Сердце степи

1. Розовый праздничный халат

Дождь в степи - благая воля духа Рэх, что отжимает влагу из туч. Проходит он в мокрых серых одеждах над травами Халедана, наполняются озёра чистой водой, оживают травы и поднимаются яркими пятнами усталые от жары цветы. А потом в воде отражается чистое небо, и из-за синевы кажется, будто озёра эти и есть осколки его, отколотые молниями откуда-то с краешка.

Дождь закончился. Отгремели над степью удары копыт Отца Коней, отсверкали взмахи небесной нагайки его погонщика Лоон Куд, взмыли в небо пёстрые жаворонки.

Бусина за бусиной скользили на иголку. Алай тихонько сидела над розовым нарядным халатом, пришивая их по намеченному узору. Ох и разозлится Мулга, если не успеть! А успеть-то как? До озера Тэвран всего ничего осталось. Бусины мелкие, в седле не поработаешь, а в повозке трясёт. Увидит Мулга, что не готов халат, да прищурится, а за этим прищуром добра не жди. «Смотри, Охар, - скажет. - Нерасторопная какая твоя Алай. Ты бы поторопил её. Как я буду на торгу в старом халате? Стыдно! Что скажут-то? Что хас Охар жадный, для жены наряды жалеет».

Алай вздохнула, перекусывая нитку. Ничего не жалеет отец для жены - ни нарядов, ни украшений. Сладко извивается Мулга в его руках, и весь хасэн по ночам их любовь слышит. Как тут жалеть?

Только вот не его руками создаются те наряды. Когда он четыре весны назад вдовую Мулгу из Така-хасэна брал, сестра старшая над этими нарядами сидела, спины не разгибая. Пришивала медные пластинки, блестящие, как чешуя, и в чешуе той Мулга у озера Тэвран на свадьбе сестры и танцевала потом под восхищённые восклицания толпы. Извивалась, гибкая, как сияющая змея-медянка, всем упругим телом, и главы других хасэнов на отца смотрели с завистью.

Теперь черёд Алай пришёл Мулгу украшать, пока та дремлет бездельно под шорох дождя по траве. Ох и повезло же... Тридцатую весну Мулга разменяла тогда, и такое счастье выпало: хас Охар замуж взял, да ещё и с сыном в свой хасэн принял.

Алай покосилась на Тура, который сидел у дальней стены, прилаживая оперение к стрелам. А это уже ей самой повезло. Сестра замуж вышла, а теперь её, Алай, очередь. Ждёт своего часа в сундуке красный халат, отороченный мехом лисы, золотой нитью расшитый. Страшно, как страшно! Вдруг отец воспротивится? Скажет, мол, Тур мне теперь как сын... Да и выдаст её за какого-нибудь жениха из их брачного хасэна.

Тур улыбнулся ей, покосившись на спящую Мулгу, и от сердца отлегло. Отец его и впрямь как сына любит. Не откажет. Тур Мулгу попросит, а та уж найдёт способ уговорить мужа. Нет. Всё получится у них.

- Тур! Иди к нам! - крикнул Самат из-за дальнего шатра. - Давай тренироваться!

- Пойдёшь смотреть? - подмигнул Тур, упруго вскакивая на ноги.

Алай радостно кивнула. Одно удовольствие смотреть, как двигается гибкое, загорелое тело Тура, когда поднимает он деревянный меч, отражая удары Самата или других парней.

- Иду! - откликнулась она, ссыпая бусины в кожаный мешочек и затягивая шнурки.

Утар тоже вышла к ним из шатра, где сидела за починкой своих сапог.

- Опять поединок? - Она улыбнулась и села на траву рядом с Алай. - Как не надоест...

- Смотрите! - крикнул Тур, с разворота отбивая меч Самата. - Ы-ы-ых!

Деревянный меч вылетел из руки Самата, и тот встал, хмурясь и потирая запястье.

- Ты силён, - сказал он недовольно. - Сильнее меня. А ну, давай ещё раз! Покажи мне, как ты это сделал?

Утар ещё какое-то время понаблюдала за схваткой парней, потом встала и протянула руку Алай.

- Пойдём. Мужские дела оставим мужчинам. Нам ужин пора готовить. Разведёшь огонь?

- А ты что, боишься руки замарать? - с доброй усмешкой спросила Алай, оглядывая светлый халат Утар, подол которого она высоко подбирала, шагая по влажной траве. - Для кого наряжаешься?

Утар пожала плечами и немного смущённо отвела глаза. Они дошли до очага Расу-хасэна, где Нарэн раскатывала тесто, а Мулга крошила мясо для ужина.

- Аха-дада, подать тебе оол? - спросила Алай, доставая небольшой котелок из повозки. - Могу разогреть тебе обед.

- Давай оол. Поем с сыном, когда вернётся, - сказала бабушка, качая головой, отчего белые нити бусин на её расшитой шапке колыхнулись.

Мотыльки, что спрятались от дождя в шатре, летели к очагу и кружились над ним. Алай высыпала травы в молоко и медным черпачком насыпала в котелок крупную соль из мешка.

- Справной хозяйкой будешь, - сказала Нарэн, глядя, как плавно помешивает Алай пряный солёный напиток черпаком с длинным черенком. - Повезло Адат-хасэну.

Алай прикусила язык. Не нужно тёте знать о том, что они собираются с Туром сделать. Слыханное ли дело, обычай нарушать? Он брат её сводный теперь, но кто же виноват? Сердцу не прикажешь. Придут к отцу и в ноги упадут - мол, разреши, хас Охар, неразумным детям твоим пожениться. Крови-то общей у них с Туром нет.

- Что-то ты притихла, девочка, - заметила бабушка Аха. - Чем ближе к озеру, тем меньше слов из твоих губ вылетает. Для мужа бережёшь? Мужу не слова твои нужны будут. Прибереги их на потом, когда дети подрастут.

Щёки Алай расцвели едва заметным румянцем, незаметным в сумерках, и отблески огня помогали скрыть смущение. То, что она его обняла за шатром в холодную ночь полнолуния Гэб... Нельзя было этого делать. Так нельзя. Сначала - красная лента вокруг ладоней, потом - объятия. Нельзя гневать Мать Даыл, что смотрит за порядком в степи. Иначе добра не жди.

- Повезёт, - кивнула она, подавая бабушке пиалу оола. - Обязательно кому-то повезёт.

Вечер синим войлоком наползал на степь, расшитый звонкими хрустальными бусинами звёзд. Растущая Монд выставила коричневатые рога, такие же, как были на праздничном головном уборе Утар. Надо бы достать и свой, почистить серебряные звенящие подвески. Вон, Утар уже свои начистила. Так и посматривает всё время на Кут, не поднимет ли та свои золотые уши, не повернёт ли чуткую морду в сторону степи, учуяв ещё один хасэн. Любит сестра перед парнями покрасоваться.

2. Серебристые бусины

Отец дремал в седле на своём вороном мерине. Ох, Мулга, Мулга...

- Отец, ты хочешь поужинать? - спросила Алай тихонько, а потом, когда он открыл глаза, повторила вопрос громче.

- Да. Поехали.

Бус тихо шагала рядом с мерином. Алай запела негромкую песню в такт её шагам, поглядывая на отца.

- Твоя мать пела её, - сказал он, когда их лошади уже подходили к шатрам. - И ты будешь петь её своим детям. Выберешь лучшего жениха из Адат.

Сердце Алай на миг замерло от мысли о предстоящем разговоре с отцом. С тех пор, как пять вёсен назад умер дед Сур и отец стал новым главой хасэна, он сделался ещё молчаливее и угрюмее, пока не женился на Мулге. Но и теперь слова он находил лишь для новой жены, будто при виде Алай горе своё вспоминал. Аха-дада говорила как-то раз, что больно уж Алай на мать свою похожа, и это Охару покоя не даёт.

Женщины как раз закончили стряпню. Тур и Охар сидели на ковре, ожидая, пока им подадут ужин, Аха-дада качала удручённо головой, отчего подвески и бусины на войлочной шапке звенели.

- Обезлюдел наш Расу-хасэн, - сказала она, ожидая, пока Охар разрешит ей сесть за еду. - Мужчин двое... куда годится? Сын, послушай мудрые слова, оставь Тура в нашем хасэне.

Алай замерла, не веря своим ушам. Тур перевёл взгляд с дада на Охара, потом на Алай.

- Ты говоришь разумные вещи.

- Так поступи мудро. Договорись с Урда, у них сейчас нет брачных договоров. Думаю, времени достаточно утекло... Отдай им Алай, а они нам дадут невесту для Тура и жениха для Утар.

- Я подумаю, - нахмурился отец. - Я бы послушал твой совет, если бы мы уже не были должны невесту.

Алай стояла в унынии, перебирая в голове бусины мыслей. Адат-хасэн ждёт невесту от её семьи, но, может быть, к ним пойдёт красавица Утар? А Туру не придётся искать жену, потому что она станет ею, она, Алай!

Охар и Тур доели и встали, и дада жестом показала остальным женщинам на ковры. Алай взглянула на котелок с рисом и мясом и шагнула было к нему, но Тур показал ей глазами на вход в шатёр. Она тихонько вышла за ним.

- Что, Тур? - шёпотом радостно спросила она, оглядываясь.

- Хотел посидеть с тобой. Ты целый день головы не поднимала, я хотел твоё лицо увидеть.

- Сейчас темно, - хихикнула Алай. - Не разглядишь ты меня! До завтра подожди, хорошо? Мне нужно халат закончить для Мулги. Как тут голову-то поднять... Боюсь отца разозлить.

- Хочу обнять тебя, - сказал Тур, протягивая руку.

- Подожди, подожди... Нельзя! - прошептала Алай, отстраняясь.

- Ладно. Давай тогда просто посидим.

Мерцал синий войлок звёздными бусинами, и трава что-то шептала, так тихо, что и не услышишь.

- Я пойду, Тур. Застанут меня с тобой - накажут. Не будем спешить.

- Останься. Твой будущий муж остаться тебе велит, - нахмурился Тур, но тут же улыбнулся. - Ну ладно. Так и быть.

- Чуть-чуть совсем осталось, - улыбнулась ему Алай.

- Алай! - позвала из-за шатров Мулга. - Где ты?

- Тут, тут! - зайцем взметнулась Алай из высокой травы, из-за шатров, и выбежала к мачехе.

- Котёл почисти, пока Утар посуду оттирает.

Алай вздохнула. Ну вот и опоздала... Съели всё.

- Ты есть не стала, - заметила ей Утар, передавая пучок травы. - Смотри, тощей станешь, чем мужа радовать будешь?

- Уж кому беспокоиться, - подняла на неё глаза Алай. - Ты же мою долю и съела!

Утар захихикала, и Алай бросила в неё пучком травы.

- Только об одном и думаешь, - весело сказала она. - Ты гладкая стала, как куропатка откормленная.

- Будто ты о замужестве не думаешь, - задорно подмигнула Утар. - Я же вижу, как ты притихаешь, когда дядя Охар о женихах говорит.

Алай и теперь притихла. Незачем Утар знать. Не время ещё. У Священного озера и узнает. Там, где духи не допустят несправедливости.

Седовласый, в серых одеждах дух Рэх снова вымыл степь под утро, и сверкающие бусины росы искрились на солнце, капая с прибитых дождём трав. Отец с Туром уехали к табуну. Аха-дада сидела со своей трубочкой на войлоках и кожах разобранного шатра посреди бродящих всюду овец и смотрела, как разбирают второй. Дым улетал в небо, кузнечики яростно пытались перетрещать друг друга в нагревающемся воздухе.

Кут с высунутым языком бродила вокруг повозки, но вдруг остановилась, подняла голову и навострила уши, поворачиваясь к югу. Волкодавы тоже подняли тяжёлые морды и повернули носы к ветру.

- Ещё хасэны, - рассмеялась Мулга, закрепляя тороки вокруг тюков за седлом своей лошади. - Мы в этот раз сильно к северу взяли.

- Как думаешь, кто там? - спросила Нарэн, глядя в сторону пологих холмов.

- Я съезжу, мама? - живо обернулась к ней Утар.

Нарэн кивнула. Утар пригладила волосы, спешно запрыгнула на своего конька и во весь опор поскакала вперёд, только косички затанцевали за спиной.

3. Ещё хочешь?

- Ты скоро там? - Тур подъехал на своей лошадке к повозке. - Пойдём же!

Алай закрыла глаза и пару мгновений подумала, потом решительно встала и свернула халат, пересыпав оставшиеся бусины в мешочек. Ничего. Ещё полтора дня пути. Она успеет.

Она спустилась под пристальным взглядом Мулги, отвязала Бус и махнула ребятам.

- Поехали! - крикнула она, с радостью глядя на Кут, которая снова навострила уши. - Смотрите, там ещё кто-то! Йет, Йет!

К вечеру они встретили ещё три хасэна, идущие вместе. Алай радостно здоровалась с друзьями, которых так давно не видела, приветствовала старых знакомых, слушала грустные и весёлые новости.

- Мы едем в Улданмай после торга, - гордо сказал парень из Гыдар-хасэна, подъехав поближе. - Твоя сестра родила сына. Я уже сказал хасу Охару. Он рад.

- Второй сын! - воскликнула радостно Алай. - Слышишь, Утар, у меня ещё один племянник!

Она обернулась на Утар, но та не слышала её, снова занятая высоким, статным Уканом из Оладэ.

Алай вздохнула. Оладэ в этот раз не был их брачным хасэном, но парень был вполне хорош собой, и Утар смотрела на него голодной лисицей, шагая рядом на своём гнедом коньке.

- Поехали в степь, - сказал Тур тихонько, подъезжая поближе. - Наперегонки. Разомнёшься! Полдня согнувшись сидела.

Алай ахнула. Ветер выдул из головы мысли о халате Мулги. Что же будет теперь?

- Тур, нет! Я забыла... Мне вернуться надо, - прошептала она. - Пока ещё не совсем темно!

- Завтра дошьёшь! Поехали!

Она поколебалась пару мгновений, но он глянул на неё хмуро.

- Йет! - воскликнула она, направляя кобылку налево, к югу. - Йет!

Ветер путался в косичках, забирался в рукава и за пазуху. Алай пыталась обогнать Тура, но он, смеясь, направил свою лошадь наперерез Бус.

- Я выиграл! Поехали. Я хочу есть.

Она развернула разгорячённую Бус и направилась к шатрам, которые расставляли за холмом рядом с небольшим озерцом. Бежал как-то по степи Отец Коней, спасаясь от хлёстких ударов небесной нагайки, да и оставил такие отпечатки, не пересыхающие даже в жару в конце июля, как сейчас. Отражением неба наполняли их дожди, и птицы слетались, измученные жарой, к кустарникам и невысоким деревцам, окружающим, точно ресницы, эти голубые глаза степи.

Утар, Алай и девушки из других хасэнов привычно разносили блюда и миски, следуя правилам старшинства, сначала мужчинам, а потом и дада, которым те позволили сесть на ковры поодаль. Позже хасэ вынули свирели, свистки, умтаны с лошадиными головами на грифах, а хасу Оладэ принесли большой короб с его ягетом.

Алай сидела как на иголках, пока они настраивали инструменты. Идти надо, и скорее. Она и так замешкалась. Зачем только отвлеклась... Но и сердить Тура негоже.

Когда наконец зазвучала мелодия, и все начали подпевать, она встала и тихонько покинула шатёр. Неудобно при светильничке работать, но что уж поделать? Сама виновата. Остаётся надеяться, что Мулга не будет ругать за израсходованное масло.

Повозка тихо и одиноко стояла за шатрами, закреплённая оглоблями на тюках. Алай зажгла светильник от очага, залезла внутрь неё, завесила пологом от насекомых и устроилась в уголке, с грустью слушая, как парни состязаются в пении.

- Алай!

Тур откинул полог и сунул голову в повозку. Алай вздрогнула, но в этот раз успела подхватить плошку с бусинами, улыбнулась ему и махнула рукой.

- Иди, посидишь со мной, - шепнула она.

Он поднялся внутрь и улёгся на войлоке в другом углу.

- Красиво выходит, - кивнул он на халат. - Тебе тут не темно?

- Темно, - тихо сказала она, подхватывая иглой очередную бусину. - А что делать? У меня день, чтобы закончить. Ну, тут работы как раз на день и осталось. Твоя мать будет довольна. Смотри!

Она встала, осторожно отложив миску с бусинами, и накинула халат, не продевая руки в рукава. Вышитые бусинами лепестки цветов заискрились в свете масляного светильника, и Алай даже губу прикусила. Как же красиво выходит!

- Ох и красавица моя будущая жена, - сказал Тур, любуясь на неё. - Поцелуй меня.

- Ты что, нельзя! - испугалась Алай. - Мы клятв не сказали! А что если духи разгневаются?

- Ты меня не любишь? - спросил Тур, нахмурившись. - А то, что я разгневаюсь, тебе не страшно? Или ты забыла, что мы друг другу обещали?

- Люблю, - сказала Алай. - Я помню. Все два года помню. Но что если...

Тур шагнул к ней и схватил за плечи. Алай вздрогула и застыла, не в силах пошевелиться от страха и радости. Он поцеловал её крепко, потом отпустил.

- Видишь? - сказал он. - Не хлестнуло тебя небесной нагайкой за это. Ещё хочешь?

Алай шарахнулась от него, чуть не роняя светильник, стоящий на полу.

- Нельзя так, Тур! - шепнула она, скидывая халат Мулги. - Неправильно это.

Он рассмеялся и сел обратно на войлок, и смотрел, как она, краснея, заканчивает расшивать очередной лепесток.

4. Почти готово

- Алай, Алай! - трясла её за плечо Утар, и Алай вынырнула из странного сна, в котором плыла по шумной реке красных и белых огней. - Там Адат-хасэн ночью подошёл.

- Что же они ночью-то идут, - сказала Алай, стряхивая остатки сна и слегка вздрагивая от неизбежной встречи с женихами.

- Боятся к свадьбам не успеть, - хихикнула Утар.

Алай посмотрела на неё и прищурилась.

- А ты, смотрю, принарядилась, - весело сказала она, глядя на сверкающие подвески на шапке Утар. - Что, понравился тебе Укан?

Та смутилась и резко отвернулась, взмахнув косичками, потом спрятала лицо в ладони.

- Не бойся, я не выдам.

- Пойдёшь смотреть на женихов? - тихо спросила Утар, выглядывая из-за пальцев. - Их трое. Я уже видела.

А что на них смотреть-то? Проку в этом нет. Она уже выбрала. Два года назад, у озера, когда они на торгу были. Смотрели друг на друга... «Красивая ты, как луна», - сказал ей Тур. Она покраснела тогда и глаза спрятала, а он в лицо ей заглядывал. «Хочу, чтобы ты моей женой стала», - сказал он, трогая пальцем подвеску на её расшитой шапке. Она молчала, а потом кивнула, и он её рукав потрогал. Так и договорились.

- Я лучше пойду халат заканчивать. Завтра приедем уже. Мулга спросит - халат где? Что я отвечу-то...

- Глупая ты... Поговорила бы хоть с ними. Тебе выбрать дадут...

Алай вздохнула. Надо бы, конечно, из вежливости познакомиться. Всё же брачный хасэн. Нехорошо, если Утар туда замуж пойдёт и попрёки слышать будет за невежливость старшей сестры, хоть и двоюродной.

- Ладно. Пойдём, умоемся, - сказала она, потягиваясь и хватая халат.

Мулга, конечно, всё ещё спала. И ведь ни слова ей отец не скажет... Вот бы тоже так. Ну, Тур ласков с ней будет. Красавицей её зовёт, а весной на торгу серьги подарил. Алай их, конечно, спрятала, чтоб никто дознаваться не стал, откуда подарок. Доставала иногда и тайком перед бронзовым зеркалом Мулги примеряла. Ничего. Скоро наденет их, и никто дурного не скажет.

На озерке было много народу. Один берег уже вытоптали кони, подходящие к водопою, а на втором девушки стирали бельё. Парни огородили верёвками круг для состязаний и выходили попарно друг против друга, кто с деревянными мечами, кто на кулаках.

- Вон те, - сказала Утар, толкая Алай локтем в бок. - Смотри, смотри! В синем, Дас, и те двое рядом с вороной лошадью. Ох, выросли как... Сколько мы их не видели? Три года, да?

Алай присматривалась к парням издалека. Дас был выше остальных на ладонь, и волосы у него были тёмными, почти чёрными. Она помнила его: на прошлом осеннем торгу он очень ловко стрелял, расщепляя следующей стрелой древко предыдущей. Он ещё тогда немного хвастался, но Алай всё же не превзошёл. На последней стреле промахнулся.

Парни и девушки подходили к ним, приветствуя, и пересказывали новости и сплетни. Алай улыбалась всем и шутила, пока Нарэн не позвала её стирать.

- Ну что, приглянулся кто? - спросила тётя. - Который?

- Даже и не знаю, - улыбнулась Алай, про себя тяжело вздыхая. - У меня же есть ещё время?

- Скажи Охару спасибо. Не будь он таким гордым хасом, не дал бы тебе выбирать. Они все хорошие. Урус мой таким был, когда мы женились.- Взгляд Нарэн стал печальным, и Алай вздохнула.

- Мне нужно закончить халат Мулги. Я пойду, наверное.

- Ох, а ты не закончила? Плохо. Накажут тебя. Ну ладно, иди тогда.

Алай сидела в повозке, откинув верх и полог, и вокруг неё летала приставучая муха.

- Ты зачем с ними говорила? - спросил Тур, резко запрыгивая в повозку. - Это что такое ты делаешь?

Алай дёрнулась, подхватывая мисочку с бусинами. Игла слетела с нити и упала куда-то на пол.

- Ох, напугал, - улыбнулась она, пытаясь глазами найти иголку. - Тур, помоги. Игла упала.

- Ты почему с ними пошла говорить? - повторил Тур, и она беспокойно взглянула ему в лицо. - Ты забыла, что мне обещалась?

- Прости... - виновато промолвила Алай, шаря по полу повозки. - Тур, поможешь? Не могу найти.

- Ладно, - сказал он, вставая на четвереньки рядом с ней. - Сюда, что ли, упала?

- Вон туда... Да. Где-то тут.

Он нашарил иглу под войлоками и передал ей. Алай перехватила её покрепче и надела на нить.

- Спасибо.

- Не делай так больше.

- Прости. Я из вежливости...

Он нахмурился и вышел. Алай улыбнулась. Вот как ревнует! Даже отец Мулгу так не ревнует. Ох, скорее бы озеро!

После стирки и обеда хасэны сняли шатры, и Алай помогала складывать войлоки в повозку, потом села на них и продолжила работу, с сожалением прислушиваясь к голосам и смеху верховых. Ох, Мулга, Мулга... Любит Мулга красивые наряды...

Аха-дада устала. Она спешилась и перебралась к Алай в повозку, в уголок. Сначала дада ехала молча, посматривала, как снуёт иголка Алай, подхватывая мелкие бусины, а потом прилегла и завела песню про красавицу, которая в ночь к любимому ускакала, а теперь вернуться не успевает. Ох и накажет красавицу отец...

5. Озеро Тэвран

- Эй, вставай!

Она открыла глаза. Утар тормошила её за плечо.

- Что...

- Ты заснула прямо на пороге. Я ложилась, а ты всё сидела... Тур об тебя споткнулся впотьмах, ты не проснулась. Хорошо, светильник не уронила во сне, а то быть беде. Ох, Алай!

Она с ужасом закрыла рот рукой. Алай глянула и обмерла. Золотистый лисий мех на рукаве... Как же так...

- Ты опушку сожгла, - прошептала Утар. - Об светильник, наверное... Что делать-то...

- Хорошо, не сам халат... Мех сменить можно, а вот вышивка... Надо найти мех. Где Тур?

- С Уканом дерётся.

- Ладно. Мех быстрее найти надо, Утар. Мы к полудню подъедем к озеру. Мулга захочет халат надеть, надо успеть. Мне ещё вышивку закончить надо!

Хасэны постепенно просыпались. Женщины шли доить кобылиц и коров, разводили огонь в очагах и кормили младенцев, сидя на порогах шатров.

- Ну что? - спросила Утар на дальнем конце стойбища.

- Всех обошла. У Алым есть мех, но она не отдаст просто так. А денег нет! На украшение менять не хочет.

- Алай... Твой халат... На нём же опушка...

Алай вскинула глаза на Утар. Её свадебный халат с мехом лисы...

- Я не могу. Утар, плохо это. Это к несчастью, готовые свадебные одежды трогать.

- К несчастью будет, если тебя нагайкой дядя Охар огреет! Пойдём быстрее! Я отпорю, а ты бусины оставшиеся пришьёшь!

Руки дрожали, и сыпались бусинки на пол. Дурная примета - халат свадебный пороть. Ох, дурная...

- Готово! - шепнула Утар, показывая отпоротый от халата Мулги сожжённый мех. - Доставай свой халат, я отпорю... Заканчивай вышивку.

Утар починила рукав халата и торопливыми пальцами расправила мех.

- Вот. Смотри, Алай, не отличить. Пойдём есть.

- Не отличить. Утар, я не успеваю. Я тут останусь. Закончить надо. Ничего не успела!

Алай чуть не плакала над шитьём. Теперь у неё нет свадебного халата. Может, палёный этот пришить? Рукав правый, заметно будет, когда она ладонь на ладонь Тура положит.

От запаха еды сводило нутро, но Алай лишь нахмурилась.

- Поднимаемся! - крикнул один из хасов громко, и остальные подхватили. - Поднимаемся!

Алай закрыла глаза. В повозке она ещё медленнее работать будет. Что же делать?

- Ты всё сидишь, - сказал Тур, вытирая рот после еды. - Когда уже закончишь?

- Прости, - сказала Алай, не открывая глаз. - Не успеваю.

Если бы не мех этот, который она по хасэнам искала, то сейчас бы гораздо меньше работы оставалось.

- Поднимаемся! - крикнул Охар. - Алай, разбираем шатры. Почему мешкаешь?

- Сейчас, сейчас, отец...

Он ушёл в свой шатёр, и вскоре оттуда вышла заспанная Мулга. Она убирала волосы с румяного спросонья лица и улыбалась сонной счастливой улыбкой Охару, разбиравшему их небольшой шатёр.

- Ну, всё, - сказала Аха-дада, глядя, как последний войлок ложится в повозку. - Помогите забраться. Ноги болят.

Алай изо всех сил пыталась работать скорее, но какое там скорее, когда бусины так и норовят выскочить на каждом ухабе. А ухабов становилось всё больше - столетиями ездили хасэ к озеру Тэвран, проходя по одному и тому же пути, и копыта коней месили раз за разом глинистую почву на дороге, в которую сливались тропки и стёжки, сходясь жилками листа к черенку.

- Приехали! - крикнул кто-то, и хасэны отозвались согласным радостным гулом, доносившимся со всех сторон. - Вон озеро!

Алай чуть не заплакала. Всю дорогу провести над халатом, и не успеть! Она выскочила из повозки под встревоженным взглядом Ахи-дада и побежала вперёд, догоняя отца.

- Ты несёшь мне халат? - спросила Мулга. - Молодец. Давай.

- Прости... - прошептала Алай. - Мулга, я не успеваю...

- Не успеваешь? - промурлыкала Мулга. - Ты хочешь сказать, я перед Така-хасэном в старом халате появлюсь? Чтобы снова Удыс на меня с презрением смотрела? Охар!

Алай закрыла глаза. Ну вот и всё.

- Алай!

Тур подъехал сзади, спешился и подошёл, наклоняясь к её лицу, но тут Охар развернул лошадь к Алай. Она снова зажмурилась, успев только заметить, как Тур отскакивает в сторону, и как плетёная кожаная змея со свистом несётся к ней.

Руки обожгло нестерпимой болью. Она рухнула на дорогу, сгибаясь и прижимая к себе кисти, и глядя невидящими глазами на отца, который развернулся, уезжая вперёд.

- Вставай, - сказал Тур, протягивая ей руку.

Алай встала и медленно побрела к своей повозке под тревожным взглядом Нарэн, которая сидела на передке, подобрав поводья. Она села в уголок и тихо заплакала от обиды, потом подняла халат, и, глотая горькие слёзы, продолжила работу.

- Хэй! - Утар внезапно окликнула её, и Алай вздрогнула. - Мулга спрашивает, скоро ты? Говорит, устала ждать.

6. Кони Таох

Алай шла по торгу, вдоль повозок, рядами стоявших вдоль протоптанных дорожек, и улыбалась, встречая знакомых. Из деревянных домов, подобных их убежищу, сложенных из простых брёвен, одноэтажных, без стёкол и дверных створок, доносились восклицания и хохот, а за повозками кто-то играл на умтане, и мелодия была светлой.

Пару раз между рядами мелькнул отец, направлявшийся к пригорку, на котором в большом длинном доме договаривались о свадьбах. Ох, как сердце стучало у неё! Будто кто-то сжимал его рукой, сильно-сильно.

Она купила сладостей на пару грошей, что завалялись в кармане штанов, и шла, жуя сушёную засахаренную тыкву.

- Здравствуй, Алай! - окликнул её Дас сбоку. - Пойдёшь смотреть коней? Тут один торговец привёз коней Таох. Представляешь, через весь Фадо вёл! Такие только у Ул-хаса!

Алай распахнула глаза и бросилась к нему. Таохейские кони! Лучшие в мире! У них на торгу!

- Пойдём! Пойдём!

Толпа была плотной, и им еле удалось протиснуться к верёвочной загородке, в которой стояли пять прекрасных лошадей. Никогда ещё Алай таких не видела: тонконогие, гибкие, они будто понимали, насколько красивы, и двигались так, что невозможно было оторвать взгляд от их сильных тел.

Торговец, очень темнокожий, высокий, большеглазый, рассчитывался с главой Адат-хасэна, и Дас округлил глаза.

- Отец всё-таки покупает таохейскую кобылу! - восхищённо сказал он. - Смотри, вон ту, серую! Прости, Алай, но я пойду к нему... Хочу посмотреть!

- ...Дорого, - удручённо говорил Духэр, оглаживая кобылу по шее, когда Алай подошла к нему вслед за Дасом. - Ну, оно того стоит. Они привычны к жизни в пустыне. В степи должны хорошо себя чувствовать. Зимой, правда, придётся южнее уходить... Или попону шить. Лисью, - усмехнулся он, с удовольствием ведя рукой по лоснящейся шкуре кобылы.

- Ты озолотишься, - улыбнулся один из его собеседников. - Эта связь между хасэнами даже сильнее брачных клятв будет. Те пять лошадей, которых продали вчера, уже породнили купившие их хасэны.

Алай вдруг заметила в толпе Тура. Он смотрел на лошадей с горящими глазами, переговариваясь с парнями из Куд-хасэна, но толпа вокруг была слишком густой, и она не стала подходить. Да и боязно как-то было - мало ли, увидит кто, догадается.

- Прогуляемся? - Утар выскочила откуда-то с Уканом, радостным и бодрым, и схватила Алай за рукав. - Пойдём, пойдём! Бери Бус, бери лук! Пойдём же!

Алай с весёлым удивлением смотрела на них, заражаясь этой бесшабашной удалью.

- Давай! - воскликнула она. - Хочу веселиться!

Правый берег, на котором заключались свадьбы и проводились свадебные пиры, был пока не очень людным. Вода в озере не успела покраснеть, и пока на местах праздничных шатров стояли небольшие палатки. Тут, как всегда, предлагали посмотреть щенков хэги и волкодавов, а вокруг палатки, в которой устроился ловец охотничьих птиц, собралась большая толпа. Алай проехала мимо, глядя на привязанных к насестам птенцов в искусно вышитых кожаных шапочках, направляясь к широкому вытоптанному полю, на котором и проводились игры.

- За Ул-хаса! - кричали парни, размахивая деревянными мечами. - За Халедан!

- Хэй, Укан! - крикнул Самат, завидев их. - А ну, иди сюда, покажи, годен ли ты в воинство Ул-хаса? Сумеешь побороть меня?

- Давай только без деревяшек, - поморщился Укан. - Как честные бойцы, на кулаках.

- Да что б ты понимал! - воскликнул Самат. - Говорят, если прийти в войско Ул-хаса, умея владеть деревянным, тебе сразу сталь дадут!

- Я с тобой поборюсь, - сказал Тур, соскакивая с лошади за спиной Алай. - Давай, Самат, ещё разок!

- Пойдём стрелять, - сказал Укан, махая на них рукой. - Пусть себе воюют.

Алай кивнула, завела лук за колено и натянула тетиву, рассматривая мишени и ловя щекой ветер. Краем глаза она поглядывала на Тура, и наконец встретила его взгляд. Он упруго переступал на слегка согнутых ногах, прикрываясь небольшим круглым щитом, отслеживая движения Самата, и подмигнул ей.

- Хэй! - окликнула её со смехом Утар. - Твоя очередь!

- Да, да! - крикнула Алай, подбегая к отметке и поправляя перчатку.

Она прицелилась. Стрела вошла красный центр мишени, и Укан присвистнул.

- Даром что невелика, стрелы мечешь в облака! - засмеялся кто-то за спиной.

- Давай вторую! - воскликнула Утар, глядя, как парни собираются за их спинами. - Покажи-ка всем!

Алай улыбнулась и подняла лук. Она снова прицелилась, ощущая порывы ветра на шее сзади, и приготовилась стрелять.

- А-а-а-а-а-а!

Истошный крик боли хлестнул её по затылку. Стрела сорвалась, летя в небо, и она развернулась, с ужасом глядя, как Самат падает, хватаясь за ребро, как летит в сторону отброшенный Туром меч, и как Тур вытягивает руки, пытаясь подхватить Самата.

- Ты ополоумел? - крикнул Самат, дрожа от боли. - Так нельзя!

- Прости!

Алай кинулась к ним, но Самат уже вставал, кривясь от боли.

- Не буду с тобой больше драться... По крайней мере, пока не заживёт, - буркнул он. - А это кто?

7. Вода розовеет

Бус шагала через торг. Ей уступали дорогу, и Алай ехала, кусая губу. Если отец прознает, что она подстрелила кого-то, даже случайно, он накажет. Сколько раз говорил он ей: «Держи глаза открытыми».

- Хэй! - окликнул её Тур, догоняя на своей лошадке. - Ты к семье? Я на торг съезжу пока.

- Да... Всё равно мне теперь до вечера сидеть, - сказала печально Алай, рассматривая дыру в ткани.

Она доехала до дома и спешилась, хлопнув Бус по крупу. Нарэн выметала занесённые внутрь листья, травинки и сор, а Мулга расстилала толстые войлочные постели в одной из пустых комнат. Розовый халат переливался и сиял серебристыми бусинами. Алай невольно залюбовалась на движения мачехи. Тур взял красоту от матери. Его движения были такими же ладными и плавными, что на лошади, что в упражнениях с мечом.

Она покопалась в сундуке и достала цветные нитки. Штопкой тут явно не обойдёшься. Алай вздохнула. Ничего. Будет вышивка. Вышивкой вещь не испортить.

Стежки обережного знака выпукло ложились на ткань. Тёмно-коричневый халат был хорошо покрашен, и Алай развернула его, осматривая швы и подбивку. Неплохо сшито. В каком хасэне, интересно, его шили? Она бы поучилась у этой мастерицы.

«Тан Дан». Небо над степью, под которым Мать Даыл обитает на земле, присматривая за ней, будучи ещё и самой землёй. Колесо Вечной Повозки, обод, соединяющий все жерди шатра, без которого всё рассыпается, без которого не будет купола. Крест в круге, четыре стороны света, четыре слоя мира - корни Великого Древа Эн-Лаг, его ствол, прорастающий незримо в мире людей, ветви, куда удаляются души, когда завершается оборот их колеса в этом рождении, и то, что над ними, над ветвями, что колышет их, переплетая, заставляя двигаться. Хороший оберег. Бородатый не должен обидеться.

- Это что у тебя? - спросила Мулга, присматриваясь к работе. - Откуда?

- Один из парней на играх порвал, - сказала Алай, сворачивая халат. - Я обещала зашить.

- Крупный, видно, паренёк. Ты убери, чтобы ещё что не испортилось, - пожала плечом Мулга. - А то ещё деньгами отдавать придётся. Сейчас-то всё равно не вернёшь. Ужин пора готовить.

Алай кивнула, убирая халат в сундук, и повернулась на радостный оклик Утар.

- Алай! - кинулась та ей на шею, стискивая. - Алай! Ты не повериишь!

- Ты такая радостная, будто сам Отец Коней тебя на спине катал, - улыбнулась недоуменно Алай. - Что случилось?

- Просто послушай! Послушай! Оладэ дают за меня выкуп! Укан меня замуж берёт!

Утар рыдала, и слёзы счастья стекали по её щекам. Она вытирала их рукавами и прикладывала ладони к лицу, румяному и счастливому. Алай обняла её и прижалась лбом к виску сестры, искренне радуясь за неё, но потом замерла. Значит, Адат-хасэн невесту не получит. Придётся им деньги возвращать, когда Алай с Туром отцу признаются. Недоволен будет отец...

Она разделывала баранью ногу, поглядывая, как Утар с Нарэн чистят овощи, купленные на торгу, и кусала губу. Адат потребует невесту или деньги, а отец неохотно расстаётся с деньгами. Но если Тур попросит, он, конечно, не откажет. Он Туру никогда не отказывает.

Нарэн и Мулга всё обсуждали жениха Утар и то, как эта хитрая лисица его окрутила. Даже Аха-дада что-то довольно бормотала про хорошее родство. Что же о них с Туром будут говорить после признания? А говорить будут...

За ужином отец был весел. Алай всё ждала, пока мужчины закончат есть, чтобы поговорить с Туром. Наконец он отставил миску в сторону и кивнул ей, показывая глазами на дверь.

- Тур, нам надо подойти к отцу... Утар уходит в Оладэ. Вода в озере розовеет, завтра начнутся...

- Погоди... Я не сказал тебе главную новость, - радостно перебил её Тур. - Охар покупает таохейского жеребца! Я попросил его, и он согласился, - широко улыбнулся он. - Он сказал, что и сам хотел, когда увидел их на торгу.

Алай замерла в восторге. Ничего себе! У них будет таохейский жеребец!

- Правда, нам придётся продать значительную часть табуна. Очень уж дорого. Но это окупится!

- Когда мы пойдём к отцу? - тревожно спросила Алай, заглядывая ему в глаза. - Тур, он может повести меня выбирать, и после этого всё будет гораздо сложнее устроить!

- С утра и пойдём, - сказал Тур, радостно хватая её за руку, и Алай отдёрнула её.

- Не надо... увидят! - прошептала она.

- Я пошёл, меня ждут. - Тур махнул рукой за ограду, откуда его окликнули друзья.

Алай вздохнула, провожая его глазами, и вернулась в дом.

- Ты опять не поела, - сказала Утар, когда они мыли посуду. - Без тебя всё съели.

- Я отвлеклась.

- Смотри, а то станешь похожа на убывающую луну. Кому такая девушка понравится? - рассмеялась Утар.

Алай легла спать, пожевав хлеба, который Нарэн принесла из соседнего дома, где была печь. Снился ей красивый таохейский вороной конь, который фыркал и обнюхивал её, а ещё небо и белая птица, парящая в нём.

С утра её разбудило ржание. Она выглянула в окно и ахнула. Тур сидел на рыжем жеребце, похожем на ожившее пламя. Вот каков, наверное, Отец Коней, когда он является душам умерших, увозя их на высокое небо над степью, в ветви Великого Древа Эн-Лаг!

8. Ненаглядная

Он ушёл с золотистой Кут у ноги, напевая какую-то бодрую песенку и крутя в руках нагайку. Алай вернулась в дом и нашла Утар разбирающей свои серебряные украшения.

- Счастливая ты, дочь, - приговаривала Нарэн, причёсывая её. - И Мулга счастливая. Пожелай счастья Алай, пусть правильным будет её выбор. Как тебе повезло, Алай! Вот бы всем девушкам выбирать позволяли!

Алай помешивала оол под ворчание Ахи-дада, вздыхая. Она нарезала свежую сладкую тыкву, разложила её на подносе и вышла наружу, к Бус, пытаясь найти взглядом рыжую искру на холмах.

- Поедем, прокатимся?

Она вздрогнула. Дас подошёл со спины, и Алай с облегчением рассмеялась.

- Ты чего вздрогнула? Натворила дел и ждёшь, что духи придут наказывать? - так же рассмеялся Дас.

- Нет. Поехали, - кивнула Алай, запрыгивая на Бус. Может, встретят по дороге Тура. - Какая красавица, - кивнула она на серую кобылу. - Загляденье.

- Отец так и назвал - Сойха. Ненаглядная. Погляди, какая стать, - сказал Дас, оглаживая серую в едва заметных яблоках шею кобылы. - Она не идёт, а будто танцует! Он сказал, чтобы я заботился о ней, как о жене. Но о жене я буду заботиться, конечно, больше, - улыбнулся он, косясь на Алай, которая отвела взгляд. - Я слышал, ты сегодня подстрелила человека на играх? Говорят, это вроде какой-то ваш родственник.

- Родственник? Я не знаю такого. Дас, ты не видел Тура?

- Он вроде на площадке скачет. Поедем к озеру, попросим удачи?

Алай кивнула, любуясь на Сойху. Та выступала так плавно, так гордо, что, казалось, действительно танцует.

У озера они спешились, не доезжая до воды, чтобы не разгневать его душу, вернее, души тех сбежавших влюблённых, чьей кровью оно, по легенде, окрашивалось в начале каждого августа. Алай подняла голову на пик Хале, что возвышался над ними, охраняя от западных ветров священное озеро Тэвран. Низкие облака над ним были похожи на белый козий пух из Телара, который Оладэ-хасэн продавал так дорого на торгу.

- Вода уже почти красная, - сказал Дас, протягивая ей руку. - Не тревожь берег. Я подержу. Можешь дотянуться?

Она кивнула, хватаясь за его руку. Его пальцы слегка дрожали и были прохладными. Алай наклонилась над водой, рисуя на поверхности оберег семейного очага. Дас внимательно смотрел на то, что она изображает, и улыбнулся.

- Подержи меня тоже, - сказал он, не отпуская её пальцев. - Не хватало ещё в священное озеро нырнуть.

Алай держала его, пока он тянулся до того места, где вода уже была красной, и смотрела, как он рисует такой же знак на воде. Ей стало немного неловко. Она рисовала оберег, думая о Туре, а Дас - думая о ней.

- Мне пора, - сказала она, когда Дас встал, придерживая её пальцы.

- Я провожу.

Алай неловко отвела глаза. Она хотела поехать на площадку, к Туру, но теперь придётся ехать домой. Ладно. Поедет чуть позже, когда Дас уедет к себе.

Сойха мягко переступала, выгибая шею. Ненаглядная! Вот бы ходить так же ладно... Мулга так двигается, даже когда не знает, что на неё смотрят. Как-то в Хасэ-Даге Алай видела кошку на торгу, и навсегда запомнила те её движения. Плавные, но уверенные.

- До встречи, - сказал Дас, глядя, как она слезает с Бус, шлепком отправляя ту пастись за дом. - Смирная она у тебя.

- Отец говорит, покорность красит, - улыбнулась Алай.

- Ну... наверное, - пожал плечами Дас. - Увидимся.

Алай помахала ему вслед и зашла в дом. У очага, в первой комнате было пусто, а из дальней раздавались голоса.

- А вот и она, - сказал отец, показывая на Алай. - Ты точно не в обиде, хас Харан?

Алай вздрогнула, и по телу пробежали мурашки от ужаса. Перед ней стоял бородатый. Так он, оказывается, хас! Она стреляла в главу рода! Ох, Мать Даыл, сохрани от беды...

- Не в обиде. Пускай халат мой вернёт, - бросил бородатый.

Алай подошла к сундуку, краем глаза глядя на Тура, который стоял рядом с Мулгой и Охаром. Утар, немного бледная, сидела в уголке, рядом со спящей Ахой-дада.

- Вот он, - сказала Алай, доставая свёрнутый халат. - Я починила.

Мулга вдруг шагнула и уставилась на открытый сундук, потом ахнула.

- Охар! - воскликнула она, показывая пальцем на халат. - Охар, она сожгла лису!

- Ты испортила свадебный халат? - тихо спросил Охар, вытягивая нагайку из-за пояса. - Ты знаешь, сколько стоит этот мех? - Он показал в сундук, на опалённую опушку, лежавшую с краю.

- Я починю... Прости! - прошептала Алай, зажмуриваясь, успев только увидеть, как летит к ней чёрный плетёный хвост плети.

- Отдай, - одновременно сказал Харан, поворачиваясь к ней.

Боли не было. Она открыла глаза. Харан стоял перед ней, протянув руку за халатом, и на огромной кисти вспухал красный след.

- Я дочь наказывал. Зачем под руку встал? - нахмурился отец. - Извиняться не буду. В общем, у меня столько нет. Могу дать серебром. Вон, видишь браслет? - Он ткнул пальцем на руку Алай, и бородатый поморщился. - Есть ещё много.

9. Видеть её не хочу

- Пойдём скорее, - бормотала Утар, утягивая её за дом. - Слушай, Алай, ты знаешь, кто это?

- Нет. Первый раз вижу.

- Он из Хайар... Хайар!

Алай кивнула.

- Да, я помню Хайар. Дилат была обещана в их хасэн. Но их же осталось двое, и оба вроде были женаты. Они не приходили за невестами...

- Это старший, - тихо сказала Утар, бледнея. - Он вернулся. Это ему она была обещана, понимаешь?

- Она ведь уже четыре года замужем... Подожди... Подожди, - пробормотала Алай. - Почему он пришёл?

- Дядя Охар его случайно встретил на торгу. Я так поняла, кто-то увидел их вместе, узнал этого бородатого и напомнил дяде про невесту... Дядя уже не мог ничего сделать. Харан пришёл сюда забрать халат, а Охар предложил ему наши украшения или коней, потому что ты обещана в Адат-хасэн, и другой невесты нет. Харан сказал, что коней у него достаточно, продажей он заниматься не хочет, и лучше, чтоб Охар отдал ему четыре золотых.

- Четыре? За Дилат платили четыре?!

- Да. Слушай, это было десять лет назад. Я так поняла, что этот Харан её и не видел никогда... Это ещё хас Сур ведь договаривался.

- Тут впору за голову хвататься, - беспокойно сказала Алай. - И о чём они ещё говорили?

- Ни о чём. А вот на торгу говорили, что этот Харан ведёт девушку в Улданмай.

- Невольницу? - ахнула Алай. - Они приехали со стороны Фадо...

- Не знаю. Я только поняла, что если бы дядя его на торгу не встретил, то он бы сам и не заговорил о выкупе. Это кто-то из Куд-хасэна напомнил, сказал про честь рода, ну и дядя Охар, как всегда...

- Я знаю, - сморщилась Алай.

Ну вот теперь ещё и это. Мало было золотого за неё в Адат-хасэн, теперь ещё четыре этим Хайар.

- Хэй! - Тур выскочил из дома, счастливый, довольный, радостный, и вскочил на Далсаха. - Йет, йет!

Алай удивлённо поглядела ему вслед, и Утар, проследив за её взглядом, растерянно развела руками.

- Весёлый, - сказала она недоуменно.

Радостные иголочки закололи в животе Алай. Она развернулась и тихонько, чтобы не спугнуть затаившееся счастье, пошла к дому. Навстречу ей вышел угрюмый бородач, а за ним - Охар.

Она зашла в дом и наткнулась на недружелюбный взгляд Мулги, и от этого взгляда сердце переполнилось радостью. Тур сказал им! Она была готова к этому взгляду, когда Мулга узнает, что придётся отдавать деньги Адат.

- Не лезь под руку, - сказала Мулга презрительно. - Видеть тебя не хочу.

Алай тихо, чтобы не попасться под её гнев, прошла в дальнюю комнату, отодвинула свои войлоки в самый уголок и забралась с головой под одеяло, глупо улыбаясь.

Сон был красивый - лепестки яблонь падали на землю, розоватые, нежные, и ровным слоем покрывали всё вокруг, росли, как сугробы, и сердце отчаянно щемило от нежности.

- Иди, свой халат чини, - сказала Мулга, швыряя ей тряпицу.

Алай спросонья еле поймала тряпицу, потом удивлённо развернула её. Мех золотой лисы, ровно столько, чтобы восстановить второй рукав! Вот как боится Мулга опозориться - даже в свой сундук залезла, лишь бы пересудов избежать!

- Да не злись ты на неё, - ворчала дада в соседней комнате. - Всякое бывает... Всякое.

- Видеть её не хочу, - прошипела Мулга.

Мех был чуть красивее, чем на левом рукаве. Золотая лиса, ещё более редкая, чем серебристая... Она положит правую ладонь на ладонь Тура, и алая лента опутает их руки, а потом она обнимет его, и наконец никто не будет гневаться на них или говорить дурное.

Она осторожно клала стежки, стараясь как можно ровнее приладить мех к рукаву, потом радостно вынула всё своё красное праздничное нижнее платье и тщательно проверила, нет ли на вещах пятен. Сердце замирало, когда она представляла, как Тур улыбается ей, говоря клятвы над красной водой.

- Ты есть не собираешься? - спросила Утар, заглядывая к ней. - Мулга на тебя злится. Может, принести сюда еду?

- Давай, - кивнула Алай, осторожно подцепляя мездру. - Смотри, красиво как!

- Очень. Сверкает...

Алай накинула халат и покружилась по комнате. Ярко-красная ткань мерцала золотыми нитками среди серых некрашеных стен простого сруба, и от этого казалась ещё наряднее.

- Вода покраснела, - сказала Утар, прикусывая губу. - Охар сказал, сегодня вечером будем с Уканом клятвы приносить. - Она разрумянилась и приложила ладони к щекам, закрывая глаза. - Алай, я так счастлива! И тебе счастья желаю!

Хлопоты у очага заняли почти весь остаток дня. Женщины резали мясо и тушили его с рисом и оранжевыми измельчёнными корешками майхо, отчего рис становился похож цветом на шерсть Далсаха. Они катали крутое тесто из муки и воды с добавлением крепкого быуза и погружали его полоски в кипящее масло, поливая потом мёдом и посыпая толчёными орехами, и лепили почмы с бараниной из такого же теста. Отец заглянул в дом и сразу же ушёл, так что Алай даже окликнуть его не успела, не то что спросить, когда же её свадьба. Под неприязненным взглядом Мулги она притихла, выполняя всё, что та говорила ей, и на сердце было радостно, будто в степи майским днём, когда холмы окропляются красными лепестками распустившихся цветов ондэг.

10. Счастье Утар

Мулга грузила еду на лошадь, а Аха, Нарэн и Алай кружили с прощальной ласковой песней вокруг Утар, преплетая её косы по-особому, помогая ей завязать тесёмки красного нижнего платья, обнимая её нежно и желая счастья в новом хасэне. Они вывели её наружу и шли через весь торг, провожая песней, и другие женщины откликались, вплетая разноцветные ленты своих голосов, пронзительно и трогательно, будто вспоминали и свою молодость, и дни своих свадебных клятв. Со всех сторон по торгу шли ещё девушки, провожаемые матерями, сёстрами, тётками и бабушками, песни сплетались в такт их шагам, летя в пестроте торга, а мужчины кланялись им навстречу и вслед, потому что священен день свадьбы и день рождения наследника, и не зазорно в такие дни поклониться женщине, а, напротив, почётно, и сама Мать Даыл оберегает её в это время.

Алай в толпе заметила Даса и улыбнулась ему с неловкостью. Не хотелось говорить ему ничего пока... Он расстроится. Он глядел на неё с широкой улыбкой, потом помахал рукой. Нет. Пусть пока не знает.

Она сидела у шатра Оладэ-хасэна, слушая поздравления молодым, пока тоо-хас не прислал мальчишку.

- Оладэ следующие, - сказал тот, привычно вытягивая чумазую ладонь.

Укан положил ему в ладонь серебряную монету, и Охар слегка скривился.

- Не кривись, Охар, - рассмеялся Укан. - Наш хасэн обширен. Твоя племянница не будет ничем обделена.

Утар сидела, краснея, и поглядывала на него.

- А где твой зять? - со смехом спросил хас Нарыс у Охара. - Всё никак не угомонится?

Алай поискала взглядом Тура, но его не было. Нарыс увидел выражение лица Мулги и махнул рукой.

- Ладно, - сказал он. - И не такое случалось. Не дуйся, хасум Мулга. Тебе вредно тревожиться.

Алай ошалело перевела взгляд на Мулгу. До неё вдруг дошло наконец, почему мачеха так долго спит по утрам.

- Да, ей вредно, - сказал Охар, гладя жену по плечу. - Такая радость! Надеюсь, это сын, и не последний.

- Ну, ты ещё не так стар, - ухмыльнулся хас Нарыс. - Тебе же и пятидесяти нет. Ул-хас Бутрым старше, а вон, поди, войско собирает... Чего вздумал на старости лет.

- Дело его. Я стар уже для такого. Тур вон всё рвётся. С другой стороны, а вот попадёт в воинство Ул-хаса... Почёт какой! И жене почёт, за воином замужем быть. Как в преданиях старинных...

Алай слушала его с замиранием сердца, сдерживая счастливую улыбку. Будет воином её Тур, обязательно будет! Он смелее всех, и красивый, и сильный!

Укан встал в сопровождении отца, а Охар пошёл вслед за Утар.

- Можешь пойти посмотреть, - сказала Нарэн, вставая. - Пойдём... Послушаем их клятвы.

У плоского утёса над красной водой, рядом с уступом, на котором приносили клятвы, стояла эным с бубном, приготовив колотушку.

- Сын Оладэ-хасэна берёт в жёны дочь Расу-хасэна. Обменяйтесь клятвами, - сказал тоо-хас, явно уставший от количества церемоний. - Прошу, дети.

- Клянусь оберегать эту женщину, как руку свою, давать ей пищу и защиту, пока не остановится моё сердце и не уйдёт моя душа в ветви Великого Дерева Эн-Лаг, - сказал Укан на одном дыхании, повернув голову к Утар.

- Клянусь слушать этого мужчину, как своего отца, и быть ему во всём покорной, пока не остановится моё сердце и не уйдёт моя душа в ветви Эн-лаг, - радостно отозвалась Утар.

Она положила правую ладонь на поднятую левую ладонь Укана. Тоо-хас ловко обернул и опутал их алой лентой, затем кивнул эным-дада. Та подняла бубен, закрыла глаза и завела низким горловым голосом песню на дэхи, и от слов древнего языка хасэ, обещающих воссоединение любящих душ в следующих жизнях, мурашки бежали по коже.

Укан увёл Утар обратно к шатру. Нарыс поставил на ковёр большой кувшин быуза. Алай села, радостно глядя на Тура, который присоединился к пиру, пока она была у озера. Уже совсем скоро она так же будет наливать ему левой рукой быуз в стаканчик и подносить к губам, а потом он возьмёт из мисочки в её руках щепотку оранжевого праздничного риса, и будет так же ласково смотреть на неё... Какой же он красивый!

Мулга зло посмотрела на Алай, и та опустила глаза. Главное, чтобы не стала изводить невестку непосильными поручениями. Мулга, как свекровь и одновременно жена хаса, станет чуть ли не выше Тура, и Алай должна будет слушаться её, как и его самого. Ничего. Она потерпит. Это небольшое неудобство по сравнению с тем, что они с Туром больше не будут скрываться.

Стемнело. Укан встал, чтобы увести молодую жену в шатёр, и Нарыс жестом показал присутствующим за столом не балагурить, как это обычно происходило при таком «провожании». Алай с благодарностью и уважением посмотрела на него. Утар и так пылала румянцем...

- Посуду прибери, - бросила Мулга. - Мы пока ещё посидим. Потом спать иди.

Алай вежливо кивнула. Девушка из Оладэ помогла ей скинуть с плошек недоеденное и забрала те, что принадлежали Оладэ-хасэну, а остальные Алай сложила и завязала в тряпицу. Под весёлый смех пирующих она вскинула узелок на плечо и направилась к небольшому озеру, где мыли посуду и стирали.

- Пойдёшь со мной? - спросила она у девушки, что помогала ей.

- Позже помою, чтоб два раза не ходить, - хихикнула та. - Свадьба же! На свадьбе кто наказывает? Можно и полениться!

11. Счастье Алай

Алай шагала к маленькому озеру по пологим холмам, размышляя. Нет, лучше не лениться. Как прищурится Мулга, как вынет отец нагайку...

- Я провожу. - Тур из с улыбкой вышел темноты, и Алай вздрогнула. - Ну что ты опять трясёшься? Даже овцы и то посмелее.

- Ты пришёл мне помочь? - спросила Алай, поднимаясь на очередной холм.

- Воины не моют посуду, - рассмеялся Тур. - Это женское дело. Ещё предложи мне ребёнка тебе родить.

Алай смущённо тёрла миски пучком травы с песком и споласкивала их в озерке, выливая грязную воду на песок в одном па от края воды.

- Прости, - сказала она тихо. - Я правда глупость сказала.

- Увидеть тебя хотел, - сказал Тур, и сердце застучало у Алай прямо в ушах. - Давно не видел. Скучала?

- Скучала, - кивнула Алай, косясь на него. - Поможешь отнести до дома?

- Пойдём.

Он шёл молча, упруго шагая, и толстая тёмная коса раскачивалась из стороны в сторону по его спине. Наутро после свадьбы она причешет его волосы, заплетёт косу и принесёт ему сапоги... Сердце замирало от предвкушения, и в кончиках пальцев трепетали маленькие иголочки, хрупкие, тонкие. Алай подняла руку и коснулась его рукава. Тур остановился и удивлённо повернулся к ней.

- Ты впервые дотронулась до меня сама, - сказал он с улыбкой. - Алай, я не ожидал.

- Прости. - Она покраснела и опустила глаза. - Пойдём.

- Я пойду обратно, - сказал он, доведя её до края торга. - Отсюда сама дойдёшь.

Алай кивнула ему, и он ушёл, заглянув ей в глаза в полумраке.

Кут встретила её на пороге, виляя хвостом так неистово, что всё её хрупкое тело извивалось. Алай присела и обняла её. Кут радостно взвизгнула, умывая её тёплым мокрым языком, и потом, когда Алай нырнула, раздевшись, под покрывало, устроилась рядом с ней золотистым проблеском воплощённого счастья во мраке комнаты.

Сквозь сон Алай слышала, как возвращаются остальные, как ворчит Аха-дада на Охара, и как тот беззлобно огрызается. Она сонно улыбнулась и позволила ветру сна нести её на холм следующего дня.

- Готовься, сегодня твоя свадьба, - сказала Мулга, теребя её за плечо. - Иди помойся, и я причешу тебя.

- Но...

- Ты хочешь, чтоб я тебя помыла? - переспросила Мулга, и в голосе было что-то, от чего побежали мурашки по коже.

- Нет! - тихо воскликнула Алай. - Я быстро!

Холодная вода озерка расцвечивала кожу красными пятнами. Девушки, которые мылись рядом, хохоча, окатывали друг друга водой из кадушек, смывая мыльную пену. Алай радостно приветствовали, и, как только она разделась, сразу же встретили ледяными брызгами озёрной воды.

- Ах... - У неё на миг перехватило дыхание, и она схватила свою кадушку, зачерпывая воду. - Ах ты...

Наплескавшись и нахохотавшись вдоволь, они вытирались и одевались, подшучивая друг над другом.

- Счастья нам всем, - сказала тихо Лудым, и остальные подхватили её слова. - Счастья нам всем!

Алай шла, слушая, как позвякивают серебряные подвески на её расшитом уборе. Жаворонки уже давно почистили серебро своих горлышек и взмыли вверх, растворяясь в пронзительном утреннем небе, не тронутом перьями облаков, обещающем жаркий день. Она поглядывала на Хале, за которым до самого Фадо тянулась горная гряда, и представляла, как взмывает над степью, подобно этому жаворонку, и песня рвётся прямиком из её сердца.

Она стояла, и Мулга прочёсывала её тёмные гладкие пряди от самой макушки до середины бёдер, потом туго заплела косы и вынула из сундука тяжёлые праздничные серьги.

- Это вернёшь, - сказала она, протягивая их Алай. - А это тебе подарок на свадьбу.

Мулга протянула ей витой браслет в виде змеи с глазами из самоцветов, и Алай ахнула. Браслет был так искусно выполнен, что змейка казалась почти живой.

- Мулга... - восхищённо выдохнула она, делая движение, чтобы обнять ту, но Мулга слегка отстранилась, заслоняя живот.

- Иди готовить.

Алай с улыбкой кивнула и выпорхнула на кухню, где Нарэн с красными глазами резала мясо.

- Вот и тебя замуж выдаём, девочка наша, - плакала она, вытирая глаза рукавом. - Счастья тебе желаю!

Алай несколько раз выглядывала в окно, заслышав ржание Далсаха, и Тур подмигивал ей, проезжая мимо.

- Не отвлекайся, - сказала ей Мулга, нарезавшая полоски теска для медовых сладостей. - Давай, не ленись.

Радость охватывала Алай с ног до головы. Снаружи шумел торг, и доносились запахи навоза, сена, ароматных масел и даже благовоний Фадо, дыма трубок дада и хасов, раздавались мелодии флейт и свирелей, блеяние овец и мычание мелких степных коров, которых разводили на юге, где зимы не такие холодные.

Она торопила время, уговаривая солнце быстрее двигаться по небу и прося у него прощения за эти мысли. Будь рядом Утар, было бы проще, но Утар была со своим мужем в своём новом хасэне. Надо будет навестить её с утра... Если Тур отпустит.

Щёки слегка разрумянились. Алай вынула из сундука красное нижнее платье и штаны, скинула блёклое повседневное и быстро переоделась, потом вдела в уши тяжёлые серьги, что дала ей Мулга. Тяжёлые, но роскошные. Как, наверное, красиво! Жаль, не посмотреть. Но Тур сказал, что она похожа на луну, значит, она и правда красива.

12. Красная лента

Охар помог поставить шатёр. Женщины расставили угощение на ковре и уселись вслед за Охаром и Туром по их знаку.

- Ты третья, - шепнула ей Нарэн за праздничным столом, когда Алай, краснея, прятала глаза от Тура и остальных. - Счастья тебе, девочка.

Наконец мальчик прибежал к их шатру. Охар сунул ему медяк, вставая.

- Иди, - сказал он, и Алай поднялась, краем глаза глядя, как Тур с Мулгой и Нарэн тоже поднимаются.

Она шагала вперёд, с радостным замиранием сердца глядя на красную воду озера. Тоо-хас улыбнулся, приветствуя её, и перевёл глаза на Охара.

- Хас Охар, пусть жених поторопится, - сказал он с вежливой улыбкой.

Алай обернулась на Тура, но он стоял у неё за спиной и только кивнул.

- Ну что же ты... - прошептала она, подзывая его глазами, но он удивлённо нахмурился.

Алай вдруг почувствовала, как тысячелетняя огромная глыба, на которой она стояла, слегка шатается у неё под ногами. Она всматривалась в лицо Тура, и он опустил глаза.

- Отец... - прошептала она тревожно, переводя взгляд на того.

- Сейчас он придёт, тоо-хас, - сказал Охар, оглядываясь. - Вон он.

Алай судорожно вздохнула, глядя, как Дас выходит из толпы.

- Но почему?! - тихо воскликнула она, и вдруг заметила знакомое движение руки отца к поясу.

- А ну встань как полагается! - прошипел тот, медленно вытягивая из-за пояса нагайку. - Опозоришь - убью!

Алай резко отвернулась, безнадёжно глядя в красную воду озера. Ну вот и всё. Счастье закончилось. Сейчас их с Дасом поженят, и...

Она зажмурилась. Будущий муж шагнул и встал рядом с ней. В ушах гулко звенело отчаяние, перемежаясь со стуком сердца.

- Сын Хайар-хасэна берёт в жёны дочь Расу-хасэна, - бодро сказал тоо-хас. - Обменяйтесь клятвами.

- Клянусь оберегать эту женщину, как руку свою, давать ей пищу и защиту, пока не остановится моё сердце и не уйдёт моя душа в ветви Великого Дерева Эн-Лаг.

Алай стояла, зажмурившись, и сердце сжалось так, будто сейчас разорвётся. Тур! Почему?!

Она услышала знакомый звук ногтя по плетёной рукояти нагайки, и шум в ушах стал невыносим.

- Клянусь слушать этого мужчину, как своего отца, и быть ему во всём покорной, - прошептала она. - Пока не остановится сердце моё и не уйдёт душа моя в ветви Эн-лаг.

Она подняла правую ладонь, и он потянул за рукав, укладывая её на свою руку.

Алай распахнула глаза.

Она помнила пальцы Даса, и это были не они. Эта рука была такой мозолистой и широкой, что горло перехватило от ужаса внезапного подозрения, а потом осознания.

Бородатый стоял рядом и угрюмо смотрел себе под ноги. Хайар! Алай дёрнула было руку, но тоо уже ловко обмотал ладони красной лентой и завязал узел.

Всё. Теперь конец.

- Хасэг ал тэрду кама инэш лоо, - затянула эным в одеянии, украшенном перьями, ударяя в бубен в такт шагам Алай, которая брела, не видя ничего, привязанная красной лентой к этому страшному незнакомцу с мозолями на ладони.

Он довёл её до шатра и сел, увлекая за собой.

- Счастья тебе, девочка, - сказала Нарэн, усаживаясь напротив.

Алай сидела, ничего не видя перед собой. За что, за что, за что, Мать Даыл? Неужели за один поцелуй так наказываешь ты теперь?

Охар, довольно качая головой, поставил между блюдами с едой большой кувшин быуза, потом махнул Алай. Она левой рукой неловко налила хмельное в серебряный стаканчик почти до самых краёв, как пил обычно отец, и привычно протянула ему, но спохватилась и повернулась к Харану.

В горле стоял ком. Харан взял стаканчик из её руки и пригубил быуз, потом поставил на ковёр.

- Не люб быуз? - удивился Охар. - Лучший купил. Чистый. Пей! Праздник же!

- Люб. Весь вечер впереди, - угрюмо сказал Харан. - Охар, я же сказал, давай без церемоний. Я бы так забрал. Мне не горит. Жениться в любом стойбище можно. Сейчас тоо повсюду.

- А что тянуть? - спросил явно довольный Охар, которому Мулга налила быуз. - Что люди скажут?

- Разное люди скажут. Всегда найдут, что сказать, - ухмыльнулся Харан, почёсывая свободной рукой бороду.

- Про Алай не скажут. Она кроткая и покорная, как овечка, - сказала Мулга.

- Да я уж заметил, - хмыкнул Харан. - Да уж.

Алай протянула руку за мисочкой и положила туда праздничный рис из котла, потом поднесла Харану. Это всё было каким-то неправильным сном, который всё никак не заканчивался. Харан взял щепотку риса и съел, а вторую протянул ей. Алай открыла рот, и он положил туда рис, потом достал из кармана какую-то тряпицу и обтер пальцы.

- Я с вами пойду, - сказал Харан, прищурившись, и Алай, которая сидела, косясь на него, слегка шарахнулась. - Что это она? - нахмурился Харан. - Ты чего? - Он повернулся к Алай, гдядя ей в лицо. - Болит что?

- Науку отцовскую помнит, - мурлыкнула Мулга.

13. Первая брачная ночь

Алай встала, пошатываясь, и зашагала за ним на восток, а за спиной смеялись и перешёптывались Мулга и Охар. В голове билось непонимание и отчаяние. Привязанная рука затекла, кочки больно били по пяткам, потому что она всё время спотыкалась, бредя мимо празднующих хасэнов, и огни светильников мигали, расплываясь, на коврах между блюдами с праздничным угощением.

Наконец на самом краю огромного стойбища Харан свернул к шатрам, расставленным в небольшой ограде. Внутри мохнатыми кочками лежали дюжины полторы овец, рядом ходили привязанные лошади.

Харан нырнул в один из двух шатров, увлекая Алай за собой. Полог закрылся. Они оказались в темноте, слегка разбавленной светом звёзд через откинутый войлок крыши. Он повернулся к Алай и потянул за кончик красной ленты, стянул её с ладоней и сжал руку в кулак. Алай, которая напряжённо смотрела вниз, заметила это движение и шарахнулась, наступая на что-то, лежащее на полу.

- Эй! - раздался женский голос. - Совсем из ума…

- Камайя! - хрипло воскликнул Харан.

- Прости… - пролепетала женщина. - Ты…

Харан коротко и шумно выдохнул, развернулся и вышел из шатра, а женщина, подхватив одеяло, выскочила за ним.

- Зачем ты… - донёсся до Алай её голос.

Наступила недолгая тишина, потом раздался шлепок кисточек нагайки по телу, и женщина ахнула, а Алай дёрнулась.

- Пойдём, потолкуем, - сказал Харан, и наступила тишина.

Алай стояла в шатре, не понимая, что происходит и что ей теперь делать, но довольно скоро Камайя вернулась, на миг приоткрыв проём в лунный свет и ветер в травах, и сердце Алай заныло, заныло яростно. Она была готова расстаться со свободой незамужней жизни ради Тура, но не ради этого незнакомца со страшной бородой, который зачем-то привёл её в шатёр к своей невольнице…

- Спать ложись, - устало сказала Камайя, швыряя ей войлок, свёрнутый и перевязанный бечёвкой.

Алай развязала концы бечёвки и разложила войлок с другой стороны шатра, настолько маленького, что даже опорного столба в нём не требовалось. Она скинула халат и поджала ноги, накрываясь им, и в тишине снаружи раздавались то шаги лошадей, то тоскливый крик ночной птицы туу.

- Алай!

Она открыла глаза. Через щель в пологе в шатёр лился утренний свет, и в проёме, подсвеченная им, стояла Утар. Алай кинулась к ней, запахивая халат, и чуть не сбила с ног.

- Ну что же ты так рыдаешь, - сказала Утар испуганно. - Я пока тебя нашла, пол-становища обошла.

- Ты… Ты знаешь, за кого меня выдали? - всхлипывала Алай. - Знаешь?

Утар отвела глаза и вздохнула.

- Мне Укан сказал ночью.

- Откуда он вообще взялся, этот Харан?!

- Ну, про него разное говорят, - с сомнением в голосе сказала Утар. - Говорят, он на каторгу попал за убийство.

- Но как он сюда-то попал? За убийство - это же…

- Сбежал, наверное. Мне откуда знать, Алай? Он же убил человека. Значит, и там мог…

Алай закрыла лицо руками. Убийца, каторжник… Мать Даыл, Отец Тан Дан, чем провинилась перед вами дочь ваша Алай?

Её рыдания разбудили Камайю. Та вышла, недовольно ёжась и запахиваясь в халат.

- Ты чего рыдаешь? - спросила она, положив руку на плечо Алай.

Алай заполошно оглянулась на второй шатёр, внезапно вспомнив, что Харан говорил про любовь к тишине. Плохо, плохо… Такой рукой, как у него, один раз оплеуху отвесит - и отлетит душа на спине Отца Коней в ветви Вечного Дерева…

- Я пойду, - тихо сказала она, всхлипывая. - Прости.

Она нырнула в шатёр и сидела нахохлившись, пока Камайя шестом снаружи откидывала отдельный войлок для проветривания.

- Тут всегда по ночам так холодно? - спросила невольница, заходя внутрь. - Там, где я жила, погода очень мягкая.

- Да. До сентября днём очень жарко, а ночами всё холоднее. Выы за ночь выдувает солнце из травы. А потом и дни постепенно холодают. Но ты не бойся. Мы к юго-востоку пойдём. - Алай вспомнила, как Тур стремится побыстрее попасть в Улданмай, в воинство Ул-хаса Бутрыма, и в носу защипало. - Ты мёрзнуть не будешь. Камайя, а ты откуда?

- Издалека. Харан вроде сказал, ты тихая, - прищурилась она, и Алай слегка отодвинулась. - Не болтаешь.

- Прости… - тихо сказала она, подбирая колени к подбородку.

Камайя внимательно смотрела на неё, потом мотнула головой и вздохнула.

- Иди лучше выгони овец.

Алай посмотрела на свой праздничный халат, расшитый золотыми нитями и отороченный дорогим мехом, скомканный теперь на войлоке. Накинула его, пригладила волосы и вышла наружу, где за оградой поодаль всё ещё стояла взволнованная Утар.

- Тебе бы вещи забрать, - сказала она, глядя, как Алай, подбирая подол, перешагивает через овец в ограде. - У них есть повозка?

Алай помотала головой, потом огляделась ещё раз. Две верховые лошади и три вьючных. Негусто. Шестнадцать овец…

- Я слышала краем уха, его братья в Улданмае служат, у Ул-хаса, - сказала Утар, оглядываясь на торг. - Там, говорят, справным воинам почёт и деньги.

14. Ты обманул

- Алай! - воскликнул Тур с порога, и сердце заколотилось, как бешеное.

- Не хочу говорить с тобой, - сказала она, отворачиваясь.

- А ну, иди со мной, - нахмурился Тур, под удивлённым взглядом Утар отводя Алай за угол. - Ты что такое говоришь?

- Ты предал меня, - тихо сказала Алай, пытаясь не смотреть в его красивое лицо. - Ты обманул!

- Я не обманывал! Я сам не знал! - воскликнул Тур. - Он не обижал тебя?

Алай молча покачала головой, не поднимая глаз.

- Я ждала, что ты подойдёшь ко мне и встанешь рядом. А ты смотрел на меня… Смотрел и ничего не сказал даже.

- Мать меня удержала, - сокрушённо признался Тур. - Она сказала, что ты знаешь…

- Я не знала! Я думала, ты сказал отцу!

- Я и сказал! И он ответил - всё хорошо, я не откажу тебе! - воскликнул Тур, крепче сжимая её рукав. - Я уехал радостный, потому что он не отказал мне!

- Значит, он передумал, - прошептала Алай. - Почему он передумал?

- Я не знаю… Не знаю. Алай, мы что-нибудь придумаем. Поцелуй меня!

Алай шарахнулась от него, чуть не споткнувшись.

- Так нельзя… Я уже наказана за тот поцелуй… И за то, что дотронулась… - прошептала она, пятясь. - Не надо. Я боюсь…

- Не бойся! Мы доедем до Улданмая, и я стану воином. Я приду к самому Ул-хасу и скажу, чтобы тебя передали мне в жёны! Он не откажет такому воину! Смотри, каков я!

Он гордо расправил плечи и задрал подбородок. Алай снова почувствовала укол в сердце.

- Я верю тебе, - сказала она, снова отводя глаза. - Я буду ждать этого.

Она шла от него, будто на плечи ей взгромоздили весь гребень Хале. С хасом не спорят. Охар - хас Расу. Если Тур станет воином… Нет. Не «если». Когда Тур станет воином. Когда это случится, он может попросить ярлык на создание своего хасэна. Ему не откажут. Он станет хасом и вызовет на честный поединок Харана. Он победит, и Алай станет его.

Утар встретила её тревожно у крыльца, заглядывая в глаза.

- Алай, тебе не стоит говорить с ним. Он неженатый… Из другого хасэна. Мало ли, что твой муж подумает, если узнает.

- Подумает? - невесело усмехнулась Алай. - А он умеет?

Утар прикусила губы и помолчала немного.

- Тебе не стоит так говорить о нём. Ещё услышит кто… Ему донесут… О нём разное говорили на торгу. Знала бы я, что тебя ему отдадут - слушала бы не вполуха. Прости.

- Да я понимаю. Ты только на Укана и смотрела.

- Хочешь, тайну открою? - хитро покосилась на неё Утар. - Мы с Уканом два года назад условились. Представь себе… Он почти накопил на выкуп за меня, и тут такая удача… Если бы дядя не купил Далсаха, Оладэ не захотели бы с нами породниться. А теперь у Укана деньги остались. Он сказал, что это нам задел на будущее. Он хочет пряности возить из Телара, когда хас Нарыс его до дел допустит.

- Хорошо же вы прятались два года, - прошептала Алай, вспоминая, как Укан смотрел на Утар на весеннем торгу и неожиданно всё понимая. - Я бы и не подумала…

- Ты-то куда смотрела? - с грустной улыбкой спросила Утар. - Почему не заметила?

Алай пожала плечами, заходя в дом. Что толку сейчас об этом говорить?

Она переоделась в повседневное и свернула красное нижнее платье. У Харана нет повозок, значит, придётся перекладывать вещи в кожаные тюки. Ну, что уж…

- Готова? - спросила Утар, глядя, как Алай вынимает из ушей тяжёлые праздничные серьги Мулги. - Пойдём, помогу. Потом мне в хасэн надо… Мы к вечеру снимаемся. Хорошо, что вместе идём. Веселее будет.

Камайя встретила их недовольным взглядом.

- Умеешь рис запаривать на воде? - спросила она у Алай.

- Не на молоке?

- Господин ест рис на воде и тушёные овощи, - сказала Камайя.

Алай грела воду в тяжёлых раздумьях. Утар права. Лучше помалкивать. Этот Харан так смотрит, того и гляди как сложит кулак, да и вышибет дух… Тогда не о ком будет Туру просить Ул-хаса Бутрыма.

- Готово?

Она вздрогнула и шарахнулась, выдернутая из своих мыслей гулким голосом Харана. Он нависал над ней, угрюмый и мрачный, как громадный кусок зимней скалы, и от его присутствия волосы на затылке поднялись дыбом.

- Да… господин, - сипло пролепетала Алай, испуганно косясь наверх, на его бороду. - Подать, господин?

Он молча стоял на пороге шатра в ожидании, почему-то не садясь к очагу. Алай подала ему плошку риса с овощами и юркнула за шатёр, подальше от его ненавидящего взгляда.

- Подала еду? - окликнула Камайя, выглядывая из второго шатра. - Иди сюда, рубашки надо починить. Можешь взять на холм.

Алай сидела на холме, пришивая завязки к рубашкам Харана. Она внимательно осматривала следы неоднократной починки, с удивлением замечая, что в боковых швах они были не единожды вырваны прямо с клочками ткани и усердно пришиты обратно. Срывал, небось, в гневе с себя эти рубашки, и топтал… Камайя, видимо, и пришивала. Часто, наверное, ей нагайкой достаётся…

15. Над вами потешаются

Хасэны, многолюдные и не очень, один за другим складывали шатры. Движение начиналось с края стойбища, постепенно распространяясь в середину. Торг ещё стоял, шумный, яркий, и на правом берегу всё ещё ставили свадебные шатры, но Выы уже носил над холмами ощущение неизбежного расставания с озером.

Камайя забралась в седло, накинула плащ с капюшоном и натянула длинные рукава по самые кончики пальцев. Алай косилась на неё, недоумевая, но та ничего не сказала, просто тронула лошадь и направила её на юго-восток, в низинку между холмами, над которой между двух жердей трепетали на длинной верёвке привязанные цветные обрывки тканей, как клочки чьих-то красочных полузабытых снов.

- Сколько нам туда ехать? - спросила Камайя, когда Харан согнал их овец в общее стадо.

- С этими овцами - месяца полтора, а то и больше. Без них было бы быстрее, - сказал он, угрюмо глядя на цветные метки на спинах животных. - Они проходят в лучшем случае десять рандов в день.

- К середине сентября будем там?

- Может, и позже.

- Если бы ты не взял эту…

Харан свирепо глянул на Камайю, и она потупила взгляд.

- Ты как разговариваешь с мужчиной? - рыкнул он, заглядывая ей под капюшон. - А?

Алай вжала голову в плечи, а Камайя осадила лошадь.

- Прости, господин. Я забываюсь.

- Вон, учись у моей жены, как подобает вести себя женщине, - ухмыльнулся он недобро. - Молчи и глаз не поднимай, поняла?

- Поняла, господин, - тихо сказала Камайя. - Прошу простить.

Холмы сменялись холмами, озёра медленно проплывали мимо. Хасэны направлялись на юго-восток, переходя реки, останавливаясь для отдыха в тени редких рощ, окружавших озерца, и Утар, подходя к Алай во время стирки, обеспокоенно расспрашивала её, но Алай нечего было ответить.

- Он тебя воспитывает? - спросила Утар как-то на привале, и Алай помотала головой.

- Ни разу не бил. Но я тихонько сижу. Он не принимает меня в шатре. Я с ним почти не разговариваю. Только «подай», «убери», «зашей».

- Не принимает в шатре? - изумилась Утар. - Значит, о вас правду…

Она осеклась, прикусив губы, и Алай покосилась на неё.

- О нас болтают? - спросила она, чувствуя, как лицо начинает печь горьким стыдом. Какой позор!

- Да. Над вами… потешаются, - нехотя сказала Утар. - Парни смеются над ним. Говорят, он немощный и старый. Может, он больной? Ему же двадцать было, когда он на каторгу попал. Он не старый…

- Я не знаю, - проговорила Алай, опуская голову. - Я этому рада. Не хочу, чтобы он меня трогал.

Утар сидела молча, рассматривая носки своих сапог, потом кивнула.

- Да. Он больной, наверное. Самат сказал, кто-то видел, что он ложкой ест. Наподобие тех, какими больных кормят.

Алай тоже кивнула. Ложка у Харана и правда была, и он после каждой еды споласкивал её и убирал в карман, а ещё постоянно обтирал пальцы и рот после еды какой-то небольшой тряпкой.

- Говорят, на каторге люди заболевают рудничным кашлем, - поморщилась она. - Он там девять вёсен был… Может, он болен. Я только не понимаю, зачем он женился тогда?

- Ну как же! Чтобы люди не болтали, - удивилась Утар.

- Но они всё равно болтают, - горько сказала Алай, срывая травинку. - Ветер в степи гуляет, не переставая. Я готова была к пересудам о себе. Но не к таким. Не к таким.

- Ты бы почаще заезжала. У нас весело. Ты что-то совсем загрустила. Мы едем-то в ранде от вас, если не меньше. Неужели не отпустит? Месяц почти сторонишься уже.

- Не знаю. Мне страшно спрашивать. Я по большей части по холмам езжу или в шатре сижу.

- Ну ты приезжай. Там парни игры устраивают и сражаются.

Алай кивнула, и Утар уехала в свой хасэн, но ветер занёс это семя в душу, и белые робкие корешки потихоньку крепли в сердце.

- Можно, я съезжу к отцу? - спросила она у Харана через пару дней, не поднимая глаз.

Он долго молчал, потом хмыкнул и равнодушно махнул рукой. У Алай от радости мурашки пробежали по коже. Наконец-то она увидит Тура, и не издалека, как было несколько раз за это время, а вблизи, и даже поговорит с ним!

Нетерпение Алай передалось смирной, кроткой Бус, и та сама поднялась в спорую рысь.

- Ты приехала! - радостно окликнула её Утар. - Поехали к остальным!

Ох, нелегко было ехать навстречу взглядам, нелегко. Особенно почему-то неловко было перед Дасом. Но он смотрел дружелюбно, хоть и с грустью, а вот многие девушки прятали смешки, поправляя завязки халатов.

- Я об этом говорила, - сказала Алай тихонько. - Видишь? Вот этого я боялась.

- Ты ни в чём не виновата, - твёрдо сказала Утар. - Отец Небо через хаса Охара дал тебе в мужья этого мужчину. Ты поклялась быть ему покорной. Разве его вина, что он болен или увечен? Подними голову. Ты выполняешь свой долг. Твой хас так распорядился. И ты теперь хасум. Жена хаса. Помни это. Или ты слышала где-то, чтобы жёны оставляли одряхлевших или ослабевших мужей?

16. Для других и так сгодится

Тени облаков пегими пятнами скользили по иссушенным буро-коричневым холмам. Одна из эным обходила хасэны с бубном, упрашивая духа Рэх пригнать дождевые облака, чтобы напитать высохшие травы и усмирить песчаные бури, неожиданные для этого времени года.

- Чем-то прогневали, видать, духа Выы, - причитала она, когда от очага Расу ей поднесли холодный оол. - Что-то неправильно сделали. Мстит Выы, насылая песок и пыль.

- Неудачно это, - вздохнула Утар, провожая глазами эным. - День твоего рождения через пару дней.

Алай мотнула головой. Горьким был этот день, как слёзы отца, потерявшего тогда жену и надежду иметь сына от неё. Может, подарит Мулга ему мальчика? Сила мужчины - в сыновьях.

- Глянь… присматривает, - вдруг шепнула Утар, осторожно показывая глазами на шатры.

Алай подняла голову и вздрогнула. Там, в отдалении, стоял Харан с лошадью в поводу, о чём-то беседуя с отцом. Тот крутил в руках нагайку, и Харан с усмешкой качал головой.

- Не знаю я, что делать, - призналась Алай, отводя взгляд. - Я его боюсь. И Камайя тоже. Он рыкнет на неё, она и опускает глаза. Что будет-то, Утар?

- Ничего. Не трогает тебя - и ладно, - беспокойно сказала та. - Не гневи Мать Даыл… Праздновать-то будем?

- Как отец с мужем решат.

Утар ушла чинить сапоги Укана, а Алай, украдкой осмотревшись и убедившись, что Харан уехал, пошла на площадку, где парни устраивали поединки на деревянных мечах. Она затерялась в кучке девушек и стояла, наблюдая, как Тур ловко отбивает удары противников, перекатывается по земле или отпрыгивает в сторону.

- О, Алай! - махнула ей Сэгил из Куд-хасэна. - Давно тебя не видела. Пришла проведать отца?

Алай кивнула, не отводя взгляда от взлетающей косы Тура, тёмной, блестящей. Харан даже не заплетал волосы, так и ходил неряшливо, со спутанными длинными космами, слишком светлыми для хасэга. И кожа у него была немного светлее, не такая, конечно, как у девушек, которые от солнца береглись, но всё же. Она поморщилась. И хорошо, что он не трогает. Противно.

Тур подмигнул ей, и она покраснела слегка, пряча глаза. Парни устраивали состязание в стрельбе, и Алай радостно сбегала за луком, притороченном к седлу Бус.

- Разойдись! - крикнула она, целясь.

Перед глазами встало лицо Харана с её стрелой в руке, и лук дрогнул, но она усилием воли одёрнула себя.

- У-у-у-у! - одобрительно загудели парни, когда вторая стрела расщепила первую. - Приезжай завтра! Поедем на зайцев!

Она радостно кивнула, представляя скачку по степи с золотыми хэги, и то, как беркуты будут стремительно скользить с неба, завидев в траве степных зайцев. А может, и Тур на Далсахе поедет с ними…

Неприятный холодок пробежал по спине. Слова Харана пришли на ум, те, которые передала Камайя. Как бы не навредить Туру…

На следующий день она снова отпросилась у Харана, и снова тот махнул рукой, недовольно поморщившись.

- Починишь мне вечером рубашки, - хмуро сказал он ей в спину, и Алай радостно кивнула, взлетая на Бус.

Она летела по густой, иссохшей от жары траве, догоняя и перегоняя тени облаков на склонах пологих холмов, и степь пела вокруг неё. Обнимала её Мать Даыл запахами своих трав, и оберегал Отец Тан Дан, накрыв сверху чистой голубой ладонью.

- Хэй! - кричал Тур громко, и её сердце заходилось от радости в галопе. - Хэй!

Сэгил ехала рядом с ним, любуясь на Далсаха и на серую Сойху Даса. Сердце Алай сжимали холодные пальцы ревности, когда она видела тот же восхищённый взгляд, направленный и на Тура.

- Она так смотрит на тебя, - сказала Алай Туру на привале, когда они умывались из небольшого озерка, спрятавшегося под склоном крутого холма.

- Я сказал ей про нас, - пожал плечом Тур. - Сказал, что буду с ней ездить, чтобы меня не заподозрили. Ей тоже кое-кто нравится, - махнул он рукой на остальных ребят. - Не выдавай её, ты поняла?

Алай горячо закивала.

- Ты здорово придумал, - улыбнулась она. - Так нас точно не заподозрят!

- А то! - рассмеялся он, гордо поднимая подбородок.

Алай подняла было руку, чтобы коснуться его рукава, но одёрнула себя. Хватит с неё наказаний. Всего ничего осталось до Улданмая. Ул-хас не откажет справному воину. А с Ул-хасом спорить - всё равно что Отцу Небу перечить.

На обратном пути она всё же с лёгкой ревностью глядела, как вьётся вокруг её Тура Сэгил. Как смеётся она, как косы поправляет. Ну, конечно, видно было, что притворяется. На Даса посматривала, делая вид, что Сойху разглядывает. Но это она, Алай, правду знает, а для других и так сгодится. Главное, чтоб Харан не прознал.

- Харан, я это не умею, - показала Камайя на зайцев, притороченных к седлу Бус. - Скажи жене, пусть научит меня.

- Ты слышала её? - буркнул Харан, сморщившись. - Научи. Шкуры оставь на правилках. В Улданмае выделаем.

Алай пожала плечами, усаживаясь с ножом на пороге шатра. Она подробно показала Камайе, как снимать шкурку с зайца, как скоблить мездру тупым ножом. Камайя с некоторой брезгливостью, немного удивившей Алай, повторяла за ней, и наконец она не выдержала.

17. Не разобрался

Камайя следовала за ней тенью, шаг в шаг, внимательно следя за всем, что делала и говорила Алай, и это усиливало растерянность. Лишь к вечеру она уехала ненадолго, по-видимому, обратно к Харану, и Тур наконец смог подойти.

- Я не приготовил тебе подарка, - сказал он виновато.

- И не надо. А то этот заподозрит, - кивнула Алай.

- Хочешь прокатиться на Далсахе? - предложил Тур. - Как тебе такой подарок?

Алай радостно закивала. Тур подвёл ей рыжего, и она залезла в седло, всем телом ощущая упругую бодрость Далсаха.

- Можешь покататься до того холма и обратно, - сказал Тур. - Только нежно. У него мягкий рот, и он не знает нагайки. Я берегу его.

Облако, рыжее закатное облако несло Алай по степи. Лишь раз довелось ей ехать такой мягкой рысью, на иноходце, которого отец продал потом торговцу из Фадо. Нет, Далсах шёл мягче. Она сидела, положив ладонь на его гибкую шею, глядя между острых подвижных ушей. Как Тур нахваливал таохейских коней на рыси… Говорил, неутомимы они, и несут всадника до самого горизонта - и ещё дальше.

Она с сожалением развернулась у холма и вернулась к шатрам, спешилась, передала поводья Туру и вздохнула.

- Он просто чудесный.

- Да, он чудесный. На нём как на грозовой туче. Каждый удар его копыт небесной нагайкой бьёт по земле. Но он идёт так мягко, будто на облаке сидишь. А как слушает поводья! Я понимаю, почему за него пятьдесят золотых просили.

Алай чуть не прикусила язык.

- Пятьдесят? - прошептала она, чувствуя, как горло слегка сдавило. - Отец отдал за него пятьдесят золотых?

- Да, и он стоит каждого гроша из них, здоровья его ногам! С кобылой из Адат-хасэна у них будет прекрасное потомство!

- Пятьдесят? - снова переспросила она.

- Алай, ты всё ещё тут? - спросила Камайя, подъезжая. - Прощайся с друзьями. Хас Харан говорит, поздно уже.

Алай нехотя залезла на Бус и вернулась к шатрам Расу. Весь следующий день она вспоминала рысь Далсаха, стоившего пятьдесят золотых, пока старенькая Бус тихонько шагала по палящему солнцу мимо пересыхающих озёр.

- Беда будет, - сказала эным Тулыс ещё через день, прячась с Ахой-дада в тени шатра. - Впервые осенью так. Даже холодные росы ночные трав не увлажняют. Беда. Прогневали мы чем-то духов.

- Иди помогай, Алай, - позвала Мулга из тени другого шатра. - Сейчас мужчины от табуна приедут, а мне нехорошо.

- Я помогу, - отозвалась Камайя, которая плела в тени тороки для седла из кожаных полосок. - Пойдём, Алай.

Они раскатали тесто для почмы с бараниной и накрошили мясо для начинки. Алай с некоторой ревностью смотрела, как ловко управляется Камайя с готовкой.

- О, готово? - спросил Тур, спешиваясь у шатров. Рядом с ним шла Сэгил, и Алай сжала челюсти.

- Да. Почти.

- Ты радостная, - заметила Сэгил, подходя к котлу. - Что такое?

- Давно почму не готовили. Вот и радуюсь.

- Ну, хоть чему-то в жизни порадуешься, - вдруг хихикнула Сэгил, косясь на Камайю.

Алай нахмурилась, но ничего не сказала, лишь поймала в ответ такой же хмурый взгляд Тура.

- Придержи язык, девочка, - сказала Аха-дада, подходя к котлу. - Тур, там скоро Охар приедет?

- За мной ехал. А, вон он. Положи нам пока. Есть хочу. Подавай и мне скорее.

Алай положила четыре проваренных кармашка почмы в миску и пошла к шатру, куда направился отец, спешивший укрыться от жары.

- Возьми, отец, - сказала она, подавая ему миску.

- Сейчас Харан приедет. Дрова везёт.

Ну вот, ещё и его не хватало. Дрова… Она вернулась к очагу, где Аха-дада что-то выговаривала недовольной Сэгил и Туру, и уставилась на отвар, в котором плавали кармашки из теста с мясом.

- Харан едет? - тихо спросила Камайя, кивая на холм.

- Да. Дрова…

Жестокая, жестокая боль обожгла её руку. Всё потемнело, и она застыла, хватая ртом воздух, сгибаясь, прижимая к себе запястье, по которому пришёлся удар нагайки Тура.

- Ты решила меня разозлить? - прошипел он. - Я голодный! Я сказал, подай мне еду!

Алай отшатнулась, глядя на ужас в глазах Камайи и на удручённое лицо Ахи-дада.

- Ты что творишь! Она мужа ждёт! - воскликнула Камайя, резко шагая к Туру и занося кулак. - Он выше тебя! Он хас!

- Э! - воскликнул Тур, пятясь. - Я тебе слова не давал, рабыня! Не зли меня!

Камайя сжала челюсти и опустила глаза, отступила и спрятала руки за спину.

- Иди отсюда, девочка, - сказала Аха-дада Сэгил, что стояла, замерев, и с ужасом смотрела на Камайю. - Давай, давай. И ты, Тур, иди… Погуляй, проветрись.

Алай уняла наконец боль, стиснув запястье, наполнила миску, вытерла слёзы и пошла к коврам, куда как раз подъезжал Харан. Она поклонилась, подавая ему еду, потом развернулась и пошла обратно, держась за обожжённое запястье.

- Ты что придумала? - сказала она Камайе. - Поднимешь руку на мужчину - руки лишишься! Ох и несдобровать нам теперь… Что же ты натворила!

Казалось, Камайя скрипнула зубами, но почти сразу она вздохнула и опустила взгляд.

- Прости. Но он не муж тебе. Почему ударил?

- Не разобрался, - сказала Алай, вспоминая, как злобно смотрел на неё Тур.

Это всё Сэгил виновата. Не удержала язык за зубами… Аха на неё разгневалась, ну и Туру заодно досталось. Вот и сорвался. Как тут не сорваться, когда тебя при всех бабушка распекает? Любой мужчина рассвирепеет.

18. Я был неправ

Есть совсем не хотелось. Алай вернулась в их с Камайей шатёр и улеглась на войлоках, пытаясь сдержать жгучие слёзы обиды, но получалось плохо. Было жарко, и даже жаворонки с кузнечиками притихли в иссушающем мареве.

- Хэй! Алай!

Она резко вскочила, разглядев очертания Тура в проёме. Он поманил её наружу, но она обиженно отвернулась к войлочной стене.

- Прости, - прошептал он. - Я извиниться хотел. Ну выйди, а?

Сердце стукнуло невпопад и радостно замерло.

- Я хотел попросить прощения за то, что ударил тебя. Я был неправ.

- Я не в обиде, - сказала Алай, выходя наружу. - Я тоже была неправа.

Она глянула на него и отшатнулась. Левая половина его красивого лица распухла и заплыла огромным кровоподтёком, хорошо различимым при свете лун.

- Что… Как? - прошептала она, отдёргивая протянутую было руку.

- В табун полез… Копытом получил, - махнул рукой Тур. - Я скучаю. Так долго тебя не видел, а дада начала ругаться. У меня, понимаешь, взыграло… Как у жеребца по весне. Прости.

Алай стояла, чувствуя, как кружится голова, а в животе всё трепещет от счастья. Она всё же подняла руку и коснулась его лица, стараясь не потревожить опухшую половину.

- Я тоже скучала, - сказала она мягко. - Думала, ты забыл меня.

- Как забыть тебя? - спросил Тур, шагая к ней и тоже гладя её по щеке. - Не могу я.

Он шагнул к ней вплотную и вдруг поцеловал её, потом погладил по шее и плечу, и скользнул рукой ниже, второй рукой обнимая за талию.

- Что ты делаешь? - в ужасе спросила Алай, отступая на шаг и отталкивая его руку. - Тур!

- Хочу быть с тобой. Хочу порадовать тебя так, как не радует твой муж. Не мешай.

Алай на миг замерла, но тут же шарахнулась от него, чуть не споткнувшись о кочку.

- Нет, нет! - пробормотала она. - Так нельзя! Уходи!

- Останься! - воскликнул Тур. - Я сказал, останься!

- Так нельзя! Я замужем!

- Замужем? Ты хоть знаешь, для чего твой так называемый муж взял тебя? Он везёт тебя Ул-хасу, чтобы продать и получить за тебя золото! Как думаешь, почему он бережёт тебя, для чего? Он месяц не прикасается к тебе, хоть над ним все потешаются! Какой мужчина это стерпит? Он продаст вас обеих и получит золото!

- Это неправда… неправда, - прошептала Алай, мотая головой.

- Правда! Пока ты нетронутая, тебя могут купить задорого и отправить оттуда в Телар, как степную диковинку!

- Нет…

- Да! Проверь сама, коль не боишься! - яростно воскликнул Тур. - Он говорил об этом на торгу! О том, что везёт девушку Ул-хасу! Попробуй прийти к нему как жена, и сама всё увидишь! Раз он муж тебе, как ты утверждаешь!

Он резко дернул плечом, развернулся и зашагал прочь, злобно топая. Алай стояла, спрятав лицо в ладони, и не хотела верить, но почему-то верила.

Он не бьёт её, чтобы не испортить товар.

- Эй! Ты с кем там? - высунулась Камайя, по-видимому, разбуженная их разговором. - Давай в шатёр.

- Уговариваю духа Рэх послать дождь и прекратить жару, - сказала Алай, и губы были будто чужими.

- Ну и время ты выбрала, - поёжилась Камайя, запахиваясь в покрывало. - Тут у вас по ночам как у нас в конце ноября.

Алай вернулась в шатёр и улеглась на свой войлок. Харан действительно нуждался в деньгах, и Утар слышала это. Он не хотел заниматься продажей коней. И он действительно вёз Камайю в Улданмай, она сама не отрицала этого. Правда, она не была юной. Она была лет на семь старше Алай, а двадцать пять - уже приличный возраст. За такую невольницу много не выручишь. Значит, он решил продать и её, Алай, и именно поэтому так расстроился, что отец настоял на заключении брака у озера, где его освящают духи. Но что какие-то законы для убийцы? Что ему месть духов? Отправится его душа после смерти в тело какого-нибудь навозного жука, и всё. Страшное наказание!

Тур прав. Он прав. Птица туу кричала из травы, из холодной росы, и крики рвали душу. Отец отдал её этому бородатому чудовищу. Но… Но что если это всё же неправда?

Туу кричала и кричала, и каждый крик раскачивал мысли то в одну, то в другую сторону. Алай встала и шагнула из шатра, босиком, в мокрую ледяную росу на траве.

Полог приветливо пустил её внутрь, в темноту, освещённую растущей Гэб, что заглядывала через откинутый войлок крыши. Харан спал. Алай пару мгновений стояла в нерешительности, потом вспомнила пальцы Тура на своей шее, зажмурилась и дёрнула за завязку халата.

Коричневый, окрашенный корнем мэйхо халат скользнул на пол, и кожа покрылась мурашками от ужаса, но она усилием воли отогнала этот страх и потянула за завязки рубашки, потом развязала поясок штанов. Харан шевелился во сне. Она сморщилась, унимая заходящееся сердце, нагнулась и нырнула к нему под одеяло.

Харан вздохнул во сне, потом поёрзал. Она прижалась к его спине. Стыд обжигал щёки изнутри. Он поёрзал ещё, потом попытался перевернуться на другой бок, и тут рукой наткнулся на Алай.

Он замер на мгновение, как и Алай, потом осторожно поднял руку, завёл за спину и коснулся её, ощупывая, и тут же дёрнулся, отодвигаясь на край постели.

19. Раздели со мной пищу и кров

Эным брела кругами, еле переставляя ноги. Девчушка из Далым-хасэна ходила за ней, пытаясь заслонить от солнца тканым навесом на шесте, но жаркий ветер не считал это помехой, бросая горсти пыли в эным со всех сторон.

- Духи гневаются на нас, - сказала ей вторая эным, помоложе, передавая пиалу с оолом, который весьма условно можно было назвать холодным. - Надо принести в жертву барана.

- Или того, кто согрешил, - усмехнулась первая эным. - Девочка, иди в тень. Тебе ещё жить да жить. Я уж найду, куда заползти.

Алай сидела у шатра Расу-хасэна, прячась в тени и вытирая слезящиеся глаза. Конечно, это песок. От песка они слезятся, и больше нет причин. Она так и сказала отцу, встретив его днём, когда он шёл с Туром в Куд-хасэн.

- Воды привезите, - сказала Аха-дада из шатра у неё за спиной. - Оол жирный. Жарко.

- Там есть в шатре. Я принесу, - сказала Камайя, которая сидела, обмахиваясь, под навесом у очага.

- А я привезу ещё, - сказала Алай, решительно вставая. - Камайя, дай бурдюк. Я съезжу к озеру.

- Ты в своём уме, в такую жару ехать? - изумилась Камайя, вглядываясь в её лицо. - Или ты уже перегрелась?

- Нет. Вода закончится скоро, а до вечера далеко. - Алай перехватила бурдюк, брошенный Камайей, и шагнула к Бус, но остановилась. - Аха-дада, скажешь отцу, что я взяла Далсаха?

- Алай, не делай этого! - повернулась к ней Камайя. - Тут достаточно воды до завтра... Не бери этого коня!

- Бабушка хочет пить. Далсах родом из пустыни, а я привычна к жаре, - пожала плечами Алай. - Хочешь, возьми Бус и поезжай со мной. Я там ещё и искупаюсь.

- Сохрани меня высокие небеса. Я останусь здесь.

Алай отвязала Далсаха и перекинула лямку большого бурдюка через плечо. Она ехала под палящим солнцем по прожаренной хрустящей траве до приметного сухого куста, а там спешилась и подняла большой дорожный мешок, лук и стрелы. Пять золотых из тайника Харана, одежда, серьги, подаренные Туром, и подарок Мулги - браслет-змея. Она продаст его на юго-западном стойбище и перезимует там, а весной отправит весточку Туру с одним из хасэнов, что будут уезжать в летнюю откочёвку.

Она вскочила на Далсаха и поправила за спиной лямку наплечного мешка. Она будет беречь съестное и есть всё, что можно подстрелить и съесть, а ещё у ближайшего глубокого озера сделает древко для остроги. По такой жаре её до вечера не будут искать, тем более зная, что она собиралась искупаться.

Жаркий ветер бросался ей в лицо. Она ехала на запад, в сторону озера, потом взяла чуть южнее. Травы вяло шелестели, изнурённые, измотанные солнцем. Где же ты, дух Рэх, почему не пригонишь тучи, не отожмёшь их влажной длиннопалой рукой над измученной степью?

Ни облачка. Ни единого облачка на всём широком выцветшем небе… Далсах устал и шёл вяло, и она не понукала его. За ней не отправят никого до вечера, а ночью в темноте и подавно не найдут. Она будет идти всю ночь, и роса скроет её след от Кут.

Через некоторое время Далсах ускорил шаг, и Алай отпустила поводья, доверившись его чутью. Он вышел к небольшому озерцу, заросшему кустарником, которое спряталось в тени холма, и, по-видимому, благодаря этому не пересыхало. Алай уселась в тени, глядя, как жадно пьёт Далсах, потом набрала воды в бурдюк и снова забралась ему на спину.

- Йет, - тихо сказала она, глядя ему между ушей, туда, где марево колебало горизонт над охристой травой.

Он шагал и шагал, упруго, будто не замечая жары, потом вдруг поднялся в рысь и призывно заржал. Алай пыталась уловить запах дыма очага в ветре, что бросался ей в лицо, но ничего не почуяла.

- Тебе показалось. - Она хлопнула Далсаха по шее и вдруг разглядела в мареве над травами тёмную точку.

Алай тёрла глаза, вглядываясь. Точка росла, и она соскочила с Далсаха, в ужасе притягивая его за поводья к земле.

- Ложись, ложись, милый!

Наконец он послушался и улёгся в горячую траву за склоном холма. Алай сидела рядом с ним, успокаивая, шёпотом уговаривая не ржать больше, а он непонимающе косился на неё и порывался встать. Она всё гладила его, прикидывая, скоро ли проедет мимо этот путник, так некстати встреченный посреди степи.

Травы зашуршали, откуда-то издалека раздался переливчатый свист.

- Ичим, ко мне! Стамэ! - крикнул путник, и тут же из травы выскочила большая мохнатая собака, белоснежная, но с одним рыжим ухом. - Ичим!

Алай замерла, мысленно умоляя собаку вернуться к хозяину, а та шумно обнюхивала её, дружелюбно махая белоснежным пушистым хвостом, в котором застряли цепкие семена степных трав.

- Ты от кого прячешься?

Незнакомец возвышался над ней, загораживая солнце, и она заслонила глаза рукой.

- Да хранит тебя Отец Тан Дан и Великая Мать Даыл. Раздели со мной пищу и кров.

- Хранят тебя высокие небеса, - отозвался незнакомец. - Кров? Я бы и не прочь, вот только крова не наблюдаю. Дай своей лошадке подняться. Я не трону и не обижу тебя.

20. Пожар в степи

Алай встала, удивлённо глядя на него. Эту вежливую фразу она уже слышала как-то от заезжего торговца, который рассказывал об Арнае.

- Ты арнаец?

- А по мне не видно? - спросил незнакомец, сверкнув зубами из-под капюшона плаща. - Я Рик. А тебя как зовут, прелестная кочевница?

- Я… Алдан, - сказала она, развязывая заплечный мешок. - Как, помогает? - с улыбкой спросила она, показывая на плащ.

- Не особо. Я как огарок свечи плавлюсь на этом солнце. О, у тебя есть вода?

- Там чуть восточнее - озеро. Можешь набрать ещё, если будешь проезжать. Давай бурдюк, перелью тебе.

Рик сел в тени своего коня, жадно приникнув к горлышку бурдюка.

- Мне говорили, что тут жарко, но я не ожидал, что настолько, - сказал он, развязывая плащ. - В Ровалле, в пустыне, и то менее кровожадное солнце.

- Ты бывал в Ровалле? У нас частенько про пустыню истории рассказывают, когда кто-то жалуется на жару.

- Моя мать оттуда. Я в детстве часто там гостил зимой.

Он жевал вяленое мясо, потом протянул кусок Алай, и та вежливо кивнула, украдкой разглядывая лицо Рика.

- Не бойся, можешь посмотреть, - широко улыбнулся он, заметив её взгляд. - Я привык.

Он повернулся в профиль, потом прямо посмотрел на неё. Цвет его кожи был похож на слегка пережаренную корочку лепёшки, но глаза были светло-карими, и тёмные брови, взлетавшие к вискам, точно крылья чёрной птицы, придавали лицу слегка хищное выражение, которое, впрочем, моментально исчезало, стоило ему только улыбнуться.

- Не пугайся. Эти брови, как мне говорил дед, достались мне от прадеда, а тому - от его матери. Они очень хорошо подходят, чтобы пугать ими маленьких племянников, когда те не хотят ложиться спать, - расхохотался он. - Куда держишь путь?

- На восток, - неопределённо махнула рукой Алай, заворожённо следя за движениями его гибких длинных пальцев.

- Твой хасэн отпустил тебя? - удивился Рик, поднимая хищную бровь. - У тебя дорогой конь. Почти как мой, - снова улыбнулся он. - Тебя проводить, быть может?

- Нет, я сама доберусь. А ты куда едешь?

- В Улданмай. Я должен был встретиться с другом по дороге, но обстоятельства задержали меня. Скоро вечер. Ты собираешься идти ночью?

- Собиралась. Но я почти не спала этой ночью, и теперь уже не знаю, стоит ли.

- Я тоже хотел идти ночью, и тоже не спал. Ичим всю ночь лаял на степных волков и не дал мне выспаться. Да, бедовая ты голова? - Рик потрепал Ичима между ушей, и тот взметнул белым хвостом облако сухой пыли. - Ладно, Алдан… Я, пожалуй, поеду. Мне перечислили столько ориентиров, что приходится сверяться с бумажкой. Следующий - камни пути на юге отсюда. Будь осторожна, в воздухе пахнет грозой, а ещё мне говорили, что тут рыскают бедовые люди.

- Бедовые люди? В степи? - изумилась Алай. - Откуда?

- Кто же их знает, откуда они берутся. Люди говорят, у вас неспокойно. Держи наготове нож. Степные волки - не самое большое зло.

Он показал пальцем за спину, на небольшой тючок, притороченный за седлом, и Алай с удивлением увидела длинные ножны, закреплённые на нём.

- Правила приличия и здравый смысл говорят мне, чтобы я проводил тебя, но я не буду настаивать, - сказал он, залезая на лошадь. - Я тут гость. Удачи тебе по дороге. Надеюсь, ты достигнешь своей цели.

- А ты - своей, - сказала Алай, провожая взглядом круп его тёмно-гнедого красавца.

Ичим обнюхал её и унёсся за хозяином, который забрал вправо, на юго-восток, напевая какую-то песенку. Алай уселась в траву, отпила из бурдюка и откинулась назад, на свой мешок, удивляясь этой встрече. Кого только не приводит степь на путь твоего коня, говорила как-то Аха-дада. Арнаец посреди степи…

Становилось чуть прохладнее, солнце почти нырнуло за холм. Далсах бродил, пощипывая траву. Птицы негромко щебетали. Ещё чуть-чуть полежать так, наслаждаясь стихшим ветром, а потом ехать, закутавшись в одеяло. Она повернулась поудобнее, устраиваясь на мягкой части мешка, и ненадолго прикрыла глаза.

Что-то тревожное гналось за ней, разевая зубастую пасть, и неровные оранжевые зубы хватали её за пятки. Холод сковал руки и ноги. Алай открыла глаза и сразу же вскочила на ноги. Этот запах… Дым!

Ослепительный взмах небесной нагайки хлестнул по земле за спиной, и она обернулась. Стена дыма шла на неё, подгоняемая порывами ветра, и перед стеной, спасая свои крохотные жизни, все живые создания степи бежали, летели, прыгали, преследуемые оранжевыми зубами жаркого пламени, жадного, слизывающего траву до самой земли.

- Йет! - крикнула она, подхватывая мешок и кидаясь к испуганному Далсаху, тревожно ходившему на другом конце верёвки. - Йет! Йет!

Он кинулся вперёд, сползший лук бил его по крупу. Где-то за спиной громыхало. Алай оборачивалась, чтобы понять, в какую сторону уходить от дымной страшной стены, что преследовала её, и забрала левее, заостряя угол, надеясь обогнать, обогнуть. Ветер порывами кидал искры вперёд, травы трещали, и за стеной гремели удары копыт Отца Коней, преследующего пожар. Огонь шёл быстро. Казалось, пламя вот-вот настигнет её, схватит копыта Далсаха, поглотит их обоих, растворив в едком дыму.

21. Драгоценный мой

Далсах прижал уши и рванул вперёд, и ещё быстрее, и сзади слева трещало, а спереди ветер обдавал холодом лицо и шею.

- Алай!

Она вздрогнула, потому что в треске горящей травы и раскатах грома ей послышался голос, зовущий её по имени.

- Алай!

Не показалось… Он пришёл за ней!

- Тур! - крикнула она, стискивая бока рыжего. - Я тут!

- Йет, йет! - кричал он. - Йет!

Он вылетел из темноты ей наперерез, на ходу поливая рубашку водой из бурдюка, сунул мокрую ткань ей в руки и накинул верёвку на шею Далсаха.

Вот и всё. Ей конец. Алай схватилась за луку седла, прижимая мокрую ткань к лицу, и перед глазами была чернота, такая, наверное, через которую душа проходит, перемещаясь между мирами, когда летит на спине Отца Коней в ветви Эн-Лаг.

Харан скакал впереди, не оглядываясь, ведя Далсаха за собой, и она закрыла глаза, слушая грохот за спиной и испуганные крики мышей и зайцев, бегущих позади.

Сзади её преследовало пожирающее мир пламя, а впереди скакал человек, которого она ограбила и от которого пыталась сбежать в степь.

- Хэйо! - Он осадил лошадь на рысь.

Где-то позади, совсем рядом, полыхнула молния, оглушая Алай. Крупная капля упала ей на лоб, за ней ещё одна, потом ещё несколько обожгли ледяными точками макушку и руки, и сразу стена ливня накрыла их, догоняя оставшуюся сбоку стену дыма и огня, затаптывая её, шипящую, заглушая, прибивая к земле искры.

Харан больше не осаживал лошадь. Он ехал, не оборачиваясь, и в какой-то миг из-за холма показались знакомые шатры. Алай сидела, ослепнув от холодного ливня и страха, и дрожала всем телом, рыдая в отчаянии.

Тур бежал к ней от шатров, протягивая руки. Она тяжело перекинула ногу через седло и спрыгнула на землю, пошатываясь, шагая к нему, шепча его имя. Струи дождя затекали за шиворот, мокрыми пальцами хватали уши, стекали в сапоги. Тур пробежал мимо неё, всё так же протягивая руки, и по её лицу будто хлестнули плетью.

- Драгоценный мой! - причитал Тур, оглядывая, ощупывая Далсаха. - Пойдём… Пойдём скорее в шатёр… Проклятье…

Харан схватил Алай поперёк живота и потащил куда-то. Сейчас убьёт, подумала она отстранённо. Как овцу. Она украла его золото.

Он тащил её, тяжело дыша, потом перехватил, закидывая на плечо, и припустил ещё быстрее, вбежал в шатёр и стряхнул на пол, запахивая кожаный полог.

Алай колотило. Она стояла, теряя разум от страха и холода. Он бросился к мешку, зажигая ещё один светильник. Сейчас достанет нож и…

Харан набросил ей на голову большое полотенце и дёрнул за завязки халата, отбросил его в угол, так же дёрнул завязки рубашки, чуть не оторвав их, в два движения стянул с неё штаны, приподнял её, схватив поперёк тела, стряхивая их с неё, и откинул кучу мокрой одежды ногой. Нагнулся, схватил одеяло, набросил на плечи Алай и вытащил из-под него косы.

Ноги Алай подкосились. Она рухнула на толстый войлок его кровати. Харан тёр полотенцем её голову, потом потянул за ленты, распуская косы, с которых капала вода, и растрепал мокрые пряди, безуспешно пытаясь просушить их.

- Что же ты творишь… - шептал он, яростно растирая её голову полотенцем. - Что же ты творишь…

Полотенце пропиталось водой. Он обтёрся им сам и откинул в кучу мокрой одежды на полу, выдернул ещё одно полотенце из мешка, встал на колени перед ней и вновь тёр её лицо и волосы. Она сидела молча, глядя в пол, на который капало с его волос, и тряслась, то ли от холода, то ли от леденящего душу страха. Вдруг он резко рванулся к ней, и Алай отшатнулась, но Харан лишь схватил её и прижал к себе, гладя по мокрой голове и стискивая руками.

Алай сидела, зажмурившись, сжав одеяло на груди, и через всё нутро натягивалась какая-то болезненная струна, от которой щипало в носу и распирало в груди. Она съежилась в комок, вцепилась в одеяло и зарыдала, упираясь лбом в его грудь, он сидел и гладил её по мокрой голове, а шум дождя снаружи всё усиливался.

Было темно. Алай открыла глаза, подтягивая одеяло на плечах, и слушала раскаты грома где-то вдалеке, а ещё мерный стук капель с края кожаного полога у порога.

В шатре было пусто. С востока, со стороны Расу-хасэна, слышались какие-то возгласы. Она поднялась, роняя одеяло, и тут же оранжевая стена огня и дыма лизнула её память, сгоняя сон.

Сырые вещи комом валялись на полу. Она стиснула зубы, сунула руку в мешок Харана, вытащила оттуда одну из рубашек и накинула её, потом снова замоталась в одеяло и шмыгнула наружу, в рассветную стылую промозглость, пятернёй распутывая волосы.

Камайя с удивлением взглянула на неё, потом приподнялась на локте и протёрла глаза. Алай выдернула из своего мешка нижнее платье и штаны и быстро переоделась, завязала тёплый халат и вытащила пару сухих сапог.

Она выскочила наружу, глядя на уже еле различимую вдалеке спину Харана, который шёл за Туром к шатрам Расу, несколько мгновений мучительно колебалась, потом припустила за ними, и дурное предчувствие душило её.

- Харан! - крикнула она. - Тур!

Они не останавливались. Алай неслась за ними по мокрой траве, подбирая подол халата, проваливаясь в небольшие ямки, до краёв наполненные водой, и ветер доносил запахи пожарища с юго-запада, подгоняя её вперёд.