Шёпот тени и кофе с корицей

Глава 1

Аромат свежесмолотых кофейных зерен витал в воздухе, густой и уютный, как теплое одеяло в промозглый осенний день. Вероника глубоко вдохнула, закрыв на секунду глаза. Это был ее любимый запах, запах стабильности и покоя, запах ее маленькой крепости под названием «Утренний эфир». Кофейня была ее детищем, ее убежищем, выстраданным и выпестованным за три года упорного труда. Здесь все было знакомо до последней трещинки на плитке пола: бархатный гул голосов, мерный стук кружки о стойку, мягкий свет бра, отражающийся в медных турках.

Она провела ладонью по полированной деревянной стойке, ощущая под пальцами легкую вибрацию от работающей кофемашины. И, как это часто бывало, к ней пришел крошечный, почти неосязаемый образ: она увидела, как ее бывший парень, Антон, ставит на это же место сумку с только что купленным оборудованием, его лицо сияет от гордости за нее. Это было хорошее воспоминание, светлое, но сейчас оно вызывало лишь легкую грусть. Ее пальцы сами собой потянулись к тонкой серебряной цепочке на шее, на которой висел старый ключ. Прикосновение к холодному металлу не давало никаких образов, лишь чувство спокойной твердости. Этот ключ был от первой двери ее собственной квартиры, купленной самостоятельно, и он хранил только ее собственную энергию, ничьей больше.

Ее «способность» — именно так она это называла — была с ней сколько она себя помнила. Это не было ни ясновидением, ни чтением мыслей. Стоило ей сосредоточиться на каком-то предмете, особенно личном, и коснуться его, как в сознании всплывали обрывки эмоций, яркие чувства, связанные с этим объектом. Чужая радость, горе, волнение, страх. Она научилась контролировать это, почти не касаясь вещей клиентов без необходимости, иначе ее бы просто разрывало от чужих переживаний. Иногда это помогало — вот прямо сейчас.

Молодая девушка у столика у окна, Лиза, постоянная клиентка, водила пальцем по краю кружки, и ее плечи были напряжены, а глаза подведены следами слез. Вероника, разнося заказ, на секунду положила руку на спинку ее стула. Волна тревоги, смешанной с обидой и страхом перед будущим. Расставание. Вероника налила ей порцию капучино с портретом грустного котика вместо стандартного сердечка и, ставя чашку на стол, мягко сказала: «Знаешь, а ведь все обязательно наладится. Даже если сейчас не верится». Лиза посмотрела на рисунок, потом на Веронику, и на ее лице мелькнула слабая улыбка. «Спасибо. За кофе и за слова».

Веронике этого было достаточно. Ее дар был странным, порой обременительным, но в такие моменты она не хотела от него избавляться. Он делал мир чуть более connected, чуть более человечным.

Часы показывали без десяти десять. До закрытия оставалось полчаса. За окном давно стемнело, и стекла расплывались от набегающих струй дождя. Осень вступала в свои права, смывая последние следы увядающего лета. На улице было холодно и неуютно, и от этого в кофейне казалось еще теплее и безопаснее.

Дверь с настойчивым шелестом отворилась, впуская порцию влажного холодного воздуха и единственного посетителя. Мужчина. Высокий, в длинном темном пальто, под которым угадывалась спортивная, подтянутая фигура. Он двигался легко и бесшумно, как большой кот, его взгляд скользнул по залу, быстрый, оценивающий, задержавшись на секунду на замочной скважине и на задней двери, ведущей в подсобное помещение. Веронику всегда слегка коробила такая манера — осматривать помещение не как место для отдыха, а как потенциальную ловушку. Но что поделать, люди бывают разные.

Он сел за столик в самом углу, в тени, снял перчатки и положил их на стол аккуратным, лишенным суеты движением. Вероника подошла, стараясь не смотреть на него слишком пристально. Крупные, четкие черты лица, скулы, острый подбородок, очень темные волосы. И глаза. Когда он поднял на нее взгляд, она едва не отшатнулась. Глаза цвета грозового неба, холодные, серые, пронзительные. В них не было ни усталости, ни рассеянности обычного посетителя в конце долгого дня. В них была собранность. Абсолютная и пугающая.

— Чем могу помочь? — спросила Вероника, беря в руки блокнот.

— Черный кофе. Без ничего, — его голос был низким, немного хрипловатым, как скрип старого дерева. В нем не было ни дружелюбия, ни враждебности. Просто констатация факта.

— Эспрессо, американо? У нас хорошая свежая альтернатива…

— Самый крепкий, какой есть. Большая чашка.

Пока Вероника готовила напиток, она чувствовала его взгляд у себя за спиной. Он не пялился, нет, это было похоже на ощущение, будто за тобой наблюдает хищник, затаившийся в зарослях. Спина сама собой напряглась. Она повернулась, неся керамическую кружку с дымящимся черным кофе.

Поставив чашку перед ним, она машинально коснулась края стола. И… ничего. Обычно, даже мимолетное прикосновение к мебели, к которой прикасались десятки людей, давало какофонию мелких, слабых ощущений: усталость, нетерпение, легкую радость. Здесь был лишь вакуум. Тишина. Холод. Как если бы она тронула кусок льда или стекла. От неожиданности она вздрогнула и отдернула руку.

Мужчина поднял на нее глаза. В его взгляде мелькнуло что-то… настороженное? Он заметил ее реакцию.

— Что-то не так? — спросил он. Его тон был ровным, но в нем прозвучал легкий металлический оттенок.

— Нет, ничего, — поспешно ответила Вероника, заставляя себя улыбнуться. — Прорукавилась о край стола. Наверное, устала. Приятного аппетита.

Она отошла за стойку, стараясь не оборачиваться. Что это было? С ней такого никогда не случалось. Даже с неодушевленными предметами была хоть какая-то, едва уловимая связь. А этот человек был словно черная дыра, поглощающая любое излучение. Он сделал глоток кофе, не поморщившись, хотя жидкость была обжигающе горячей, и снова уставился в окно, в ночь, залитую дождем. Казалось, он не пьет кофе ради удовольствия, а просто выполняет необходимую процедуру, как заправку автомобиля топливом.

Вероника занялась уборкой, чтобы отвлечься. Она выключила кофемашину, протерла поверхности, пересчитала выручку. Все ее движения были механическими, мысли крутились вокруг странного незнакомца. Кто он? Почему он такой… пустой?

Глава 2

Тишина в подсобке была густой и звенящей, нарушаемой лишь прерывистым дыханием Вероники и едва слышным, хриплым выдохом незнакомца. Воздух пах пылью, металлом и сладковатым, тревожным запахом крови. Вероника, опираясь на стеллаж с тряпками, заставила себя сделать еще один глубокий вдох. Ее пальцы впились в холодный металл полки, пытаясь унять дрожь, которая, казалось, исходила из самого позвоночника.

Она не могла позволить себе паралич. Не сейчас. Он истекал кровью прямо на ее грязном полу.

Собрав волю в кулак, она рванула с верхней полки тяжелую металлическую аптечку, знакомую ей до последней застежки. Рывок был слишком резким, и коробка выскользнула из мокрых ладоней, с грохотом ударившись о бетон. Содержимое — бинты, пластыри, пузырьки — разлетелось по углам. Вероника сдержала рыдание отчаяния, упав на колени и начая лихорадочно собирать все обратно. Ее движения были резкими, нескоординированными, но постепенно автоматизм взял свое. Дрожь не уходила, но пальцы запомнили, что делать.

С коробкой в руках она вернулась к телу. Телу. Он же был жив. Она видела, как слабо поднимается его грудь. Присев рядом, она отодвинула прядь темных волн, прилипших к его виску. Рана была неглубокая, но кровавая — скорее всего, от удара об землю или от столкновения с одним из острых обломков, усеивавших гараж. Но это было не главное. Главное было то, что она видела и чувствовала до этого. Ад внутри него.

Она смочила марлевый тампон антисептиком и, сжав зубы, принялась обрабатывать ссадину на виске. Он не шелохнулся. Его лицо, лишенное сознания, казалось удивительно молодым и изможденным одновременно. Искусанные губы, глубокие тени под глазами, резкая линия скул. В этом не было ничего от того монстра, пустоты и тьмы, которую она ощутила. Это было просто лицо измученного человека.

Вероника перевязала ему голову, ее пальцы сами вспомнили навыки пройденных на работе курсов первой помощи. Потом ее взгляд упал на его руки. Костяшки были содраны в кровь, словно он бился о бетонную стену, а не о существо из кошмара. Она аккуратно обработала и их, обмотала бинтами. Прикосновения к его коже уже не вызывали того шока, того всепоглощающего ужаса. Была лишь ледяная холодность и острое, щемящее чувство вины. Он сражался за нее. С чем-то ужасным. И она отреагировала на него паникой и страхом.

Теперь, когда самый острый шок прошел, ее ум начал работать с лихорадочной скоростью. Что делать дальше? Оставить его здесь? Невозможно. Вызвать кого-то? И что сказать? «Здравствуйте, тут человек, наполненный тьмой, только победил монстра, теперь ранен»? Ее бы мгновенно положили в психушку, а его… его забрали бы. И разобрали бы на части. В ее душе не было сомнений, что он был беглецом. От кого или от чего — она не знала, но инстинкт кричал, что доверять официальным структурам — значит предать его.

Решение пришло внезапно и показалось единственно верным. Ее маленькая квартира над мастерской. Туда никто никогда не поднимался без приглашения. Там было безопасно. Но как поднять его туда? Он был тяжелым, а она — не силач.

Снова преодолевая слабость в ногах, Вероника выбежала из гаража в ночь. Воздух был чист и холоден после адской атмосферы внутри. Она судорожно оглядела пустынную улицу, залитую желтым светом фонарей. Ни души. Хорошо. Она подбежала к своему старенькому внедорожнику, стоявшему у ворот, и открыла багажник. Там лежал прочный складной садовый карьер на колесах, который она использовала для перевозки тяжелых запчастей.

С трудом разложив его, она вкатила тележку в гараж. Подкатить к самому телу не удавалось — мешали осколки. Пришлось расчищать путь ногами, отшвыривая хрустящие осколки пластика и стекла в сторону. Потом началось самое сложное — затащить его тело на твердую платформу. Она обхватила его под мышки, почувствовав холодную ткань куртки и напряженные мышцы плеч под ней. Он был на удивление тяжелым, плотным, как скала. Стиснув зубы, с рычащим усилием, она оторвала его от пола и завалила на тележку. Он бессильно съехал на металл, его голова глухо стукнулась о платформу. Веронике стало дурно от этого звука, но выбора не было.

Она перевела дух, вытерла пот со лба и, ухватившись за ручку, потащила свою ношу к внутренней железной лестнице, ведущей на второй этаж, в ее жилище. Лестница была главным препятствием. Спустить по ступенькам вниз было бы куда проще, но поднять вверх… Она действовала методом тыка, пятилась задом, таща тележку за собой ступенька за ступенькой, слыша, как ее собственные суставы скрипят от напряжения. Тело на тележке периодически сползало, и ей приходилось останавливаться, чтобы подправить его. Каждая секунда казалась вечностью, каждый шум на улице заставлял замирать сердце.

Но наконец-то последняя ступенька была позади. Она вкатила тележку в узкую прихожую своей квартиры, захлопнула дверь и задвинула на замок и засов. Только тогда она позволила себе рухнуть на пол рядом с своим странным грузом, давясь воздухом, которого не хватало легким.

Отдохнув минуту, она снова взялась за дело. С тележки его пришлось перетаскивать на диван в гостиной. Это было ненамного легче, но ковер позволяло волочить его, не причиняя дополнительных повреждений. Он тяжело плюхнулся на потертый диван, заняв его почти целиком. Вероника сняла с него грубые ботинки, покрытые грязью и чем-то темным, липким, что она не захотела рассматривать. Куртку снять не рискнула — боялась потревожить возможные раны.

Она накрыла его старым, но чистым шерстяным пледом. На мгновение ее рука задержалась на его плече, ощущая неподвижную твердость. Он дышал ровнее, цвет лица стал чуть менее мертвенно-бледным.

Вероника отступила на шаг и впервые огляделась. Ее привычный, уютный мир — книги на полках, заботливо ухоженные фикусы, фотографии на стенах — вдруг показался чужим, бутафорским. Сейчас здесь, в центре этой обыденности, лежала самая настоящая тайна, облеченная в плоть и кровь. И тьма.

Она погасила верхний свет, оставив лишь теплый свет настольной лампы в дальнем углу. Полутьма скрадывала резкость происходящего, делала его немного более сносным. Она принесла таз с теплой водой, мочалку и полотенце и села на край дивана. Медленно, почти с благоговением, она принялась стирать с его лица полосы засохшей крови и грязи. Ткань скользила по высокому лбу, скулам, жесткой щетине на щеках. Она старалась не смотреть ему в лицо, боясь снова увидеть там бездну, но вскоре поняла, что его черты были просто чертами. Суровыми, резкими, но человеческими.

Глава 3

Молчание повисло в комнате густое и тяжелое, как свинец. Он отшатнулся от ее протянутой руки, и в его глазах на мгновение вспыхнула та самая дикая, животная настороженность, которая заставила Веронику инстинктивно отодвинуться. Но так же быстро она погасла, сменившись усталой апатией. Он снова откинулся на подушки, закрыв глаза, словно даже этот незначительный жест потребовал от него невероятных усилий.

— Извините, — его голос был по-прежнему хриплым, но теперь в нем проскальзывала слабая нить самообладания. — Это… рефлекс.

Вероника молча кивнула, хотя он этого не видел. Ее горло было пересохшим, и слова не шли. Она наблюдала, как его грудная клетка равномерно поднимается и опускается под грубым пледом. Он снова контролировал себя. Сдерживал. Та самая железная воля, которую она ощутила, работала даже сейчас, сквозь боль и истощение.

Он снова открыл глаза, и на этот раз его взгляд был менее остекленевшим, более осознанным. Он медленно осмотрел комнату, скользнув по книжным полкам, по фотографии на комоде, где Вероника была с отцом у его первого собранного двигателя, по занавескам, за которыми начинал брезжить рассвет.

— Сколько времени? — спросил он тихо. —Четыре утра, примерно, — ответила Вероника, сверяясь с часами. С тех пор как все началось, прошло чуть больше двух часов. Вечность. —Никто не приходил? Никто не интересовался? —Нет. Все тихо.

Он кивнул, удовлетворенный этим ответом. Казалось, он знал, что ищет, и отсутствие внешней угрозы его успокоило. Его взгляд упал на ее руки, все еще испачканные его кровью. Она поспешно спрятала их за спину.

— Вам нужно пить, — вдруг вспомнила она и, не дожидаясь ответа, пошла на крохотную кухню. Руки снова дрожали, когда она наливала воду из фильтра в стакан. Она взяла глубокую тарелку, насыпала в нее мюсли, налила молока. Все действия были простыми, привычными, и это немного успокаивало. Возвращаясь в гостиную, она застала его пытающимся снова приподняться. На его лбу выступили капельки пота от усилия, но на этот раз он не оттолкнул ее, когда она подставила ему плечо, чтобы помочь сесть.

Он принял стакан, его пальцы едва коснулись ее, и она снова почувствовала тот же леденящий холод, что и раньше, но теперь приглушенный, подконтрольный. Он пил маленькими глотками, с жадностью, но без спешки, как человек, привыкший ценить каждую каплю влаги.

— Спасибо, — сказал он, ставя пустой стакан на пол. Его глаза встретились с ее взглядом. — И за это тоже. — Он кивнул на повязки.

— Алексей, — неожиданно для себя сказала она. — Меня зовут Вероника.

Он на секунду замер, как будто проверяя, стоит ли ему доверять даже это. Потом коротко кивнул. —Лекс.

Это не было дружелюбием. Это была констатация факта. Идентификация. Так же, как он осмотрел бы местность и назвал ориентиры.

— Лекс, — повторила она, и имя показалось ей странно подходящим — короткое, твердое, без мягкости. — Что… что это было? — вопрос сорвался с ее губ прежде, чем она успела его обдумать.

Он отвел взгляд, уставившись в складки пледа на своих коленях. Его лицо стало каменным, непроницаемым. —То, что не должно было вас касаться. Вам лучше об этом не знать. —Но оно коснулось! — голос Вероники дрогнул. — Оно было здесь! Оно напало на меня! Я имею право знать! —Право? — он усмехнулся, и в этом звуке не было веселья, лишь горькая, бездонная усталость. — Здесь нет прав, Вероника. Есть выживание. И чем меньше вы знаете, тем дольше проживете. Поверьте мне.

В его тоне звучала такая непререкаемая уверенность, такая тяжесть прожитого опыта, что все ее возражения застряли в горле. Она не стала спорить. Вместо этого она пододвинула тарелку с мюсли. —Ешьте. Вам нужны силы.

Он посмотрел на еду с легким недоумением, словно забыл, для чего она нужна, но потом молча взял тарелку и начал есть теми же размеренными, эффективными движениями. Он не получал удовольствия от еды. Он просто потреблял топливо.

Вероника села в старое кресло напротив дивана, обхватив колени. Они молчали. Снаружи послышался шум мусоровоза, и он мгновенно замер, каждый мускул напрягся, слушая. Шум удалился, и он так же плавно расслабился.

— Они ищут вас? — тихо спросила Вероника. —Всегда, — его ответ прозвучал почти невесомо, но от этого он стал только страшнее.

Он доел кашу и поставил тарелку рядом со стаканом. Казалось, даже эта небольшая трапеда отняла у него последние силы. Он снова откинулся на подушки, и тени под его глазами стали еще глубже.

— Вы должны отдыхать, — сказала Вероника, вставая. — Вы потеряли кровь. —Да, — согласился он, и его веки уже смыкались. Борьба с болью и истощением брала свое. — Дверь… на замок… —Она заперта. И задвинута на засов.

Он кивнул, и его дыхание почти сразу стало ровным и глубоким. На этот раз это был не беспамятственный обморок, а тяжелый, восстановительный сон солдата, привыкшего отдыхать урывками, всегда начеку.

Вероника не могла уснуть. Она собрала окровавленную воду, убрала тарелки, вымыла руки, стараясь избавиться от темных разводов. Но ощущение его крови на коже, метафорическое, не покидало ее.

Она подошла к окну, раздвинула занавеску. Улица была пустынна и безжизненна в предрассветной серости. Фонари уже погасли. Все было обыденно и спокойно. Но это спокойствие теперь казалось обманчивым, хрупким фасадом, за которым скрывался совсем другой мир — мир Лекса, мир тьмы и погони.

Она повернулась и посмотрела на спящего человека. Во сне его лицо окончательно потеряло остатки суровой собранности и стало просто измученным и очень молодым. Он выглядел почти беззащитным. Но Вероника-то знала, что это не так. За этой внешностью скрывалась буря. Буря, которую он сдерживал одной только силой воли.

Она погасила лампу и устроилась в кресле, накинув на себя плед. Спать она не собиралась. Кто-то должен был стоять на страже. Она смотрела на его轮廓 силуэт в темноте, прислушивалась к его дыханию и к тишине за окном. Страх никуда не делся. Но теперь он был смешан с чем-то еще — с ответственностью. С странным, необъяснимым чувством долга.

Глава 4

Первые лучи солнца, робкие и косые, пробились сквозь щель в шторах и упали прямо на лицо Веронике. Она вздрогнула, осознав, что все же провалилась в короткий, тревожный сон. Тело затекло и ныло от неудобной позы в кресле. Первая мысль была о нем.

Она мгновенно повернула голову к дивану. Он был пуст. Плед аккуратно лежал свернутой грудой на том месте, где он спал. В квартире царила тишина, нарушаемая лишь привычным гулом холодильника на кухне.

Панический спазм сжал ее горло. Он ушел? Исчез так же внезапно, как и появился? Сердце забилось часто и беспорядочно. Она вскочила с кресла, и в тот же миг ее нос уловил слабый, но unmistakable запах — горьковатый дымок и запах гари, доносящийся из-за двери ванной комнаты.

Дверь была приоткрыта. Скрестив на груди руки, чтобы хоть как-то унять дрожь, Вероника подошла и заглянула внутрь.

Он стоял спиной к ней, облокотившись руками о раковину. Его плечи были напряжены, голова опущена. В раковине лежал тлеющий, почти полностью сгоревший клочок ткани. Он поджег свою окровавленную футболку. Пламя, судя по всему, было вызвано неестественно быстро и ярко — на белой эмали раковины остались черные подпалины и сажа. Он смотрел на свое отражение в зеркале, но, казалось, видел не его, а что-то сквозь него, что-то далекое и ужасное.

Вероника кашлянула, не зная, как еще обозначить свое присутствие.

Он не обернулся. Его взгляд в зеркале встретился с ее взглядом. В его темных глазах не было ни смущения, ни извинений за испорченную раковину. Лишь все та же глубокая, бездонная усталость и холодная ясность.

— Вы должны были это сделать? — тихо спросила она, кивнув в сторону дымящихся остатков. —Следы, — коротко бросил он. — Даже микрочастицы могут быть использованы. Нельзя оставлять ничего.

Он выпрямился и повернулся к ней. Теперь она видела его торс — бледную кожу, перетянутую рельефом мышц и старыми, поблекшими шрамами. Свежие царапины и синяки от вчерашней схватки казались на их фоне незначительными царапинами. Один шрам, длинный и узкий, шел от ключицы вниз, к ребрам, словно от удара когтем или каким-то изогнутым, страшным лезвием.

Он заметил ее взгляд, но не стал прикрываться. Его бесстрастие было пугающим. —Вам лучше, — констатировала Вероника, чувствуя, как горит ее лицо. Она отвела глаза. —Достаточно, — ответил он. Он прошел мимо нее в гостиную, его движения были уже куда увереннее, почти бесшумными, несмотря на его комплекцию. Он подошел к окну и осторожно, одним пальцем, отодвинул край занавески, вглядываясь в просыпающуюся улицу.

— Они могут быть уже здесь? — спросила Вероника, обнимая себя за плечи. —Возможно. Но маловероятно. Искатели редко действуют среди бела дня. Им нужна тень. Но осторожность никогда не бывает лишней.

Он отпустил занавеску и повернулся к ней. —Мне нужно уйти. —Нет! — это вырвалось у нее слишком резко и громко. Она сама удивилась этой реакции. — Вы еще не в состоянии. Вы едва стояли прошлой ночью. И ваши раны…

— Они заживут. Медленнее, чем хотелось бы, но заживут, — он посмотрел на перебинтованные руки с легким раздражением. — Оставаться здесь — значит подвергать вас опасности. Большей, чем вы уже подверглись.

— А если они ждут вас на улице? — настаивала Вероника. — Если они выследили вас сюда? Вы выйдете и сразу же попадете в засаду. Это будет самоубийство.

Он молча смотрел на нее, и в его взгляде читалось некое удивление. Казалось, он впервые действительно рассматривал ее не как случайную помеху или элемент обстановки, а как человека, который имеет свое мнение и способен к логике.

— У вас есть план? — спросила она, почувствовав его слабину. —Выжить. Двигаться дальше. —Это не план. Это инстинкт.

Уголок его губ дрогнул в подобии улыбки, но это было невеселое выражение. —Инстинкты — это все, что у меня осталось. —Позвольте мне помочь, — сказала она, и в ее голосе прозвучала твердость, которой она сама от себя не ожидала. — Хотя бы сегодня. Останьтесь до вечера. Отдохните. Наберитесь сил. Ночью у вас будет больше шансов. А я… я могу сходить в магазин, купить еды, каких-нибудь вещей. Вы не можете выйти на улицу в том, в чем пришли.

Он окинул взглядом свою порванную и испачканную куртку, лежавшую на полу. —Вы правы, — неохотно признал он. Потом его взгляд упал на нее, стал оценивающим. — Это большой риск для вас. —Решение мое, — отрезала Вероника. — После вчерашнего я, кажется, имею право на свой собственный риск.

Он изучал ее еще несколько секунд, словно пытаясь обнаружить скрытый мотив, обман. Не найдя, медленно кивнул. —До заката. Ни минутой дольше.

Она кивнула в ответ, и в груди у нее что-то ёкнуло — странное чувство облегчения, смешанное с новой порцией страха. Она только что добровольно оставила в своем доме бомбу замедленного действия. Но что-то внутри подсказывало, что letting him go now было бы еще большей ошибкой.

— Хорошо, — сказала она, переходя к практическим вопросам, чтобы заглушить хаос в голове. — Я принесу вам что-нибудь из отцовских вещей. Он был примерно вашего роста. А потом схожу в магазин. Вам нужно что-то особенное? Еда? Медикаменты?

— Мясо. Жирное. Сладкое. Что-то калорийное, — ответил он без колебаний. — И… если найдете, электролиты. Порошки для регидратации. Аптечка у вас хорошая, но обезвоживание и истощение хуже поверхностных ран.

Он говорил как солдат, знающий потребности своего тела в условиях крайнего стресса. Вероника снова кивнула, запоминая. —Хорошо. Я буду быстро.

Она направилась в спальню, чтобы найти вещи, оставшиеся от отца. За спиной она почувствовала его взгляд. Взгляд человека, который привык оценивать, рассчитывать риски и доверять не больше, чем необходимо для выживания. И впервые за сегодняшнее утро она осознала, что теперь они связаны не просто случайностью. Они стали сообщниками. И этот союз, рожденный в кромешном аду ее гаража, теперь диктовал свои правила. И первый из них — довести начатое до конца.

Глава 5

Вероника вернулась через час, неся два переполненных пакета из круглосуточного супермаркета в соседнем квартале. Каждый шаг от подъезда до своей двери отдавался в висках навязчивым, параноидальным стуком сердца. Она ловила себя на том, что изучает лица редких прохожих, всматривается в затемненные стекла припаркованных машин, ищет что-то не то, что-то нездешнее в самой обычной утренней суете. Его страх, его вечная осмотрительность заражали ее, как вирус.

Перед своей дверью она на мгновение замерла, прислушиваясь. Ни звука. Абсолютная тишина из-за двери пугала больше, чем любой шум. Она вставила ключ, повернула его, отодвинула засов. Дверь открылась бесшумно.

В квартире царил полумрак, шторы были задернуты. Воздух был неподвижным и прохладным. Лекс сидел на полу, в углу гостиной, спиной к стене, откуда ему был виден и вход, и окно. Он не спал. Его глаза, блестящие в темноте, были прикованы к двери, когда она вошла. Он следил. Оценивал. Только убедившись, что она одна, он позволил себе расслабить плечи на долю миллиметра.

— Ничего необычного? — спросил он тихо, его голос был низким и глухим в тихой комнате. —Ничего, — выдохнула Вероника, запирая дверь на все замки. Ей вдруг стало до слез жаль его, этого человека, для которого обычное утро было чудом, а выход за хлебом — потенциальной засадой. — Все спокойно.

Она принесла пакеты на кухню и начала unpacking, стараясь производить как можно меньше шума. Консервы, пачки макарон, шоколад, несколько банок энергетического напитка, бутылки с водой, кусок жирной свинины. И маленькая коробочка с порошками-регидронами, которые она купила в аптеке.

Он встал и молча подошел к краю кухни, наблюдая за ее действиями. Его молчаливое присутствие было одновременно и успокаивающим, и напрягающим.

— Я не знаю, что вы едите, поэтому купила всего понемногу, — пробормотала она, чувствуя необходимость нарушить тишину. —Это прекрасно, — он взял со стола плитку шоколада и развернул ее своими забинтованными руками. Движения были все еще немного скованными, но уже уверенными. Он отломил большой кусок и съел его почти не жуя. — Спасибо.

Вероника принялась готовить что-то существенное — быструю пасту с мясным соусом. Он стоял и смотрел, как она рубит лук и чеснок, и в этом простом, бытовом действии было что-то сюрреалистичное. Казалось, он наблюдает за сложным, почти магическим ритуалом, к которому сам не имел отношения долгие годы.

— Вы давно не были в… обычной жизни? — осторожно спросила она, помешивая фарш на сковороде. —Достаточно, чтобы забыть, как пахнет настоящая еда, — ответил он, его взгляд был прикован к шипящей на сковороде пище. — Больше года. Возможно, двух. Время течет иначе… там, где я был.

Он не стал уточнять, где именно. Вероника не стала спрашивать. Но это молчаливое признание стало еще одной ниточкой, связывающей их. Еще одной каплей доверия, добытой с огромным трудом.

Они ели за небольшим кухонным столом. Он поглощал пищу с той же эффективной, почти машинальной жадностью, что и утром, но теперь в его глазах читалась тень чего-то, отдаленно напоминающего удовольствие. Он съел две полные тарелки и выпил литр воды, в которую Вероника высыпала два пакетика регидрона.

— Это помогает? — спросила она. —Помогает, — кивнул он. — Тело… оно истощается быстрее, чем кажется. Восстановление — это приоритет.

После еды он снова замолчал, уйдя в себя. Вероника убрала со стола и вымыла посуду. Когда она закончила, он все так же сидел за столом, глядя перед собой в пустоту, но его взгляд был сосредоточенным, inward-looking. Он казался одновременно и здесь, и очень далеко.

Она не решалась его тревожить. Она села в кресло в гостиной с книгой, но не могла прочитать ни строчки. Ее внимание было полностью приковано к нему. К тому, как он дышит. К малейшему движению его мускулов. К той титанической работе, которая, как она чувствовала, происходила где-то глубоко внутри него.

Прошло maybe полчаса, прежде чем он пошевелился. Он медленно поднял голову и посмотрел на нее. Его глаза были ясными, но в них читалась новая, иная усталость — не физическая, а mental.

— Ваша помощь… была необходима, — произнес он, и слова дались ему непросто. Это была не благодарность, а скорее констатация факта, признание ее полезности. — Спасибо.

Вероника просто кивнула, боясь спугнуть этот хрупкий момент.

— Они не отступят, — продолжил он тихо, его голос был почти шепотом, но каждое слово падало с весом свинца. — То, что пришло прошлой ночью, было искателем. Разведчиком. Оно не вернется. Но его исчезновение укажет дорогу другим. Более сильным.

Вероника замерла, сердце уйдя в пятки. —Сколько у нас времени? —Часы. Может быть, день. Не больше.

В комнате снова повисла тишина, на этот раз тяжелая и зловещая. —Что мы будем делать? — прошептала она.

Лекс посмотрел на свои перебинтованные руки, сжал кулаки, testing свою силу. —Я буду драться. А вы… — его взгляд встретился с ее, — вы должны исчезнуть. Уехать из города. Найти глухое место и не высовываться, пока все не кончится.

— Пока что не кончится? Пока вас не убьют? — ее голос дрогнул от внезапной, острой обиды. —Это единственный логичный исход, — ответил он с леденящим спокойствием. — Моя цель — увести их от вас как можно дальше. И нанести как можно больше урона по пути.

— Нет! — она вскочила с кресла. — Это не выход! Это… это самоубийство! Должен быть другой способ!

— Другого способа нет! — его голос впервые сорвался на низкую, грозную ноту. В его глазах на мгновение вспыхнула та самая тьма, сдерживаемая ярость, от которой похолодело все внутри. — Вы не понимаете, с чем имеете дело! Это не люди, не бандиты, которых можно обмануть или откупиться! Их не остановить! Их можно только замедлить! Или уничтожить ценой собственной жизни!

Он тяжело дышал, от его спокойствия не осталось и следа. Казалось, сама реальность его слов давила на него, и он едва сдерживал ее напор.

Вероника стояла, дрожа, но не от страха перед ним, а от яростного неприятия его слов. —Я не позволю вам просто уйти и умереть из-за меня! Из-за того, что они пришли ко мне! Мы найдем способ. Вместе.

Глава 6

Тишина, последовавшая за его словами, была иного качества. Она не была пустой или неловкой. Она была насыщенной, густой, как смола, наполненной невысказанными мыслями и нерешенными вопросами. Лекс сидел с закрытыми глазами, но по напряжению его jaw, по легкому подрагиванию пальцев было видно — он не отдыхал. Он работал. Его разрывлся по картам местности, по возможным сценариям, по слабым местам в обороне этой маленькой квартиры.

Вероника не мешала ему. Она тоже пыталась думать, планировать, но ее мысли метались, как перепуганные птицы, натыкаясь на непреодолимую стену ее незнания. Она не знала врага. Не знала его сил, его слабостей. Она не знала даже, во что верит тот, кто сидел напротив. В магию? В инопланетян? В некие неизвестные науке энергии? Ее практичный, Technik-ум отказывался оперировать такими категориями.

Она встала и подошла к окну, снова отодвинула край занавески. Улица жила своей обычной жизнью. Машины, прохожие с собаками, почтальон, разносящий письма. Мир, который всего несколько часов назад казался ей единственно возможным и реальным, теперь выглядел бутафорским, ненастоящим декорациями к спектаклю, главный актер которого сидел у нее за спиной и готовился к войне.

— Они придут с наступлением темноты, — тихо произнес он, не открывая глаз. — Всегда так. Тень — их стихия. Их проводник.

Вероника обернулась. —А свет? Огонь? Что-то еще?

Он медленно покачал головой. —Свет ослабляет, но не останавливает. Огонь… сложно применить эффективно. Они быстры. У них нет физической формы, которую можно просто поджечь. Они — сгустки воли. Холодной, голодной воли.

Он открыл глаза и посмотрел на нее. Взгляд был усталым, но ясным. —Вы хотите знать, что это. Я вижу по вашему лицу. Вы ищете рациональное объяснение.

Вероника молча кивнула. —Объяснения нет. Есть факты. Есть иная реальность, которая существует бок о бок с вашей. В ней есть… сущности. Древние. Голодные. Они питаются. Энергией. Страхом. Жизнью. А есть люди, like me, кто… привлекает их. Как маяки. Или кто умеет с ними взаимодействовать. Бороться.

— Как вы? — прошептала она. —Я не борюсь, — в его голосе прозвучала горькая усмешка. — Я бегу. Иногда отбиваюсь. Чтобы бежать дальше.

— Почему вы? Почему они идут именно за вами?

Он замолчал, и в его глазах промелькнула тень чего-то такого глубокого и личного, что Веронике стало не по себе от своего вопроса. —Это долгая история. И вам не стоит ее знать. Знание тоже привлекает внимание.

Он поднялся с пола, его движения были плавными, но она заметила, как он на мгновение оперся рукой о стену, чтобы сохранить равновесие. Истощение давало о себе знать. —Мне нужно осмотреть место. Гараж. Там остались следы. Их и мои. Нужно понять, можно ли что-то сделать.

— Я пойду с вами, — сразу же сказала Вероника. —Нет. —Это мое property. Мой гараж. И если там есть что-то, что может указать на меня, я должна знать.

Он посмотрел на нее с безжалостной прямотой. —Вы видели то, что там осталось? После боя? Вероника покачала головой.Вспомнились только осколки, разбросанные повсюду. —Нет. Но я видел многое. И вы не готовы.

— Я пережила уже достаточно, чтобы быть готовой ко многому, — возразила она, хотя внутри все сжалось от страха.

Он изучал ее несколько секунд, затем кивнул. —Хорошо. Но делайте то, что я скажу. И если я скажу бежать — бежите. Не оглядываясь. Договорились?

— Договорились.

Они спустились в гараж через внутреннюю лестницу. Лекс шел первым, каждым своим движением демонстрируя предельную осторожность. Он приоткрыл дверь в гараж, замер на несколько секунд, вслушиваясь и всматриваясь в полумрак, и только потом пропустил ее.

Гараж выглядел иначе при дневном свете, пробивавшемся через запыленные окна под потолком. Картина разрушения была еще более масштабной, чем помнила Вероника. Но дело было не в разбросанных инструментах и осколках. Дело было в самих стенах, в полу.

На сером бетоне кое-где виднелись темные, почти черные пятна, похожие на высохшую нефть, но от них исходил слабый, едва уловимый запах озона и гари. Металлический стеллаж был погнут внутрь, будто по нему ударили кувалдой, но не было видно вмятин от удара — металл был будто размягчен и стекал вниз, как расплавленный воск, застывший неестественными наплывами.

И самое страшное — на полу, в самом центре, лежало то, что осталось от искателя.

Это было не тело. Это не было чем-то organic. Это было нечто вроде тени, отпечатавшейся на бетоне. Пятно густой, непроглядной тьмы, которое, казалось, не просто лежало на поверхности, а прожигало ее, уходя вглубь. Края пятна были неровными, изорванными, и от них расходились тонкие, словно молнии, черные прожилки. Смотря на него, Веронику охватило тошнотворное головокружение. Казалось, пятно не просто впитывает свет, а втягивает в себя само пространство, само бытие.

Она involuntarily отступила на шаг, подняв руку ко рту. —Боже мой…

Лекс стоял рядом, его лицо было каменным. —Ядро, — произнес он без эмоций. — Оно dissipating, но медленно. Для обычного глаза это просто грязь. Для них — как маяк.

— Мы должны… убрать это? Соскрести? — с отвращением спросила Вероника.

Он покачал головой. —Бесполезно. Энергия уже впиталась в материал. Можно только замедлить излучение. На время.

Он обошел пятно по кругу, внимательно изучая его, потом подошел к стене, где были видны наплывы металла. Он провел пальцем по одному из наплывов, и кожа на его пальце побелела от холода. —Следы когтей. Искатель был сильным. Сильнее, чем я думал.

В его голосе прозвучало нечто, от чего у Вероники похолодела кровь. Не страх. Признание. Почти что уважение к противнику.

— Что мы будем делать? — повторила свой утренний вопрос Вероника, чувствуя, как почва уходит у нее из-под ног при виде этого evidence чистого, необъяснимого зла.

Лекс повернулся к ней. В его глазах горел тот самый одинокий, но не гаснущий огонек. Воля. —Мы купим время. Я знаю способ. Но для этого мне понадобится ваша помощь. И ваша тишина. Абсолютная.

Глава 7

Слова повисли в воздухе, тяжелые и неумолимые. «Немного вашей крови». Веронике показалось, что она ослышалась. Она смотрела на нож в его руке, на лезвие, холодно поблескивавшее в тусклом свете гаража, и не могла вымолвить ни слова. Страх, который начал отступать, вернулся с новой, леденящей силой.

— Моей… крови? — наконец выдавила она, и голос ее звучал хрипло и чуждо. —Это необходимо, — его тон не допускал возражений. В нем не было злобы или жажды насилия, лишь холодная, безжалостная практичность. — Для барьера. Чтобы скрыть следы и отвести их внимание. Чистая, добровольно данная кровь живого человека, не затронутого Тьмой, обладает… особыми свойствами. Она может маскировать. Обманывать.

Он не сводил с нее глаз, наблюдая за ее реакцией. Вероника чувствовала, как подкашиваются ноги. Все ее естество восставало против этой идеи. Это было слишком язычески, слишком жутко и нереально. Но она уже видела пятно на полу. Видела, как плавился металл от прикосновения незримых когтей. Реальность перестала подчиняться привычным законам.

— Вы с ума сошли, — прошептала она. —Возможно, — согласился он без тени улыбки. — Но это работает. Это даст нам несколько лишних часов. Возможно, ночь.

Он сделал шаг к ней, не угрожающе, а скорее как хирург, приближающийся к пациенту с скальпелем. —Вы должны решить. Сейчас. Довериться мне или нет. Другого способа нет.

Вероника смотрела на него. На его бледное, истощенное лицо. На темные, полные неподдельной усталости глаза. На перебинтованные руки, которые всего несколько часов назад сражались с чем-то невообразимым, чтобы защитить ее. Он был сосудом тьмы, да. Но он был также и ее единственным шансом.

Она закрыла глаза, сделала глубокий, дрожащий вдох и кивнула. —Делайте.

Он подошел вплотную. Она почувствовала исходящий от него холод. —Дай мне руку. Левую.

Она повиновалась, протянув дрожащую ладонь. Его пальцы обхватили ее запястье. Прикосновение было ледяным, но твердым. Он повернул ее руку ладонью вверх, обнажив нежную кожу на внутренней стороне предплечья.

— Это будет больно, — предупредил он тихо. — Только мгновение.

Он не стал медлить. Быстрое, точное движение. Острое жгучее тепло, за которым мгновенно последовала волна тошнотворной боли. Она вскрикнула, закусив губу, и увидела, как на ее коже проступила алая капля, затем еще одна, сливаясь в короткую, тонкую линию.

Лекс отпустил ее запястье и так же быстро подставил лезвие ножа под струйку крови. Капли падали на холодный металл, не растекаясь, а словно впитываясь в него, заставляя сталь тускло светиться изнутри странным, багровым светом.

— Теперь отойди и прижми рану, — скомандовал он, не глядя на нее, все его внимание было приковано к ножу.

Вероника, все еще ослепленная болью и шоком, отступила, судорожно прижимая к порезу край своей кофты. Она смотрела, завороженная и испуганная, как он повернулся к пятну на полу.

Он начал двигаться. Это не было похоже ни на что, что она видела раньше. Его steps были плавными, точными, выверенными до миллиметра. Он обочертил пятно по периметру, оставляя на бетоне капли ее крови с кончика ножа. Каждая капля, падая, шипела и испарялась с тихим свистящим звуком, оставляя после себя крошечное черное пятнышко, словно выжигая бетон.

Потом он начал наносить символы. Быстрые, резкие движения рукой. Знаки, которые она не узнавала — угловатые, асимметричные, нарушающие саму геометрию пространства вокруг себя. Воздух в гараже загустел, зарядился статическим электричеством. Волосы на руках Вероники встали дыбом. Пахло озоном, пеплом и медью.

Лекс шептал что-то. Не слова, а скорее звуки. Низкие, гортанные вибрации, которые, казалось, исходили не из его гортани, а из самой земли под ногами. Его лицо покрылось испариной, он бледнел с каждой секундой, словно ритуал высасывал из него остатки жизни. Но его рука не дрожала. Его воля, та самая железная воля, держала его, заставляя совершать невозможное.

Наконец он закончил. Он отступил на шаг, его грудь тяжело вздымалась. Круг из черных точек и странных символов окружал пятно искателя, словно заключая его в невидимую клетку. Багровый свет с лезвия ножа погас.

Тишина, наступившая после, была оглушительной. Давление в воздухе исчезло. Вероника перевела дух, которого, как она поняла, не делала все это время.

Лекс повернулся к ней. Он выглядел ужасно — мертвенно-бледный, почти прозрачный, под глазами залегли фиолетовые тени. —Готово, — выдохнул он. — Они не увидят этого. Не сразу. Теперь… теперь мне нужно…

Он не договорил. Его глаза закатились, колени подкосились. Он рухнул на цементный пол, как подкошенный, прежде чем Вероника успела сделать хоть шаг.

— Лекс!

Она бросилась к нему, забыв о своей собственной боли. Он лежал без сознания, холодный и недвижимый, как мертвый. Но его грудь слабо поднималась. Он был жив. Ритуал забрал у него все силы, которые он с таким трудом восстановил.

Паника снова сжала ее горло, но на этот раз она была иной. Более острой, более личной. Она не могла позволить ему умереть. Не сейчас. Не после всего.

Собрав остатки сил, она подсунула руки ему под плечи и потащила его к лестнице. Тащить его вверх, в квартиру, было адским трудом. Она спотыкалась, падала на колени, чувствуя, как сочится кровь из ее пореза, но не останавливалась. Стиснув зубы, с рыданиями отчаяния и ярости, она втащила его наверх, в гостиную, и свалила на диван.

Она наложила себе на руку повязку, почти не глядя, вся ее attention была прикована к нему. Он дышал поверхностно и часто. Она накрыла его всеми одеялами, что нашла, пытаясь бороться с его ледяным холодом. Принесла воду, пыталась влить ему в рот несколько глотков, но он был без сознания, вода стекала по подбородку.

Она сидела рядом на полу, обхватив колени, и смотрела на него. Боль в руке пульсировала в такт ее бешено колотящемуся сердцу. Она чувствовала себя опустошенной, испуганной и странно… связанной с ним. Они обменялись кровью. Ее жизнь, пусть и в такой жуткой, символической форме, теперь была частью этого ритуала, частью его борьбы.

Глава 8

Тишина, наступившая после его падения, была самой гнетущей из всех, что Вероника знала. Она не была пустой — ее заполняло тяжелое, прерывистое дыхание Лекса, собственное бешеное сердцебиение и звенящий в ушах отзвук только что произошедшего. Воздух в квартире все еще казался спертым, наэлектризованным, будто после сильной грозы, которая прошла где-то совсем рядом.

Она сидела на полу у дивана, все еще сжимая его холодную руку в своей. Боль в предплечье пульсировала ровным, навязчивым ритмом, напоминая о странном и жутком ритуале. Она смотрела на его лицо, на котором застыла маска предельного истощения. Он не просто спал — он был выключен, вычеркнут из реальности, и его организм, измученный до последней клетки, пытался собрать себя по крупицам.

Сумрак за окнами сгущался, превращаясь в полноценные сумерки. Улица затихала, обычные ночные звуки казались приглушенными, отдаленными, будто доносящимися из другого мира. Вероника боялась пошевелиться, боялась нарушить эту хрупкую, обманчивую передышку.

Прошел maybe час, может больше, прежде чем его пальцы в ее руке внезапно дернулись. Она вздрогнула, затаив дыхание. Его веки затрепетали, и он издал тихий, болезненный стон, похожий на стон раненого зверя. Его глаза открылись. Сначала в них не было ничего, кроме пустоты и дезориентации, но очень быстро, с пугающей скоростью, в них вернулась привычная острая осознанность. Он мгновенно оценил обстановку: потолок, ее лицо, свою руку в ее руке, темнеющее за окном небо.

Он резко попытался сесть, но тело его не слушалось. Он рухнул обратно на подушки, сжав зубы от боли и бессилия. —Сколько? — хрипло выдохнул он. —Час, maybe полтора. Вечереет, — тихо ответила Вероника, отпуская его руку. Ее ладонь была влажной от его холодного пота.

Он кивнул, закрыв глаза, словно обрабатывая эту информацию. Его грудь тяжело вздымалась. —Воды, — прошептал он.

Она вскочила, принесла стакан и, осторожно приподняв его голову, помогла ему сделать несколько глотков. Он пил жадно, снова как человек, только что вернувшийся из пустыни. —Ритуал… сработал? — спросила она, ставя стакан на пол.

— Сработал, — он провел языком по сухим губам. — На время. Они не увидят ядро. Но они уже здесь. В городе. Ищут другой след. Другой вход. Чувствую.

Он сказал это с такой леденящей уверенностью, что Вероника непроизвольно обернулась к окну, ожидая увидеть там искаженные лица в темноте. —Что нам делать? — ее голос снова звучал тонко и испуганно, каким был в самом начале.

Лекс с огромным усилием перевернулся на бок, уперся локтем в диван и на этот раз сумел сесть. Он сидел, свесив ноги, опустив голову и дыша через силу. —Готовиться. Они придут сюда. Не к ядру. Ко мне. Ко мне всегда приходят.

Он поднял на нее взгляд. В полумраке его глаза казались совсем черными. —Вы все еще можете уйти. Сейчас. Пока не стемнело окончательно. Шанс есть.

Вероника посмотрела на свою перевязанную руку, на него, на темный квадрат окна. Она вспомнила ужас в гараже, леденящую пустоту его внутреннего мира и ту же железную волю, что сдерживала ад. Она вспомнила, как он рухнул, истощенный ритуалом, который был призван защитить в первую очередь ее.

— Нет, — сказала она, и ее голос на удивление не дрогнул. — Я остаюсь. Скажите, что делать.

Он изучал ее несколько секунд, и в его взгляде промелькнуло нечто, отдаленно напоминающее уважение. Потом кивнул. Деловой, короткий кивок. —Хорошо. Тогда слушайте внимательно. Нам нужна территория. Защищенная. Эта квартира — ловушка. Одна дверь, одно окно. Нам нужен гараж.

Вероника с удивлением всплеснула руками. —Гараж? Но… там это пятно! И символы! Вы сказали, они как маяк! —Для искателей — да. Для тех, кто придет следом — нет. Они уже знают, что я здесь. Маяк им не нужен. Им нужна добыча. А в гараже… в гараже есть пространство. Есть инструменты. Есть пути отхода. И есть сталь. Много стали.

Он говорил все более оживленно, его ум уже работал, выстраивая стратегию, план обороны. —Сталь? — не поняла Вероника. —Чистые металлы. Железо, сталь, серебро. Они… затрудняют им фокусировку. Мешают материализоваться в полной мере. Не останавливают, но дают преимущество. Время на удар.

Он попытался встать, схватился за спинку дивана, но удержался на ногах. —Нужно спуститься вниз. И подготовить площадку. Пока я еще могу хоть как-то двигаться.

Он посмотрел на ее перевязанную руку. —А вам нужно перевязать это как следует. И поесть. Вы теряли кровь. Вам понадобятся силы.

Они снова спустились в гараж. На этот раз Лекс, опираясь на стены и стеллажи, двигался сам. Он зажег аварийную лампу, которая висела над верстаком, — яркий, слепящий свет выхватил из тьмы островок хаоса: разбросанные инструменты, осколки, и в центре — зловещее черное пятно, окруженное такими же черными, выжженными символами.

Лекс обошел пятно, внимательно изучил состояние символов, кивнул, удовлетворенный. —Держится. Теперь… нам нужно свет. Много света. Все, что есть.

Вероника принялась собирать все осветительные приборы, какие нашла в мастерской: еще две мощные переносные лампы, старый прожектор, даже обычную настольную лампу. Они расставили их по периметру гаража, направив лучи в центр, создав хорошо освещенный круг. Тени стали резкими, глубокими, почти осязаемыми.

— Теперь инструменты, — скомандовал Лекс. Он сам подошел к стеллажам и начал снимать с крюков самые тяжелые и прочные предметы: монтировки, тяжелые молотки, длинные гаечные ключи, острые зубила. — Все, что может служить оружием ближнего боя. Чем тяжелее, тем лучше. Ищем все металлическое.

Они собрали целый арсенал на верстаке. Лекс проверял каждый предмет на вес, на баланс, откладывая одни, оставляя другие. Его движения стали увереннее, быстрее. Казалось, сама подготовка к бою подпитывала его, возвращала к жизни.

— А что насчет… ну, не знаю, огня? Как в фильмах? — робко предложила Вероника, указывая на баллон с газом для сварочного аппарата. —Огонь ненадежен, — покачал головой Лекс. — И опасен для нас больше, чем для них. Если есть бензин — можно сделать импровизированные факелы. На короткое время ослепляет, сбивает с толку. Но не более.