— Почему я нахожу свою невесту в обшарпанном подвале? — безжалостно ругается мужчина, прижимая к уху смартфон. — Как ты это допустил Георг?
А мне становится обидно. Сижу на табуретке, невольно осматривая стены своего ателье.
— Не в подвале, а в цоколе, — осторожно вклиниваюсь в разговор.
Мужчина опускает руку, в которой держит телефон, и поворачивает ко мне голову.
— Подожди, милая.
Кто бы мог подумать, что сегодня в мое скромное ателье, соседствующее через стенку с организацией по реставрации перьевых подушек, ворвется сам Ярослав Усольцев? Успешный бизнесмен, человек, активно занимающийся благотворительностью, завидный холостяк…
Закончив разговор, Усольцев раздраженно прячет смартфон в карман черного пальто. Подходит ко мне. В его обворожительных васильковых глазах мерещится тревога, будто Яр искреннее волнуется.
— Как ты? — спрашивает, мечась взглядом по моему лицу.
— В принципе, нормально… — бормочу и от растерянности указываю на стопку одежды, что приносят клиенты для починки. — Работы хватает, не жалуюсь. Джинсы подшивала, пока не зашел ты…
Ярослав непонимающе хмурится, но значения моим словам не придает.
— Наконец-то я тебя нашел, — наклонившись, берет меня за руку и поднимает с табурета.
Мое сердце неистово бьется, когда Яр обнимает, крепко прижимая меня к своей груди. Невольно делаю рваный вдох. От Усольцева пахнет свежестью и полной уверенностью в себе, а вот я, кажется, стала сомневаться, явь ли со мной происходит или все-таки сон.
С какой стати Ярославу меня искать?
После нашей первой встречи он оставил лишь горькие воспоминания и нашего общего сына…
Впрочем, Матвейке и без папы хорошо. Он вполне здоровый и счастливый ребенок.
Да и Ярославу, наверное, не до детей и памперсов. Миллиардер строит карьеру, тараном прет, уничтожая конкурентов в металлургической отрасли.
Аккуратно дотронувшись ладонями до его груди, поднимаю лицо.
— Ты правда меня искал?
— Разумеется…
Хм… странно. Три года назад мы случайно встретилась с Усольцевым на открытии ночного клуба. Ярослав был желанным гостем, а мне улыбнулась удача попасть на закрытую вечеринку — владелец клуба вел агрессивную рекламную компанию в интернете, устраивал розыгрыш.
Я понимала, что Усольцев не простой рубаха-парень, но о масштабах его личности не догадывалась. Мы провели незабываемую ночь, после чего Яр исчез.
Поняв, какую страшную ошибку я совершила, доверившись красивым обещаниям, замкнулась в себе. Мне было так стыдно…
Я не искала встреч с Усольцевым, не пыталась найти его страницу в социальных сетях. Пока однажды не увидела Ярослава Андреевича по телевизору, узнав, насколько он богат и влиятелен. А спустя несколько дней поняла, что беременна…
— …Разумеется, я тебя искал, Элла.
Если постараться, то с натяжкой можно поверить в чудо, что шикарный мужчина только и жаждет полюбить небогатую, зато чистую душой девушку. Но…
Меня словно ударяет током, а объятия Ярослава ощущаются настолько колючими, что я не выдерживаю и слегка отталкиваю его. Все же, до харассмента Усольцев не падает, убирая от меня руки.
— Видимо, до такой степени нужна, что ты даже имя мое забыл? Меня Лена вообще-то зовут.
Яр вскидывает бровь.
— Теперь Лена, да? Ладно, — кивает на белую деревянную дверь, поторапливая.
Усольцеву некомфортно быть в местах, где нет обслуживания люкс и элитных интерьеров. На фоне моего рабочего хаоса Усольцев словно инородное существо, прилетевшее из другой Галактики.
Яр, что до этой минуты выглядел более-менее приветливым, вдруг мрачнеет. Его черты лица заостряются, а голос становится грубее.
— Пошутила и хватит. Что за инфантильные финты? Поехали домой. У нас свадьба через неделю, все уже подготовлено. — Нервно выдохнув, взмахивает рукой. — Еще и волосы зачем-то обрезала!
Интуитивно дотрагиваюсь до головы, приглаживая каштановые пряди длиной чуть ниже плеч. Я с такой стрижкой лет пять уже хожу.
— Знаешь, прежде чем выходить замуж, я рассчитываю хотя бы раз побыть с тобой в кино и получить розу, обернутую целлофаном! — От стресса тело пробирает мелкой дрожью, а в голове не появляется ни одной светлой идеи, от того и пререкаюсь. — Ты слишком торопишь события!
Но мне почему-то начинает казаться, что Ярослав меня с кем-то перепутал. Злым шутником его не назовешь, да и наверняка есть у него дела поважнее, чем под вечер тащиться в ипотечную долину на окраине города и пытаться меня обмануть, убедив, что я должна стать его женой.
— Мне это все надоело! — голос Ярослава звучит, как раскат грома. Он берет меня за руку и против воли тянет из ателье, не позволяя даже накинуть курточку. — Любимая дочь академика и оперной певицы. Отличница, профессиональная гимнастка, а ведешь себя как бестолковка! Что за дешевый спектакль, Элла?
Мои щеки вспыхивают, когда Усольцев ведет меня по ступеням наверх. То, что говорит Ярослав — не моя жизнь. У меня вообще нет отца.
Черный автомобиль представительского класса переливается на закате багровым глянцем. Едва мы выходим из цоколя, как дверца машины плавно распахивается. Из салона к нам спешит мужчина в темном деловом костюме и белой рубашке, застегнутой на все пуговицы.
— Добрый вечер, Элла Вениаминовна. — Открывает заднюю дверь.
Это он мне?
И что дальше? Я, как послушная Элла Вениаминовна, должна сейчас сесть и поехать с ними «домой»?
Меня, кроме одной ночи, о которой я тысячу раз успела пожалеть, с Усольцевым ничего не связывает. Пусть Ярослав богат и красив, как полубог, но он реально меня пугает.
— Отпусти! — выдергиваю руку из его горячего захвата. — Я не Элла и уж тем более не Вениаминовна. Я вызову полицию, у вас будут проблемы!
Усольцев ошарашенно таращится на меня.
— Что я сделал?
— Ты пытаешься выдать меня за ту, кем я не являюсь. Я Брянская Елена Сергеевна и всегда ей была!
У меня трясутся колени и подкашиваются ноги. Кое-как шагаю обратно в цоколь.
— О чем бы ты сейчас ни думала — забудь! — грожу ей пальцем. — Усольцев приезжал не для того, чтобы клясться мне в вечной любви, а тебя брать на полное обеспечение!
— Почему же? Мы успели поговорить. Он любезно спросил, как у меня дела, здоровье. Сказал, что проводил тебя до дома. Время года такое — темнеет рано. Знаешь, Ярослав показался мне достойным мужчиной с серьезными намерениями.
Стискиваю зубы, боясь завыть при сыне.
— Да он меня перепутал. Понимаешь? — не в силах больше выдерживать алчный взгляд матери, иду в ванную мыть руки.
Мама шагает за мной.
— С кем?
— Думаю, со своей невестой.
— Как такое возможно?! — ахает.
— Не представляю. — Откручиваю серебристый вентиль и наблюдаю за мамой через отражение в зеркале. — Амнезия, например. Мало ли что случается с людьми. Даже если так, этим нельзя пользоваться. Так что угомони свои буйные амбиции.
— А если памяти лишился, то что в этом такого? Пусть думает, что ты его невеста. Чем ты хуже той? Тем более у вас общий ребенок и…
— Не смей! — перекрыв воду, резко оборачиваюсь. — Даже не думай вовлекать сюда Матвея!
— Ох, ладно, ладно, чего так взъелась? — поднимает руки в мирном жесте. — Приехал Усольцев и уехал. Может, и не явится больше. Жаль, конечно, характер у тебя не мой. Отцовский.
Поздним вечером занимаюсь сыночком. Стоило мне снова повстречать Ярослава, как его черты стали четко прослеживаться в личике Матвея. Очень похож на папу…
Укладываю малыша спать в комнате. Там же расстилаю свою постель. Мама раскладывает диван в зале.
Вот уже несколько лет мои дни, одинаковые, как близнецы, тянулись один за другим, но Усольцев разбавил эту рутину своим визитом. Ух! Хорошо, что завтра воскресенье и мне не надо тащиться в ателье.
Легкая дрожь прокатывает по телу всякий раз, когда вспоминаю Яра. А ведь я почти успела его забыть, но Усольцев снова постучался в мою жизнь.
Утром я просыпаюсь от странного шума — мерещится мужской голос. Осторожно, чтобы не разбудить Матвейку, встаю, накидываю халат и выхожу из комнаты. Из кухни доносится бренчание посуды. Еще сонно поморщившись, шаркаю туда.
Однако весь сон испаряется мгновенно, как маленькая капля воды, упавшая на раскаленную поверхность, когда в нашей тесной кухоньке за столом я вижу Ярослава Андреевича Усольцева.
Он сидит беззастенчиво, словно король на именинах, пока моя мать кружится в тесных квадратах, ставит гостю чай и коробку с турецкими конфетами, которую берегла до праздников.
— Ой, проснулась дочечка… — щебечет она, будто так и должно быть.
Улыбается щедро накрашенными малиновой помадой губами.
— Что здесь происходит? — замираю в дверном проеме.
Ближе ноги не идут.
— Я приехал, чтобы решить проблему с проживанием. Тебе не место в этой квартире. — Яр отвечает без ноты сомнения в голосе.
Он выглядит совершенно спокойным. На его лице нет ни одной эмоции, по которой я бы могла понять, что именно сейчас чувствует Усольцев.
— Я тоже так думаю, — поддакивает мама. — И тебе, и мне негоже оставаться в малогабаритной двушке. Мне вообще воздух свежий нужен и должный уход. Возраст все-таки!
— Ольга Михайловна, — снисходительно вздыхает Яр, — не вижу проблем. Собирайтесь. Малого разбудите.
Он имеет в виду Матвея? Испытав тревожную волну, прокатившуюся от макушки до кончиков пальцев на ногах, прошу маму отойти «на минуточку».
Завожу ее в ванную и прикрываю дверь.
— Ты продала нас за комфортные условия? Зачем ты впустила Усольцева в квартиру? Разве ты не понимаешь, что нельзя обманывать людей такого уровня? Еще и о Матвее рассказала.
— Успокойся, — хватает с полочки расческу и принимается поправлять мне волосы. — Ярослав не знает, что Матюшка твой сын. Я сказала, что он ребенок твоего старшего брата, который в командировке.
— У меня нет никакого брата! Ты совершила огромную ошибку!
— Доверься мне, я пожила на этом свете и кое-что соображаю. Такой шанс выпадает раз в жизни.
Знала бы я, что так получится, вообще не ложилась спать. А сейчас уже поздно сопротивляться.
Квартиру постепенно заполняют суровые телохранители Усольцева, которые выносят наши вещи, а кажется, что воруют мою жизнь.
Я палец о палец не ударю, чтобы участвовать в этой авантюре. Обо всем хлопочет мама, пытаясь впихнуть в донельзя забитый чемодан еще и набор столовых приборов. Я сижу в комнате и держу на коленях двухгодовалого сына. Молчу.
В какой-то момент ко мне входит Усольцев и приземляется рядом на кровать. Инстинктивно отодвигаюсь подальше. Сынок пфыкает и с интересом разглядывает нового незнакомого дядю. Ярослав ведет себя с ребенком нейтрально. Не брезгует, но и не рассыпается от умиления.
— Пора вам одеваться, — напоминает.
— Не хочу, — шепчу я, прожигая взглядом стену.
— Нужно.
Достает из кармана смартфон и, разблокировав экран, смотрит на время.
Я тоже бросаю мимолетный взгляд на его телефон, но задерживаюсь, видя на заставке фотографию, где Яр нежно обнимает… меня.
Честное слово!
И я, прильнув к груди Усольцева, обнимаю его. Только волосы у меня длиннее и немного отличаются по цвету.
— Это что такое? Фотошоп? — таращусь на мужчину, задышав глубоко и часто.
— Нет, — хмыкает он, не сводя глаз с заставки. — Месяц назад у друзей были. Там и сделали снимок. Не помнишь? Мы любили друг друга, свадьбу планировали. Детей, — на этих словах невольно прижимаю к себе сыночка. — И я правда не понимаю, за что ты так со мной.
Запаздываю с ответом. Что ему сказать? Версий — уйма. Я просто в немыслимом ступоре.
В комнату входит мама, одетая в свое нарядное пальто с лисьим воротником. Я думала, его уже давно моль поела, мать это пальто не доставала, хранила для особых случаев.
— Ярослав Андреевич, вещи упакованы, все готово, — отчитывается, не скрывая незаслуженного счастья.
— Хорошо, — кивает он и встает с кровати. — Жду вас на улице.
Оно изумительное. Сшито по фигуре и украшено тончайшим кружевом с добавлением серебристой нити. В приглушенном свете такое платье будет сиять, словно звезды на небе в ясную ночь.
Опытным взглядом отмечаю — наряд не фабричного производства, а изготовлен вручную очень талантливым мастером. Не знаю, смогла бы я повторить его работу, будь у меня все нужные материалы.
В прошлом, наверное, мне бы не помешала даже земная гравитация взлететь на небо от счастья, если бы Ярослав тогда не исчез из номера отеля, а разбудил меня поцелуем и предложил выйти за него замуж. А потом я, опьяненная любовью, надев это платье, вошла рука об руку с Усольцевым в нашу семейную жизнь.
Жаль, что наши отношения начались неправильно.
У нас не было романтических прогулок, постепенного узнавания друг друга, первых волнующих поцелуев. Яру не пришлось напрягаться, чтобы добиться меня. Он получил все и сразу, о чем я вспоминаю с большой долей раскаяния.
А что творится сейчас — я объяснить не в силах. У меня пока что нет ни одной здравой мысли на этот счет, кроме той, где я не хочу ни за какие блага притворяться Эллой.
Неожиданный стук в дверь заставляет меня вздрогнуть и выйти из-за ширмы.
— Элла Вениаминовна, — на пороге показывается Ираида, — привезли кроватку для ребенка и кое-какие вещи. Можно заносить?
— Да… — растерявшись, киваю.
Женщина дает отмашку.
В комнату заходят охранники. Ставят новую кровать по возрасту Матвея, какие-то коробки. После чего спешно удаляются, а Ираида продолжает стоять.
— Стульчик для кормления в столовой, — отчитывается она. — Обед подается в час. Без изменений.
— Спасибо, но пожалуйста, не называйте меня Эллой Вениаминовной, — когда слышу это обращение, внутри начинается протестующая изжога. — Я Елена.
— Как вам будет угодно, — безучастно ответив, Ираида бесшумно закрывает дверь и уходит.
Матвей сползает с кровати и с любопытством принимается изучать, что принесли.
А мне бы стоило разобрать покупки, однако сейчас никакого желания нет. Сажусь на краешек постели. Я даже не могу на нее лечь и, раскинув руки, расслабиться. Просто зажмуриваюсь и думаю, что с нами будет, когда на Усольцева снизойдет озарение и он поймет, что я не Элла.
Странный треск вынуждает меня открыть глаза и обернуться на звук. Матвей подкрался к окну и, схватившись кулачками за легкую штору, повис на ней, оторвав несколько петелек.
— Сынок! — подскакиваю я и спешу убрать малыша. — Не нужно портить чужие вещи.
Хотя по правде имущество принадлежит родному папе, но я не считаю это уместным. Усольцев прекрасно жил и процветал без нас с Матвеем.
— Ленка! — в комнату ураганом влетает мама. — Вот это у тебя хоромы! Они даже больше, чем у меня!
Стоя возле окна и держа за руку Матвея, я оглядываюсь.
— Не радуйся раньше времени.
— А там что? — находит за ширмой скрытое платье. — Какая роскошь… — оценивающе разглядывает его. — Лена, ты будешь в нем как куколка, точно тебе говорю.
— Даже не мечтай о свадьбе. Я в этом фарсе участвовать не стану.
Мама злится. Приподнятые уголки ее губ стремительно ползут вниз.
— Надо же было выбрать такую непрозорливую гусыню, — шипит.
Удивляюсь:
— А было из кого выбирать?
Она едва заметно дергается и напрягает губы в тонкую линию:
— Я это образно.
— М… — горько ухмыляюсь. — Очень жаль, что я не оправдываю твоих ожиданий.
В порыве расстроенных чувств хватаю одну из рамок с фотографией. На ней изображен Яр где-то на райском курорте. Он по-царски развалился на шезлонге, соблазняя своим спортивным торсом с высеченными кубиками на прессе. А рядом с Усольцевым якобы стою я в красном купальнике и держу в руках коктейль.
— Посмотри! — передаю рамку матери.
Она, едва взглянув на фото, разевает рот. У нее трясутся руки. Еще бы! Не каждый день увидишь свою дочь в компании красавчика-миллиардера.
— Это ты? — ошарашенно шепчет.
— Нет, конечно. Когда бы я успела? Усольцев говорит, что девушка с фото — Элла. Его настоящая невеста. Он думает, что она — это я. Теперь ты понимаешь? Не смей играть на чувствах Ярослава и плести интриги.
— Не может быть… Она… она… — Мама будто не слышит меня, бормоча о своем. — Ох… дурно мне что-то. А дети-то у них есть?
— Насколько я знаю — нет.
Мама вдруг хмурится и слишком резко всучивает мне обратно рамку, словно та отравлена.
— Будем действовать по обстоятельствам, — мрачно заявляет.
— По каким еще обстоятельствам?!
***
К обеду мама надевает велюровое платье, в котором отмечала свой юбилей, и нацепляет на грудь янтарную брошку.
Сидит и усердно прикидывается, что ее не удивляет отсутствие на столе листа с запеченным картофелем и мисок с салатами. В особняке Усольцева ресторанное обслуживание. Здесь не нужно тянуться и самому себе накладывать еду. Специально обученные люди выносят блюда порционно.
Я сижу на банкетке возле стульчика и слежу, чтобы Матвейка чересчур не баловался с едой. В отличие от мамы, я не до такой степени вжилась в роль состоятельной барыни. Мне будет стыдно, если после нас помощницам придется собирать еду с пола.
В кухне работают профессионалы. Детское меню сыну подобрано правильно. Сегодня Матвей кушает слегка подсоленную куриную грудку, макароны и овощи на пару.
— А Ярославчик когда спустится? — интересуется мама, пока определяется, какую для рыбы вилку нужно взять из нескольких предоставленных.
Ираида, что тенью замерла недалеко от стола и молча наблюдала за нами, прокашливается.
— Ярослав Андреевич отлучился по делам. Он крайне редко обедает в особняке.
— Понимаю, — кивает мама, будто на самом деле понимает. — Для нас, значит, постарался. Столько яств приказал наварить!
— Нет, — слегка мотнув головой, Ираида вновь застывает как статуя. — Повара готовят обед каждый день вне зависимости от того, есть в доме кто-то или нет. Еда должна быть на случай, если Ярослав Андреевич посчитает нужным отобедать дома.
На следующее утро я просыпаюсь от странного чувства, будто кто-то пристально на меня смотрит. Ох, мне мерещится Усольцев. Простонав, растираю ладонями глаза, но его образ не исчезает.
— Доброе утро, — голос Ярослава звучит бодро.
— Что ты здесь делаешь? — бормочу в ответ, с запозданием понимая странность своего вопроса.
Вообще-то это его дом, Яр может находиться, где ему захочется.
Усольцев садится на край постели и дотрагивается через одеяло до моей ступни.
— Думал, уже не спишь. Обычно ты вставала раньше.
От ноги, за которую держит Ярослав, медленно расползается какое-то горячее, покалывающее ощущение, напрочь сметающее остатки сна. Дергаю ступней, освобождаясь от прикосновения, и сажусь к изголовью кровати.
Ярослав напрягается и еще несколько секунд держит раскрытую ладонь над тем участком постели, где была моя нога. Шумно выдохнув, сжимает руку в кулак и возвращает на свое колено.
Как же неловко, что Усольцев застал меня в таком виде. Еще долго не прощу себя за то, что не услышала, как он оказался рядом.
В особняке нужно всегда быть начеку, а не сопеть в безмятежной отключке! Я ведь до последнего была настороже, взгляд не сводила с кроватки сына, а потом словно провалилась в темноту.
— Собирайся. Нам нужно съездить в одно место.
— Куда?
— Увидишь. Ты еще не расположена ко мне, так что не стану тебя смущать. Подожду в гостиной.
Кажется, Ярослава задела моя реакция на его безобидный жест. Усольцев встает с постели.
— Нужно время, чтобы собрать и накормить Матвея, — спохватываюсь я.
— Не буди ребенка. Он останется в доме с Ольгой Михайловной. — Предложение Яра больше похоже не приказ, я невольно хмурюсь. — Не доверяешь матери?
Ей-то я верю, чего не скажешь об остальных людях в огромном особняке.
Не дождавшись ответа, Усольцев разворачивается и шагает из комнаты, но, открыв дверь, замирает у порога, чуть не столкнувшись с моей матерью.
— А вот и вы, — без особого энтузиазма говорит маме, — легки на помине.
— Ой, Ярослав Андреевич! — заливается соловьем. — Какая приятная и неожиданная встреча! Доброе утро, благодетель вы наш! Здоровья, счастья, удачи во всех делах. — Усольцев не слушает ее пламенную речь, а, тактично кивнув, выходит из комнаты. Но мама продолжает льстить ему вслед: — Пусть жизненный путь ваш будет светлым! — Высказав пожелания, проскальзывает ко мне в комнату и плотно закрывает за собой дверь. — Ленка, хватит валяться! Поднимайся живее. Тебе же Ярославчик сказал собираться!
— Ты подслушивала?!
— Конечно, — с гордостью заявляет она. — Я же не могу пустить все на самотек. С такой дочерью, как ты, каши не сваришь. Самой приходится рулить!
От ее возгласов просыпается Матвей, кряхтит в кроватке. Посмотрев на мать с укоризной, я все же встаю.
— А может, ты в курсе, куда именно мы поедем с Ярославом?
— Он будет делать тебе предложение руки и сердца — ясно же как божий день! И только попробуй отказаться.
— С чего ты взяла, что будет предложение?
— Это же логично. Я слышала, как Ярославчик с кем-то говорил по телефону о вашей свадьбе, значит, сначала должно быть предложение.
— Просто «чудесно», когда рядом есть люди, которые знают, как лучше мне жить!
Склоняюсь над кроваткой сына и целую его в нежную щечку. Золотко мое.
— Кто знает, как лучше жить?
— Да вы с Усольцевым. Из вас получается неплохой тандем…
Пока я умываюсь и чищу зубы, мать суетится и переживает, будто это ее хочет взять в жены миллиардер.
Я же от поездки ничего хорошего не жду. Мне бы схватиться за голову и спрятаться ото всех в укромном уголке.
Но разве мама такое позволит…
Надеваю облегающее бежевое платье из мягкой ткани не из соображений произвести впечатление на Усольцева и соблазнить его своей фигурой. Это единственная вещь, которую не нужно отпаривать утюгом, достав из чемодана. Ткань не мнется.
— А ну-ка стоять, — налетает мама, держа наготове флакон своих духов, и щедро обрызгивает меня.
Капли попадают на волосы, плечи, грудь. Закрадываются в ноздри и рот, раскрываясь на языке тяжелыми, приторно-сладкими нотами.
— Фу…
— Не фукай. Женщина должна благоухать. На-ка, еще губы накрась, — тычет едва ли не в лицо своей малиновой помадой.
— Избавь меня хотя бы от помады, — отмахиваюсь.
— Мам. Ма-ма-а… — зовет Матвейка, встав в кровати, придерживаясь за борта.
— Некогда мамке, — шипит моя мать и выталкивает меня из комнаты. — Пусть сначала с отцом отношения наладит, а уж потом мы с тобой, внучок, как сыр в масле покатаемся.
Захлопывает перед самым носом дверь. Прорычав от расстройства, ударяю рукой по двери.
— Елена, какие-то проблемы? — женский голос застает врасплох.
Обернувшись, замечаю в конце длинного коридора Ираиду.
— Нет, полный порядок, — отхожу от комнаты. Не хочется позориться. — А где Ярослав?
— Дожидается вас внизу.
— Спасибо.
Опустив голову, торопливо прохожу мимо Ираиды.
Усольцев, расположившись на большом кожаном диване, скрашивает свое ожидание чашкой ароматного кофе. Увидев меня, сразу же встает.
— Готова?
— Вроде бы… да.
— Хорошо.
В просторной гардеробной квадратов на тридцать Ярослав подводит меня к длинной штанге, на которой висит целый ряд шуб из разного меха и разной расцветки. Интуиция подсказывает — шубы носила Элла, хоть и выглядят они безупречно.
— Какую наденешь сегодня? — интересуется Яр.
Он, кажется, готов поухаживать за мной.
Нахожу взглядом свою куртку, задвинутую подальше от шикарных мехов.
— Пожалуй, куртку. В ней как-то привычнее, — пытаюсь быть непринужденной, но даю понять Усольцеву, что подражать Элле и сегодня тоже я не буду.
На что Яр лишь стискивает челюсть.
— Ладно, — он вроде соглашается, но не от чистого сердца.
Глянцевый внедорожник, припаркованный во дворе, сияет в утренних лучах солнца. Рядом с ним топчется водитель, ждет нас, а заодно прогревает машину.
Сажусь в машину на заднее сиденье. Ярослав рядом со мной. Автомобиль плавно трогается, увозя нас все дальше от особняка.
По привычке тянусь к плечу, чтобы взять сумку и поставить ее на колени, но мои пальцы загребают лишь воздух. Мама совершенно сбила меня с толка. По ее вине я забыла сумочку, а вместе с ней телефон, документы и карточки…
— Я оставила сумку, — разрываю тишину, повисшую в салоне.
Усольцев будто этого и ждет — когда заговорю. Он расслабленно выдыхает, кладет руку мне за голову на спинку сиденья и поворачивается.
— Она тебе не понадобится. Тем более мы едем ненадолго.
Ненадолго — слегка обнадеживает.
— Так куда ты меня везешь?
Должно быть, в ресторан, если Яр действительно хочет сделать предложение. Это классическое место. А вообще вариантов много — зависит от настроения и фантазии Ярослава.
— Узнаешь, но поверь, пожалуйста, что все, что я сейчас делаю, это исключительно для твоего блага. Я очень сильно тебя люблю и вреда точно не смогу причинить.
Он, выразительно посмотрев мне прямо в глаза, вдруг опускает взгляд на мои руки. Берет правую в свою теплую сухую ладонь и поглаживает большим пальцем. Он делает это слишком приятно и нежно.
Воспоминания о нашей единственной ночи вновь закрадываются в голову, как незваные гости. Это была самая большая ошибка в моей жизни. Но в тот короткий миг до рассвета в объятиях Яра я чувствовала себя самой желанной девушкой на планете. Я была по-настоящему счастлива…
Становится очень волнительно, меня бросает в жар, румянятся щеки. Осторожно забираю руку из его захвата, расстегиваю куртку, чтобы хоть немного остудиться.
Яр наклоняется к моему лицу. Его горячий шепот задевает мою кожу:
— Я тебя смутил?
— Да, — говорю без лукавства.
— Прости, — он задевает кончиком носа волосы на моей голове и глубоко вдыхает. — М… какие у тебя духи… запоминающиеся.
И тактично отстраняется.
Я хотела остыть, но меня захлестывает второй обжигающей волной. Спешно застегиваю курточку обратно, понимая — удушающий аромат стал распространяться по салону.
Я ведь не могу признаться Усольцеву, что это мама с каким-то демоническим усердием собирала меня на встречу с миллиардером. Разве что щеки свеклой не натерла и косу искусственную не приклеила.
Водитель притормаживает у шлагбаума. Ограждение поднимается, и мы медленно въезжаем на закрытую территорию.
Выглянув в окно, похожего на ресторан здания я не обнаруживаю. Впереди виднеется медицинское учреждение.
— Ты болен? — испугавшись, поворачиваюсь к Усольцеву.
— Нет. Нам нужно поговорить с одним человеком. Я ему доверяю.
Молчаливый водитель выходит из машины и открывает дверь сначала Ярославу, потом мне.
В подобных местах чувствую себя неуютно, но храбрюсь.
Яр ведет меня по дорожке за это здание. На задворках вижу еще одно строение, не уступающее масштабами первому.
Однако мои ноги словно врастают в землю. Останавливаюсь на полпути, прочитав вывеску над входом в здание: «Отделение психиатрии».
Степень негодования, если не злости, ползет во мне вверх, как ртуть в градуснике.
— То есть из нас двоих с «приветом» я?! — выпаливаю Яру, догадавшись, зачем он меня сюда привез.
— Нет-нет, — пытается успокоить, тоже остановившись. — Я ни в коем случае не считаю тебя сумасшедшей. Мне просто волнительно за твое здоровье. Обещаю, это будет просто разговор с одним моим хорошим знакомым.
— Хорошим знакомым, да? — вторю я возмущенно. — Значит, ты здесь постоянный посетитель?
А впрочем, долю оптимизма я все-таки нахожу в этой ситуации. Пусть лекарь душ и на Усольцева посмотрит.
Похоже, Ярослав все организовал заранее и, скорее всего, прием будет конфиденциальным, ведь, оказавшись внутри здания, Усольцев игнорирует регистратуру и ведет меня прямиком к лифту.
Поднимаемся сразу на четвертый этаж.
Когда серебристые дверки лифта разъезжаются в стороны, попадаем в длинный белоснежный коридор. Яр безошибочно находит нужный кабинет и, постучав в дверь, заходит и меня за собой тащит.
— Здравствуйте, Ярослав Андреевич, — приветствует доктор лет пятидесяти. Он сидит возле окна за столом. Указывает рукой на кресло, стоящее с противоположной стороны стола. — Садитесь, пожалуйста, — это он мне говорит. Даже так… Хорошо. Потом доктор вновь поднимает взгляд на Усольцева. — Нужны документы пациентки.
— Игорь Сергеевич, — голос Ярослава звучит грубовато, — мы же договаривались — посещение должно быть неофициальным.
— Да, но мне нужно хотя бы знать, с той ли я буду вести прием.
— Я забыла сумочку с документами дома, — вклиниваюсь в разговор мужчин.
И тут меня словно осеняет, правда, с запозданием. Паспорт. Я покажу Усольцеву свой паспорт!
Тяжелая ладонь Ярослава внезапно ложится на мое плечо.
— Я взял, — через расстегнутое пальто свободной рукой он достает из кармана пиджака документы и передает доктору.
Раскрыв корочку, тот кивает, а вот меня начинают терзать смутные сомнения — обложка на паспорте лилового цвета, а на моем прозрачная.
— Можно на секундочку? — протягиваю руку доктору, прося документ.
Посмотрев в паспорт, чувствую, что волосы на голове будто зашевелились. Там снова эта Элла с моим лицом! А документики вроде настоящие, серия и номер — все есть.
Поскольку я сижу в кабинете психиатра, волю эмоциям не даю, спокойно дожидаюсь, пока Ярослав выйдет, и лишь потом пытаюсь деликатно донести до специалиста проблему. Я рассказываю, что миллиардер спутал меня с другой.
— Понимаю, — кивает доктор. — А теперь ответьте, пожалуйста, какой сейчас год, календарный месяц?
Вот этого я и боялась…
Он не принимает мои слова всерьез.
Откидываюсь на спинку кресла и отвечаю на вопросы. Их достаточно много, но все они банальные. Потом доктор показывает мне таблички с какими-то кляксами и просит сказать, что изображено на них.
— Вижу, тебе эта встреча сильно подпортила настроение, — не оставляет без внимания мое рассерженное выражение лица Яр, когда мы выходим из отделения. — Предлагаю пообедать в ресторане, я постараюсь загладить свою вину.
Зато Усольцев в приподнятом расположении духа, новость, что я не свихнулась, без сомнения, его обрадовала.
— Оставьте, Ярослав Андреевич, обеды для кого-нибудь другого! Я хочу вернуться домой , — сторонюсь. — И, к вашему сведению, сегодня я пропустила работу. А у меня, между прочим, тоже бизнес. И я не хочу его лишиться.
Конечно, я преувеличиваю, называя крошечное ателье таким громким словом — бизнес. Вот у Усольцева да, бизнес, паутиной расползшийся по многим городам нашей страны и за ее пределами.
Но я так сказала, чтобы Ярослав не думал, что я ничего не значащая бедная швея. У меня есть свое дело, которое я начинала с нуля и горжусь им.
Он подводит меня к внедорожнику.
— Сколько ты зарабатывала? — интересуется с плохо скрываемой иронией. — Я заплачу вдвое больше за то, что ты сейчас рядом со мной.
— А я не продаюсь! — пронзительно посмотрев ему в глаза, сажусь в машину. — Я хочу жить свою жизнь.
На что Яр лишь хлопает дверью.
Дорога до особняка получается молчаливой и напряженной. Усольцев залипает в смартфоне. Мой телефон остался дома, потому, отвернувшись к окошку, разглядываю город и размышляю над перспективами.
Едва паркуемся во дворе особняка, не дожидаюсь, когда водитель откроет дверь, сама выхожу из автомобиля и быстрым шагом направляюсь в дом. Зайдя в прихожую, вижу охранников, которые тягают какие-то коробки. Заподозрив неладное, взмываю по лестнице на второй этаж и встречаю Ираиду.
— Что здесь происходит? — слегка запыхавшись, спрашиваю женщину.
— Ольга Михайловна пожелала изменить комнату под свой исключительный вкус, — отвечает она, пряча недовольство за стиснутыми зубами.
Что мама делает?! Да мы вообще в этом особняке на птичьих правах! И я даже не берусь прогнозировать, чем обернется проживание с Усольцевым!
Пребывая в немыслимом шоке, от которого волосы на моей голове вот-вот встанут дыбом, спешу в спальню матери.
Застыв перед настежь распахнутой дверью, замечаю, что на дизайнерской кровати были закреплены деревянные балки, совершенно не подходящие под интерьер. А сейчас на них вешают шелковый балдахин с кокетливыми кисточками.
Другие мужчины сверлят в стенах дыры, чтобы повесить реплики картин знаменитых художников. На полу лежит чудовищно-пошлый ковер под имитацию шкуры тигра. Вместо воздушной тюли на окнах теперь гобеленовые бордовые с золотом портьеры.
Мама в своем юбилейно-велюровом платье стоит посреди комнаты и руководит процессом, уперев руки в бока.
— Мама! — окрикнув ее, влетаю в спальню.
Она вздрагивает, но, обернувшись, гордо поднимает голову.
— Вернулась, Лен?
Пытаюсь найти в ее глазах хотя бы капельку здравого мышления.
— Что ты творишь?!
Я успела оценить масштабы преображения комнаты и понять — платить за все будет Усольцев.
— Я спросила у Ираиды, — вскидывается она. — Экономка дала добро. Сказала, Ярославчик не против.
— А если он передумает и стребует обратно потраченные средства? Ты об этом подумала? Как ты будешь их отдавать?
Мама поджимает губы.
— Не стребует, если будешь слушаться меня.
Меня трясет. Еще раз осматриваю хаос, что учинила мать, и не замечаю среди него самого важного для меня человечка, которого я оставила на маму.
— А где Матвей?
— Матвей? — растерянно ахает. — Да тут вроде бегал…
— Ты что, о нем забыла?! Как ты могла?! — Берусь за голову, быстро обходя комнату.
— Никуда он не денется, — даже теперь отказывается признавать вину. — Под кровать, наверное, забрался.
В спальне сына нет. Выбегаю в коридор и там почти натыкаюсь на подоспевшего Ярослава.
— А маменька, в отличие от тебя, прекрасно обосновалась в доме, — приподнимает уголок губ.
— Ай! — отмахиваюсь. — Не напоминай, пожалуйста!
Иду по коридору.
Усольцев следует за мной.
— Что случилось?— спрашивает он.
— Мама проворонила собственного внука! — вскрикиваю я, не оборачиваясь.
Вижу впереди приоткрытую дверь в ванную. Заглянув туда, выдыхаю. Нашелся, слава богу.
Матвейка стоит возле унитаза и держит над ним флакончик с санитайзером для рук.
— Бух? — спрашивает малыш, глядя на меня.
— Нет, солнышко, — замотав головой, осторожно подкрадываюсь к нему. — Не надо бросать.
— А вот и потеряшка, — подходит к ванной Усольцев.
Я смотрю в унитаз, а он уже полный… Там бутылочка с жидким мылом, крем для рук, флакон туалетной воды и даже маленький стеклянный ароматизатор.
Не успеваю забрать санитайзер. Матвей отправляет его в компанию к остальным ванным принадлежностям и оглядывается на Усольцева. Оттопырив большой палец, поднимает ручку вверх, показывая Ярославу, мол, круто же у меня получилось?
— Ага, супер, — недовольно кривится Усольцев, скрещивая руки на груди.
— Я все сейчас достану и вымою, — виновато пожимаю плечами.
— Не утруждайся. Скажи Ираиде, чтобы заменила испорченные предметы. И прошу впредь внимательно следить за своим племянником, — посмотрев на меня, опускает взгляд на Матвейку. — Невоспитанный.
Оттолкнувшись от дверного косяка, Ярослав уходит.
Он же совсем не понимает, кто такой двухгодовалый ребенок. Смотрел презрительно. Усольцев, наверное, думает, что в этом возрасте дети должны изъясняться на трех языках, чертить параболы, а вечерами писать диссертации. Отдавать полный отчет своим действиям и ходить в доме по струнке, чтобы случайно ничего не задеть.
Зато у Матвея есть я — бесконечно любящая мама. И нам замечательно вдвоем без таких вот придирчивых отцов.
К вечеру эмоции, кипевшие у меня в душе, постепенно стихают. Я была так рассержена на маму и Усольцева.
Уложив Матвейку спать, достаю из сумки паспорт.
— С чего ты это взяла? — садится в постели.
— Ты отдала охранникам Усольцева мою расческу. Ярослав взял из нее волосы и отвез в лабораторию. Эксперты сравнили мое ДНК и Эллы. Они совпали. Такое возможно лишь в одном случае — если мы близнецы. А ты моя мать, так что потрудись объяснить, как это получилось. Ты ведь моя мама?
Мои мозги уже бурлят, как закипающая на плите солянка. Я столько думала насчет себя и Эллы, сопоставляла варианты. Мы и впрямь на одно лицо.
— Не было никакой сестры! — шипит мать. — Что попало выдумываешь. Ты моя единственная и любимая дочь.
— Твоя?— вопрос сам слетает с моих губ.
— Конечно, глаза раскрой и посмотри, кого перед собой видишь.
Уф… меня затрясло. Зачем я спросила? Если сравнить фотографию мамы в молодости и мою, то общие черты у нас есть. Например, глаза, фигура, природный цвет волос. Просто я на эмоциях засомневалась.
— А Элла? Она ведь точная копия меня.
Мама будто чернеет:
— Это все от Лукавого. Точно тебе говорю.
— Ну что за бред ты мелешь? — Сажусь к ней на кровать и снижаю градус напора. — Мамочка, ты очень поможешь, если скажешь, как все было. Может, ты была беременная нами двумя, а с моей сестричкой что-то случилось? Признайся, пожалуйста. Тебе сказали, что она умерла? Или забрали? Усольцев заявил, что ее родители якобы певица и академик, правда, они уже умерли. Может быть, они ее удочерили?
— Замолчи! — вскрикнув, отбрасывает одеяло и слишком бодро для своих лет подскакивает с кровати. — В наше время медицина была лучше, никто у меня не умирал! И ребенка не отбирал! Заладила: сестра, сестра! Ты должна думать в первую очередь о себе, а не о какой-то Элле!
— Но Ярослав ее любит.
— Прямо-таки изнемог от любви, раз не отличает тебя от той девки! Чем тебе Ярославчик негож? Косой, противный? Нет. Богатый, красавец, здоровый. В дом жить привез, а ты отбрыкиваешься. Если на себя наплевать — подумай о сыне. Ты хочешь, чтобы Матвей получил достойное образование? Жил в хоромах, ни в чем не нуждался? — Подлетев ко мне, вдруг тычет в лицо дулей. — А хрен ему будет на блюде, потому что у него вот такая бестолковая мать! В ПТУ на механика учиться пойдет, чтобы чинить иномарки детям той проклятой Эллы. Ты этого хочешь своему ребенку, да? Я даже помереть спокойно не могу — жалко оставлять внука на тебя!
Легонько шлепаю ее по запястью, уворачиваясь от показной фиги.
— То есть Эллу ты не признаешь?
— Да пропади она пропадом! Ты сейчас должна руками и ногами вцепиться в Ярославчика, а не дурацкие расследования вести. Молчи, Ленка, молчи о той девчонке и лишний раз не напоминай Усольцеву.
Я ни на грамм не поверила матери, но некоторые ее слова заставляют задуматься.
А правильно ли растить сына вдали от отца? Раньше таких мыслей у меня не возникало, потому что я искренне считала, что с Усольцевым мы больше никогда не встретимся. Но сейчас я живу в его доме.
Тайну я бы могла хранить, но кто гарантирует, что в будущем, когда сын станет взрослым и крепким, он не узнает о настоящем отце? В жизни бывает разное… Я на собственной шкуре в этом убедилась.
Простит ли меня Матвей за столь эгоистичный поступок? Как я буду смотреть в глаза сыну? А то, что мама говорила о любви?
Я считаю, любимого человека невозможно ни с кем перепутать, даже если перед тобой стоит точная копия. Все равно запах, манера речи, какие-нибудь неосознанные жесты нас должны отличать. Но Ярослав, повстречавшись со мной, словно ослеп и оглох, впился железной хваткой и наотрез отказывается отпускать. Так ли сильно он любил Эллу, как говорит?
— На этот счет можешь не переживать, мама, — горько признаюсь. — Я согласилась выйти за Усольцева замуж…
Ее лицо вмиг засияло.
— Ну слава богу!
— Не потому, что ты просила.
Наклонившись, она лезет обниматься. Я позволяю — все-таки мама, но, к огромному сожалению, больше не чувствую от ее прикосновений былого тепла. Что-то между нами изменилось за это короткое время. Я испытываю лишь разочарование.
— Леночка, детонька, не рассказывай Ярославчику вот эти глупости о близнецах, умоляю тебя, — просит мать. — Пусть все тянется своим чередом. Я сама о вас позабочусь.
Боюсь, как бы эта ложь не обернулась всем во вред.
Сторону матери я не принимаю.
Выпутавшись из ее рук, возвращаюсь к себе в комнату.
Усольцев должен знать, что мы с Эллой можем быть близнецами. Но ломиться к нему в спальню, как в мамину, все же не решаюсь.
Рухнув на кровать, дожидаюсь более позднего часа, неотрывно рассматривая кроватку, где спит Матвейка. Усталость и эмоциональная истощенность дают о себе знать — вроде бы на секундочку закрываю глаза и не замечаю, как проваливаюсь в сон.
Вздрагиваю от стука в дверь. За окном уже светит солнце.
— Доброе утро, Елена, — ко мне входит Ираида, держа розовый бумажный пакет. — Ярослав Андреевич приказал передать вам с наилучшими пожеланиями, — ставит пакет на комод. — Завтрак подан. Спускайтесь, будьте добры. — Она удаляется.
Разбито поднимаюсь с кровати, стараясь передвигаться бесшумно — Матвей еще спит. В пакете шесть флаконов духов разных брендов. Кажется, миллиардер не оценил томного аромата, которым щедро залила меня мама…
Наспех освежившись, хочу отпоить себя чашкой крепкого кофе — нужно простимулировать свой уставший рассудок. Переодеваюсь в удобные джинсы и белую футболку.
На первом этаже за столом завтракает Усольцев. Он одет в деловой костюм и рубашку — наверное, выпив кофе, уедет на работу. Компанию ему составляет мать, наряженная в цветастую блузку и длинную расклешенную юбку. Догадываюсь, что после моего визита мама уже уснуть не смогла и сейчас переживает за свое положение. Между ними завязывается разговор.
— У дочечки моей, кровиночки, такое красивое подвенечное платье, — восторгается мать, — я аж чуть не расплакалась, насколько же оно изумительное! На свадьбе много народа будет?
День свадьбы
Кредо Усольцева: вижу цель — не вижу препятствий. На этот раз его главной целью оказалась я. И никакие мои слова не смогли повлиять на его решение.
Одним вечером мы немного повздорили, я снова говорила, что мне нужно на работу хотя бы для того, чтобы платить аренду за помещение для ателье. У Яра впервые сдали нервы…
Он не стал, как обычно, спокойно выслушивать мои слова, а разозлился. Я видела в его глазах огонь и гнев. Его разозлило мое настойчивое желание продолжать работать портнихой. Яр накричал на меня и вылетел из дома.
Вернулся затемно и бросил мне на постель несколько документов. Из них я узнала, что Ярослав Андреевич выкупил все цокольное помещение и теперь он мой арендодатель.
В эту же ночь все мои скромные надежды восстановить справедливость рухнули, как карточный домик.
А сегодня я выхожу за Усольцева замуж…
Вчера Яр уехал в одну из элитных городских саун отмечать мальчишник со своими дружками, но клятвенно заверял не волноваться — ведь его глаза видят только меня. Парни будут кутить чисто мужской компанией и обсуждать насущные дела...
Мы встретимся с Ярославом только на свадьбе. Регистрация будет выездной в одном из закрытых загородных комплексов. Там же пройдет и банкет.
Я в белом кружевном белье, чулках на подвязках и шелковом халате стою возле лестницы на втором этаже, облокотившись на перила.
С высоты наблюдаю, как Ираида открывает парадную дверь, впуская двух самых близких подружек невесты, которых я вижу впервые. Нужно идти в спальню и начинать собираться, стилист уже два раза позвал, а у меня нет ни стимула, ни желания.
Блондинка и брюнетка, радостно переговариваясь, снимают изысканные шубки. Одеты в одинаковые атласные платья нежно-оливкового цвета.
Брюнетка поднимает голову, замечает меня и приветливо машет рукой. В этой женщине я узнаю модного дизайнера Веру Борн. Стоимость ее платьев начинается от миллиона и до бесконечности. Она крутая и популярная. Неудивительно, что она вхожа в особняк Усольцева. Яр знает, с кем выгодно дружить.
Натянув улыбку и помахав в ответ, я отталкиваюсь от перил и плетусь в свою комнату.
— Елена, наконец-то! — уже нервничает стилист и указывает мне на бархатный пуф возле туалетного столика. — Поторопитесь. Времени в обрез!
Приземляюсь на пуф, а стилист принимается вылепливать из меня достойную господина Усольцева Галатею, разделяя волосы на рядки и закрепляя заколки с длинными натуральными прядями, которые, вероятнее всего, будет накручивать на плойку, чтобы скрыть переход.
Мой сынок катает новую машинку по полу и что-то приговаривает себе под нос. Этим утром Матвейка на удивление спокойный, будто чувствует, как у меня в груди горит сердце и не хочет добавлять масла в огонь. Дверь в спальню открывается, и на пороге появляются подружки.
— Привет, Элла, как же я рада! — говорит Вера и поправляется: — То есть Лена.
Кажется, Усольцев успел провести беседу с ними. Спасибо что хотя бы велел обращаться ко мне по настоящему имени.
Видеть Веру вживую так непривычно. Ее спутница с пронзительным цветом глаз, как у Усольцева, осторожно щипает подругу за локоть.
Блондинка шагает ближе и, наклонившись, смотрит мне в глаза с такой жалостью… будто я сирая… или слабоумная.
— Ты меня не помнишь? — осторожно спрашивает.
— Понятия не имею, кто вы, — отвечаю.
— Я Марика, родная сестра Ярослава. Мы с тобой дружили, пока ты не пропала и не потеряла память. Хочешь быть Леной — будь ей, только поправляйся скорее…
— Я не больна, это вокруг меня сплошная психушка, — хмыкаю. Марика ошарашенно округляет свои большие васильковые глазища. — Простите, — выдыхаю, — я просто нервничаю.
— Ничего страшного! — выпрямляется она и поднимает ладони в мирном жесте.
— Мам…ма-ма-а-а, — зовет Матвейка, от чего я вздрагиваю, рискуя быть обожженной плойкой.
Женщины замечают малыша.
— Это твой сын? — удивленно спрашивает Марика, медленно подходя к Матвею.
— Нет… племянник, — к стыду перед собственным ребенком, отвечаю я.
Марика присаживается возле Матвея на корточки, с интересом разглядывая его, а сынок смотрит на новую тетку.
— Почему он называет тебя мамой?
У меня вспыхивает лицо.
— Нет у него матери, только отец. А сейчас он в длительной командировке. Вот Матвей и зовет меня мамой…
— Поразительно, — ахает сестра Усольцева, — если бы ты не сказала, я могла подумать, что вы с Яром успели родить ребенка и скрывали его от нас. Он почему-то так похож на моего брата в детстве.
— Не выдумывайте, пожалуйста, Марика, — деликатно осекаю ее. — Вы, наверное, слишком любите Ярослава Андреевича, раз видите его черты лица во всех.
— Или я не выспалась, — игриво потрепав за макушку Матвея, она встает и возвращается ко мне.
Уф, вроде пронесло.
Я вынужденно закрываю глаза, пока стилист делает мне макияж, а когда вновь смотрю на себя, вижу в зеркальном отражении восхитительную девушку. Мне подчеркнули карие с зеленым глаза, выровняли тон кожи. А с длинными волосами мне оказывается очень хорошо. И зачем я их все время состригала?
— Платье я помогу тебе надеть, — подключается Вера. — Там очень хитрые и хрупкие застежки.
— Так это ваше платье? — спрашиваю я. — Оно безупречное…
— Спасибо.
Когда сборы заканчиваются, к нам в комнату залетает мама.
Признаться, я уже успела подумать, что она забыла о существовании дочери и внука, едва заполучив золотую карту Усольцева. За три дня до свадьбы она уезжала рано утром то в магазин, то в салон красоты, то к косметологу, со всем усердием готовясь к предстоящему торжеству.
Когда-то ее каштановые волосы с проседью, подрезанные под каре в эконом-парикмахерской, теперь выкрашены в жгуче-черный цвет. Длину мама тоже изменила, сделав короткую модельную стрижку явно не у Люськи, а у грамотного мастера.
Сегодня на ней дорогущий твидовый костюм. Кольца Венеры на шее спрятаны под намотанной нитью жемчуга. Я не узнаю мать за маской яркого макияжа. В ее ушах сияют прозрачные камни, и я искренне надеюсь, что мать не обнаглела до такой степени, чтобы купить бриллианты.
Я только охнуть успеваю, как Усольцев подхватывает меня за талию и одним выверенным движением подтягивает к себе. Это получается у него так ловко, что у меня возникает чувство, будто Ярослав лишь этим и занимается — стискивает в объятьях девушек. Он склоняется к моему лицу очень близко. Его свежее дыхание задевает мои щеки, губы…
Отмерев от первого шока, прикрываю наши лица от посторонних глаз букетом.
— Я не буду с тобой целоваться, — тихонько шиплю.
— Значит, характер свой решила показать? — он принимает протест за вызов. — Что ж… сейчас я уступлю. Все равно у нас впереди еще целая брачная ночь. Я снял для нас дом.
— Нет. Когда это показное выступление закончится, мы вернемся в особняк и разойдемся каждый по своим комнатам.
— Посмотрим. — Он полностью уверен в себе.
— Посмотрим… — А вот я не очень.
— Посмотрим!
Аплодисменты и свисты гостей оглушают.
Где-то за спиной слышу рыдания матери. От счастья. Наконец-то ей удалось передать свою «непутевую» дочь в надежные богатые руки, а заодно и свою старость устроить.
После официальной части координатор приглашает всех пройти в банкетный зал.
Там я вижу еще более просторное помещение. В нем расставлены круглые столики для гостей. Есть и длинный стол для фуршета, где преимущественно легкие закуски и шоколадные фонтаны.
Поодаль на подсвеченном диодами подиуме расположен стол для нас — жениха и невесты. Хотя, наверное, правильнее будет сказать мужа и жены.
А если этот невероятный обман затянется еще, то совсем скоро я вообще стану Усольцевой Еленой Сергеевной. Делов-то? Документы только поменять…
Какие-то люди подходят ко мне, поздравляют, обнимают, дарят цветы.
Марика сначала заключает в объятия брата. Моя мать пробивается сквозь толпу и тоже кидается к Ярославу.
Потом наступает долгожданная пауза, где я хоть немного могу выдохнуть. Мы с Яром сидим за своим столом. Гости тоже рассаживаются. Официанты уходят в кухню, чтобы вынести первые блюда.
— А мать твоя, похоже, со вчерашнего вечера ничего не ела, — смеется Яр, кивая на фуршетный стол.
Она и впрямь ведет себя так, будто слаще морковки в жизни ничего не пробовала, а сейчас дорвалась до нормальной еды. Мечется вдоль стола и запихивает в свой рот все подряд. Мне даже немного стыдно за нее становится.
Возле мамы заскучал Матвей. Он растерянно вертится по сторонам — столько новых людей вокруг. Через секунду наши взгляды с сыном встречаются.
Он бросает на пол дольку яблока, которую всучила ему бабушка, и через весь зал бежит ко мне.
Ольга Михайловна не успевает придержать внука, потому что ее руки заняты тарталетками.
Я встаю из-за стола.
Сынок, взобравшись по ступенькам, оказывается на подиуме.
— Мама, — вполголоса говорит Матвей.
В ресторане фоном играет музыка, вряд ли лишние люди смогут услышать это обращение, а вот Ярослав…
— Почему он называет тебя матерью?
От подозрительного тона Усольцева у меня по рукам ползут мурашки. Я старалась всячески оградить Матвея от Яра, пока мы живем под одной крышей. Впрочем, и сам Ярослав никакого интереса к ребенку не проявлял.
— Он… маленький еще… У Матвейки нет настоящей мамы. Ее заменяю я.
— Даже так?
Наверное, Усольцеву это не очень понравится, но я беру Матвея на руки и иду обратно за стол. Усаживаю малыша на колени. Да, я была абсолютно права, по взгляду Яра понимаю — он не в восторге. Но мне на это наплевать. Я слишком люблю сына. И он посидит здесь, раз соскучился по мне!
— Матвей башмаками пачкает тебе платье, — кивает на мой белый подол Усольцев.
— Ничего страшного. Стряхну пятна салфеткой, — и демонстративно отворачиваюсь к сыну. — Что ты хочешь?
— Фе, — он морщит носик и указывает пальчиком на Ярослава.
Тот вскидывается:
— И как это понимать?
А вот я догадываюсь, почему сыну так не нравится физиономия его папаши.
— Ты не побрился. Матвей думает, что у тебя грязное лицо.
Хихикнув, вновь становлюсь серьезной и сдавливаю улыбку, едва посмотрев на недовольное лицо Усольцева.
Яр склоняется к сыну и позволяет ему дотронуться до своей колючей щеки.
— Ого! — удивляется Матвей, совершив для себя очередное открытие — не у всех людей гладкая кожа на щеках, как у него и его мамы.
— Вот тебе и ого, — кивает Яр малышу. — У тебя тоже так будет лет через двадцать.
Усольцев смотрит на Матвейку неотрывно, а у меня сердце будто замедляет ритм.
Интересно, заметил ли Ярослав внешние сходства между ним и сыном? Хотя цвет глаз малышу достался мой, зато светлые волосики у него от папы...
Эх, наверное, Усольцев не столь придирчив к мелочам или его мысли настроены не на ребенка, а заняты чем-то другим более важным для миллиардера, раз он, скользнув взглядом по сыну, безучастно отворачивается. Берет бокал с ледяной водой, чтобы промочить горло.
— Лен, — на подиум взбирается мать, — отведу Матвея в детскую комнату, а то программа вечера скоро начнется. Ребенок будет мешать.
— Он мне ничем не помешает, — крепче обнимаю малыша.
— Действительно, — впервые с мамой соглашается Яр. — Пусть резвится в своей возрастной компании. Матвею с ребятней будет интереснее. А ты в перерывах за ним наблюдай.
Как же не хочется отпускать своего милого сыночка. Ласково погладив его по головке, спрашиваю:
— Пойдешь знакомиться с новыми друзьями?
— Да! — кивает мой крепыш.
— Хорошо, тогда бабушка тебя отведет.
Ссаживаю Матвея с колен. Он топает к бабульке и послушно берет ее за руку. На мгновенье обернувшись ко мне, машет.
— Мы не прощаемся, солнышко! — говорю я. — Скоро я к тебе приду или ты ко мне, если соскучишься.
— Ага.
Вечер продолжается.
И я не отмечаю, что муж переполнен счастьем, оно не плещется в нем, как вода в фонтане. Ярослав ведет себя сдержанно, терпеливо позирует перед фотографами, закинув руку на спинку моего кресла. То и дело уходит, чтобы поговорить с какими-то серьезными людьми в дорогих костюмах. Догадываюсь, что они его партнеры по бизнесу.
— Спасибо, Ярослав Андреевич, — голос Георга звучит как эхо из ада.
Ох, если бы ко мне подкатил такой двухметровый верзила с переломанным и заново сросшимся носом, я бы, наверное, упала под стол от ужаса и больше никогда не встала.
Зато Усольцев… в его взгляде явно что-то изменилось. Появилась чертовщинка. Он будто заново захотел жить после услышанного.
— Любимая, перестать киснуть, идем танцевать, — неожиданно он встает из-за стола и протягивает мне руку.
— Да я не очень, — бормочу, пытаясь отказаться.
— У нас свадьба, а ты весь вечер сидишь с лицом, как на поминках!
Ты вообще-то тоже так же выглядел, еще несколько минут назад...
Вкладываю руку в его теплую ладонь и встаю.
Ди-джей, едва заметив нас, тут же меняет зажигательный трек на нежную романтическую мелодию. Свет в зале становится приглушенным. Усольцев выводит меня в самый центр и скользит рукой по моей талии.
Ух! Странные ощущения, до дрожи непривычные возникают во мне, когда Яр в танце прижимает меня к себе. Его движения легкие, похожие на вальс, где танец ведет мужчина, а мне следует как бы отступать. Я в танцевальном искусстве неопытна, но, к удивлению, быстро подстраиваюсь.
— А тебя очень обрадовала новость о камерах, — подмечаю я.
— Обрадовала? Да меня распирает. Честное слово! Наконец-то я вычислю и накажу виновника, — опустив вторую руку мне на талию, Яр с легкостью, будто я ничего не вешу, отрывает меня от пола и снова кружит, а я взвизгиваю.
Гости аплодируют, думая, как же мы с мужем любим друг друга.
— Осторожно! — кричу я. — Не урони.
— Никогда, — остановившись, он плавно опускает меня, но его объятья все еще крепки. — Милая, это самый крутой день. Ты рядом. Дела налаживаются. Скоро я уничтожу ту черную полосу, в которой жил эти проклятые две недели.
Внезапно Яр склоняется к моему лицу и в порыве эмоций сливает наши губы в поцелуе. Я даже предпринять ничего успеваю. Муж целует меня глубоко, жадно, проникая языком в рот. Кажется, я что-то мычу. Все мое тело охватывает невероятным жаром, я словно очутилась в эпицентре необузданного пожара, только боли совершенно не чувствую.
Мне слишком волнительно, непривычно. Язык мужа ощущается чем-то инородным. Я уже забыла, когда последний раз целовалась с мужчиной. Зажмуриваюсь в каком-то оцеплении, не набрасываюсь на Яра, как голодная до мужиков девушка, но и не отталкиваю его.
Усольцев кончиком языка обводит мои губы по контуру и вновь врывается в рот. Вздрогнув, несмело тянусь ему навстречу, отвечаю на поцелуй и словно схожу с ума.
Мне мерещится, что ресторан, люди, музыка — все исчезает, растворяясь в пространстве. И мы с Ярославом перемещаемся в прошлое, в ту ночь, когда нам было хорошо. Когда я еще не потеряла веру в Усольцева и искренне считала, что он просто трудоголик, работающий на хорошей должности, а не миллиардер.
— Не может быть, — он первый прерывает наш поцелуй и вдруг становится очень серьезным, всматриваясь в мои глаза, как в темную воду.
Ярослав своим голосом будто выдергивает меня из этих приятных теплых ощущений, сладких, как подогретый мед, и резко вышвыривает на твердый скалистый берег, где бушует зимняя вьюга.
Мне становится холодно, будто в ресторане открыли сразу все окна и двери, впустив в зал морозный сквозняк. Пальцы на руках, которыми я впивалась в плечи мужа, леденеют и становятся влажными. Яр смотрит настолько пристально и подозрительно, будто в следующую секунду собирается расщепить мое лицо на атомы.
— Что с тобой? — удивленно шепчу я.
— Прости…— Яр хмурится сильнее и делает шаг назад, но продолжает удерживать меня за талию на вытянутых руках. — Мне показалось, что я целую не тебя… точнее… тебя, но будто три года назад. В нашу первую встречу. Даже вкус тот же…
— Чего? — приподнимаю брови.
— Сам не понимаю. Праздничный кураж ударил в голову, мне определенно нужно проветриться.
Он берет меня за руку, отводит к столу и, развернувшись, быстрым шагом удаляется из ресторана.
Первую встречу… Неужели Ярослав понял, что глаза обманывают его?
Усольцева нет достаточно долго. За это время я успеваю позвонить маме и поболтать с Марикой. А когда Яр возвращается, то прямиком идет ко мне.
— Пора прощаться с гостями. Я чертовски устал.
Признаться, у меня тоже уже слипались глаза. Безропотно кивнув, встаю из-за стола и спускаюсь с подиума вслед за мужем.
В гардеробе он заботливо накидывает на мои плечи манто, затем выводит на улицу. На крыльце крепко берет мою руку, переплетая наши пальцы, и ведет к двухэтажному дому, стоящему поодаль от ресторана.
Уверенно поднимается по ступеням, достает из кармана брюк ключ-карту и проводит ей по замку. Яр толкает дверь кулаком и затягивает меня в домик. Он просторный, уютный, с натуральной отделкой под брус. Тут имеется личная кухня, камин, небольшой узкий диван.
— Наша комната наверху, — кивает на лестницу Яр.
— Мы будем спать вместе?
— Да, — он слабо улыбается. — И ничего предосудительного я здесь не вижу. Я даже в жены тебя взял.
Отпустив мою ладонь, он неожиданно подхватывает меня на руки и идет к лестнице, поднимается вместе со мной по ступеням. Отчаянно держусь за его плечи, не в состоянии сказать хоть что-нибудь.
А когда Яр показывает нашу спальню, где горят свечи, а постель застелена алым шелком, воздух будто застревает у меня в легких.
— Я в душ, — плавно опустив меня на пол, говорит Яр и смотрит пристально в глаза, его зрачки расширяются. — Только не скучай без меня. Я быстро.
Он отходит на шаг, резкими движениями снимает пиджак и кидает его на кресло. Совершенно не стесняясь, избавляется от рубашки, оголяя передо мной мускулистые плечи, широкую грудь, каменный пресс. Его руки, обвитые сеткой вен, спускаются к ремню, расстегивают его…
— Какая шикарная кровать!— восклицаю я, найдя повод отвернуться.
Лишь боковым зрением замечаю, что к рубашке и пиджаку летит остальная одежда Усольцева. Кажется, Яр открывает шкаф и что-то из него достает.
Усольцев
Я стою босой, почти голый на улице и пытаюсь найти хоть какое-нибудь оправдание для своей любимой. Я многое терпел ради нее, задвигая свои принципы.
Взять, например, ее «мать» — алчную, льстивую, жадную до денег проходимку. Она не женщина, а трутень. Подхалимничает, прибедняется, называя себя «немощной старушкой» и только клянчит у меня деньги.
Когда вижу Ольгу Михайловну, во мне возникает навязчивое желание нарушить Уголовный Кодекс — пойти на убийство. Она меня жутко раздражает.
Особенно если эта «бабка» улыбается тонкими криво накрашенными губами и смотрит на меня своими глубоко посаженными глазками, делает дешевые комплименты, специально меняя голос на писклявое блеянье.
Я таких людей на дух не переношу. Она готова предать собственную дочь за любую самую дешевую финтифлюшку из ювелирного магазина. Да и не мать она Элле.
То есть Лене.
Как непривычно называть жену новым именем.
Таких матерей не бывает.
Думаю, ушлая женщина воспользовалась забвением Лены и обманула ее, прикинувшись родственницей. Ольга Михайловна до сих пор в моем доме только потому, что очень дорога моей жене. Ведь я и на минуту не сомневаюсь в верности Лены. Она из тех немногочисленных людей, которым я могу доверять как себе. Я берегу близких.
Или «племянничек». Мелкий паразит.
Он без году неделю в особняке, а всех моих слуг уже переманил на свою сторону. Особенно женскую половину. Они все им умиляются и всячески покрывают его шалости, лишь бы я не узнал.
А я знаю, что именно этот маленький хулиган постоянно лазает в вазон, где растет эксклюзивное дерево, привезенное по заказу из Индонезии. Он, как крот, роет в вазоне землю, просыпает ее на пол, портит корни, от чего растение увядает.
Этот Матвей рисует каракули на стенах, а потом Ираида и Лена бегают за ним и в спешке отмывают, пытаясь скрыть следы его преступления. А я в такой след один раз наступил.
Негодник каким-то образом добрался и до моей спальни, хотя я строго-настрого приказывал Ираиде никого туда не впускать! Я наступил в лужу, оставленную на персидском ковре и уже затертую чистящим средством. И я не хочу думать, что было на ворсе до того, как его вымыли.
Племянник часто орет, визжит непонятными воплями, и я в такие минуты размышляю: а не нужно ли вызвать экзорциста?
Мой будущий ребенок уж точно таким не станет. В нем будут мои серьезные гены, мой характер, непоколебимая воля и целеустремленность.
Я терплю эту надоедливую парочку, лишь бы в третий раз не потерять любимую…
Мы познакомились с Эллой на открытии ночного клуба. Признаться, в ту ночь я был слишком навеселе и утром мало что помнил.
Но, проснувшись, я увидел ее спящую и такую нежную. И не испытал к ней брезгливости или презрения. Она была слишком хороша. Я захотел узнать ее получше.
Но мне позвонил заместитель — были срочные дела. Я не стал будить незнакомку, бесшумно собрался и вышел из номера. На ресепшен предупредил администратора, чтобы сказала девушке дождаться меня.
Но когда снова примчался в отель, встретил уже другую женщину за стойкой, а девушки в номере уже не было. Она исчезла, не оставив даже номера.
Я не помнил, как ее зовут, откуда она, но ее красивое лицо навсегда врезалось в мои мысли. А тот огонь, что был между нами ночью, будоражил кровь. Правда, на ее поиски я не бросился — не в моих было правилах бегать за женщинами. Но вечерами вспоминал ее.
И жизнь столкнула нас второй раз.
Примерно через месяц я проезжал по одной из центральных улиц и случайно увидел знакомое лицо. Девушка мерзла в пуховике на автобусной остановке.
Приказав водителю затормозить, я выскочил из внедорожника и подошел к беглянке.
Она тоже меня не сразу узнала, но была мила, улыбалась, кокетничала и согласилась сесть в машину. Она представилась Эллой. Призналась, что тоже ничего не помнит из событий той ночи.
А я предпочел больше ее от себя не отпускать.
Мы стали встречаться, потом жить вместе.
Но того огня, что был у нас в первый раз в отеле, больше не было. В обычной жизни Элла оказалась немного другой, но было в ней что-то такое, что заставляло меня гореть, а мое эго возвышаться.
Однако со временем наши отношения стали совсем пресными и бесцветными. Эллу интересовала мода, косметика, фитнес. Я любил активный отдых, а ей бы полежать звездой на теплом песочке у океана. Друзей у нее не было. Я все чаще стал ловить себя на мысли, что у нас нет ничего общего.
Мне с Эллой стало скучно, но за три года отношений я столько потратил на нее денег, что решил дать нам второй шанс. Возможно, свадьба и дети как-то разбавили бы эту серую рутину.
Элла была не против, но за две недели до свадьбы неожиданно пропала. Просто исчезла, как будто растворилась в воздухе. Она оставила свои документы, телефон, все вещи в особняке.
На этот раз я стал ее искать. Мои люди круглосуточно колесили по городу, проверяли аэропорты и вокзалы.
В то же время на меня свалилось второе несчастье — в фирме кто-то ночью пробрался в мой кабинет, вскрыл сейф, выкрал печать и документы собственности на мой завод.
В офис тут же была вызвана полиция. Мужики в погонах осмотрели кабинет, сняли отпечатки пальцев и… ничего конкретного до сих пор мне не сказали. Ведут расследование.
Через неделю проблеск в черной полосе моей жизни появился. Начальник охраны вычислил девушку, очень похожую на Эллу.
Не теряя времени, я лично помчался проверить, пользуясь геолокацией, что отправил мне Георг.
Я нашел ее… второй раз… в обшарпанном цоколе. Моя невеста, нежнейшая Элла, которая тяжелее помады за эти три года ничего в руках не держала, сидела там, подшивала чью-то одежду и утверждала, что она Елена Брянская…
Разумеется, это был шок.
Но я, взяв себя в руки, забрал девушку, сделал ДНК-тест и отвез ее на консультацию к психиатру. К сожалению, я не был готов, что Элла настолько вживется в роль бедной швеи, да еще переселится ко мне с багажом родственников.
Второй день свадьбы подразумевал отдых без фотографов и формальностей в компании друзей и важных для бизнеса компаньонов. Зато с купелью, горячей финской сауной, мясом на гриле. Мне нравится душевное времяпрепровождение без пафоса.
А уж на третий день я планировал увести жену к океану. Чтобы она загорала, пила фреши и делала сотни фотографий в разных купальниках.
В общем, с размахом — как Элла и любила.
Но после этой ночи я сомневаюсь, стоит ли снова тратить деньги, время, организовывать поездку девушке, которая меня отвергает? Отмахивается, как от прокаженного.
У меня паршивое настроение, гудит спина от лежки на твердом, узком диване. Я даже не представляю, как буду смотреть в глаза друзьям. Моя родная жена лишила меня ласки в первую брачную ночь.
— Что-то мне страшно здесь, — переминается с ноги на ногу она, стоя возле кровати. — Я бы хотела вернуться в особняк…
— Да что ты говоришь?! — грубовато отвечаю я, шагая из комнаты. — В таком состоянии я тебя никуда выпущу. Успокаивайся давай.
Выйдя, хлопаю дверью.
Не так я себе представлял женатую жизнь.
Принимаю ледяной душ и отпаиваюсь крепким кофе на первом этаже, чтобы хоть немного взбодриться.
К десяти утра во двор комплекса выносят гриль и мангалы. Повара начинают подготовку.
Обувшись и накинув куртку, выхожу на улицу продышаться и замечаю на крыльце соседнего домика еще одного «жаворонка».
Тимофей спускается по ступеням и шагает ко мне.
— Яр, дружище, поздравляю с официально-окольцованным утром! — на ходу тянет мне руку.
Он знает, о чем говорит. Не первый год женат.
А я опускаю взгляд на свои пальцы. Действительно на безымянном теперь широкое золотое кольцо. Если бы оно еще что-то значило…
— Угу, — киваю.
— Выглядишь уставшим. Глаза красные, — смеется он. — Не спал, да? Скажи же, что первая ночь с женой незабываемая? Ощущения совсем не те.
— Вообще, — хриплю я и жму его руку. — Эту ночь я вряд ли забуду.
— Ха-ха! Я как свою Катю вспомню! Какая горячая и счастливая она была! Как старалась меня ублажить. Светилась вся от счастья!
— Ага, — шумно выдыхаю я. — Вот что штамп животворящий делает…
— Ты что такой злой-то, не пойму? Твоя жена вон какая красотка, пользуйся, пока она не расслабилась в браке. А то лет через пять в Катерину мою превратится — краситься перестанет, дома засядет бока отъедать…
— Да брось, Тим, просто не хочу мусолить эту тему.
Похвастаться нечем. Да и не готов я делиться настолько интимными вещами. Но Тимофей прав насчет ощущений. Когда любимая была мне никем, как раз-таки старалась угодить. А женившись на ней, по ночам вместо страсти я теперь пощечины получаю.
Постепенно стали просыпаться остальные гости.
— А где Элла? — укутавшись в пуховую шаль, из третьего дома выходит сестра.
— Ей немного нездоровится, — вру я.
Стыдно сказать, что за феерию она мне устроила несколькими часами ранее.
— Да-да, — вклинивается Тим, — его жена всю ночь вступала в брачные узы. Ты же понимаешь, о чем я?
— Фу, — брезгливо морщит нос Марика, — можно без подробностей, а? Вот почему ты всегда такой грубый?
— Какой есть, — громко хохочет. — Ладно, пойду Катьку будить. Дрыхнет как кобыла! Она только и может что спать! Больше ни на что не способна.
И, облизав Марику жарким взглядом, Тимофей уходит.
Поежившись, сестра смотрит ему в спину недовольно, а потом сердитая поворачивается ко мне:
— Зачем ты пригласил Демидова?
— Не мог не позвать. Его поезда доставляют мою руду на завод, — пожимаю плечами.
— Грустно мне за Катю. Такая милая, добрая женщина, а живет с этим пошлым хамом. Он же ни одну юбку взглядом не пропустит! — Погоревав за подругу, вспоминает о другой: — Элле правда плохо?
— Да, голова разболелась. Как встанет, скорее всего, поедет в особняк.
— Жаль, — хмыкает Марика. — Посмотрю, проснулся ли Орхан. А ты не кисни.
Вот и сестра заметила мое настроение, хотя я пытался улыбаться. Из флигеля выходит водитель — наверное, тоже увидел в окно, что я не сплю, и спешит уточнить порядок своих действий.
— Доброе утро, Ярослав Андреевич, указания будут?
Смотрю на Степана в упор, в его глаза, пытаясь разглядеть в них хотя бы намек на предательство. Нет, ровно такой же, как был вчера. Уф… Я постарался поверить словам жены на мгновение, но это бред.
— Отвезешь Эллу Вениаминовну домой. Потом возвращайся.
— Понял, — кивает он. — Можно уже прогревать машину?
Дверь в наш домик открывается, и на крыльцо выходит жена.
— Яр! — зовет, но в последний момент притормаживает, заметив водителя.
— Привет… любимая, — ухмыляюсь уголком губ. — Собирайся. Степан тебя увезет.
— Нет… нет! — пятится она. — С ним ни за что не поеду… — И прячется обратно в домик.
— Стёп, — сквозь зубы говорю, — пока не прогревай. Жди во флигеле.
Тот, с пониманием кивнув, уходит. А я, стиснув челюсть, торопливо шагаю за женой.
— Что за капризы… кхм… Елена… Сергеевна? — спрашиваю строго. — Значит, сон тебе не помог?
— Я с этим предателем никуда не поеду! — кричит она, но быстро сбавляет громкость. — Прости… Отвези меня, пожалуйста, сам. Кроме тебя, я никому не доверяю.
Сомнительный комплимент. Вроде и приятно слышать, но не в рамках сложившихся обстоятельств.
— Я не стану потакать твоим причудам. А если ты завтра скажешь, что предательница — Марика? Мне что, не общаться с сестрой? Или вдруг я стану врагом? Что мне делать? Самоустраниться? Упаковать вещи и ретироваться из собственного дома?
Она замирает. По красивому лицу жены скатывается слезинка. Ненавижу, когда любимая плачет. Чувствую себя отвратительным человеком.
— Конечно, Яр, ты слушаешь, что я говорю, но не слышишь. Мне горько, ведь ты отказываешься даже допускать вариант, что сейчас реальность не такая, как ее видишь ты!
Первым иду примирение, обняв жену. Сегодня она на удивление не отбрыкивается, а утыкается лбом мне в грудь и позволяет обнимать.
— Если честно, я не знаю здесь мест, куда можно съездить с ребенком, — признаюсь.
— Зато я знаю! — охотно вовлекается. — Есть чудесный развлекательный центр, без магазинов. Мы туда с Матвейкой время от времени заглядывали.
Жаль, что выбирать не мне, ну да ладно.
— Тогда едем туда. Собирайтесь, завтракайте — и в путь.
Выхожу из комнаты.
Вроде бы отношения постепенно начинают налаживаться, по крайней мере, когда я заговорил о Матвее, в глазах жены промелькнула оттепель.
Надеюсь, его папаша в скором времени вернется из командировки и заберет свое чадо. И в особняке на один раздражающий элемент станет меньше.
А тещу можно на курорт в Египет отправить. Завести Ольгу Михайловну в пирамиду, чтобы она там потерялась навсегда. Отличная идея!
Через час даю Степану внеплановый отгул, потому что Лена наотрез отказывается садиться с ним в одну машину. Приходится сделать рокировку. В центр нас везет другой человек.
Еще на парковке в душу закрадывается неприятное предчувствие, когда водитель Олег ювелирно втискивает наш внедорожник между двумя криво поставленными малолитражками. Места почти все забиты.
Выйдя из автомобиля, понимаю, что в выходной день и послеобеденное время здесь куча народа.
Это заметно с улицы, стоит только посмотреть на автоматические стеклянные двери, которые не успевают разъезжаться — родители, преимущественно в серых одеяниях, заводят своих маленьких, наряженных в разноцветные шапки наследников ипотечных квартир в здание.
И этот поток людей кажется бесконечным.
Удивительно, что и мы с женой выглядим примерно так же.
Я, чтобы сильно не подчеркивать статус, оделся в серые спортивки, Лена в бежевых штанах и черной кофте, а на Матвее синяя двойка и голубая шапка с белым помпоном. Дурацкая шапка, если честно.
Водителю повезло больше — он остается ждать нас в машине.
Зайдя внутрь, мне на секунду показалось, что я переступил врата преисподней.
Мне, любителю спокойствия, комфорта и тишины, такое скопление людей выдерживать непросто.
— Ууу! Ааа!— визжит Матвей и резко выдергивает ладошку из руки Лены, срываясь с места.
Она даже ахнуть не успевает. Я реагирую быстрее — ловлю негодника за капюшон ветровки.
— Стоять, — цежу сквозь зубы и озираюсь по сторонам, пытаясь сориентироваться.
Вокруг толпится народ.
Вдоль тянутся различные локации для развлечения ребятишек: зеркальные лабиринты, скалодромы, комнаты с туннелями и батутами. Фоном играет громкая детская музыка.
— Отпути-и-и! — дергается мелкий.
Да конечно, затеряешься тут, как муравей, где я потом искать тебя буду?
— Ну что ты, Матвейка, дорогой ты мой дружище, не торопись. Все успеем. Давай для начала определимся, куда пойдем, и…
— Туда! Туда! — неугомонно прыгает и указывает рукой на комнату с различными лазами, веревочными лестницами и бассейном из пластмассовых разноцветных шариков.
— Как скажешь, маленький наш принц, — вроде бы получилось сказать правдоподобно.
По крайней мере, Лена после этих слов стала смотреть на меня иначе, чем день назад. С восхищением, что ли? И улыбается она широко, но ее поведение пока еще не дошло до нужной мне кондиции.
Жена раздевает племянника и снимает с него ботиночки. Расплачиваюсь с администратором комнаты и оцениваю обстановку.
На удивление, мужчин в развлекательном центре много, но они все со скучающим видом сидят в коридоре на железных скамейках и просто ждут, когда это все закончится.
А вот их дамы роем кружатся возле стеклянных стен и фотографируют своих детишек.
К слову, Матвей, заорав, как всегда, уже убежал играть.
Приземляюсь на свободную скамью и жду. Думал, Лена будет любоваться Матвеем, не отставая от других женщин, а она подходит ко мне и садится рядом.
— Спасибо, Яр. Огромное тебе спасибо, что вытащил нас на прогулку. Мне необходимо было развеяться, иначе напряжение и все прошлые события сожгли бы меня изнутри.
— Да не за что, — приосаниваюсь я. — Дети — это ведь счастье.
— Ты правда так считаешь? По тебе и не скажешь.
— Поводов не было тебе узнать. Я же постоянно на работе пропадал.
— Значит, это будет день новых открытий, — хихикнув, она неожиданно кладет голову мне на плечо, не сводя взгляда с комнаты, где резвится Матвей.
Точно день открытий… Я не узнаю Эллу. Чтобы она так радовалась походу в посредственный центр различений? Да никогда в жизни такого бы не было!
— Яр, а ты бы хотел детей? — вдруг спрашивает жена.
— С тобой — да.
— А что бы ты делал, если у тебя вдруг появился ребенок?
— Что значит вдруг? — смеюсь я. — Нужно сначала чем-нибудь поинтересней заняться. — Жена слегка напрягается, и я тут же «переобуваюсь». — Я бы взлетел на седьмое небо от счастья.
— Правда? — поворачивает удивленное лицо.
— Точно-точно.
...Спустя полтора часа хождения по комнатам Матвей проголодался.
— Кушать! — набегавшись и слегка вспотев, требует он у Лены.
Словарный запас у него, конечно, так себе, но о базовых потребностях он сообщить может.
Поднявшись на второй этаж в детское кафе, занимаем свободный столик. Столы здесь пластиковые и как игрушечные.
— Ты будешь фрикадельки, сынок? — спрашивает Лена и вздрагивает, покосившись на меня.
— Сынок? — вторю я.
— Из-за любви я так его называю.
— М…
Мне мерещится или Матвей действительно чем-то похож на мою жену? У Эллы родственников нет. Была мысль, что ребенок оказался с женой по указу Ольги Михайловны. Вполне вероятно, что на самом деле у тещи есть родной сын, камчатский рыбак, а это ее внук, навязанный как племянник Лене. Но, проведя полдня с мальчиком, мне уже так не кажется.
Даже душно становится.
Лена заказывает племянничку фрикадельки, а себе салат. Я ограничиваюсь чашкой кофе.
По пути открываю окно, пытаясь остудиться, но мое тело будто сгорает заживо.
Нет, я не могу поверить в запись… Это просто невозможно. В мыслях всплывает воспоминание нашей с Эллой поездки в клинику. Доктор говорил о стрессе, но потом прошептал мне вторую версию, которую тоже не мог исключить. Он сказал, что Элла может притворяться, придумав себе новою личность…
Воспоминания наслаиваются поверх сегодняшнего события в кабинете. А это неплохой ход. Совершив преступление, Элле выгодно прикинуться умалишенной и быстро выдумать себе другую жизнь.
Мне трудно сейчас об этом рассуждать, но и факты отмести не получается. Она натворила дел, а потом прикинулась Леной Брянской? Так, что ли?
Мне даже лишний раз пошевелиться трудно, тело будто заполнилось расплавленной сталью. Горит все внутри страшно.
Подъехав к особняку, не сразу выхожу из машины, еще какое-то время прихожу в себя. Вот сейчас я войду в дом и сброшу весь фальшивый образ с жены, предавшей меня. На этом наши отношения завершатся.
Или я могу прикинуться, будто не в курсе…
Нет, такое вряд ли возможно. Что-то в моей душе изменилось после просмотра записи, исчезло нежное, теплое отношение к Элле. В ней тоже нет невинности. Она такая же прогнившая, как и все. Ничего особенного.
Собравшись с силами, выхожу из внедорожника и направляюсь прямиком в особняк.
В дверях сталкиваюсь с курьером, выносящим какие-то пакеты.
Переступаю порог. Замечаю поодаль Ираиду и тещу… Возле ее ног с десяток пакетов из брендового бутика дамской одежды.
— Ой, Ярославчик, драгоценный ты наш! — восклицает Ольга Михайловна растерянно. — Так быстро приехал, а я… я… лекарства из аптеки заказала и вещички для внучка… Все для малыша… все для малыша… ни носочка себе…
Опускаю взгляд на пакеты, в которых видны женские вещи. Она действительно думает, что я слепой? Или надеется, что я не стану обращать внимания и молча пройду мимо?
Почему-то именно от этой встречи с ненасытной до чужих денег женщиной пелена ступора спадает с меня. Туман в голове и нежелание жить тоже рассеивается.
Делаю глубокий вдох — дышать получается свободно. И в эту секунду я так зол на Ольгу Михайловну. Что она вообще о себе мнит, беззастенчиво разбазаривая чужие деньги направо и налево?!
Пинаю один из пакетов. Он подлетает в воздух.
— Ни носочка, да? — переспрашиваю старушенцию. — А не обнаглела ли ты, паразитка? Ходячая опесторхоза! Нравится жить за мой счет?
Теща вжимает голову в плечи и пятится.
— Ярославчик…
— Какой я тебе Ярославчик?! — надвигаюсь на нее. — Да кто ты вообще такая, что смеешь искажать мое имя?!
Барьер, защищающий тещу от моего гнева, разрушен. Меня больше ничего сдерживает. А терпение… Оно давно лопнуло!
— Ярослав Андреевич, — шепчет теща, — что с тобой?
— Со мной все в порядке, а твоя сытая жизнь закончена! Собирай лохмотья, с которыми ты сюда явилась, и выметайся на хрен из моего особняка!
— Нет, не выгоняй! — завизжав, кидается ко мне и, рухнув на колени, цепляется за мою ногу.
Пытаясь отцепить от себя тещу, оборачиваюсь к Ираиде, которая тоже растеряна, но предпочитает не вмешиваться.
— Где Элла? — спрашиваю.
— Элла? — отчаянно перекрикивает Ираиду теща. — Зачем тебе эта Элла? Не нужна она тебе! Разве моя Леночка хуже?! Точно такая же! Хорошая девочка, она всем лучше и краше!
— Да отстань ты уже от меня!— отталкиваю тещу.
Ольга Михайловна плюхается на пол.
Ираида осторожно подходит ко мне.
— Элла Вениаминовна гуляет с племянником на заднем дворе, — сообщает.
Словно ураган, я вылетаю из дома в полной боевой готовности разнести все в пух и прах! Но, зайдя на задворки особняка, вдруг притормаживаю, часто дыша.
Здесь так тихо и спокойно. Жена, накинув свое лиловое пальто, сидит на лавочке и читает книгу. Рядом с ней беззаботно нарезает круги Матвей, что-то бормоча и размахивая сухой веточкой. Просто идиллия…
— Элла! — громко зову, отчего жена вздрагивает.
— Я? — ошарашенно переспрашивает.
— Где документы, раздери тебя черти?!
Отмерев, быстро шагаю к ней, однако меня опережает Ираида.
Экономка выскочила без верхней одежды. Поняв, что сейчас вот-вот может произойти апокалипсис, она забеспокоилась о своем подопечном Матвее. Конечно, ведь он в особняке главный любимчик и единственный свет в окошке.
Без лишних слов Ираида подхватывает негодника на руки и спешит унести в дом.
— Куда? — только успевает спросить жена.
Подскакивает с лавки и хочет бежать вслед за экономкой, однако я задерживаю Лену, перехватив за руку.
— Конец твоим интригам. Я восстановил запись с камер. Теперь тебе не отвертеться!
— Ты сошел с ума? Яр, я не понимаю, о каких записях ты говоришь, — смотрит на меня большими глазами.
Как же убедительно у нее получается изображать растерянность. Прямо хоть сейчас «Оскаром» награждай.
— Запись с камеры, которую ты разбила, предательница. — Крепко взяв ее за плечи, встряхиваю. — Где документы на собственность и печать? Кому ты их отдала? Я тебя убью сейчас!
За спиной вновь слышатся торопливые шаги.
— Отпусти Ленку! — визжит теща.
— Ты все еще здесь? Я сказал тебе убираться! — продолжая держать жену, отвечаю Ольге Михайловне.
— Успокойся, Ярослав! — просит она. — Нас не жалеешь, так хоть о сыне своем подумай! Он же твой родной!
На секунду мои пальцы будто сами собой разжимаются. Лена дергается, пытаясь освободиться из моего захвата, но я снова подтягиваю ее к себе.
— Что за ахинею ты несешь?
— Богом клянусь, что он твой! Вот тебе крест, — демонстративно крестится. — Не веришь? Так сделай тест на отцовство. С твоими деньгами тебе заключение хоть на следующий день выдадут. Ребенок твой! И родила его не какая-то Элла, а моя Ленка! — бьет себя кулаком в грудь.