Секрет красного шара

1.

— Остановите ее!

Невысокая фигура в защитном костюме медленно уходила во тьму. Справа огромным, желтым от времени, исцарапанным зеркалом висел в небе Фобос. Деймоса, едва поднявшегося над горизонтом, еще касались лучи солнца, и он отливал кроваво-красным. Белый и алый луч, скрестившись на человеческой фигурке, делали ее похожей на мираж.

— Остановите! Там нельзя находиться долго! Это ее убьет! Там гравитация не скорректирована! Верните!

От поверхности отделялись слоями пылевые облака. Сворачиваясь в воздухе в матовые жгуты, они оплетали бредущую фигурку, с каждой минутой становившуюся все меньше. Они кружили вокруг нее призрачными джиннами, мрачными демонами истощенного и одинокого мира, готовыми в любую минуту…

Катерина Федоровна прижала сухие руки к побледневшим щекам. Остановилась за креслом мужа, не решаясь обойти круглую, обитую гобеленом спинку и предстать перед его глазами — взволнованная, виноватая и словно бы растерянная, — готовая расколоться надвое от странного желания одновременно каяться и прыгать от радости, как пятнадцатилетняя девочка.

Александр Петрович перекинул коротким движением пальца страницу электронной газеты на большой читалке. Мелкий шрифт уже был тяжел им обоим, но Катерине Федоровне в прошлом году удачно сделали операцию, поэтому она вполне сносно обходилась без очков, разве что буковки были совсем уж мелкие, «петитские». А вот Саше из-за каких-то некогда подписанных им на службе документов под общий наркоз идти было нельзя, а под местным выправить ветерану космических войск зрение не брались даже лучшие столичные хирурги. Поэтому на улицу Александр Петрович не выходил без своих тяжелых, закованных, как в латы, в массивную оправу очков. Но для чтения он надевал другие, с линзочками потоньше, и в них выглядел не таким грозным. Иначе Катерина Федоровна и подойти бы не решилась со своей новостью.

— Саша, — проговорила она тихо, словно надеялась, что муж не расслышит и можно будем помедлить еще минутку, скопить немного смелости.

— Да, Катя. Ты только посмотри, что они пишут! — Он потряс читалкой, прижав пальцем сенсор, так что страницы замелькали, перелистываясь с головокружительной скоростью. — Это же какая глупость! Опасный бред сумасшедшего романтика! Вот скажи мне совершенно серьезно, Катя, ты хотела бы полететь на Марс?

Она вздрогнула, чуть вжала голову в плечи. За окнами ветер рванул красные листья с кленов во дворе, бросив на окна мелкие дождевые капли. Большой разлапистый лист прижался влажной ладонью к стеклу, но тотчас сорвался вслед за ветром куда-то в пасмурную осеннюю хмарь.

— Как вообще можно предположить, что организм в нашем с тобой возрасте способен справиться с такими нагрузками?! — Александр Петрович, видно, уже несколько минут внутренне был в ярости и просто ждал, когда жена его окликнет, чтобы выплеснуть накопившуюся желчь на единственного своего безответного слушателя. — Послать стариков на Марс! Это все климактерические бредни госпожи Юрчек, будь она неладна. Говорил я, что назначить бабу министром сверхвнешней политики и межрасовых связей в гуманоидном секторе — верный путь к тому, чтобы превратить наши отношения с Марсом в галактический бардак. Давайте мы им еще пациентов психиатрической лечебницы отправим! Давайте пошлем инвалидов! Им нужен образец неагрессивного существа с запасом миролюбия и опытом взаимного гармоничного существования, ты представляешь?

Катерина Федоровна представляла.

— Они думают, если взять вместо сексуально активной, а вследствие этого агрессивной молодежи пару старых крабов, как, например, мы с тобой, перевезти нас на Марс и выпустить в красно поле, мы станем умилительно хлопать ресницами и пойдем в медноцветную даль, неся в предынфарктном сердце любовь ко всему живому? Может, и ты так думаешь?

Катерина Федоровна думала.

Она стояла, сцепив сухие руки в замочек перед собой, — невысокая, худая, аккуратная старушка в пушистой вязаной кофте на пуговицах цвета фуксии, с забранными под трикотажную ленту, остриженными на удобную для всех в мире бабушек длину волосами, — смотрела на мужа испуганно и печально. Ждала.

— Я бы хотела полететь на Марс, — сказала она наконец тихо, но твердо. — Я хотела бы полететь на Марс с тобой. Но если ты не хочешь… это глупо, я понимаю… — Катерина Федоровна сбилась, мгновенно растеряв уверенность, затараторила виновато: — Если ты не хочешь… Я могу одна… Это можно… Лучше, конечно, пара. Так в анкете было написано, но, если ты против… я пойму. Может, они даже выберут кого-то другого, если я буду одна. Но я… Я хочу полететь на Марс.

Последние слова она проговорила отчетливо и громко, словно школьница, отвечавшая вытверженный урок.

— Чего ты хочешь? — скривившись, словно от зубной боли, переспросил Александр Петрович, отложив газету.

— Я… хочу полететь, — пробормотала Катерина Федоровна тише. — На Марс. Полететь на Марс. Я заполнила анкету, прошла тесты на сайте Международной космической организации и… вот.

Она протянула органайзер с развернутым во весь дисплей письмом мужу.

— Уважаемые Александр Петрович и Катерина Федоровна, — сдвинув очки на кончик носа, прочитал он угрожающе спокойно. — По результатам тестирования и проверки личных профилей вы приглашены к участию в межпланетном гуманитарном проекте… проекте «Мечты для Марса»? Катя, ты спятила!

Катерина Федоровна и правда ощущала себя немного сумасшедшей — с того самого дня, когда услышала в новостном блоке о программе «Мечты для Марса». «Я принес вам не мир, но меч… ты для Марса», — говорил глубоким бархатным баритоном облаченный в белый хитон артист. Лицо его казалось смутно знакомым — недавно он мелькал в каком-то сериале в роли стареющего космического рыцаря. Там его быстро и как-то буднично убили, Катерина Федоровна не стала досматривать.

2.

«Так просто?» — немножко разочарованно огляделась вокруг Катерина Федоровна. Такой же, как на Земле, пропускной терминал: хром и пластик, белое, серое, серебристое. На огромных мониторах над зонами приема пассажиров запульсировало приветствие первым участникам проекта «МдМ» — цветные буквы выглядели до неприличия жизнерадостно в этом царстве аскетичной утилитарности — словно новогодние бусы под потолком офиса.

— Мы мечтали о вас. — Глава дипломатической делегации Ювитеса, галантный молодой человек, произнес это на четырех языках: русском, английском, арабском и китайском, сложил руки перед грудью в приветственном жесте, столь же выверенном и традиционном, как и произнесенные им слова. «Мы мечтали о вас». В «большом» языке, на котором говорит подавляющее большинство гуманоидного населения основных марсианских стран и полисов, оно было одним из основополагающих понятий — «атэтенут», «мечта». Точнее, не только и не столько мечта, хотя и она тоже. Греза, устремленность ввысь, преданность высшей цели, радость познания и восприятия, все те смутно ощутимые, но до конца не осознаваемые силы, который возвышают душу над обыденностью, — одним словом, атэтенут.

— Атэ-и-тенут, гото, — старательно выговаривая слова на «большом», Александр Петрович первый сделал шаг навстречу замершим в ожидании марсианам. Катерина Федоровна замешкалась, опасливо оглядывая торжественно-мрачные лица встречающих. Их губы двигались, указательные пальцы тянулись вперед в приветственном жесте — но глаза, вполне человеческие, сохраняли безразличное, какое-то рыбье выражение.

После местного приветствия наступил черед земных ритуалов — гости и хозяева жали друг другу открытые ладони.

Катерина Федоровна показалась сама себе нелепой. «Саша был прав, стоило надеть синее платье или даже купить серое, тогда не пришлось бы чувствовать себя таким попугаем», — отругала она себя, теребя кремовую сумочку. Все вокруг было словно пронизано серым. Серый настороженно смотрел из углов, ближе к полу становясь почти графитовым, он насмешливо подмигивал бликами на хромированных поверхностях, отражая цветное пятнышко — терракотовую блузку гостьи. Екатерина Федоровна накинула на плечи бежевую — в цвет с брючками и сумочкой — шаль, стараясь по возможности погасить шелковый огонь блузки, который казался таким уместным в запорошенной красной кленовой листвой Москве. Отчего она решила, что так будет кстати и здесь! Уже не девчонка…

Она бросила взгляд в начищенную до зеркальной чистоты металлическую стойку. Оттуда на нее глянула невысокая испуганная пожилая женщина, зябко кутающаяся в шаль. Аккуратно причесанные, но без следа укладки, седые волосы, белесые брови, выцветшие глаза с собравшимися в уголках приметными морщинками. Она так хотела увидеть Марс, что совсем не думала, какой он увидит ее — старой, морщинистой, усталой после долгой дороги, одетой так неуместно, не по возрасту.

— Мы мечтали о вас, — вежливо произнес ювитанец, неловко склоняясь к руке Катерины Федоровны. Видно, жест этот был ему в новинку, но молодой человек изо всех сил старался не ударить в грязь лицом перед инопланетной гостьей. Он выглядел старательным, но смертельно усталым лаборантом, которому наконец доверили провести подготовку к важному эксперименту. А он уже настолько измотан, что все ресурсы организма направлены лишь на то, чтобы не выронить из рук колбу или не сбить с таким трудом установленные настройки оборудования, и сил на то, чтобы заставить мышцы щек и лба придать лицу хоть какое-то выражение, уже не осталось.

— Я тоже мечтала, — проговорила она, поймав пустой взгляд марсианина. Улыбнулась — просто из вежливости. Голова гудела после непростого перелета, хотелось присесть и выпить воды. Чтобы не смотреть на мрачные лица ювитан, Катерина Петровна перевела взгляд в глубину терминала — там в большом окне сияло белизной слоновой кости над плоскими крышами и конусами транспортных модулей одно из ночных светил — похожий на затылок печально смотрящего на звезды черепа Фобос.

«Я здесь! На Марсе!» — пронеслось в голове чередой разноцветных неприлично жизнерадостных букв — словно в голове включили невидимый до поры дисплей, такой же, как под потолком. Буквы запрыгали, защекотали в носу, заставляя потянуться к носовому платку.

— Атэ-и-тенут, — проговорила Катерина Федоровна и улыбнулась вновь, искренне и широко, так, чтобы эти бесцветные чужие юноши поняли, как долго она мечтала. И как рада встрече. Хромированные грани колонн отразили ее улыбку, дробя и передавая друг другу из зеркала в зеркало, дальше, дальше…

Она не ожидала того, что случилось.

— Ноэ! Крафа-у! Ноэ! — закричал кто-то, от волнения позабыв, что гости не слишком хорошо понимают «большой».

— Смотри! — толкнул Катерину Федоровну под локоть муж. — Началось. Катюша, началось!

Он радостно потер руки, прищурился за толстыми стеклами очков и тихо прошептал: «Получилось, мать твою Европу».

Фобос за окном заметно пульсировал, округляясь и все больше приближаясь по форме к шару. В молочной белизне появились бурые пятна какой-то примеси. Они росли, расширяясь, пока красная пленка не затянула рыхлый лик спутника, превратив его в блестящий красным лаком шарик.

— Что он говорит? Что он вас… вам говорит! — в волнении не сразу справившись с грамматикой чужого языка, проговорил глава делегации.

Фобос повернулся, показав блестящую позолотой петельку — продевай нитку и вешай на елку. На мгновение в его зеркальной поверхности отразилось лицо дедушки — или кого-то очень похожего на него. Те же усы с несколькими седыми нитями — справа чуть больше; те же глаза, родинка на подбородке, серый свитер с высоким горлом. Все остальное стерлось из памяти, но то, что осталось, — все было точно таким. Но слишком молодым. Дедушке на вид, казалось, чуть за пятьдесят. Ему столько и было, когда она видела его последний раз. Почти шестьдесят лет назад.