Где-то вне времени, вне пространства и понимания жизни, среди пустынного черного неба, усыпанного яркими блестками далеких звезд. В большом зале, окруженном безграничной темнотой ночного неба, у черной мраморной чаши стояла девушка в легком белом струящемся платье. Все в ее позе говорило о ее легкости, выдавая юность этого создания. Она опиралась руками на гладкие борта сосуда и внимательно вглядывалась в ее содержимое. Однако если заглянуть в ее глаза, полные вечной мудрости, которые не упускали ни единой детали, можно было усомниться в том, что она настолько юна как кажется. Ее лицо выражало недовольство, а тонкие губы превратились в едва заметную полоску от досады.
«Все впустую» подумала она. Ее любимый муж не досмотрел за миром, который был так близок к тому, что она создавала с такой тщательностью, вкладывала в него всю свою душу и силы. Какой же было невероятной глупостью создать мир настолько близко, раз теперь грань между ними настолько тонкая, и человеческий маг утащил одно из лучших творений из ее мира.
- А главное зачем? - возмутилась, сверкнув глазами. - Сделать из него сторожевого пса! - губы растянулись в зловещей улыбке. - Эх, дорогой, ты еще не видел, каким вырастет этот мальчик. Тогда тебе будет особенно приятно сходство с ним.» - злобно рассмеялась.
Богиня Ибадат наблюдала за маленьким мальчиком, сидящим на полу лаборатории замка. Он не плакал, не кричал. Просто молча наблюдал за происходящим. В этот самый миг тут ее озарила мысль, которая отразилась на ее лице самодовольной улыбкой. Немного постояла у чаши, тихо постукивая в задумчивости длинными ноготочками о камень, и приняла окончательное решение.
— Что ж заберу у тебя этот мир! - ее взгляд стал холодным - Нет, не заберу, ты мне его сам подаришь. — под сводами зала пронесся ее глубокий грудной смех. Провела над чашей рукой, словно перелистывая страницы. Прижала руки к груди. И тепло улыбнулась. — Пока побудешь здесь, моя девочка, а потом придешь к нему. - с грустью посмотрела на сосуд. Ведь у нее были такие планы на эту пару. - Прости, будет больно, но я тебя не оставлю.
Голубой шарик света, выпущенный из руки Богини с тихим плеском, упал в сосуд.
Ибадат отряхнула руки, поправила несуществующие складки платья, развернулась и вышла из зала. Ей еще следовало поскорее найти своего мужа и очень доступно объяснить, в чем именно он был не прав. Объяснить так, чтобы он обязательно подарил ей этот мир…
Поздний вечер. Полумрак жарко натопленной избы. Над изголовьем кровати испускали терпкий аромат пучки свежесобранных трав. На кровати сидела девушка и плела толстую косу. В темноте было не различить цвета ее волос, но я точно знала, что они цвета скорлупок лесного ореха. А еще я знала, что девушка очень этим гордится. Особенно ей нравилось, что ее возлюбленный – Охнер, возвращаясь с охоты, приносит для нее эти орешки. Вкус у них ужасный, но если добавить мякоть нескольких орешков в кашу, то каша становится сладкой.
За перегородкой сопел отец, завтра он поднимется очень рано. Достанет поспевшую кашу из печи, бросит в нее последние орешки. А после плотного завтрака направится во главе своего отряда на встречу людям Охнера возвращающимся с охоты.
Я вздохнула. Последнее время стало совсем не спокойно. Очень много нападений на приграничные поселения. Главное, чтобы с отцом и Охнером ничего не случилось. Перекинув доплетенную косу на спину, легла под пестрое одеяло и закрыла глаза. Завтра рано вставать.
Резко открыла глаза. В ноябрьской ночи не поймешь, еще поздно или уже рано. Привычным движение взяла мобильный телефон. Высветившиеся цифры на экране не радовали, до будильника пятнадцать минут. Муж тихо спал рядом. В коридоре раздались шаги свекрови. Что-то она сегодня рано. Решила, что не стоит лежать дальше, смысла в кровати эти минуты не принесут, да и вроде выспалась. Поцеловала мужа, в ответ получила порцию сонного ворчания. Раз уж проснулась, лучше помоюсь сейчас, а не поздно вечером.
Приняв душ и высушив волосы феном, вышла на кухню к свекрови. Раиса Семеновна – заместитель главы нашего района сейчас сидела за кухонным столом в шелковом халате с бигуди в волосах и наносила свой «боевой» раскрас.
— Доброе утро, Раиса Семеновна.
— Ты чего с утра расшумелась? А если Ромочку разбудишь? — Ромочку и оркестром в это время не поднять. Но отвечать женщине не стала. Мой ответ она не ждала. — Совсем ты о нем не думаешь. У Ромочки важное совещание сегодня.
О Ромином совещании я прекрасно помнила. Со вчера приготовлены чистые отутюженные вещи. В опровержение слов об отсутствии заботы поставила на плиту чайник, достала из холодильника кусок вяленого мяса и Ромин любимый сыр. Попутно включила кофеварку для свекрови. Пока готовился кофе и грелся чайник, нарезала бутерброды для мужа. Выложила их на тарелке и накрыла крышкой. За столько лет жизни в этом доме, абсолютно все делала не задумываясь.
Налила кофе в кружку и подала женщине. На это получила очередное замечание.
— Толку от тебя никакого. Работы нормальной нет, дома ничего не делаешь, даже детей родить не можешь.
Мой ответ опять же не требовался, спорить с Раисой Семеновной себе дороже. Да и слушаю я это уже десять лет. Молча налила кипяток в заварочный чайник, поставила рядом с тарелкой с бутербродами, туда же поставила пустую Ромину кружку.
Посмотрев на настенные часы, поняла, что уже пора одеваться на работу. Убрав за собой на кухне, пришла в нашу с Ромой комнату. Как и ожидалось, муж крепко спал. Быстро одевшись в просторный и теплый свитер и джинсы, стала его будить.
— Рома, просыпайся. — Потрясла мужа за плечо. — Рома, проспишь.
— Шурка, ну пять минут.
— Рома у меня нет пяти минут. Просыпайся.
Наконец-то муж, пыхтя и сопя сел на край кровати, осмотревшись осоловело по сторонам, сонно почесал свое пузико. Раньше он был стройным и статным. Загляденье и любовь всех девчонок института. К тридцати годам статности добавилось, как и жирочка. Но заниматься спортом Рома категорически отказывался. Времени у него нет.
— Рома, я пошла.
Ответом мне было невнятное «угу». Поцеловав мужа в щеку, получила более внятное:
— Шурка, ну не люблю я это с утра.
Конец фразы я слушала уже в коридоре, быстро нырнула в зимние сапоги и пуховик. Прихватив свою сумку, шапку и варежки выскочила в тамбур. Лифт пришел быстро, я даже шапку надеть не успела. Створки дверей разъехались, и я встретилась взглядом со своим отражением в зеркале. Нажав кнопку первого этажа, надела шапку, посмотрела на торчащие из-под нее кончики коротко остриженных волос. Когда-то у меня была такая же роскошная коса, как у Мики.
Стоп. А кто такая Мика? Холодный ветер раннего утра позднего ноября хлестнул в лицо колючим снегом, как только я открыла дверь подъезда. Мика, Мика, Мика. Это же та девушка, что мне приснилась сегодня. Странно, почему я не подумала об этом раньше. Сон такой яркий, мне же тогда казалось, что я и есть Мика. Осознала, что запомнила, как выглядит Мика, хотя и не видела ее лица. Точно знала, что когда-то была точно такой же. Голубые глаза, тонкий нос, узкие брови, пухлые губы, немного впалые щеки и выразительные скулы. Она была моей младшей точной копией. Сколько ей? Лет восемнадцать, может двадцать. Она ждет своего Охнера. Хм. Мне было восемнадцать, когда Ромка подошел ко мне после выступления на праздничном вечере в институте. Какая я же я была счастливая тогда. Первый красавец института подошел ко мне и пригласил на свидание.
Это воспоминание порождало новое и новое, они стали расти словно снежный ком. За весь день я вспомнила всю свою жизнь.
Мне шесть лет. В квартиру родителей приходят какие-то люди и забирают меня. Тогда я не понимала, что происходит, но позже узнала, что такое лишение родительских прав. Через год с небольшим родители погибли в пожаре. Моя старшая совершеннолетняя сестра не стала забирать меня из приюта, решив, что мне там будет лучше, ей нужно строить свою семью, а не нянькаться со мной. Первое время она приезжала часто, потом все реже и реже, а через пару лет визиты прекратились. Сестра стала для меня совершенно чужим человеком, как и я для нее. Только однажды она вспомнила обо мне. Я уже была замужем за Ромой. Сестра приехала и попросила денег. Таких денег у меня не было, а просить у Ромы я не стала. И сестра снова исчезла из моей жизни, сообщив мне о том, что я неблагодарная дрянь. За что я должна ее благодарить, я так и не поняла.
Но вернемся к моему детству.
В приюте была воспитательница, которая очень любила все восточное: платья, украшения, даже не брезговала оберегами. Однажды она показала нам видео с танцами живота. Мне так оно понравилось, что я стала повторять за девушками с экрана. Воспитательница заметила это. Сейчас я понимаю, что она сделала невозможное. Выбила для меня занятия в секции танцев. Старания Галины Михайловны не прошли даром. Да, не самый популярный вид танцев, но из-за этого нас было очень мало в группе и уроки получались почти индивидуальными. С годами мой интерес не угас, а только возрос. А Галина Михайловна очень гордилась мной. К сожалению, несколько лет назад ее муж получил работу в другом городе, и она переехала. На этом наше общение почти прекратилось, оставив только редкие поздравления с праздниками.
Закончив школу с отличием, поступила в институт международных отношений, вызвав волну зависти у одноклассников. Но это была моя мечта. Я хотела изучать арабский язык и культуру. Правда в нагрузку были еще три языка: французский, немецкий и, обязательно, английский. Теперь уже одногруппники удивлялись и завидовали моей способности в изучении языков, а я только разводила руками. Сама не понимаю, как это получается, мне просто нравится.
Первый курс института, новогодний вечер. Каждая группа готовила какой-то номер. Нашим номером стал танец живота. Именно после него Рома и подошел ко мне. Как же я тогда удивилась. Ротшина Романа знал весь институт. Красавец, отличник из состоятельной семьи.
Рома был воплощением мечты любой девушки. Романтичный, обходительный, внимательный. Я любила Романа без памяти.
Знакомство с Раисой Семеновной состоялось на следующий день после Роминого выпускного. Мы встречались уже полтора года. За столом будущая свекровь мне ничего не сказала и никак не проявила свое недовольство. Вот только когда она попросила Романа помочь ей на кухне, отказав вызвавшейся мне, я услышала их разговор. Оказалось, что по мнению Раисы Семеновны я не достойна ее сына. Что было ожидаемо. Первым было то, что я по-прежнему занимаюсь танцами, в исполнении свекрови это звучало: «Трясет ж…», ну понятно в общем чем. Вторым то, что я не подхожу им по статусу. Третьим то, что я буду изменять. Со статусом я сделать ничего не могла. Но во всем остальном. После предложения Ромы выйти за него замуж, я бросила танцы, перестала общаться с парнями без острой необходимости. И всячески сократила общение вне учебы с одногруппниками. Оказавшись ревнивым, Роман был этому очень рад. А я очень старалась измениться ради любимого человека.
Институт я закончила уже Ротшиной Александрой Александровной.
После института начались мои проблемы. Устроиться по специальности я не смогла, мне везде отказывали без объяснения причин. Свекровь начала меня изводить тем, что я не уделяю Роману достаточно внимания и тем, что я совершенно никчемная особа. Рома же твердил, что все наладится и Раиса Семеновна скоро полюбит меня так же сильно, как и он.
Однажды возвращаясь домой с очередного проваленного собеседования мимо швейного ателье, я увидела объявление на дверях.
«Ищем желающих научиться шить. Необходимое требование: усидчивость, аккуратность, старательность».
Решив, что необходимые качества у меня есть, вошла во внутрь ателье.
Светлана Анатольевна – хозяйка ателье, очень удивилась увидев мой диплом, но взять меня на работу, точнее на обучение решилась.
Вначале это было постельное белье. Ровные строчки на швейной машинке я научилась делать еще в школе, оставалось приловчиться к быстрым машинкам в ателье. Начав зарабатывать небольшие деньги, стала тратить их на продукты. Чем больше я приносила денег, тем больше росло недовольство Раисы Семеновны. В конечном итоге, я отдала зарплатную карту Роману, решив, что он экономист, вот пусть и занимается распределением средств.
С годами я научилась шить не хуже профессиональных портных, во всяком случаи так говорила Светлана Анатольевна, и даже немного кроить. Со свекровью легче не стало, но я научилась игнорировать ее замечания. Рома все реже обещал, что все изменится.
— Саша, Саша. — звала меня хозяйка ателье. — Ты чего сегодня весь день такая задумчивая?
— Плохо спалось. — соврала я.
— Я отложила тебе четыре новогодних заказа. Девочки еще неопытные, как бы не испортили ткани. Возьмешься, я тебе к новому году еще и премию добавлю. — подмигнула она мне.
— Возьмусь.
Четыре заказа к тем, что у меня есть – это много, придется зОхнерживаться. Но премия. Премия – это хорошо. Тогда я смогу накопить денег на обследование и понять, почему я не могу забеременеть.
Рома и Раиса Семеновна уверены в том, что я до сих пор не родила, потому что не хочу, не стараюсь, что-то делаю, для того чтобы не рожать. А мне уже тридцать.
Вернувшись домой чуть позже обычного, обнаружила, что дома никого нет. Приготовила ужин для всех. Раиса Семеновна уже давно объявила, что готовка и уборка – это мои обязанности. А я не спорила, домашние дела помогали скоротать вечер и не обращать внимания на одинаковые замечания с ее стороны. Наводя на кухне идеальный порядок, получила сообщение от Ромы:
«Сегодня не приду, отмечаем сделку. Мама у подруги на даче»
Прочитав сообщение, вздохнула. Тишина без свекрови на пару дней гарантирована. Жалко, что Ромы не будет сегодня дома, ну ничего мы завтра вместе проведем время.
Закончив уборку на кухне, я взглянула на уже остывший ужин. Поняла, что совсем не хочу есть. Убрала еду в холодильник и отправилась спать. Поздно. Завтра на работу.
Целый месяц мне снились сны про Мику, вернее я сама была Микой. Сны были такими реальными, что я ощущала в них вкусы и запахи. Чувствовала все переживания девушки, когда Охнер отправлялся на очередную охоту. Ее радость от встреч с любимым. Тепло прикосновений.
Утром я просыпалась с ощущением того, что изменяю Роману. Каждый раз убеждая себя, что это всего лишь сны. Когда Охнер сделал предложение Мике, придя к ним домой и прося разрешение у отца девушки, я была счастлива. У нее все будет хорошо. Весь день меня мучил вопрос, увижу ли я их свадьбу, или эти странные сны прекратятся. Если вначале они меня пугали, я думала, что схожу с ума, то теперь они мне нравились. Я видела другую жизнь. Счастливую и яркую жизнь.
Я счастлива! Или это счастье Мики? Полдень. Яркое голубое небо без единого облачка. Около идола Богу, на главной площади, собрались почти все жители деревни. В тишине затаившей дыхание толпы слышен шелест листьев деревьев на площади от дуновения легкого ветерка. Довольная Мика стоит рядом с отцом. Ее распирает гордость за сшитое ею скромного прямого кроя платье из выбеленной собственноручно ткани и расшитого яркими красными нитями. Смотрите какая я мастерица! Никто не посмеет сказать, что я недостойная пара лучшему охотнику деревни. Довольный выбором дочери отец Мики покрывает ее голову платком, берет ее маленькую ручку и вкладывает в большую ладонь Охнера. Жених надевает на руку невесты широкий браслет. Присутствующие жители деревни заходятся криками поздравлений, пугая всех птиц, сидящих на деревьях и те срываются мелкими стайками в небо.
От этого шума распахиваю глаза. Я проспала! Быстро собралась, поцеловала спящего Рому, которому сегодня не надо на работу, выскочила из дома. Со вчера лифт не работал, бегом слетела по лестнице. Уже на улице поняла, что забыла варежки. Ну, ладно, тут не так далеко, добегу. Решила я, пряча руки в карманы. После обеда, когда все заказы были выданы, а ателье прибрано на праздники, начальница сообщила, что перевела мне деньги за месяц и обещанную премию, сумма вышла солидной. Теперь мне точно хватит на задуманное. Поздравив нас с новым годом, Светлана Анатольевна вручила нам маленькие подарочки и отправила по домам. На улице стало намного холоднее. Придя домой, поняла, что руки замерзли настолько сильно, что даже не могу открыть дверь. Сколько-то провозилась с ключами. Тут дверь открылась. На пороге стоял недовольный муж.
— Ром, прости. — сказала я ему, грея замерзшие руки дыханием. — Я отвлекла тебя от работы? — Только сейчас поняв, что он мог решать какие-то вопросы из дома.
— Шурка, ты здесь больше не живешь. — сообщил мне муж обыденным голосом, не давая пройти в квартиру.
— Ром, что за шутки? — Не поняла я его, и еще раз попыталась пройти домой.
— Твои вещи. — Передо мной в коридор через узкую щель открытой двери выставили чемодан. — С твоей карточки я деньги снял. Считай это подарок нам на свадьбу.
— Ром, какую свадьбу? — Я совершенно не понимала, что происходит.
— Ромочка, давай быстрее. — К мужу подошла молоденькая девушка с большим животом и обняла руку Ромы. Это что? Я стояла и хлопала глазами, а девушка продолжила, не обращая на меня внимания. — Мы уже кушать хотим. — И погладила округлый живот.
— Шурка, я долго ждал, когда ты мне родишь ребенка, а ты все занималась ерундой, о семье не думала. А Леля быстро забеременела. Ты давай, иди. Мы ужинать пошли. — И Рома захлопнул дверь перед моим носом.
Спускаясь с третьего этажа по лестнице, волоча за собой большой чемодан вещей, я не думала о том, что Рома выставил меня из своей квартиры, не думала о том, что он забрал деньги, они все равно предназначались ему, не думала о том, что у меня замерз мобильный телефон и выключился на холоде. Что мне некому позвонить или пойти на ночлег. А завтра уже новый год. Я думала о том, что варежки так и остались на тумбочке в прихожей.
Скинув голой рукой с лавки у подъезда снег, я вытерла набежавшие слезы и села на расчищенное место. Надо успокоиться, отдохнуть и подумать…
Тепло мужских объятий. Ощущение легкой щекотки по всему телу, наверное, я начала отогреваться. Ромка меня пожалел и принес домой. Я же знала, что это глупая шутка. Думала, не открывая глаз. Шершавая ладонь провела по обнаженному бедру.
Стоп! У Ромки никогда не было мозолей на руках. Но я точно знаю эту руку. Что происходит?
Распахнула глаза, села на кровати и осмотрелась по сторонам. Стена печи, с другой стороны, через маленькое окошко с белой занавеской просачивался утренний свет. Бревенчатые стены. А на меня с подушек смотрел испуганным взглядом Охнер. Подожди, мне самой страшно.
Поняв, что сижу перед незнакомым мужчиной голышом, тут же прикрылась рукой и попыталась взять скомканное одеяло. Ощущение щекотки усилилось, будто все мое тело щекотали волоски. Избу осветил яркий голубой свет. Поняв, что свечение исходит от меня самой я впала в ступор. Ступор мой продлился не долго. Ровно до того момента, как Охнер схватил меня за волосы и стащил с кровати.
Больно ударившись о деревянный пол, зашипела от боли. Попыталась встать и прикрыться одеялом. Что за дурацкий сон? Он мне совсем не нравится.
— Сидеть!
Привычный бархатистый голос Охнера, которым он говорил красивые слова Мике звучал совсем по-другому. Сейчас он, натягивал штаны и отдавал приказ нашкодившей собачонке.
Собачонкой я быть не собиралась. Хватит! Раиса Семеновна и Рома уже сделали ее из меня. Можно я хотя бы во сне собой побуду?
Бок от удара об пол болел очень сильно, но хотя бы свечение прекратилось. Снова потянулась за одеялом. Вот только я не подумала о том, что Охнер — охотник.
Быстрым движением он снова схватил меня за волосы, наматывая косу на свой массивный кулак.
— Отпусти! Отпусти меня, гад!
Орала я без остановки, пытаясь высвободить волосы. Да, неприлично. Мой сон, что хочу то и делаю. Господи, проснуться то как?
Охнер все так же выволок меня из дома и потащил по пыльной дорожке. Мелкие камушки обдирали мне ноги, но я пыталась брыкаться и освободиться.
— Сейчас же отпусти меня!
Мужчина дотащил меня до деревенской площади, оказалось она всего в двух домах от избы, где мы проснулись. Швырнул меня на живот в пыль, Охнер придавил сверху ногой к земле.
— Заткнись, змея!
Раздалось над головой. Сквозь боль, страх и обиду ощутила, что мое тело снова покрывает щекотка.
— Маг! Мика — маг! Змеюка!
Со всех сторон долетало до меня. Сколько же уже выбежало на площадь народу? Ай, не о том я думаю. Проснись, Саша, проснись!
— По закону любой человеческий маг должен быть немедля казнен.
Голос начальника стражи поселения — отца Мики. Как же так? Мика его дочь!
— Охнер, ты лучший охотник, сделай это быстро.
А, ну хоть на этом спасибо. Сашка, проснись!!!
Перед моим носом бросили веревку. Охнер поднял ее и заломил мне за спину руки. Плотно связал их, поднял меня за волосы на колени. Голова уже раскалывалась от всего. Но проснуться я никак не могла.
Звук освобожденного ножа от ножен совпал с топотом множества ног, визгами и криками жителей деревни.
Со всех сторон к нам приближались огромные, больше человеческого роста, пыльно-серые с оранжевыми пятнами шипастые ящеры. Они шли на двух задних лапах. Кожаная легкая серая броня покрывала их тела, каждый воин, а это определенно были воины сжимал в обеих руках- лапах по сабле с расширяющимся к концу лезвием. Скимитар. Зачем-то подсказал мозг. Очень полезная, а главное своевременная информация. Думай лучше, как проснуться.
Охнер забыв о моей казни побежал в сторону своего дома. Увернулся от лапы ящерицы, описавшей невообразимую дугу саблей, но попал под удар хвостом. От этого мужчина отлетел на низкий плетенный забор и громким с хрустом его обвалил. Зачем-то я смотрела на его босые ноги и ждала, что он поднимется. Охнер не шевелился.
Холодная рука дернула меня вверх за локоть. Меня подняли, поставили на ноги и развернули к себе лицом.
Уперлась взглядом чуть выше пояса огромной ящерицы. Попыталась заорать, но только хватанула пыльный воздух и закашлялась.
Ящер подхватил меня поперек тела и поволок на окраину деревни.
— Отпусти.
Прохрипела я, откашлявшись. Меня сильно встряхнули, и я прикусила язык.
Сашка, твой сон уже не такой романтичный, как обычно. Ты просыпаться не думаешь? А может это не сон? Может я сошла с ума и ловлю приходы? Так, а отсюда как выходят?
Придумать что-то я не успела. Ящерица принес меня к деревянной повозке, открыл хлипкую дверь и зашвырнул меня внутрь. Ударившись головой о противоположную стену, я потеряла сознание.
Ну, наконец-то.
— Мика проснулась.
Услышала я девичий голос в полумраке. Его тут же разбавили другие шепотки.
— Она правда маг? Она нас спасет? Она нас убьет?
Я старалась не обращать внимания на шепот. Мне не нравилось, что я очнулась в теле Мики. Мне не нравилось, что меня укачивает и я слышу мерзкий скрип колес. Еще больше не нравилось, что я все еще связана и валяюсь на полу повозки обнаженной.
Голова гудела и мешала думать. Болело все тело. Во рту металлический привкус крови. Провела сухим языком по зубам. Ну, хоть они на месте.
— Пить.
Сипло попросила я.
— Самим бы хватило. Зачем они тебя вообще забрали?
Приправив это ударом в бок узкой женской ножкой. Вот же зараза.
Попыталась повернуть голову и посмотреть, кто там такая.
Острая боль пробила виски, и я снова отключилась.
Несколько раз в дороге я просыпалась, а потом снова теряла сознание. Мне снились сны, реалистичные сны. Только теперь в главной роли была не Мика, а я. Вот мне исполнилось десять лет, и Галина Михайловна подарила мне настоящий пояс с монетками. Этот аксессуар долгие годы был моим талисманом. Даже бросив занятия ради семьи, я хранила подарок на верхней полочке шкафа, бережно завернув его в хлопковый платок. Интересно, Рома положил его в чемодан? Рома... Чемодан... Нет, не то. Мне семнадцать. Я участвую в соревнованиях. Занимаю только второе место. А рядом Галина Михайловна, которая успокаивает меня и говорит, что на следующий год, я обязательно займу первое. А на следующий год я уже учусь в институте и у меня появился Рома. И на конкурс я не поехала. А еще через два года Галина Михайловна уехала из города. Тогда я не решилась подавать заявку. Было страшно без поддержки. А Роману не нравилось, что на меня смотрят другие мужчины. Рома… Что же там случилось? Никак не могу вспомнить. Что-то важное.
Меня разбудили громкие звуки. Звон и лязганье металла. Мужские разговоры на арабском. Серьезно? Прислушалась. Действительно арабский, но какой-то странный, свистящий. Говорили два мужских голоса. Речь шла о покупке какого-то товара. Похоже, что торгуются они давно и никак не могут договориться. Из их фраз понимаю, что речь о нас. Мы и есть товар.
Повернулась на бок. Вот заразы, хоть бы руки развязали. Сквозь щели между досок проникал яркий свет и даже что-то можно было различить внутри самой повозки. Но щели слишком узкие и что там, за тонкой стенкой не понятно. Вдоль двух стен повозки низкие лавочки. Справа три девчонки жались друг к другу, сплетя руки. Слева четыре. Точно также тряслись и ждали своей участи.
С той стороны повозки продолжался торг. Восемь здоровых и красивых говоришь? О, да тебя ждет большой сюрприз. Я явно к этому числу не отношусь. Лежала и слушала разговор мужчин и ждала чем закончится торг. Что-то говорить вслух сил не было. Да и зачем? Сейчас закончится торг, откроется дверь, нас всех выведут наружу. И тот, кто нас купил увидит меня. Увиденное его однозначно разочарует. Я посмотрела на свой бок. Даже сейчас было видно, что я вся в синяках и ссадинах.
В подтверждение моих мыслей торг закончился, и дверца повозки со скрипом отворилась. Внутрь низко склонившись и загородив собой яркий свет, резанувший по глазам, зашел ящер. Этот отличался от тех, что напали на поселение. Черная морда, яркие оранжевые пятна и никаких шипов. Девушки жались к стенам повозки и верещали. Ты за нами? Забирай. У меня и без этого звука голова раскалывается. Ящера вслух просить не надо было. Он вытащил по одной всех моих попутчиц.
— Тут одна какая-то страшная.
Сам ты страшный. Тебе бы так досталось.
— Тащи, посмотрим.
Только не за косу! В этом мире другого средства перемещения девушек не существует? Ругаться вслух, визжать, орать сил не было. Губы растрескались, в горле все пересохло так, что там пустыня.
Ящер за косу, рептилия такая, вытащил меня на свет. Можно обратно? Солнце палило нещадно. Я пыталась отворачиваться от света, зажмуриваться.
— Куда ее? — спросил вытащивший меня ящер. Еще ж и встряхнул меня. Гад такой!
— Тащи в подземелье. Такое в гарем нельзя. Очухается, пойдет в дань зверям. Нет — найдем другую.
В подземелье меня тащили проверенным способом этого мира, то есть за косу. Обрежу, при первом удобном случае. Если раньше не вырвут.
Ящер проволок меня по темным каменным лабиринтам до какого-то каменного мешка. Резко поднял перед собой и быстрым движение разрезал веревку. Не успела я порадоваться свободе своих настрадавшихся конечностей, как меня приложили боком о каменную стену. Разнообразия ради, другим боком. Хм, этому вроде еще не доставалось. Пока я вспоминала доставалось ли уже боку, ящер надел мне на запястья широкие железные кандалы. Браслеты соединены цепью, а из ее середины длинная цепь к ошейнику. Который тут же застегнул мне на шее. Ошейник пристегнул к другой цепи, торчащей из стены. Ящер развернулся и ушел по скользким каменным лестницам хлопнув створкой из толстых металлических прутьев.
Привалившись к холодной и склизкой стене, съехала по ней на пол. Тело болело нещадно. Что именно и как сильно болит уже не понимала. Голова раскалывалась.
Поняв, что длины цепи, на которую меня посадили хватит на то, чтобы лечь, попыталась устроиться на каменном и влажном полу.
Было страшно думать о том, что ждет меня дальше. В дань зверю. Звучит неутешительно. Может это как в лабиринт минотавру? То есть меня все равно ждет смерть. А умирать не хочется. Почему я не могу вспомнить, что случилось со мной?
Холод каменного мешка, поначалу успокаивающий боль, начинал пробираться глубже. Знакомое чувство.
Темнота позднего вечера. Снег, холодный и пушистый. Я смотрела на небо задрав голову. Это удобно, когда ты сидишь на лавочке. Из-за городского света совсем не видно звезд. Интересно какие они? Вот так всегда, что-то яркое и близкое затмевает то, что светит вдалеке. Может быть, и Рома своим светом затмил то, что я не увидела. Заметила только его, влюбилась, потому что больше было не в кого. Все меркли на его фоне. А он? Любил ли Роман меня? Наверное, а может нет. Спросить? Зачем? Шевелиться лень. Сейчас еще немного посижу и пойду. А куда? Не знаю, думать тоже лень.
Осознание того, что я умерла там, в своем мире, сидя на заснеженной лавочке рядом со своим чемоданом, которым я воспользовалась впервые после переезда к Роману из институтского общежития пришло неожиданно. И каким-то образом оказалась здесь в теле Мики? Почему я помню ее жизнь и свою? Хотя нет, жизнь Мики я помню по ее воспоминаниям, тем, что были с первого сна о ней. Как же раскалывалась голова.
Появление ящеров я пропустила. Поняла, что не одна только, когда меня резко подняли с пола за локти. Думать о том, как вести себя в этом мире не получалось. Каждый раз начинала сильно болеть голова, до рези в глазах. Решила, что раз голова не хочет думать, то и заставлять не буду, ей и так досталось. А придумать что-то толковое у меня не получалось.
Погружение в обжигающе горячую воду было резким. Меня уже несколько раз так окунали, потом доставали, терли какими-то тряпками, травами и снова окунали. Распутывали волосы и опять с головой в воду. Ну, хоть напилась. Орать, брыкаться или сопротивляться я не пыталась. Только иногда не получалось сдерживать мычание от боли. Две женщины которые меня «купали», сразу приказали молчать. Женщины были обычными пухлыми, темноволосыми и перекидывались между собой короткими фразами на том же языке, что и жители деревни Мики. Все это время рядом стояли два ящера. Черные морды внимательно наблюдали за каждым движением, а хвосты в широкую черно-рыжую полоску вальяжно раскачивались из стороны в сторону. Гадать о своей судьбе уже устала, задавалась вопросом: они рыжие с черным или черные с рыжим.
Особое удовольствие доставляло то, что мое внимание ящеров не устраивало, взмахи хвостами становились резче, а на мордах пробегали признаки недовольных эмоций.
Когда женщины убедились в том, что синяки не смыть, меня достали из большой квадратной купели.
Стоя в кандалах и ошейнике перед ними, я ждала, что будет дальше. Так поведете к своему «минотавру»? Зал, в котором происходило, сие действие на меня впечатления не произвел, а только разочаровал. Слишком он напоминал картинки, виденные мной об истории гаремов. Мелкая яркая мозаика на стенах, арочные своды, каменные лавки, квадратная купель по центру.
Если до института я горела желанием узнать больше об арабских странах, то к окончанию учебы уже жалела о своем выборе. Жизнь наложниц оказалась куда страшнее и непригляднее, чем казалась в романтических мечтах и представлениях юной меня. Может поэтому я так просто отказалась от танцев?
В зал, переваливаясь с боку на бок, вошел серый ящер с гладкой мордой. Белая свободная рубаха и красные шаровары с широким поясом смотрелись на нем дико и неуместно. Оу, да у вас тут расовое разнообразие. Или это видовое? Цветные охранники склонили головы. Прикрываться я уже не пыталась. Все равно получу по рукам от женщин, которые меня мыли. Кстати, они вообще пополам согнулись. Мне тоже надо? Не, не буду. Вот не буду и все. Я уже в одной жизни склонялась перед сильными. И чем закончилось? А тут все равно убивать будут.
Серый ящер осмотрел меня с ног до головы. Брезгливо скорчил морду. А мне было весело. Осознание того, что я уже умерла и меня сейчас убьют снова, приводило к состоянию истерики. Сдерживаться было уже сложно.
— Продолжайте, она должна стать идеальной.
Бросив это, ящер развернулся и ушел из зала.
Знала бы я тогда, что в их понимании «стать идеальной», хоть бы посмеялось напоследок.
Истерика прогрессировала, смеяться хотелось в голос.
С улыбкой наблюдала за тем, как меня приковывают к одной из каменных широких скамеек, фиксируя руку над головой.
Эпиляция? Это что, чтобы у зверя между клыков волоски не застревали? А косу резать не будете? Зря. Ей он точно подавится.
Закончив эпиляцию всего тела, женщины обильно намазали меня каким-то не то кремом, не то мазью. Средство сразу же впилось в светлую кожу сделав ее действительно фарфорового оттенка, замаскировав все синяки. Хорошая тоналка. Модницы на земле от такого бы удавились.
Появление новых персонажей в спектакле: «приготовь обед зверю», меня заинтересовало. Худой, но жилистый мужчина в серой рубахе и таких же серых шароварах. С русыми короткими волосами и хищным взглядом почти черных глаз на вытянутом лице. И две его спутницы с подносами в руках. Эльфийка, если судить по остреньким кончикам ушей, торчащим из-под густых белых волос, и человеческая девушка с огненно-рыжей копной кудрей. На девушках совершенно не было одежды, они шли на цыпочках тихо побрякивая цепочками «украшавшими» их тела. Тонкие ошейники лежали у основания шеи словно колье, но по следам на шее человеческой девушки было понятно, что этот ошейник врезается тонким краем в кожу. От ошейника тонкие цепочки тянулись к браслету на плече, от него к браслету на запястье. Длина цепочек была короче, чем руки девушек и это ограничивало движения, но не затрудняло. Из центра ошейника еще две цепочки…
Мужчина встал передо мной, загораживая мне обзор. Холодная рука схватила меня за скулы, больно сжимая лицо. Покрутил из стороны в сторону, что-то рассматривая. Отпустил. Я вздохнула с облегчением, но не тут-то было. Мужчина ущипнул меня за грудь.
Вот это мне уже не интересно.
— Не трогай меня!
Мои возглас не произвел на мужчину никакого эффекта. Он продолжил осмотр моего тела, крутя, вертя и щипая в интересующих его местах. Когда его рука оказалась между моих бедер, я начала выкручиваться словно уж.
— Не трогай меня!
Мужчина показал какой-то странный жест присутствующим. Женщины, которые купали меня до этого и ящеры, все еще стоящие рядом прижали меня к лавке в четыре руки и четыре лапы.
Дальше орать я уже не могла. Мужчина нажал мне на щеки, вынуждая открыть рот. Зажал между пальцев язык. Острая боль пронзила язык, из глаз полились слезы. Я ощущала себя подушкой для иголок.
В восемнадцать я сделала себе прокол в пупке, правда пирсинг потом пришлось снять. Роме он не нравился. Рома, что-то знакомое… Не помню.
Сейчас я обзаводилась все новыми проколами. К языку добавились нижняя губа справа, правая ноздря, правое ухо посередине хряща, пупок. Апогеем стал полный интимный пирсинг.
Когда поняла, что на мне уже нечего больше прокалывать, начала успокаиваться. Но похоже, что рано. Меня перевернули на лавке, задрав пятки вверх. Там-то что ты делать собрался, маньячина?
Острая боль пронзила пятки…
Наконец-то я потеряла сознание.
Похлопывание по щекам привело меня в чувства. Глаза открывать не хотелось. Пожалуйста, пожалуйста. Пусть мне все приснилось.
Реальность оказалась не радостной. Зал для купаний. Я стою на коленях. Руки заведены за спину и скованы, оковы сделаны таким образом, что не причиняют боль, только если выпрямить полностью спину, как можно сильнее расправляя плечи.
Понравилась я зверю или нет? Как он это решит? Что вообще должно дальше произойти? Что со мной будет дальше? Гнетущая тишина превратилась в пульсирующие удары в висках. Голова закружилась и все стало темнеть, последнее, что я увидела – носки кожаных сапог.
Плетеное полотно из широкой серой соломы, напоминало бамбуковые коврики. Жесткое, колит щеку. Хорошо, что лежала на левой щеке. Ей хотя бы не доставалось. Руки свободны от оков за спиной, но на запястье тонкий браслет с острыми краями, от которого тянется цепочка. Ноги в уютном тепле и какое-то приятное чувство. Совсем не чувствовала боли в пятках.
Приподняла голову насколько позволяло мое положение. Тканевые стены. Похоже, что это шатер. Мужчина с очень длинными черными распущенными волосами сидел по-турецки ко мне спиной и сжимал мои ноги чуть ниже колен между локтем и боком. Что он там делал мне было не понятно. Но какое-то приятное тепло разливалось по всему телу успокаивая боль. Шевелиться дальше было лень. Я лежала и наблюдала за движением мышц под смуглой кожей на спине и руках мужчины.
Тихий звон металла, будто обронили иголку на железную тарелку. Снова поглаживания на пятке, снова тихий звон. Почувствовала, что с щиколоток сняли оковы. Открыла глаза. Встреча взглядом с черными глазами обрамленными густыми длинными ресницами, была неожиданной.
Мужчина внимательно наблюдал за мной, а я рассматривала его. Прямой острый нос, густые черные брови, острые скулы, пухлые губы, небольшая бородка и усы. Можно было бы сказать, что он очень красив. Но его внешность портил неровный шрам, начинаясь над левой бровью, проходя через глаз до самого низа левой щеки. Как только такая глубокая рана не задела веко.
Отведя от меня взгляд, мужчина перевернул меня на спину. Снял цепочки с бедер и потянулся выше. Попыталась свести ноги или что-то сказать, прикрыться рукой. Но мое тело меня подводило. Слабость была такая, что я просто ничего не могла сделать.
Прикосновения мужчины едва ощущались. Закрыла глаза и старалась не думать о том, что он будет делать дальше. Чувствовала, как прикосновения поднимаются выше и выше. Вот уже снят мой ошейник. Теперь ухо, нос, губа. Поняв, что меня полностью освобождают от всего сделанного асхарами, высунула язык. Это тоже снимите, пожалуйста. Настроение было отличным. Хотелось смеяться. Вспомнила, что так я однажды испытывала опьянение. Просто непонятная веселость, все казалось смешным. Неспособность контролировать свое тело… Это что он меня напоил вместо обезболивающего? Поэтому я ничего не чувствую?
Услышала странные звуки – звон металла. Открыла глаза. Увидела, как мужчина одетый в что-то похожее на килт и высокие черные сапоги выходит из шатра в яркий жаркий день. Веки стали тяжелеть, и я уснула.
Следующее мое пробуждение в полной темноте. Не сразу поняла открыла я глаза или нет. По ощущениям я все еще одна в темном шатре на коврике из травы.
Немного полежав и прислушавшись ко звуку за тканевыми стенами шатра, поняла, что там кипит жизнь. Редкие слова, доносившиеся до меня на непонятном мне языке. В попытке понять речь перевернулась со спины на бок. Осознание того, что у меня ничего не болит накрыло волной облегчения.
Резко села на колени, стала ощупывать себя. Ни проколов, ни синяков, ни боли. Ощупала голову. Многострадальная коса на месте. Правда теперь это не коса, а непонятное плетение от женщин из гарема асхаров. Потратив некоторое время на распутывание пальцами волос и расчесывание. Стала заплетать косу, за этим занятием меня и застал мужчина, вошедший в шатер со светящийся шкатулкой в руке.
Все также сидя на коленях с недоплетенной косой в руках, наблюдала за ним, глядя через плечо и боясь пошевелиться.
Мужчина плавно наклонился и поставил неподалеку от меня свою ношу. В свете шкатулки я узнала в нем того, кто снимал с меня подарочную упаковку от асхаров. Медленно снятый широкий пояс с двумя пристегнутыми мешочками наталкивает меня на мысль зачем он пришел.
— Нет. — шепчу я.
Очень хочу сбежать, отползти, но тело словно чужое. Оно совсем не слушается меня, и я сижу, все так же глядя на мужчину.
Полностью раздевшись, он подошел ко мне, повернул к себе спиной и нагнул, прижимая к колючему настилу.
Больно, обидно. До этого у меня был только Рома…
— Отпусти! Прекрати! Хватит! Остановись!
Вначале орала, срывая голос, потом говорила, а потом только шептала, глотая слезы. Единственное, что позволило мне мое собственное тело – это сжимать кулаки до боли впиваясь ногтями в ладони.
Закончив то, зачем пришел мужчина издал тихий, совсем нечеловеческий рык. Этот звук больше похож на звериный. Обжигающе горячие большие руки отпустили меня, и я поняла, что мое тело снова слушается. Отползла от него настолько насколько смогла.
Мужчина оделся, а я сидела, забившись в угол шатра и наблюдала за ним. Вытерла трясущимися руками слезы, и поняла, что изодрала ладони до крови. От рассматривания ранок меня отвлек мужчина. Он бережно взял мои руки в свои провел по ранкам большими пальцами. Это ощущалось так нежно, будто бы не он только что причинял мне боль. Мои светлые трясущиеся руки в его больших смуглых руках выглядели правильно, но это пугало еще больше. Возникло ощущение, что по рукам течет теплая вода, приятная. Ранки быстро затягивались. Я, не веря подняла взгляд и посмотрела в черные глаза.
Его взгляд такой же внимательный и изучающий. Он чуть заметно улыбнулся уголками губ. Отпустил одну мою руку и вложил в другую черный массивный гребень. Сел передо мной спиной. Внутри меня закипела злость, вся злость, копившаяся годами в доме Романа, злость на Охнера, асхаров, на этого мужчину, и я вышвырнула гребень.
В полной тишине он плавно встал, я напряглась от своего поступка настолько, что услышала стук своего сердца. Мужчина молча поднял гребень, вернулся ко мне. Я вся сжалась, ожидая от него чего угодно. В этом мире мужчины не умеют прощать. А он аккуратно взял мою руку и снова вложил в нее гребень.
Пробуждение было тихим и спокойным. Прислушалась к своим ощущениям. Боли и слабости не было. Был только голод, я ужасно хотела есть. Впервые в этом мире я хотела есть и не чувствовала боли. А еще я четко осознала то, что умерла в своем мире и каким-то образом попала сюда. Все так же не открывая глаз стала прислушиваться к звукам, доносящимся с той стороны полога. Какой-то трубный звук вдалеке, не музыка, а как будто кто-то пробует играть разные ноты на разных трубах. Редкие фразы на непонятном языке. Говорят только мужчины, женских голосов не слышно. Звуков было много, но разобрать их у меня не получалось. В своем мире я таких не слышала, а этот мир я совсем не знала. Глубоко вздохнула и попыталась смириться со всем происходящим, открыла глаза.
Через приоткрытый полог в шатер попадало достаточно света, чтобы было комфортно, не ярко и не темно. Заметив в противоположном углу две миски и кожаный бурдюк, подползла к ним.
В маленькой миске была не то густая похлебка, не то жидкая каша с кусочками мяса, пахла она достаточно вкусно. В большой миске вода и аккуратно пристроенная тряпица на буртике, понятно, это для гигиены, за миской с водой лежал металлический гребень с тонкими частыми зубчиками и витым украшением на ручке.
С трудом откупорила бурдюк, принюхалась – вода. Сделала маленький глоток и подождала. Вода, и вроде со мной ничего странного не происходит. Живот возмутился тем, что рядом стоит каша, а хозяйка балует его водой. Поискала по сторонам ложку и не найдя ничего на нее похожее, стала есть кашу через край. Все равно никто не видит, что я ем, как свинюшка.
Выпила через край все, что было возможно, решила все же собрать остатки пальцами. Опустошив полностью миску с кашей, сделала несколько глотков воды. Не понятно, когда мне принесут новую порцию, лучше буду экономить.
Утолив голод и посмотрев на большую миску с тряпкой, я задумалась. С Романом я привыкла подчиняться и молчать. Всегда делать то, что от меня требовалось, делать то, что было нужно. Игнорировать свои желания. Сейчас же необходимость подчиняться и делать то, что приказывают гораздо сильнее. Теперь на кону моя собственная жизнь. Вот только именно сейчас я осознала то, что все эти годы Роман и Раиса Семеновна ломали меня. От жизнелюбивой, бойкой и активной меня не осталось ничего. А сейчас все это вырывается наружу вместе со злостью.
Наклонившись к темной миске с водой, увидела свое отражение. Так я выглядела тогда, когда познакомилась с Ромой. Тот, кто засунул меня в этот мир решил показать, что в прошлый раз мне еще повезло? Да, до снов с Микой я и не задумывалась о том, что сделала с собой. Мика? А что с ней? Если я в ее теле, где тогда она?
Ударив ладонью по водной глади, расплескала большую часть. Брызги разлетелись во все стороны окатив мне лицо и обнаженное тело. Почему-то сейчас вспомнила, как ко мне прикасались ящеры, ощущение мерзости пробило до мурашек. Я передернула плечами и смочив тряпку в остатках воды принялась со злостью тереть лицо, руки…
Слезы текли ручьем, всхлипывая и пыталась стереть с себя воспоминания о Роме, асхарах. Осознание жалкого своего существования в обеих жизнях придавало злости. Кожу начало жечь от того, как я ее натерла. Испугавшись самой себя, бросила тряпку к миске и отползла в свой уголок. Снова вжалась в него, обняв колени положила на них отяжелевшую голову.
Сколько я так просидела не знаю, но жалость к себе прошла, так же, как и злость. Мне захотелось активности. Поднялась и стала делать простые упражнения разминки, которые мы делали в школе танцев. Упражнения приносили удовлетворение в желании двигаться, а заодно я изучала доставшееся мне тело.
Когда-то в прошлой жизни, смешно звучит, читала книги про попаданок. Им всегда доставались другая внешность, тела. В моем же случаи тело было молодой копией меня. Вдоволь размявшись, напрыгавшись и слегка запыхавшись, попила воды. Пока разминалась изучила шатер. Квадрат по пять шагов в каждую сторону. В углах толстые бревна – основания. На них балки и от балок купол из каких-то ровных палок. Думать о том, что это чьи-то кости не хотелось. Во-первых, страшили размеры этих костей, а во-вторых, то, что кто-то убил это огромное животное. На поперечных балках по всему периметру висели подвески с кристалликами, эти подвески отражали попадавший в шатер свет и делали его равномерным.
Понимание, что моему организму не чуждо ничто человеческое пришло внезапно. Убедившись, что мне не предоставили ничего для облегчения ноши, задумалась.
Выходить из шатра не хотелось по нескольким причинам. Я все еще голая, там - за пологом совершенно непонятно что происходит и что меня там ждет, ну и как бонус. Тот, кто сюда меня приволок точно не хочет, чтобы я выходила. Не просто же так мне принесли сюда еду и воду.
Пометавшись по шатру, поняла, что выхода у меня нет, желание только усиливается. В углу у входа заметила, что покрытие лежит не ровно. Отогнув край, порадовалась песку, словно кошка. Организовав себе ямку, облегчила жизнь. Вот точно кошка. Засыпав песком следы преступлений, вернула коврик на место. Если так было нельзя, то в следующий раз пусть думают обо мне лучше.
Сейчас мне снова было весело. Да что за качели с настроением? Такого не было ни у меня самой, ни у Мики в моих снах. Может что-то в воде? Взяла бурдюк, принюхалась. Нет. Просто вода. Решив, что будь что будет, сделала еще несколько глотков. Приступ веселья тут же прекратился так же быстро, как и начался. Вместо него появилось чувство беспокойства. Да что со мной такое?
Эмоциональные качели выматывали. Еды мне больше не приносили. Воды в бурдюке было достаточно, но я к ней не прикасалась, окончательно решив, что там что-то подмешано и поэтому у меня так скачет настроение от пьянящей радости с активностями до полной апатии и беспокойства. Поняв, что я сойду с ума окончательно, если уже не сошла, решила вздремнуть. Забившись в уголок, очень быстро провалилась в сон. Сны не приходили, но сквозь пелену темноты я отчетливо ощущала облегчение и спокойство.
Резко проснулась, ощутив чье-то присутствие.
Шатер освещен мягким теплым светом шкатулки. Мужчина со шрамом держал в руках бурдюк с водой и был чем-то недоволен. Что, не нравится, что не выпила всю воду? Окончательно уверилась в том, что вода с примесями. Встреча взглядами снова неожиданна. Он будто почувствовал, что я смотрю. Вздрогнула и отползла посильнее в угол. Протянутая рука с бурдюком, «на, пей». Ну, уж нет. Помотала головой. Мужчина откупорил пробку и сделал несколько глотков, после этого снова протянул мне бурдюк. Снова помотала головой. Пить не очень хотелось. А вылазить из уголка вообще не собиралась.
Бурдюк отложен. Мужчина начал расстегивать свой широкий ремень. Понимание того, что он собирается делать дальше накрыло волной страха. Постаралась сильнее вжаться в угол, но уже некуда.
То, как он плавно подходил ко мне я видела сквозь слезы страха. Меня пугал этот мужчина, меня пугало то, что он может со мной сделать. Еще больше пугало то, что он сейчас будет со мной делать.
Словно хищник, он резко схватил меня за щиколотку и вытащил из моего укрытия. Он все делал быстро, жестко, не допуская сопротивления. Сегодня я терпела молча, прижатая лицом к колючему настилу и старалась не сжимать кулаки. Пусть берет, а потом уходит. Не хочу его видеть, не хочу его чувствовать, не хочу, чтобы он лишний раз ко мне прикасался!
Тихий рык и горячие руки отпустили мои бедра. Упала там, где есть, просто понимая, что у меня больше нет обманчивой защиты уголка. Для меня нет безопасного места. Слушала как мужчина одевается и ждала, что он уйдет. Но он сел ко мне спиной и положил рядом с моей рукой гребень и шнурок. Отвернулся от меня и стал ждать.
Чем быстрее заплету, тем быстрее он уйдет. Я буквально физически ощущаю эту мысль, будто она кем-то навязана. Поднялась с колючего настила и молча заплела косу. Старалась плести как можно туже. Хотя бы тут я могла на нем отыграться.
Коса заплетена. Мужчина легко поднимается из сидячего положения. Собирает миски и свою светящуюся шкатулку и выходит из шатра. Полог с легким хлопком опускается, и я вздрагиваю. Оставшись в темноте.
Ложусь там, где есть. У меня больше нет обманчивого укрытия…
Слезы катятся из глаз. Молча ненавижу всех. Рому, что сломал меня. Саму себя, что долгие годы считала это нормальным, считала это семьей. Охнера, для которого Мика в миг оказалась магом, которого нужно убить, а не любимой женщиной, которую нужно защищать. Асхаров с их гаремами и больным чувством красоты. Вот только почему я не могу придумать за что ненавидеть этого мужчину со шрамом. Не его ли асхары прозвали зверем? Очень уж он похож. На этой мысли я проваливаюсь в темноту без сна.
Пробуждение было резким. Свет из щели от полога попадал прямо на глаза. Зажмурилась и прикрылась рукой. Попыталась рассмотреть, что там за ним, но ничего не было видно. Села, осмотрелась. Я почти на середине шатра. В углу, где вчера стояли миски снова стоит еда, в этот раз к маленькой порции каши добавилась горка, наверное, фруктов. Рядом бурдюк с водой. Бока сосуда округлились, значит мне добавили воды. Миска для умывания. В другом углу, где я вчера сделала свои кошачьи дела стояло что-то напоминающее деревянное ведро с крышкой. Ага. К горшку приучаете? Ну, ладно, я только за.
Вновь не обнаружив ложки, так же, как и вчера выпила часть каши и доела остатки руками. Изучила разноцветные фрукты. Темно-синий фрукт похожий на бархатный персик действительно пах персиком. Откусив маленький кусок тут же, замычала от удовольствия. Ни разу в жизни не ела таких сладких и сочных персиков. Решив, что другие фрукты я попробую позже, умылась и заплела косу. У меня всегда были непослушные волосы, пряди выбивались из прически, да и сами прически держались не долго. От этого я старалась заплести косу как можно туже, может на дольше хватит.
Поглядывая на бурдюк с водой каждый раз чувствовала мысль «безопасно, можно». Эта мысль снова была чужой, навязанной. Долго сопротивлялась желанию пить. От этого желания мысль словно ввинчивалась мне в сознание «безопасно, можно». Я снова сопротивлялась желанию и чувствовала злость, отчаянье. Не свои, чужие.
Ближе к вечеру пришла к выводу, что я и так уже сошла с ума и хуже не будет. Откупорила бурдюк и напилась от души. Это простое действие принесло волну спокойствия, правильности, облегчения.
Сегодня не было каких-то эмоциональных качелей, меня не накрывало волной неожиданных желаний. Я просто сидела в своей тканевой клетке и пыталась понять для чего я здесь. Ответ не находился.
Когда белый свет начал сменяться на розовый, поняла, что с той стороны закат. А значит скоро стемнеет и придет он. Почему-то не получалось разозлиться на него, не получалось возненавидеть.
Да, брал против моей воли. Но, давай объективно посмотрим на реальность. Мужик красив. Вроде даже заботлив. Спорим, что, если бы это все было при других обстоятельствах, ты бы захотела с ним быть? Дожила, Сашка, сама с собой споришь. Как там было? Не можете изменить обстоятельства, начните получать от них удовольствия.
До самой темноты, лежа на животе на колючей подстилке и глядя на вход в шатер, я уговаривала себя в том, что его не надо бояться.
Мягкий свет от шкатулки, развеявший тьму в шатре, пробудил внутри меня какой-то трепет. Волнение, желание. Чувство, что вот-вот сбудется ожидание. Села и стала наблюдать за вошедшим. Правда красив. Широкие плечи, узкая талия. Кубики пресса на животе. Накаченные руки и ноги. Кончики пальцев закололо от желания прикоснуться к мужчине. Ну, ты Сашка даешь. Точно в воде было что-то. Мужчина, изучавший тарелку с остатками фруктов, повернулся ко мне. Поднял здоровую бровь в удивлении. Не сбивай с мысли, Сашка, не сбивайся. Он ничего тебе не сделает плохого. Уговаривая себя, наблюдала за тем, как мужчина раздевается и подходит ко мне.
Снова кричала. Но кричала совсем другое, не просила остановиться. Я умоляла продолжать. Никогда не испытывала такого удовольствия, ни в этой жизни, ни в прошлой…
Лежа на животе и подперев кулаком щеку, наблюдала за одевающимся мужчиной. Сейчас я четко осознавала, что ни я, ни Мика не испытывали такого влечения к Роману или Охнеру. Почему? Я же должна его ненавидеть. Но, с другой стороны, ненавидеть не получалось, и только забыв об этом «должна», получила удовольствие…
Гребень и шнурок положенные рядом с моей рукой уже были привычными. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, произнесла:
— Меня Саша зовут.
— Исса.
Короткое слово, брошенное через плечо низким грудным голосом…
— Саша. — попыталась настоять на своем, поднимаясь на колени, чтобы заплести косу.
Мужчина сидит неподвижно, но снова повторяет «Исса».
— Слушай, ты, у меня есть имя. Я Саша.
Повторяю я, начиная расчесывать волосы. Четко осознаю, что имя, мое имя – это единственное, что у меня было и осталось сейчас. И я не хочу его забывать, не хочу быть «Исса», я - Саша, Александра.
— Оставь мне мое имя. — шепотом прошу его. — Когда я была маленькой, меня забрали от родителей, у меня была папина фамилия и мое имя… - Он меня все равно не понимает. Не останавливает, не запрещает говорить. А я рассказываю не ему, себе, чтобы помнить, чтобы не забывать. — … И я не поняла сама, как стала такой. А потом мне стали сниться странные сны.
Коса заплетена, шнурок завязан. Перебросила косу ему через плечо. Мужчина внимательно осмотрел на мое творение, снял шнурок и расплел волосы. Снова сел и стал ждать, что буду плести.
Может ему не понравилось, что сегодня я не стала ее затягивать? Ладно, заплету туже. Начала плести, но в этот раз молча.
Большая рука отобрала у меня волосы. Да что не так?!
Плавный разворот ко мне, но я все равно отшатнулась, не зная, чего от него ожидать.
— Рима.
Здорово, теперь я Рима. Не выдержала.
— Саша я!
— Рима. — Мужчина приложил пальцы к губам и повторил. — Рима. — пальцы отдалились от лица, будто показывая звук.
До меня дошло.
— Рима — это говорить?
Мужчина повернулся ко мне спиной. Снова повторил «рима». Рима, так рима. Плела тугую косу и рассказывала о том, как Рома вышвырнул меня из дома. О том, как Охнер выволок на площадь для казни. О том, как появились асхары. О том, как сидела в подземелье и ждала, что будет дальше, о том, как меня готовили в дань зверю.
Рассказ закончен, коса доплетена. Мужчина плавно поднимается и начинает собирать миски.
Не знаю зачем. Схватила его светящуюся шкатулку и прижала к себе. Мужчина посмотрел на меня с улыбкой.
— Оставь, пожалуйста. — попросила я.
Не представляла, как останусь сегодня одна в темноте. А сама уже тряслась от страха. Страх усилился, когда мужчина наклонился ко мне. Тут же протянула ему его вещь. Не надо. Так обойдусь. Он не взял ее в руки. А повернул маленький кристалл в середине и свет стал ярче. Повернул обратно и свет угас, но не полностью. Закрыл шкатулку, и тут же ее открыл. Выпрямился и вышел из шатра. Оставив меня сидеть на полу с протянутой шкатулкой.
Это он мне что инструкцию показал? Ты кто такой вообще?
Проснулась. За пологом шатра уже светило яркое жаркое солнце. Сегодня жарче, чем было раньше.
Но в этом месте есть свои плюсы, я хотя бы высыпаюсь. Не очень удобно спать на колючем полу шатра, без подушки и покрывала, но теперь меня не будит повседневная жизнь с ее обязанностями. Моя рука лежала рядом с закрытой шкатулкой. Точно помнила, что вчера повернула кристаллик на самое слабое свечение и заснула, глядя на него. Значит, кто-то здесь уже побывал. Почему не забрали шкатулку?
В углу новая порция еды. Уже привычная каша с кусочками мяса в деревянной глубокой миске и что-то похожее на серебряный поднос с горкой понравившихся мне фруктов - синие персики и розовый виноград. Сегодня мне не принесли очень кислый черно-бордовый фрукт. Вчера я его только надкусила, но съесть не смогла, так и положила надкусанный в пустую миску от каши.
Поела, умылась. Внутри себя ощутила легкую волну беспокойства. Волна то накатывала, то отступала. Понять причину беспокойства я никак не могла. Долго просидев с медленным расчесыванием волос и плетением косы, в попытке понять саму себя, решила, что это бесполезно. На глаза попалась светящаяся шкатулка. Рассмотрела ее внимательно со всех сторон. Небольшая, размером с ладонь. Легкая, будто пустая. Темное дерево шкатулки украшено геометрическими орнаментами по крышке и стеночкам, лаконично, но очень красиво. Чуть выпуклая крышка снаружи, внутри с пластинкой. На пластинке неровности. Присмотревшись, поняла, что она из такого же камня, как и светящийся кристаллик шкатулки и подвески в шатре. В центре шкатулки многогранный кристалл сантиметра два в высоту. Похоже, что под деревяшкой, в которой он установлен, механизм, создающий свечение. Потому что внутри шкатулка раза в два меньше, чем снаружи.
Интересно, на сколько это дорогая игрушка? Он оставил мне ее слишком просто, будто это какой-то пустяк. Вопрос в том, как он отреагирует на мою просьбу дать мне одежду. Хм, дать одежду. А просить то я ее как буду? Если шкатулку я нагло схватила… Мне что теперь хватать его килт, когда он разденется сегодня? А то, что Он придет сегодня снова, я была уверена.
До самой темноты я просидела со шкатулкой в руках, поглаживая ее гладкие грани и стеночки, обводя рисунки на крышке. Я все время о чем-то думала. То о том, что за стенами шатра непривычно тихо и почти нет громкой речи мужчин, только совсем редкие фразы. Или о том, что меня без причины накрывает волнами беспокойство. Или о том, как заполучить одежду.
Когда совсем стемнело открыла шкатулку. Днем шкатулка при открытии не светилась, а сейчас кристаллик испускал мягкий свет. Все так же держа шкатулку в руках, смотрела на кристалл и ждала, когда придет мужчина со шрамом. Зачем я его ждала, не знаю. Может быть, потому что хотела разобраться с тем, что за беспокойство мучает меня весь день и будет ли оно продолжаться, если Он окажется рядом. Или потому, что окончательно уверилась в решении выпросить для себя одежду. Я сама запуталась.
Полог шатра раскрылся. Но вместо мужчины в шатер шагнула девушка, ступая только на носочки. Поднималась взглядом все выше по ее изящно-скульптурному телу, мне все сильнее становилось не по себе. На девушке нет одежды, только «подарочная упаковка» от асхаров. Длинные прямые черные волосы почти до колен. Острые кончики ушей, торчащие сквозь волосы. Хищные и заостренные черты лица. Образ хищницы завершал взгляд, направленный на меня.
— Надевай.
Удивилась, что девушка говорит на французском. Хотя чему? Если асхары говорят на арабском. И от удивления пропустила летящий в меня сверток ткани. Развернула сверток – это прямоугольное полотно, размером с банное полотенце.
Ну, хоть что-то. Как только я завернулась в ткань, девушка хватает меня за запястье с неимоверной силой сжимая его и тащит за собой из шатра.
Какое-то мгновение сопротивлялась, но девушка на много сильнее, и я начала перебирать ногами.
— Куда мы идем? — спросила на французском.
Эльфийка вздернула бровь обернувшись на меня, но ответила абсолютно спокойно.
— Тебе пора.
Мы шли по лагерю, мимо белых, но различных по формам и размерам шатров и палаток. Под ногами теплый песок, ноги не проваливаются, будто песок уже утрамбовали за долгое время. Вокруг тишина и только мягкое позвякивание цепочек на теле эльфийки. Девушка привела меня к краю лагеря.
— Иди.
Показала она в темную даль. А я понимаю, что у меня нет ничего, ни воды, ни еды. Куда идти? Я даже не знала, где я.
Повернулась к эльфийке, чтобы сказать о том, что я хочу вернуться в шатер хотя бы за водой и остатками фруктов. Мне в лицо прилетает блестящая пыль и темнота проглатывает меня в это же мгновение…
Пробуждение тяжелое. Во рту все пересохло. Голова гудела. Все тело было будто ватное и болело. Я лежала на чем-то мягком и не чувствовала колючей подстилки шатра. Воспоминания о том, что произошло болезненно ввинчивались в сознание.
Открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого солнца. Глаза заслезились от света. Прикрыла их рукой и осмотрелась. С одной стороны от меня гигантская гора песка, с другой пустыня, вдалеке еще один песчаный хребет. Ни камней, ни растительности, только песок.
Осмотрела себя. Вот гадость! Что за мир? У них тут чистый фетиш! Я опять голышом. Все тело в свежих ссадинах и синяках. Ощутила боль с левой стороны лица, ощупала скулу, боль усилилась и там была явная опухлость. Вот и тебе досталось.
Кряхтя и пыхтя, поднялась на ноги. Тело словно чужое. Хотя оно и было чужое. Ну уж нет. Больно мне, значит мое. Поздравляю, Сашка, ты окончательно свихнулась. Задрала голову и посмотрела на гору поблескивающего на солнце песка. Если подняться выше, то увижу больше.
Это единственная мысль, которая помогала мне взбираться на бархан. Солнце уже не грело и не жгло, оно нещадно палило. А еще даже треть неба не прошло, что же будет позже?
Обливаясь потом, проваливаясь в песок и очень часто съезжала вниз, я лезу вверх. Руки и ноги дрожали от усталости. Каждый раз оглядывалась по сторонам, и понимала, мне нужно выше.
Вершина бархана. Солнце почти в зените. Теперь я знала, что такое отчаянье. Справа и слева гряда из песка, впереди песок, сзади тоже. Ни следа, ни лагеря. Куда идти? Трясущимися руками вытерла слезы и пот. Попыталась хоть что-то разглядеть. Новая волна слез, но теперь от счастья. Вдалеке впереди очертания белых шатров и палаток лагеря. Только бы хватило сил дойти.
Спускаться с горы аккуратно, чтобы не покатиться, было гораздо сложнее, чем взбираться. Проклятое солнце начало отбрасывать тень с другой стороны бархана. Издевательство какое-то. Проклинала все: солнце, песок, жару, мир, и ползла вниз. Постоянно проверяла направление. Первые несколько раз я боялась поднять глаза, вдруг мне показалось. Но вскоре убедилась, что белые очертания, возвышающиеся над гладью песка, не пропадают, и это придало мне хоть малую толику уверенности и сил.
Еле перебирала ногами по обжигающе горячему песку, я мысленно ругала мужчину со шрамом. Не уберег, не досмотрел. Его игрушка исчезла, а он даже не ищет. Или это был его изощренный план по избавлению от надоевшей меня? А что? Он не пришел вечером. Да и шкатулку дать на одну ночь той, от которой хочешь избавиться, не так жалко. Ненавидела этот мир, солнце, песок, и его тоже ненавидела. Только почему сердце сжимает такая боль, когда я думала о том, что он меня выбросил? Ну, ведь выбросил? Как ненужную вещь.
Голова гудела и кружилась. Тело горело. Кожа покраснела. Распущенные волосы липли и кололись. Ноги отяжелели и каждый шаг дается все труднее. Пить хотелось неимоверно. Упасть и не идти дальше, хотелось еще сильнее.
Осознав свою ошибку, упала на колени. Как же так?! Все это время я шла не к лагерю, а к белым камням. Сил больше не было, слез тоже. Была только боль, усталость и песок под палящим солнцем. Охнер, почему ты не успел меня казнить? Сейчас была бы какой-нибудь душой, или что там? Не важно, главное не здесь. Нет, Сашка, так нельзя. Соберись! Там камни, там тень, может быть есть вода. И вообще, за ними может быть и есть лагерь. Давай, Саша, давай. Ползла на четвереньках. Полностью подняться уже не могла. Волосы путались, мешались. Несколько раз попадали под руку, от этого падала. Песок прилип везде. Мешает. Надо, Саша, надо. Солнце клонится к закату и камни отбрасывают такую заманчивую тень. Ползи, Саша, ползи.