Семя абсурда

Притча о договоре с лесом

Городок Угревальск, притулившийся на самом краю Великого Леса, жил по своим особым законам. Здесь не запирали двери на ночь, но плотно закрывали погреба от проказливых леших, а дети учились отличать съедобные грибы от ядовитых у говорящих белок. Местные уживались с лесным народцем, и отношения были если не братскими, то полными взаимной терпимости и здорового прагматизма.

В этом городке и жили наши герои, Фёдор и Анна, начинающие искатели приключений. Фёдор – воплощение простой, честной силы. Широкий в плечах, с руками, способными гнуть подковы (он практиковался, пока Анна не отобрала у него лошадиную обувь со словами: «Подковами не разбрасывайся, а то пешком ходить будем»), он был вынослив, как вол, и столь же упрям. Мысли его двигались со скоростью телеги, гружённой кирпичом, под гору, но зато по единожды выбранному пути шли неуклонно. Он был добр до безрассудства, и его отзывчивость частенько приводила пару в самые невероятные передряги, из которых он же её, в основном, и вытаскивал.

Анна же была его полной противоположностью. Энергия из неё била фонтаном, словно из неплотно закрытого бочонка с сидром. Рыжие, коротко стриженные волосы вечно торчали в разные стороны, словно от испуга, курносый носик весело морщился, а в зелёных глазах постоянно плясали огоньки озорства и авантюризма. Это она, как правило, находила приключения, а он – из них выпутывался. Так и жили, дополняя друг друга: его грубая сила и её гибкий ум были тем самым тандемом, что давал удивительно хорошие плоды.

Беда пришла, как всегда, нежданно. Решив навестить родных, они обнаружили в городе невесть откуда взявшуюся хворь. Люди лежали в горячке, покрытые странными пятнами, и ни знахарские снадобья, ни молитвы не помогали. Среди заболевших были и их близкие. Мать Фёдора, Василиса, женщина, чьи руки и до этого несчастья знали лишь тяжёлую работу, теперь металась на запотевшей от жара кровати. Её всегда румяные щёки ввалились и покрылись багровыми, будто синяки, пятнами. А младший брат Анны, семилетний Гришутка, лежал неподвижно, словно маленькая, безжизненная кукла, и лишь короткие, хриплые вздохи вырывались из его пересохших губ. Местный жрец, седобородый старец по имени Одо, делал всё, что мог, но его искусство было бессильно.

«Надежда только на одно, – сказал он им, устало опускаясь на резную скамью в своём скромном храме. – В глубине Леса, там, где старые дубы с говорящими ликами, есть роща дриад. Они хранят знание о Воде Исцеления. Но будьте осторожны. Дриады – существа мирные, но обижать себя не дадут. И помните: их мышление… иное. Очень практичное, рациональное, природное. Анна, учти это». Он протянул им небольшой свёрток. «Возьмите эти дары. Кусочки солнечного камня и нектар из первых цветов. Это им по нраву».

После дня пути, когда уже смеркалось, они остановились на привал.
«Топор бы пожевать...»–с урчанием в животе и грустью протянул Фёдор.
«Так ты все запасы по дороге умял!–склонившись над Фёдором и уперев руки в боки, распекала его Анна. – Теперь вот ягодами да шишками довольствуйся!»
Фёдор с грустью вздохнул:«Не по себе мне тут,будто... на краю слуха чувствуется что-то... могущественное, наблюдает за нами украдкой».
Анна,выпрямившись,внимательно вглядывалась в сгущающуюся тьму. «Это древний лес со своими тайнами и обитателями, не нужно беспокоить его без нужды, – так говорила мне бабка», – тихо сказала она. Постояв в напряжении ещё немного, она повернулась к Фёдору: «Ну что, расселся? Подъём! Вода сама себя не найдёт». И уверенной походкой пошла вперёд, в лесную чащу. Фёдор, крякнув от натуги, взвалил их нехитрый скарб на плечо и пошёл за рыжей головой.

Ещё день они пробирались по чащобе, следуя указаниям жреца. Лес встречал их настороженно: то ветка хлестнёт по лицу, то тропинка внезапно терялась, но в конце концов Анна заметила освещённую поляну.
«Слушай,Анна...– он потянул носом воздух, и его брови поползли к волосам. – А не кажется тебе, что от меня... странно пахнет, чем-то горьким, вроде полыни? С тех пор, как мы прошли ту дубовую рощу, с рожами...» – сказал Фёдор, принюхиваясь к своей одежде.
На что Анна иронически покачала головой и ответила:«И снова ты во что-то влип.Да не обращай внимания, поторопись, мы уже почти пришли – я вижу поляну». И уверенным, бодрым шагом продолжила идти вперёд.

Они вышли на поляну, залитую странным, будто изнутри исходящим светом. Воздух был густым и сладким, а в центре, на замшелом камне, лежали дары, которые Анна с величайшим почтением выложила минуту назад.

Сначала ничего не происходило. Тишина стояла такая, что были слышны лишь тяжёлое дыхание Фёдора и собственное учащённое сердцебиение Анны. Потом, из-за ствола молодого, тонкого ясеня, выплыла она, Дриада.

Высокая, невероятно худая, с фигурой, напоминающей гибкий молодой побег. Её красота была своеобразной, на любителя: треугольное лицо с крошечным подбородком и маленьким ртом, но с огромными, сильно раскосыми глазами, которые светились золотом с бронзовым отливом, как два расплавленных солнца. Длинная, изящная шея переходила в хрупкие плечи и худую фигуру с небольшой, но упругой девичьей грудью, чьи зелёные, словно нераспустившиеся почки, соски задорно торчали вверх. Кожа – гладкая, оливкового оттенка, будто полированная древесина. Внизу, в основании паха, была аккуратная, округлая складочка. Она двигалась порывисто и плавно одновременно, точно дерево на ветру, а её голос был монотонным и безэмоциональным, речь – обрывистой, на ломаном человеческом наречии.

«Дары… хороши, – произнесла она, склонив голову. – Что привело?»

Анна, стараясь говорить так же чётко и просто, описала беду в городе и попросила Воду Исцеления.

Дриада слушала неподвижно, лишь её пальцы, длинные и тонкие, как прутики, шевелились. «Понимаю. Болезнь – плохо. Жизнь угасает. Даров… мало. Сестры сильны. Я – мала. Нужна… сила. Нужна жизнь». Она сделала шаг вперёд. Её огромные, расплавленные глаза пристально смотрели на Фёдора. Прямым, как спица, пальцем она указала прямо на его пах, затем медленно провела подушечкой по грубой ткани его штанов, словно собирая невидимую пыль.
«Он.Даст семя.Сильное. Я ращу жизнь». Она положила руку на свой плоский, гладкий живот.