Сжигая все мосты

Глава 1

В воздухе витал запах несбывшихся надежд и пережженного кофе. Этот аромат, густой и вязкий, как смола, въелся в стены, в обивку старых диванчиков, в саму душу кофейни «Уютный Уголок». Он стал саундтреком к жизни Алисы и Марины, которые вот уже третий год убивали здесь свою молодость, разменивая ее на звенящую мелочь и редкие купюры, оставляемые щедрыми посетителями. Рабочий день, тягучий и бесконечный, подходил к концу. Но законы вселенской подлости работали безотказно: именно к закрытию, когда ноги гудели от усталости, а улыбка превращалась в болезненный оскал, начинался самый наплывпосетителей.

Алиса, хрупкая, словно выточенная из слоновой кости, с огромными, доверчивыми глазами цвета лесного озера, двигалась у кофемашины с механической грацией. Ее тонкие пальцы порхали над кнопками, рычажками и холдерами, создавая идеальную пенку на капучино, но душа ее была далеко. Она витала в мире грез, где ей было двадцать три, и она была героиней прекрасного романа. В том мире у нее был дом с камином, увитая плющом терраса и сильное плечо, на которое можно было опереться. Реальность же колола острыми углами: съемная однушка на последней станции метро, где из крана текла ржавая вода, вечно разряжающийся телефон с паутиной трещин на экране и зарплата, которой хватало ровно до следующей зарплаты, если питаться одной овсянкой.

— Опять этот конверт под дверью, — голос Марины, резкий и заземляющий, вырвал Алису из ее фантазий. — Красный. Наш хозяин квартиры, видимо, решил перейти на праздничную тематику. Уведомление о выселении в рождественском стиле. Мило.

Марина, полная противоположность Алисе, обладала хищной грацией пантеры и острым, пронзительным взглядом, который, казалось, видел людей насквозь. Ее иссиня-черные волосы были стянуты в небрежный узел на затылке, открывая точеную шею, а на губах играла циничная усмешка – ее главный защитный механизм. В свои двадцать четыре она давно распрощалась с иллюзиями, заменив их сарказмом и стальной волей к выживанию. Она с остервенением протирала стойку, словно пыталась стереть с нее не только кофейные пятна, но и всю несправедливость этого мира.

Алиса вздрогнула и обернулась. — Опять? Он же обещал подождать до конца месяца.

— Обещать не значит жениться, моя дорогая, — фыркнула Марина, не прекращая своего занятия. — Он звонил сегодня три раза. Я не брала. Что я ему скажу? Что мы питаемся просроченными сэндвичами, которые нам разрешают забирать после смены? Или что у нас в холодильнике повесилась последняя мышь, оставив записку "Так жить нельзя"?

Безысходность была не просто словом. Она была физическим ощущением. Она пахла чуть кисловатым молоком, которое они не успели допить, прежде чем оно скисло, и на новое не было денег. Она скрипела рассохшимися половицами в их квартире. Она смотрела на них пустыми полками холодильника, где одиноко лежал сморщенный лимон. Она звенела в ушах голосом арендодателя, который становился все более настойчивым и злым. Усталость накопилась не в мышцах, а где-то глубже, в костях, в душе. Это была усталость от вечной борьбы, от унизительного подсчета копеек, от понимания, что впереди нет никакого просвета.

В этот момент колокольчик над дверью звякнул в последний раз за сегодня. На пороге стоял мужчина. Он не был похож на их обычных клиентов – студентов, клерков из соседнего офиса или скучающих пенсионеров. На нем было идеально скроенное кашемировое пальто темного цвета, а под ним виднелся ворот дорогой рубашки. Он не выглядел броско, но каждая деталь его облика кричала о статусе и деньгах, которые девушки не могли себе даже представить. Он вошел и сел за столик в самом дальнем углу, откуда хорошо просматривался весь зал и, в частности, стойка, за которой работала Алиса.

— Закрываемся через десять минут, — бросила Марина в его сторону, не скрывая раздражения.

Мужчина поднял на нее взгляд. Глаза у него были холодные, серого, стального оттенка, но в них не было враждебности. Скорее, отстраненное любопытство исследователя.

— Я не задержу вас, — его голос был глубоким и спокойным, он действовал на удивление успокаивающе. — Один эспрессо. Пожалуйста.

Марина пожала плечами и кивнула Алисе. Та, стараясь не смотреть на посетителя, принялась готовить кофе. Она чувствовала его взгляд на себе – внимательный, изучающий, почти физически ощутимый. Он не был похотливым или оценивающим, как у многих других мужчин. Это было нечто иное. Словно коллекционер разглядывал редкий экспонат.

Это был не первый его визит. Марк Золотарев приходил сюда уже несколько недель, всегда инкогнито, всегда в разное время. Он садился в тот же угол и наблюдал. Он был пресыщенным эстетом, человеком, который мог купить все, что угодно. Его мир состоял из произведений искусства, редких вин, породистых лошадей и женщин, чья красота была продуктом дорогих хирургов и стилистов. Он коллекционировал совершенство. И однажды, случайно заехав в этот район, он зашел в эту ничем не примечательную кофейню и увидел ее. Алису.

В ее неловких, но изящных движениях, в ее наивном, чистом взгляде, в ее искренней улыбке, которой она одаривала редких приятных клиентов, он увидел то, чего давно не встречал в своем мире – подлинность. Она была как дикий, несорванный цветок в стерильном саду искусственных орхидей. Ее красота была нетронутой, неуверенной, не знающей себе цены. И в этот момент в нем проснулся инстинкт коллекционера. Он не хотел ее просто соблазнить. Он хотел ею обладать. Его желание было двойственным: с одной стороны, он искал идеальный, неиспорченный «экспонат» для своей коллекции, чтобы любоваться им единолично. С другой — он понимал, что такая «подлинность» может стать безупречным фасадом для его публичного имиджа, который требовал идеальной семьи.

Алиса поставила крошечную чашку перед ним. Их пальцы на мгновение соприкоснулись. Она отдернула руку, словно обжегшись, и щеки ее залил румянец.

— Спасибо, — сказал он, и в его голосе прозвучала легкая улыбка. Он не сводил с нее глаз.

Глава 2

Свадьба была поистине захватывающим зрелищем. Не праздник любви, а тщательно срежиссированный спектакль роскоши и безупречности, триумф эстетики над чувствами. Белоснежные розы, сотнями тысяч тугих бутонов и распустившихся лепестков, казались не живыми цветами, а фарфоровыми изваяниями, идеально расположенными в гигантских вазах из венецианского стекла. Каждый блик на хрустале бокалов был выверен, каждая складка на скатертях из тяжелого лионского шелка казалась застывшей во времени. Зал для торжеств, арендованный Марком в самом престижном отеле города, «Гранд Империал», напоминал греческий храм, переосмысленный гением современного декоратора. Высокие колонны были увиты живым плющом и гирляндами из орхидей, потолок скрывался за драпировками из нежнейшего муслина, в котором, словно звезды в млечном пути, мерцали тысячи крошечных светодиодных огней. Гигантские цветочные композиции источали приторно-сладкий, дурманящий аромат лилий и гиацинтов, который быстро становился удушающим, заполняя легкие и оседая в горле. Всё здесь служило одной-единственной цели: демонстрации статуса, власти и безупречного вкуса. Это была декорация для рождения двух идеальных семейных пар, которые Марк Золотарев и Артем Петров намеревались представить миру со своими новыми, словно выбранными по эксклюзивному каталогу, женами.

Алиса, облаченная в платье от ведущего парижского кутюрье, сшитом на заказ из переливающегося атласа и тончайшего шантильского кружева, ощущала себя героиней глянцевого журнала, сошедшей с обложки свадебного выпуска. Она была не просто невестой, а произведением искусства, живым экспонатом. Каждый шов, каждая жемчужина, пришитая вручную, кричали о своей баснословной стоимости. Фата из тончайшего шелкового тюля, усыпанная кристаллами Swarovski, струилась по спине, касаясь холодного мраморного пола длинным шлейфом, а бриллиантовая диадема, подарок Марка, казалась неподъемно тяжелой на голове, впиваясь в кожу ледяными зубцами. Но ее глаза, привыкшие к тусклому, уютному свету кофейни «Уютный Уголок», сейчас сияли от блеска софитов и беспрерывных вспышек фотокамер. Она, девочка из спального района, чьи руки пахли кофе и корицей, теперь оказалась в этом ослепительном, ирреальном мире, где шампанское Dom Pérignon лилось рекой, а имена гостей, перешептывающихся в углах, мелькали в списках Forbes. Это был ее шанс. Ее личная сказка, вырванная из серой повседневности. Пусть и без настоящей, всепоглощающей любви, как ей представлялось в девичьих мечтах, но с имитацией настолько убедительной, что сердце сжималось от невероятности происходящего. Марк, в безупречно скроенном смокинге от Tom Ford, был воплощением успеха, уверенности и холодной мужественности. Он держал ее за руку — крепко, властно, но без капли тепла, его пальцы были похожи на стальные тиски в бархатной перчатке. Его улыбка, предназначенная для вездесущих камер, была безупречна, но не достигала глаз. Его взгляд, полный собственничества, Алиса в своей наивности и отчаянном желании верить в чудо принимала за восхищение. Она силилась поймать его взгляд, тщетно пытаясь найти в нем ту искорку нежности и интереса, которую он проявлял на их первых, тщательно срежиссированных свиданиях, когда искал не жену, а музу, идеальный аксессуар для своего образа. Но сейчас его глаза были холодны, как полированный обсидиан, их глубина скрывала не чувства, а лишь голый, трезвый расчет.

Марина стояла рядом с Артемом, физически ощущая на себе его тяжелый, цепкий взгляд, который словно прощупывал ее под тонкой тканью платья. Ее наряд, тоже шедевр дизайнерского искусства, элегантный и строгий, подчеркивал точеную фигуру, но она ощущала себя в нем скорее как в парадной, дорогой, но тесной униформе, нежели в свадебном облачении. Артем в своем смокинге выглядел еще более массивным и внушительным, чем обычно, его лицо было непроницаемой маской, но в глубине темных глаз плясали хищные огоньки, выдававшие нетерпение и грубую, первобытную властность. Он сжимал ее локоть так сильно, что костяшки его пальцев побелели. Для него это был не спектакль элегантности, а демонстрация завоевания. Марина чувствовала себя не невестой, а трофеем, выставленным напоказ, чтобы доказать его силу и власть над «диким животным», как он однажды назвал ее в их коротком, напряженном разговоре, восхитившись ее непокорностью, которую он тут же вознамерился сломить. Она ловила на себе любопытные, порой завистливые взгляды гостей, слышала обрывки их шепота о «невероятной удаче этих девочек из ниоткуда», но ощущала лишь глубокое, леденящее отвращение и нарастающую, обжигающую злость, которая концентрировалась в тугой узел где-то в солнечном сплетении. Она была солдатом на вражеской территории, запоминающим лица, маршруты, выходы.

Суета достигла своего апогея. До официальной росписи, назначенной в отдельном зале отеля, оставался всего час. Гости собирались, музыка становилась громче, официанты разносили аперитивы. И именно в этот момент, когда нервы были натянуты до предела, а времени на раздумья не оставалось совсем, их отвели в сторону. Не в тихий кабинет, а в небольшую, душную гримерку за сценой, где пахло лаком для волос и пудрой. Вокруг суетились стилисты, поправляя Алисе выбившуюся прядь, ассистентка Марка что-то быстро говорила ему по телефону, кто-то принес бокалы с водой. Атмосфера была пропитана спешкой и паникой.

— Девочки, одну минуту! — голос Марка прозвучал резко, обрывая весь этот хаос.

В комнате тут же воцарилась тишина. Вслед за ним вошел Артем и два адвоката в строгих костюмах, с лицами игроков в покер. Один из них, не говоря ни слова, положил на туалетный столик, среди кистей и баночек с косметикой, две толстые папки.

— Что это? — спросила Алиса, ее голос дрогнул.

— Просто формальность, дорогая, — Марк улыбнулся своей ослепительной публичной улыбкой, но глаза остались холодными. — Брачный контракт. Нужно уладить это до начала всей этой суеты. Гости начнут прибывать с минуты на минуту, и я хочу, чтобы все бумаги были подписаны до того, как начнется официальная часть.. Все, как мы и обсуждали. Просто подпишите, и покончим с этим. Все уже ждут. Церемония через сорок минут.

Глава 3

Переезд оказался таким же показным и бездушным, как и сама свадьба. Для Алисы Марк выбрал пентхаус в одном из самых высоких и современных небоскребов делового центра, словно она была не живым человеком, а элементом экспозиции в музее современного искусства. Десятки этажей над суетящимся городом, панорамные окна от пола до потолка, открывающие захватывающий вид на бурлящие огни мегаполиса, который, впрочем, Алисе казался не величественным и вдохновляющим, а пугающе отчужденным и безразличным. Она чувствовала себя марионеткой в стеклянной коробке, выставленной на всеобщее обозрение, но при этом бесконечно одинокой. Квартира была огромной, с немыслимым количеством квадратных метров, но при этом с минималистичным дизайном, в котором преобладали стекло, хром, полированный бетон и холодные оттенки серого. Мебель была дорогой, но словно позаимствованной из каталога: дизайнерские диваны, на которые страшно было сесть, чтобы не нарушить их идеальную форму, абстрактные картины, ничего не говорящие душе, и огромные, пустые пространства, которые давили своей безжизненностью и эхом шагов. Здесь не было запаха домашнего уюта, не было книг, не было даже пылинки – только стерильная, сверкающая чистота, поддерживаемая невидимыми горничными, которые приходили и уходили бесшумно, как тени, словно они тоже были частью этого безликого, безупречного механизма. Алиса чувствовала себя потерянной в этом гигантском, бездушном пространстве. Ее маленькие, трогательные вещи из старой однушки – подаренная Мариной чашка с веселым рисунком, пожелтевшие фотографии из детства, любимая потрёпанная книжка, которую она перечитывала в моменты тоски, – казались нелепыми и чужеродными на фоне этого холодного великолепия. Она попыталась придать хоть немного индивидуальности одной из многочисленных гостевых спален, выбранной ею в качестве собственной, расставив свои немногие безделушки на прикроватной тумбочке, надеясь создать хотя бы островок тепла. Но они тут же растворились в общей безликой роскоши, словно их и не было, их незначительность лишь подчеркивала пустоту вокруг.

Марина оказалась в доме Артема. Это был особняк в элитном пригороде, выстроенный в неоклассическом стиле, но напоминающий скорее усечённый замок с толстыми стенами, массивными воротами и мрачными башенками. В отличие от стерильного пентхауса Марка, дом Артема был перенасыщен роскошью, граничащей с безвкусицей и вызывающей ощущение пошлости. Тяжелые бархатные шторы, которые почти не пропускали свет, резная мебель из темного дерева, с инкрустациями и позолотой, золоченая лепнина на потолках, от которой рябило в глазах, статуи в нишах, изображающие героев римских мифов с обнаженными телами, и огромные картины в позолоченных рамах, изображающие сцены охоты или баталий, которые, казалось, давили со стен своей агрессивной энергией. В воздухе витал стойкий, въедливый запах сигар и дорогого виски, смешанный с запахом старых денег. Это было пространство, предназначенное для демонстрации богатства и власти, а не для жизни или уюта. Дом был наполнен слугами – поварами, уборщицами, садовниками, водителями, охранниками – все они двигались бесшумно, подчиняясь негласному, жесткому порядку, царившему в этом царстве. Марина сразу почувствовала, что является лишь еще одной частью этого сложного механизма, одной из дорогих декораций, призванной украшать владения хозяина. Ее комната – фактически крыло особняка – была огромна, но так же безлика и претенциозна, как и весь дом, лишь увеличивая ощущение ее незначительности. Единственным, что радовало глаз, был вид из окна на ухоженный, но чрезмерно строгий сад, где она видела лишь новые возможности для потенциального побега.

Дни потекли медленно, тягуче, один за другим, сливаясь в череду одинаковых, пустых часов, заполненных ожиданием. Мужья, как и ожидалось, были дома все реже и реже. Их отсутствие стало нормой, их появление – исключением, вызывающим лишь напряжение. Марк уходил рано утром, еще до того, как Алиса просыпалась, возвращался поздно вечером, иногда и вовсе не появлялся, предпочитая, как он однажды бросил Алисе с ледяным равнодушием, — работать в офисе до глубокой ночи, мне так удобнее. — Его звонки становились все короче, сообщения – все реже и обезличеннее, превратившись в сухие инструкции или уведомления о предстоящих мероприятиях. Если он и был дома, то предпочитал проводить время в своем кабинете, занимаясь делами, или в идеально оборудованном спортзале, словно избегая любого контакта с Алисой. Она пыталась наладить быт, приготовить ужин по рецептам, которые когда-то нравились ему, ждала его, накрывая стол на двоих. Но чаще всего она ела одна за огромным, десятиместным столом, который казался насмешкой над ее мечтами о семейных ужинах и теплой атмосфере. Его присутствие стало таким же минималистичным, как и интерьер их пентхауса – он был там, физически, но его не было эмоционально, его душа оставалась недосягаемой.

Артем тоже редко бывал дома. Его график был непредсказуем: он мог исчезнуть на несколько дней, а потом внезапно появиться, обычно в окружении своих партнеров или коллег по бизнесу, устраивая шумные застолья, которые могли затянуться до самого утра, сопровождаясь громким смехом, запахом сигар и стуком стаканов. Марина научилась предвидеть его появление по усиливающейся активности слуг и напряженному ожиданию в воздухе, словно перед грозой. Она стала невольной свидетельницей его агрессивных телефонных переговоров, его властных, порой унизительных указаний, его способности одним словом заставить людей дрожать от страха. Ей было ясно, что его бизнес – это не только девелопмент или логистика, но и что-то гораздо более темное, граничащее с криминалом, что было тщательно скрыто за фасадом его легальной деятельности.

Золотая клетка выстраивалась методично, кирпичик за кирпичиком, почти незаметно. На второй неделе их «семейной» жизни Марк преподнес Алисе подарок в элегантной черной коробке. Внутри лежал новейший смартфон, тонкий и изящный.

— Это тебе, — сказал он, не глядя на нее, просматривая что-то на своем планшете. — Для безопасности. В нем установлена специальная система защиты от взлома. Твой старый… он ненадежен. Перенеси все контакты и пользуйся только этим.

Глава 4

Дни сливались в тягучую, безрадостную вереницу, похожую на медленное истечение крови из смертельной раны. Каждая минута, проведенная в золотых клетках, лишь усиливала ощущение удушья, сдавливая легкие невидимым обручем. Время утратило свои привычные очертания, превратившись в монотонный, серый поток, где рассветы не несли надежды, а закаты – покоя.

Роскошные апартаменты Алисы, где каждый предмет искусства кричал о статусе и богатстве, теперь казались огромным, безвоздушным склепом. Стерильная чистота, выверенный до миллиметра порядок, холодный блеск мрамора и металла – все это создавало гнетущее чувство неживого пространства, мавзолея, воздвигнутого в честь ее похороненной свободы. Стеклянные стены, через которые открывался захватывающий вид на пульсирующий огнями город, не дарили свободы, а лишь усиливали ощущение, что она выставлена на всеобщее обозрение, как редкий, но безвольный экспонат в витрине. Она была частью интерьера, красивым дополнением к коллекции Марка Золотарева.

Марк был везде и нигде. Его физическое отсутствие на протяжении большей части дня не приносило облегчения, потому что его дух тотального контроля пропитал каждый уголок пентхауса. Он был в расписании, выведенном на экран ее планшета каждое утро: подъем, завтрак (меню утверждено диетологом), занятия с тренером по пилатесу, визит к косметологу, обед, уроки французского, выбор нарядов для вечернего мероприятия. Слуги, появлявшиеся и исчезавшие бесшумно, как тени, были его глазами и ушами. Их вежливые улыбки казались масками, за которыми скрывался холодный надзор. Она знала, что каждый ее шаг, каждое слово, каждый заказ еды или выбор фильма для просмотра фиксируется и докладывается.

Даже чтение книг, которое когда-то было ее отдушиной, ее личным пространством, теперь контролировалось. Однажды Марк, застав ее с сентиментальным романом, который она любила в юности, с брезгливой усмешкой вырвал книгу из ее рук. «Что это за мещанская макулатура? – процедил он, перелистывая страницы. – Недостойно жены Золотарева. Тебе нужен хороший вкус, Алиса, а не эти сопливые истории для прислуги. Я составлю тебе список». И он составил. Список из сухих философских трактатов и сложной экономической литературы, которую она не понимала и не хотела понимать. Книги, которые он одобрил, теперь стояли на полках нетронутыми, как немые укоры.

Алиса чувствовала, как ее истинное «я» медленно растворяется в этом стерильном великолепии, превращаясь в безупречную, но пустую оболочку. Ее улыбка стала маской, отточенной перед зеркалом до совершенства. Ее смех – еле слышным, мелодичным эхом, которое требовалось издавать в нужных местах на светских раутах. А слезы – ежедневным, тайным ритуалом, скрываемым под подушкой в огромной, холодной кровати или в душе, где шум воды заглушал ее беззвучные рыдания. Она смотрела на свое отражение в зеркале и не узнавала женщину с потухшими глазами и застывшей полуулыбкой. Это была не она. Это был проект Марка Золотарева.

В то же время, в нескольких километрах от сияющего пентхауса, в особняке Артема, Марина тоже задыхалась. Но ее удушье было иным. Мрачные, перегруженные темным деревом, тяжелым бархатом и позолотой интерьеры давили своей ветхой роскошью. Постоянный запах дорогих сигар и пролитого алкоголя, въевшийся в обивку мебели и ковры, словно был запахом ее нового существования – горьким, тяжелым, отравляющим. Если Марк был призраком контроля, то Артем был воплощением физического присутствия и подавляющей, животной власти. Он не просто контролировал ее, он наслаждался этим контролем, каждый день находя новые способы унизить, подчинить, сломать.

Его взгляды, липкие и оценивающие, раздевали ее догола даже в присутствии гостей. Его приказы, отданные рокочущим басом, не терпели возражений и касались всего: что ей надеть, как причесать волосы, с кем разговаривать и о чем молчать. Его демонстративные похождения с любовницами, которых он без стеснения приводил в их дом, были не просто изменами – это была часть одной большой, жестокой игры, цель которой была показать ей ее место. Место красивой, но бесправной вещи, принадлежащей ему целиком и полностью.

Но если Алиса сломленно плакала, то Марина горела. Ее гнев был холодным, но обжигающим, как сухой лед. Он не выплескивался слезами и истериками – он кристаллизовался внутри, превращаясь в ледяной, острый расчет. Она жила по жесткому графику, составленному Артемом, но каждый его пункт она запоминала, каждый его шаг анализировала. Она изучала привычки охраны, расписание прислуги, слепые зоны камер видеонаблюдения. В ее голове постоянно крутились планы побега, мысли о том, как разорвать эту паутину, найти хоть одну ниточку, за которую можно потянуть, чтобы вся конструкция рухнула. Она не плакала. Она готовилась к войне.

Телефон, подаренный Артемом, был красивой игрушкой, но таким же инструментом контроля, как и все остальное. Она знала, что он прослушивается, что геолокация отслеживается. Разговоры с Алисой стали короткими, зашифрованными, полными недомолвок. Они походили на переговоры шпионов, обрывающиеся при малейшем шорохе. Этого было недостаточно. Нужен был чистый канал. Но купить новый телефон было невозможно – любой ее шаг вне дома контролировался, а любая покупка отслеживалась по кредитной карте.

Изобретательность родилась из отчаяния. Однажды, в поисках какой-то мелочи в кабинете Артема, куда ей было строжайше запрещено входить, Марина наткнулась на старый ящик стола, забитый хламом: сломанные зажигалки, старые визитки, высохшие ручки. Ее пальцы нащупали что-то маленькое, пластиковое. Это была старая, забытая им предоплаченная сим-карта. Сердце Марины заколотилось. Она вспомнила, что перед переездом в этот ад, пакуя свои вещи, она в последний момент сунула в потайной карман старого чемодана свой старый, потрепанный смартфон – тот, что был с ней еще в «Уютном уголке». Интуиция, кричавшая не оставлять следов прошлой жизни, но и не сжигать все мосты.

Ночью, когда дом погрузился в тишину, а пьяный храп Артема доносился из спальни, Марина прокралась в гардеробную. Ее руки дрожали, когда она доставала из чемодана старый телефон. Он был как привет из другой жизни – потертый корпус, царапины на экране, но такой родной. Она вставила найденную сим-карту. Секунды ожидания, пока телефон искал сеть, показались вечностью. И вот на экране появились заветные полоски сигнала. У нее было окно. Временное, рискованное, но ее собственное. Сим-карта была анонимной, но куплена когда-то Артемом. Если он спохватится, если начнет проверять старые счета… Риск был огромен. Но бездействие было равносильно медленной смерти.