преемника.

— Никчёмная девка, поднимайся! — рычит Олег, сверля взглядом. — Или хочешь вернуться к куклам и сказкам?

Выпрямляюсь, принимаю стойку. Вкладываю всю ярость в удар, он блокирует, но я ловлю его врасплох ударом в пах. Его стон — лучшая музыка для моих ушей. Пока он корчится, хватаю за волосы и бью головой об пол.

Бой — не про честь. Это я усвоила, когда он протащил меня десять метров спиной по бетону за косу. В мире всегда найдутся те, кто сильнее, хитрее, умнее. Мне предстоит стать самой опасной.

Мой личный тренер с семи лет, превративший мою жизнь в ад. Он никогда не щадил меня, особенно во время этих показательных выступлений перед отцом.

НЕНАВИЖУ ЕГО! Каждой клеткой, каждой мыслью.

Кровь на полу окрашивает реальность в багровый. Отец наблюдает с мрачным удовлетворением. Победа не приносит облегчения — лишь глубже погружает в осознание своей судьбы. Я стану оружием в его руках.

В такие моменты ненавижу всё: тренировки, отца, себя за слабость. Мечтаю о простой жизни, о тепле и смехе, но понимаю — это иллюзия. Я дочь своего отца, и моя участь предрешена.

Слёзы жгут глаза, но я сдерживаю их как и всегда. Нельзя показывать слабость. Никогда. Иначе отец раздавит меня, как букашку. Собрав остатки гордости, поднимаю голову и смотрю ему прямо в глаза.

Порой себя ловлю на мысли о том, что заработала себе биполярное расстройство. Я люблю свою семью, но вот в такие моменты... Я ненавижу.

— Можешь идти отдыхать, ужин в восемь, и не смей опаздывать!

Кто бы сомневался… Опоздание — верный путь к наказанию. Но сегодня возвращается мама. Моя спасительница. В глубине души теплится надежда, что она хотя бы в этот раз сможет убедить отца сменить мне тренера.

Особняк возвышался подобно средневековому замку — неприступный, холодный, безжалостный. Здесь, в этом элитном гетто, обитают такие же бездушные создания — мужчины с каменными сердцами и женщины с ледяными улыбками. Их фальшивая благопристойность вызывает во мне тошноту.

В доме царит звенящая тишина. Обслуживающий персонал настолько незаметен, что кажется, будто их и вовсе нет. Отец обожает эту стерильную атмосферу — никаких эмоций, только холодный расчёт и железная дисциплина. Он ненавидит проявления жизни, чувства, всё, что может отвлечь от цели.

Каждый мой вздох эхом отдается в пустых коридорах, пока я тяжело поднимаюсь по лестнице.

Мрамор под ногами — как могильные плиты. Тёмные стены давят. Тусклый свет ламп создаёт причудливые тени, похожие на когти демонов. Этот дом — не убежище, а тюрьма, где каждый камень пропитан отчаянием.

Портреты предков следят за мной свысока своими мёртвыми глазами, их лица — маски высокомерия и презрения. В этих стенах даже воздух пропитан горечью и болью.

В любой момент из тени может выйти нечто зловещее, тогда этот кошмар станет ещё более реальным. В этом доме призраки не нужны — достаточно живых монстров, чтобы превратить мою жизнь в бесконечный ад.

***

— Ты уже определилась с вузом? — мама, воплощение элегантности, восседала справа от отца, будто лебедь, каждое белоснежное перышко её прически безупречно уложено. Пухлые губы без грамма инъекций тронула ласковая улыбка, высокие скулы подчеркивали аристократизм, а в ярко-зеленых глазах плескалось теплое, всепонимающее море. — Мы можем летом совершить тур по лучшим университетам.

— Нет, всё решено, — прозвучало словно приговор. — Эва едет в Лондон, получит образование, а затем вернется, чтобы занять свое место в компании.

Глава 2.

*** Два месяца спустя***

— Ты помнишь правила? — взгляд отца прожигает насквозь, а вот голос... Он обманчиво спокоен.

На мне — этот проклятый футляр благопристойности: черная юбка, белая блузка, застегнутая до последней пуговицы, буквально душит мою индивидуальность, пиджак с эмблемой гимназии, как клеймо, светлые гольфы и эти чертовы туфли с пряжками, напоминающие кандалы. Волосы стянуты в тугую, безжизненную косу. И ни капли косметики, чтобы скрыть ту боль и ярость, что клокочут во мне, лишь очки в тонкой оправе, как символ моей мнимой неприметности.

Только вот когда я после тренировок была с Олегом, папа, наоборот, настаивал на плотном слое тонального крема, что бы никто и не мог подумать что со мной случилось.

Идеальная прилежная выпускница, дочка успешных родителей, зубрилка, затюканная серая мышь – вот что они все видят.

«Нельзя порочить честь семьи», — эхом звучит отцовский голос в голове. Он повторял это так часто, что эти слова въелись в подкорку моего сознания.

В гостиной с её стерильной белой мебелью я кажусь чужеродным элементом, как пятно на безупречном полотне. Каждый предмет кричит о достатке семьи, но молчит о моей истерзанной душе.

Семья тешит себя иллюзией, что этот образ делает меня незаметной. Но, боже, как же они ошибаются! Именно из-за этого лицемерного притворства я стала мишенью для насмешек.

Девочка-мышка, над которой издеваются все кому не лень. Снаружи — запуганная и никчемная, но внутри которой горит пламя, способное испепелить этот мир лжи и фальши.

И если бы мне дали волю, я бы с удовольствием растоптала этих самодовольных ублюдков, превратила их в ничто. Но нет. Семейные правила… клетка захлопнулась.

"Ты должна быть незаметной. Ты должна быть тихой. Ты должна быть…" Да что же я должна?!

— Да, пап, — шепчу, перекидывая рюкзак через плечо, и направляюсь к машине. Водитель кивает — ещё одна марионетка в отцовской игре.

На улице – долгожданная весна, пробуждение природы, надежда. Яркая зелень, щебет птиц, пьянящий аромат цветов… Ирония судьбы: снаружи — пробуждение, внутри — вечная зима.

Еще немного, всего лишь чуть-чуть, и я вырвусь из этого душного болота, покину этих проклятых снобов-одноклассников. Свобода… Она так близко, я почти чувствую ее вкус. Но как же долго тянутся эти последние мгновения.

Всю дорогу болтаю с Гарри, наплевав на отцовские запреты. Гарри — больше чем просто водитель. Он был рядом с моим первым днём, укачивал меня, когда я была младенцем, возил на танцы, когда мама не успевала. С ним я могу быть собой.

— Эва, ну как ты? — в серых глазах Гарри я видела искреннее участие, понимание, такое же глубокое, как у мамы. Казалось, он чувствовал каждую трещинку в моей душе. Он легко мог найти слова, что бы на моем лице появилась улыбка.

— Почти счастлива, Гарри. Еще чуть-чуть, и я вырвусь из этого ада, попрощаюсь с этими… этими идиотами. А потом — Лондон, тысячи миль свободы, вдали от этих проклятых тренировок.

Машина остановилась у школы, поставив точку в нашем разговоре.

Здание, своей величественной архитектурой напоминающее Собор Рождества Девы Марии, всегда поражало меня до глубины души. И это после одиннадцати лет заточения! Каждый раз, переступая порог, я замирала, словно видела эту красоту впервые. Наверное, только это немного смягчало горечь моего пребывания здесь.

Но иллюзия растворялась, едва я сталкивалась с реальностью. Одноклассники, уже ждали меня на пороге, разражаясь хохотом при виде машины.

— Смотрите, зубрилка приехала! И, как всегда, с эскортом, — орет Рэм, эталонный мерзавец нашей школы. — Что, папочка боится, что малышка сама не доедет?

— Отвали, урод, — процедила сквозь зубы, стараясь не обращать внимания на подхихикивания его пустоголовой подружки. Каждый день — пытка.

Уроки тянулись бесконечно, их можно было бы вытерпеть, если бы не постоянные подколки Рэма и Софи. Идеальная парочка: капитан школьной команды и черлидерша с мозгами, как у рыбки. Такие как они, наверное, генетически запрограммированы на то, чтобы находить друг друга и отравлять жизнь всем вокруг.

В столовой встретила Тейлора, единственного человека, к которому я хорошо относилась. Несколько лет назад он перевелся к нам из другой школы, и каким-то чудом мы стали друзьями. Хотя он тоже спортсмен, но в нем не было и капли той заносчивости, что ядовитым плющом обвивала Рэма и его дружков.

— Привет, Эва, что я пропустил?

— Как обычно, Софи пыталась шутить над моим прикидом, но кто ж знал, что её шутки такие же плоские, как и её грудь, — слова вырываются быстрее, чем успеваю прикусить язык.

— О, кто-то встал сегодня не с той ноги, да? — заняв место рядом со мной, Тей отпил немного сока, бросая взгляд на соседний столик, откуда лились помои в мой адрес. — Давай я им заткну рты?

— Оставь их, Тей, они и так глубоко несчастны, — остервенело впиваясь зубами в бутерброд, с отчаянным упорством игнорируя всё вокруг.

Мы вяло перебрасываемся ничего не значащими фразами, стараясь укрыться в этом подобии нормальности, пока голос Рэма не вонзается в эту хрупкую тишину, как нож.

— Эй, народ, слышали новость? — орет он так, что, кажется, дрожат стены столовой. — Нет? Ну, тогда слушайте! Наша зубрилка скоро отправится под венец со старым пердуном, другом её папочки!

Мои глаза округляются так же, как и у Тейлора. Успеваю ошалело перевести взгляд, не понимаю, о чем он вообще говорит.

— Рэм, ты с утра не принял свои лекарства или на тренировке совсем мозги все вытряс?

— Да наши отцы вчера вместе ужинали, и твой поделился с моим… скажем так, интересной новостью.

Отец… Он деспот, это правда, но чтобы отдать меня замуж за человека, который его ровесник?! Это переходит все границы. Ни секунды не раздумывая, вскакиваю на ноги, крепко сжимая стакан с соком. Столовая погрузилась в полную тишину, пролети муха, её бы услышали все.