Сердце Вьюги

Глава 1

Обряд вел жрец из столицы. В расшитых золотом одеждах он нараспев читал ритуальные молитвы возле алтаря. Его голос был спокоен и величественен, а неспешные жесты полны размеренного достоинства.

Рядом с ним на коленях стояла пара. Босой мужчина в простом сером одеянии и простоволосая девушка, облаченная в белоснежную хлопковую рубаху, скрывающую тонкий стан.

На ее щеках играл нежный румянец и каждый взгляд, направленный на будущего мужа, был полон нежности и взволнованного обожания. В золотистых волосах алели сочные бутоны миоры, приносящей удачу молодоженам.

Девушка была красивой, как утренняя заря, и нежной как лепестки едва распустившейся лилии. Однако взоры гостей были прикованы не к ней. Все смотрели на жениха. Рослый, темноволосый, с упрямым разворотом плеч и взглядом, от которого шла кругом голова даже у престарелых кокеток, сидящих во втором ряду.

Дракон, перед которым приклонялась снежная стихия. Она же искрилась в его светлых, как зимнее небо глазах. В отличие от невесты он был мрачен и хмур, будто что-то тревожило его сердце.

Гости, разодетые гораздо богаче и ярче, чем новобрачные, занимали все лавки и с придыханием наблюдали за церемонией. Мужчины в тайне завидовали жениху, ведь его избранница была красива, богата и хорошо воспитана, а женщины грезили о поцелуе дракона, ведь по приданиям нет ничего слаще этого.

Первый ряд по традиции отдали родителям и близким брачующихся. И если со стороны жениха присутствовал лишь один верный друг и помощник, то со стороны невесты собралась целая толпа.

Дородная матушка в пышном, темно-розовом платье и с причудливой прической, щедро украшенной драгоценными камнями, отец — тщедушный мужичок с уставшим, рассеянным взглядом. Три тетушки, наряженный так, будто сами замуж готовы выскочить, и дядька, брат матери невесты — румяный молодец, то и дело самодовольно накручивающий роскошные, черные как смоль усы.

Столь радостное событие собрало вместе всю семью.

Шутка ли! Их род, пусть и древний, но совершенно обычный и ничем на фоне остальных не выделяющийся, наконец породнится с драконом! А это означает и почтение среди соседей и положение при дворе, и множество других приятных преференций.

Но главное – это благословение небес, даровавшее невесте не только метку Избранной в виде снежного узора, окольцевавшего запястье, но и способность подарить ему наследника — истинного дракона.

Тем временем жрец достал из обитого красным бархатом ларца длинную серебряную иглу и обратился к молодоженам;

— Ваши руки.

Жених решительно протянул ладонь, а невеста замерла, испуганно глядя на поблёскивающее острие.

Игла казалась такой большой! Наверняка, будет больно!

Она обернулась, беззащитно взглянув на матушку, но та лишь кивнула, призывая к спокойствию и смирению.

Только после этого девушка протянула жрецу подрагивающую, вспотевшую от волнения ладошку.

— Да смешается боль ваша, — нараспев произнес он и уколол сначала ладонь жениха, в то самое место, где сливались линии жизни и судьбы, а потом уколол и невесту.

Она едва слышно охнула и тут же взмахнула ресницами, пытаясь согнать внезапно накатавшую слезу.

— Да смешается кровь ваша.

После этого ладони молодожен соприкоснулись и пальцы сплелись, скрепляя незримую связь, дарованную щедрыми небесами.

— Да смешается плоть ваша, — с этими словами жрец достал из того же ларца маленький серебряный серп и срезал вьющийся локон у девушки, да прядь с виска мужчины. Соединил их и связал магической нитью.

Затем взял с алтаря чашу, наполненную ритуальным вином, и поднял ее высоко над головой:

— И будет жизнь одна на двоих, и сердце одно на двоих, и судьба.

Матушка умиленно промакнула ажурным платочком уголки глаз, наблюдая, как ее дочь делает осторожный глоток и едва заметно морщится, ощутив терпкую сладость на языке.

Дракон тоже отпил из чаши, после чего жрец отставил ее в сторону и перешел к завершающей части церемонии.

— Прежде чем объявить вас истинными супругами перед богиней плодородия и богом справедливости, я должен спросить у собравшихся, — пристальным взглядом жрец обвел зал, лишь на миг задержавшись на темном углу при входе, — если ли среди вас тот, кто против этого брака? Вы можете озвучить свое несогласие сейчас или похоронить его навеки.

Все кивали и улыбались. Никто не ожидал подвоха на такой светлой, прекрасной церемонии, но…

— Я против! — мой голос эхом пронесся по храму, ударился о стены и рассыпался на миллионы ледяных осколков среди внезапной тишины.

Скрываться больше не было смысла. Я оттолкнулась плечом от стены и вышла из своего укрытия. По залу тут же пронесся вихрь возмущённого шепота и чужое недовольство опалило ядовитым пламенем.

— Лгунья!

— Мошенница!

— Позор всего рода! — летело со всех сторон.

Я делала вид, что не слышу.

В черном платье, украшенном лишь тонкой полоской серых линялых кружев по горловине и манжетам, я выглядела мрачной вороной на фоне разодетый, надушенных гостей. Чужая на этом празднике жизни.

Глава 2

Кровное право Мейв…

Право, которым старшая сестра могла воспользоваться на свадьбе младшей и провести брачную ночь с женихом вместо нее, а на утро навсегда исчезнуть из их жизней…

Кто бы мог подумать, что давно позабытый ритуал, на который я случайно наткнулась, листая старые книги в библиотеке, станет моим единственным шансом на спасение.

Откуда он взялся никто точно сказать не мог. По приданиям старшая подозревала жениха своей любимой сестренки в том, что тот хочет наслать на нее смертельное проклятие и завладеть приданым. Она не знала, как спасти младшую, поэтому попросила у богов помощи. Они сжалились над ней и ее чистым сердцем, страдающим из-за сестры, и даровали ей эту ночь. Проклятье, предназначенное для младшей, пало на старшую, но она выжила. На ее спине вырос горб, лицо обезобразилось черными пятнами, и остаток жизни она провела, скитаясь на чужбине, зато своей жертвой спасла младшую от неминуемой гибели. А в самом конце она встретила благородную богиню Мейв, и та даровала ей свет и блаженное забвение.

С тех пор это кровное право Мейв закрепилось в своде законов. Только редко когда находились желающие воспользоваться им — то ли сестры нынче пошли не самоотверженные, то ли женихи достойные были. То ли просто никто не хотел проводить свою жизнь в скитаниях.

Сто лет никто им не пользовался, пока не появилась я…

Как дракон ни ярился, как ни стремился избежать своей участи, но все же был вынужден явиться в спальню.

Стоило ему зайти в комнату, как воздух начал звенеть от холода, по углам поползли морозные узоры и раздался треск замерзшей штукатурки. Вьюга за окном бесновалась и билась в звенящие окна.

Шейн злился. Его презрение и ненависть больно хлестали по измученной душе.

— Тебе мало было того, что пыталась обманом втереться в доверие, теперь решила отомстить и унизить перед всеми? — его голос был глух от едва сдерживаемой ярости.

Наверное, со стороны все выглядело именно так. Брошенная девушка, которая хотела любой ценой завлечь дракона в свои сети, теперь устроила публичное представление, якобы усомнившись в том, что жених достоин невесты.

Пусть так. Пусть думает, что хочет. Я же буду думать о том, как выжить.

— В чем дело, дракон? — я спряталась за стеной холодного равнодушия. — Боишься, что мне не понравится и завтра я объявлю, что ты недостоин моей любимой сестры?

В два шага он оказался рядом со мной. Сердце ухнуло, когда жесткие пальцы сомкнулись на моем горле.

— Думаешь, это шутки? — Шейн склонился ко мне, опаляя холодом ледяных глаз.

Ему ничего не стоило свернуть мне шею. Просто сжать суть сильнее, сдавить так, чтобы хрустнули позвонки. Но тогда пришлось бы держать ответ перед Верховным жрецом.

— Разве похоже, чтобы я улыбалась? — мне было так горько, что эта горечь пенилась в каждом слове, — ты предал меня…

Пальцы на моей шее сжались еще сильнее. Шейн рывком притянул меня к себе, спечатав в каменную грудь.

— Предал? Я? Тебе напомнить, как стерлась твоя метка?

— Не стоит, — прохрипела я, хватая воздух ртом.

Эти воспоминания и так отпечатались в моей памяти кровавым клеймом.

Как дракон, прибыл в наш замок, чтобы забрать меня, свою истинную… Как сладко заходилось сердце от счастья, когда смотрела на него… Как ярилась мачеха, недовольная тем, что у ее падчерицы будет муж-дракон.

А потом все сломалось.

Меня вызвали в главный зал, непривычно хмурый Шейн попросил показать метку, и я, не чувствуя подвоха, задрала рукав, выставляя на всеобщее обозрение запястье с морозной вязью. Он провел по ней пальцем, и рисунок попросту смазался, будто был нарисован дешевой тушью.

И тут же, словно по волшебству, метка появилась у моей сестры, а мачеха поспешила обвинить меня в подлоге и воровстве.

И ей поверили. Все. Включая Шейна.

В тот день дракон впервые посмотрел на меня с ненавистью, как на преступницу посмевшую посягнуть на святое. И никакие мои слова, никакие клятвы и слезы не смогли исправить ситуацию.

Отныне его истинной была Ханна.

Свадьбу не отменили. Только невеста сменилась.

— Ты думала, твой обман не раскроется? Думала так и сможешь жить, прикрываясь фальшивой меткой?

Моя метка не была фальшивой, и часть ее по-прежнему пылала в груди, с каждой секундой раскаляясь все сильнее. Только он не чувствовал ее.

— Ты ошибаешься, — просипела я, хотя не собиралась оправдываться, — когда-нибудь…

Шейн не слушал меня, не хотел слышать:

— Ты хотела лишить меня Истинной! Ты знаешь, что это значит для дракона? Ты знаешь, что это значит для всего моего рода?

Ты сам лишаешь себя истинной! Веришь обману и идешь в ловушку.

Мне хотелось выкрикнуть это ему в лицо. Кричать снова и снова, пока он не поймет, не почувствует, что это правда.

Но вместо этого я через силу обронила:

— Мне плевать.

Перед глазами все плыло от нехватки воздуха, и только когда голова пошла кругом, дракон разжал пальцы и оттолкнул от себя.

Глава 3

Первые петухи проснулись поздно. Лишь когда узкая алеющая полоса на восточном горизонте изогнулась дугой, наливаясь призрачным светом, раздались первые хриплые голоса. Солнца было не видать – метель, бушующая с прошлого вечера, не успокаивалась, и небо было затянуто тяжелыми злыми тучами.

— Все! Время вышло! — еще никогда меня так не радовало завершение ночи.

В отличие от дракона, я так и не смогла сомкнуть глаз. Но несмотря на усталость, вскочила первая, правда тут же плюхнулась обратно, осознав, что из одежды на мне лишь угол белой простыни, едва прикрывающий бедра.

— Отвернись!

Шейн только ухмыльнулся и поудобнее улегся на подушках.

— Там появилось что-то чего я не видел этой ночью?

Щеки тут же опалило острым стыдом. Каков наглец!

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы собраться духом.

Хочет унизить меня? Заставить юлить, мяться или упрашивать? Не будет этого.

Посадив под замок ненужные эмоции, я небрежно откинула простынь в сторону и поднялась. Холод тут же мазнул по ногам, а чужой взгляд по спине.

Не оборачиваясь, я прошлась по комнате, неспешно подбирая с пола разбросанные вещи. Между бедер неприятно саднило, и с каждым шагом эти ощущения усиливались, однако я не позволила себе ни поморщиться, ни остановиться.

Всего лишь никчемная боль. Это не самое страшное, что произошло в моей жизни за последние дни, справлюсь. Главное, что расколотая метка больше не терзала мое сердце. Теперь я могла спокойно дышать.

Я молча оделась. Поправила тугой воротничок, смявшиеся манжеты. Старые кружева выглядели блеклыми и застиранными, но кого это сейчас волновало? Других нарядов у меня не будет. Хорошо если разрешат собрать небольшой саквояж, перед тем как отправить на чужбину.

Скорый отъезд пугал, и вместе с тем я его жаждала. Мне хотелось оказаться как можно дальше от этого места, в котором все потеряла, от людей, отвернувшихся от меня, от дракона, так и не почувствовавшего, как мне без него плохо.

Я разобрала пальцами шелковистые волосы и заплела их в тугую косу, после этого все так же молча направилась к двери. И уже когда пальцы сомкнулись на холодной ручке, в спину прилетело наряженное:

— Ты довольна? Удовлетворила свое право? — с каждом слове ледяной яд и презрение.

— Боишься, что скажу Верховному, что ты недостоин? Не переживай. Вы с Ханной достойная пара. Будьте счастливы, а обо мне забудьте.

Очередным отравленным шипом в сердце прилетело циничное:

— Уже.

Я невесело усмехнулась и ушла, так больше на него и не взглянув.

Замок еще не проснулся. Слуги копошились где-то внизу – на кухне и в прачечной, а на верхнем этаже еще царил сон. Таковы были правила – мачеха строго настрого запрещала будить ее раньше времени, и все обитатели замка неуклонно этот приказ исполняли.

Однако сегодня меня ждал сюрприз.

Стоило только вывернуть из-за угла, как на меня налетела Ханна:

— Дрянь! — замахнулась она, чтобы отвесить мне пощечину.

Я увернулась. Я всегда уворачивалась, чем несказанно ее бесила, а сегодня сестру аж начало трясти от злости и ярости:

— Ты посмела украсть у меня брачную ночь! Это мой дракон! Мой! Ты…ты…завистливая дрянь!

Кто бы говорил. Это сестра визжала, как ненормальная, когда к ней пришел свататься всего лишь сын купца, а у меня выступила метка дракона. Это она исходила желчной завистью, когда Шейн впервые пожаловал в наш замок. Она…

Хотя, какой смысл об этом думать? Ее желание сбылось, они с мачехой победили.

— И что? — равнодушно пожав плечами, я попыталась ее обойти, но она как клещ вцепилась в мой локоть.

— Думаешь, тебе это так просто с рук сойдет? Мама накажет тебя за это! Вот увидишь!

— Прости, — я отцепила от себя ее холодные, как у лягушки пальцы, — меня ждет Верховный жрец. Маме привет.

Я отправилась дальше, а позади меня визжала и топала ногами любимая сестренка, наверняка, перебудив всех спящих.

Нигде не останавливаясь, я шла к храму. Лишь перед дверями запнулась, замерев на краткий миг, но тут же взяла себя в руки и, толкнув дверь, уверенно шагнула внутрь.

Жрец неспешно зажигал свечи на алтаре. Вчера они были белыми, восхваляя невинность, сегодня – ярко-алыми, в честь крови, пролитой на брачном ложе.

Услышав мои шаги, он обернулся.

— Пришла?

— Да, Верховный.

Под пристальным, пронзительно мудрым взглядом я подошла ближе.

— Ты узнала все, что хотела? Получила ответы?

На миг показалось, что сейчас речь не о кровном праве Мейв, а о чем-то другом. Но жрец невозмутимо добавил, рассеяв эту иллюзию:

— Достоин ли Шейн Айсхарт стать мужем твоей младшей сестры?

Лгунья и предатель – чем не идеальная пара?

— Более чем.

Глава 4

— Что ты натворила?! — завизжала Милли, когда объятая пламенем фигура скатилась в кровавую чашу, — Барнетта убьет, если узнает, что мы осквернили ее купель!

— Нам конец! — подхватила Рона и бросилась вниз.

Сама Светлина стояла ни жива, ни мертва и только и могла, что бездарно открывать и закрывать рот:

— Я не знала…это она виновата… я. не думала, что она покатится…

— Ты вообще ни о чем не думаешь! Дура! Хозяйка точно от нас места живого не оставит! И все из-за тебя!

Милли и Рона метались вокруг кровавой лужи, в центре которой вяло трепыхалась еще живая жертва.

Светина кое-как взяла себя в руки:

— Ни о чем она не узнает! Мы ей не скажем.

— Ты совсем глупая? Ты вот это видишь?! — Милли указала на купель.

— Мы уберем ее, — угрюмо отозвалась Светлина, — наведем здесь порядок и сделаем вид, что ничего не было. Понятно?

— Но…

— Я сказала, понятно?! — ее голос эхом прокатился по залу и затих где-то под сводом, испещрённым ритуальными символами.

Милли и Рона переглянулись, но возражать не посмели – из них троих Светлина была самой сильной.

— Ты – принеси плащ, самый большой и плотный из тех, что найдешь. А ты тащи новые свечи.

— А ты?

— А я пока достану эту мерзавку, — Светлина закатала рукава и, опустившись на колени, попыталась дотянуться до затихшей девушки.

Пришлось постараться – пальцы никак не могли крепко ухватиться за пропитанную кровью ткань. Когда это удалось, она подтянула Мейлин к краю.

— Из-за тебя все! Дура никчемная, — зло прошипела она, — ты должна была просто сидеть в углу и не мешать мне! Дура.

Резко дернув за подол, она выволокла бесчувственную Мей на нижнюю ступень и перевернула на спину.

Уже было не разобрать, где ритуальная кровь, а где собственная, обгоревшая до мяса кожа.

— Фу! Уродина! — нервно засмеялась Светлина. — Так тебе и надо!

Она храбрилась, но внутри содрогалась. И вовсе не от содеянного, а от того, что девочки правы. Если Барнетта узнает о случившемся, то смерть – сказкой покажется.

Вскоре вернулись бледные перепуганные подруги. Милли прижимала к груди тяжелый мужской плащ, подбитый волчьим мехом, а у Роны в руках шелестел сверток с новыми свечами.

— Давайте живее!

Гости веселились, и Барнетта ни за что не оставит их без хозяйского внимания, так что время у них было.

Светлина вырвала у Милли плащ и сама стелила его на ступенях.

— Берите ее за ноги.

— Я не могу!

— Я тоже!

— То же мне неженки! Живо давайте!

— Почему мы должны мараться в этом, это ты во всем виновата!

Она зло сверкнула глазами на слабых подруг:

— Потому что одна я на дно не пойду. Если Барнетта решит наказать – я вас с собой утащу. Поняли?!

Угроза возымела действие.

Давясь следами и отвращением, Рона взяла за одну ногу, Милли за другую, а сама Светлина ухватилась за руки.

— На счет три. Раз. Два, три, — хрипло командовала она.

Когда бесчувственно тело перекинули на плащ раздался тихий, едва уловимый стон.

— Она еще живая?! — Рона испуганно отпрянула.

— Да какая разница! — Светлина запахнула полы и перевязала ремнем, чтобы не распахнулось.

— И куда мы ее денем? Наверху полно людей, кто-нибудь да заметит!

Тяжело дыша, она сжала виски пальцами. От страха раскалывалась голова. Надо было как-то успокоиться, взять себя в руки, решить эту досадную проблему, возникшую из-за мерзкой Мейлин.

— Есть старый тоннель, который ведет в лес. Вынесем ее туда и оставим. С таким бураном ее мигом занесет, а по весне, когда оттает – звери доберутся.

— Там холодно!

— Потерпишь! Ну что встали, как рыбы дохлые, помогайте.

Втроем они потащили Мей вверх по лестнице. Тяжелая неудобная ноша то и дело выскальзывала из рук и норовила скатиться вниз, но они продолжали ее тащить, пока не достигли площадки, с которой на север уходил низкий, темный тоннель. Пришлось даже драгоценную свечу тратить, чтобы осветить себе путь, а то, чего доброго, и плечи ободрать можно!

Тащили они долго, меняясь местами – то одна впереди, то вторая, то третья. Запыхались ужасно. Измучились, а конца тоннеля все не было.

— Может, тут бросим, — простонала Милли, когда после очередного поворота снова не увидели ничего кроме старой каменной кладки стен, — я устала.

— Дурь не говори. А что, если ли хозяйка ее почувствует? Нет уж, надо на улицу выносить, за защитный круг.

От усталости Рона расплакалась:

— Из-за тебя все! Мы же говорили, что не надо использовать силу! Говорили!

Глава 5

Старой Бри пришлось непросто.

Пока она раскапывала голову, снег норовил заново засыпать ноги. Тяжелые меховые варежки то и дело норовили сползти с рук, а поясница, давно уже отвыкшая от таких наклонов, предательски ныла.

Однако женщине не остановилась. Она разгребла свою страшную находку, потом вытащила из кармана моток веревки, который всегда носила с собой на непредвиденный случай. Один конец обмотала себе вокруг талии, второй привязала к петле на черном плаще. Потом смахнула с указательного пальца одной ей видимую белесую нить и пустила ее по веревке, чтобы своими силами поддержать бедолагу, попавшего в беду.

Самым сложным оказалось сдвинуть неудобную ношу с просиженного места, но Бри справилась, сделала первый шаг и пошла дальше, тяжело опираясь на свою палку.

Будь она помоложе, дело бы шло быстрее, но возраст давно вступил в свои права и диктовал как ей жить. Кряхтя и охая, она пробиралась по заснеженному лесу к избушке, затаившейся вдали от проторенных троп. Когда ветер швырял в лицо грозди колючего снега, Бри неуклюже отворачивалась и ворчала:

— Да уймись уже, окаянный.

К кому она обращалась, никто не знал. Даже она сама.

Спустя час, а может и того больше, далеко впереди замаячил рыжий огонек свечи, оставленной в окне избы. К этому времени Бри совсем выдохлась. Ее бледные, выцветшие от прожитых лет глаза, слезились. А ноги так и вовсе через раз опасно подгибались.

И все-таки она дошла. У просевшего крыльца скинула с себя веревку, кое-как разогнулась и потерла онемевшую спину.

— Стара я для таких походов, ох и стара.

После этого зашла внутрь и спустя пару минут вернулась с жесткой плетеной циновкой. Примостив ее на ступенях, Бри ухватилась за покрытый наледью и сосульками лохматый воротник и втащила свою находку сначала на крыльцо, а потом и через порог.

В маленьком домике было тепло и тесно. Снег, который Бри смела возле дверей, моментально превратился в лужу. Бросив на нее тряпку, хозяйка протащила тяжелый куль дальше в единственную комнату, которая одновременно служила и кухней, и гостиной, и спальней, и из последних сил взгромоздила его на скрипучую лежанку, после чего тяжело плюхнулась на стул, ухватила со стала жестяную кружку и сделала несколько жадных глотков.

Устала…

Но с усталостью можно жить, а вот ее бесчувственный гость был совсем плох. Поэтому она с кряхтением поднялась, повесила тулуп на гвоздь в входа, туда же отправила тяжелые штаны, нахватавшие в себя снега, а затем вернулась к лежанке.

Старые пальцы не смогли справиться с узлом на стянутых завязках, поэтому пришлось их обрезать. После этого она аккуратно отогнула одну полу плаща, потом вторую, и увидев, что внутри, сдавленно охнула.

— Так ты девочка… Бедная… Как же тебя так угораздило…, — старуха склонилась ниже и повела длинным, красным с улицы, носом.

От тепла запахли постепенно просыпались. В доме повеяло паленым, чужой кровью, и той особой горечью, которую старая Бри не спутала бы ни с чем.

— Ведьма, значит, постаралась.

Глядя на лежащее перед ней бесчувственное, обгоревшее тело, покрытое коркой запекшейся крови, хозяйка тяжко вздохнула и покачала головой. Она много в своей жизни повидала и могла точно сказать, когда у больного был шанс выкарабкаться. У девчонки таких шансов почти не было:

— Места ведь живого нет. Как только жива еще…

Милостивее бы было прекратить мучения, но кто она такая, чтобы распоряжаться чужой жизнью?

Вместо того, чтобы предаваться сомнениям она сходила на улицу, набрала снега в старое ведро с оплавленной ручкой и поставила его на огонь, чтобы натопить воды, потом достала из старенького комода мешочки с травами и несколько пузырьков с редкими порошками. Каждый из них стоил как половина замка Родери, но разве сейчас цена имела значение?

Она разложила их на столе, достала из потайной ниши за очагом серебряный нож в кожаной, заскорузлой от времени оплетке, и принялась тихонько нашептывать слова, известные ей одной.

Не торопясь и не смолкая, она добавляла в ведро то один ингредиент, то другой. То окунала метелочку из лаванды, то неспешно сыпала крупицы порошка, перетирая их морщинистыми пальцами. После каждой добавки перемешивала содержимое деревянной ложкой, ей же набирала немного отвара и, подув, подносила к губам пострадавшей.

Что-то попадало внутрь, что-то просто стекало по растрескавшейся коже.

Зелье становилось то прозрачным, как слеза ребенка, то черным, будто сердце тьмы. Иногда оно пахло фиалками, а иногда Бри приходилось открывать окна, чтобы выветрить едкий запах серы.

Когда все ингредиенты были смешаны, она вынесла ведро на улицу и, прикрыв деревянной крышкой, поставила на снег, чтобы охладить содержимое. А сама тем временем вернулась в дом, взяла ножницы с изогнутыми ручками и принялась состригать прилипшую, расплавленную ткань.

Иногда бедняжка едва заметно шевелилась, и тогда Бри склонялась ниже и тихо шептала:

— Ты лучше спи, милая. Спи. Не надо тебе просыпаться. Тут плохо.

И девушка затихала.

Бри полностью ее раздела, собрала перепачканные сажей и кровью ошметки и вынесла их из дома, а вернулась уже с остывшим ведром. Достала все простыни, что имела, изрезала их на лоскуты и, хорошенько промочив отваром, с ног до головы обложила ими пострадавшую.

Глава 6

Отчаянно хотелось пить. Казалось, будто во всем теле не осталось и капли влаги.

Где я?

Увидев над собой закопчённый потолок с черными разводами трещин, я снова зажмурилась — в глаза словно песка насыпали.

Как тошно… Сил нет вообще…. И ощущение будто всю ночь лупили палками, а в голове серая муть, сквозь которую никак не пробиться пробиться.

Как я тут оказалась? Что это за место? И почему мне так тяжело?

Опустив взгляд, я поняла, что по самую шею укутана в плотный зимний плащ.

Кто меня укутал? Не помню.

Стоило попытаться сесть и меня замутило. А вместе с мутью нахлынуло и дикое чувство голода, словно я не ела много-много дней подряд.

Да что же это…

Я все-таки села. Тяжело опираясь на локоть, приподнялась над лежанкой и осмотрелась.

Старый-старый дом. Настолько убогий, что не за что глазу зацепиться. Из мебели – кривой рассохшийся комод, шкаф с двумя дверцами, стол, да пара стульев. Кругом какие-то тряпки, на столе обколотая по краям посуда, на остывшем очаге – ведро. И все это в странных разводах, будто кто-то небрежно возил грязной щеткой.

— Кто… — я закашлялась. Горло так сильно саднило, что слова не хотели выходить наружу, зато слезы лились рекой, — Кто-нибудь здесь есть?

Мой сип оказался таким жалким, что я сама едва его расслышала. Воды бы…

Едва продышавшись, я снова позвала:

— Кто-нибудь! Отзовитесь!

В ответ на мои слова куча тряпок на стуле возле окна шевельнулась. Потом глубокий капюшон сполз назад, обнажая седую голову, и я увидела бледную как моль старуху.

Ее белесые глаза слепо смотрели на меня, а тонкие, почти неразличимые на фоне лица губы непрестанно подрагивали.

Она выглядела…плохо. Да, именно так. Плохо. Настолько плохо, насколько только мог выглядеть человек в ее возрасте. Будто она из последних сил цеплялась за эту жизнь.

— Кто вы? — шепотом спросила я.

— Бри.

Я растерялась. Имя мне ни о чем не говорило, и я была уверена, что никогда прежде мне не доводилось пересекаться с этой женщиной в замке Родери.

Однако пояснять она не собиралась, вместо этого тихо спросила:

— Как ты себя чувствуешь?

— Устала. Вроде только проснулась, а уже сил нет, — призналась я и тут же смутилась от своего признания. Не мне надо жаловаться на отсутствие сил, а ей. Поэтому я поспешила сменить тему, — Как я здесь оказалась?

— Не помнишь? — хмыкнула она.

— Нет.

— Совсем ничего?

— Совсем.

Она замешкалась на несколько секунд, будто думала говорить или нет, а потом просто сказала:

— Я нашла тебя в лесу. Обгоревшую, окровавленную, замотанную в этот самый плащ. Почти мертвую. И притащила сюда.

— Ч…что?

И тут же лавиной ударили воспоминания. Предательство того, кого любила. Коварство мачехи и ее приспешников. Похищение. Подвал. Погоня. Удар и падение. А потом боль. Много боли от пылающей одежды и едкой крови в ведьминской купели. Потом темнота…

Перепугавшись до смерти, я резко выдернула руку из-под плаща, ожидая увидеть обожжённую до черноты плоть и страшные раны. Обнаружив красную корку, сдавленно пискнула, но спустя пару ужасных мгновений поняла, что это просто засохшие кровавые разводы, под которыми скрывалась здоровая кожа. И лишь один некрасивый шрам зиял на запястье, на том самом месте, где когда-то вилась метка Истинной.

Выдернула вторую руку — тоже чистая.

Все еще не понимая, что происходит, скинула с себя край плаща и обнаружила изрядно исхудавшее, но здоровое тело. И только потом, содрогаясь от волнения прикоснулась к лицу.

Гладкое…

— Если хочешь посмотреть на себя – зеркало в ногах.

Тут я заметила небольшое круглое зеркальце в деревянной оправе и с некоторой опаской потянулась за ним. А потом, посмотрела на свое отражение…

Вот только свое ли?

На меня испуганно таращилась незнакомая девушка. Черты лица стали острее. Появились высокие скулы, пропал мой привычный не очень маленький нос, овал лица изменился. Даже глаза и те цвет поменяли – стали гораздо светлее, словно холодное зимнее небо.

Узнать в этой незнакомке прежнюю Мейлин было невозможно. Другая. Чужая!

— Как…я не понимаю… — я беспомощно уставилась на старуху, — мне снится? Я умерла, и моя душа попала в другое тело?

— Нет, девочка. Ты живее всех живых. И не меня за это следует благодарить. — улыбнулась Бри, — Кто бы ни удерживал тебя все это время – силы в нем много, и тянула ты ее нещадно. Не знаю, что за привязка на тебе, но без нее ты бы не выжила.

Я снова опустила взгляд на кривой шрам, окольцовывающий запястье.

Кажется, я знаю, кто именно, сам того не ведая, удержал меня в этом мире.

Глава 7

Я хотела переложить ее на кровать, но смогла сдвинуть с места. Из-за белой паутины Бри словно вмерзла в пол, и сколько бы я ни старалась – ничего не выходило. Поэтому пришлось просто накрыть ее плащом:

— Прости.

Слез больше не было. Внутри меня ширились холод и пустота, оттесняя все остальные эмоции на задний план.

Я выжила. Выжила вопреки всему. Вопреки предательству, жестокости, ведьминским козням. Пусть у меня не осталось ни метки Истинной, ни прежней внешности, я все еще была жива и не собиралась сдаваться.

Пусть каждый живет как хочет. Дракон пусть носит на руках мою сестру и верит в то, что именно она его судьба, Барнетта пусть пожирает чужие силы, пока не лопнет от жадности, а остальные пусть кланяются, раболепно заглядывая ей в глаза. Пусть. Это их выбор. А у меня свой. Я собиралась выполнить последнюю волю Бри и отправить на закрытый остров посреди Красной реки.

Как и любой путь, этот начинался в первых крошечных шагов.

Для начала надо было привести себя в порядок.

Мыться пришлось в большом тазу. Я накидала туда снега, сверху залила кипятком. А потом добавляла то одного, то другого, в зависимости от того нужно было остудить или сделать горячее. Воду пришлось сменить не один раз, потому что очень быстро она становилась бурой из-за засохшей крови, которую я с остервенением стирала со своей кожи.

С волосами проще — их не было. Косу я отдала жрецу, обкромсанные пряди погибли в огне, а новые еще только пробивались, колючим ежиком покрывая макушку. Поэтому не пришлось мучаться, пытаясь их разобрать и промыть. Сплошные плюсы.

Пока я мылась, паутина неспешно расползалась по дому. Она уже окутала стол, превратив его в сугроб, поднялась по стенам и белым сводом покрыла растрескавшийся потолок. Живые нити плавно тянулись к окнам, сплетались в сеть, перекрывая старые стекла. Нетронутой оставалась только дверь – паутина оплетала ее аркой, но не спешила спрятать полностью, будто ждала.

В старом дубовом комоде и правда нашлась одежда. Кому она принадлежала раньше – неизвестно, вряд ли старая Бри носила охотничьи брюки из мягкой кожи, да мужскую рубашку. Мне эти вещи были немного великоваты, но я подпоясалась и заправила рубаху в брюки. Там же нашлась выцветшая кофта, связанная из колючей шерсти. Я надела и ее.

С обувью пришлось чуть сложнее – меховые сапоги, которые носила Бри, оказались малы и больно давили на пальцы, а другие, которые я нашла в шкафу явно предназначались на широкую мужскую ногу. Пришлось крутить портянки, чтобы неудобная обувь не слетала при каждом шаге.

Паутина к тому времени уже покрывала пол, старый дымоход и потухший очаг, расползалась по лежанке, поедая окровавленный плащ, в котором меня выкинули из замка.

— Мне нужна верхняя одежда! — возмутилась я.

В ответ паутина лениво сползла со шкафа, позволив мне открыть правую дверцу. За ней оказался тяжелый громоздкий тулуп и еще один плащ. Я забрала и то, и другое. Мало ли придется ночевать на улице – будет на что лечь и чем укрыться.

Замотанная, словно ребенок на прогулке в морозный день, я подошла к Бри. Прикоснулась к каменному плечу и еще раз сказала:

— Прости, — а потом ушла, сжимая в кулаке ее старую монетку.

Нацепив самодельные снегоступы, я побрела прочь от дома, а когда через два десятка шагов оглянулась, то не смогла различить его на фоне сугробов – паутина поглотила его полностью.

Я отправилась дальше, туда, где над вершинами деревьев возвышались темные башни замка.

Затянутое серыми облаками небо, тяжело перекатывалось над головой, но снега не было. Вьюга, терзавшая город в последние недели, наконец, улеглась, оставив после себя толстый снежный ковер. Идти по нему было неудобно. Даже несмотря на снегоступы, я то и дело проваливалась.

В сам замок путь был закрыт. Да я и сама, даже под страхом смерти не сунулась бы туда. Зачем? Бри права, для меня там уже давно ничего нет.

Поэтому я прошла через соседнюю деревню, а потом, по расчищенной дороге двинулась к путевой площади, расположенной чуть южнее города.

Там было шумно. Во время долгой непогоды торговля между соседними селами встала и теперь купцы старались отправиться в путь как можно быстрее. Да и простой народ, замурованный снегопадом на одном месте, спешно наверстывал упущенное.

Все суетились, перекрикивали друг друга и никто не обращал внимания на одинокую, несуразно одетую путницу.

Я шла между повозок, прислушиваясь к чужим разговорам. Кто-то ехал к побережью, кто-то собирался в столицу, кто-то к дальним деревням. На юг отправлялась только одна глубокая телега. И к тому времени, как я до нее добралась – мест уже не осталось.

— Мне очень нужно, — взмолилась я, протягивая худой мешочек с десятком монет, который нащупала в кармане чужого тулупа, — пожалуйста.

То ли возница оказался человеком отзывчивым, то ли я выглядела совсем жалко, но он досадливо крякнул, а потом зычно сказал:

— А ну плотнее сели! Чай не на прогулке! Развалились тут.

Народ поворчал, но делать нечего – хозяин барин. Пришлось им сдвигаться, зато я смогла пристроиться на краю сиденья. Села, нахохлилась, спрятав руки под плащом и капюшон спустила пониже на лицо.

Глава 8

На середине реки клочьями стелился густой туман. Мы миновали два небольших острова, сплошь забитых кустарником, затем обошли коварную отмель, на которой виднелся надрывно вздернутый нос погибшей лодки, и дальше двинулись вниз по течению.

Старый скрипучий паром двигался неспешно и почти не поднимая волн, а я с жадность смотрела на воду – так сильно хотелось искупаться и смыть с себя грязь дальней дороги. Хотя бы ноги помочить…

Сняв тяжеленные неудобные сапоги, я размотала портянки и, не скрывая блаженства, пошевелила пальчиками.

Хорошо-то, как…

В мои мысли вторгся отстранённый голос паромщика:

— Не советую. Здесь сомы метра по четыре, щук, да змей полно. Не успеешь опомниться, как укусят или на дно утащат.

На дно не хотелось. Поэтому я вздохнула и отодвинулась от края. Мало ли что…

На реке было совсем тихо. Ни криков чаек, ни всплеска рыб, даже стрекозы и те не мельтешили. Мир словно замер, неспешно наблюдая за моим приближением.

А потом туман расступился…

Прямо перед нами оказался остров – узкий и длинный как язык коровы, с песчаным берегом и зеленой порослью камышей. В глубине виднелись зубья реденького, но высокого забора и покатые крыши домов.

Чтобы добраться до узкой, деревянной пристани, больше похожей на мостки для стирки белья, нам пришлось проехать чуть дальше.

— Приехали.

— Спасибо, — я снова протянула ему старую монетку, но он ее не взял.

— Она тебе самой пригодится.

— У меня больше ничего нет.

— Ничего и не надо. Иди.

Вплотную к пристани паром не встал, поэтому мне пришлось сначала перебрасывать тюк со своими вещами, сапоги, а потом прыгать самой. Едва мои ступни соприкоснулись с теплыми досками, как паром двинулся в обратный путь, а сам паромщик даже не оглянулся, будто уже забыл о моем существовании.

Немного потоптавшись на пристани, я собрала свое барахло и по едва заметной двинулась в сторону поселения. Мягкая трава приятно щекотала усталые ноги, а легкий ветерок едва заметно трогал открытую кожу, будто пытался понять кто перед ним и познакомиться.

Так и не встретив никого на пути, я добралась до зубчатой ограды, сколоченной небрежно, но размеренно – три плоские доски в мой рост, потом одна высокая да острозаточенная, и так насколько глаз хватало.

Я двинулась в правую сторону и вскоре вышла к воротам, таким же хлипким, как и изгородь. Постучала, но мне никто не открыл.

Тогда я встала на цыпочки, пытаясь рассмотреть что-то за забором, но отсыпанная песком дорожка, делала изгиб и скрывалась от любопытных глаз за усыпанным цветами кустом белой сирени.

— Эй! Кто-нибудь! — крикнула я и опять постучала.

Снова постучала и снова с тем же результатом. Может, остров заброшен? И здесь нет никого? Но над одной из крыш вился едва заметный дымок. Значит, кто-то да есть.

Я послонялась возле ворот, посидела на травке, в надежде, что кто-нибудь все-таки появится. Тем временем солнце поднялось высоко и стало жарко. Тогда я пересела вплотную к забору, пытаясь укрыться в его ненадежной тени. Есть хотелось и пить.

Держалась я, держалась, ждала, и в итоге не выдержала.

Сколько можно ждать? Может, они вообще раз в год выходят за пределы своих владений?

Еще раз заглянув внутрь, я аккуратно перекинула через забор свои вещи, а сама попыталась протиснуться под воротами, неплотно прилегающими к земле.

Живот втянула, просунулась в дыру и, цепляясь за траву, подтянулась.

Сначала прошли плечи, потом спина, а потом…ворота взяли и распахнулись. Сами. Хотя до этого точно были заперты – я это проверяла, причем ни единожды.

Смущенно крякнув, я поднялась на ноги, отряхнула колени и, подобрав свои вещи, направилась вглубь острова. Сделав петлю между раскидистых кустов, тропинка вывела меня на продолговатый двор, вокруг которого сгрудились деревянные некрашеные домики.

Самый большой стоял в центре, а от него в обе стороны полукругом шли те, что поменьше. Всего я насчиталась девять домов.

— Эй! Кто-нибудь! — позвала я и мой голос утонул в тишине, — кто-нибудь…

— Чего разоралась?

Вскрикнув от испуга, я отскочила в сторону и вскинула сапоги, готовая отбиваться им от неожиданного гостя.

Им оказалась сгорбленная старуха. Ростом она когда-то была нормальным, но сейчас согнулась, как кочерга, и, опираясь на палку, едва доставала мне до груди.

— Кто такая? Как на наш остров попала?

— Меня паромщик привез, — проблеяла я, опуская грозное оружие.

Явно не поверив, она глянула на меня исподлобья:

— Паромщик, говоришь? И чем же ты ему заплатила, чтобы он тебя сюда доставил?

— Он денег не взял. Но я ему вот это показала, — я достала монетку и протянула ее старухе.

Та полоснула по мне острым взглядом и взяла кругляш скрюченными пальцами. Покрутила его, посмотрела поверх него на солнце, попробовала на зуб:

Глава 9

Три года спустя

Праздник в честь дня Весеннего Равноденствия удался на славу.

В главном замке императорского дворца горели тысячи свечей и играла музыка. Изящно кружили по центру красивые пары, слышался смех и легкий перестук каблуков.

Однако танцевали далеко не все. Кто-то предпочитал неспешно прогуливаться по периметру зала, меняя как собеседников, так и темы для разговоров, кто-то пасся возле столиков с легкими закусками и бокалами, наполненными до краев.

Соседний зал тоже не пустовал. Там сидели гости за щедро накрытыми столами. Чего тут только не было: молочные поросята, запеченные до румяной корочки, пряные окорока, аппетитные разносолы на резных тарелках, морские деликатесы, корзинки со свежим хлебом и вазы с сочными фруктами. Красиво сияли до блеска начищенные слугами серебро и хрусталь.

По оранжерее, радовавшей глаз сочной зеленью и красками, неспешно прогуливались разряженные дамы, а мужчины с удовольствием собирались в одной из комнат за игровыми столами, чтобы в расслабленной обстановке обсудить важные дела, пропустить по стаканчику огненного, безумно дорогого клейма, привезенного из-за моря, раскурить благородную сигару.

Все были заняты, я же откровенно скучал.

Раньше мне нравились приемы, нравился их размах и красота. Нравилось чувствовать себя частью этого общества, но в последнее время все чаще приходила мысль, что все это не то. И я не там, где надо.

Одна радость – после долгого отсутствия вернулся Рейнер. С драконом и той, кто была его Истинной.

Много веков назад их род оказался втянут в коварные игры древнего шамана и долгое время был лишен и того, и другого. Мужчины не могли обращаться во вторую ипостась и проживали обычную человеческую жизнь, так и не встретив ту самую. Ту, ради которой захотелось бы расправить крылья.

Эйс был последним в их роду, кто еще мог снять проклятие, и он сделал это.

— Чего скис? — спросил он, усаживаясь напротив меня.

Я лениво пожал плечами:

— Настроения нет.

— Что-то случилось?

— Все прекрасно.

Ни грамма лжи. Все и правда в полном порядке, только почему-то за грудиной слева нет-нет да и ломило, кололо так, что глоток воздуха казался горячее жидкого пламени.

— По тебе и не скажешь.

Где-то позади нас раздался звонкий девичий смех, потом торопливые шаги.

Спустя мгновение на мои плечи легли изящные хрупкие ладошки.

— Шейн! — промурлыкала Ханна, прижимаясь щекой к моему виску, — хватит сидеть. Идем танцевать! Там такая музыка! Так весело!

Я только поморщился:

— Иди сама. Я пока не хочу.

— Ну пожалуйста, — взмолилась она, — все танцуют со своими женами, и только я как бабочка трепыхаюсь между чужими кавалерами. Идем!

Я бы, наверное, все-таки отказался, но в этот момент к Рейнеру подошла Мина. Ласковой кошкой прильнула к его плечу и тихо спросила:

— Пойдем?

Обычно сдержанный, даже хмурый Эйс расплылся в улыбке:

— Идем, раз хочешь. Прошу нас извинить, — он кивнул мне, потом легко поднялся из-за стола, взял жену за руку и, сплетя пальцы, повел в большой зал.

Мы с Ханной остались вдвоем.

— Вот видишь! Твой друг сразу пошел танцевать, а я тебя вечно уговариваю, — она обиженно надула пухлые губы и сверкнула накатывающими слезами.

Мне не хотелось танцевать, но я испытал легкий укол совести глядя на то, как понуро опустились острые плечики.

— Хорошо. Идем.

Поднявшись, я подставил ей локоть и вмиг просиявшая жена тут же за него уцепилась.

— Тебе понравится!

— Несомненно.

Мы вышли в зал как раз в тот момент, когда одна мелодия затихла, а вторая еще не началась. Я протянул Ханне раскрытую ладонь и она, кокетливо улыбаясь, вложила в нее свою. Вторую руку положила мне на плечо, а я опустил пятерню на ее стройную талию.

Как только полились первые аккорды мы пришли в движение, гармонично вписавшись в хоровод таких же пар.

Справа кружил Эйс, с обожанием глядя на Мину, чуть дальше Дерек обнимал Айрис. Я видел своих родителей, неотрывно смотрящих друг другу в глаза. Видел знакомых со своими избранницами.

Кого только не было на этом балу! Водные драконы, огненные, ледяные, костяные и призрачные. Черные, кобальтовые, лазурные. Все разные и в то же время одинаковые в одном. В преданности и любви к своим парам.

Я смотрел на них и силился понять, почему они носятся со своими Истинными, как с величайшими драгоценностями на свете. Почему весь мир готовы положить к их ногам? Почему все, как один говорят, что ради пары готовы умереть?

Почему?

Я не понимал. Потому что к своей жене не испытывал ровным счетом ничего…

Танцевал с ней, держал в своих руках и не чувствовал в душе ни малейшего отклика.