Серафима и золотой рыб

Визуализация образов

водопроводчик

Серафима Крестьянинова

гиацинтовый ара

Вступление

Говорят, что не бывает такого, чтобы кому-нибудь всё время везло или не везло. Взлёты и падения ходят рука об руку и сменяют друг друга порой в строгой, но весьма замысловатой последовательности.

Это был тот самый случай, когда посчастливилось синим китам. Да-да, случился их день. Море разволновалось нешуточно, волны вздымались вполне в духе открытого океана и обрушивались с внушающими уважение мощью и грохотом. Радостные громадные животные плескались и резвились, как дети.

А вот Нептуну в тот момент было совершенно не до игр. Владыка сидел в своём кресле из огромной раковины морского гребешка, щёлкал тачпадом на ноутбуке из коралловых полипов и хмурился.

Вот уже которую неделю в его царстве всех раздражала и доставляла хлопот всему живому и мёртвому банда молодых озорников из пелагиали.

Как обычно это бывает, всё началось с невинных гонок на морских коньках и продолжалось до тех пор, пока они не загнали насмерть Изумруда — одного из лучших упряжных. Потом случилась дружба со скатами, в результате которой от вспышек и короткого замыкания во тьме Марианской впадины ослеп тамошний старейший удильщик дядя Адам. И вот дошло до того, что эти молокососы носятся по просторам океана с рыбой ножом в плавниках, срезают лифчики с русалок, фотографируют этих бедных визжащих девиц, а потом выкладывают на всеобщее обозрение в сеть.

Некоторые снимки Нептуну даже понравились.

Но вот что касалось всего остального.

— Всех на трезубец насажу и в трал засуну, клянусь! — сжимал кулаки царь. — Или в Бермудский треугольник их! Разводить тунцов.

Хоть и понимал, что весь косяк наказывать необязательно, достаточно призвать к ответу одного предводителя — самого маленького и чахлого, но зато абсолютно безбашенного и бесстрашного Чернокнижника — золотую рыбку по рождению.

— В аквариум его надо. К людям. К вертикальным. — Кивали головами каменные окуни — очень заслуженные, важные джентльмены.

— Они его съедят. Моего папу съели и его съедят, — пожаловался нытик и пессимист Протоптерус.

— Да отсохнут твои седые плавники. Никто его не съест! — возразила кистепёрая Латимерия — древняя и мудрая женщина. — Пусть сначала поймают. Люди в воду лезут, но плавают, как лягушата. Позорище.

— И откладывают по одной-две икринки. Уржаться с такой плодовитости, — хихикнула Луна-рыба.

— Песок мне в жабры, отправьте его в Атлантиду с мрамора тину убирать. — поддержал разговор страдающий астмой воздушного пузыря, вомер, — Труд же облагораживает рыбу.

— Я не хочу! — вопил что есть силы Чернокнижник, когда его доставили к владыке. — Я не поплыву к этим вертикальным. Они сухие! — скрестил он свои грудные плавники на груди. — И дышат странно. И разговаривать толком не умеют. Я не смогу так! Это безрыбично, пощадите!

— Дельфин, — обратился к слуге Нептун.

— Слушаю, Ваше Величество.

— Возьми своих парней и подготовьте его к отправке. — Ткнул он пальцем в проказника. Царь окончательно утвердился в своих намерениях. — Решено. Мы отправим его к людям.

Глава 1 Постскриптум

А недели через две после этих судьбоносных событий, Серафима Крестьянинова проснулась обычным тёплым летним утром в среду и почувствовала, что очень хочет горохового супа. И обязательно чтобы с копчёностями.

Это оказалось тем более странным, что будучи стопроцентной, до мозга костей, «совой», за завтраком максимум, что сытного и калорийного могла пропихнуть в себя девушка, так это тосты с зеленью и сыром. Ну, может, ещё грибной паштет. Ими она иногда заменяла традиционный шоколад и клубничный джем.

А тут — гороховый суп. Да ещё и с копчёностями.

«Нипанятна». — Девушка повращала глазами, оглядела пространство спальни, прислушалась, не болит ли чего, и, убедившись, что жить ей вроде бы как ничто не мешает, чуть ли не с кровью, принялась вырывать себя из сильных, мощных объятий мягкой, уютной постельки. Она сползла с кровати и почти с закрытыми глазами побрела в ванную.

Собираясь на работу — а работала Серафима вместе с папой Денисом Михайловичем Крестьяниновым в его частном издательстве «Самовар» — думала только о том, чтобы не перехотеть этот чёртов суп к вечеру — к своим желаниям нужно относиться трепетно. Уважать их. Спасибо, что хоть чего-то хочется. Хуже, когда ничего не надо.

С твёрдым намерением сегодня после работы заехать в магазин за горохом, Сима хлопнула дверью, замкнула на все замки свою небольшую, двухкомнатную, но вполне добротную, с хорошим ремонтом квартиру и отправилась пахать.

В издательстве сегодняшний день сюрпризами не побаловал. Всё как обычно: буклеты, проспекты, рекламки, немного методических пособий для медицинских университетов, брошюрки и учебники — короче, скукота. Девушка проверила художественную графику для переводных статей американских социологов, заказанных как отдельное издание, да занялась небольшими отрывками трудов по экологии для какого-то очередного форума или симпозиума. Отец, говорят, с утра был, но потом быстро уехал в банк.

В коллективе все знали Симу как тихую, спокойную, холодную стерву. Её боялись. Её не любили. Что девушку ни грамма не смущало. За глаза дочь босса называли и «змеёй», и «снежной королевой», и «ежихой». Внутренний протест поднимался только на счёт последнего — какая из неё ежиха, если ёжики они вон какие обаятельные.

«Непорядок, — думала в такие минуты Сима. — Надо поднажать».

И нажимала.

Она никогда не кричала, не нервничала, не грубила, не давила эмоциями и не угрожала родственными связями. Но увольняла легко, спокойно, незаметно для мимики и без напряга для дыхания. Прежде чем сказать: «Вы свободны. Зайдите в расчётный отдел», даже губы не разминала. Так, почти не разжимая рта, и… Придиралась ко всему, что не нравилось, без особого разбора, невзирая на атмосферное давление, бокс-офис последнего фильма Звездных войн, и сколько дней прошло с последнего секса у её подруги Екатерины Паниной.

Кстати, о птичках.

У самой Серафимы молодого человека не имелось и уже прилично давно. В личной жизни царил полный штиль и благодать. Девушка жила в гармонии с собой и вела образ жизни в стиле «ни клята, ни мята». К мужчинам относилась как к равным, и считала, что невероятно их этим обязывала. Тем более что мужчинами признавала человек пять во всём Мире, а в огромном городе, где жила — так и вообще «полтора землекопа». Те, кого она вынесла за скобки этой категории, говорили, что это не женщина, а смесь арфы с мясорубкой, цитируя Игоря Губермана. Да оно и правда — Серафима перемалывала мягко, нежно, с кровью и пикантным хрустом костей. Шла по трупам, не стесняясь, легко, почти на цыпочках, парила над болью и муками, едва касаясь мёртвых тел.

«Идиоты, — скептически кривилась девушка. — Какие же они все идиоты». — И что очень важно — обладала способностью при необходимости быстро обо всём забывать. Оставлять в прошлом. Это очень полезно, продуктивно и всегда в жизни пригодится.

И как следствие — секса у Симы тоже не было. В смысле, не имелось. Откуда!

Всё дело в том, что Крестьянинова никогда не отличалась красотой. Скорее, наоборот. Может, именно поэтому — а может и ещё по какой другой причине — первым её мужчиной случился один уже далеко не молодой и безнадёжно женатый средней руки бизнесмен. Не олигарх, конечно, но и далеко не ремесленник, и не булочник. Девушке он нравился и даже где-то, можно сказать, покорил. Но всегда предупреждал, что с ней временно, и, скорее всего, они расстанутся.

Так оно и случилось. «Недоолигарх-перебулочник» отбыл за море-океан в далёкую страну Америку на ПМЖ, и Серафима, будучи ещё совсем молоденькой девушкой, больше с такими взрослыми и крутыми дяденьками не связывалась. Обходила стороной. А поскольку сверстники сплошь и рядом казались пресными, неинтересными, мелкими и что самое распространённое — недалёкими, (а иногда откровенно тупыми), так где уж тут до секса!