Север. Предать любя

Пролог

Фраза «отрабатывать долги» преследовала меня все детство и юность. Иногда это звучало как шутка, но чаще, конечно, как угроза. Ее произносил отец, в отношении разных людей.

И ни разу я не примеряла ее на себя.

Кожа покрылась колючими мурашками, едва поверх красивого белья, я накинула шелковый пеньюар ярко красного цвета.

Сегодня я буду отрабатывать долги. Своим телом. Ничего иного у меня нет.

Вытираю липкие ладони об себя.

Почему же так…страшно? Я ведь все для себя решила уже. Обдумала, взвесила. Вместо Севера могли быть те ублюдки. И уж они бы, со мной не церемонились.

Но стоит представить Игната, обнаженного, нависающего сверху, душа так и норовит удрать в пятки.

Он не будет нежным. Даже если я прямым текстом скажу о своей девственности. Он не из таких. Я почему-то уверена. Не могу представить его целующего девушку. А вот берущего ее сзади, хлёстко, ритмично, жадно - вполне.

Прикрываю лицо ладонями, и тут же отнимаю, боясь смазать макияж. Север четко дал понять, как я должна выглядеть.

Дорого.

Подозреваю, как элитная шалашовка.

Выдернула всю ненужную растительность, посетила массажиста, визажиста, парикмахера.

На мне дорогущее белье, которое ни черта не скрывает.

Снова навинчиваю круг по его просторной квартире.

Какая я по счету, на этих квадратным метрах?

Он их отсюда выселял? Или они сбегали сами?

Я успокоится пытаюсь, но выходит так, что сама себя накручиваю.

Я должна сказать ему, что девственница. Должна? Или, наоборот, стоит вести себя раскрепощённо, развязно?

Минет, с порога?

- Боже, - растираю плечи ладонями. Грудь так и норовит выскочить из чашек откровенного бюстгальтера, при каждом движении.

Свой первый раз я представляла иначе. С ровесником, может с парнем старше на пару лет. С которым нежность и любовь будут топить настолько, что единственным выходом станет секс. Но никак не с мужчиной, с которым разница в одиннадцать лет. К которому я не чувствую ничего. У него ко мне просто похоть. А может ебать дочку Дагияр для него определенный фетиш. Гештальт закрывает. Черт его знает.

Только одно определенно ясно. Я в его квартире, наряжена как шлюха, что бы он закрыл мой гештальт. Непомерные долги отца.

Поворот ключа звучит слишком громко.

Подбираюсь вся. Обхватываю себя сильнее.

Что делать? Что?

На негнущихся ногах выхожу в холл. Жмурюсь от яркого света.

Смотрю на хозяина квартиры, он смотрит на меня. Каждый сантиметр кожи осматривает, взгляд ощутимый настолько, словно он пальцами по лицу проводит, по шее.

- Не припомню, чтобы шалаву вызывал, - говорит холодно. Непроизвольно отшатываюсь. На глаза наворачиваются слезы, опускаю руки вдоль туловища. И лицо в пол. – Смой с себя штукатурку и иди в спальню.

- Козел! – кричу мысленно, забираясь в просторную душевую. Тру тело мочалкой с остервенением. Я хочу уйти. Взбунтоваться. Плюнуть ему в рожу, смачно! Ну и что с того? Ему? Ничего!

А мне? Меня примут, едва я зайду в свой двор.

Глотаю слезы. Расслабляю мышцы лица. Подставляю под жалящие струи.

Север обещал мне свободу. Дядя говорил, что он не нарушает слова.

Выбираюсь из душевой. Страх не оставляет, он словно под кожу проник.

Промокаю волосы полотенцем, обтираю тело. Оно тут же мурашками колючими покрывается, хотя в ванной жарко и влажно.

- К черту, - одними губами. Отбрасываю полотенце. Сомнения отбрасываю вместе с ним.

Выхожу из ванной. Прямым ходом в спальню, в его спальню.

Она оказывается пуста. Светильники горят холодным светом. Шум воды за дверью.

Север в душе.

Медленно подхожу к кровати, делаю глубокий вдох. И ложусь поверх. Кожу холодят простыни.

Едва звук воды стихает, замираю.

Север выходит, обернув бедра полотенцем. Натыкается взглядом на меня сразу, я смотрю на него сквозь ресницы.

- Раздвинь ноги, - сгибаю в коленях. Ноги дрожат. Медленно раздвигаю.

- Игнат, - его глаза черные. Щетина как хищный маркер – заостряет черты лица. – Я девственница. – его взгляд перемещается. – Я просто…

- Поздно идти назад! У нас уговор! Перевернись и встань на четвереньки. Поворачиваюсь, утыкаясь лицом в подушку.

Боже… Он мне не поверил…

1

Поясница разламывалась. Болела так сильно, словно срок годности ее уже истек. Даже ноющие, опухшие лодыжки не причиняли столько боли, сколько спина.

Скидываю сапоги со стоном, и как есть, в пальто, шарфе и шапке, иду вглубь квартиры, включая попутно свет. Ложусь на неразобранный диван. Плакать хочется от облегчения.

Прикрываю глаза и дышу. Принудительно расслабляюсь.

Чтобы ускорить процесс обезболивания, подсчитываю в уме сумму заработанных, за две недели без выходных, чаевых. По всем прикидкам должно получится не мало. Большая часть уйдет на погашение долгов, однако и оставшейся должно хватить, чтобы купить продуктов до конца этого месяца. Зарплату в счет не берем. С нее я оплачиваю только коммуналку, остальные деньги утекают к кредиторам. Их столько много, что иногда мне кажется, что с обязательствами мне не рассчитаться даже до конца своей жизни. А она у меня должна быть еще долгой, раз мне только двадцать три.

Могла ли я, всего год назад представить, что вместо того, чтобы поедать нежнейший тартар буду его разносить, в качестве официантки? Нет. Не было таких мыслей, даже и тени чего-то подобного. Мой отец казался мне оплотом силы и уверенности в себе, в завтрашнем дне. Он так крепко стоял на ногах, что даже небо упади, он не шелохнется. Правильно говорят: «когда кажется, крестится надо!» Его не стало в моменте. Две пули, калибром 7*62 прошили тело отца насквозь, одна - в районе груди, вторая - четко по центру лба. Обычное февральское утро закончилось для него кровью, на замызганном грязью, асфальте. Хорошо, что мамы к тому моменту уже не стало, она бы просто не выдержала! С собой отец унес все спокойствие, что сопровождало меня с самого рождения. И лишь оставшись одна, я смогла по-настоящему оценить безопасность что он мне обеспечивал, которую прежде, я даже не замечала, словно это было само собой разумеющееся. Это чувство полоснуло по самому сердцу, и навек умерло. Поскольку я не чувствовала себя больше в безопасности, ни в многолюдном месте, не за семью замками бабушкиной однушки.

Едва новость пронеслась по городу, налетели те, кто желал отцу смерти. До сих пор не могу поверить, как мне удалось выжить? Наверное, исключительно, благодаря тем, кто действительно скорбел о ранней кончине Анатолия Дагияр. Вот только и они не помогли, когда дело дошло до денег. Суммы были озвучены такие, что волосы зашевелились. Я продала все. Недвижимость, здесь и заграницей, машины, картины, которые отец собирал с любовью, драгоценности свои и мамины. Осталась лишь бабушкина квартира, в дрянном районе, которую, оказалось, просто не продать. Но и этого оказалась мало. Не без помощи, взяла кредиты, в разных банках. Теперь выплачиваю, едва держась на плаву, поскольку не платить, мне никто не позволит. Сделки осуществлялись напрямую через директорат. И кинуть всех, признав себя банкротом, равно записаться в покойники.

Снимаю с себя шапку, разматываю с шеи шарф, мысленно приказывая себе: «не реветь». После любых воспоминаний о счастливом прошлом, накатывает паника. С ней можно бороться, я почти научилась. Паника – всего лишь импульс мозга, посылаемый тогда, когда опасность рядом. Это, своего рода, защитная реакция организма: беги, прячься, действуй. Я действую. Сажусь резко на диване, оглядываю убогую обстановку, прислушиваюсь к оглушающей тишине. Стараюсь дышать медленнее, пока кровь набатом бьет по ушам. Вытираю о пальто мокрые, трясущиеся ладони.

- Сейчас, сейчас, - бормочу. Встаю на ноги лишь со второго раза, колени дрожат: тяжелые, налитые страхом, будто не мои. Держась за стеночку бреду в кухню. Щелкаю выключателем. Первым делом наливаю стакан воды и жадно пью. Грохот в ушах постепенно стихает.

Не будем смотреть в прошлое, и так довольно часто я стала к нему возвращаться, едва ли не каждый вечер. И не всегда эти флешбэки заканчиваются так же безобидно, как сегодня.

Полностью освобождаюсь от верхней одежды, аккуратно вешаю ее в шкаф. Протираю сапоги и ставлю сушится. Я всегда бережно относилась к вещам, но теперь особенно, поскольку купить новые мне не светит.

От звонка в дверь вздрагиваю. На часах начало второго ночи. Понятно, что ночной визит не сулит мне ничего хорошего. Крадучись выхожу в коридор. Дверь таит в себе сейчас опасность, и паника снова начинает пощипывать позвоночник ледяными пальцами. Звонок повторяется, а следом я слышу знакомый голос по ту сторону:

- Инна, это Николай Максимович, - резко выдыхаю, до головокружения. Оказывается, я все это время задерживала дыхание. После небольшой заминки с замком распахиваю дверь, отступая в глубь квартиры. Николай Максимович, мужчина сорока семи лет, ровесник моего отца, и по совместительству тот, кто оказался в числе скорбящих и жаждущих помочь, переступает порог квартиры. Следом за ним в узкую прихожую протискивается знакомый охранник, нагруженный тяжелыми пакетами, с логотипом супермаркета из прошлого.

- На кухню неси, - командует мужчина. Саша, а именно так зовут телохранителя, совершат характерное телодвижение. Но я резко пресекаю:

- Обувь не снимайте, - туфли начищены до блеска, вряд ли он ими сможет наследить. Саша кивает и несет пакеты в кухню, пока я стою и заливаюсь жаром смущения. Так же молча он выходит из квартиры, а Николай Максимович закрывает за ним дверь.

- Добрый вечер, - здороваюсь.

- Скорее уж ночь, - двоюродный брат отца улыбается. – Спать не собираешься? Есть время для чая? – киваю.

Мужчина снимает пальто, бросает на тумбочку кожаные перчатки. Уличную обувь меняет на комнатные тапочки, купленные специально для него. Других гостей у меня попросту не бывает.

В кухне садится на привычное место. Я же суечусь: ставлю чайник, разбираю принесённую провизию. По началу я пыталась артачится, мол, ну что вы, не надо! А потом просто благодарила, поскольку Николай Максимович к моим протестам остался равнодушен.

***

- Как твои дела, Инна? – спрашивает, глядя прямо. Взгляд у него такой…проницательный, что ли.

2

После ухода Николая Максимовича я долго думала над его предложением. Смотрела на бумажку с адресом, решаясь поехать на собеседование, либо наоборот, находя причины чтобы остаться дома.

Но в результате поняла, что я ничего не потеряю, в случае отказа, кроме своей самооценки. Хотя она у меня и так уже ниже подземной парковки.

В итоге, по утру я надела чёрную юбку карандаш, до середины колена, белую блузку с приличным декольте. Волосы собрала в высокий хвост. Макияж минимальный, деловой. Пальто, сапоги.

Взяла папку с документами и поехала по адресу в офис компании «Алмазы Севера».

Большое пятиэтажное здание, с панорамными окнами. Красивое не только снаружи, но и внутри.

На посту охраны, мне объяснили, что отдел кадров находится на четвёртом этаже, в административном отделе, что занимал целый этаж, таким тоном, словно я званный гость. Снабдили пропуском с надписью «соискатель».

На стеклянном лифте поднимаюсь на четвертый этаж и по табличке на дверях кабинета, нахожу отдел кадров.

Внутри сидят две девушки и две женщины.

Все одеты элегантно. Скромный офисный лук, стоящий совсем недешево. На некоторых дамах, и вовсе, неприлично дорого. На мне костюм из прошлого и стоил он не мало, но чувство такое, будто я его…украла, и прав на него не имею. Непроизвольно вздергиваю подбородок. Сомнения прочь, я готова побороться за свое место под солнцем!

Меня приветствуют вполне доброжелательно, что автоматически притупляет мой градус враждебности.

Сажусь на предложенный мне стул, напротив Альбины Михайловны, судя по табличке с ее именем на столе. К слову, позолоты не пожалели. От блеска слепило глаза.

Боже, Инна! Что с тобой?

- Мне сказали, что у вас есть вакансия на место помощника руководителя отдела, - голос предательски дрожит. Сцепляю ладони в кулаки.

- Да, такая вакансия и правда есть в настоящее время, - произносит девушка вежливо, - У вас есть уже опыт работы в этой специальности?

- Нет, – чувствую, что щеки начинают гореть.

- А опыт работы по другим направлениям? – всё тот же вежливый тон.

- Нет. У меня совсем нет опыта работы, подобного рода. Но есть желание работать. Я быстро учусь, - получается слишком жалобно и ущербно. Мой отец был бы удивлен тем, как быстро я сдулась.

Кладу на стол свои документы со школы и неоконченного института.

Альбина Михайловна внимательно изучает их.

В этот момент в кабинет входит высокий блондин в строгом сером костюме.

- Альбина, нужно заверить вот эти документы. Мы с Игнатом Владимировичем уже их подписали, нужна печать отдела кадров. Кстати, что там с собеседованием?

Мужчина бегло окидывает меня взглядом.

— Вот, - указывает на меня. - Девушка пришла. Но не имеет ни опыта работы, ни конечного образования! – произносит, даже не пытаясь скрыть неодобрения. – На должность помощника руководителя отдела, - еще и головой качает. - Поэтому она нам не подходит. Думаю, направить ее в архив, - впервые в жизни обо мне говорят, в моем же присутствии, словно меня тут нет. - А других кандидатов пока не было. Может еще придут.

Я встаю и забираю документы. Успокаивая себя лишь тем, что попытка – не пытка.

- Работать у нас хотите? – раздаётся вопрос позади меня.

- Вы мне? – оборачиваюсь.

Блондин сканирует меня взглядом от головы до носков сапог.

- Вам! Как вас зовут? – лениво, но с интересом, продолжает мужчина.

- Инна, - распрямляю плечи, тут же нарываясь на взгляд в районе груди. Моей, разумеется. - Работать хочу. Жаль, что нам оказалось не по пути.

- Что ж Инна, считайте, что вам повезло. Я буду вашей феей – крестной, которая организует вам билет в эту компанию. Конечно, если вы хоть что – то умеете! Пройдёмте в мой кабинет, расскажите мне о ваших эээ..., - снова прогуливается по мне взглядом. Сглатываю желчь, скопившуюся на языке. – В общем, идемте.

- Тимур Андреевич вы сами проведёте собеседование с девушкой? – задает вопрос Альбина-мать-ее- Михайловна.

- Да. Если что, то она вернется к вам, для оформления. Посмотрим навыки в документообороте и в компьютере. Плюс навыки общения с людьми, - бросает Тимур Андреевич.

Он уверенно выходит из кабинета отдела кадров, бросая мне на ходу, чтобы я следовала за ним. Хочется его послать. Их всех. Но…

Мы входим в лифт.

Мне не очень комфортно быть с ним наедине в замкнутом пространстве. Потому что мужчина не скрывает своего интереса. Просто жрёт меня глазами.

Я начинаю неосознанно дёргать юбку вниз.

В ответ на мои действия мужчина усмехается и немного отодвигается от меня.

Может я зря согласилась идти к нему в кабинет?!

Мы выходим на пятом этаже.

В большой приёмной сидит девушка. В разные стороны от неё идут две двери.

На одной из дверей красуется табличка, затмевая блеском даже табличку Альбины Михайловны и гласит: «заместитель генерального директора Ермолов Тимур Андреевич».

Входим в кабинет.

Зам генерального садится в кресло за столом.

- Инна, давайте сразу установим приоритеты. Вы, конечно, очень красивая девушка и даже в моем вкусе…, - начинает мужчина. – Вы работу ищите? Или? Я весьма щедр со своими женщинами…

- Работу, - сжимаю руки в кулаки.

Ну началось.

И зачем я пошла с ним.

А с виду серьёзная компания.

- У нас здесь очень серьёзная компания, - он словно мысли мои читает. Хотя и не удивительно, наверняка они отразились на моем лице. - Хорошо, что вы определились. Тем более, что руководство запрещает какие-либо отношения между сотрудниками.

- Руководство – это вы? – стараюсь смотреть на него прямо. Его глаза голубые или серые, холодные как лед.

- В том числе, - улыбается блондин. - Поэтому перестаньте смотреть на меня, как на маньяка. Я ваш руководитель, в том числе, - продолжает. Это у них проверки такие?

Я позволяю себе выдохнуть.

- Извините! Я просто…, - даже не знаю, что сказать.

3

Сегодня был явно не мой день. Хотя в своей жизни именно я задаю ритм и направление.

За бурную молодость я усвоил много важных уроков. Главное — я никогда не плыву по течению и не подстраиваюсь под обстоятельства. Я сам меняю обстоятельства под себя.

Я уверен в себе и целеустремлён. Я строгий руководитель своей компании и крепко стою на ногах. Моя интуиция настолько сильна, что я мог бы участвовать в ток-шоу и соревноваться с экстрасенсами.

Научился распознавать опасность заранее. Во многом благодаря отцу.

Он ушёл рано для своих лет. Мать всегда оставалась в тени моего воспитания. Я был его гордостью. Единственный сын – наследник империи.

Утром узнал о задержках в поставках. И это уже третий раз за полгода.

Это не просто задержки. И я чую это своим нутром. А хороший друг, единственный, кому я доверяю, мутит воду, умалчивает об этом.

Блядь, Тимур знает и молчит! Он что не понимает?

Я бы душу вынул ему прямо там, но в кабинете, забившись в угол сидела посторонняя. Поэтому возвращаюсь в свой кабинет, так и не дав выход раздражению.

В голове проносится мысль, что Тимур разложит эту лань сегодня же вечером. Он умеет обольщать женский пол своей улыбкой, юмором и баблом. Куда же без последнего?

Я же, наоборот, всегда остаюсь серьёзным, даже в компании женщин. Я не собираюсь прыгать на задних лапках ради кого-то и не растрачиваюсь на общение, считая его лишним. Я умею брать то, что хочу, без малейшего сопротивления. И большего мне не нужно.

Ищу папку на столе и понимаю, что забыл документы в машине.

Блядь!

Придётся спускаться на парковку.

Встречаю опять эту девчонку, с которой мне, по всему, придется ехать вместе в одном лифте.

Ермолов даже не проводил ее до выхода.

Неужели не цепанула?

Впрочем, мне какое дело? Она не в моём вкусе, не в моей возрастной категории. Предпочитаю женщин постарше, которые умеют получать наслаждение от секса, а не краснеют при виде члена.

Девчонка парализуется под моим взглядом. На кой ляд он вообще притащил ее на наш этаж? Малышка превысит рекорд по обморокам в первый рабочий день.

Поднимаюсь с документами в свой кабинет.

Этот шут уже ждёт меня, сидя на краю стола с чашкой кофе.

- Слезть со стола, животное! – сажусь в свое кресло.

- Кто из нас еще животное! Ведёшь себя как неандерталец, - усмехается Тимур, отпивая кофе.

- Я долго буду ждать ответа насчет поставок? Ты понимаешь, что там, может быть? Камни заменить - плевое дело. – перехожу к делу.

— Вот именно, что я понимаю, при том не хуже тебя. Очевидно, что кто – то хочет нам помешать! Мне бы уловить откуда ветер дует. Хочу узнать, как и кто, быстрее, чем их план осуществится. Поэтому я и не стал тебе говорить! – произносит Тимур серьезно, - Надеюсь ты не думаешь, что я к этому причастен?

Я молча сканирую его взглядом.

От его веселости не остаётся и следа.

- Север! Даже не вздумай. Ты меня знаешь, я пулю за тебя готов принять! А если будешь думать всякую херню, то я реально тебе въебу! – хмурится Тим.

- Угомонись! Даже мыслей не было в отношении тебя. Просто хочу быть сразу в курсе дела. – хлопаю его по плечу.

Он выдыхает.

А я усмехаюсь.

В Ермолове я уверен!

Некоторое время еще обсуждаем ситуацию с поставками и дальнейший план действий.

Ситуация опять под нашим контролем. Я готов к любым манипуляциям со стороны.

- Кстати, я хотел спросить насчет девчонки, - заводит разговор Ермолов.

- Я тоже, - бросаю раздражённо. – Что она тут делала?

- Я проводил собеседование, - играет бровями.

- Ты? Альбина перестала справляться? – запертое внутри раздражение начинает подогревать кровь.

- Честно? – Тимур смотрит прямо. – Понравилась, просто. Я, кстати, не особо рассчитывал, что она предпочтет работу в компании, мне, - широко улыбается. Ермолов не приучен пропускать мимо себя тело, упакованное в юбку. – Но презентация провалилась. Девчонка хочет работать! – разводит руками, дескать, можешь представить себе такое.

- Похвально, - мой интерес сошел на нет. Я бы выпил кофе и вернулся к работе вместо того, чтобы обсуждать пугливого зайчонка.

- Вот уж не знаю, - кладет передо мной тонкую папку. Альбина успела завести на девчонку личное дело.

Открываю страницу. На ней фото девчонки.

- Я не ведусь на милую мордашку. В отличии от тебя, – отмахиваюсь.

- А теперь посмотри на ее фамилию и отчество! И скажи мне, ты по-прежнему не хочешь, чтобы она была у нас на глазах? – произносит друг серьёзным тоном.

Читаю досье.

Дагияр Инна Анатольевна.

Ее отец – Дагияр Анатолий!

Тот самый Дагияр.

- Странно, да? – нарушает тишину Тимур.

Я медленно выныриваю из собственных воспоминаний. Мрачных. Не добрых. Крепко связанных с Дагияр.

- Отчего же, - тру подбородок. Кровь начинает бурлить. Жалось и сочувствие к хрупкой девчонке стирается. Дочка Дагияр не заслуживает подобных чувств. – Яблочко от яблони, - произношу тихо.

- Вовремя она тут нарисовалась, согласен. Можно, конечно, закрыть ей сюда вход. Но, я когда увидел ее фамилию, решил, что лучше будет за ней присмотреть, - снова лыбится. Ермолов не способен долго сохранять серьезное выражение лица. Многие, ошибочно, принимают его за веселого балагура, ярмарочного шута. Но хватка у Тимура бульдожья. Если вцепится - пиши пропало.

- Я бы сам хотел с ней поговорить, - кивком соглашаюсь с доводами Ермолова. – Пускай приходит завтра.