Сгорать от любви (и от стыда)

Пролог: Проклятие идеальной жизни

Когда-то ее жизнь казалась сказкой, написанной под заказ. Той самой, что печатают на глянцевых страницах под заголовком «Свадьба года». Виктория в подвенечном платье от кутюр, расшитом жемчугом, и Дмитрий, улыбающийся своей идеальной, будто отрепетированной улыбкой. Она ловила взгляды гостей, полные зависти и восхищения, и думала: «Я это заслужила». Заслужила стабильность, роскошь, безупречного мужа. В тот день она была счастлива. Искренне, пьяняще, безоговорочно счастлива.
Первый год был похож на красивый фильм. Ужины при свечах, поездки на море, дорогие подарки, которые она с восторгом выкладывала в Instagram. Дмитрий был внимателен, предупредителен, щедр. Он построил для нее золотую клетку, и она даже не заметила, как захлопнулась дверца.
Потом фильм закончился, а жизнь продолжилась. Идеальная квартира с дизайнерским ремонтом стала напоминать стерильную гостиницу. Их разговоры за ужином свелись к обсуждению счетов, графиков его встреч и новостей в мире финансов. Его взгляд, который раньше горел амбициями, когда он смотрел на нее, теперь чаще всего был устремлен в экран планшета.
Она пыталась. Пыталась вернуть тепло, зажечь в нем тот самый огонь. Готовила его любимые блюда, покупала билеты в театр, надевала откровенное белье. Он благодарил ее с той же вежливой улыбкой, что дарил партнерам по бизнесу. Ее поцелуи встречал усталым поцелуем в лоб. Ее порывы души — фразой «Не сейчас, Вика, я устал».
Постепенно она начала понимать. Ее брак был не сказкой. Он был бизнес-проектом. Успешным, выгодным, но бездушным. Она была его самой дорогой и статусной активностью. Женой-аксессуаром.
И однажды утром, глядя на свое отражение в огромном зеркале гардеробной — ухоженное, безупречное, тоскливое, — она не узнала себя. Куда делась та девушка, что смеялась до слез и верила в безумную любовь? Та, что мечтала о страсти, а не о еженедельных отчетах от домработницы?
Она подошла к окну своей золотой клетки, прижалась лбом к холодному стеклу и впервые подумала страшную мысль:
«Боже, я задохнусь здесь. Мой идеальный брак — это самая изощренная пытка. И я даже не знаю, как крикнуть о помощи».
Она еще не знала, что очень скоро ей придется не кричать, а залезать на дерево в нелепой юбке, чтобы ее наконец-то услышали. И что ее спасет не принц на белом коне, а пожарный в заляпанной грязью форме, с глазами, в которых пляшут самые настоящие искры.

Глава 1: Серое утро, серый брак

Звук ложки о фарфор был громче, чем все слова, произнесенные за завтраком. Этот тонкий, звенящий стук идеально отбивал ритм их брака — размеренный, стерильный, без единой фальшивой ноты. И от этого до тошноты скучный.
Виктория отпила глоток холодного кофе, глядя в окно на такой же серый петербургский рассвет. За столом напротив Дмитрий, не поднимая глаз от планшета, доедал яичницу-болтунью. Идеальную, как и все в их жизни. Идеальную, и абсолютно безвкусную.
«Интересно, — промелькнуло у нее в голове, — если я вдруг крикну «пожар!», он поднимет глаза от графика поставок?»
— Ты сегодня на благотворительном вернисаже в Павловске? — его голос был ровным, деловым. Не вопрос, а сверкание пунктов в ежедневнике.
— Да, — ответила Виктория. — Алена просила помочь. Там детский дом.
— Прекрасно. Переведи от меня пожертвование. Счетом.
Не «какая прекрасная причина», не «молодец, что помогаешь». «Счетом». Вика почувствовала, как в груди сжимается тот самый знакомый комок — смесь вины и раздражения. Вины, потому что у нее есть все: шикарная квартира на Петроградской, муж-управляющий партнер в успешной компании, гардероб, от которого вздыхают подруги. И раздражения, потому что все это оказалось просто красивой, но тесной клеткой.
Она наблюдала за его руками — ухоженными, с идеально подстриженными ногтями. Руками, которые умели подписывать контракты и держать руль дорогой машины, но которые, кажется, давно разучились касаться ее просто так, без повода. Чтобы снять напряжение, а не поставить галочку в супружеском долге.
Когда-то он смотрел на нее так, будто открывал новый континент. Сейчас его взгляд скользил по ней, как по отлаженному механизму: прическа — в порядке, макияж — безупречен, одежда — соответствует статусу. Механизм в норме, можно не беспокоиться.
«А когда это случилось? — лихорадочно думала она, пока он диктовал ассистенту что-то о срочном тендере. — Когда мы превратились в двух изящных манекенов, которые живут в этой стерильной витрине?»
Ей вдруг до боли захотелось опрокинуть вазу с этими дурацкими белыми орхидеями, которые он заказывал раз в две недели, потому что «они стильные». Услышать хруст стекла. Увидеть на идеальном лакированном столе хоть каплю хаоса. Жизни.
— Вика, ты меня слушаешь?
— Конечно, — она автоматически улыбнулась. Улыбка, отточенная за годы, как и все остальное.
Он кивнул и снова погрузился в цифры. Тишина снова заполнила комнату, густая и тягучая, как паутина. Виктория вздохнула и подошла к окну, потирая ладонь, где засела невидимая заноза вечной невысказанности.
Сегодняшний день сулил быть таким же, как и все предыдущие. Предсказуемым. Безопасным. Мертвым.
Но где-то там, за стеклом, в прохладе осеннего парка, ее уже ждала нелепая кошка, неуклюжая юбка и пара насмешливых глаз цвета темного дыма, которые должны были разжечь пожар в этом выхолощенном мире. Она еще не знала об этом. А знала лишь одно — еще одно такое серое утро, и она задохнется.

Глава 2: Зов долга… и кошки

Благотворительный вернисаж в Павловском парке был безупречен, как глянцевая открытка. Изумрудный газон, позолоченная осенняя листва, белые павильоны с изысканными закусками и дорогим шампанским. Под звуки живой скрипки важные гости в безукоризненных костюмах и платьях размеренно обсуждали искусство, благотворительность и выгодные инвестиции. Воздух был наполнен ароматами дорогого парфюма и осенней листвы, создавая иллюзию идеального мира.
— Нет, ну ты только посмотри на них! — Голос Алены, ее подруги и организатора мероприятия, звенел подобно хрустальному колокольчику. Она сжала руку Вики, указывая на группу детей из детского дома, которые старательно раскрашивали деревянные свистульки. — Просто ангелы с картин Ботичелли! Такие трогательные, такие беззащитные...
Вика силилась улыбнуться, следуя за жестом подруги. Дети и правда были милы. Но на фоне этой безупречной картины они смотрелись как живые экспонаты в музее идеальной жизни. Еще один проект, еще один пункт в списке добрых дел, которыми можно похвастаться в соцсетях.
— Да, очаровательно, — выдавила она, поправляя шарф, который ветер норовил сорвать. Ее легкое пальто, выбранное из соображений элегантности, а не практичности, уже не казалось такой удачной идеей. Она мерзла. И не только от ветра.
«Дмитрий был бы доволен, — с горькой иронией подумала она. — Стильно. Соответствуешь окружению. Ничего лишнего».
— А вот тот малыш, Сережа, — Алена понизила голос, делая значительное лицо, — вон тот, в синей курточке. У него такой талант к рисованию! Психолог говорит, что через творчество он выплескивает всю свою боль. Мы обязательно найдем ему спонсора для художественной школы.
— Это замечательно, — откликнулась Вика, чувствуя, как ее собственная боль затягивается в плотный, невидимый для окружающих кокон. Она ловила себя на том, что завидует этим детям. Им хотя бы разрешено показывать свою боль. Ее же «боль» была бы воспринята как непростительная слабость, каприз избалованной жены успешного человека.
Она механически выполняла свою роль — улыбалась спонсорам, поправляла идеально лежащую скатерть на столе с канапе, делала вид, что внимательно слушает восторженные монологи Алены. Внутри же все застыло и онемело. Та же самая стерильная пустота, что и в их квартире, только на свежем воздухе.
Ее спасал телефон. Вернее, его молчание. Ни одного сообщения от мужа. Ни «как ты?», ни «скучаю». Деловая переписка с ассистентом о том, чтобы не забыть забрать костюм из химчистки, не в счет. Она убрала телефон в карман, чувствуя себя еще более одинокой, чем пять минут назад.
Именно в этот момент ее взгляд, блуждавший по толпе в поисках хоть чего-то настоящего, упал на него. Вернее, на нее.
На краю поляны, у старого, почти голого дуба с могучими, но уже обнаженными ветвями, стояла юная волонтер в яркой жилетке и озадаченно смотрела вверх. А на самой нижней, но все еще пугающе высокой ветке того самого дуба, сидел маленький, огненно-рыжий комочек. Котенок.
Он был так мал, что казался всего лишь рыжим пятнышком на фоне серой коры. Он сидел, вжавшись в ствол, его крошечное тельце дрожало от страха и холода. Спина была выгнута дугой, а хвост поджат так, что казалось, он вот-вот исчезнет. Из его груди вырывался тихий, но отчаянный жалобный писк, больше похожий на стон. Это был звук абсолютной беспомощности.
— Ах, бедняжка! — вздохнула Алена, заметив направление ее взгляда. Она поднесла руку к груди в театральном жесте. — Говорят, он там уже с утра. Боится слезть. Не волнуйся, сейчас кто-нибудь из работников парка придет, достанут. У них есть стремянка.
«Сейчас». Это «сейчас» длилось уже полчаса, если не больше. Вика наблюдала, как котенок, испугавшись резкого взмаха крыльев пролетающей вороны, жалобно мяукнул и попытался подняться выше. Ветка предательски качнулась, с нее градом посыпались последние рыжие листья. Сердце Вики сжалось так сильно, что она едва не вскрикнула. Это был не просто котенок. Это было нечто живое, хрупкое и напуганное в этом выверенном, декоративном мире. Нечто настоящее, что не вписывалось в идеальную картинку.
Она почувствовала странный импульс — острый, почти иррациональный. Потребность действовать. Не ждать, пока придет «кто-нибудь». Не делегировать ответственность, как это делал Дмитрий, решая все вопросы деньгами и поручениями подчиненным. Сделать что-то сама. Что-то нелепое, возможно, глупое, но настоящее. Спасти это крошечное, дрожащее существо.
— Ты куда? — удивленно спросила Алена, увидев, что Вика делает решительный шаг вперед.
Но Вика уже не слышала ее. Она шла к дубу, сбрасывая с плеч невидимые оковы ожиданий и условностей. Ее каблуки вязли в мягкой земле, ветер бесцеремонно трепал ее идеальную прическу. Она не знала, что будет делать. Просто не могла оставаться в стороне.
— Девушка, осторожно! Он дикий, может поцарапать! — крикнула ей вслед волонтер.
Виктория уже не слушала. Она скинула каблуки, и холодная влажная земля неприятно охватила ее босые ступни. Подойдя к стволу, она оценила ситуацию. Ветка была низкой, но не настолько. Придется подтягиваться.
«Боже, что я делаю? — пронеслось в ее голове. — Мне тридцать два, я жена успешного человека, и я собираюсь влезать на дерево в Prada? Дмитрий с ума сойдет...»
Но мысль о том, чтобы остановиться и вернуться к притворным улыбкам и пустым разговорам, была еще нелепее. Вздохнув, она ухватилась за шершавую кору.
Это оказалось сложнее, чем она думала. Узкая юбка, элегантная и сковывающая каждое движение, стала ее злейшим врагом. Каждая секунда этого восхождения была пародией на грацию. Она чувствовала, как на нее смотрят десятки глаз — участников вернисажа, детей, волонтеров. Наверное, она выглядела полной идиоткой.
Наконец, ей удалось забраться на толстый сук и усесться на нем верхом, как нелепая барышня из прошлого века. До котенка оставалось протянуть руку.
— Иди сюда, малыш, — прошептала она, стараясь, чтобы голос звучал ласково и не дрожал. — Все хорошо. Я тебя не обижу.
Рыжий комочек с опасливым интересом посмотрел на нее. Он сделал неуверенный шажок. Еще один. Вика протянула руку, и в этот момент порыв ветра резко качнул ветку. Она инстинктивно вскрикнула и отшатнулась, а котенок, испугавшись, метнулся назад, на самый конец ветки. Та затрещала под его легким весом так громко и угрожающе, будто ломалась пополам.
У Виктории перехватило дыхание. Она сидела на дереве, в нелепой позе, с разодранными в клочья колготками, а ее спасательная миссия обернулась полным провалом. Она не спасла котенка. Она загнала его в еще большую ловушку, сделав его положение еще более опасным.
И тут до нее донесся новый, нарастающий звук, от которого кровь застыла в ее жилах. Это был не треск ветки. Это был низкий, мощный гул моторов и пронзительный вой сирен, который вот-вот должен был вывернуть за поворот аллеи.
Кто-то вызвал пожарных.