Ранние часы Дома Аэрон принадлежали теням, и в этих тенях Ликорис чувствовала себя наиболее комфортно. До того как первые лучи рассветного солнца коснулись верхушек древних деревьев, окружавших поместье, до того как золотистоволосые обитатели Дома проснулись, Ликорис уже была на ногах. Ее комната, маленькая и скромная под самой крышей, всегда оставалась в полумраке, что идеально соответствовало цвету ее волос, черных, как вороново крыло, и глазам, напоминающим отполированный обсидиан.
Она двигалась почти бесшумно, словно сама тень, что стало привычкой, выработанной годами служения в собственном доме. Спускаясь по скрипучим служебным лестницам, Ликорис направлялась на кухню. Ей предстояло разжечь очаг, нарезать травы для завтрака, отмерить муку для выпечки — те же обязанности, что и у любой другой прислуги. И, что удивительно, эта рутина не тяготила её. В тишине дорассветных приготовлений, когда весь дом ещё спал, Ликорис находила своеобразное умиротворение. Здесь не было осуждающих взглядов, шепота за спиной или принуждения быть той, кем она не являлась. Только запахи свежей выпечки, потрескивание огня и редкое пение ранних пташек за окном. Это был ее мир, простой и предсказуемый, где она могла быть собой, несмотря на то, что это “собой” было проклятием для её семьи.
Запахи трав и свежего теста наполняли кухню, заглушая легкий скрип половиц, когда Ликорис переходила от одной задачи к другой. Она могла бы с закрытыми глазами найти каждый горшок, каждую специю. Руки, которые по ночам могли бы колдовать над древними символами, теперь ловко разделывали овощи для утреннего рагу, точно и быстро, без единой лишней заминки. Ни один из спящих членов Дома Аэрон, купающихся в своих шелковых простынях и снах о былом величии, не догадывался, кто на самом деле является невидимым фундаментом их ежедневного комфорта.
В этом утреннем труде Ликорис не чувствовала себя униженной. Наоборот, была странная свобода в том, чтобы быть незаметной, почти невидимой. Пока Лира готовилась к очередному дню, наполненному уроками этикета, музыкой и заботами о своем сияющем облике, Ликорис занималась делом. Ее руки были заняты, а разум – свободен. Она часто размышляла о мирах за пределами поместья, о магии, которая текла в её венах, но была так тщательно запечатана. Это было её собственное тихое бунтарство: выполнять обязанности, быть “темной тенью”, но при этом хранить внутренний мир, недоступный ни для кого из светлых эльфов, кто считал её лишь нежеланной прислугой. С первыми проблесками золотого света, пробивающимися сквозь высокие окна кухни, завтрак был готов. И тогда наступала часть дня, где её незримое существование заканчивалось – время, когда дом пробуждался, и тени должны были отступить.
Когда последние золотые лучи рассвета заливали кухню, возвещая о пробуждении Дома Аэрон, тишина исчезала. Послышались легкие шаги по верхним этажам, шуршание тканей, приглушенные голоса. Для Ликорис это был сигнал: её время одиночества подошло к концу, и пришло время вновь стать почти невидимой. Она расставляла блюда на большом обеденном столе в главной зале, двигаясь с такой же бесшумной грацией, с какой порхали лесные мотыльки.
Первым обычно появлялся Граф Аэрон. Его когда-то гордая осанка теперь слегка сутулилась под бременем непомерных долгов, а в глубине когда-то ясных глаз таилось постоянное беспокойство. Его светлые волосы, столь же золотые, как у Лиры, но теперь с прожилками седины, были безупречно уложены. Он входил в столовую с видом человека, несущего невидимый груз, и его взгляд скользнул по Ликорис, едва задержавшись. В нем не было ни злобы, ни отеческой привязанности, лишь холодное равнодушие, словно она была частью мебели, нежеланной, но необходимой. Для него она была живым напоминанием о странном “проклятии” и финансовых потерях, что терзали его графский дом.
Вскоре за ним следовала её мать, когда-то сияющая красавица, теперь потускневшая под слоем тревоги и горечи. Её лицо, хотя и безупречно ухоженное, всегда было напряжено, а улыбки – редкими и вынужденными. Её глаза, когда они случайно встречались с глазами Ликорис, были холодными и отстраненными, полными стыда и разочарования. Она видела в младшей дочери не ребенка, а пятно на безупречной репутации Дома Аэрон, живое свидетельство чего-то неправильного и темного. Её слова, если они вообще были адресованы Ликорис, были краткими, отрывистыми приказами, лишенными какой-либо теплоты.
И, наконец, с лёгким шуршанием дорогих тканей и звонким смехом, словно воплощение самого света, появлялась Лира. Её золотые локоны струились по плечам, сияя в утреннем свете, а глаза цвета ясного неба блестели от самодовольства. Она была воплощением всего, чем должна была быть эльфийская дочь графского Дома Аэрон: изящной, воздушной, излучающей чистую магию. Лира одаривала Ликорис лишь мимолетным, едва заметным взглядом, полным высокомерного снисхождения, словно та была всего лишь тенью, обслуживающей её сияние. Иногда она бросала небрежные указания, поправляя несуществующую складку на скатерти или требуя особого сорта фруктов, даже не потрудившись посмотреть на Ликорис. Для Лиры младшая сестра была не более чем частью фоновой декорации её идеальной жизни, удобным невидимым помощником.
Ликорис всё это выносила с привычной стоицизмом. Её собственное лицо оставалось непроницаемым, движения – точными, а в душе царила спокойная, почти отстранённая наблюдательность. Она знала, кто она для них, и приняла это. В конце концов, их холодность лишь подтверждала, что она принадлежит другому миру, другой магии. И этот мир, этот секрет, был только её.
Завтрак проходил в привычной для Ликорис отстраненности. Она стояла у стены, готовая подать или убрать что-либо по первому требованию. В какой-то момент Граф Аэрон, отложив вилку, сдвинул бровь.
— Ликорис, — произнес он голосом, не терпящим пререканий, — Подай еще сока. Этот кувшин почти пуст, а Лира не получила своей порции.
В его тоне не было ни просьбы, ни даже намека на отеческую заботу, лишь сухое констатация факта и приказ. Он даже не посмотрел на нее, его взгляд был прикован к кувшину, будто он разговаривал с неодушевленным предметом.
Следующее утро началось не просто с первыми лучами солнца, но с оглушительным взрывом хаоса, что сотряс Дом Аэрон до самых фундаментов. Ни тихих шагов Ликорис, ни её бесшумных приготовлений на кухне никто не заметил. Двери хлопали, голоса звучали на повышенных тонах, слуги метались по коридорам с невиданной ранее скоростью. Даже запахи свежей выпечки не могли заглушить царившее в поместье возбуждение.
Ликорис, подавая завтрак, привычно скользила между суетящимися фигурами, но даже ей, искусному наблюдателю теней, было трудно сохранять свою отстранённость. Что-то изменилось. Воздух звенел от предвкушения, и даже обычно хмурые лица слуг озарялись редкими, робкими улыбками. Она слышала обрывки фраз: «…Сам Герцог!», «…немыслимо!», «…Дом Аэрон возродится!».
И тут в столовую буквально ворвался Граф Аэрон, его лицо сияло так, как Ликорис не видела его уже много лет. Он был взбудоражен, его обычно безупречные светлые волосы растрепались, а глаза горели лихорадочным блеском. За ним, с более сдержанным, но не менее сияющим видом, вошла Графиня, держа в руке тщательно запечатанный свиток. Лира, уже сидевшая за столом, вскинула бровь, недоумевая.
— Лира! Моя дорогая, светлая Лира! — голос Графа дрожал от восторга, когда он подбежал к дочери. — Чудеса случаются! Мы спасены!
Графиня, подойдя ближе, развернула свиток, и в её голосе, обычно холодном, прозвучала неприкрытая гордость.
— Сегодня утром гонец из Герцогства Алдерон доставил послание. От самого Герцога Алдерона.
Лира ахнула, прикрыв рот ладонью, а затем её лицо озарилось триумфальной улыбкой.
— Герцог Алдерон? — переспросила она, и в её голосе уже звучала самодовольная нотка. — Неужели…
— Да! Да, именно так! — Граф едва сдерживал себя, чтобы не пуститься в пляс. Он хлопнул ладонями по столу, заставив посуду едва слышно звякнуть. — Он прислал официальное предложение о помолвке! Помолвка с Лирой! Моя дочь, будущая Герцогиня Алдерон! Это невероятно! Дом Аэрон возродится! Мы выплатим все долги! Наш статус будет выше прежнего!
Ликорис стояла у стены, держа в руках поднос с пустыми чашками. Её лицо, как и всегда, оставалось непроницаемым. Ни единой эмоции, ни единого движения. Но внутри… Внутри её мир снова перевернулся.
Герцог Алдерон…
Имя эхом отдавалось в её голове, но оно не ассоциировалось с конкретным лицом. Это было лишь имя влиятельного правителя. Он прислал предложение. Предложение о помолвке. И, конечно, все были уверены, что это для Лиры. Это должно быть для Лиры. Никто и представить не мог, что сам Герцог Алдерон мог бы проявить интерес к ней, к Ликорис, к “проклятию” дома Аэрон, к невидимой служанке с волосами цвета ночи. Они бы никогда не поверили.
Ликорис ощутила странный холодок в животе. Эта помолвка, это спасение дома… всё это казалось таким далёким от неё, и в то же время она была так близка к эпицентру этого безумия.
Вопрос безмолвно завис в её разуме: как Дом Аэрон будет выглядеть теперь? Что изменится для неё самой, для тени, что движется по приказам? Пока она продолжала стоять, словно застывшая фигура, наблюдая за бушующим океаном радости и триумфа, который проносился мимо неё. Марионетка безмолвно наблюдала, как нити её судьбы, казалось, запутываются с нитями судьбы этого незнакомца, чье имя теперь означало спасение для всего её дома.
Лира расцвела, её золотые волосы казались ещё ярче, а смех, звонкий и победоносный, заполнил комнату. Она с наслаждением принимала поздравления родителей, в её глазах читалась полная уверенность, что так и должно было быть, что это был лишь вопрос времени. Графиня, отложив свиток, подошла к старшей дочери, обняла её и почти нежно погладила по сияющим прядям.
— Моя прекрасная Лира, — прошептала мать, её голос был полон такой теплоты, которую Ликорис никогда не слышала, обращённой к себе. — Ты принесёшь Дому Аэрон величие, невиданное с момента основания. Герцог Алдерон… Какое имя! Какая партия!
Граф Аэрон, переполненный эмоциями, начал расхаживать по столовой, его шаги были быстрыми и энергичными, будто с его плеч свалился тяжкий груз.
— Это нужно отпраздновать! Сегодня вечером мы должны устроить ещё один приём, но на этот раз — настоящий, по случаю помолвки. Лира, тебе нужно новое платье! Самое изысканное, самое дорогое. Срочно вызовите портниху! И разошлите весть по всем уголкам королевства! Каждый должен знать, что Дом Аэрон восстал из пепла!
Его слова эхом отдавались в высоких сводах столовой, наполняя её громким, почти истеричным ликованием. Ликорис, продолжавшая стоять с подносом, чувствовала, как её тело будто замирает на месте. Всё внимание, вся радость, всё будущее теперь принадлежало Лире. И это было правильно, ведь именно Лира была сияющим солнцем их дома, а Ликорис – лишь его тенью.
Герцог Алдерон. Имя могущественного правителя, которого она никогда не видела, но чьё решение вдруг полностью изменило течение жизни её семьи. Ей не было дела до его внешности или характера; он был просто механизмом, спасителем, присланным небесами для Графа и Графини Аэрон.
Ликорис, словно по наитию, опустила взгляд на свои руки, крепко сжимавшие поднос. Ни один мускул не дрогнул на её лице, когда она услышала очередное распоряжение матери.
— Ликорис! — Голос Графини был уже привычно-холодным, но с нотками раздражения от того, что её младшая дочь всё ещё стояла неподвижно. — Перестань стоять столбом. Немедленно отправь гонцов к портнихе, а затем проследи, чтобы все лучшие вина были спущены из погреба. Нам нужно подготовиться к торжеству. И убери всё это со стола! Быстро!
— Да, матушка, — глухо ответила Ликорис, её голос был почти неслышен на фоне ликующих восклицаний Лиры и Графа.
Она кивнула, двинулась с отточенной быстротой, собирая посуду. Ни слова упрека, ни единого вздоха. Только молчаливое, безоговорочное подчинение. Её роль была ясна. Она была марионеткой, которая безотказно выполняла приказы, не задавая вопросов, не проявляя эмоций. Её существование было фоном для чужой жизни, чужого счастья, чужого спасения. И Герцог Алдерон, чьё имя теперь будет звучать в каждом углу этого дома, был лишь частью этого чужого мира, который она обязана была обслуживать.
Через два дня Ликорис оказалась в той же самой золотой карете, что всего пару дней назад унесла её сестру к предполагаемому счастью. Только теперь внутри, напротив неё, сидел не сияющая Лира, а мрачный, но решительный Граф Аэрон, её отец. Отъезд был поспешным, без пышных проводов, без толпы слуг, лишь молчаливые, замученные лица немногочисленной прислуги, что выгружала немногочисленные пожитки Ликорис. Пощечина на её щеке всё ещё горела, но её боль была ничто по сравнению с внутренним оцепенением.
Поездка была долгой, путь лежал через соседнее королевство, и каждый час, проведенный в дрожащей карете, казался вечностью. Дорога была ухабистой, пейзажи сменяли друг друга за окном: густые леса сменялись полями, затем холмами, и всё это проплывало мимо, как в туманном сне. Воздух в карете был наэлектризован напряжением. Граф Аэрон сидел, выпрямившись, его взгляд был устремлён вдаль, но Ликорис чувствовала, как его внутренний гнев и отчаяние переплетались с лихорадочной надеждой. Время от времени он резко поворачивался к ней.
— Ты должна вести себя достойно, Ликорис, — его голос был тих, но каждое слово, казалось, высекалось из камня. — Ты теперь невеста Герцога. Ты должна принести честь этому браку. Наш дом зависит от тебя.
Ликорис не отвечала. Она лишь смотрела на него своими темными, бездонными глазами. Как она могла принести честь? Она, которую они всегда считали проклятием, тенью, чудовищем?
«Ты — проклятие. Ты забрала у нас нашу светлую Лиру». Слова матери эхом отдавались в её сознании. Она знала, что для них её существование было причиной всех несчастий. Смерть Лиры лишь подтвердила их самые страшные опасения. И вот теперь она, отверженная, была отправлена как заменитель, как вещь, чтобы залатать дыру, оставленную смертью Лиры. Невеста. Ей не было дано ни выбора, ни слова. Её жизнь, её будущее было решено за неё, как будто она была не дочерью, а всего лишь пешкой на шахматной доске.
Она прижала ладонь к щеке, к месту пощечины. Ощущение было притупленным, как и все её чувства. Марионетка, теперь ей предстояло жить жизнью, которая была не её, чтобы спасти тех, кто презирал её. Ей не было дано даже права на свою собственную скорбь по сестре, чье место она теперь занимала.
Карета наконец остановилась, плавно затормозив перед величественными воротами, украшенными гербом Дома Алдерон – изящными ветвями дуба и серебряными совами. Они были массивны и внушительны, возвышаясь над ними, словно обещание неприступности. Ворота медленно отворились, пропуская золотой экипаж на просторный, ухоженный двор.
Герцогский дворец Алдерон был поистине грандиозен. Его светлые камни сияли под пасмурным небом, высокие башни устремлялись ввысь, а окна, похожие на множество темных глаз, смотрели на вновь прибывших. Весь вид дворца дышал мощью и древностью, от него веяло величием, которое Дом Аэрон потерял многие годы назад. Ликорис почувствовала, как её тело будто каменеет.
Дверца кареты распахнулась. Первым вышел Граф Аэрон, его осанка была напряженной, но лицо, хотя и бледное, выражало попытку изобразить спокойствие и гордость. Он ожидал, что их встретит сам Герцог, или, по меньшей мере, высокопоставленные придворные. Но на ступенях дворца стояла лишь одна фигура – немолодая, строго одетая служанка, сопровождаемая несколькими стражниками. Её лицо было спокойным, но в глазах читалась железная воля.
— Добро пожаловать в Дом Алдерон, Граф Аэрон, — произнесла служанка ровным, безэмоциональным голосом. — Ваша Светлость занят, но вскоре к вам присоединится. Прошу, пройдите в приёмные покои.
Граф Аэрон замер. Его губы сжались в тонкую линию. Оскорбление. Он привез невесту Герцога, спасение для своего Дома, и его встречает не сам правитель, а простая служанка! Его гордость, перемешанная с отчаянием, вспыхнула.
— Где Герцог Алдерон?! — взорвался Граф, его голос прогремел по двору. — Я привез его невесту! Я ожидал должного приёма! Это неприемлемо! Разве вы не понимаете, кто прибыл?!
Служанка оставалась невозмутимой.
— Граф, — спокойно повторила она, — я лишь передаю распоряжения. Прошу вас, не устраивайте сцену. Пройдите за мной.
Гнев Графа был горяч, но перед лицом невозмутимости Герцогской служанки он медленно утих. Он бросил на Ликорис взгляд, полный яростного отчаяния, как будто винил её в этом унижении, затем, выпрямившись, последовал за служанкой. Ликорис, как всегда, шла за ним, её шаги были легкими и бесшумными. Каждая клетка её тела была натянута, как струна.
Их провели по длинным коридорам, украшенным гобеленами и картинами, в просторный, но строгий зал приемов. Ликорис почувствовала тяжесть тишины, что повисла в воздухе. Служанка указала им на места, затем поклонилась и удалилась.
Они сидели в напряженном молчании, пока высокие резные двери в другом конце зала не распахнулись. В комнату вошел высокий эльф. Его светлые волосы струились по плечам, подобно серебряному водопаду, а глаза были цвета ясного летнего неба, проницательные и спокойные. Его осанка была безупречной, взгляд – властным, но без малейшего намека на высокомерие.
Это был Герцог Алдерон.
Граф Аэрон мгновенно вскочил, торопливо поклонившись.
— Ваша Светлость! — произнес он, его голос был напряженным, но исполненным почтения.
Герцог кивнул, его взгляд скользнул по Графу, затем переместился на Ликорис, которая оставалась стоять чуть позади отца, её глаза прикованы к полу.
— Граф Аэрон, — произнес Герцог, его голос был глубоким и ровным. — Я был извещен о вашем прибытии. И о… трагической вести. Мои соболезнования по поводу вашей дочери.
Слова Герцога прозвучали сдержанно, но искренне. Ликорис почувствовала, как по ней пробежал легкий холодок. Он знал. Он знал о смерти Лиры.
Граф Аэрон опустил голову, его плечи дрогнули.
— Ваша Светлость… это страшное горе. Наша Лира… наша надежда… — Он сделал глубокий вдох, затем поднял взгляд, и в его глазах вспыхнул отчаянный, но решительный огонек. — Но Дом Аэрон не нарушит своего слова. Мы прибыли, чтобы выполнить наше обязательство. Я привез вам мою младшую дочь, Ликорис. Она… она готова занять место своей сестры.
Разговор с Герцогом Алдероном оставил Ликорис в состоянии глубочайшего потрясения. Слова “не проклятие”, “подарок”, “хотел именно вас” эхом отдавались в её сознании, разрушая привычный мир. Она, которая всю жизнь была тенью, вдруг оказалась в центре внимания, желанной, ценной. Слёзы, выступившие на глазах, не пролились – она слишком долго училась держать их в себе, но внутри что-то необратимо изменилось.
Герцог, словно угадав её смятение, дал ей немного времени, чтобы прийти в себя. Он поклонился и, сказав: “Отдохните, госпожа Ликорис. Завтрашний день принесет много нового”, тихо вышел из комнаты.
Ликорис осталась одна, но это одиночество было иным, чем прежнее. Оно было наполнено эхом чужих слов, странной, хрупкой надеждой. Она медленно села на край кровати, пытаясь осознать произошедшее. Это не сон. Отец уехал. Герцог хотел её.
Спустя некоторое время, когда последние отголоски шока немного улеглись, в дверь снова постучали. Это была та же строгая, немолодая служанка, что встречала их по прибытии. Её лицо оставалось непроницаемым, но в глазах читалось профессиональное спокойствие.
— Госпожа Ликорис, — произнесла она, едва заметно поклонившись. — Герцог желает, чтобы вы ознакомились с дворцом. Я провожу вас. Меня зовут Элиса.
Ликорис кивнула, безмолвно следуя за служанкой. В её груди царило смешанное чувство тревоги и нового, странного любопытства. Кукольный домик, в который её привезли, теперь приобретал иное значение.
Элиса вела её по бесконечным коридорам и залам, каждый из которых был произведением искусства. В отличие от обветшалого, пусть и благородного, Дома Аэрон, дворец Алдерон был воплощением величия и заботы. Высокие своды, расписанные фресками, изображающими сцены из древних эльфийских легенд. Окна, пропускающие мягкий свет на полированные полы, отражающие блеск фамильных доспехов и старинного оружия, выставленного вдоль стен. Библиотека, где полки, казалось, уходили в бесконечность, доверху набитые пыльными томами, манящими обещаниями забытых знаний.
Элиса шла размеренным шагом, её голос был ровным и монотонным, но она подробно рассказывала о каждом помещении.
— Это главный бальный зал, госпожа, — говорила она, указывая на огромное пространство с хрустальными люстрами, что висели, словно застывшие водопады света. — Здесь проводятся самые важные приемы и торжества.
Ликорис представляла, как Лира порхала бы здесь, смеялась и пленяла всех своей красотой. А она? Она была здесь лишь тенью на балу собственного дня рождения. Теперь она должна быть хозяйкой этого пространства. Мысль казалась немыслимой.
Они прошли через величественные гостиные, уютные кабинеты, просторные столовые. Элиса указывала на портреты, висящие на стенах, и в её голосе впервые появились нотки личной привязанности.
— Это покойный Герцог Сильван, отец Его Светлости. Могущественный воин и справедливый правитель. А это — его матушка, Герцогиня Элара, известная своей мудростью и целительским даром.
Ликорис слушала внимательно. Она видела лица предков Герцога Алдерона. У всех были такие же светлые волосы, проницательные глаза. Она пыталась представить Герцога среди них, понять, какая история сформировала его.
— Семья Алдерон всегда была известна своей честью и приверженностью традициям, — продолжала Элиса. — Они ценят не внешность, а поступки. Не громкие слова, а тихое дело.
Ликорис невольно сжала руки. Слова Элисы перекликались с тем, что сказал Герцог. “Не внешность… а поступки. Не громкие слова… а тихое дело.” Это было так непохоже на Дом Аэрон.
В одном из залов Элиса остановилась перед большим портретом молодого эльфа с теми же светлыми волосами и ясными глазами. Ликорис узнала в нём Герцога. Он был изображен в боевом облачении, но его взгляд был задумчивым.
— Его Светлость, Герцог Рейлм-Сильван Алдерон, — произнесла Элиса с гордостью. — Он принял титул пять лет назад после смерти своего отца. Он молод, но уже доказал свою мудрость и силу.
Ликорис посмотрела на портрет, затем на Элису.
— Он… он всегда был такой? — тихо спросила она, имея в виду его необычный взгляд на мир.
Элиса кивнула.
— Его Светлость всегда видел мир иначе. Глубже. Он ценит истину, госпожа. И не приемлет притворства.
Слова Элисы прозвучали как предупреждение. Истину. Это слово отзывалось в Ликорис. Она, которая всегда была тенью, скрывалась, притворялась несуществующей, теперь должна была стать истиной. Или, по крайней мере, быть ею для человека, который, казалось, видел её насквозь.
Они завершили экскурсию, и Элиса проводила Ликорис обратно в её покои. Возвращаясь, Ликорис смотрела на дворец уже другими глазами. Это был не просто дом её жениха, это был мир, в который ей предстояло войти. Мир, который, возможно, был готов принять её такой, какая она есть. Впервые за свою жизнь она не чувствовала себя проклятием. Но сомнения всё ещё терзали её – сможет ли она быть той, кого Герцог Алдерон действительно хотел?
После обширной экскурсии по дворцу Элиса проводила Ликорис обратно в её покои, где уже ждали ещё две служанки, суетливо раскладывающие на кровати свежие ткани и флаконы.
— Вам следует подготовиться к ужину с Его Светлостью, — объявила Элиса своим обычным ровным тоном. — Приготовления займут время.
Ликорис кивнула. Это было ещё одно из бесчисленных “должна”, но почему-то на этот раз оно не казалось таким гнетущим. Возможно, потому, что теперь она знала, кто именно её ждал.
Служанки, молодая эльфийка с ловкими руками по имени Лираэль и более опытная Селия, приступили к делу с профессиональной сноровкой. Они начали с купальни. Ликорис, привыкшая к скромным деревянным купелям в своём доме, была поражена. Купальня была выложена мрамором, с огромной каменной ванной, откуда поднимался душистый пар. Вода была тёплой, настоянной на травах, которые испускали нежный, расслабляющий аромат цветов и древесной смолы.
Лираэль и Селия деликатно помогли ей снять одежду. Ликорис чувствовала себя неловко под их взглядами, но они были лишены всякого осуждения, лишь спокойная, почтительная забота. Они омыли её волосы мягким мылом, массировали кожу нежными губками. Ликорис закрыла глаза, погружаясь в непривычное блаженство. Горячая вода смывала не только пыль дороги, но и, казалось, годы пренебрежения. Она никогда не ощущала такой заботы о себе. Её волосы, обычно стянутые в строгую косу, теперь свободно струились по воде, темные, как вороново крыло.
Ликорис лежала на непривычно мягкой кровати, утопая в шёлковых простынях и пушистых подушках. Темнота комнаты была глубокой, но не пугающей; она лишь подчеркивала спокойствие, которое царило в этих стенах. В голове роились мысли, словно стая тревожных птиц, никак не желающих утихнуть. Разговор с Герцогом Рейлмом. Его слова. Его прикосновение к её щеке. Всё это казалось настолько нереальным, настолько чуждым её привычному существованию, что разум отказывался принять это как действительность.
“Это сон,” — прошептала она в темноту, прижимая ладонь к груди, где всё ещё билось непривычное ощущение. — “Завтра я проснусь в своей каморке, в Доме Аэрон. Отец будет кричать, мать будет игнорировать. И всё вернется на свои места. Это всего лишь кошмар, который принял форму слишком сладкого сна.”
Она закрыла глаза, отчаянно цепляясь за эту мысль, словно за спасательный круг в бушующем море неизвестности. Завтрашний день должен был рассеять это безумие. Завтрашний день вернет её в привычную, хоть и жестокую, реальность. С этой мыслью Ликорис, измученная переживаниями, наконец провалилась в беспокойный сон.
Но когда первые лучи рассвета, мягкие и золотистые, просочились сквозь высокие окна, разбудив её, Ликорис открыла глаза и сразу поняла: это не сон. Шёлковые простыни были всё так же мягки, воздух пах не застарелой пылью её каморки, а тонкими благовониями и свежестью. Внешний вид комнаты был совершенно чужим. Стены. Мебель. Огромные окна. Всё было на своих местах, всё было реально.
Она приподнялась на локтях, чувствуя непривычную легкость в теле. Сердце ёкнуло. Это не был сон. Всё, что произошло вчера – гнев отца, пощечина, странный путь, разговор с Герцогом Рейлмом – всё это было правдой. Она действительно была здесь, в Герцогском дворце Алдерон. И её отец действительно уехал.
Едва эта мысль окончательно оформилась в сознании, как раздался деликатный, но настойчивый стук в дверь.
Ликорис растерянно моргнула. Кто это? Служанка?
— Войдите, — произнесла она, голос её был немного хриплым после сна.
Дверь тихо отворилась. На пороге стояла Элиса, главная служанка, с её всегда невозмутимым лицом. Рядом с ней – Лираэль и Селия, с которыми Ликорис познакомилась вчера. В руках у Лираэль был поднос с дымящимся завтраком, а Селия держала на сгибе руки аккуратно сложенное платье.
— Доброе утро, госпожа Ликорис, — произнесла Элиса. Её голос был ровным, как всегда, но на этот раз Ликорис уловила в нём тонкую нотку почтительности, которой вчера не было. — Мы принесли вам завтрак. И готовы помочь с нарядом для сегодняшнего дня. Герцог желает, чтобы вы присоединились к нему в главной столовой.
Это был не сон. Это была её новая реальность. Реальность, где она, Ликорис, проклятие семьи Аэрон, была желанной невестой могущественного Герцога Алдерона. И ей предстояло научиться жить в ней.
Ликорис кивнула, позволяя служанкам взять управление над своим утром. Сначала Лираэль, затем Селия, аккуратно помогли ей подняться с кровати. Непривычная мягкость простыней всё ещё ощущалась на коже, а аромат свежих булочек смешивался с запахом цветочного мыла. Это был так разительный контраст с её прошлыми утрами, когда она сама торопливо одевалась в грубое платье, стараясь быть как можно незаметнее.
Элиса, не произнося лишних слов, указала на небольшой ширму в углу комнаты. За ней оказалась ещё одна, меньшая, но не менее роскошная купальня, примыкающая непосредственно к спальне. Здесь ей помогли быстро освежиться, смыть остатки сна. Вода была прохладной и бодрящей, а чистое, мягкое полотенце словно ласкало кожу.
Когда Ликорис вернулась, Лираэль уже держала наготове голубое льняное платье. Его ткань была удивительно лёгкой и приятной на ощупь, словно сотканная из летнего неба. Служанки работали слаженно и бесшумно, их прикосновения были деликатными и уважительными. Они заплели её тёмные волосы в аккуратную, но не слишком строгую косу, позволив нескольким прядям мягко обрамлять её лицо. На этот раз никаких украшений, кроме тонкой серебряной броши в виде листочка, приколотой к вороту платья.
Глядя на своё отражение, Ликорис снова испытала лёгкий шок. Она выглядела… опрятно. Не просто опрятно, а элегатно. Без прежней тени измождённости, с лёгким румянцем от утреннего омовения и, возможно, от внутренних переживаний. Она не была похожа на Лиру, но и не была прежней, бледной Ликорис. Она была… собой, только в совершенно новой, незнакомой оболочке.
Завтрак, сервированный на небольшом столике у окна, был восхитителен. Ликорис, несмотря на волнение, обнаружила, что испытывает голод. Горячие булочки были хрустящими снаружи и мягкими внутри, фрукты сочными и сладкими, а травяной чай — ароматным и успокаивающим. Она ела медленно, наслаждаясь каждым кусочком, понимая, что это лишь малая часть той роскоши, которая теперь стала её повседневностью. Это было ещё одно подтверждение того, что всё, что произошло, не было сном.
Когда она закончила, Элиса, стоявшая неподвижно у двери, подошла к ней.
— Готовы, госпожа? Его Светлость ждёт вас.
Ликорис кивнула. Тревога снова подступила, но теперь она была смешана с оттенком решимости. Она не могла сбежать, не могла спрятаться. Ей нужно было встретиться лицом к лицу с этим новым миром, с этим человеком, который так странно и неожиданно принял её.
Она последовала за Элисой по тем же, но теперь чуть более знакомым, коридорам. Каждый шаг приближал её к Герцогу Рейлму. Что он скажет? Как она должна себя вести? Ей никогда не преподавали уроков этикета высшего общества, ведь она была “тенью”, которую прятали. Она лишь знала, что должна быть тихой и незаметной. Но Рейлм сказал ей “быть собой”. А кто она такая, “на самом деле”? Этот вопрос был самым сложным из всех.
Наконец, они подошли к большим дверям. Элиса остановилась, сделала легкий поклон и указала вперед.
— Главная столовая, госпожа.
Ликорис шагнула в залитую светом столовую. Её глаза расширились, охватывая масштабы зала. Он был гораздо грандиознее, чем вчерашняя интимная столовая. Длинный, безупречно отполированный стол мог вместить десятки гостей, но сейчас он был пуст, за исключением одного места, где сидел Герцог. Мягкие лучи утреннего солнца пронизывали высокие окна, играя на фамильных гербах, вырезанных в деревянных панелях на стенах. Воздух был свежим и чистым, без вчерашнего запаха готовящейся еды, лишь легкий аромат свежесваренного чая.