Сердце леса

Глава 1: Тени в воде

Лес жил своей тайной жизнью. Ветви шептались, словно старые жрецы, хранящие секреты древних времён, а полная луна, похожая на глаз дикого зверя, заливала тропу серебристым светом. Даррен бежал по мягкой земле, его босые ступни едва касались холодной почвы, но он не чувствовал стужи. Впереди, у родника, стояла Лайла. Её тёмные волосы струились, как река под звёздами, глаза сияли, будто пойманные в них созвездия. Она улыбнулась — мягко, как умела только она, — и протянула к нему руки.
— Иди ко мне, Дар, — шепнула она, и её голос был подобен ветру, что гладит листву.

Сердце Даррена забилось быстрее. Он шагнул к ней, но родник вдруг опустел. Вода звенела, живая и древняя, но Лайлы уже не было. Тьма сгустилась, обволакивая лес, и острые когти одиночества сжали его грудь.

Ворона каркнула, и Даррен резко открыл глаза. Он лежал в своей хижине, глубоко в сердце леса. За окном царила ночь, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в печи да шорохом ветвей. Хижина дышала запахами дуба, сушёных трав и старой магии. Стены, испещрённые рунами клана, хранили его обереги, а у камина лежали медвежьи шкуры, где он искал покой, но редко находил.

Ворона на жерди встрепенулась, её чёрные глаза блеснули, как отражение той самой тьмы из сна. Даррен назвал её Лайлой — проклятая привычка, от которой он не мог избавиться. Птица была с ним с той зимней ночи, когда он нашёл её, беспомощного птенца, у корней обелиска, в день, когда всё рухнуло. Сон всё ещё цеплялся за него: Лайла, её зов, родник. Это не было просто видением. Она хотела что-то показать. Но что? Знак? Угроза? Или эхо их последней клятвы, что он должен жить, несмотря на боль?

Даррен сжал кулаки, и его магия — ослабленная, но всё ещё живая — дрогнула, как натянутая струна. Он бросил взгляд на ритуальный столик: чаша с кровью фазана, окружённая потухшими свечами, всё ещё хранила отголоски старого заклинания. Кровь была ключом к связи с лесом, но без круга жрецов ритуал был пустым. Сегодня он даже не пытался колдовать — сил не хватало.

Где-то вдали ухнула сова, и ворона ответила резким карканьем. Даррен посмотрел на неё, нахмурившись. «Лайла», — мысленно окликнул он, но тут же стиснул зубы, прогоняя имя. Память о ней была как нож, вонзённый в сердце. Её смех, её тёмные косы, её превращение в ворону перед последним ритуалом — всё исчезло в ту ночь, когда их круг был разорван. Он пытался не думать о ней, но каждый праздник солнца, каждый шорох леса напоминал о потере. Круг из пяти жрецов — их священная связь — теперь был хрупким, как треснувший камень.

Сон о роднике не давал покоя. Без Лайлы жизнь стала серой, как пепел, унесённый ветром. Но Даррен жил ради клятвы: тот, кто отнял её, всё ещё дышал. Он найдёт его. Заставит ответить за всё. Ради круга. Ради себя. Ради неё. Может, этот сон — путь к ответу?

— Лес умирает, — пробормотал Даррен, глядя в огонь. — А всё, что у меня осталось, — эта хижина да твой упрёк.

Ворона наклонила голову, будто соглашаясь, и её когти цокнули по жерди. Даррен поднялся, бросив ей горсть чищеных орехов. Птица слетела вниз, ловко подхватив угощение, и её глаза на миг вспыхнули голубоватым светом — тем самым, что он видел в трещинах обелиска.

— Ты права, — сказал он, — пора к роднику.

Он натянул штаны и накинул рубашку, не застёгивая, позволяя холодному воздуху коснуться смуглой кожи, где руны клана — символы земли и магии — проступали на груди и плечах. Завтра он пойдёт в деревню, как обещал старосте Шеймусу. Мор поразил их скот, и только Даррен мог изгнать его, напитав землю своей магией. Может, в таверне найдётся девица, чтобы отвлечься от теней прошлого. Но сейчас его тянуло к роднику — месту, где Лайла любила бывать, где серебряные потоки струились меж камней, неся в себе память магии.

Вода там была древней, как сам лес. Иногда Даррену казалось, что, опустив ладони в родник, он сможет смыть боль. Но боль оставалась — упрямая, как корни старого дуба. Лайлу не вернуть — ни водой, ни магией, ни временем. И всё же её голос из сна звал его. Может, в тенях воды был ответ?

Даррен вышел за дверь, где лес шептал свои тайны. Он знал их все: каждый шорох, каждый запах. Он мог стать волком, видеть его глазами, бежать быстрее ветра — дар его матери-друидки, чьё лицо стёрлось из памяти. Но не сейчас. Сейчас он хотел идти человеком, чувствуя землю под ногами.

Воздух был сырым, пропитанным мхом и хвоей. Луна, тусклая, но упрямая, висела в небе, как угасающая свеча. Даррен шёл к роднику, когда сквозь стволы мелькнул силуэт. Его инстинкты насторожились, и он притаился за широким дубом, сливаясь с тенями.

Девушка ступала почти бесшумно, её босые ноги касались земли так легко, будто она плыла. Тёмные волосы струились по бронзовой коже, а лёгкий сарафан обрисовывал изгибы её тела. Она остановилась у родника, и Даррен почувствовал, как дыхание сбилось. Кто она? Он знал всех в деревне — каждый голос, каждый запах, — но её аромат, пряный, с нотками незнакомых трав, был чужим. Откуда она? Почему не боится ночи?

Она поставила котомку на берег и сбросила сарафан. Ткань скользнула по её длинным ногам, упав на камень. Её тело, освещённое луной, было словно вырезанное из янтаря — тонкая талия, мягкие изгибы бёдер. Волосы, длинные и прямые, касались ягодиц. Она присела на камень, а затем скользнула в воду, плавная, как речная нимфа.

Даррен замер, его кровь разогрелась, и он сжал кулаки, прогоняя жар, вспыхнувший в груди. Её движения, её волосы — всё напоминало Лайлу, но это была не она. Вина ударила, как камень. Как он мог смотреть на чужачку, когда Лайла была его светом, его клятвой? «Таверна завтра», — подумал он, стиснув зубы.

Но её появление тревожило не только тело. Она была нарушением порядка его мира. Он знал лес, знал каждую тропу, каждый шорох — но не её. Её лёгкость, её смелость прийти сюда ночью были как вызов. Это пугало. Он должен был выяснить, кто она, но ноги не двигались. Он смотрел, как лунный свет играл на её коже, и сердце билось быстрее, чем он хотел.

Глава 2: Прибежище

Тропы леса затихли за спиной, но тьма продолжала следовать за Ярой, шепча холодным дыханием, что обратного пути не будет. Она знала это с того самого момента, как шагнула к трещине обелиска, но не ожидала... его.

Он возник из теней, как воплощение леса: высокий, широкоплечий, с длинными чёрными волосами, рассыпавшимися по плечам. Рубашка распахнулась, обнажая смуглую грудь, испещрённую рунами клана — древними, как сама земля. Его шаги были мягкими, но в каждом движении сквозила сила волка, готового к прыжку. Глаза, цвета влажной земли после дождя, смотрели с недоверием, скрывая тень боли, которую Яра уловила, как запах дыма в ветре. Рука его лежала на рукояти кинжала, торчавшего из-за пояса.

Яра замерла, сердце на миг остановилось.

— Значит, хранитель.

— Даррен, — сказал он, и его голос, низкий и хриплый, отозвался в ней странной теплотой. — И ты права. Это мой лес.

«Опасен», — шепнула интуиция. «Силён», — вторили духи леса, их голоса дрожали в листве. Яра чувствовала взгляд Даррена ещё до того, как он вышел из-за дуба. Её кожа зудела от неловкости — сколько он смотрел, пока она купалась в роднике? Но в его глазах не было насмешки, только настороженность волка, чьё логово потревожили. Он мог бы раздавить её одним движением, без магии. Или, может, стать тем, кто её спасёт.

Она не отвела взгляда, хотя сердце колотилось.

— Как ты спасёшь лес? — спросил он, прищурившись.

Яра медленно убрала руку с обелиска, ощутив, как камень отозвался теплом под её пальцами, будто приветствуя. Она шепнула мху у ног, и он чуть шевельнулся, словно в ответ.

— Лес ещё помнит старые песни, — сказала она тихо, с лёгкой улыбкой, скрывающей тревогу. — Разве ты не слышишь их, хранитель? Я знаю, как разбудить его сердце.

Даррен нахмурился, провёл ладонью по подбородку.

— Песни? — хмыкнул он. — Лес зовёт многих, девица. Но не все знают, чего он хочет. Откуда ты? Я знаю каждый клан в трёх днях пути. Ты не из них.

Яра опустила глаза, будто прислушиваясь к шороху ветвей. Её пальцы невольно сжали кулон на шее — потёртый, тёплый, с вырезанным узором в виде листа. Подарок матери, единственное, что связывало её с домом, с дочерью, оставленной в монастыре за горами. Она не могла сказать правду. Не сейчас. Клеймо на пояснице вспыхнуло лёгким жаром, напоминая о цепях, которые она пыталась сбросить.

— Я пришла с Юга, из-за гор, — ответила она, голос её дрогнул, но остался твёрдым. — Там, где магия ещё дышит. Я… искала место, где можно начать заново.

— Бежала, значит, — сказал Даррен, склонив голову набок, будто взвешивая её слова. — От кого?

Яра сжала губы, пальцы сильнее впились в кулон. Клеймо жгло, как тлеющий уголь, и она знала, что он где-то там, в тенях, ищет её.

— От прошлого, — выдохнула она наконец. — Я ищу прибежище.

Даррен молчал, его взгляд был тяжёлым, но он убрал руку с кинжала.

— Ладно, — буркнул он. — В деревне разберёмся, кто ты и чего тебе надо. Пойдём.

Яра кивнула, её дыхание дрожало, но она заставила себя шагнуть за ним. Лес зашептал ей вслед, и в его голосе звучала тревога: «Осторожней, Яра».

Тропа свернула, и между стволами замелькали огоньки — тусклые, как светлячки в ночи. Деревня. Яра почувствовала, как клеймо снова кольнуло, будто предупреждая. Она знала, что здесь её встретят с подозрением. Но выбора не было.

Даррен остановился, и Яра замерла, прижавшись плечом к стволу дуба. Мох под её пальцами шевельнулся, словно успокаивая.

— Здесь все знают друг друга, — сказал он тихо, но в его голосе звучала предупреждение. — Чужаков не жалуют. Говори правду, если хочешь остаться. Или хотя бы не ври слишком нагло.

Яра глубоко вдохнула. Она не собиралась врать, но и всей правды не скажет. Не сейчас.

— Мне нужно только место, где я смогу… дышать, — сказала она, избегая его взгляда.

Даррен хмыкнул, но ничего не ответил. Он шагнул в сторону деревни, и Яра пошла следом, чувствуя, как лес смотрит ей в спину.

Деревня встретила их молчанием. Только собаки зарычали, но после короткого окрика Даррена стихли.

Дома, сложенные из тёмного дерева, казались древними, как сам лес. Их крыши поросли мхом, а на некоторых стенах виднелись вырезанные руны, потускневшие от времени. Воздух пах дымом и землёй, но в нём чувствовалась усталость, будто магия, что когда-то питала это место, угасала.

Даррен распахнул дверь приземистого дома. Яра вошла, и тепло избы обняло её, как старый друг. Запах сухих трав — полыни, зверобоя, мяты — висел в воздухе, смешиваясь с ароматом дубовых стен. Резные узоры на балках напоминали о старых оберегах, но их линии были стёрты, словно магия в них истончилась. У очага тлели угли, отбрасывая тени на скрипучий пол. На стене висели пучки трав, а маленькое окошко с деревянными ставнями пропускало тонкую полоску лунного света.

Даррен указал на лавку у дальней стены, где лежала шерстяная кошма, пахнущая овцой и дымом.

— Переночуешь здесь, — сказал он. — На рассвете поговорим со старейшиной.

Яра кивнула, не задавая вопросов. Дверь за ним закрылась, и она осталась одна. Усталость навалилась, как тяжёлый плащ. Она подошла к лавке и опустилась на неё, проведя пальцами по грубой ткани. Лес всё ещё шептал за стенами, напоминая, что она чужая.

«Ты снова сбежала, — подумала Яра, сжимая кулон. — Сколько раз ты убегала? И всегда надеялась, что найдёшь дом…»

Но каждый раз дом становился клеткой. Клеймо на пояснице жгло, словно тлеющий уголь, и она знала, что он всё ещё ищет её. Она вспомнила дочь — крохотное личико, завёрнутое в одеяло, оставленное в монастыре, чтобы спрятать от него. Кулон был единственным, что связывало её с теми днями, с ребёнком, с надеждой.

Яра легла, завернувшись в кошму. Тепло расслабило мышцы, но не прогнало тревогу. Она закрыла глаза, пытаясь заглушить шёпот леса, но память вспыхнула: кровавые кляксы на серебристом свете луны, его голос, хриплый и липкий, как чёрный мёд: «Ты всё равно вернёшься ко мне».

Глава 3: Рассвет

Даррен проснулся до рассвета. Тени ночи ещё цеплялись за деревья, но где-то за горизонтом уже светился бледный серебряный край. Ветер, пахнущий сырой хвоей и дымом ночных костров, проникал в щели между брёвен, пробирался под рубашку, оставляя лёгкую дрожь.

Деревня вокруг только начинала просыпаться: где-то поскрипывали ставни, кашлял старик, из трубы поднимался тонкий столб дыма. Коты шныряли между домами. Мир возвращался к жизни, но в нём всё ещё оставалась тяжесть ночи.

Даррен постоял у порога, глядя на туманные просторы леса. Его магия, ослабленная, но живая, отзывалась на шёпот деревьев, на их тревожное дыхание. Он пытался прогнать мысли о Яре, но её образ — длинные волосы, изумрудные глаза, лёгкая дрожь пальцев — врезался в него, как шип в кожу. Она напоминала Лайлу. Не только внешностью, но и тем, как свободно ходила по лесу, скрывая страх. Лайла тоже была такой — её смех, её магия были прочными, как корни старого дуба. Но всё оказалось иллюзией.

Доверие сделало его слабым, и Даррен выучил этот урок.

Ему не нравилось, что Яра появилась здесь ночью. Не нравилось, что обелиск сразу откликнулся на неё. И особенно не нравилось, как его собственное тело отзывалось на её голос, её взгляд, её тонкую фигуру, окружённую запахом трав и чего-то… дикого.

Она слишком красива для ведьмы. И слишком опасна, чтобы доверять. Она чужачка.

Но когда он вспомнил, как дрожали её пальцы, как подрагивали губы, когда она смотрела на него, как выпрямляла плечи, скрывая страх, в нём что-то дрогнуло. Он не верил ей. Но чувствовал… магию. О магии нельзя соврать.

Даррен обошёл деревню, предупредив о собрании в общем доме, затем спустился к роднику. Вода звенела, отражая первые лучи, но лес был тише, чем раньше — птицы пели реже, звери избегали троп. Обелиск молчал. Он чувствовал бреши в защите: ритуалы больше не питали землю, как прежде.

Охота отвлекла его — он выследил зайца, ощущая лес волчьим нюхом, но даже бег не прогнал тревогу. Сегодня Яру ждёт клан. Она либо она докажет свою полезность и раскроет свои тайны. Либо уйдёт.

Вернувшись к дому, где оставил Яру, Даррен толкнул дверь и замер на пороге. Полоска света из щели ставен падала на пол, освещая её. Яра сидела на краю лавки, медленно водя гребнем по каштановым волосам, струящимся, как река. Её глаза, изумрудные и настороженные, скрывали тяжёлое спокойствие, будто она готовилась к бою. Она убрала прядь за ухо — жест, от которого у Даррена сжалось сердце. Лайла делала так же. Вина ударила, как клинок, и он прогнал её, стиснув зубы.

— Доброе утро, — буркнул он, стараясь не смотреть ей в глаза.

Яра поднялась, убирая гребень в котомку.

— Доброе, — ответила она тихо, но в её голосе не было страха, только осторожность. Она смотрела на него, будто ждала приговора.

— Пошли, — бросил Даррен, развернувшись.

«Не реагируй, — сказал он себе. — Она не Лайла. И не останется здесь надолго».

Общий дом клана стоял в центре деревни — массивная постройка из потемневших брёвен, с резными наличниками, покрытыми мхом. Руны на стенах потускнели, словно магия, что их питала, истончилась. Внутри пахло дымом, сушёными травами и еловой смолой. Лавки тянулись вдоль стен, в углу тлел очаг, отбрасывая тени на лица клановцев. Сегодня пришли не все. Но и тех, кто явился вполне хватало.

У стены сидели воины и старики, их суровые лица терялись в полумраке. Один воин, с длинной бородой, постукивал пальцами по рукояти топора, другой, моложе, с татуировкой руны на запястье, переглядывался с товарищем. Старуха с седыми косами сжимала амулет с символом обелиска, её губы шевелились в беззвучной молитве.

Кернан, старейшина, восседал в кресле с высокой спинкой, держа морщинистые руки сцеплеными на животе. Глаза, глубоко посаженные, смотрели с мудростью, отточенной годами. Лисса, травница, стояла рядом, перебирая веточки пижмы, её взгляд был острым, как шип малинового куста. Май, молодой охотник, развалился на лавке, лениво покачивая ногой, но его кошачьи глаза внимательно следили за каждым движением. Остальные — воины и старики — молчали у стен, их лица были суровыми и терялись в полумраке.

Даррен замедлил шаг, пропуская Яру вперёд. Она шагнула в круг света от очага, её плечи дрогнули, но подбородок остался высоко поднятым.

— Это Яра, — сказал Даррен. — Пришла ночью к обелиску. Говорит, знает, как вернуть магию лесу.

Кернан поднял взгляд, его глаза блеснули в свете очага.

— Одна, ночью? — спросил он глухо, словно камни ворочались в его горле. — К обелиску?

— Он сам позвал меня, — кивнула Яра. Её голос был спокойным и уверенным, но пальцы слегка сжались. — Я почувствовала его магию. Лес хочет жить.

Май усмехнулся.

— Лес, может, и зовёт, гостья, — сказал он, лениво потягиваясь. — Но мы тут гостей не жалуем, пока они себя не покажут.

— Лес пропустил меня к обелиску, — парировала Яра, её глаза вспыхнули. — Разве это не знак?
Даррен заметил, как её нога в истоптанном башмаке сдвинулась назад, будто готовясь к бегству. Она боялась, но прятала страх за прямой спиной и твёрдым взглядом. Магия вокруг неё дрожала, как воздух перед грозой, и лес, казалось, прислушивался к её словам.

Сгорбленный старик с посохом, украшенным потускневшими рунами, наклонился вперёд, пробормотав: «Лес молчал слишком долго». Его слова утонули в тишине, но старуха у стены кивнула, её пальцы сильнее сжали амулет.

Лисса, теребя веточку ромашки, прищурилась, её лицо, обрамлённое тёмными прядями, было строгим.

— Лес пропускает и зверей, и духов, — сказала она холодно. — Это не значит, что им можно доверять.

Воин у двери сжал кулак, его руна слабо замерцала, отзываясь на магию Яры. Старуха покачала головой, но её глаза не отрывались от чужачки.

— Довольно, — оборвал Даррен, поднимая руку. — Проверим, чего она стоит.

Яра посмотрела на него, и в её взгляде мелькнуло что-то тёплое, любопытное, почти вызывающее. Волк внутри Даррена зарычал, а сердце сжалось от неловкости. Она была загадкой, и это бесило.

Глава 4: Зов обелиска

Вечером Яра сидела у костра, недалеко от кромлеха, и аккуратно перебирала лечебные травы в корзинке, отделяя сухие листья и корни. Она чувствовала взгляды — тёплые, колючие, подозрительные. Спина зудела, будто под кожей жило что-то жгучее и настороженное. Особенно острым был взгляд Лиссы — прямой, пронизывающий, словно она видела не только Яру, но и тени её прошлого. Яра стиснула кулон на шее, потёртый лист, вырезанный в дереве — дар матери. Лисса присматривается, но пока не знает. Не должна знать.

Руки оставались неподвижными, но внутри всё дрожало, как лес перед бурей. Яра всё же обрезала корень, он хрустнул под ножом, и она шепнула траве слова утешения, как делала всегда, когда страх подступал слишком близко. Лес ответил лёгким шорохом, словно успокаивая.

Май подошёл ближе, ленивой походкой, словно тень кошки в вечернем сумраке.
— Ножом махать умеешь, гостья. А что ещё спрятано в твоей корзинке? — Его голос скользнул за плечом, тёплый, но хищный.
Яра не подняла головы.
— Травы говорят громче ножей, если знать, как слушать, — тихо ответила она, пряча дрожь в голосе.
— Лисса слушает. Чем же можешь удивить нас ты? — Он слегка коснулся её локтя, и от этого прикосновения по коже пробежали ледяные мурашки.

Яра выпрямилась, медленно, не отводя его руку, но и не поддаваясь. Он тянулся, как хищник, что не верит в отказ, пока не почувствует когти. Она посмотрела в его глаза — не с вызовом, а с холодной ясностью. Май усмехнулся, отступил, его движения были текучими, как у кота, что притворялся, будто не охотился.

Кернан наблюдал, его сухая фигура была неподвижной, как старый дуб, чьи корни всё ещё крепко сидели в земле. Он первым принял Яру, его слова тогда звенели в её памяти: «Ты пришла издалека, но лес впустил тебя. Значит, и мы можем». Яра не знала, верил ли он сам в это или говорил, потому что круг трещал, как весенний лёд. Но он дал ей время — больше, чем она смела просить, больше, чем давал ей кто-либо.

А Даррен… Даррен был как буря, что затаилась за горизонтом. Он не смотрел на неё, не говорил, делал вид, что её нет, но его присутствие давило, как тень волка. Лисса шепнула, что он сторонится людей, живёт в чаще, в хижине, где ручная ворона — его единственный гость. Потеря — так она сказала. Яра видела его плечи охотника, руки, что могли сломать кость или сплести заклятье. Его глаза, светло-серые, почти прозрачные, были как лёд в тумане — дикие, но живые. Они пугали её. И притягивали. Это злило.

Яра не знала, что раздражало больше: его молчаливое презрение или то, что невольно искала его взглядом. Она чувствовала — он не верит ей. Словно видит клеймо под её одеждой, чует её страх, её ложь. Её тайна — бегство от того, чьё имя она не смела назвать даже в мыслях, — была как ягоды в корзине. Если он раскроет её, если лес выдаст её, всё рухнет. Он найдёт её, все жертвы окажутся напрасными.

Яра сжала нож, её пальцы побелели. Она должна выиграть время, найти способ разорвать клеймо, противостоять ему. Но страх, тихий, как шорох листвы, шептал: твой обман раскроют. Даррен знает больше, чем говорит. Лиса подозревает.

— Пора, — послышался голос старейшины.

Яра поднялась и подошла к остальным. Она медленно вдохнула, стараясь приглушить дрожь в руках. Её магия тянулась к обелиску, как растение к свету. И вместе с этим притяжением рос страх. Потому что где-то там, за гранью леса, он тоже чувствовал этот отклик. Чернокнижник. Клеймо на её спине было не просто знаком. Это был якорь. И каждый раз, когда её магия пробуждалась, он мог почувствовать её.

«Не позволяй. Не отпускай магию слишком глубоко», — приказала она себе мысленно.

Кернан смотрел внимательно, сцепив руки перед собой. Лиса стояла рядом, с веточкой полыни в пальцах. Майрид лениво опёрся на дерево, но глаза его оставались внимательными. И Даррен… Он молчал, стоя чуть в стороне. Лисса подошла ближе, протянув ей венок из трав, Яра взяла его дрожащими пальцами и надела на голову.
— Ночь покажет, достойна ли ты, — тихо сказала Лисса, и её голос звучал как напоминание.

Яра кивнула, отвела взгляд, стараясь ни с кем не встречаться глазами.

За спиной раздался лёгкий шаг, едва слышный. Она не оборачивалась – знала, что это Даррен. Его присутствие было тягучим, как дым, обволакивающим и неотступным. Он не сказал ни слова, но воздух вокруг стал тяжелее.

Луна медленно поднималась из-за облаков, бросая серебристый свет на поляну, на обелиск, на её руки. Магия дышала в ней, звала, тянула. И с каждым ударом сердца Яра чувствовала – она слишком близка к тому, чтобы раскрыться. И слишком слаба, чтобы спрятаться.

«Он чувствует. Он знает. И он ждёт».

Сумерки сгущались, лес вокруг сжимался, превращаясь в шепчущие тени. Кромлех, куда стекались друиди клана, казался древним алтарём, где камни и руны помнили имена, давно стёртые временем. Яра стояла на краю круга, чувствуя, как взгляды впиваются в неё с такой силой, что кожа казалась чужой, натянутой и тонкой, как пергамент.

Кернан поднял руку, и шум стих.
— Настал час испытания, — произнёс он, и голос его ветром пронёсся между деревьев. — Лес ждёт знака. Покажи силу. Докажи, что ты не враг.

Лиса шагнула вперёд, положила перед Ярой второй венок из трав.
— Магия травы начнёт плетение, но её сила ничтожна, если за ней нет воли.

Яра опустилась на колени, её пальцы дрожали, касаясь земли. Она отозвалась глухим гулом, обелиск позади дышал, его трещины слабо мерцали голубым. Яра закрыла глаза. Вдох — лес. Выдох — пустота. Шепча древние слова, которым её обучили, она вплела свою волю в землю. Лес замер, прислушиваясь. Яра ощутила магию — древнюю, текучую, как вода в роднике. Она была частью её, но требовала платы. Клеймо вспыхнуло огнём, и шёпот Чернокнижника стал громче: «Ты не убежишь». Яра сжала губы, удерживая магию под контролем. Обелиск засиял ярче, его свет пульсировал, как сердце. Зелёная дымка поднялась над землёй и проросла молодая трава, зацвели лесные цветы, будто весна вдруг ворвалась в ночь. Лепестки блестели росой, воздух наполнился запахом мёда и хвои.

Глава 5: Эхо магии

Костры у кромлеха догорали, угли тлели, отбрасывая дрожащие тени на камни. Люди расходились: кто-то кивал Яре с неохотным уважением, кто-то смотрел исподлобья, пряча сомнения, кто-то отводил взгляд, словно боясь встретиться с её изумрудными глазами. Лес звенел после её магии, как хрустальная чаша, которую ударили слегка лишь раз, но звук растянулся, дрожа в воздухе. Обелиск в центре круга слабо мерцал голубым, будто храня отголоски её силы.

Даррен стоял у границы круга, не спеша подходить. Его руки были скрещены на груди. Он наблюдал за ярой. Она держалась стойко — ни выдоха, ни дрожи, ни попытки оправдаться. Лишь сдержанный поклон Кернану, короткий кивок Лиссе. И — взгляд в его сторону. Непрямой, скользящий, но острый, как лезвие. Она знала: он будет следить.

— Ты видел? — Май подошёл, тряхнув рыжей гривой, его пальцы лениво теребили травинку. Голос был мягким, но глаза блестели напряжённым любопытством. — Камень ожил, и опушка мигом покрылась цветами. Не по сезону. Такое может не каждый друид, Дар.

— Видел, — отрезал Даррен, не отрывая взгляда от Яры. Она уходила с поляны вместе с Лиссой, её тёмные волосы струились, как река под луной. Его руны слабо зудели, будто отзываясь на её магию.

— Ну и? Что думаешь? — Май склонил голову, его улыбка была лукавой, как у кота, почуявшего добычу.

Даррен промолчал. Вопрос повис в воздухе, тяжёлый, как дым костра. Май пожал плечами и отступил к Кернану, который сидел на резной скамеечке, принесённой из деревни. Попрощался и ушёл. Остальные тоже разошлись, и только они вдвоём остались у кромлеха, где камни ещё хранили тепло магии.

— Она маг. Сильный, — сказал Кернан, его голос был сиплым, как шорох корней в земле. — Обелиск принял её силу, но лес не прощает ошибок. Её магия… будто заперта в темнице, и Яра тянет её через щель. Но ключ у неё есть. И она боится его использовать, потому что за дверью — тьма.

Даррен кивнул, его челюсть сжалась. Он чувствовал это: Яра сдерживала силу, как тот, кто боится разбудить зверя.

— Она чужачка, — сказал он тихо. — Её магия… слишком быстрая, резкая. Не как у друидов.

Кернан посмотрел на обелиск, его глаза следили за голубым мерцанием в трещинах.

— Нам нужен пятый, чтобы круг держался, — сказал он. — Но если она несёт беду, нам лучше это выяснить заранее. Следи за ней, Дар.

Кернан встал, опираясь на посох с вырезанными рунами, и, не прощаясь, ушёл. Его фигура растворилась в тенях деревьев, освещённых холодной луной.

Лес слушал внимательнее, чем прежде, его шёпот стал глуше, а ветви замерли, будто чуя тень за гранью. Даррен вдохнул воздух, пропитанный смолой и магией — плотной, вязкой, как тёплый дым после грозы. Его собственная магия, дикая и волчья, дрогнула под кожей, словно почуяв угрозу.

Яра не была друидкой или ведьмой. Она вообще была словно не из их мира. Её сила не текла через землю, как у клана, не питалась дыханием леса. Она была острой, яркой, как молния, что разрывает ночь. Не рождённая, а взятая. Даррен знал: с такой силой не рождаются — её приобретают. Или получают от тех, кто требует плату.

Он направился прочь от кромлеха, не в деревню, а в лес, где в полузаросшей низине, у ручья, стояла его хижина. Место, где его не тревожили, кроме вороны и кошмаров. Листья хрустели под сапогами, воздух пах смолой и холодным туманом. Он шагал быстро, будто мог оставить мысли о Яре позади. Но она цеплялась к нему, как её запах травы, мёда и чего-то дикого.

Её глаза — изумруд и боль. Её голос — тихий, но цепкий, как корни. Её руки, касающиеся трав, дающие им жизнь. Даррен представил, как она касается его, и внутри всё сжалось. Гнев вспыхнул: он злился на себя за эту слабость. Она напоминала Лайлу — не лицом, не голосом, а движением, тем, как шептала травам, как держала голову, будто несла невидимую ношу. Это ранило. Любовь сделала его слабым. Он не позволит этому случиться снова.

Он должен был пойти в таверну, как обещал себе. Там была Таиса — пышногрудая, с вечно приоткрытым воротом и смехом, как звон весенней капели. Таиса не задавала вопросов, не искала правды, не плела заклятий. С ней можно было забыться, утопить мысли в её тепле. Но ноги несли его к хижине. Потому что в голове стояла Яра. Её губы цвета малины, шепчущие заклинания. Её руки, скользящие по травам, будто по его коже.

Он выругался вслух, чувствуя себя мальчишкой, пойманным на запретной мысли. Яра была загадкой, и что-то в нём тянулось к ней, хотело разгадать. Но волк внутри рычал: она опасна. Она не та, кем кажется.

В хижине было прохладно, запах дуба и сушёных трав висел в воздухе. Ворона на жерди приоткрыла глаза, её чёрные зрачки блеснули, когда она посмотрела на Даррена. Она каркнула — резко, будто упрекая за мысли о Яре.

Лайла. Он протянул руку, осторожно коснулся её крыла, но ворона отвернулась, спрятав голову в перья. Даже она чуяла его смятение.

Даррен не зажигал огня. Сел на край лавки, снял рубашку, бросил её рядом. Магия всё ещё жила под кожей, как после боя, а руны на груди слабо пульсировали, отзываясь на эхо силы Яры. Он провёл рукой по лицу, закрыл глаза.

И снова — её лицо. Яра. Не дрожащая, не просящая. Вызывающая, зовущая, как лес перед бурей. Он видел её у обелиска, видел, как цветы распускались под её пальцами, как свет камня отражался в её глазах. Он хотел верить, что она — надежда для леса. Но страх, холодный и острый, шептал: она может быть его гибелью.

«Если я ошибаюсь, и она враг…» — мысль оборвалась. В глубине души он знал: он не хочет оказаться правым. Но лес требовал правды. И он найдёт её, даже если она разорвёт его.

Глава 6: Тени в лесу

Яра проснулась в холодном поту, сердце колотилось, будто пыталось вырваться из груди. Сквозь щели ставен пробивался свет — мутный, рассеянный, словно солнце не решалось подняться над лесом. Воздух в избе был влажным, пропитанным золой и сушёными травами, но под этим ощущалось странное гудение, едва уловимое, дрожащее в костях.

Яра встала, босые ноги коснулись холодного деревянного пола, пальцы невольно сжали кулон на шее. Магия внутри неё изменилась. Она текла быстрее, тревожнее, как вода в бурном ручье, готовая сорваться в водопад.

Обелиск. Его отклик ночью был не просто эхом её силы. Что-то открылось. Или… вырвалось на свободу.

Яра накинула плащ, завязала пояс и вышла. Деревня затихла, словно вымерла. Собаки лежали у порогов, не поднимая голов, вороны каркали над крышами, их крики звучали как предупреждение. Даже куры под навесами жались друг к другу, будто чуя угрозу. Лес изменился — его шёпот стал глуше, а духи, что обычно шептали в листве, молчали. Яра сжала кулон сильнее, её мысли метнулись к Чернокнижнику. «Если он нашёл меня…» Она отогнала страх, но он цеплялся, как мокрый мох.

Лес звал. Или предупреждал. Яра пошла — без слов, без спутников. Она знала: что бы ни ждало, она должна встретить это.

У кромки ручья земля была изрыта, словно когтями. Листья покрывали чёрные прожилки, мёртвые, как пепел. Воздух гудел, будто натянутая струна, и Яра почувствовала их. Пятеро — сначала. Но лес дрожал, словно за ними шли другие.

Они не двигались — ползли, выгибая хребты, их тела ломались в пространстве, будто магия, что их держала, была кривой, изломанной. Костлявые, покрытые тенью, словно шкура их дымилась, как заклинания чернокнижника. Глаза — ямы, наполненные серебристой застоялой водой. Пасти щерились неровными зубами, острыми, как сосульки, свисающие зимой с крыш. Лапы — собачьи, но задние короче, передние изогнуты, будто сломанные. Из спин торчали обломки рёбер, словно второй скелет раздирал плоть изнутри. Их дыхание было дымом, пахнущим сгоревшей солью и гнилью.

Это были не твари. Это были ошибки магии — порванные заклинания, сшитые воедино волей, что не знала милосердия. Искусственные создания, изломанные духи, не ведавшие, кем быть: зверем, оружием или болью. Яра знала только одного, кто мог создать такое.

— Нет… — прошептала она, её голос дрожал. — Не он… только не он…

Твари двинулись. Яра подняла руки, не заклиная, а защищаясь. Магия хлынула по венам, горячая, рваная. Первая тварь прыгнула — Яра сжала воздух в острие, как нож, и отбросила его, тень разлетелась дымом. Вторая подползла сбоку. Яра коснулась коры старого дуба, шепнув древнее слово, и ветка хлестнула, тварь взвыла. Но их было слишком много, они наступали, земля трескалась под их лапами.

Клеймо на пояснице вспыхнуло, жгло, как тлеющий уголь, и в глубине сознания мелькнул шёпот — хриплый, липкий: «Ты моя». Яра сжала кулон, её мысли кричали: «Он нашёл меня. Он пришёл за мной». Страх сдавил грудь.

Глухой рык разорвал тишину. Ветка хрустнула позади.

Огромный волк стрелой вылетел из чащи. Темнее ночи, с глазами цвета тумана, он был больше любого зверя, которого Яра видела. Он врезался в первую тварь с такой яростью, что земля содрогнулась, дымная шкура твари разлетелась клочьями.

Бой был хаосом. Волк рвал, кидал, выл, его когти вспарывали тени. Яра не отставала: её руки сияли магией, она шептала древние слова, призывая ветви ольхи, что разрывали плоть тварей, как когти. Трава под её ногами тлела. Когда последняя тварь испустила хрип, лес затих, но его шёпот стал тревожнее, будто духи чего-то боялись.

Волк стоял, тяжело дыша, лапы в крови, шерсть свисала клочьями. Он обернулся к Яре, и его взгляд — слишком осмысленный, слишком человеческий — пронзил её. Она попятилась, сердце заколотилось.

— Ты помог, — выдохнула она, голос дрожал, как лист на ветру. — Спасибо тебе. Теперь уходи.

Волк не двинулся. Он шагнул ближе, медленно, осторожно, его глаза сузились, будто он видел её насквозь.

— Что ты хочешь?

Яра сжала кулон, её магия вспыхнула, слабая, но цепкая. Она приготовила заклинание, но остановилась — клеймо жгло, и она опасалась, что чернокнижник почувствует её силу и пришлёт ещё тварей.

Волк не отступал, его взгляд был не звериным, а… знакомым. Это пугало сильнее.

Яра развернулась и побежала. Ноги несли её через ольху, через папоротники, к деревне. Волк был быстрее, его тень мелькала в тумане, но он не нападал — гнал, как охотник, что играет с добычей. Плащ зацепился за ветку, Яра рванула ткань, но та не поддалась. Она бросила его.

Сердце билось в горле. Яра споткнулась о корень, мир закружился, и она оказалась под сводами старого дуба, где земля была мягкой, как глина, а корни нависали сверху. Волк прыгнул. Яра рухнула на спину, дыхание сбилось, сердце бешено колотилось. Его тень закрыла рассветное солнце, оскал сверкнул перед её лицом. Она попыталась отползти, но волк рыкнул — низко, предупреждающе. Ткань рубахи зацепилась за корни, Яра замерла, боясь шевельнуться. Зверь принюхался, его морда скользнула к её шее, к груди, к животу. Яра сжалась, её разум кричал: «Он знает. Он чует».
— Пожалуйста… — Её голос сорвался, слёзы жгли глаза. — Уйди… не надо. Не трогай меня.

Волк замер, его глаза сузились, будто он боролся с собой. Он рычал, но не напал. Вдалеке послышался крик вороны, резкий, как предупреждение, и лес зашептал, словно духи наконец осмелились говорить. Яра вцепилась пальцами в прохладную землю и рванулась, но зверь схватил рубаху, ткань разорвалась с треском, обнажая её.

Клеймо вспыхнуло под его взглядом, жар разлился по коже, и она поняла — он нашёл то, что искал. Что будет делать дальше, она боялась представить.