Сеул слезам не верит

Глава 1

Я приехала в Сеул в двадцать лет полная надежд, мечтаний и амбиций. За спиной — школа, законченная с отличием, любящие родители, впереди — светлое будущее в виде обучения в престижном университете, высокооплачиваемая работа, поездки за границу, обязательно с любимым, единственным и неповторимым, человеком, который станет моим мужем.

***

Я провалила вступительные экзамены. Кто же знал, что твой школьный табель успеваемости никого не интересует? Чтобы пройти на бюджет нужно внести «благотворительный взнос» на развитие университета, сопоставимый со стоимостью дорогого автомобиля. Интересно, если бы у меня были такие деньги, стала бы я вообще бороться за бюджетное место?

Увидев свою фамилию в списке непоступивших, механически, не разбирая дороги, побрела в сторону ближайшего парка. Парк был большим и красивым. На клумбах пестрели яркие цветы, в воздухе витал их сладкий аромат, посреди парка бил высокий фонтан, переливающийся всеми цветами радуги на солнце. Дети беззаботно катались на велосипедах и скейтбордах, на полянках и скамейках целовались влюбленные парочки. Вся эта безмятежная картина дико бесила, вызывая внутри жгучую боль, хотелось кричать от несправедливости.

Я опустилась на первую попавшуюся скамейку и беззвучно расплакалась. Слезы сами собой текли по щекам, оставляя мокрые, солёные дорожки. В голове пульсировали беспорядочные мысли: «Что же делать? Как я вернусь домой? Что скажу родителям? Неужели все мечты напрасны?» Идти мне было некуда. Тесная комнатушка в хостеле, которую я делила с двумя другими девушками, была оплачена до сегодняшнего дня. А дальше? Если бы я поступила в университет… Сеульский Национальный, факультет международных отношений, моя мечта, моя цель… Поступи я в университет, и у меня была бы комната в общежитии. Просторная, светлая, с видом на город. Если бы, да кабы... На что-то большее у меня попросту не было денег. Просить родителей оплатить ещё хоть неделю проживания в хостеле я не могла. Они и так потратили на меня все свои сбережения. А сказать им, что я провалила экзамены... Нет, я не могла их так расстроить, не могла так опозориться.

— И что же такая красивая девушка плачет? — услышала я мягкий, бархатистый голос за спиной.

Оглянувшись, увидела высокого молодого человека. Темные волосы, стильная стрижка, пронзительные карие глаза, в которых плясали озорные искорки. И улыбка… Добрая, теплая, от которой на душе сразу стало легче.

— Ничего, — всхлипнула, невольно залюбовавшись его правильными чертами лица.

— Ну, не плачь, — сказал он, присаживаясь рядом со мной и неожиданно, но как-то по-дружески, приобнимая за плечи. — Смотри, какое солнце сегодня яркое. Не смогла поступить, да?

— Угу, — шмыгнула я, почему-то даже не пытаясь отодвинуться. «Странно, обычно с опаской отношусь к незнакомцам, а тут... Может, дело в его открытой улыбке? Или в теплом, участливом взгляде?» Его спокойный голос, дружеское объятие – всё это неожиданно дало мне ощущение тепла и поддержки, которых мне сейчас так не хватало.

Он подал мне белоснежный носовой платок, но, видя, что я не беру, сам осторожно приподнял мою голову за подбородок и принялся вытирать заплаканное лицо. Его прикосновения были нежными, заботливыми, и от этого на душе стало еще тоскливее.

— Ну, вот. Так-то лучше, — сказал он, довольный тем, что смог меня немного успокоить, а затем уверенно протянул мне свою крепкую, теплую ладонь, — Ким Хан Соль.

— Ли Джи На, — попыталась выдавить из себя улыбку, — спасибо.

— Не переживай так сильно из-за того, что не поступила. Это не конец света. Поступишь в следующем году, подготовишься получше. Или у тебя произошло что-то ещё? — его участливый взгляд, искреннее сочувствие в голосе вдруг вызвали у меня непреодолимое желание довериться ему, выложить всё, что накопилось на душе.

— Понимаете... — начала, запинаясь, — я провалила экзамены, а у меня больше нет денег, чтобы жить в хостеле... и родители... они так надеялись... а мне некуда идти... — комок в горле мешал говорить, но всё же заставила себя рассказать ему все: про Сеульский Национальный, про факультет, о котором мечтала, про свои надежды и планы, про то, как стыдно возвращаться домой с пустыми руками.

— Так ты и города-то еще не видела, наверно? — сочувственно-участливо произнес он, выслушав мой сбивчивый рассказ.

— Видела... — неуверенно возразила я.

— Да что ты видела? — улыбнулся он. — Этот парк, пару улиц по пути сюда, и вон то кафе, где подают ужасный кофе? Поверь мне, настоящий Сеул ты еще не видела! Вставай! — он потянул меня за руку. — Сегодня я буду твоим личным гидом! Готовься удивляться!

Мы провели вместе замечательный день. Хан Соль оказался интересным рассказчиком и действительно показал мне много красивых мест: старинные дворцы, окруженные тенистыми садами, шумные торговые улочки, где можно было купить всё на свете, смотровую площадку, с которой открывался захватывающий вид на город. Мы пообедали в уютном ресторанчике, где попробовали традиционные корейские блюда, а вечером, когда небо окрасилось в багряно-золотые тона заката, сидели в кафе на крыше небоскреба и любовались огнями ночного Сеула. Я уже почти забыла о своем провале и наслаждалась каждой минутой, проведенной с Хан Солем. Когда пришло время прощаться, с грустью подумала о том, что мне придется возвращаться в свою унылую комнатушку в хостеле за вещами и переночевать в сауне.

Глава 2

Проснулась я на удивление рано, когда за окном только-только встало солнце, окрасив небо золотыми красками. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Хан Соля, поспешила в ванную забрать свое белье, которое, к счастью, уже высохло. Умывшись, почистив зубы и переодевшись в свою вчерашнюю одежду, пошла на кухню. Надо как-то отблагодарить парня за его доброту, и, надеюсь, вкусный завтрак придется ему по душе.

Заглянув в огромный, сияющий чистотой холодильник, обнаружила там яйца, молоко, свежие помидоры, зеленый лук и маленькие разноцветные перчики. «Пожалуй, приготовлю яичные роллы», — подумала я. Готовить умею, так что завтрак точно получится вкусным.

Пока я ловко нарезала овощи для роллов, напевая под нос, за спиной послышался шорох, а затем и сонный голос парня:

— Доброе утро, ты уже встала?

Хан Соль стоял в дверях, одетый в простую серую футболку и свободные спортивные штаны. Волосы были растрепаны, а на щеке забавно отпечаталась полоска от подушки. Он выглядел таким милым и домашним, что я невольно улыбнулась:

— Доброе утро, — ответила я. — Решила отблагодарить тебя за гостеприимство вкусным завтраком, поэтому взяла на себя смелость похозяйничать на кухне.

— О, не стоило, — он пригладил волосы рукой, явно смущаясь, — но пахнет очень вкусно.

— Пустяки, — улыбнулась я. — Ты уже умылся? Завтрак почти готов. Кстати, у тебя есть кофе? Я что-то не нашла. Или, может, ты предпочитаешь чай?

— О нет, с утра я пью только кофе, — Хан Соль заразительно засмеялся, и в его глазах заплясали озорные огоньки. На душе у меня сразу стало как-то светлее. — Сейчас покажу, где он, — он подошел к одному из шкафчиков, куда я еще не успела заглянуть, и достал кофе. — Вот, держи.

— С молоком? Сахаром? — деловито уточнила я, принимая из его рук банку.

Наши пальцы случайно соприкоснулись, и я вздрогнула, почувствовав, как по руке, словно электрический разряд, пробежала волна жара, дойдя до самого позвоночника.

Мы оба замерли, встретившись взглядами. В его глазах увидела удивление, смешанное с чем-то ещё, что не смогла понять. Мои же щёки, должно быть, пылали. Он первым нарушил неловкую тишину, прокашлявшись:

— Две ложки сахара и совсем немного молока, пожалуйста. Сейчас помогу тебе накрыть на стол, — он направился к шкафу с посудой. — Какие тарелки достать? Плоские?

— А, да, плоские, — ответила, стараясь не смотреть на Хана, и принялась за приготовление кофе.

Руки у меня немного дрожали. Я никак не могла побороть неловкость, которую вызвал во мне этот мимолетный контакт. Мне вдруг стало сложно сосредоточиться на самых простых действиях, и едва не просыпала сахар мимо чашки.

Он же, на удивление, выглядел совершенно непринужденно, как будто ничего и не произошло. Спокойно достав тарелки, Хан Соль принялся расставлять их на столе.

Я поставила перед ним тарелку с аккуратно нарезанными роллами, от которых шел умопомрачительный аромат. На его лице отразилось неподдельное удивление:

— Ничего себе! Ты сама это приготовила? Да это же высший пилотаж! Они такие ровные и красивые, что мне даже жалко их есть. Как произведение искусства, честное слово!

— Ничего особенного, — смущенно ответила, теребя край салфетки. — Не смущай меня, пожалуйста, ты ещё даже не попробовал.

— Спасибо за еду, — сказал он, слегка склонив голову, как того требовали правила приличия. Отломив палочками первый кусочек, Хан Соль с явным предвкушением отправил его в рот и прикрыл глаза. — М-м-м, Джи На, это просто божественно! Я сто лет не ел такой вкуснятины.

— Если тебе так нравится моя стряпня, то могу готовить хоть каждый день, пока живу здесь. Это меньшее, что могу сделать, чтобы отблагодарить тебя за помощь, — смущенно улыбнулась, чувствуя, как от его похвалы щеки начинают пылать.

— Тогда живи со мной всю жизнь, — Хан Соль засмеялся, но в его голосе не было ни тени шутки. От этих слов у меня перехватило дыхание.

— Не шути так, — пробормотала я, чувствуя, как жар снова приливает к щекам.

— А я и не шучу, — он тепло улыбнулся, поймав мой взгляд, и от этой улыбки у меня по спине пробежали мурашки. — Так, ладно, нам пора за твоими вещами. Иди, собирайся.

— Да, конечно, дай мне пять минут, — я буквально вылетела из-за стола и поспешила в комнату. Наспех заправив кровать, схватила свой рюкзак и вернулась в коридор, где Хан Соль уже ждал меня, одетый и готовый к выходу.

Дорога до хостела прошла в молчании. Я нервно теребила ремешок рюкзака, размышляя о своем положении, будущем, планах... Хан Соль же, казалось, был совершенно спокоен. Когда я вышла из хостела со своими вещами, он молча забрал у меня сумку и, ободряюще улыбнувшись, открыл передо мной дверь машины.

***

Первые дни в квартире Хана чувствовала себя немного неловко. Мы то и дело сталкивались в дверях, не зная, как начать разговор, и старалась лишний раз не попадаться ему на глаза. Я взяла на себя домашние обязанности: готовила, убиралась, стирала. Мне хотелось быть полезной, да и совесть не позволяла сидеть без дела.

Целыми днями просматривала сайты с вакансиями, но поиски не приносили результатов. Более-менее приличные места, где могла бы заработать достаточно, чтобы снять хотя бы комнату, требовали высшего образования, которого у меня не было. А на меньшее была не согласна — перебиваться подработками, едва сводя концы с концами, это не то, о чем мечтала. Несколько раз пыталась устроиться официанткой, но Хан Соль был категорически против.

Глава 3

Первый месяц после той ночи был похож на сказку. Хан Соль окружал меня заботой и вниманием, я чувствовала себя самой счастливой девушкой на свете. Мы много времени проводили вместе, гуляли по городу, ходили в кино, ужинали в уютных ресторанчиках. Казалось, весь мир был у наших ног.

Конечно, уже проскальзывали тревожные звоночки. Хан порой был рассеян, мог задуматься о чем-то своем, не слыша, что я говорю. Иногда он задерживался, ссылаясь на срочные дела, а пару раз отменял наши планы в последний момент. Но не придавала этому значения. Кто из нас не бывает занят? Кто не устает? Списывала всё на обычные жизненные трудности, не желая омрачать нашу идиллию подозрениями.

Но постепенно холод, едва заметный поначалу, стал проникать в наши отношения, словно тонкая трещина на безупречном льду. Хан Соль всё чаще пропадал где-то, всё реже звонил, всё холоднее становились его поцелуи. Он по-прежнему был вежлив и предупредителен, но в его глазах я больше не видела прежнего тепла.

И вот однажды я проснулась одна. Солнце уже поднялось над горизонтом, заливая комнату золотистым светом. Потянулась, предвкушая увидеть рядом Хан Соля, но его не было. Подушка рядом хранила лишь едва уловимый запах его парфюма. Воспоминания о прошедшей ночи нахлынули теплом, но тут же отступили, ужаленные внезапно кольнувшей тревогой. Где он?

Я встала, накинула халат и вышла из комнаты. В квартире было тихо. Хана нигде не было. Я прошла на кухню, надеясь найти хоть какую-то записку, но на столе меня ждала лишь пустая чашка из-под кофе.

Дверь хлопнула как раз в тот момент, когда я, обессилев от беспокойства, опустилась на стул. Хан Соль вошел в квартиру, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Прости, что разбудил, — холодно бросил он, проходя мимо меня в ванную.

— Где ты был? — спросила, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Дела, — коротко ответил он, не оборачиваясь.

Я подошла ближе и, заглянув ему в лицо, заметила на воротнике его рубашки едва заметный след алой помады. Сердце упало куда-то вниз.

— Что это? — тихо спросила я, указывая на предательский след.

Хан Соль резко обернулся, и в его глазах мелькнуло раздражение.

— Это не твое дело, — отрезал он и скрылся в ванной, оставив меня наедине с разъедающим душу сомнением.

С того утра что-то изменилось ещё больше. Хан Соль исправно выполнял свою роль — я ни в чем не нуждалась. Репетиторы, учебники, удобный график занятий — всё было организовано на высшем уровне. Но сам Хан словно исчез. Он пропадал на несколько дней, а когда возвращался, то был холоден и молчалив. Все мои попытки поговорить по душам разбивались о стену ледяного безразличия.

— Что происходит, Хан-и? — спросила я, когда он в очередной раз собирался уходить.

— Ничего, — ответил он, не глядя на меня. — Просто много работы.

Я слышала, как он разговаривает по телефону с другими женщинами — его тон менялся, становился мягким, вкрадчивым. Слышала обрывки фраз, от которых внутри всё сжималось от боли. Видела, как он приходит домой поздно ночью, уставший, пропахший чужими духами, со следами помады на рубашках, которые он тут же отправлял в стирку.

Я молчала. Мне было страшно. Страшно потерять его, страшно остаться одной, страшно признаться ему в том, что творится у меня на душе. Я превратилась в Снежную королеву, запертую в роскошном, но холодном замке, построенном Ким Хан Солем.

Только изредка проведенные вместе ночи оставались такими же жаркими и страстными, словно мой Хан Соль возвращался ко мне из далёкого путешествия.

Две полоски. Две тоненькие полоски на тесте перевернули мою жизнь. Я была беременна. От Хан Соля.

Страх, радость, отчаяние — всё смешалось в единый клубок чувств. Я не знала, что делать. Как сказать Хан Солю? Как он отреагирует?

Несколько дней ходила сама не своя, не решаясь на разговор. Но дальше тянуть было нельзя. Однажды вечером, когда Хан вернулся домой, я, собрав всю свою волю в кулак, подошла к нему.

— Нам нужно поговорить, — сказала я, протягивая ему тест.

Хан Соль взял тест, равнодушно посмотрел на него, а потом перевел взгляд на меня.

— И что ты хочешь мне этим сказать? — холодно спросил он.

— Я... я беременна, — прошептала, едва сдерживая слезы.

Лицо Хан Соля не дрогнуло. Он молчал, а потом спокойно произнес:

— Я оплачу лучшую клинику, Джи-я, — сказал он, обняв меня, но от него веяло ледяным холодом, что я непроизвольно поежилась, — ты должна понимать, что этот ребенок нам сейчас не нужен.

Эти его слова стали словно ведром ледяной воды, с грохотом упавшим мне на голову. Я отскочила от него, словно он предлагал мне сделать что-то страшное. И это действительно было страшно, ведь он предлагал мне избавится от ребенка — живого человечка — пусть ещё совсем крохотного и не родившегося, но он ведь уже был во мне, а значит жив.

— Нет, я не буду, — сказала, с вызовом глядя ему в глаза.

— Ну, какая из тебя мать? — в его взгляде было презрение. — Посмотри на себя. Ни кола ни двора.

— А что есть у тебя? Квартира отца, одежда куплена на его деньги, даже красивые слова, которыми ты меня осыпал, не твои — чужие, всё цитаты из каких-то книг и фильмов.

Глава 4

В пренатальном центре тоже всё было оплачено, как и везде, где я появлялась после исчезновения Хан Соля. Словно кто-то невидимый расчищал мне дорогу, оставляя взамен лишь горькое послевкусие зависимости и унижения.

Мой сын родился здоровым, красивым ребенком, настоящим подарком судьбы. Маленький комочек, пахнущий молоком и чем-то неуловимо родным, он спал, смешно морща носик, а я смотрела на него и не могла поверить своему счастью. Это был мой сын, мой смысл жизни, моя опора, и только мой! Я осторожно поцеловала его в макушку, вдыхая этот неповторимый запах, и прошептала, еще не до конца уверенно, но с каждым словом обретая все большую твердость в голосе: «Джи Мин... Ты Джи Мин. Это имя выбрала я, в нём есть частичка меня и... и твоего отца. Но не пугайся, малыш, это не проклятие, а скорее наоборот. Пусть от меня тебе достанется мудрость и сила духа, а от него... пусть это будет просто сила. Сила быть собой, сила идти своим путем, сила быть счастливым.» Я улыбнулась своим мыслям, укачивая сына. Джи Мин сладко зевнул и засопел еще громче. «Да, Джи Мин, — повторила уже увереннее. — Это имя тебе подходит.» Я поклялась себе, что сделаю всё, чтобы он был счастлив.

Но вместе с безграничной любовью и нежностью в сердце поселилась и тревога. Что делать дальше? Куда идти? Единственным выходом казалось вернуться домой, к родителям, надеясь на их понимание и поддержку. «Простят ли они меня? Примут ли внука? Смогу ли объяснить им, почему отец ребенка не стоит рядом со мной, не разделяет это счастье?» Эти вопросы терзали меня, не давая покоя, острыми иглами впиваясь прямо в сердце.

Спустя две недели, полных неизвестности и робкой надежды, я, наконец, вышла из больницы, держа в руках драгоценный, сопящий сверток. Солнце светило ярко, но его лучи не могли разогнать тучи в моей душе. Я нерешительно огляделась, словно ища поддержки в равнодушных лицах прохожих. Возле входа, припаркованное у обочины, стояло такси, а рядом с ним… он — Ким Хан Соль.

Словно призрак из прошлого, которое так отчаянно пыталась забыть, вычеркнуть из памяти, как страшный сон. Он кивнул на машину, открывая заднюю дверцу, приглашая сесть. «Неужели он приехал ради меня? Ради сына? Неужели он что-то понял, переосмыслил?» На мгновение сердце дрогнуло, готовое простить, поверить, но тут же сжалось от горького предчувствия, от ощущения фальши, которое исходило от него, как холодный сквозняк из-под неплотно закрытой двери.

— Ну, здравствуй, — сказала, усаживаясь в такси и стараясь придать голосу твердость, которой на самом деле не было. Малыш заворочался на руках, закряхтел, и я крепче прижала его к себе, ища защиты и опоры в этом крошечном, теплом тельце.

— Привет, — Хан Соль натянуто улыбнулся, и эта фальшивая, вымученная улыбка резанула по сердцу больнее ножа. — Знаешь, я тебя даже побаиваться начинаю. Меня со всех сторон атаковал персонал больницы, поздравляя с первенцем, чуть ли не с каждым врачом и медсестрой перездоровался. Зачем ты дала мой номер?

— Так вот почему ты явился? — горько усмехнулась я, скорее констатируя факт, чем спрашивая. Вся надежда, что, как хрупкий росток, пробивалась сквозь асфальт отчаяния в моей душе эти дни, в миг растаяла, увяла, оставив после себя лишь пустоту, разочарование и горький привкус предательства.

— Ладно, забудь, — отмахнулся он, словно от надоедливой мухи. — Скоро отец явится, представляю его неописуемый восторг, — в его голосе было столько сарказма, столько неприкрытого цинизма, что меня затрясло от подступающей ярости.

«Неужели он совсем ничего не чувствует? Неужели этот ребенок, его плоть и кровь, для него просто досадная помеха, ошибка, которую нужно исправить?»

— Так вот почему ты явился, — повторила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Внутри всё клокотало от обиды и боли, от несправедливости происходящего. — «Как он может? Как он смеет так говорить о своем сыне?!»

— Слушай, Джи-я, ну не устраивай сцен хотя бы до дома, а? — Хан Соль поморщился, словно от неприятного запаха, брезгливо оглядывая салон такси. — Я вообще всё разузнал, всё поправимо. Его можно устроить в приют... Там шикарные условия, между прочим, лучшие в городе, у отца связи…

От этих слов у меня перехватило дыхание, в глазах потемнело. Даже водитель такси, пожилой мужчина с усталыми, выцветшими глазами, удивлённо оглянулся на нас, и на его лице отразилось такое явное неодобрение, что мне стало невыносимо стыдно, словно это я сказала что-то постыдное, ужасное.

«Неужели он думает, что я способна на такое? Неужели он считает меня настолько бездушной, настолько ничтожной, что я могу отдать своего ребенка, кровиночку свою, в какой-то там приют?!» Ярость, обжигающая, всепоглощающая волна ярости захлестнула меня, вытесняя все остальные чувства, затапливая страх, боль, обиду.

— Остановите, пожалуйста, — хриплым от сдерживаемых рыданий голосом обратилась к таксисту, не в силах больше находиться рядом с этим человеком.

Когда автомобиль, резко затормозив, свернул к обочине и остановился, я, не в силах больше сдерживаться, не думая о последствиях, закричала на Хан Соля:

— Выходи! Вон из машины! Сейчас же!

— Джи На, веди себя прилично, — он бросил быстрый, испуганный взгляд на водителя, который молча, но очень красноречиво наблюдал за сценой, и процедил сквозь зубы. — Ты что, хочешь, чтобы нас тут все услышали? Чтобы завтра об этом судачил весь город?

— Убирайся ко всем чертям! — голос сорвался на визг, но я уже не могла остановиться, не могла сдержать этот поток праведного гнева. — Чтобы я тебя больше никогда не видела! Никогда! Слышишь?!

Глава 5

— Вижу, что вам некуда идти, — сказал парень, наблюдая за моими тщетными попытками найти хоть какое-то решение в этом море безысходности.

Я лишь бессильно опустила голову, не в силах произнести ни слова. «Что мне ему сказать? Что я, мать-одиночка, оказалась на улице с младенцем на руках? Что меня обманули, предали, лишили всего?»

Джи Мин, словно почувствовав моё отчаяние, жалобно заплакал. Я и забыла, что в последний раз кормила его ещё в больнице. Удивительно, как долго он продержался, спокойно проспав все эти часы. Мне нужно было срочно найти место, где могла бы покормить малыша, дать ему хоть немного тепла и заботы, которых он был лишён по моей вине.

Оглядевшись по сторонам, заметила небольшую, неказистую забегаловку через дорогу, из тех, что обычно открыты круглосуточно, предлагая нехитрую еду и сомнительный кофе. Слабая надежда, как тонкий лучик света, забрезжила в душе: «Может быть, там найдется укромный уголок?»

— Что случилось? — спросил парень, заметив, как я вглядываюсь в тускло освещенную витрину кафе.

— Мой сын голоден, — тихо ответила, избегая смотреть ему в глаза. — Надеюсь, в том кафе есть загородки, где я могла бы покормить его.

Молодой человек на мгновение задумался, окинув взглядом забегаловку, а затем решительно произнес:

— Пойдемте. Я уверен, мы что-нибудь придумаем.

Он осторожно взял у меня из рук сумку с вещами Джи Мина, жестом приглашая следовать за ним. Я не нашлась, что ответить. «Стоит ли доверять ему? Не заведёт ли он меня в ещё большую ловушку?» Но выбора не было. Джи Мин снова всхлипнул, и я, прижимая его к себе, покорно пошла за парнем, который, казалось, был послан мне судьбой в этот отчаянный час.

Перейдя дорогу, мы оказались у входа в кафе. Запах жареного лука и дешевых сосисок ударил в нос, вызывая невольное отвращение. Парень, распахнув передо мной дверь, пропустил меня внутрь. Заведение оказалось почти пустым: пара пьянчуг дремала за столиком в углу, да пожилой мужчина, уткнувшись в газету, пил кофе у стойки.

— Подождите здесь, — сказал парень, кивнув на свободный столик у окна, и направился к стойке, за которой виднелась грузная женщина в засаленном фартуке.

Я опустилась на шаткий стул, укачивая Джи Мина, что не переставал плакать. «Что он задумал? Неужели просто хочет купить мне еды?» Через минуту парень вернулся, неся в руках стакан воды и тарелку с горячими булочками.

— Это всё, что у них есть более-менее подходящее для вас, — сказал он, ставя еду на стол. — А насчет покормить… — он замялся, оглядываясь по сторонам. — Видите ту ширму в углу? Думаю, за ней вам будет удобно.

Я с благодарностью посмотрела на него:

— Спасибо… Вы очень добры.

— Не стоит благодарности, — отмахнулся он. — Я просто… чувствую себя виноватым за то, что случилось на остановке.

Он помог мне перебраться за ширму, поставив рядом стул, чтобы я могла положить на него сумку, и, пожелав приятного аппетита, отошел к окну, давая мне возможность побыть наедине с сыном. «Как странно… этот незнакомец заботится обо мне, как о близком человеке». Я осторожно развернула Джи Мина, прикладывая его к груди. Малыш жадно присосался, и покой, которого я не знала уже много месяцев, волной разлился по моему телу. «Ради него должна быть сильной. Ради него справлюсь со всеми невзгодами». Я закрыла глаза, наслаждаясь этими минутами единения со своим сыном, стараясь не думать о том, что ждет нас впереди. «Но что, если этот парень и правда может мне помочь? Что, если это не просто случайная встреча, а знак судьбы?»

Я не заметила, как он, бесшумно обойдя столик, сел сзади меня, и вздрогнула, когда его голос раздался прямо за моей спиной:

— Хван Хён Чжун. Будем знакомы, — в его голосе, спокойном и бархатистом, слышались нотки легкой иронии, словно он наслаждался произведенным эффектом.

Я резко обернулась, чуть не выронив уже заснувшего Джи Мина. На мгновение наши взгляды встретились. В полумраке кафе его глаза казались еще темнее, почти черными, и в них плясали странные, неуловимые огоньки. «Хван Хён Чжун… Это имя мне ни о чем не говорит. Но почему-то кажется, что я должна его знать».

Джи Мин, почувствовав моё беспокойство, заворочался на руках, но, к счастью, не проснулся. Я осторожно уложила его на соседний стул, укрыв пеленкой, и, чувствуя неловкость от внезапного появления этого загадочного Хван Хён Чжуна, принялась за булочки, которые он мне купил. Есть хотелось неимоверно, и я набросилась на еду, как голодный зверек, почти не ощущая вкуса.

— Ли Джи На, — произнесла с набитым ртом, чувствуя себя ужасно неловко под пристальным взглядом Хён Чжуна, но голод был сильнее. — Очень приятно. Спасибо за помощь. Не знаю, как вас отблагодарить…

Хён Чжун усмехнулся, откидываясь на спинку стула.

— Не стоит благодарности, Джи На, — сказал он, и моё имя прозвучало из его уст как-то особенно, бархатисто и обволакивающе. — Я рад, что смог помочь.

Хён Чжун пристально посмотрел на меня, словно изучая, и, немного помолчав, произнес:

— У меня есть к вам предложение, Джи На. Предложение, которое, возможно, решит все ваши проблемы.

— Какое предложение? — настороженно спросила, чувствуя, как сердце уходит в пятки. «Неужели он хочет… Нет, не может быть!»