Шёпот багряной луны

1

Дорогие читатели!

Этот роман сочетает в себе хоррор и тёмную романтику. В тексте есть сцены насилия, психологического давления, пугающей мистики и жестоких убийств. Некоторые моменты могут вызвать сильные эмоции или дискомфорт. Читайте осознанно.

В конце обещаю ХЭ)

«Мы восстали из тьмы.

Нас называли гигантами, и в страхе люди приносили нам жертвы, пока мы охраняли остров от морских чудовищ.

Мы были жестоки и не знали милости, ибо нашей силе требовались поклонение и кровь.

Но когда чудовища исчезли — мы ушли на покой в камень, в вечный сон.

И лишь кровь невинной невесты способна вновь пробудить нас.»

Лина

— Пикколина*, ты счастлива? — спрашивает меня новоиспечённый муж, пока мы выезжаем на узкую пустынную дорогу среди обширных сардинских пастбищ.

Мы едем в двуместной машине-спайдере с открытым верхом. Багровая луна уже поднимается на стремительно темнеющем небе. Пахнет сухой травой и миртом.

Я поворачиваюсь к Риччи — мужчине, который после гибели моих родителей взял на себя все обязательства и практически занял место отца во всех его многочисленных делах, позволив мне спокойно скорбеть и не думать ни о чём. За это я ему благодарна.

Он прекрасен. Тёмные глаза, высокие скулы, точёные черты лица — всё это способно покорить любую. Я знаю, что до меня у него было много женщин. Он опытен в свои двадцать восемь лет, и эта мысль будоражит кровь в предвкушении нашей первой брачной ночи.

Теперь он принадлежит мне. Так захотел отец… По крайней мере, так он завещал в своём последнем письме. И сегодня я исполнила эту просьбу, не буду врать — это было не сложно. Риччи обладает особым очарованием, темным и манящим, словно само искушение.

— Конечно, — я улыбаюсь и путаюсь рукой в волосах, залетевших мне в рот.

На мне лёгкое, почти невесомое свадебное платье, подчёркивающее невинность. Период траура прошел, и я знаю, мама хотела бы видеть меня именно в таком наряде. Жаль, что ее рядом нет… Надеюсь, она вместе с отцом смотрит на меня с небес.

Тёплый ветер продолжает развевать мои волосы в разные стороны, уничтожая тщательную укладку, но я спокойна.

Я начинаю новую жизнь. Без родителей, но с человеком, на которого можно положиться. Теперь мы едем на свадебной машине молодожёнов в мой родной дом — семейное поместье с несколькими гектарами плодородной земли.

Ладонь Риччи внезапно ложится на мою щеку, его большой палец жёстко ведёт по подбородку, отодвигая в сторону волосы и задевая нижнюю губу. Я вспыхиваю огнём.

Это слишком неожиданно, интимно и порочно…

Его мимолётный взгляд заставляет полыхнуть возбуждением. Иногда я думала: каким он будет, мой первый раз с Риччи? Но он никогда ещё так ко мне не прикасался. Щёки воспламеняются от смущения.

Что же будет ждать меня этой ночью?

Я не успеваю представить, потому что чувствую, как палец мужа нагло проникает в мой рот и начинает играть с языком.

— О, Лина пикколина, ты такая горячая… — хрипло стонет Риччи, продолжая смотреть на дорогу, изредка бросая на меня похотливый взгляд.

Я смущаюсь, но его слова мне приятны. Последнее, что я хочу, — это показаться фригидной в глазах новоиспечённого мужа в свою первую брачную ночь.

Поэтому я позволяю ему.

Позволяю сжать мою шею, запустить ладонь под лиф платья и нащупать грудь.

— Ммм…

Треск ткани.

Я вскрикиваю, когда Риччи резко дёргает на себя топ моего свадебного платья. Это было слишком грубо и больно.

— Прости, просто не терпится снять его с тебя! — кидает он, пока я возвращаю висящий лоскут платья на место.

Теперь вместо возбуждения я ощущаю прилив паники. Риччи внезапно стал таким… другим.

— Знаешь, мне нравится твой испуганный взгляд, — говорит он, ловя мой подбородок и больно стискивая его.

Ещё минуту назад я чувствовала себя в полной безопасности. А теперь, я будто проваливаюсь под лёд и остаюсь без воздуха.

Риччи вновь отвлекается от дороги — и в этот момент на неё из кустов выбегает дикий кабан.

Я кричу и впиваюсь руками в ручку дверцы, упираясь ногами в пол.

Визг тормозов.

Столкновения не удаётся избежать.

Глухой стук.

Грузное тело животного отлетает на несколько метров в сторону.

*
Пикколина {piccolina} — на итальянском означает «маленькая»

2

Пока я пытаюсь отдышаться и прикрываю оголённую грудь, скрещивая на ней руки, Риччи выходит из машины и направляется к зверю.

Кабаны здесь не редкость: иногда они даже забегают в мой сад и перерывают всю землю в поисках еды.

Но сейчас несчастное животное почему-то вызывает дикий ужас.

Кабан просто шёл по своим делам, возможно домой. Ничто не предвещало беды. А тут…

Я слышу смех Риччи.

Как можно смеяться над несчастным животным?

Меня посещает желание убежать от него прямо сейчас. Но как я объясню это другим? В наших краях ещё придерживаются старых правил, где жена должна служить мужу и подчиняться ему во всём. Здесь все так считают и даже не скрывают приверженности этим принципам.

Я наблюдаю, как Риччи достаёт из кармана складной нож и втыкает его в тушу кабана. Крепко зажмуриваюсь, морщусь… ещё надеясь на то, что всё произошедшее за последние минуты моей жизни — просто сон. Недоразумение. И что сейчас Риччи станет таким, каким казался мне всегда: добрым и уважительным, деловым и ответственным.

Открываю глаза — и вскрикиваю от ужаса. Муж приближается ко мне с окровавленной рукой. В его глазах сверкают опасность и безумие.

Мой мозг кричит, что нужно бежать. Я даже опускаю руку на ремень безопасности, нащупывая застёжку.

Риччи опережает меня. Он касается моего лица пальцем, пачкая кожу кровью только что убитого животного, а затем что-то вырисовывает на моём лбу.

— Ты сейчас похожа на ягнёнка, которого собираются принести в жертву, — он смотрит на меня таким коварным и злым взглядом, что в теле останавливается кровь. Так не смотрят даже звери.

— Мне не нравится, — выдавливаю я, отмахиваясь от его руки.

— Это пока, Лина-пикколина. Я приготовил тебе сюрприз, дорогая, — ухмыляется он. — Скоро тебе всё понравится.

Я плотно сжимаю губы и пытаюсь вытереть руками лицо. Замечаю, что платье тоже испачкано: на нём багровеют пятна. Его уже не восстановить.

Риччи возвращается на водительское сидение. Его окровавленная ладонь с хлюпающим звуком опускается на руль.
Омерзительно.

Всё это похоже на кадр из фильма ужасов и заставляет меня задаться вопросом: насколько хорошо я знаю Риччи?

Он появился в нашей жизни два года назад. Стал правой рукой отца. Помогал. Я не знала всех его дел, они меня не касались. Вместе с мамой мы занимались хозяйством.

Отец был человеком, к которому обращались за помощью все в регионе, особенно тогда, когда никто другой не мог решить вопрос. Его уважали и любили местные.

Отец не подпустил бы к себе плохого и опасного человека. И уж тем более, не попросил бы меня выйти за него замуж.

Но почему сейчас мне хочется закричать от страха? Сбежать? Тревога только нарастает.

Она достигает пика, когда мы подъезжаем к поместью, где я замечаю припаркованные питбайки и троих друзей Риччи. Расписанные татуировками аж до самых подбородков, они кажутся злобными ящерами.

Я их боюсь.
Что они делают здесь? В месте, которое должно стать нашим семейным гнездом с Риччи?

Все это бред и с трудом укладывается в моей голове.

Не будет спокойной и счастливой жизни. Риччи не тот, за кого себя выдавал.

— Я позвал своих друзей, ты же не против? — поворачивается ко мне муж и надменно усмехается. Его взгляд обещает только боль и страдания. В них — темнота.

Я давлюсь воздухом. Крепкие парни окружают свадебную машину, нагло пялясь на лоскуты платья, которыми я тщетно пытаюсь прикрыть грудь.

Меня охватывает паника. Нужно бежать. Подальше.

Я со всей неловкостью выбираюсь из машины, сторонясь друзей мужа, и пробую проскользнуть мимо них.

— Лина-пикколина… Ну что ты… Испугалась? — Риччи выходит из машины. — Моя сестра тоже была испугана, когда твой отец попросил своих людей издеваться над ней…

3

Отец? Своим людям?

— О чём ты? Мой отец… — я пытаюсь подобрать слова, но мысли путаются от страха. В голове пульсирует только одно: «бежать».

Нет смысла сейчас что-то выяснять, когда окружающие меня люди явно настроены на другое. Я чувствую себя загнанной, даже если нахожусь на своей территории. Я одна.

— Твой отец был последним ублюдком, Лина. Перед смертью я пообещал ему, что позабочусь о тебе и сделаю с тобой то же самое, что он сделал с моей сестрой. Слышала бы ты, как булькала кровь в его горле, когда он умолял меня не делать этого с его маленькой Линой, — на лице Риччи играет садистская ухмылка, я столбенею.

Я нервно оглядываю каждого парня: они угрожающе стоят рядом, ожидая сигнала к действию.

— Ты… убил моего отца?.. — мой голос срывается.

— И твою мать, — признаётся он без какого-либо намёка на сочувствие.

Я делаю ещё шаг назад, мотая головой. Кто-то из парней занимает позицию позади меня, отрезая путь к воротам. Меня окружают. Нужно что-то делать.

— Мои родители погибли в автокатастрофе, — объясняю я, надеясь, что всё это какое-то недоразумение. — Полиция не нашла никаких следов насильственной смерти. Зачем ты мне врёшь?

Риччи усмехается, и вслед за ним, переглядываясь, делают это его друзья. Они знают то, чего не знаю я.

Кажется, будто мир падает на голову. Мою грудь разрывает бешено стучащее сердце.

— О нет. Всё было не так. Не совсем так. Сначала я их убил — своими руками. А потом мы вместе избавились от трупов, послав некий сигнал партнёрам. Ну а полиция… у меня там много друзей, — говорит он почти безразлично.

Я поворачиваюсь к одному из парней. Я помню его: это Грег, брат местного карабинера — того самого, что был на месте аварии моего отца, когда она произошла. Парень смотрит на меня непроницаемым взглядом.

— За что? — хрипло спрашиваю я. — Мой отец никогда бы никому не причинил боли. — Кровь разгоняется по телу, организм готовится сопротивляться и бежать.

Но куда? Ближайшие соседи в пяти километрах. Кричать? Меня никто не услышит.

Мне. Нужно. Выжить.

— Ты ничего не знаешь, милая. Но у нас достаточно времени, чтобы я всё тебе подробно рассказал. Начнём с того, что твой отец занимался похищениями ради выкупа, — произносит Риччи спокойно.

Сардиния печально славится этим. Я знала из новостей, что иногда пропадали люди, и за них требовали выкуп. Если выкупа не было… говорят, что жертв скармливали голодным свиньям. Так от них не оставалось и следа.

Нет… мой отец не мог в этом участвовать.

— Это не правда, — дрожащим голосом произношу я, ищу глазами дорогу к отступлению.

Риччи вовсе не планирует провести первую брачную ночь. Он безжалостно убил моих родителей и собирается сделать со мной что-то ужасное. Они все.

Похищения? Мог ли мой отец заниматься этим? Нет. Что-то внутри меня не готово это принять.

Взгляд мужа становится холодным и безумным. Это не сон. Это кошмар.

Я пускаюсь в бег, но Риччи оказывается быстрее. Он хватает меня за волосы, и я падаю. У меня не было шансов сбежать.

Я в ужасе наблюдаю, как он достаёт из кармана тот самый нож, которым что-то вырезал из туши сбитого кабана, и склоняется ко мне.

— Прошу, не надо… — умоляю я, дрожа и хлюпая носом. Я подтягиваю ноги и пытаюсь отползти. Друзья мужа только посмеиваются над моей беспомощностью и дикими глазами.
— Пожалуйста… пожалуйста… не надо… — бормочу я, в глазах темнеет от страха.

Я перестаю трепыхаться, когда Риччи проводит лезвием по моей щеке, собирая слёзы, а затем слизывает их с клинка.

— За всё приходится платить, пикколина. И ты заплатишь за то, что сделал твой отец. Я не убью тебя, как и твой папаша не убил мою сестру. Но он её уничтожил. Теперь — твоя очередь, — говорит он, и голос его холоден, как камень.

Он встаёт, волоча меня по земле за волосы к своим дружкам.

— Итак, сегодня мы играем, — начинает он задорно объяснять. — Она убегает. Мы считаем до двадцати. А потом начинаем охоту.

4

— Ранить можно, но не смертельно. Хотя… — он опускает на меня полный безразличия взгляд, словно я не больше чем муха без крыльев, которой уже всё равно, что с ней сделают. — Как получится. Ладно, просто постарайтесь её не убивать. Не сразу. Все поняли?

Слёзы застилают глаза, я цепляюсь за руку Риччи, держащую меня за голову, чтобы уменьшить боль от рвущихся волос.

Он отпускает меня и грубо отталкивает, заставляя повалиться на землю.

— Раз, — считает муж, обходя меня стороной и наслаждаясь моей беспомощностью. — Давай, беги, Лина-пикколина.

Я вздрагиваю. Паника хлещет по венам. Вариант, что я смогу найти помощь в бескрайних сардинских пастбищах, равен нулю!

— Два, — муж ехидно улыбается, кивая своим головорезам приготовиться. Один из парней заряжает стрелой арбалет. — Три…

Я даже не думаю, что произойдёт, если останусь. Что со мной сделают эти… нелюди. Мне нужно бежать.

Я как-то поднимаюсь на ноги. И бегу. Не понимая куда. Я здесь выросла, но кажется, будто вижу этот двор впервые.

Бегу недолго: острая боль вспыхивает в плече. Ноги подкашиваются от неожиданности — я падаю.

Тянусь рукой и осматриваю кожу, разодранную стрелой. Она пролетела по касательной. Это не смертельно. Не смертельно. Повторяю себе, хотя желудок сворачивается в трубочку, готовясь умереть. Я не сдамся. Я попытаюсь убежать.

Не знаю, специально ли они промахнулись или просто решили позабавиться. Я издаю рёв, как умирающее животное, но встаю.

Слышу смех, но, не оборачиваясь, бегу.

— Пять… Шесть… — летит мне вдогонку.

Безумный страх ослепляет и гонит вперёд. Подальше. Затеряться. Найти помощь. Хоть что-то.

Мозг подбрасывает варианты спасения, не останавливаясь на анализе, экономит силы. Все усилия уходят в тело, чтобы заставить его бежать, забывая о боли и о том, что лёгкие разрывает изнутри воздухом…

Я добегаю до оврага, окружённого редкими низкими деревьями. Они скрючены и гнутся вниз от постоянного сардинского ветра.

Свист в воздухе. Ещё одна стрела. В этот раз — мимо.

Я прячусь за ближайшим кустом и замираю. Слышу их голоса.

Вновь срываюсь с места. Ноги путаются в длинной юбке. Я даже не заметила, как осталась без туфель. Теперь сухие ветки и камни раздирают ступни.

Нервный звук мотора. О нет! Так не честно! Они выезжают за мной на питбайках! Я выглядываю из очередного куста, ища более надёжное укрытие. Но вокруг — поля, по которым далеко не убегу, особенно в белом платье. Питбайк догонит меня за мгновение.

Я скатываюсь в ров. Ползу по траве, катаюсь в земле, пачкая белое платье грязью и кровью. Перебегаю от куста к кусту, от кочки к кочке, пока не натыкаюсь на заброшенные древние гробницы гигантов. Таких несколько на Сардинии. И одна из них — на нашей территории.

Тут всё давно заброшено. Отец не хотел, чтобы в наше поместье стекались туристы, поэтому договорился со своими знакомыми, чтобы об этом древнем памятнике никто не знал.

Кроме нас.

Если не знать об их существовании, можно подумать, что это просто груда сардинских валунов, стоящих полукругом.

Когда-то я приходила сюда из любопытства: меня пугали историями о гигантах, духах и нечисти, а страх вместо того, чтобы отталкивать, — притягивал.

Сейчас же… даже самая страшная нечисть кажется милой по сравнению с Риччи и его друзьями, гонящимися за мной на питбайках.

Я замечаю темнеющий узкий проход в высоком центральном камне. Он зловеще чернеет и будто манит. Мне сразу приходит в голову идея спрятаться именно там — в узком туннеле, где, по поверьям, начиналось царство мёртвых и складывались кости умерших тысячи лет назад. Сейчас я молюсь, чтобы это место стало моим убежищем.

Я на четвереньках протискиваюсь вглубь узкого туннеля и ползу вглубь, даже когда слышу приближающиеся питбайки. Кусаю губы — от боли, страха, ужаса, паники. Я даже не понимаю, чего во мне больше. Наверное, желания выжить, несмотря ни на что.

Не время. Сейчас не время думать или жалеть себя.

Как же здесь темно. Я не вижу ничего. Ползу наощупь, перелезая через сухие царапающие ветки. Не удивлюсь, если наткнусь на кабана или ещё какое-то животное, устроившее здесь гнездо…

Я пытаюсь укрыться травой и скопившимся мусором, чтобы меня не увидели. Вижу, как поблёскивает снаружи фонарик.

Задерживаю дыхание, но кажется, что этого недостаточно. Сердце так стучит, что, не удивлюсь, если его слышно на десять километров в округе.

Кусаю кулак, с трудом сдерживая крик. Я в безопасности. В безопасности.

Только бы они ушли. Пошли искать меня куда-то ещё. Оставили в покое.

Лицо мокрое от слёз, хотя я не чувствую, как плачу. Словно тело живёт само по себе.

Я слышу голоса. Противный рёв моторов пробирает до дрожи. Похоже, ублюдки уезжают, возможно, сделав ставку на то, что никто бы не полез в гробницу тревожить мёртвых. А может, в темноте они просто приняли её за груду беспорядочных камней, которых полно на острове.

Убедившись, что снаружи стихли любые звуки, я начинаю двигаться обратно, протискиваясь к выходу.

5

— По-па-лась… — в тишине ночи меня оглушает ехидный шёпот Риччи.

Следом меня ослепляет яркий свет от фонаря. Глаза режет. Я дёргаюсь в сторону, но на запястьях смыкаются грубые пальцы.

— Я заждался.

— Пусти! — я пытаюсь отбиться, чувствуя, как мерзкие, жёсткие руки разрывают ткань платья. Кажется, будто с меня сдирают кожу. Щёку обжигает чья-то ладонь.

— Тише. Тише. Мы не собираемся тебя убивать, грязная шлюшка, просто повеселимся.

Я беспомощно хныкаю, понимая, насколько бесполезно отбиваться.

Меня окружили звери. Целая стая. Нет, если бы это были звери, они не стали бы унижать и глумиться. Просто перегрызли бы горло.

Следуют шутки — пошлые, мерзкие. Меня лапают и терзают, передают из рук в руки, словно мячик. И смеются… Всё плывёт перед глазами от слёз и яркого света фонаря, которым мне продолжают слепить в лицо.

— Тихо! — я узнаю голос Риччи. Он кажется внезапно озабоченным, и парни послушно стихают, плотно закрывая грязной ладонью, воняющей бензином, мой рот.

— Выключи фонарь! — приказывает муж кому-то из своих друзей.

Свет гаснет.

Над нами — только звёзды и багряная луна.

Я тоже прислушиваюсь, надеясь, что это хоть как-то мне поможет…

Волосы на теле встают дыбом.

Теперь я тоже это слышу.

— Что это? — хрипит кто-то, и я улавливаю страх в его голосе.

Я нервно сглатываю.

Шёпот. Леденящий. Убийственный. Нечеловеческий. Словно нечто тёмное и бесконечное окутывает мглой всех присутствующих.

— Что за фигня? — спрашивает ещё один парень. В полутёмноте видно, как он двигается, очевидно пытаясь рассмотреть источник звука.

Я зажмуриваюсь от страха, не понимая, чего больше сейчас боюсь: извергов, унижения или этого шёпота… Древняя песнь. Мёртвые голоса. От них раскалывается голова и разрывает грудь.

Друзья мужа заметно напрягаются, перестают терзать моё тело, но не выпускают из рук.

В голове всплывают слова нонны Лучии о том, что нехорошо тревожить мёртвых духов гигантов.

— Тссс…

Ладонь парня, прикрывающая мне рот, отстраняется. Как и он сам.

Медленно, словно он внезапно заснул.

Слабый булькающий хрип.

Я чувствую что-то горячее, льющееся мне прямо на спину.

Дикий ужас сковывает и не позволяет даже пискнуть, когда я слышу глухой стук падения тела позади себя.

Интуиция подсказывает: он уже не жилец. Его убило нечто. Шёпот. И оно стоит позади меня. Оно убьёт меня. Сейчас.

Тошнота подступает и рвёт глотку.

Я сжимаюсь в комок, понимая, что если от мужа с его друзьями у меня была возможность сбежать, от этого нечто… не сбежит никто.

Свет от фонаря вновь ослепляет. Я вздрагиваю, слёзы катятся по щекам.

Я не знаю, что делать. Бежать, пока меня вновь не схватили, или…

Дрожь пробегает по телу. Я чувствую приближение чего-то… Если я повернусь — увижу его. Если увижу, я не сомневаюсь, что умру. Хотя я и так умру.

Потому что сам шёпот этого существа смертелен.

— Твою мать… — произносит кто-то.

Никто больше не смеет ко мне подойти. Я вижу, как парни пятятся назад.

Только что они вели себя как последние мрази, теперь же, словно молчаливые ягнята, пытаются сбежать.

Где-то внутри проскальзывает мысль: я даже готова умереть, лишь бы увидеть, как страдают они — за то, что собирались сделать со мной. За то, что сделали с моими родителями…

Шёпот усиливается. Он давит снаружи и изнутри.

Раздаётся крик. Фонарик падает на землю. Свет выхватывает из темноты тело одного из парней — его словно разрывает изнутри. Он падает на колени. Я не вижу всей картины, только как кишки вываливаются из его брюха.

Несвязные крики.

Я продолжаю стоять как вкопанная.

Оказалось, что эти ребята орут, как маленькие девчонки…

Чавкающий звук и запах свежей крови вызывают то ли всхлипы, то ли рвотные позывы, перекрывающие мне дыхание.

Что-то приземляется перед моими ногами. Изуродованная голова одного из моих мучителей. Я не знаю, кто это, и знать не хочу.

Колени подгибаются, и я припадаю к земле, больше не сдерживая тошноту.

Я всё ещё слышу шёпот вперемешку с хрипами, стонами, хлюпаньями.

Когда они стихнут — оно придёт за мной, я знаю.

Наступает тишина.

Клокочущий звук приближается.

Я запускаю пальцы в землю, раздирая кожу. Теперь моя очередь. Страшно.

Телом ощущаю, что оно совсем рядом, но не прикасается ко мне. Просто шепчет — и это взрывает мозг.

Меня обдает запахом сухих трав, мирта и сырой земли.
Чего оно ждёт? Что я побегу? Потому что так интереснее? Охотиться? Как эти придурки?

Поворачиваюсь к существу.

На меня смотрят два красных глаза.

И это последнее, что я вижу, прежде чем погрузиться во тьму.

6

Я медленно прихожу в себя.

В горле настолько сухо, что кажется, внутри оно покрывается трещинами при малейшем движении.

Плечо мучительно саднит.

В голове всплывает момент, когда стрела из арбалета разрывает мою кожу.

Ухмыляющееся лицо Риччи. Его друзья.

Лёгкие сразу сжимаются в спазме.

Голову взрывает от воспоминаний пережитого.

Кровь. Мясо. Хрипы.

Шёпот…

Стоит мне вспомнить о последнем, как он тут же прокрадывается в моё сознание, заставляя открыть глаза.

Я — в узком туннеле гробницы, и по мне ползают муравьи или что-то ещё.

Из тонких щелей между камней едва пробивается солнечный свет. Где-то вдалеке я слышу звон колокольчиков пасущихся коров…

Горло беззвучно сжимается, когда я пытаюсь вскрикнуть и позвать кого-нибудь на помощь. Возможно, пастухов, которые иногда проходят мимо нашей территории. Но голос пропал.

Я прощупываю холодные каменные стены. Я — в гробнице гигантов, у меня нет сомнений.

Здесь пахнет смертью.

Но я всё ещё жива.

Нечто.

Существо.

Это оно затащило меня сюда, планируя полакомиться позднее?

Оно было. Я уверена. Это же не могло быть плодом моего воображения?

Или я просто заснула в этой гробнице, пока пряталась от мужа с его приятелями?

Опять шёпот. Я трясу головой, и его сменяет мычание пасущихся неподалёку коров.

Тело ноет, словно накануне из меня сделали отбивную. Интересно, стану ли я вкуснее, когда пойду в корм существу…

Особого желания остаться и подождать, пока нечто придёт за мной и проверить эту версию — нет. Поэтому я потихоньку начинаю протаскивать своё налитое свинцом тело обратно, из гробницы.

Пока я ползу, внутри вспыхивают противоречивые мысли…

О том, что негодяи заслужили расправы. Я видела, что с ними стало. Я видела оторванную и изуродованную голову.

Но с другой стороны, это было слишком жестоко, по-зверски… И видеть подобное своими глазами, пусть и мутными от слёз, при тусклом свете багровой луны — нестерпимо.

Я до сих пор не могу понять, как подобное могло произойти.

Это кажется бредом. Галлюцинацией.

Мысленно я готовлюсь увидеть последствия. Нужно будет кого-то найти. Позвонить карабинерам. Чтобы приехали и выяснили, что именно произошло. Сама же я уеду. Я уеду далеко отсюда. Если выживу.

Солнечный свет сначала окрашивает всё пространство вокруг гробницы белым. Я моргаю несколько раз, и постепенно мне удаётся рассмотреть территорию.

То, что я вижу, заставляет меня приоткрыть рот от удивления.

Снаружи царит полная идиллия.

Пересохшая трава немного колышется тёплым ветром. Пчёлы жужжат и летают над редкими полевыми цветами. Вдалеке звенят колокольчики скота на пастбище.

Тел, кишок и крови — нет.

Вообще. Всё исчезло.

Всё было плохим сном?

Нет.

Я опускаю взгляд на свои руки. На них не просто грязь. На них — чья-то засохшая кровь. Моё белое платье пропиталось ею…

Я осматриваю маленькую поляну перед гробницей гигантов и не нахожу ни капли крови.

Неужели всё это мне показалось?

Тогда почему я вся в чьей-то крови? Это не моя. Я бы не выжила, если бы потеряла столько крови!

Что делать?

Куда идти?

Бежать? Звать на помощь?

Мысли путаются в голове.

Позвонить полиции, рассказать о том, что моего мужа вместе с его друзьями распотрошило нечто, вылезшее из гробницы гигантов?

Допустим.

Они приедут, застанут меня на идеально чистом месте преступления, в полностью окровавленном платье…

Учитывая, что я своими глазами видела, что стало с парнями, если они на самом деле погибли — меня обвинят и запрут навсегда в тюрьме.

Или ещё хуже, в психушке. Как я докажу, что это было существо, вылезшее из древней гробницы?

Нет.

Я не могу обратиться в полицию или к кому-то ещё.

Мне нужно просто привести себя в порядок. Купить билет. Уехать куда-нибудь очень далеко, где нет экстрадиции в Италию, и начать новую жизнь.

Мама. Папа… То, что с ними случилось… Риччи — это был он.

Но он уже наказан. Доказывать что-то и искать правосудие только усилит подозрения в мою сторону.

Как только заметят пропажу парней — возникнут вопросы. На острове всегда нужен виноватый…

Нет.

Я подбираю грязное платье, свисающее с меня лохмотьями. Сейчас я похожа на бездомную дворнягу, пережившую цунами. Шатаясь, я иду в сторону дома.

С другой стороны, внутри тлеет нотка злорадства. Они получили по заслугам. Риччи был извергом, как и его друзья. Существо сделало то, чего не совершило бы правосудие.

Оно наказало.

Я бы никогда не доказала виновность Риччи. Слишком много у него знакомств. И я даже не всё знаю.

Мне все еще сложно поверить, что всё это произошло на самом деле.

Однако, когда моя нога наступает на стрелу — ту самую, которой вчера меня ранили, — я убеждаюсь, что всё было реально.

Внутри с новой силой начинает стучать кровь.

Я бреду к дому мимо беспорядочно сброшенных в кучу питбайков — доказательства того, что у нас были гости. Мне нужно уехать до того, как сюда нагрянет полиция, но не в таком виде.

Я подхожу к машине, где нахожу свою сумочку. В ней — телефон. Поздравления с бракосочетанием кажутся лишь больной и нездоровой иронией.

Нервно сжимаю и разжимаю мобильный в руке.

Позвонить. Кому?

Рассказать. Что?

Единственная, к кому я могла бы сейчас обратиться, — это нонна Лучия. Она всегда верила в существование гигантов. Однако старушке в этом году исполнился сто один год, она из сардинских долгожителей, и не хотелось бы волновать и укорачивать её жизнь своими мрачными историями… Она всё равно вряд ли мне поможет.

Я захожу в дом. Здесь прохладно по сравнению с палящим солнцем снаружи.

Перед зеркалом, в ванной, я замечаю несколько прядей седых волос на своей голове. Смотрю на отражение — и ничего не чувствую.

С полчаса я отмываю себя в ванне и привожу в порядок. Тщательно тру кожу, очищая её от запекшейся крови.

7

Я замираю. Сердце несколько раз переворачивается в груди.

Просто показалось.

Я заставляю свои лёгкие вновь дышать.

Вдох — выдох.

Ещё немного, и я буду далеко от этого места.

Вжимаю педаль газа и направляюсь в сторону провинциальной дороги.

Полтора часа езды по ней — и я в аэропорту.

Всё идёт по плану, пока я не замечаю автомобиль карабинеров, мчащийся мне навстречу.

Только бы это был не брат Грега! Тот был первым, с кем расправилось чудовище!

Это именно он. И в отличие от своего брата, вчера он был на свадьбе и даже поздравлял нас с Риччи!

Стараюсь не выдавать волнения, даже если теперь знаю, что этот ублюдок причастен к смерти моих родителей.

В нашем регионе так принято. Все друг друга знают, за исключением грязных секретов… Но и те, рано или поздно, всплывают. Пока отец был жив, он держал и меня, и маму вдалеке от всего этого — в мыльном пузыре, переливающемся разными цветами радуги. Мы занимались поместьем, оливковым маслом и разной фигнёй, которая теперь кажется такой наивной…

Сжимаю руль крепче, смотрю на дорогу вперёд. Я приветственно поднимаю руку и улыбаюсь Маттео так, как сделала бы это любому знакомому, тем более другу мужа. Теперь я делаю непринуждённый вид, будто еду в местный супермаркет…

Дышу.

Пока не замечаю в зеркало заднего вида, что Маттео разворачивает машину, пересекая двойную сплошную линию, и направляется за мной.

Проклятье.

Я в полной заднице!

Карабинер высовывает руку из окна и делает мне знак, чтобы я остановилась.

Вот же чёрт…
То, что он не включил мигалки — дает надежду на то, что я не под подозрением, и о случившемся еще никто не догадывается.

Я съезжаю на обочину. Не выхожу из машины. Стараюсь приветливо улыбаться, хотя внутри всё давно превратилось в один пульсирующий нервный спазм.

— Добрый день, Капиталина! — холодно здоровается Маттео.

— Добрый, — отвечаю.

Он внимательно осматривает меня, кузов спайдера.

— Как тебе новая жизнь? — спрашивает он, пока мои руки покрываются потом, и я пытаюсь вытереть их о джинсы.

— Куда направляешься?

— Да так, просто купить еды.

— Неужели тебе так надоел Риччи, раз ты уже сбежала из гнёздышка?

Маттео нагло ловит прядь моих волос, покрывшуюся за ночь сединой.

— Он что, заставил тебя поседеть? Или это краска?

Я издаю нервный смешок, отрицательно мотаю головой и ещё сильнее сжимаю ладонями руль.

Я только теперь замечаю, что на нём всё ещё остались капли крови кабана. И именно туда сейчас смотрит Маттео.

— Кстати, где Риччи? — голос карабинера резко холодеет, лицо становится хищным, как будто он знает намного больше о нашей неудавшейся брачной ночи, чем положено простым знакомым.

— Он… дома… отдыхает, — слетает с губ. — Знаешь, это ведь первая брачная ночь. Требует особых усилий, — я нервно хихикаю.

— Точно? А ведь он звонил мне вчера, присылал сообщение, приглашал присоединиться, — говорит Маттео, и внутри холодеет. Мне хочется вжать педаль газа до упора, чтобы скрыться из виду этого мужчины как можно скорее.

А что, если он был в курсе планов Риччи — отомстить мне за злодеяния отца?

— Я не успел ответить. А теперь мне не отвечает он. Может, я чем его обидел? — голос Маттео звучит саркастично-холодно, и это заставляет насторожиться ещё больше.

Я пожимаю плечами.

— Не знаю, — улыбаюсь, строя из себя дурочку.

— Позвони ему, — тон карабинера отчётливо приказной. — Может, тебе он ответит. Мне нужно срочно с ним поговорить.

Я крепко сцепляю зубы.

Ладно. Это не должно быть такой уж сложной задачей. Если Риччи пропал, то его телефон… он должен был бы сгинуть вместе с ним. Я на то искренне надеюсь.

Улыбаясь Маттео, я тянусь дрожащей рукой к сумочке на пассажирском сиденье, нащупываю её и беру телефон. Пальцы пролетают мимо цифр, и я несколько раз ввожу пароль, прежде чем у меня получается разблокировать смартфон.

Маттео не отходит. Он стоит надо мной, как палач, собирающийся выполнить приговор. Я делаю невинный вид и собираюсь сказать ему, что мой бедняжка муж наверняка заснул и не отвечает даже мне.

Однако, вместе с гудками телефона в боковом кармане двери раздаётся музыка.

Меня передёргивает.

Маттео подозрительно сощуривается.

— О, должно быть, он был так счастлив вчера, что забыл свой телефон в машине…— я достаю смартфон мужа. Демонстрирую его карабинеру.

Тот резко хватает моё запястье, задирает рукав и рассматривает оставленные синяки.

Я вырываю руку.

— Капиталина… — взгляд карабинера прожигает. — Мой брат вчера поехал к вам. Ты случайно не видела его? Потому что он обещал вернуться к утру, но его телефон тоже не отвечает…

Внутри всё холодеет.

Маттео кажется таким же отмороженным, как и его брат!

— Я… я не видела его.

— Тогда почему его телефон показывает геолокацию в вашем доме?

Вопрос застаёт меня в тупик. Когда Маттео машет своему коллеге, оставшемуся сидеть в машине, я понимаю, что далеко уехать у меня не выйдет.

8

Лина

Два дня спустя…

Это были адские двое суток.

Обыски. Допросы. Обвинения. Я попала в самый центр воронки итальянского правосудия, из которой, чтобы выбраться, необходимо пройти семь кругов ада — и пока ещё неясно, в каком из них я застряла.

Мой взгляд затуманен. Голова болит, словно по ней пробежалась стая диких кабанов.

Но сейчас я еду в машине со своим адвокатом, старым папиным другом. Ему чудом удалось уговорить судью выпустить меня под домашний арест. Нас сопровождает машина карабинеров, которым предстоит надеть на меня электронный браслет, как только мы доберемся до поместья.

Моя попытка побега, увы, только ухудшила моё положение.

Зафиксированные побои и рана на плече — подлили масла в огонь. Прокурор решил, что в таком случае у меня был мотив, и теперь я — главная подозреваемая по делу об исчезновении четырёх парней.

Смешно, и хочется плакать.

Пока меня спасает только то, что их тела так и не нашли, даже если полиция вместе с карабинерами уже успели перевернуть мой дом вверх дном.

Маттео рвётся и мечется из-за своего пропавшего брата.

А мне не жаль. Нисколько. Даже если я знаю, что с ним на самом деле случилось. С ними всеми.

Похоже, мне стоит поблагодарить существо. Оно не оставило ни капли крови.

Если бы нашли останки — я бы уже была за решёткой, а история стала бы достоянием медиа. Пока моя версия — что мы просто поругались с Риччи, я от него убежала в ночи, упала в овраг, а потом память мне отказала — сработала.

А так как трупов нет, проблемы есть, но их всё же меньше.

Однако сейчас, возвращаясь домой, в поместье, я задаюсь вопросом: не лучше ли было остаться в участке, вместо того, чтобы возвращаться обратно… в то самое место… к шёпоту.

— Ни в коем случае не покидай территорию поместья. Если тебе что-то нужно — ты всегда можешь мне позвонить. Мы были друзьями с твоим отцом, — говорит адвокат Адольфо Менегедду.

Они были друзьями.

Да, я помню, как он приходил на дни рождения папы.

Я поворачиваюсь к нему.

— Мой отец был хорошим человеком? — спрашиваю, сосредоточившись на лице мужчины, покрытом глубокими морщинами.

Он не отвечает сразу: долго думает и подбирает слова. Это заставляет моё тело напрячься.

Я ничего не знала о тёмной стороне моего отца, однако мне пришлось расплачиваться. Как и маме.

— Достаточно того, что он был твоим отцом, Капиталина, — отвечает он, и это нисколько меня не успокаивает. — Некоторые вещи тебе лучше не знать. Он погиб.

— Его убили, — сжато произношу я. — И мою мать тоже. Это был Риччи.

— Откуда ты знаешь? — удивляется Адольфо, и я прикусываю губу. Его тон заставляет меня крепко сжать подлокотник. Менегедду был другом отца. Риччи тоже, по-видимому, был его другом. А в итоге… я никому не могу доверять.

— Ты можешь мне сказать. Я твой адвокат, — продолжает мужчина.

Я поджимаю губы.

— Он сам мне это сказал. Перед тем как… как мы с ним поругались.

Адольфо сосредоточивается на дороге, но по напряжённым чертам лица можно догадаться: он думает и просчитывает что-то в уме.

— Возможно, я неправильно услышала, — поправляю себя на всякий случай.

— Тогда об этом тебе лучше пока никому не рассказывать.

Крепко сжимаю зубы и заставляю себя кивнуть. Чувствую, что хожу по тонкому льду. Ещё шаг — и я провалюсь в бездну.

— У Риччи слишком много знакомых. Друзей. Подчинённых. Ты же знаешь, что теперь он управляет делами твоего отца. Сейчас его все ищут. Тебя пока не трогают просто потому, что не могут поверить, что девчонка могла как-то ему навредить.

Я нервно сглатываю. Адольфо очень многое знает о делах Риччи. Это подозрительно. Возможно, он и сам понимает, что против здорового парня я бы даже пальца поднять не успела.

— Он надругался над тобой? — спрашивает адвокат, и мне становится мерзко от его вопроса. Конечно, я не давала ему никаких подробностей, а теперь у меня тем более пропало желание говорить. Он отлично выполнил свою работу и вытащил меня, но всё же…

— Нет, — решительно отрезаю я.

— Ты можешь мне сказать.

— Я уже всё сказала. Я. Ничего. Не помню. Мы поругались — и я сбежала.

Менегедду с бесстрастным лицом продолжает вести машину до самого дома, а я пытаюсь мысленно затеряться в мелькающих кустах вдоль дороги.

Когда мы приезжаем, возле дома меня ждёт неприятный сюрприз.

Маттео.

Он одет в гражданскую одежду и с нахальным видом стоит прислонившись к своей машине на парковке моего поместья, хотя я его не приглашала. Возможно, это его способ показать мне, что для него все двери открыты, что он запросто может поджидать меня у порога собственного дома или даже проникнуть внутрь. Его чёрные глаза впиваются так, будто он собирается нащупать ими правду.

Страшно.

Но я видела взгляд и пострашнее — тот самый, красный, выпивающий из тебя душу.

Взгляд существа из гробницы. Поэтому я сдерживаюсь и ничего не говорю.

— Вы не должны здесь находиться, — обращается к Маттео мой адвокат. — Это конфликт интересов. Я подам жалобу.

— Я не на смене. Просто пришёл проведать жену друга и узнать, как ей живётся.

— Тогда оставайтесь за пределами её частной собственности. И хочу отметить, что вы не в списке лиц, которые могут её навещать.

Карабинеры, уже успевшие припарковать машину в моём дворе рядом с машиной Маттео, выходят из неё. Один из них, с седой щетиной, указывает ему на ворота, приглашая послушаться адвоката, пока не поздно.

Маттео сплёвывает передо мной на землю.

— Можешь не сомневаться, я глаз с тебя не спущу, — говорит он, скалясь, и резко поворачивается к своей машине. Вскоре она с визгом вырывается из моих ворот. Маттео нисколько не заботится о скоростных ограничениях.

Ещё один знак: он может позволить себе многое, и от этого парня можно ожидать других неприятных сюрпризов.

9

Я разрешаю себе спокойно вздохнуть только тогда, когда вижу машины карабинеров и адвоката, выезжающих за ворота.

Первым делом я закрываюсь в ванной, с целью смыть с себя запах следственного изолятора. Как же это неприятно. Меня трогали, рассматривали, фотографировали, документировали каждую мелкую рану на моей коже. Хочется закрыть глаза — и чтобы всё это исчезло…

Сбрасываю одежду, чтобы вновь посмотреть на себя в зеркало.

Я больше не буду прежней. Наивной и доверчивой.

Тело всё ещё в ссадинах. Седых волос прибавилось. И ещё этот неудобный браслет на лодыжке.

Я осунулась, и теперь, даже в собственной ванной, кажется, что за мной наблюдают. Не спускают глаз. Опять рассматривают моё тело.

Погружаюсь в горячую воду.

Пена. Она кажется бессмысленной.

Я не собираюсь задавать себе неудобных вопросов, способных парализовать мою психику.

Не собираюсь…

Не собираюсь…

Куда, чёрт возьми, пропали тела ублюдков?!

Почему они исчезли?

Что это было?

А ведь оно может быть здесь. Поблизости.

Где-то внутри появляется желание вернуться в гробницу гигантов, вновь её осмотреть, прислушаться, чтобы уловить тот самый…

Пузырьки пены лопаются, шипя. По телу пробегает озноб. Этот звук отдалённо напоминает шёпот…

Нет. Показалось.

Я вновь начинаю дышать.

Возможно, завтра, при свете дня, я вернусь в то проклятое место. Хорошо, что браслет позволяет передвигаться по территории поместья.

Но не сейчас, когда на дворе ночь.

Завтра я пойду, чтобы убедиться: всё это мне показалось…

Отец… Неужели он мог быть таким же ублюдком, как и те, кого растерзало существо? Мог ли он на самом деле заниматься похищениями?

От вопросов взрывается голова.

Принимаю душ. Как же я устала. Слишком. Но то, что я могу спать на своей привычной кровати, дарует иллюзию покоя.

Я прохожу мимо свадебных подарков, не ощущая ничего. Как будто они мне не принадлежат. Я даже не собираюсь их открывать. Спалить, что ли? Как я это сделала со своим платьем?

Усмехаюсь. Это вовсе не плохой вариант.

Но нет… Я слишком устала.

Надеваю свою удобную пижаму. Ещё раз проверяю, что все двери и окна закрыты. Пока перехожу из комнаты в комнату, начинает казаться, будто за мной кто-то ходит.

Замираю. Оглядываюсь по сторонам. Показалось.

Если бы это было существо — я бы увидела его. Наверно…

Ложусь на кровать. На всякий случай оставляю в прихожей свет. Натягиваю на себя одеяло, как будто оно сможет меня защитить.

Интересно, чего я боюсь больше всего:

Что Риччи окажется жив и вернётся?

Или что за мной придёт существо?

Молюсь, чтобы оно было привязано к своему месту. А именно — к своей гробнице. Есть только один нюанс… Эта гробница находится на территории моего поместья…

Проваливаюсь в сон, как будто не спала неделю.

***

Я просыпаюсь, но не открываю глаза. Просто лежу в кровати с ужасающим ощущением, что на меня кто-то смотрит. Грудь сдавливает зловещая тишина.

Шёпот.

Я решаюсь открыть глаза.

Меня тут же окутывает бешеная паника, потому что рядом со мной стоит огромная тень, и она смотрит на меня через две красные щели вместо глаз.

Существо словно присело возле кровати и разглядывает как я сплю.

Я зажмуриваюсь, дрожу, затем вновь открываю глаза.

Тени больше нет.

Остался только дикий ужас.

Оно пришло за мной.

10

Сон мгновенно сходит на нет.

Существо здесь.

Какое же оно огромное! Словно медведь.

Это гигант, восставший из гробницы?

Я перебираю в уме всё, что о них знаю. Надо будет позвонить нонне Лучии и попросить её рассказать о них больше… Но точно не сейчас, не среди ночи, чтобы столетнюю бабулю не схватил инфаркт.

А пока я сжимаюсь в комок на кровати и осматриваю каждый угол комнаты, вдыхая сильный аромат сухих трав и мирта, оставленный существом. Не шевелюсь. Куда оно исчезло?

То, что оно может вот так появляться и исчезать, распаляет и без того растущий ужас. Ему даже не нужно ломать дверь!

Когда понимаю, что не смогу так просидеть целую ночь, осторожно подаюсь вперёд, заглядываю под кровать — на всякий случай, даже если понимаю, что существо не станет прятаться. Оно хищное, и от него не сбежать…

Одного света в прихожей мне мало, и я решаюсь встать с кровати. Босыми ногами пробегаюсь по холодному кафельному полу.

Сердце бьётся так, что я вижу, как подрагивает одежда. Я включаю свет — везде, где только можно.

Я хочу видеть… Это. Особенно если оно пришло убить меня.

Страх наполняет и переливается через край. Мне даже некому позвонить и признаться, что я вижу это существо.

Оно не спряталось. Оно затаилось.

Я возвращаюсь на кровать и долго смотрю по сторонам.

Хочется крикнуть: «Давай уже, выходи!»

Но как-то боязно. Перед глазами всплывает, как оно разделывало, словно скот, друзей мужа. Прокручивая в голове эти сцены снова и снова, отдавая отчёт, что ни капли не сочувствую этим гадам, я вдруг осознаю: я не видела, как существо убивает Риччи. Мог ли он быть ещё жив, как и я? Но он так и не вернулся…

Проходит час, и я понимаю, что всё больше загоняю себя в угол. Может, мне всё просто показалось. А может, я схожу с ума и специально придумала себе монстра, отрицая то, что могла совершить что-то ужасное… Вдруг у меня раздвоение личности, как у доктора Джекила и мистера Хайда?

Беру с прикроватной тумбочки книгу, которую оставила там несколько месяцев назад, прочитав лишь первую страницу. Открываю вторую, пытаюсь вникнуть, но в итоге просто смотрю на буквы.

Копошение за стеклянной дверью террасы, плотно закрытой снаружи деревянными створками, заставляет сердце остановиться.

А когда этот шум переходит в глухой, но резкий стук — словно в стену с наружной стороны врезалось крупнре животное, — я вздрагиваю так, что книга вылетает из моих рук и падает на пол.

Опять шорох. Визг. Створки сотрясаются от возни. Конечно, животные подбираются к моему дому не в первый раз, но чтобы так… Снаружи словно происходит борьба.

Кровь стынет в жилах. Я боюсь даже раздвинуть шторы, чтобы посмотреть через стеклянную дверь сквозь узкие щели деревянных створок на то, что происходит на террасе, но с другой стороны страх манит.

Пытаясь сохранить разум, беру телефон. На всякий случай включаю камеру: если со мной что-то случится, пусть все об этом узнают.

Я вооружаюсь фонариком, подхожу к двери на террасу, медленно раздвигаю шторы, отодвигаю в сторону массивную стеклянную дверь.

Металлический запах крови ударяет в нос, провоцируя рвотный позыв.

Я открываю створки.

На полу прямо перед дверьми лежит туша кабана.

Такие здесь не редкость, но сейчас я смотрю на чётко выпотрошенное тело животного.

Кишки растянулись по всей террасе, образуя какой-то странный рисунок. Кровью забрызган даже мой лежак, на котором я загорала этим летом…

Голова кружится. Это могла бы быть я. Кто-то намекает, что ждёт… меня…

Существо играет со мной!

— А убрать за собой? — кричу я в темноту. — Как мило!

У меня истерика, и я начинаю говорить глупости.

Если утром приедет полиция и увидит это, что подумает?

Вдруг они подумают, что это сделала я? Потому что никакой хищник не может вытворить подобного. Так у них будет ещё один мотив думать, что раз я замочила кабана, то могла бы и справиться с парнями…

Включаю свет на террасе.

Почему существо не трогает меня? Почему играет со мной?

Я беру ведро, лопату, совок, веник и начинаю собирать внутренности. Это омерзительно. Я не в первый раз вижу мертвого кабана: отец охотился на них в сезон, а потом мы с мамой занимались разделкой.

Животное ещё горячее. Я начинаю думать, что неплохо было бы запастись мясом. Кто знает, когда я смогу добраться до супермаркета и закупиться продовольствием — идея звучит даже жизнеутверждающе.

Как будто я не жду своего часа. Как будто я не боюсь, что чудовище вот-вот выпрыгнет из кустов и утащит меня в свою гробницу.

Если я доживу до завтра, то разведу костёр и пожарю самую сочную часть этого животного. Пусть его смерть не будет напрасной.

Интересно, что существо сделало с парнями? Сожрало их? Фу.

Иду в кухню за ножом, возвращаюсь и начинаю резать свежее мясо прямо на террасе.

Знакомый шёпот, теперь похожий чем-то на мурлыканье опасного зверя, заставляет меня остановиться и посмотреть в темноту ночи, где меня встречают пристальные красные глаза.

Оно здесь.

Наблюдает за мной.

Я столбенею. Делаю пару шагов назад.

Этот взгляд… он потрошит изнутри.

Почему эта тварь не подходит и не нападает? Мне становится даже обидно: я устала его бояться.

11

Я просыпаюсь от громкого стука в дверь.

Заснула прямо за столом, после того как всю ночь пыталась разложить мясо кабана по полкам в холодильнике.

Первое, что вижу, — собственные руки, испачканные в засохшей крови. Просто замечательно!

Зато я всё ещё жива.

Вероятно, существо решило меня подкормить перед тем, как полакомиться.

Стук становится настойчивее. Возможно, это карабинеры приехали проверить меня.

Бросаюсь к раковине, пытаюсь скорее смыть кровь. Впопыхах вытираю руки о полотенце — оно тут же становится красным. Окидываю взглядом кухню: она заляпана кровью, будто в ней побывал сам Джек-потрошитель.

Что же, уборка не из моих сильных сторон. Да и не было сил.

Будет хуже, если я сейчас не открою эту грёбаную дверь.

Я оказываюсь права. На пороге стоят двое карабинеров: один — мужчина в возрасте, из папиных знакомых, Джузеппе; другой — молодой парень, загорелый и подтянутый. Таких форма только украшает. Вижу его впервые, вероятно — новенький. Он выше ростом и сейчас с удивлением рассматривает меня. Его тёмный взгляд скользит по плохо вымытым окровавленным рукам, губы приоткрываются, чтобы что-то сказать.

— Это кабан, — опережаю я все вопросы. — Сегодня ночью забрёл. Не повезло животному. Попал в старый папин капкан, — выдумываю на ходу, нервно улыбаюсь и приглашаю карабинеров внутрь.

— Вот, — я показываю замызганную кухню и остатки кабана. — Сегодня буду жарить мясо. Можете присоединиться.

— Ээээ… — молодой карабинер отходит от увиденного.

Окровавленная кухня воспринимается иначе, когда ты приезжаешь контролировать девушку, обвиняемую в пропаже четырёх парней.

Он поднимает на меня глаза и замирает так, словно увидел божество. Мне становится не по себе. Конечно, я не считаю себя дурнушкой, но такая реакция кажется преувеличенной. Может, его удивило моё приглашение на барбекю и он не знает, что ответить?

Хочется спросить, почему он так пялится, но вмешивается Джузеппе. Тот уже успел осмотреть всё, что надо было по протоколу, и теперь хлопает парня по плечу, пробуждая его от транса.

— Массимо, чего застыл? — тихо спрашивает он. — Иди, заполняй отчёт. Отметь, что нарушений не выявлено.

— Прошу прощения, — виновато извиняется молодой карабинер и скрывается в дверном проёме.

— Новенький, — подтверждает мои догадки Джузеппе. — Не бери в голову. Как ты, Лина? Всё в порядке? Ничего странного? — интересуется он напоследок.

Я сжимаю в руках кухонное полотенце, которым собиралась вытереть руки. Ну и что ему ответить? О каких странностях он хочет знать?

Что меня преследует существо из гробницы? Я тяжело вздыхаю.

— Всё… в порядке, — вру я. — Ничего странного, — для полной убедительности ещё и отрицательно мотаю головой.

Джузеппе внимательно заглядывает мне в глаза, будто умеет распознавать, когда люди врут. Не удивлюсь, если так оно и есть.

— Если что, не бойся нам говорить. Мне сказали про Маттео. Я с ним поговорю.

Я поджимаю губы и благодарно киваю. Мужчина звучит так, будто он был лучшим другом отца. Но на меня это уже не действует. Я больше не доверяю никому.

— До скорого.

Джузеппе прощается; я провожаю его до прихожей и наблюдаю, пока машина карабинеров не скрывается за воротами поместья.

А потом поворачиваюсь к зеркалу у входа. Приходится прикрыть рот рукой от увиденного — мои волосы покрылись серебристой сединой настолько, что я сама с трудом себя узнаю. Я опускаюсь на стул, зажимаю ладонями лицо. Теперь понятно, почему парень так на меня пялился: редко увидишь девушку восемнадцати лет с седыми волосами…

Хочется плакать. Неужели я поседела за одну ночь? Ну не за одну… но всё же! Обидно!

Меня всё ещё клонит в сон, но сначала придётся избавиться от остатков кабана, пока ко мне сюда не слетелись все мухи и осы острова.

Следующие несколько часов я провожу, отдраивая кухню и террасу. Мысленно злюсь на существо за то, что навело этот беспорядок, тогда как остальных своих жертв оно умело подчистило, не оставив и следа; а также за то, что оно следит за мной, наводит ужас, и что мои волосы поседели из-за его странных игр со мной.

Мог бы уже и сожрать!

Беру ведро с остатками кабана и несу к гробнице, благо электронный браслет позволяет передвигаться по всей территории поместья.

Раз существо решило пренести гостинцы мне, почему бы мне не отплатить ему тем же? Пусть имеет ввиду, что я знаю, где оно прячется. И что я не боюсь его. Ну… почти. Настолько почти, что я успела поседеть от его внимания…

Рядом с гробницей ноги начинают трястись и перестают слушаться. Мне приходится приложить неимоверное усилие, чтобы побороть страх. Гробница кажется нетронутой. Здесь тихо и спокойно. Никаких трупов — ни человеческих, ни животных.

Я не решаюсь подойти вплотную к камням, поэтому, стоя на расстоянии, замахиваюсь ведром и выбрасываю содержимое прямо к узкому выходу из гробницы.

Теперь мы квиты.

А дальше…

Дальше я поворачиваюсь и бегу сломя голову до самого дома.

Даже не хочу думать, что эта выходка может стоить мне жизни. Я и без этого вряд ли выживу. Но теперь я буду осознанно его ждать.

12

Забежав домой и отдышавшись, я беру в руки мобильный.

Звонить нонне Лучии? Или ну его?

Пока думаю, замечаю входящий звонок.

Как там старушка всегда говорит? «Заговори о дьяволе — и появятся его рога»?*

Нонна будто почувствовала, что я о ней думаю, и позвонила сама.

Она не моя родная бабушка, просто родственница по маминой линии — сестра прабабушки. Но так как все поголовно зовут её нонна (бабушка на итальянском)**, то я тоже не исключение. К тому же, она всегда так со мной мила, что я ощущаю её словно родную.

Несмотря на возраст, нонна Лучия знает имена каждого местного жителя, помнит все байки и страшилки, которыми любит пугать детей на городских праздниках, и обожает вкусно поесть.

В этом году ей исполнилось сто лет. Она — одна из сардинских долгожительниц, и очень этим гордится. Нонна ведёт активный образ жизни: в здравом уме, уверенно водит свой старенький серый «Мерседес» и ходит на танцы, где частенько подыскивает себе кавалеров. Словом, наблюдая за ней, я понимаю, что наслаждаться жизнью можно и в сто лет. Жаль, что я, скорее всего, до такого возраста не доживу…

— Лина! Сокровище ты моё! — раздаётся на том конце скрипучий голос. — Знаешь, ты мне снилась на днях. Про тебя тут все говорят.

— Ага, знаю.

— Ну давай, рассказывай, что у тебя там стряслось? — говорит она так, будто уже догадывается о моей… проблеме.

— Нонна, ты нам часто рассказывала о гробницах, — я сразу перехожу к делу. — Можешь ещё раз рассказать, кто в них живёт?

— Живёт? В гробницах? — переспрашивает нонна Лучия. — Миленькая, тут все говорят, что ты осталась без мужа, и всё, что тебя интересует, — это гробницы гигантов?

— Ага, — отвечаю, даже не подумав.

— Ты про гробницу за вашим домом?

— Да.

— Ты кого-то видела?

Повисает молчание. Я сглатываю.

— Возможно, — почти шепчу я, всё ещё переживая, что нонна может меня не так понять.

Слышу, как она тяжело вздыхает в трубку.

— Так и знала. Не зря ты мне снилась. Я завтра к тебе приеду, и ты мне всё расскажешь.

— Но я под арестом, — предупреждаю я старушку.

— Пфф… Поверь, вряд ли кто заметит моё появление. Я попрошу этого засранца Менегедду, чтобы добавил меня в список людей, которые могут тебя навещать, для профилактики депрессии. Мне сто лет и я, дорогуша, могу позволить ездить куда захочу. А вот тебе — ни шагу за территорию поместья. И потом, это не телефонный разговор.

Чёрт. Бабулька права. О чём я вообще думаю? Мой мобильный же могут прослушивать.

Закончив разговор, я смотрю на часы. Время — четыре часа дня…

В конец измученная, принимаю душ, надеваю свою самую лучшую пижаму — кто знает, если существо решит сожрать меня сегодня, то хотя бы я буду красивой и чистой. Падаю на кровать и засыпаю.

*

Просыпаюсь уже на закате, когда солнце окрашивает небо красно-фиолетовым. Некоторое время борюсь с ощущением, будто кто-то дышит мне в шею. Волосы на теле встают дыбом.

Это опять оно? Подкралось? Постепенно я начинаю привыкать к уровню страха в моей крови. Это даже заводит в неком смысле…

Осмотревшись спросонья, понимаю, что никого рядом нет.

Интересно, если я подготовлю свою самую большую сковородку и попробую как положено огреть монстра при первой возможности — он это почувствует? Или просто растворится в воздухе?

Встаю и привожу себя в порядок, с болью подмечая, как выцвели мои волосы.

Надо будет попросить Адольфо, чтобы выпросил мне поездку к парикмахеру…

Боже, о чем я вообще думаю?

Делаю пучок на голове и принимаюсь за ужин. Жаль, что никто не знает, станет ли он для меня последним… Так что я намерена насладиться им как положено.

Развожу огонь в зоне барбекю, достаю мясо и какую-то пыльную бутылку красного вина из погреба. Папа насобирал такую большую коллекцию местных вин, что ими можно напоить наш городок.

Огонь потрескивает. Аромат жареного мяса достигает носа. Не зря я так старательно возилась с тушей кабана.

Жаль бедное животное, подошедшее к моему дому в самый неудачный момент… Но что поделать. Либо едим мы, либо едят нас.

И судя по всему, совсем скоро наступит моя очередь быть разделанной и съеденной.

Я слышу лёгкий шепот и отвлекаюсь от манящих, тлеющих углей. По телу пробегает дрожь.

Оно здесь. Я чувствую его присутствие.

Вглядевшись в темноту кустов, я замечаю два алеющих глаза. Он опять наблюдает за мной.

Негодование пересиливает страх.

— Я ещё не поела! — бросаю я, и слышу, как шепот сменяется на странный звук, похожий на размеренное мурлыканье. По нему я определяю, что сейчас он не собирается ужинать мной.

Пришёл-таки.

Не знаю что ударяет мне в голову, но я бросаю ещё один стейк на решётку гриля.

Может, оно захочет попробовать новое блюдо. Не только же ему жрать сырую человечину. Если понравится жареное мясо кабана — я готова готовить ему каждый день. Холодильник всё равно забит. Не жалко.

Наливаю себе бокал красного вина и выпиваю залпом, надеясь, что это уймёт внутреннюю дрожь. Надоело бояться. Жидкость обжигает! Это уже не вино, а уксус какой-то.

Вслед за бокалом вина выпиваю несколько глотков воды, думая о том, какой смысл коллекционировать эти бутылки, если потом их невозможно пить?

Когда оба стейка остаются ещё сочными внутри, я снимаю их с решётки и укладываю на белоснежные широкие тарелки. Немного свежемолотого перца, крупной гималайской соли… И я даже забываю о последних мерзких днях и о том, что из кустов на меня пялится чудовище. В моё оправдание можно сказать, что я не помню, когда в последний раз полноценно ела.

Беру одну из тарелок и несу в сторону красноглазого монстра. Шепот усиливается, вызывая головную боль. Меня снова сковывает ужас, и я не решаюсь подойти вплотную к кусту, из темноты которого на меня пялится оно. Я оставляю тарелку на поляне, словно приманивая дикую собаку.

А потом возвращаюсь к своей порции.

Сажусь за стол, отрезаю кусок, рассматривая нежно-розовую середину стейка. Вкусно. Быстро уплетаю целый стейк.

13

Я столбенею — потому что это Маттео.

Его глаза наполнены яростью. Он не может здесь находиться, но на правила ему явно плевать; это он дал мне понять ещё вчера…

Маттео нагло подходит ко мне, пока я раздумываю: пуститься ли в бег или выстоять перед ним с гордой осанкой, доказывая, что я его не боюсь…

Когда расстояние между нами сокращается до двух метров, я всё же делаю шаг назад.

Маттео заносит кулак, и я съёживаюсь. В голове мелькает глупая мысль — почему бы не заманить парня к чудовищу, чтобы тот с ним разделался… Возможно, это спасёт мне жизнь.

Карабинер ударяет кулаком в стену, прямо рядом с моим лицом.

Это слишком. Очевидно, он не может больше ждать. С каждым часом надежда найти собственного брата тускнеет. Это злит и его тянет на самоуправство. Похоже, он всерьёз намерен вытрясти из меня хоть какую-то информацию.

— Где Грег, Лина? — рычит он. — Его нет четвёртый день. Что ты с ним сделала? — он больно вцепляется в мой подбородок.

— Я буду кричать, — предупреждаю, пытаясь сохранить холодный тон и высвободиться из его захвата.

— Кричи! Здесь тебя всё равно никто не услышит, — он продолжает напирать.

— Убирайся с моей территории! — требую я.

— Сначала ты мне скажешь, куда спрятала моего брата, тварь!

— Я понятия не имею, где твой брат! — я шлепаю ладонью по его руке, которой он вновь собрался меня тронуть.

— Имеешь!

Я делаю несколько вдохов и выдохов. Он прав — имею. Но не могу же я ему об этом сказать?! Отрицательно мотаю головой.

Маттео берёт меня за ворот пижамы и притягивает к себе. Его дыхание настолько яростное, что меня опаляет его злость. Я морщусь и отворачиваюсь.

— Где. Мой. Брат? — рычит он снова, трепля меня как куклу. — Я прекрасно знаю, чем занимался твой отец, Лина. В курсе его методов — похищений, выкупов. Скажи мне правду, пока не поздно.

Я сжимаю зубы.

Во-первых: уже точно поздно.

Во-вторых — его брат мёртв, а не похищен. Да, его растерзало чудовище, а не стадо свиней, но результат один и тот же.

И в-третьих, теперь меня мучает вопрос: Маттео подозревает, что я продолжила дело отца? Я же даже поверить не успела, что папа к этому был причастен! Почему здесь все знают больше, чем я? Это несправедливо!

— Я ничего не знаю, — выдавливаю я, натягивая как можно более невинный вид.

Маттео резко выпускает мой воротник и отталкивает. По его лицу бегут желваки, он громко вдыхает носом — похож на разъярённого быка.

— Правда, ничего не знаю, — повторяю я, почти радуясь тому, что он всё же отпустил меня из своих рук.

— Если я узнаю, что ты к этому причастна, от тебя не останется живого места. Я буду следить за тобой днём и ночью, Лина. У меня есть свои методы, чтобы вытащить из тебя правду!

Я слушаю его с открытым ртом и подрагивающей челюстью. Мне не то чтобы страшно — просто волнительно от этой ярости, которая исходит от него.

— Хорошо. Можешь следить, — спокойно соглашаюсь я. — Но вне моей территории. Иначе мне придётся рассказать о нарушениях с твоей стороны.

Моё предложение оставляет его с удивлённым лицом. Он скалится с явным отвращением, бросает ещё несколько угроз в мою сторону и уезжает.

Я спокойно выдыхаю. Может, всё же стоило пригласить его в зону барбекю и познакомить с монстром из гробницы?

Возвращаюсь к ужину. Тарелка чудовища так и стоит нетронутой.

Сам он, похоже, тоже куда-то ушёл — я не вижу его алых глаз, не слышу шёпота. Руки ещё дрожат от волнения. Я возвращаюсь в дом, чтобы взять что-то выпить. Коллекционная бутылка вина, увы, разочаровала.

Дома взгляд упирается в бутылку свадебного шампанского — нам подарили её вместе с покупкой обручальных колец. В груди начинает щемить, когда я вспоминаю, каким был Риччи до нашей первой брачной ночи и каким он на самом деле оказался. Глаза фиксируются на столе, на груде уже обысканных свадебных подарков — они похожи на кучу мусора. Нежная ткань, блёстки и шуршащая скомканная бумага напоминают о несбывшемся счастье. Слёзы выступают в глазах.

Спалить. Всё.

Я решительным движением открываю окно рядом со столом — оно выходит в зону барбекю. Выбрасываю всё без разбора на газон. Больше не хочу видеть ничего, что напоминает мне о свадьбе с ним. Всё в топку.

Затем выхожу на улицу, сгребаю лопатой все эти вещи в кучу и поджигаю прямо на газоне. Пока огонь разгорается, открываю бутылку шампанского. Как я могла радоваться нашей свадьбе? Надеюсь, он горит в аду!

Делаю глоток шампанского — мерзость. Его я тоже бросаю в костёр.
Вижу как пламя отражается в окнах дома, и на секунду кажется, что в них стоит тень…

— Ну и где ты там, чудовище? Выходи! — кричу во всю глотку и поворачиваюсь к тёмным кустам.

Сегодня мне явно хочется найти приключений на мою задницу.

14

Пусть эта тварь уже покажется. Сделает то, что собирается сделать.
Он же припас меня на десерт, да?

Я устала бояться. Устала быть жертвой — особенно после всего увиденного и пережитого в последние дни.

Всматриваюсь в темноту кустов, окружающих двор, — и не вижу ничего.

Что-то из полыхающих подарков громко лопается.

Звук настолько мощный в ночной тишине, что мое сердце почти разрывается от испуга.

Я резко оборачиваюсь. Спотыкаюсь о что-то. Падаю.

Какая же я глупая!

Строю из себя бесстрашную, а на деле подпрыгиваю от каждого громкого звука.

Содрогаюсь, то ли от смеха, то ли от всхлипов. Даже сама не знаю.

Пока не замечаю прямо перед собой на земле длинные тени.

Нет… Это не тени.

Это… ноги. Человеческой формы, только больше. Они словно сделаны из бездны, которая манит и затягивает глубоко на дно.

Внутренности переворачиваются в сальто.

Это он.

Услышал. Пришел.

Я медленно скольжу взглядом по ступням тени. Меня тошнит от ужаса и шепота, врезающегося в голову.

Поднимаю взгляд выше.

Сердце готово выпрыгнуть из груди.

Встречаюсь с красными глазами существа. Вероятно, я кричу, но не слышу сама себя.

Огромная, как минимум двухметровая, тень склоняется, словно присаживаясь на корточки. В этот раз он позволяет себя рассмотреть.

Поднимает лапу, будто показывая свои длинные и смертельно заострённые когти, созданные из тени. Именно ими он распотрошил друзей Риччи…

Алые глаза существа гипнотизируют и пробуждают первобытные инстинкты.

Тень прикасается острым пальцем к моему лицу.

Я не двигаюсь. Не могу.

Его коготь осторожно скользит по шее, слегка царапая кожу, пока не натыкается на рану от стрелы.

Боль пронзает плечо.

Этот монстр засунул туда свой грёбаный коготь. Я взвизгиваю, но так и не могу пошевелиться. Могу только смотреть, как он вытаскивает свой коготь — и… облизывает.

По телу пробегает непонятная волна мурашек, а шёпот становится почти мурлыкающим.

Сейчас я должна умирать от страха, но почему я… ощущаю возбуждение?

Это какая-то странная реакция. Ненормальная.

Он что-то сделал со мной, чтобы я не сопротивлялась? Чтобы не боялась? Так я буду вкуснее?

Внезапно мне нравится звук, который издаёт это существо, пробуя на вкус мою кровь.

Я продолжаю стоять на четвереньках перед этим чудовищем.

Тварь длинным когтем проводит по своей ладони. На землю начинает что-то капать… Это его кровь? Что это такое?

Существо подносит к моему рту свою ладонь…

Я не понимаю, чего оно хочет, но мне всё равно — пока чудовище не решило воткнуть эти когти в мой живот.

Я осторожно приближаюсь к его ладони и языком, словно кошка, пробую слизать накопившуюся чёрную кровь монстра.

Он издаёт какой-то страшный гортанный звук. Я цепенею.

Я ещё жива?

Красные глаза сощуриваются, будто приглашая продолжить.

Я послушно продолжаю. На вкус эта жидкость кажется ледяной талой водой. Мягкой.

Она, словно мята, освежает мой рот и глотку.

По телу пробегает приятный озноб, и меня внезапно окутывает нега.

Меня чем-то отравили?

Существо тихо рычит.

Я отстраняюсь и пробую отползти назад. Но оно впечатывает в меня свою огромную когтистую лапу и удерживает.

Я вскрикиваю. Чувствую, как на коже начинают гореть свежие раны.

Если он нажмёт ещё сильнее — он же отрежет мне руку!

Началось? Теперь он собирается разделать меня?

Но почему я не вырываюсь? Нет… Он что-то со мной сделал.

Секунда и я оказываюсь спиной на земле. Тень нависает надо мной. Она огромна…

Я зажмуриваюсь. Чувствую быстро скатывающиеся слёзы из глаз. Теперь точно конец.

Что-то прохладное пробегается по моим свежим ранам, полностью обезболивая.

Открываю глаза. Оно, как животное, слизывает мою кровь своим черным языком.

Почему это так приятно?

Я даже забываю о страхе.

Но что самое странное, так это то, что мои раны затягиваются… Я чувствую это…

Не может быть. Или может? Или я просто начинаю сходить с ума?

Существо встречается со мной красным взглядом.

Я сжимаюсь, словно могу стать невидимкой.

Оно медленно склоняется к моему плечу, и теперь прохладный язык касается раны от стрелы. Скользит по шее, срывая стон.

Что со мной не так?

Я должна кричать и умирать от ужаса!

Или это какая-то спасительная реакция организма?

Не можешь сопротивляться — расслабься и получай удовольствие?

Почему-то, когда на меня напали друзья Риччи, я была готова извиваться до последнего, а сейчас — я будто девственница, принесённая в жертву, которую чем-то опоили, и она с радостью смотрит своей смерти в глаза…

В красные горящие глаза.

Ещё один стон, и рядом с моей головой в землю вонзаются когти.

Теперь я вскрикиваю.

Зажмуриваюсь на мгновение, но когда открываю глаза — существа уже нет.

Огонь костра спокойно поблескивает.

Оно ушло, решив подарить мне ещё одну ночь, ещё один день.

15

Что это только что было?!

Сажусь возле костра. Долго смотрю в огонь. Страх отступил — даже если я знаю, что существо рядом.

Я смотрю на свои руки и плечи, где он оставил порезы своими острыми когтями из бездонной тьмы. Я видела их, чувствовала… но теперь от них не осталось и следа.

Он зализал мои раны. Все — даже старую. Самое странное — мне это понравилось.

Прячу лицо в ладони. Это ужасно и стыдно.

Одно хорошо — не похоже, чтобы этот монстр собирался меня убить, как сделал это с другими.

Наоборот, его движения были осторожными, почти заботливыми.

Неужели он чувствует что-то ещё, кроме жажды кромсать и убивать?

Мне срочно нужно понять, что он такое. Его тело из тени подобно человеческому — за исключением огромных когтей и роста.

Он вышел из гробницы гигантов, значит, может быть одним из них…

Но это же просто миф! Никто не знает, для кого изначально были построены эти гробницы. Археологи утверждают, что это обычные захоронения людей в далекой древности.

Хотя есть версия, что в гробницах гигантов покоились высокие существа — первые, кто населял остров и защищал его. А кости, найденные в гробницах, — останки людей, принесённых им в жертву.

Ммм… Эта версия не очень обнадеживает.

Древние сардинцы создавали гигантские человекоподобные статуи и ставили их по побережью, считая, что те отпугнут морских монстров.

Существовали ли на самом деле эти гиганты? И кто это существо, живущее теперь со мной по соседству?

Теперь попробуй узнай правду.

Прошли тысячелетия…

Я тушу костёр.

Замечаю, что тарелка со стейком всё-таки исчезла. Значит, существо из гробницы приняло моё подношение.

Улыбаюсь сама себе и возвращаюсь в дом.

Беру планшет и начинаю искать хоть какую-то информацию о монстрах, о гробницах — о том, кто мог в них поселиться.

Ничего нового не нахожу.

Какая-то отрывочная и противоречивая информация.

Так и засыпаю в обнимку с планшетом.

Ночью я вновь чувствую легкое, мимолетное прикосновение и сильный аромат сухих трав и мирта.

Просыпаюсь.

Встречаюсь с его алыми глазами.

Но в этот раз я не зажмуриваюсь и не сжимаюсь в комок.

Мне всё ещё страшно, но внутри зарождается новое ощущение — желание наладить контакт. Изучить. Узнать ближе.

Я протягиваю ладонь к лицу тени. Трогаю прохладную кожу — она бархатная на ощупь и нежная. Какая ирония…

Монстр не двигается. Замер и ждёт.

Я веду пальцем по его щеке. Прикасаюсь к губам. Неуверенно вздохнув, протискиваю палец внутрь, чтобы нащупать острые клыки. Они не менее остры, чем когти. Я случайно ранюсь.

Он высовывает язык и тут же вылизывает палец.

Я охаю, а по коже пробегает волна дрожи.

Вдруг я этим его сейчас соблазню — чтобы он меня отведал?

Тело трепещет, когда существо нависает надо мной. Монстр упирается когтями в простыню, которая тут же превращается в лоскутья.

Где-то в голове закрадывается мысль, что и я превращусь в нечто подобное, если не перестану играть с этим монстром.

Как будто у меня есть выбор...

Он обнюхивает меня. А я его. Мы словно два животных, изучаем друг друга.

Он спускается ниже… туда, где обычно обнюхивают кабели. Вскоре от моих лучших пижамных шорт остаются одни лохмотья. Что он со мной делает?

Нет, так не может больше продолжаться.

Я пытаюсь отпихнуть его ногой, но он обхватывает моё бедро, оставляя на нём порезы. Я жалобно скулю, но тут же захлёбываюсь стоном, когда он проводит языком по свежей ране, слизывая кровь с внутренней стороны ноги.

Это бесстыдство! Я корю себя за неправильность телесной реакции, потому что чувствую себя возбужденной и перестаю ощущать боль — только наслаждение от его прикосновений.

Монстр издаёт гортанные, довольные звуки, от которых меня бросает в жар.

Я чувствую себя сладким мороженым, которым наслаждаются в жаркий день, только вот… как-то это слишком интимно.

Я ерзаю, смущённая тем, что мои ноги раздвинуты, а промежность находится прямо перед горящими глазами монстра.

Что, если эта тварь захочет попробовать меня и там?

Лучше уж пусть сразу сожрёт! Такого я не выдержу!

К моему облегчению, существо принимается щекотать языком мою пятку.

Шёпот проникает в сознание. Я даже различаю какие-то слова, но не понимаю. Это похоже на древний язык.

Всё-таки пробую увернуться, сжать ноги, рискуя быть нанизанной на когти.

Мне это удаётся. Отстраняюсь на безопасное расстояние, выслушивая страшный, клокочущий рокот.

Меня накрывает паника.

Лучше бы лежала смирно.

Существо отстраняется. Сердце замирает, пока я наблюдаю, как тень проходит сквозь стену.

А я ведь старалась — закрывала окна и двери. Все напрасно, он просто проходит сквозь них.

Как он так может?..

Я убеждаюсь, что существо ушло. В груди вновь начинает биться сердце. Я встаю с кровати и осматриваю поле боя.

Удивительно, что у меня всё ещё есть голова и я цела, потому что матрас, одеяло и подушка порезаны в лоскуты.

Бреду на кухню, чтобы взять воды, но, когда захожу, давлюсь рвотным позывом…

Потому что в центре стола стоит белая тарелка с чьими-то отрезанными кистями рук.

Человеческими.