Ветер с гор не достигал стен Венарры.
Здесь воздух был густым, как сироп, и пропитан запахами жасмина, пота и чего-то сладко-приторного, что Ройна так и не смогла опознать за три недели плена. Северный лён её простого платья, грубый и прохладный на родных землях, здесь налипал на кожу влажным, раздражающим саваном. Она носила его упрямо, как доспехи, отвергая шелковые тряпки, что предлагала приставленная к ней служанка. Это платье — последний клочок её прежней жизни, последний символ того, кто она есть. Ройна Мак-Эйден, старшая дочь клана Мак-Эйденов, рыцарь-пес Ордена Чёрных Псов. А не… товар.
Сад герцога был чудом, которое она ненавидела. Слишком яркое, слишком идеальное. Вода журчала в мраморных фонтанах, виноградные лозы вились по перголам с математической точностью, а розы цвели огромными, неестественно-пышными кустами, лишёнными единого шипа. Здесь не было дикости, только вымученная красота. Именно сюда, в этот оплот праздности, сгоняли после полудня наложниц герцога — «цветы его сада», как насмешливо называли их стражи.
Ройна держалась на краю скопления женщин. Их смех, щебет и перешептывания казались ей криками на чужом языке. Она искала тень высокого кипариса, когда её взгляд наткнулся на центр этой вселенной праздности.
На резном ложе, под балдахином из лилового шёлка, полулежал сам хозяин Венарры — герцог Элио Ванцетти. Он был красив, как отточенный клинок, что только усиливало в Ройне чувство брезгливости. Его каштановые волосы, отливавшие на солнце медью, были идеально уложены, а лицо с сильной линией челюсти расслаблено в полуулыбке. Но его глаза — холодные, ясные, цвета зимнего неба перед бурей — выдавали острый ум, погрязший в скуке. В длинных пальцах он держал листок пергамента, и его серый взгляд скользил по строчкам с ленивым интересом.
У его ног, почти на ступенях ложа, преклонила колени Фрея. Златовласая, с телом, которое воспевали поэты, она была любимицей последних месяцев. Сейчас её усилия были сосредоточены на одной-единственной цели. Её руки, губы скользили по обнажённому телу герцога, пытаясь пробудить в нём отклик. Но тело герцога оставалось безучастным, словно мраморная статуя. Его внимание полностью принадлежало письму. Лишь ленивое движение большого пальца по локону Фреи выдавало, что он вообще осознаёт её присутствие.
В Ройне что-то ёкнуло и застыло. Не стыд — на поле боя она видела худшее. А холодное, всепоглощающее отвращение. Отвращение к этой демонстрации покорности, к этому рабскому служению чужой прихоти, к самому герцогу, который смотрел на старания женщины, как на скучное представление бродячих акробатов.
Она резко отвернулась, её рыжие волосы, собранные в простой северный узел, хлестнули по плечу. Она сделала шаг к группе наложниц у фонтана, желая раствориться среди них, скрыть вспыхнувшее на лице презрение.
— Северная тень, — раздался голос.
Он был бархатным, спокойным, но прозвучал так чётко, что заглушил журчание воды и женский смех. Ройна замерла. Потом медленно обернулась.
Герцог отложил письмо. Его глаза, серые и пронзительные, теперь изучали её. Фрея, с подёрнутыми влагой ресницами, с обидой отползла в сторону, закутавшись в шаль.
— Ты шевелишься, как солдат на параде, — заметил Элио, подперев щеку рукой. — Топчешь мои розы, а не ступаешь. Это утомительно для глаз.
— Меня учили ступать твёрдо, ваша светлость, — ответила Ройна, не опуская взгляда. Её голос, ещё не привыкший к южному наречию, звучал грубовато, с характерным горловым акцентом. — Чтобы не поскользнуться на льду и не споткнуться о тело павшего товарища.
В саду повисла тишина. Наложницы затаили дыхание. Никто не говорил с герцогом в таком тоне.
Уголок рта Элио дрогнул. Не улыбка, а интерес. Скука, застывшая в его чертах, слегка отступила.
— «Товарища»? — он растянул слово. — Трогательно. Здесь, в моих владениях, у женщин другие товарищи. И другие… обязанности. Твоя грубая ткань оскорбляет красоту моего сада, Ройна. Она напоминает о мешках для зерна.
— Она напоминает мне о доме, — парировала она. — А шёлк, ваша светлость, плохо держит тепло в долгую зиму. И легко рвётся в бою.
— Бой? — он мягко рассмеялся. — Милая дикарка, твои битвы закончились. Теперь ты в месте, где ценят иные искусства. Где служат иными… способами.
Он жестом подозвал её ближе. В его взгляде читался вызов, скучающая игра кошки с необычной мышью.
— Подойди. Фрея, кажется, устала. Покажи нам, чему учат девушек на суровом Севере. Или там учат только ходить, спотыкаясь о трупы?
Горячая волна гнева поднялась от живота к самому горлу Ройны. Унижение жгло её изнутри. Её пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Но она не двинулась с места. Она смотрела прямо в эти насмешливые, ясные глаза, полные самодовольной власти.
И тогда контроль лопнул.
Она не крикнула. Не бросилась вперёд. Она просто вложила свою ярость прямо ему в голову, пронзив тишину его сознания, как ледяной клинок.
«Я не слуга вашей похоти, Элио Ванцетти. Я — Ройна из клана Мак-Эйден, и мои предки вершили судьбы королевств, когда ваши ползали в грязи за милостью императоров! Вы купили тело пленницы, но вам не хватит всего золота Юга, чтобы купить мое повиновение. Прикоснитесь ко мне — и вы узнаете, как воюют Чёрные Псы. Не мечом. А волей».
Голос в его голове был её голосом, но лишённым акцента, чистым, стальным, невыносимо громким в тишине его собственных мыслей. Это был не звук. Это было вторжение.
Улыбка исчезла с лица герцога, как смытая дождём. Все цвета, вся расслабленность мгновенно ушли. Его черты застыли, глаза расширились на долю секунды, отражая чистейшее, неподдельное потрясение. Он откинулся на ложе, будто получил физический удар в грудь. В саду, ничего не подозревающие, птицы продолжали петь.
Магия. Чистейшая, редчайшая магия разума. Достояние древнейшей знати, чья кровь была смешана с самой материей мира. Этому не могли научить. Это можно было только унаследовать.