Эта история — художественный вымысел. Она родилась из множества разговоров с одним перуанцем.
Все имена, персонажи, места и события либо являются плодом авторского воображения, либо использованы в художественной манере.
Любые совпадения с подлинными событиями и реальными личностями, как ныне живущими, так и покойными, совершенно случайны.
«Это конец!»
Влажный холодный ночной воздух заставил девушку низкого роста поежиться. Она вздрогнула. Её коленки подкашивались. Каждый шаг давался с трудом. Взгляд стеклянный. Руки девушки были туго стянуты толстыми веревками за спиной. Она прятала лицо за мокрыми коротко остриженными каштановыми волосами. Не моргала. Только мысленно повторяла одну и ту же фразу: «Вот сейчас меня убьют. Это конец!»
Двое туземцев держались сзади. Она не видела их лиц. Конвоиры крикнули ей что-то в спину. От неожиданности она вздрогнула и замерла на месте. Сзади послышался хохот. Она почувствовала, как один стал развязывать ей руки.
«Вот сейчас!»
Она не сопротивлялась. Не пыталась убежать. Смотрела перед собой в густую темноту джунглей, с трудом сглатывая и отгоняя подступающие слезы.
«Сейчас!».
Один туземец (тот, что слева) ударил ее по ногам. Девушка потеряла равновесие и рухнула на колени. Другой, справа, ногой толкнул ее в спину.
Она падала. Через мгновение, показавшееся ей вечностью, она встретилась с землей — холодной и сырой — голова вспыхнула болью. Хрустнули запястье и колено.
— Ай, — еле слышно пискнула девушка. Потирая затылок — села.
Сверху послышался глухой звук — упала металлическая решетка, и следом повернулся засов. Шаги удалились. И наступила мертвая тишина. Никто не говорил. Из джунглей не доносились звуки жизни, даже любители покричать — попугаи Ара — и те, пугающе молчали.
Девушка поерзала на месте и спиной уперлась во что-то холодное и твердое. Стена. Она обхватила колени руками, подняла взгляд к небу. Жалкий клочок мнимой свободы виднелся среди крон деревьев.
«Это конец!»
Уже третья чашка за первые четыре часа работы разбилась. Белые осколки эффектно разлетелись в стороны. Кофе грязной кляксой разлилось по белому кафелю. Грегор выругался и развел руки в стороны.
— Так. Все! — скомандовала Рома. Она вытянула полотенце из фартука и бросилась на колени, собирать осколки и вытирать разлитый эспрессо. — Я сама… Ничего больше не трогай! — приказала девушка, указывая на Грегора пальцем. — Так ты нас загонишь в долги, — чуть слышно, сквозь зубы, добавила она в конце.
Грегор с укором посмотрел на Рому сверху вниз и подумал:
«Да в ней и полтора метра-то нет, командирша мне тут нашлась».
Шикнул и покорно отошел в сторону, позволяя Роме сделать свою работу— та энергично орудовала тряпкой.
— Нас? — через долгую паузу злобно бросил Грегор.
— Я тут не бесплатно работаю, — Рома швырнула грязное полотенце с осколками в раковину, чуть не задев Грегора. Девушка ладонью хлопнула его по плечу. Тот, послушно, чуть ссутулившись, сделал шаг в сторону.
Грегору хотелось спать и курить, а еще он не отказался бы от водки. Или убойной дозы транквилизаторов. Его руки тряслись, белки глаз налились кровью. Ноги не держали тело. Согнувшись, он оперся на край раковины, избегая пристального взгляда посетителя у барной стойки.
Рома вымыла руки и принялась за приготовление новой порции кофе. Ее движения были выверенные, точные, но в то же время плавные, они завораживали, словно страстный танец.
Не глядя на своего напарника, девушка спросила, сменив тон:
— Что с тобой происходит? — Грегор скривился и ничего не ответил. — Сам не свой… сколько уже? Дня два-три?
Рома протянула чашку с эспрессо гостю, рядом поставила стакан воды и достала со стеклянной полки кусочек тирамису.
— За наш счет. Приносим свои извинения. Мы заставили вас ждать, — Рома растянула улыбку.
— И это я нас разорю? — уже без злобы уточнил Грегор.
Гость, с виду, турист, что-то буркнул и протянул пять долларов. Рома помахала руками и по-английски повторила фразу, что сказала ранее. Напечатанное на узкой цветной бумажке лицо Авраама Линкольна уверенно отправилось в стеклянную баночку у кассы с надписью «На беззаботную жизнь».
— Thank you! — пропела Рома.
Хмурый (или задумчивый) гость, в джинсах и свитере, неловко кивнул, молча забрал десерт и кофе, сел в дальнем углу и принялся томно смотреть в окно.
— Восемьдесят лей[1], плюс три чашки… Эх, сегодня мы в ударе, — будто в никуда произнесла Рома. Грегор молчал, потупив взгляд. — В чем дело? — Рома отвернулась от полупустого зала, внимательно оглядывая напарника.
Грегор потер переносицу, стараясь отогнать сонливость. Глаза болели, а мигрень не отступала вторые сутки. Он поднял взгляд на девушку. Рома выпрямилась, увидев уставшие черные глаза. Рома присвистнула, но быстро отдернула себя.
Все нутро Грегора сжалось, прежде чем он решился произнести вслух пугающие его слова:
— Эми пропала.
— С чего ты взял?
— Она писала каждый день. Иногда звонила. Присылала фотографии. А теперь тишина… Если бы она захотела со мной расстаться, она бы мне сказала, правда? — Грегор тараторил. Потом сделал паузу, набрал в легкие воздуха и произнес: — Может нашла себе получше и побогаче?
— Да не смеши меня. Богатые перуанцы? Да, Эми на другом конце мира среди гор и пальм. — Слова Ромы никак не успокоили Грегора. Он похлопал себя по щекам, заставляя кровь циркулировать быстрее. — Может проблемы с телефоном? — предположила Рома.
Грегор забарабанил пальцами по столешнице.
— У нее могли украсть телефон. Слышала преступность там обычное дело, как на завтрак глазунья.
— Не надо было ее отпускать, — ярость с отчаянием охватила его, Грегор схватил кружку и швырнул ее в сторону. Та со звоном упала на пол и раскололась.
Единственный гость, погруженный в свои думы, вздрогнул и огляделся. На мгновение встретился взглядом с Ромой. И вернулся к своему медитативному занятию: продолжил ковырять пластиковой вилкой тирамису. Чашка с кофе стояла в стороне.
— Еще двадцать пять лей, — Рома отвернулась от посетителя и громко вздохнула, подсчитывая убытки и вновь убирая новые осколки. — Она взрослая девочка, Грегор. Самостоятельная и сильная, — тот кивнул, подтверждая ее слова, — ты не мог остановить ее. Хуже того, запретить. Тогда, ты бы точно ее потерял.
— Я сам дал ей деньги на билет и отправил в эту страну и…
— Она хотела учиться, — не позволила договорить ему Рома. — Все будет хорошо.
— Угу, — угрюмо, согласился Грегор. — Почему нельзя было выбрать более цивилизованную и безопасную страну рядом с домом? Нет, надо было лететь на другой конец мира!
— Спроси ее, когда вернется. — Грегор подставил кулак под щеку, все больше хмурясь. Рома встала рядом с Грегором, как бы подставляя плечо и спросила: — О чем вы в последний раз говорили?
Смуглое лицо Грегора чуть просияло: брови больше не сведены у переносицы, плечи расправлены. Он точно о чем-то вспомнил.
Эми вздрогнула. Обезьяны в джунглях перекрикивали друг друга. Кто-то их потревожил. Спросонок, ошарашенные, они принялись будить остальных сородичей. В тишине тропического леса временами было слышно, как обезьяны перескакивают с ветки на ветку, заставляя подняться всех обитателей джунглей и приветствовать раннее утро.
Но еще не рассвело.
Эми потерла глаза, отгоняя сонливость. В ступнях болезненно покалывало. Колени ныли. Пальцы на ногах и руках заледенели. С гримасой боли девушка вытянула ноги перед собой и принялась их массировать.
Наверху, рядом с клеткой, послышались шаги. Эми притихла и прислушалась. Заговорили двое. Мужские голоса. Язык, на котором говорили незнакомцы, был девушке неизвестен. Сначала они шептались — совсем не различить слов, — а потом один повысил голос. В нем чувствовались уверенность и напор, будто он желал получить что-то и не принимал слово «нет». Другой недовольно зашипел и злобно выкрикнул: «Айин!»
Эми знала это слово. Она уже слышала его в деревне, в крошечном поселении в горах, где жила несколько дней до того, как угодила в племя аборигенов.
На языке кечуа[1] «айин» означало «хорошо». Эми потерла переносицу, вспоминая, что еще это слово произносится в знак приветствия. Голоса вдруг стихли. Эми опустила голову. В темноте она принялась разглядывать свою ладонь, тонкие пальчики и грязь под ногтями. Потом сглотнула ком в горле, отгоняя слезы, что вот-вот готовы были хлынуть из глаз…
Эми была не одна. Их было двое. Эми и Дани. Прошлой ночью они оказались в плену у индейцев Амазонии. Хотя это как посмотреть…
«Вдруг, это такое гостеприимство? — промелькнуло в мыслях Эми. — Ну, нет у них лишних коек и подушки».
Эми помнила, сильный удар по голове. Дальше темнота. Когда она открыла глаза, вокруг были одинаковые лица: загорелые, веки раскрашены черным, на шеях бусы разной длины, на бедрах странные шорты.
Полуголые женщины осторожно обходили Эми стороной, коротко бросали на нее подозрительные взгляды, а любопытные и худые дети были совсем раздеты. Они улыбались и сидели напротив, указывая на нее пальцем, и внимательно разглядывали незваных гостей.
Горел костер. Рядом без сознания на земле лежал Дани.
— Ты — чужак! — по-испански, тыкая в девушку тростью, произнес один. Высокий. Седой. Морщины на лице. В шерстяном халате (а может, это было пончо?) Он раскурил длинную трубку. Тогда Дани впервые что-то прошипел. Пришел в себя.
— Ты говорить? — обратился к Эми старик.
— Нет. Но. Мэнан, — Эми перебрала все что вспомнила: английский, испанский и даже кечуа. Затылок болел, в висках пульсировало, а голова казалась ей тяжелой.
Старик плотнее укутался в шерстяную накидку, недовольно что-то промычал, потом отвернулся от девушки, посчитав ее неинтересной, и начал тыкать тростью в Дани, чтобы тот быстрее пришел в себя.
С каждой минутой вокруг Эми и Дани все больше толпилось индейцев.
Дани открыл глаза. Он хмурился, морщился, шипел и совершенно не спешил подниматься и вступать в диалог с индейцами.
— Ты говорить? — обратился старик с трубкой в пончо к Дани. — Вайки.
Дани (он же Карлос Даниель) — коренной житель Перу. Его бабушка живет в Пойени — не то деревушке, не то мини-городе в десять улиц; поселение — зажато между джунглями, горами и полноводной горной рекой Тамбо. Она выращивает свиней и альпак. И в свои сто четыре года в национальной шляпке (монтере) с красными цветами, длинной черной юбке с угловатым орнаментом и пончо выглядит прекраснее городских жителей. Дани — точная копия бабушки. Такой же высокий, чуть сутулый, смуглый, с выбеленными ровными зубами. Вот поэтому он «вайки» — брат.
— Ари, — хрипя, ответил Дани на кечуа, — «Да».
Это было последнее, что поняла Эми. Далее последовал долгий и экспрессивный диалог. Дани тыкал пальцем то в старика, то в окружающих индейцев. Говорил медленно, протягивал слоги. Долго думал перед тем, как ответить. В ответ те шикали и уходили (видимо, по своим делам). Старик отвечал коротко и грозно; иногда хрипя, он поднимал трость и тыкал ею в грудь Дани.
Друг не сдавался и продолжал спорить. В одно мгновение Дани что-то сказал, отчего индейцы в унисон охнули и уставились выпученными глазами на старика с трубкой. Крылья носа у того раздулись, плечи поднялись, а в глазах засверкала злость.
Достаточно было одного легкого кивка старика чтобы индейцы подхватили Эми и Дани под руки и поволокли куда-то. Дани сразу оттащили в сторону. Старик обратился на ломаном английском к двум, что вели девушку:
— Будет шуметь — убейте.
Старик хотел, чтобы она его услышала и поняла. Так Эми угодила в глубокую яму под замок. На дне была каша из грязи, песка и человеческих испражнений. Только в одном углу (где и сидела Эми) была чуть более плотная, утоптанная почва.
Эми вынырнула из воспоминаний, когда услышала чей-то голос сверху.
— Ойе! — совсем тихо. — Эй!
Девушка подняла голову. Было все еще темно. Привыкнув, она увидела еле различимый силуэт и очертания головы.
— Ты говоришь по-английски? — шептал незнакомец, с сильным акцентом.
Эми колебалась. Что под словом «шуметь» подразумевал старик? Кто там наверху? И что будет с ней, если она заговорит?
Все утро шел дождь. Небо затянуло серыми плотными тучами. Порывистый ветер срывал листья с деревьев. Грегор вбежал вверх по лестнице и вышел из подземного перехода, прикрываясь руками от холодных капель. Легкое светлое пальто было распахнуто и совершенно не спасало от пронизывающего ветра. Вся одежда пропиталась по́том и дождевыми каплями.
Грегор, перебирая пальцы, ждал, когда светофор разрешит пересечь улицу.
«В тот день тоже шел дождь, — подумал он, поднимая взгляд на мрачное небо, — была ночь…»
Грегор и Нику праздновали последний год в университете. Друзья вывалились на улицу из бара в обнимку с девушками (Нику, да и Грегор, вряд ли помнили их имена и лица — только смех: звонкий и заразительный), они рассказывали своим спутницам смешные истории, кого-то пародировали и звали на следующее свидание. Нику со словами «смертельный номер» попытался встать на руки. Сделав шаг, он звездочкой распластался на мокрой брусчатке.
Сопя, Нику лежал на проезжей части, с закрытыми глазами и чувствовал, как его одежда быстро впитывает влагу.
— Полегчало? — язык Грегора онемел от текилы; ловя равновесия, уперев руки в бока, он навис над другом; ехидно улыбался и покачивался. — А?
— Это к тебе девчонки липнут, как кхм, — Нику неохотно сел в позу лотоса, — а мне приходится из кожи вон лезть.
— Ты можешь, — Грегор наклонился и чуть тише, чтобы его слова никто кроме Нику не услышал, продолжил: — можешь показать им свой жирный счет в банке.
Нику довольно выпятил грудь и хмыкнул.
— Тогда ты останешься без внимания, друг.
Грегор ухмыльнулся и протянул руку. Нику крепко схватился, подтянулся, с трудом вставая на ноги. Спутницы ждали их под карнизом ближайшего здания.
— Припустил, — сказал Грегор, оценивая погодные условия. — Кажется, прогулка отменяется.
Грегор огляделся. В темном углу, между домами, мелькнула тень.
— Идем? — позвал Нику.
— Да… да, — Грегор продолжал смотреть в сторону тени. Любопытство взяло верх, и он сделал несколько шагов вперед.
— Грегор, нам холодно, — пропели в унисон девушки. Он их уже не слышал.
Его внутренний голос был настойчивее. Все повторял: «Не отворачивайся! Не отворачивайся! Не отворачивайся!»
Вдалеке проехала машина и на долю секунды свет от фар осветили угол, в котором сидела «тень». В груди Грегора что-то сжалось. Он с трудом сглотнул ком в горле. И почувствовал, как быстро трезвеет под ледяным дождем.
— Эй, с тобой все в порядке? — это уже был Нику.
— Угу…
— Нам пора, такси приехало! — Нику надрывал связки и уже трясся от холода.
— Она плачет…
Короткие каштановые волосы, прямые и мокрые, были убраны за уши. Белое худи — не по размеру — промокло. Дырявые джинсы и домашние тапочки — мягкие розовые с длинными ушками. Она прятала лицо, держа перед собой серый рюкзак.
— Грегор? — позвал его Нику.
— Я могу вам помочь? — Грегор обратился к девушке. Та чуть попятилась, вжимаясь в стену. — Позвонить или…
— Грегор!
— Я доберусь один, — крикнул он, не сводя глаз с незнакомки. Будто если он отвернется — она исчезнет. Рассеется, как утренний туман.
— Уверен? Дождь усиливается…
— Да! Все нормально.
Напоследок Нику крикнул:
— На связи!
Спутницы недовольно цокнули, но покорно сели в машину к Нику. Автомобиль медленно увез шумную компанию. Оставляя в темном, плохо освещенном переулке под дождем Грегора и «тень».
Капли барабанили по металлическим крышам. Незнакомка всхлипнула.
— Вы простудитесь. Я могу… отвезти вас… куда вам нужно? — Грегор говорил и кривился: он не знал, что делать в таких ситуациях. Позвонить в скорую или службу спасения? В полицию? Сомневался. Он сделал еще несколько медленных и маленьких шагов к ней. Сел рядом и протянул руку. — Я – Грегор.
— Эми, — с трудом произнесла девушка, выглядывая из-за рюкзака. Крупный синяк у глаза, разбитая бровь и нижняя губа. Кровь запеклась. Эми, колеблясь, протянула руку.
Грегор собирался пожать ее в знак знакомства, но, когда опустил взгляд и увидел расцарапанную ладонь, сломанные ногти, худые пальцы и синяки, аккуратно положил ее ладонь в свою. Он не знал, что сказать. Онемевший от увиденного (или от того, что еще был пьян), Грегор продолжал держать руку будто не живого человека.
— Вы можете купить мне булочку? — еле слышно спросила Эми.
День тянулся медленно. Эми то ходила по дну ямы из угла в угол, то сидела, рассматривая чистое-чистое голубое небо. Она протянула руку вверх, как бы дотрагиваясь до него. Натан не приходил. Из джунглей временами доносились переклички обезьян и трели Зимородков и Сорокопутов. Иногда к ним присоединялся ленивый треск Туканов. И все это превращалось в симфонию, где каждый участник знал свою партию.
А перед тем, как начало смеркаться, Эми услышала протяжный рык большой кошки. Девушка замерла. Рык несколько раз повторился. Эми казалось, что животное приближается.
«Вот сейчас настанет мой конец?»
— Миски.[1]
Эми прислушалась. Говорил мужчина — обращался к кому-то, но не получал ответа. Он продолжил говорить на аймара. Эми ничего не понимала. Потом послышался громкий кошачий зевок, который сменился мурлыканьем.
Эми почувствовала, как руки стали ледяными. Она замерла, вспомнив слова шамана: «Будет шуметь — убейте».
«Я не буду шуметь… я не буду… шуметь»
Эми вздрогнула, когда услышала над головой протяжный зевок и звук клацающих зубов.
«Хорошая киса», — пропела Эми про себя, вжимаясь в угол.
— Иманья![2] — приказал мужчина. Он быстро удалился.
Эми просидела всю ночь не смыкая глаз, прислушиваясь к ровному дыханию зверя. К утру ее веки сами собой закрылись.
Девушка вздрогнула и подскочила на ноги от того, что полил тропический дождь. Наступило утро. Стена из холодных капель заставила Эми судорожно искать убежище. Яма быстро наполнялась водой. Она быстро промокла. Ноги по щиколотку ушли под воду. Эми дрожала и жалась к углу, растирала ладони, руки и ноги, надеясь согреться. Обманывая себя и свое тело как могла:
«Мне не холодно. Мне не холодно!»
— Кам! — Эми посмотрела наверх. Ее звал индеец: смуглый в поношенном тряпье. — Ты! Чипи!
— Сам ты обезьяна, — сквозь зубы, процедила Эми в ответ.
— Чипи. Чипи. — Абориген улыбался. Протягивал девушке что-то вроде лепешки (круглая, белая, похожая на фрисби). Эми жадно облизнула губы. Последний раз она и Дани пообедали в деревне. Еще до того, как выдвинулись в сторону заповедника.
«Сколько же с того момента прошло?»
— Чипи. Чипи, — продолжал звать ее индеец.
Эми не реагировала. Только смотрела. Индейцу быстро надоела эта игра: недовольно шикнув, он швырнул лепешку в яму. Изделие из рисовой муки пропало в луже из грязи и глины.
— Упа, — последнее, что бросил индеец Эми перед тем, как уйти.
— Да, — сочувственно, ответила Эми. — Была бы умной, сидела бы дома… Дома было хорошо…
— Вы можете купить мне булочку?
У Грегора не было сил говорить. Он, ошалевший и пьяный, смотрел то на ее руки, то на лицо. Парень смог только еле заметно кивнуть.
Эми показалась ему ребенком. Он должен был вызвать социальную службу. Дежурного психолога. Людей, которые обучены и знают, как справиться с подобной ситуацией. Которые смогли бы обработать ее раны и ссадины. Отвезли бы ее туда, где она поспала бы в тепле и набралась сил. Но он медлил.
— Сколько вам лет? — первое, что пришло в голову, спросил Грегор.
— Восемнадцать… исполнится завтра.
— Кто вас так? — Эми спряталась за рюкзаком. Плечи ее задрожали. Она снова плакала. — Хорошо. Извини. Извини. — Он снял с себя кожаную куртку и протянул Эми. — Я знаю, где можно найти булочку в такое время.
Эми все еще колебалась, но приняла и быстро накинула на плечи теплую вещь.
— Идемте. Здесь недалеко.
В мягких мокрых тапочках, в большой кожаной куртке Грегора, она шагала вслед за ним. Смотрела по сторонам. Запоминала, в каком районе находится. На какую улицу поворачивает.
— Я все еще пьян, но я могу понести ваш рюкзак.
— Сама, — коротко ответила Эми. Грегор поднял руки, подчиняясь. — Вы живете в центре?
— Угу.
— Вы богач?
Грегор засмеялся.
— Скоро сама все увидишь.
Они обогнули дом из светлого камня и остановились у открытой двери с резным орнаментом из темного дерева.
— Прошу.
Эми замешкалась и остановилась.
— Ладно. Я пойду вперед. Но чтобы ты знала, в этом доме живут хорошие люди.
— Ты всех знаешь?
— Многих.
Эми вошла следом за Грегором в узкий неосвещенный коридор, который вел к лестнице на второй этаж. Они поднялись. Грегор остановился у двери: узкая, обшарпанная, с выбитым замком. Она была не заперта. Грегор потянул за ручку на себя, и та с протяжным скрипом открылась. Внутри было темно.
— Sí, — бодро ответил Нику.
Собеседница на той стороне телефона продолжала «жужжать» ему в ухо. Нику отхлебнул из бумажного стаканчика горячий облепиховый чай. Скривился и покосился на Рому. Та гордо скрестила руки на груди и терпеливо ждала за барной стойкой.
— ¿Cuándo estará disponible la información[1]? — Нику говорил медленно. Угрюмый, но сосредоточенный Грегор сидел напротив и стучал по столешнице. Нику нахмурился и закусил губу. — Угу.
На той стороне женский голос (уверенный и эмоциональный) продолжал диктовать информацию. Грегор смотрел на Нику в упор и продолжал сильнее постукивать пальцами по столу.
Отводя трубку от телефона, Нику шикнул:
— У тебя много энергии? Займись делом. Я пытаюсь понять, что говорит эта женщина.
Грегор поднялся, оставляя друга одного за столиком.
Был поздний вечер. За окном не спеша прогуливались туристы с рюкзаками и фотоаппаратами. Группы людей шумно переговаривались и указывали на здания с узорчатой лепниной вокруг. Старый город был прекрасен в лучах закатного солнца. Становился теплым.
«Дождь закончился», — подметил Грегор. От воспоминаний на душе стало тревожнее.
— Кам! Ты! Чипи-Чипи.
Стояла глубокая ночь. Накрапывал дождик. Эми пыталась сохранить тепло, вжимаясь в холодную землю. Голодная. Вся в грязи. С черными синяками под глазами, она лежала на сырой земле и молилась о том, чтобы это был ее последний день. Желудок больно переваривал сам себя. Руки и ноги не слушались. Мысли туманились.
— Вставай, чипи! — приказал индеец.
Она их не различала. Эми казалось, что приходит один и тот же. Приходит, чтобы поиграть — все время называя ее обезьяной. Эми только пустыми глазами смотрела на них, ничего не говоря в ответ.
— Эй!
Скрипнул засов. Потом решетка поднялась. Рядом упала веревочная лестница.
— Вставай!
— Мне, — боль в горле не позволила ей говорить. Эми сглотнула несколько раз. Своей медлительностью она раздражала аборигенов, что ждали ее на поверхности. — Мне можно подняться? — с опаской уточнила Эми, смотря то на индейца, то на веревку.
— Вставай!
Опираясь на одну из сторон ямы, Эми медленно поднялась. Ноги сводила судорога. Страх подступил к горлу и не позволил девушке даже шевельнуться со своего места.
«Это все!» — сразу подумала девушка.
— Упа. Чипи, — злобно бросил индеец. — Вставай-вставай, чипи!
Ноги не слушались. Тело было тяжелым. Слабость от голода брала верх. Эми медленно поднималась по лестнице, путаясь в веревках. У самой поверхности, индейцы схватили ее под руки и выволокли на землю. Воздух был теплым и влажным. Судорога прошла по телу Эми.
Клац!
Перед лицом Эми закрылась пасть двухметрового взрослого семидесятикилограммового ягуара. Аборигены хохотнули.
— Вставай! — приказал один.
Девушка не шевелилась. Она неотрывно смотрела на грозную морду и большое тело кошки. Ягуар вновь зевнул и лениво потянулся. Животное никак не реагировало на присутствующих.
Индейцы подхватили Эми под руки и подняли на ноги.
— Шагай!
Индеец толкнул ее в спину. Эми с трудом удержала равновесие. Абориген указал рукой вперед. Девушка заметила, что вдалеке горел костер. И Эми покорно пошла.
Она не отворачивалась, не прятала глаза, скорее, наоборот, наблюдала за всем, что сейчас происходит. Внимательно зарисовывала в своей голове все, что видела. Как переглядываются местные, как посылают сигналы друг другу, с каким вниманием смотрят на нее.
— Сайяйя! — рядом с ухом крикнул индеец.
Эми остановилась.
Вокруг собралось все племя. Индейцы зажали ее в плотное кольцо. Шаман (в перьях и пончо) медленно подошел к девушке. Встав лицом к лицу к Эми, старик раскурил трубку, не отрывая от нее взгляд. Трубка выглядела древней, искусно вырезанной из дерева, ее покрывали витиеватые узоры. Шаман затянулся, а потом выдохнул дымок прямо в Эми. Она захлопала глазами, чувствуя жжённый едкий запах. Легкие перестали сопротивляться. Эми вдохнула.
Шаман снова втянул дымок, одновременно перебирая свои длинные волосы. Медленно обводя Эми ухмыляющимся взглядом, перебирал в голове варианты, как проявить гостеприимство. И уже через мгновение Шаман щелкнул пальцами.
— Чарапа, — позвал индеец. — Кам чарапа.
Эми обернулась. Аборигены расступились, впуская в круг оставшегося гостя. С другой стороны от костра Дани медленно полз на руках. Девушка бросилась к другу, но старик остановил ее. Грозно поцокал.
— Стой на месте, бонита[1].
Дани не шевелил ногами. Он опирался только руки, а двое рядом сопровождали его насмехаясь. Пинали и тыкали в него, приговаривая: «Кам чарапа! Ха-ха. Ты черепаха!»
Эми просверлила Шамана взглядом и заметила за его спиной Натана. Он нахмурился и еле заметно дернул головой. Эми с трудом заставила себя повернуться к костру. Она села на колени внутри круга, что образовали индейцы, слушала, как над ее другом издеваются.
Дани подполз к ней. Кольцо из индейцев снова сомкнулось. Смаковав момент, шаман ушел. Остановился на другой стороне от костра.
— Дани, — Эми подползла ближе к нему. — Как ты?
— Кажется, мне сломали ноги.
— Все будет хорошо!
Не будет, и все это знали. У Эми тряслись руки, глаза быстро наполнялись слезами, но она продолжала шептать: «Все будет хорошо! Все будет хорошо!».
— Эми, — Дани притянул ее ближе, и перешел на румынский язык. — Ты должна бежать отсюда. Спасаться. Понимаешь?
— Нет, мы все исправим…
— Они решили, что я оскорбил шамана. Эми, послушай. Я уже труп. Я — труп!
— Нет, — уверенно твердила девушка. — Мы можем все объяснить. Мы заблудились и…
— Эми, ты должна бежать.
Люди вокруг начали произносить непонятные для них слова. Наречие сливалось во что-то единое и звучало плавно.
— Нет, я не смогу.
Эми не заметила, как к ней приблизился Натан. Мужчина сел рядом с Эми. Охватил ее рукой и притянул к себе то для поцелуя, не то для объятия.
— Та-да! — пропел Нику, театрально расправив руки. Он указывал на двухэтажный из кирпича дом. С высокой крышей и деревянной террасой. — Добро пожаловать в наше временное пристанище.
— Так это и есть твой сюрприз? — Рома лениво оглядывалась по сторонам. Она хлопнула дверцей джипа.
— Дорогая, нежнее, — криво улыбнулся Нику, сложив ладони в молитве. — Пожалуйста.
— Прелесть, — Лене с улыбкой застыла перед домом. — Всю жизнь мечтала побывать в горах.
— Мечты сбываются, — Нику в предвкушении потирал ладони.
Рома скривилась, недоверчиво оглядывая Лене. Грегор похлопал Рому по плечу.
— Деревенщина, — шикнула Рома.
— Она наша подруга, — парировал Грегор.
— Не преувеличивай. Всего лишь твоя соседка.
Ле́не жила в одной квартире с Грегором и Эми. Она и ее муж Сергей занимали соседнюю комнату. По вечерам они выкрикивали ругательства в адрес футболистов бухарестского клуба «Динамо» или плакали над очередной сценой тяжелой жизни Хюррем Султан. Бурно обсуждали мировые новости. И как дети по игре «камень, ножницы, бумага» решали, кто утром на работу поедет на мотоцикле, а кто на автобусе.
Высокая, стройная Ле́не стояла с другой стороны джипа. На ней были розовое пальто, сапоги на высокой подошве, и черная шляпа с широкими полями. Ее густая коса доходила до ягодиц. А у лба элегантно спадали несколько коротких волнистых прядей, мягко обрамляя вытянутое угловатое лицо. Лене потерла жилистые пальцы и совершенно не обращала внимания (или не подавала виду) на разговоры и взгляды в ее сторону.
— Найди зеркало и посмотри на себя, — вступился Грегор за Лене.
— Тц-тц-тц…
Эми, что ни на шаг не отходила от Грегора, держалась за его спиной. Вдруг она прошептала:
— Мы точно можем позволить себе подобные траты?
— Это все Нику.
— А ты раскошелился, — одобрительно добавила Рома.
— Все, чтобы сделать тебя счастливой, дорогая.
Лене и Эми, не скрывая улыбки, направились в дом.
Грегор и Нику отнесли в дом пакеты с едой и сменными вещами. Рома заняла верхнюю комнату-мансарду с большой кроватью и сказочным видом из окна: горы и густой хвойный лес. По склонам раскинулись домики-отели. Рядом прилегали деревушка и знаменитый на весь мир замок Дракулы. Но поговаривают, что это уловка для туристов.
Лене осталась на первом этаже в маленькой комнате рядом с гостиной. Грегор и Эми остановились в комнате на втором этаже с видом на дворик. Напротив была комната Нику.
Эми бросила рюкзак на кровать. Как только дверь комнаты закрылась, и щебетания Лене, препирания Нику и Ромы оборвались, Эми обратилась будто в никуда:
— Зачем ты взял меня с собой?
— Нику тебя пригласил, — спокойно ответил Грегор.
Эми села на кровать. Опустила голову. Закусила губу.
— Ты слишком долго пряталась… Да, они тебя не знают. Но дай им время и шанс… — Грегор сел напротив. — Вчера я заходил на твою кафедру, — как бы невзначай добавил он, разглядывая содержимое своего рюкзака.
Эми подняла на него взгляд. Нахмуренные брови и взгляд исподлобья заставили Грегора в следующую минуту взвешивать каждое слово. Он отбросил рюкзак в сторону, приблизился к Эми и тихо произнес:
— Они все еще тебя ждут, — он помолчал, обхватил своими руками ладонь Эми. — Не хочешь в университет? Депрессию легче побороть, что-то делая…
— Хватит, — тихо попросила Эми.
Грегор подчинился, но продолжил на нее смотреть с добротой и любопытством — как тогда, в первую встречу.
Уже прошло несколько месяцев. Эми жила у Грегора, иногда подрабатывала в кондитерской у тетушки Тотти на первом этаже. И не выходила на улицу. Страх встретить отца брал верх. Сковывал. Даже когда она работала, мысль, что отец сейчас войдет в двери, как маленькое деревце укреплялось и росло с каждым днем в ее голове. Он вернется в ее жизнь и утащит в свое логово, как злодей из плохих ужастиков. И она больше никогда не увидит свет.
В комнате, где жил Грегор, Эми было спокойно и тепло. Она не хотела покидать ее. С разрешения Грегора Эми навела порядок в жилище. Погладила все рубашки. Расставила книги. Тетушка Тотти одолжила тюль и шторы, приятного синего оттенка. Позже совместными усилиями Эми и Грегор собрали еще одно спальное место. Они соседствовали. Эми тихо сидела в комнате, пока Грегор учился в университете, читала книги, готовила ужин.
К концу осени Нику объявил, что арендовал дом на Рождество, а потом добавил: «Кого бы ты там ни прятал, бери с собой».
— Сколько мы пробудем здесь? — Эми вдруг задрожала, обхватила себя руками, посмотрела под ноги.
— Три дня.
— Хочу в эти три дня попытаться быть как все.
— Открой глаза…
На лицо Эми упала капля воды. Она поморщилась и открыла глаза. Эми охватила паника. Она ничего не видела. Кромешная тьма. Только эхо от ритмично капающей воды блуждало где-то рядом. В висках болезненно пульсировало. Эми не могла пошевелиться. Мышцы болезненно ныли, а ноги подкашивались. Она ощутила, как раскачивалась из стороны в сторону. Под ногами не чувствовала твердой земли. Хватая ртом воздух, она оглядывалась по сторонам. Дергающими движениями Эми попыталась освободиться.
Она не знала, что была завернута солдатиком в мелкую сеть, для ловли рыбы, и подвешена на крюке на неопределенном расстоянии от земли. Сеть крепко держала ее, не позволяя даже высвободить руки.
Воздух был спертым и влажным. Со временем глаза привыкли к темноте, и Эми увидела нечто похожее на очертания помещения, в котором она находилась: каменные стены, внизу вязкая и скользкая глина. Чуть дальше торчали сталагмиты. А с потолка свисали сталактиты — с них то и дело капала вода. Зажатая будто в пасти монстра девушка сделала глубокий вдох.
«Позвать на помощь?»
Но не успела она решиться и закричать, как услышала мужской голос:
— Ты кто? — вопрос несколько раз эхом пронесся по пещере.
Эми вздрогнула. Посмотрела по сторонам. Никого. Только темнота. Вопрос прозвучал по-английски. Говорил мужчина. Строго. Без эмоций.
— Я — Эми, — с дрожью в голосе ответила девушка.
— Эми? — удивленно переспросил мужчина, будто не такой ответ ожидал. — Эми, — повторил, пробуя ее имя на звучание. — Ты не похожа на перуанку, Эми!
— Нет. Я не перуанка.
— И что ты делаешь в джунглях, не перуанка Эми?
— Я… кажется, я бежала.
— Куда?
— Не знаю, — Эми отгоняла слабость. Пыталась вспомнить события прошлой ночи. Руки давно заледенели, и она совершенно не чувствовала пальцев на ногах. Зубы принялись перестукивать чечетку. Девушка с трудом добавила: — На юг.
Мужчина ухмыльнулся и ответил:
— Юг большой. Куда конкретно? Чили? Аргентина? Может, на юг в Антарктиду? Говорят, там очень холодно и пингвины…
— Мне надо позвонить, — девушку вдруг осенило. — Я должна сообщить, что мой друг в беде.
— А ты не в беде?
— Его держат в плену.
— Наверное, ты не заметила, но ты тоже в плену, не перуанка Эми.
Губы Эми задрожали, она еле сдерживала слезы.
— Мои ноги целы. А его…
— Не пытайся меня разжалобить, — голос стал ближе, будто обладатель подошел к девушке и теперь разглядывал ее в упор, а она этого не видела. Даже не чувствовала. — Ты свалилась на меня. Ты такая тяжелая. Прямо мне на голову.
— Простите, я не хотела причинить вам вред.
Мужчина громко вздохнул.
— И что мне теперь с тобой делать, не перуанка Эми?
— Помогите, прошу… На самом деле я плохо помню, что произошло ночью…
— Которой ночью?
— Прошлой.
— Прошлой ночью ты дрыхла в моем жилище, как младенец, — злобно бросил мужчина.
— Давно я здесь?
— Двое суток.
Все показалось кошмаром. Последнее, что помнила Эми — это жадные, животные улюлюканья индейцев. Помнила, как бежала в темноте. А потом эта темнота стала ее миром. Она вдруг вспомнила Рождество с друзьями. Девушка всхлипнула и взмолилась:
— Пожалуйста, отпустите меня.
— Куда пойдешь, знаешь?
Сверху послышалась возня. Мужчина качнул сеть, и Эми тряхнуло вместе с ней. Неприятные и болезненные ощущения прошлись по телу. Что-то сверху хрустнуло, и ловушка ослабла. Девушка упала на землю. Ноги подкосились, и она погрузилась в сырую глину. Тело мучительно ныло, при падении кости (буквально во всех местах) хрустнули.
Эми попыталась встать. Голова закружилась. Она пошатнулась, на мгновение потеряла равновесие. Ее подхватили сильные и ледяные руки.
— Сама шагать сможешь?
— Кажется, да.
— Тогда пошли.
— Куда?
— Вперед.
Эми послушно двинулась с места, хлюпая мокрыми и грязными кроссовками. Через шагов двадцать послышался новый приказ:
— Стой! — Девушка послушалась. — Перед тобой стена. Ты должна сесть. Внизу будет проход. Примерно на расстоянии вытянутой руки. Ползи туда.
Эми вытянула правую руку, нащупала стену и спустилась вдоль нее, пока не ощутила дуновение. На коленях она пролезла вперед и очутилась в другой пещере.
Откуда-то проникал тусклый, еле заметный лучик света. «Комната» была маленькой с каменными стенами и твердыми поверхностями. В дальнем углу один настил из сухих листьев пальмы. Внутри стоял кислый запах болота и тухлой рыбы.
— Ты здесь живешь?
— Отеля поблизости нет, — огрызнулся мужчина, выныривая из прохода. Эми обернулась. Тусклый свет всего на мгновение позволил увидеть лицо ее пленителя.