Дорогие читатели!
Приглашаю в сиквел романа "ШЕЙХ. Испытание страстью".
Это самостоятельная книга, которую можно читать отдельно, но она также раскрывает новые грани полюбившихся героев.

Ты веришь в то, что любовь может выжить после предательства, разлуки и боли?
Эта история — не просто о страсти. Это история о выборе, который всё меняет.
Она сбежала, чтобы защитить ребёнка. Он остался, чтобы сдерживать себя. А теперь они снова встретились.
Теперь её зовут Хелене. Но между ними огонь, который не потух даже после шести лет молчания.
Если ты любишь сильные чувства, мужские характеры, роковые тайны и женщин, которые не сдаются — начни читать.
⚠️ Здесь будут слёзы. Здесь будет страсть. Здесь — история, которая останется с тобой.
P.S. Книга "ШЕЙХ. Испытание страстью" живёт тут:
https://litnet.com/shrt/l2lj
Подписывайтесь на автора и добавляйте книгу в библиотеку, чтобы оставаться вкурсе всех событий. Поддержите новинку звёздочкой и комментами. Музу важна ваша обратная связь для вдохновения ❤️
С любовью, ваша Dark Colt ❤️
Утро было прохладным и удивительно тихим для центра Берлина. За окном дышал город: гудели трамваи, спешили пешеходы, витали запахи кофе и выпечки. В квартире на третьем этаже, утопающей в мягком свете, царила хрупкая тишина.
— Мама, где моя кофточка с зайчиком? — нарушил её голос.
Елена вздрогнула, вынырнув из прострации. Амира стояла в дверях, босая, растрёпанная, с пушистым зайцем в руках.
— В ящике, нижнем. Справа. Ты же сама туда её положила.
— Я забыла, — буркнула дочка и скрылась в комнате.
Елена провела рукой по лицу. Обычное утро. Но внутри — напряжение, будто электричество под кожей. Оно тянуло, щекотало нервы. Предчувствие. Чей-то взгляд, которого не было, но он будто скользил по затылку.
Она медленно отпила кофе — горький, холодный. 7:12. Пора вставать в реальность.
На планшете — незавершённая статья. Заголовок: «Право на вторую попытку». Строчки обрывались — не из-за нехватки слов, а из-за того, что их слишком много внутри.
Экран вспыхнул. Новое сообщение. «Срочно». От редактора.
"Подтверждена аккредитация на съёмку в Дубае. Аль-Мансур. Детали по телефону. Срочно."
Она едва не уронила чашку. В груди что-то сжалось. Глаза застелила дрожащая пелена.
Телефон завибрировал.
— Да?
— Хелене Зоммер? — немецкий акцент. — Вы летите в Дубай. Завтра. Без группы. Поздравляем — это эксклюзив.
— В… Дубай? – Елена нервно сглотнула.
— Подробности в брифе. До встречи в редакции.
Она отключила. Смотрела в пустоту. Внутри всё кричало.
Тогда, шесть лет назад, она не просто уехала — исчезла. Скрылась. Потому что выбора не было.
Он там. Шесть лет тишины — и теперь она снова идёт туда. Как Хелене Зоммер. Не как Елена Смирнова.
Имя, под которым она писала — псевдоним. Хелене Зоммер. Новая жизнь. Но внутри… она всё ещё была Еленой. И всё ещё носила его в себе.
На кухне появилась Амира — в кофточке, надетой задом наперёд.
— Мам, а что такое Дубай?
Елена замерла.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я слышала. Ты говорила с кем-то.
Она опустилась на корточки:
— Это страна, где жарко. Пески. Башни. Верблюды.
— А у нас есть верблюд?
— Пока нет.
— А мы туда поедем?
— Нет, только я.
Амира надула губы. Елена обняла её крепче, чем нужно было.
— Там, наверное, красиво? — спросила девочка.
— Очень. Но ты — мой дом. И ты очень красива.
Она знала: поездка — это не работа. Это путь назад. В огонь. В правду.
Позже, пока Амира завтракала, Елена делала вид, что всё, как всегда. Напоминала о садике, гладила волосы. Но внутри — паника.
— А дядя Марко приедет сегодня? – внезапно спросила Амира.
— Нет, он в Мюнхене. – на автомате ответила Елена.
Марко. Юрист. Добрый. Спокойный. С ним было спокойно. Он сделал ей предложение почти год назад. Формально — они были помолвлены. С ним можно было дышать — но нельзя было чувствовать.
— Мама… я его нарисовала сегодня.
— Кого?
— Папу. Он снился мне. Держал меня за руку. Как тот дядя на фото.
Она замерла.
— Это просто старое фото. Из репортажа.
Но внутри — всё оборвалось.
Когда Амира ушла в комнату, Елена села. Пальцы коснулись кольца. Голубой камень. Подарок Марко. Она носила его, когда чувствовала вину.
А в спальне, в шкатулке — фото. Он. И она. Вечер в пустыне. Его рука. Его глаза.
— Ты не знаешь… — прошептала она. — Что у тебя есть дочь.
И, может быть, никогда не узнаешь.
Но он уже читал. Уже чувствовал. Где-то далеко он держал в руках её статью. Узнавал стиль. Тени.
— Елена… — прозвучало её имя бархатным баритоном.
… просто имя, но оно раскололо тишину.
И между ними вновь возникло дыхание времени.
Прошлое всегда находит путь. Даже если ты меняешь имя. Даже если сбегаешь. Даже если рождаешь новую жизнь.
Она возвращалась не к нему. К себе. Но именно это было опаснее всего.
Потому что сердце до сих пор принадлежало другому. Тому, кто даже не знал, что у него есть дочь.
***
Вечером, в коридоре детского сада, Елена встретила взгляд няни. Надя держала за руку Амиру, которая возбуждённо размахивала рисунком.
— Она говорит, что он ей снится, — шепнула Надя, когда девочка отвлеклась. — И что он называет её по имени.
Елена слегка улыбнулась, но взгляд стал тусклым.
— Дети фантазируют. Она недавно нашла фотографию. Это просто образ.
— Образ — это тоже память. Только не твоя, а её, — мягко возразила Надя. — Ей нужно знать, откуда она. От кого у неё глаза. Улыбка. Темперамент.
Елена отвернулась к окну. За стеклом весенний Берлин гудел, как далекий город в прошлом сне.
— Она ещё маленькая. Я хотела защитить её.
— И это ты делаешь. Каждый день. Но правда... она всё равно найдёт путь. Через сны, через рисунки. Через взгляд.
Надя была не просто няней. Она пришла в их дом, когда Амире не было и года. Пережила с Еленой бессонные ночи, первые шаги, слёзы, внезапные судороги страха, когда Елена не знала, как жить без прошлого — и с ним одновременно. Надя знала всё. И хранила молчание, как старый друг, как часть семьи.
— Я боюсь, Надя, — Елена выдохнула. — Не за себя. За неё.
— Ты не обязана быть железной. Только настоящей. Для неё.
***
Ночь. Квартира. Тишина.
Елена задернула шторы, выключила свет. Но темнота не спасала.
Перед глазами — тот же образ. Его глаза, его рука на её спине. Вечер в пустыне, их дыхание на фоне песка.
Кольцо на безымянном пальце снова казалось чужим. Она сняла его и положила на стол. Так она делала всё чаще, когда оставалась одна.
С Марко было спокойно. Но каждый раз, когда он смотрел с добротой, она ловила себя на том, что прячет руку. Будто стыдилась не кольца, а себя. Потому что сердце принадлежало другому. Тому, кто возможно и не вспоминал…
Она открыла старую шкатулку. Там — флешка, записка с арабскими символами, и фотография. Они вдвоём. Та, которую Амира когда-то нашла.
В аэропорту Дубая было жарко и многолюдно, несмотря на раннее утро. Воздух пах влажным бетоном, кофе и дорогими духами. Елена шагнула на тёплую плитку терминала и задержала дыхание.
Шесть лет…
Шесть лет с тех пор, как она покинула этот город, унося с собой не только память, но и тайну, которая изменила её жизнь.
Теперь она возвращалась. Под другим именем. Но с тем же сердцем.
В толпе прибывших — деловых людей, туристов, женщин в абайях и мужчин в костюмах — она будто растворилась, став тенью самой себя.
На табличке, которую держал водитель от отеля, значилось: «Helene Sommer». Имя, под которым она жила все последние шесть лет. Имя, за которым пряталась. Имя, которое больше не спасало.
— Добро пожаловать в Дубай, мисс Зоммер, — вежливо произнёс мужчина, открывая перед ней дверцу чёрного автомобиля. — Вас ждут в отеле.
Она лишь кивнула. Голос был слишком слаб, чтобы говорить. Сердце стучало неестественно быстро. В груди — сдавленное предчувствие. Как будто каждый поворот шоссе вёл не к отелю, а обратно — в ту самую пустыню, в те самые глаза, которые она не могла забыть.
***
Номер был дорогим, стильным, холодным. Белые простыни, стеклянная ванна, зеркало в полный рост. Всё, как на рекламной фотографии.
Елена скинула туфли, бросила сумку и подошла к окну. За стеклом — город. Вечерний. Ослепительный. Опасный. Здесь всё начиналось и всё заканчивалось.
Телефон завибрировал на тумбочке.
Марко.
«Ты добралась? Всё в порядке? Амира говорит, что скучает.»
Она прочла сообщение и села на край кровати. Пальцы дрожали. Пальцы, которые держали когда-то его ладонь. Но сейчас — другое. Сейчас она была одна. Слишком одна.
Она не ответила сразу. Потом коротко написала:
«Да. Добралась. Спасибо. Поцелуй её за меня.»
Но не написала, как дрожит внутри. Как боится. Как сердце уже стучит иначе, потому что оно чувствует приближение того, кого она боялась и ждала одновременно.
***
Утром она проснулась в холодной простыне. Спала плохо. Слишком яркие сны. В каждом из них он смотрел на неё. Молчал. Или говорил слишком громко. А она — не могла ответить.
Оделась в светлую блузу, классические брюки, тонкий браслет на запястье. Волосы собрала, лицо — безупречное. Но зеркало не обманешь. В отражении — тревога. Пульс на шее бился быстрее обычного.
Она вышла из номера и вежливо кивнула портье. Взгляд его был нейтральным, но ей казалось, что он знает. Что-то догадывается. Что-то видит. Возможно, это просто паранойя. А возможно — судьба уже начала своё движение.
Имя на табличке у входа в конференц-зал гласило: «Helene Sommer, Europa Media». Елена на секунду задержалась, глядя на собственную отражённую фамилию — уже привычную, но всё равно не ставшую родной.
Здание отеля поражало размахом: золотые акценты, мраморные колонны, мягкий ковёр с восточными узорами. И Елена ощущала себя так, будто ходит по острию ножа. Возвращение сюда было как шаг в пламя. Но работа диктовала свои правила.
— Мисс Зоммер? Вас ожидают в конференц-зале «Джумейра». Сюда, пожалуйста.
Молодой администратор в идеально выглаженной форме указал ей направление. Елена улыбнулась профессионально, почти автоматически, и пошла следом. Каждое движение — как по сценарию. Спина прямая, камера на ремне, папка с брифами под мышкой. Только руки чуть дрожали. Почти незаметно.
В зале было полутемно, освещение направлено на кресла, где через полчаса должен был появиться представитель семьи аль-Мансур. Пресс-конференция была закрытой, по спецаккредитации. Елену пригласили как фотожурналиста, официально от европейского агентства. Неофициально — она хотела одного: увидеть хоть краем глаза, услышать голос, уловить дыхание прошлого. И одновременно этого боялась!
Она расставила аппаратуру, проверила фокус. Всё выглядело так, будто она сосредоточена исключительно на работе. Но внутри… внутри грохотало сердце.
— Слишком напряжены, мисс Зоммер. — Голос рядом прозвучал неожиданно. — Как будто не просто съёмка, а дело жизни.
Елена обернулась. Перед ней стоял мужчина — европеец, высокий, в дорогом костюме и любопытным прищуром.
— У нас тут редко бывают такие красивые фотографы. Особенно такие… взволнованные.
— Работа требует концентрации, — парировала она, сдерживая раздражение.
— Конечно. Простите. Маркус Вендт. Я консультирую прессу по линии культурных проектов.
— Хелене Зоммер. Приятно познакомиться.
Он улыбнулся, но не стал больше навязываться. Она уловила — типичный дипломат: скользкий, но не глупый.
Когда он ушёл, она позволила себе снова выдохнуть. Пальцы скользнули к цепочке под рубашкой — к кулону, который носила с юности. Подарок матери. Символ дома, которого больше не существовало. Всё внутри было тонко настроено на баланс — не сорваться, не показать дрожи, не дать себе упасть в ту яму, из которой она так долго выбиралась.
Внезапно в зале произошло движение. Вышли охранники. Двери распахнулись. Елена машинально навела камеру. Через объектив она увидела его…
Калид!
Он шёл в сопровождении двух советников. Высокий, уверенный, в белой традиционной одежде, с лёгкой тенью усталости на лице. За шесть лет он почти не изменился. Только в глазах появилось что-то новое. Боль? Холод? Или просто… пустота?
Она не знала, сколько времени смотрела на него. Минуту? Вечность? Его взгляд скользнул по залу и остановился.
На ней.
***
Дыхание Елены сбилось. Она оторвала глаз от видоискателя, будто испугавшись, что он увидит слишком много. Но было уже поздно. Он узнал.
Не имя. Не одежду. Не профессию. А глаза. Только они не меняются.
Он ничего не сказал. Не подошёл. Только смотрел. Несколько бесконечных секунд.
Потом отвернулся и сел на своё место.
… Калид знал эти глаза. Узнал их с первого взгляда, как узнают голос родной души. Его сердце сжалось, но лицо осталось непроницаемым.
Дорогие мои читатели!
Давайте познакомимся с нашими героями))
Елена \ Хелене

Калид

И их малышка

Как вам наши герои? Будьте активными, не жалейте своих лайков и комментов 😍 подписывайтесь на автора, чтобы не пропустить важные события!
Она шла быстро, почти бегом. Сердце колотилось, и пальцы едва держали сумку. За спиной ещё звучал голос Калида — тихий, наполненный чем-то острым. Но она не оглянулась. Не позволила себе. Не здесь. Не сейчас.
На улице воздух оказался горячим, обволакивающим, будто сам город тянул к себе. Елена остановилась у ближайшей колонны и прислонилась к ней лбом. Стекло было прохладным. Оно не спрашивало, не упрекало. Только принимало.
Внутри неё всё кипело. Взгляд Калида прожигал её даже сквозь стены. Его молчание — самое страшное. Она ушла, но мысли остались там, в конференц-зале, где они снова пересеклись. Где она поняла: прошлое никуда не делось.
Она хотела вернуться в отель, закрыться в номере, уснуть, забыть. Но знала — не получится. Ни сна, ни покоя. Только тревога и грохочущий пульс.
Едва дышала. В груди — пустота, в которой закручивался смерч.
После стольких лет, он вновь оказался рядом…
Слишком близко! И одновременно, так далеко…
Он смотрел на неё.
В глазах — не гнев и не удивление. Там была та же боль, что и в ней. Но он всё ещё не знал. Не знал главного.
Не знал, что тогда она уехала не одна. Что под сердцем уносила часть их — часть, которую он ни разу не держал на руках. Ни разу не обнял…
Амира!
Мысль пронзила, как ток.
Он не знал, и, может быть, это спасало их обоих. Потому что если бы он узнал…
Елена сжала кулаки. Пальцы побелели. Нет, он не должен узнать. Ради дочери. Ради всего, что она успела построить из обломков. Но сердце било тревогу — слишком громко, слишком предательски. Оно хотело верить, что одна встреча ничего не изменит.
Но уже всё изменилось.
***
Следующее утро было блеклым. Елена проснулась с головной болью, сухостью в горле и неприятным ощущением, будто всё происходящее — сон, в который она не хотела возвращаться.
Свет солнца пробивался сквозь шторы. Она встала, подошла к окну, но не открыла его. В груди — пустота. В голове — его глаза.
Позвонила домой. Лицо Амиры на экране вызвало острую волну любви и боли. Девочка смеялась, рассказывала про садик и Надю, про соседа, который снова потерял свой мяч. Елена слушала и молчала. Слёзы текли, но она не позволяла себе срыв.
— Мам, ты скоро?
— Скоро, солнышко. Очень.
— А дядя Марко сказал, что скучает.
Она не ответила сразу. Только кивнула.
Марко.
У него доброе сердце. Он дал ей спокойствие. Но не дал — смысла. Ни огня, ни боли, ни страсти. Только тишину.
— И еще дядя Марко сказал, что ты важная. И красивая, - продолжала тараторить Амира.
Елена улыбнулась сквозь слёзы.
— А ты скажи ему, что самая важная у меня — ты.
Внезапно девочка приблизилась к камере, словно желала поделиться секретом.
— Мам, — загадочно прошептала Амира, — а мне сегодня приснился дядя.
Елена замерла.
— Какой дядя? — спросила осторожно, стараясь держать голос ровным.
— Ну тот, с твоей картинки… Он был высокий. В белом. У него был добрый голос. Он сидел рядом на кровати, гладил меня по волосам. — Амира смотрела на неё беззаботно, сверкая детскими ясными глазами, — Сказал, что он всегда рядом. Что я должна быть храброй.
Елена нервно сглотнула. Сделала глубокий вдох, стараясь не выдать дрожь, что прошла по телу.
— Это был просто сон, солнышко.
— Но он был такой настоящий, — прошептала девочка, прижав к себе зайца. — Как будто я его знаю. Изнутри.
В груди будто что-то перевернулось. Ей вдруг вспомнилось то утро — давно, в чужой стране, в чужом городе — когда тест в руке показал две полоски. Она держала его, как нож. А теперь… теперь это была её дочь. С его глазами.
Елена с трудом улыбнулась. Но внутри всё замкнулось в тугой узел. Она не знала, что тревожит её больше — сам сон или то, насколько правдоподобным он казался.
После звонка она долго смотрела в экран телефона. Её пальцы дрожали, когда они коснулись кольца. Того самого. Символа выбора, который она до конца так и не приняла. Кольцо было холодным. Неживым. И не от того мужчины, которого она любила по-настоящему.
***
Полдень. Съёмка у гавани.
Солнце отражалось в стекле яхт. Море искрилось мириадами солнечных зайчиков, словно рассыпалось драгоценными самоцветами под жарким полуденным солнцем. И всё казалось фальшивым. Красивым, но пустым. Елена работала почти на автомате. Фокус. Щелчок. Настройка экспозиции. Ещё кадр. И снова. И снова.
До того момента, как она не почувствовала: за ней наблюдают.
Она не повернулась сразу. Просто застыла. Руки медленно опустили камеру. В груди — глухой стук. Потом она подняла объектив и, будто в замедлении, навела фокус на балкон второго этажа.
Он стоял там. В белом. Как призрак прошлого. Или не призрак — слишком настоящий.
Она навела объектив. В центре — тот, кто должен был быть аль-Мансур. Но вместо него... Калид. Его имя нигде не значилось официально. Ни в пресс-релизах, ни в списках делегации. Она сжала камеру крепче.
Почему он? Почему не кто-то другой? Почему он представляет интересы клана, о котором раньше и не упоминал?..
Фокус ускользнул. Рука дрогнула. Она опустила камеру. Но уже было поздно — он видел. Видел, как она смотрит. Как она дрожит.
Он не ушёл. Спустился. Медленно. Как будто давал ей шанс уйти. Но она не двинулась с места.
— Слишком красивая сцена, чтобы упустить, — сказал он, подходя ближе.
Она обернулась. Слишком резко. Слишком рано.
— Ты знал, что я здесь?
— Я надеялся. Что когда-нибудь ты вернёшься. Хоть на секунду. Хоть взглядом.
— Не думала, что ты будешь ждать, — ответила она. — После всего.
— Я не ждал. Я просто не забывал.
Пауза. Слишком громкая. Слишком наполненная.
— Ты исчезла, — произнёс он наконец. — И я пытался понять: почему?.. Почему — так окончательно.
Её дыхание сбилось. Она посмотрела ему в глаза.
— Потому что иначе я не смогла бы уйти. Не смогла бы жить дальше. Не смогла бы защитить...
День в Дубае был ослепительно ярким, как будто город пытался стереть ночь, в которой произошло слишком многое. Но для Елены свет не приносил покоя. Он лишь подчеркивал усталость, тревогу, ту невидимую ломоту внутри, от которой невозможно сбежать. Солнце отражалось в стеклянных панелях зданий, обжигало кожу и вызывало странное чувство — будто всё вокруг хочет заставить забыть, а ты не имеешь на это права.
В номере отеля царила тишина. Только лёгкий гул кондиционера нарушал покой, пока Елена сидела на краю кровати с чашкой чёрного кофе. Руки дрожали. Не от страха — от переизбытка всего. Эмоций. Воспоминаний. Его. В уголке рта — горечь, на языке — вкус их короткого диалога, долгих пауз и молчания, прерванного лишь его взглядом, острым как лезвие.
В зеркале отражалось лицо женщины, которой она не хотела быть: уставшей, сломанной, опасно живой. После встречи с Калидом в её голове крутился только один вопрос: зачем он пришёл? Или, может, важнее — почему она так ждала этого взгляда?
Елена провела пальцами по вискам. Почему именно Калид? Почему не кто-то другой? Что он делает здесь, среди чиновников, дипломатов, бизнесменов?
Она была журналистом. Она должна была спросить. Но… не смогла. Потому что это значило бы — снова признать: он часть её прошлого. И, возможно, будущего…
Телефон завибрировал. Видеозвонок от Марко. Елена провела рукой по лицу, сделала глубокий вдох. Её пальцы чуть дрожали, и в груди нарастало ощущение, что слова будут даваться с трудом. Но она нажала на кнопку ответа.
— Привет, — голос его был спокойным, ровным, но в глазах — напряжение. — Ты не писала вчера.
— Был длинный день. Пресс-конференция затянулась. — Она попыталась улыбнуться, но в голосе не было ни тепла, ни убеждённости.
— Ты всё ещё носишь кольцо? — Марко отвёл взгляд на секунду, будто колебался, стоит ли говорить дальше. А потом, чуть тише, добавил: — Я просто жду... ответа. Когда ты будешь готова его дать.
Она замерла. Медленно взглянула на руку. Кольцо действительно было там — символ выбора, который она сама не понимала. Или не хотела понимать.
— Да, — выдохнула она. — Я не снимаю его.
И про себя внутри добавила: «Пока… тем более тут…»
Марко кивнул, но в его глазах было сомнение. Тень недоверия.
— Береги себя, Хелене. Мне кажется, ты возвращаешься не только на съёмку.
Она хотела сказать что-то в ответ, но просто отключила звонок. Сердце сжалось. Он был прав. Она возвращалась… слишком глубоко.
Не успела она отойти от звонка с Марко, как последовал очередной видеозвонок.
Экран загорелся — и на нём, как солнце, появилась Амира.
— Мам! Смотри, что я нарисовала! — Девочка махала листком в камеру, и на нём были двое: женщина с длинными волосами и мужчина в белой одежде, в окружении жёлтых пятен — солнца или песка.
— Это ты и дядя Марко? — Елена натянуто улыбнулась, пытаясь удержаться.
Амира фыркнула и покачала головой:
— Нет! Это ты и принц. Он мне снова приснился. У него добрые глаза и руки тёплые. И он зовёт меня... Амирой.
Елена замерла. Закрыла глаза на секунду, будто это могло остановить дрожь, пробежавшую по позвоночнику. Сердце глухо ударило в грудь.
— Принц, говоришь?.. — её голос сорвался.
— Ага! Он живёт в пустыне и охраняет меня от чудовищ. Он — мой! — Девочка гордо улыбнулась.
Елена ничего не ответила. Она только кивнула, будто боялась, что, если скажет хоть слово — расплачется.
В кадре появилась Надя. Она положила руку на плечо девочке:
— Амирочка, пошли попьём чай, мама устала.
— Но я хотела ещё показать… — начала было дочка, но Надя мягко увела её за кадр.
Елена выключила связь. Медленно, словно в тумане, опустилась в кресло. Ладони сжались в кулаки, и только губы дрогнули.
Слёзы текли беззвучно. Не от боли — от страха. От бессилия. От того, что всё, что она пыталась скрыть, прорывалось наружу через детский сон, через рисунок, через имя… через всё, что девочка не могла знать.
Через мгновение Надя вернулась на связь — уже без ребёнка.
— Она часто говорит про него, — тихо сказала она. — Не только сегодня.
Елена вытерла слёзы и попыталась улыбнуться. Не получилось.
— Я боюсь, Надя. Он в ней. И это значит, что всё вернётся. Всё.
— А может, это не наказание, а дар? — мягко ответила та. — Просто ты пока не готова принять его.
***
Вечер в Дубае спустился быстро — с тем особым золотистым светом, от которого всё кажется чужим и немного нереальным. Елена стояла у стеклянных дверей отеля, глядя на отражение огней в асфальте. Сердце стучало ровно, почти машинально, но в груди ощущалась тревога — будто шаг в это здание был не началом интервью, а возвращением в прошлое.
Она приехала ради интервью. Ради Аль-Мансура. Ради статьи, которая могла всё изменить. Но в глубине души она знала — причина была не только в работе.
В холле отеля было людно, но Елена чувствовала себя будто в пустоте. Садилась на диван, делала глоток воды… и тут заметила его. Мужчина у входа, в очках. Слишком спокойно сидел, слишком часто поглядывал на неё. Листал одну и ту же газету уже четвёртый раз.
Инстинкт сработал мгновенно. Её кожа покрылась мурашками. Спина напряглась. В памяти всплыло чувство, знакомое с тех дней, когда ей приходилось бежать, скрываться, выживать.
В следующий момент к ней подошёл высокий охранник — один из тех, кто был на пресс-конференции.
— Мисс Зоммер? С вами всё в порядке?
— Да. Почему вы спрашиваете?
— У вас есть охрана. Незаметная, но она рядом. Если что-то покажется странным — сообщите.
Он понизил голос:
— Мы тоже заметили того мужчину.
Елена не успела ничего ответить. Потому что в тот момент появился он.
Калид.
На нём был сдержанный костюм, без национальной одежды, но он всё равно выглядел… как шторм. Его глаза — тёмные, внимательные, немедленно уловили беспокойство в её лице.
Утро в Дубае наступило беззвучно, будто город решил не будить её слишком резко. Но в этой тишине не было покоя. Она была гулкой, как после выстрела. В голове шумело, будто ночь прошла не в гостиничном номере, а на поле боя. Тело ныло от усталости, но не физической — душевной. Тревога не отступала ни на минуту.
Елена села в постели, пальцы автоматически сжались в простыне. Пульс бился в горле. Сообщение всё ещё горело в памяти: «Ты не должна была возвращаться. Мы рядом. Мы смотрим.»
С тяжелым сердцем, всё же встала, натянув халат, и подошла к окну. Город просыпался — Дубай был по-прежнему красивым, роскошным, ярким. Но в его сиянии теперь было что-то угрожающее. Как будто роскошь скрывала за собой опасность.
Её телефон был беззвучен. Ни новых сообщений, ни пропущенных. От Калида — ничего. И это беспокоило больше всего. После их диалога в фойе она ожидала, что он объявится. Что скажет, вмешается, даже — прикажет. Но он молчал. И его молчание было оглушающим.
На завтрак она спустилась в ресторан отеля. Сделала вид, что ест. Проверяла лица. Вглядывалась в толпу. Мужчина из холла вчера больше не появлялся, но теперь каждый незнакомец казался подозрительным. Пальцы сжимали чашку крепкого кофе — единственное, что согревало.
Её съёмка должна была начаться в полдень — модный показ у архитектурного павильона, к которому были приглашены и представители прессы, и важные гости из дипломатических кругов. На месте всё выглядело по-деловому, профессионально, но напряжение ощущалось кожей.
— Мисс Зоммер? — знакомый голос заставил её вздрогнуть.
Елена обернулась. Перед ней стоял тот же мужчина, Маркус Вендт, с которым она обменялась парой фраз на конференции.
— Рад снова видеть вас. — Он улыбнулся вежливо. — Отличные кадры вчера. Видел публикацию агентства.
— Спасибо. — Она тоже улыбнулась, но держалась настороженно.
— С вами всё хорошо? Вы выглядите… напряжённой.
— Просто мало спала. Много работы.
Она потёрла лоб, пытаясь сохранить спокойствие, хотя внутри всё стучало: он следит. Он знает.
— Кстати, вы в курсе, что теперь шейх Калид Аль-Фарадж неофициально представляет клан аль-Мансур?
— Неофициально? — она подняла бровь.
— Их старейшина давно болен. Калид — лицо, которому доверяют. Умный ход. Жесткий, но результативный.
Елена кивнула, но внутри всё сжалось. Значит, это не просто случайность. Он — теперь тот, кто принимает решения. И она в его городе.
— Если что-то понадобится — обращайтесь. Я здесь от имени оргкомитета. Мы не хотим, чтобы кто-то из журналистов чувствовал себя… неуютно. — Он улыбнулся, но в его глазах промелькнуло нечто слишком внимательное. — Особенно такие… тонкие, как вы.
Он ушёл, но ощущение странности только усилилось. «Обращайтесь». Что это было? Угрозы не было. Но в подаче чувствовался двойной смысл. Или она всё себе придумала? Переутомление. Слишком много совпадений.
Съёмка прошла спокойно. Почти. До тех пор, пока она не заметила его.
Калида.
Он стоял чуть в отдалении, в тени, наблюдая. Не вмешивался. Не приближался. Но его взгляд чувствовался кожей. В её теле зазвучал зов, первобытный, будто пульс усилился. Их глаза встретились. Она не отвернулась.
После завершения съёмки он подошёл.
— И ты всё ещё не уехала, — произнёс он глухо.
— Работа. Контракт. Поводы.
— Или желание остаться.
Она не ответила.
— Я могу вывести тебя отсюда. — Его голос был ровным, но в нём чувствовался металл. — Там, где ты сейчас, небезопасно.
— Не драматизируй, — сухо ответила она. — Может, я просто устала. Может, мне просто страшно рядом с тобой.
— Потому что знаешь, что это не пройдёт. Что бы ты ни делала.
Она отвела взгляд. Он подошёл ближе. Вплотную. Слишком близко, чтобы дышать спокойно.
— Ты всё ещё носишь этот запах… — тихо сказал он, склонившись к её щеке. — Жасмин и мед. Как шесть лет назад.
Её глаза затуманились. Плечи дрожали. Она сдерживалась. Последним усилием воли.
— Мы не можем вернуть прошлое…
— Нет. Но мы уже на краю. — Он смотрел ей в глаза. — И если ты сделаешь шаг — я не отступлю.
Она сделала шаг назад. Один. Этого было достаточно, чтобы прервать наэлектризованную связь между ними.
— Мне нужно идти.
— Тогда иди. Но не думай, что ты одна. Кто-то рядом… и не с добром.
— Спасибо за предупреждение, — сказала она тихо. — Но я не нуждаюсь в твоей защите.
— А если я нуждаюсь в тебе?
Она обернулась на полуслове. Его лицо — жёсткое, серьёзное, напряжённое. Но в глазах… В них был не приказ. В них был крик. Немой, внутренний.
Она пошла прочь. Но пульс не замедлялся.
***
Ночь принесла мало сна. Елена долго смотрела в потолок, в темноте. И только под утро, когда глаза закрылись, ей приснился он. Калид.
Он снился ей не как спасение, а как вызов. Его голос — как эхом внутри, его пальцы — словно огонь на коже.
«Ты боишься меня зря. Я не тот, кто разрушит. Я тот, кто всегда держал тебя на грани. Но, может быть, ты уже готова упасть?»
Он не просто мужчина из прошлого. Не просто любовь, которую она похоронила. Он теперь — власть. Он принимает решения, от которых зависит больше, чем её покой. И, может быть, именно поэтому она всё ещё боится задать главный вопрос: зачем он пришёл в её жизнь снова?
Всё утро она повторяла себе одно и то же: «Ты здесь ради интервью». Не ради воспоминаний, не ради страха. Но в каждом шаге, в каждом взгляде на улицу сквозь окно — ощущение, что кто-то рядом. Кто-то невидимый. Тот, кто знает её слишком хорошо.
Она сидела у окна с ноутбуком, заставляя себя открыть рабочие файлы. Экран мигнул, и появилось лицо Юлии — редактора. За её спиной — шум офиса, кружка с логотипом агентства, новости на экране.
— Ну как там Дубай? Прямо видно по тебе: ты как под током.
— Всё нормально, просто жарко, — Елена выдавила полуулыбку.
Аромат жасмина всё ещё витал в комнате, хотя цветок она так и не решилась выбросить. Он лежал на столе, как безмолвное напоминание: он рядом. Как будто он в комнате. Как будто след его прикосновения остался в воздухе. Она ловила себя на том, что задерживает дыхание — чтобы снова его вдохнуть.
Даже если не звонит. Даже если молчит.
Ночь почти не принесла сна — только образы. Его голос. Его дыхание. Его руки.
И теперь утро было тяжёлым, как будто тень прикосновений осталась на коже, которую не отмоешь ни водой, ни временем.
Телефон завибрировал.
— Елена? — голос Марко звучал спокойно, но настороженно. — Ты не звонила вчера. Всё в порядке?
— Да. Просто… много дел. Работа.
— Ты уверена? — после паузы. — Последние дни ты другая. Отстранённая. Будто тебя что-то мучает, а ты не хочешь это обсуждать.
Она замолчала, глядя на окно, за которым сиял Дубай. Он был слишком близко, чтобы забыть. И слишком далёк, чтобы объяснить.
— Это просто временно, Марко. Я немного устаю. Дубай выматывает.
— Усталость — это одно. А чувство, будто я теряю тебя, — совсем другое.
Она не ответила. Потому что не знала, кого теряет на самом деле — его или себя.
Разговор не клеился, в итоге Марко попрощался, ссылаясь на срочные дела.
Она отключила звонок, но в душе осталась неразрешённая тишина — как после разговора, где всё важное так и не было сказано.
Марко ждал слов, которых она не могла дать. А она всё ещё ловила дыхание, будто сердце отказывалось вернуться к привычному ритму.
Елена подошла к окну. Мир снаружи был всё тем же — сверкающим, раскалённым, роскошным. Но внутри она ощущала зыбкость — словно шаг по стеклу, где каждый шаг может стать последним.
В этот момент она поняла: прятаться больше не получится. Внутри, снаружи — всё требовало действия.
Она переоделась, собрала технику, нацепила маску профессионализма. Работа — это то, что она всё ещё могла контролировать.
***
Утро продолжалось — снаружи. А внутри всё ещё пульсировала память.
Внутри — ком тревоги, в котором переплетались вина, ярость и что-то ещё... слишком живое. Слишком тёплое, чтобы быть забвением.
На съёмке всё шло гладко — слишком гладко. Гости в традиционных нарядах, звуки классической арабской музыки, освещённые колонны и мягкие тени на стенах. Елена передвигалась между людьми, ловила кадры. А потом — замерла.
Он был там.
Калид.
Не в центре, не с охраной. Один. В белом. Простой, как будто не шейх, не человек, за которым скрывается целая система власти. Он стоял, смотрел на полотно. И, будто почувствовав её взгляд, повернулся.
Глаза встретились. Всё внутри сжалось. Её пальцы дрогнули на кнопке затвора, фокус сбился. Она отпрянула, словно обожглась.
Позже, во внутреннем дворике, он стоял уже там. Как будто ждал её. Или знал, что она выйдет.
— Ты следишь за мной? — её голос сорвался, дыхание стало резким.
— Я слежу за теми, кто может тебе навредить, — он шагнул ближе. — Но и ты тоже попадаешь в этот список.
— Это не даёт тебе права быть повсюду, где я появляюсь.
— А ты до сих пор не спросила, почему я здесь.
Она не выдержала:
— Почему, Калид? Почему именно ты? Где настоящий представитель семьи? Где аль-Мансур?
Он долго смотрел ей в глаза.
— Потому что им нужен кто-то, кто не боится. Кто умеет управлять. Аль-Мансур болен. Остальные трусят. Я — их голос. Не по выбору. По необходимости.
— Ты теперь их лицо. Их власть.
— Я стал этим, когда потерял тебя.
— Не приписывай мне свою боль! Ты сам сказал мне исчезнуть!
Он приблизился. Глаза потемнели.
— Чтобы спасти тебя. А я остался в аду.
— Не смей обвинять. Не смей делать вид, что ты не знал, что так будет. — Её голос задрожал, но не от страха. От ярости. От того, что хотела прикоснуться к нему, разорвать расстояние, и одновременно — ударить.
Он схватил её за руку. Мощно, жадно, не сдерживая пальцев. Не как уважаемый гость — как мужчина, который больше не может притворяться.
— Ты всё ещё хочешь. И я хочу. Не смей врать, Елена. Не мне.
— Я боюсь… — она сглотнула. — Боюсь не тебя. А то, что всё ещё чувствую.
Он прижал её к стене. Резко. С жаром. Стена стала горячей от его тела. Её спина вспыхнула, будто кожа почувствовала его раньше, чем сознание.
Его губы были в миллиметре от её кожи… а дыхание обжигало висок, и всё тело предательски подалось навстречу.
— Тогда скажи мне — нет. Скажи мне: уйди. Если можешь.
Она не сказала.
— Калид…
— Одна секунда. Одно слово — и я уйду.
Тишина пульсировала. Её дыхание сбивалось. Сердце стучало, как набат. Он держал её взгляд. А она… дрожала не от страха. От желания.
Но в последний момент — она выскользнула из его рук. Оттолкнулась, как от пропасти.
— Не сейчас. Не так. Я… я не могу.
— Ты не хочешь? — спросил он, в голосе огонь.
Она развернулась:
— Я слишком хочу, чтобы это было правдой, но это невозможно.
И исчезла в коридоре, оставив после себя запах духов, боль и искры, которые продолжали тлеть в воздухе.
В ту ночь, вернувшись в номер, она заперла дверь на все замки. Напряжение не отпускало. Руки всё ещё дрожали. В груди бушевала буря.
Она снова и снова вспоминала его дыхание у своей кожи, силу его рук, голос, прорывающийся сквозь сдержанность. Эта сцена пульсировала внутри неё. Притяжение становилось опасным. Слишком опасным.
Она прошлась по комнате, налив воды, но не притронулась. Глаза закрывались. Но тело помнило. И сердце знало: это было только начало. Буря приближалась. И она будет настоящей.
Она уснула под утро. Но покоя не было. Только жар пустыни, скользящий по коже, как его пальцы. Голос в темноте, шёпотом проникающий в душу. И странное ощущение — будто чьи-то тёплые ладони всё ещё лежат на её талии. Будто сама судьба наблюдает, затаив дыхание.
Утро было душным. Она почти проспала. Всё тело ломило — не от боли, от желания, которое она пыталась подавить. Мышцы тянуло, будто её держали в напряжении всю ночь. Как будто он был рядом. Как будто она снова чувствовала его дыхание на своей коже…
Словно между ними немая война! Бой без драки и удара.
Только он. И её собственные чувства.
Она не знала, чего ждёт от сегодняшнего дня. Только одного — что увидит его снова. И не будет готова.
День начался с благотворительного мероприятия. Дубайское солнце жгло с особой жестокостью.
Елена стояла под тентом у импровизированной сцены и чувствовала, как пот стекает по лопаткам, хотя вокруг раздавались только гламурные улыбки, шампанское и вспышки камер.
Она почти не слышала ведущего. Не видела гостей. Она просто знала — он здесь.
И когда Калид появился на террасе, всё вокруг будто сместилось. Время, звук, равновесие. Он был в сером костюме, без привычной белой ткани, но даже так — в нём было больше власти, чем во всех мужчинах этого мероприятия.
Его взгляд скользнул по толпе — и остановился на ней.
Холод.
Затем — огонь, от которого внизу живота что-то вздрогнуло. Внутри всё сжалось, будто тело вспомнило, чего так давно жаждало. Она отвернулась первой — но это не спасло.
Он продолжал наблюдать. На расстоянии.
Позже, когда толпа рассосалась, она почувствовала, как его присутствие наполняет воздух. Он был рядом.
— Ты нарочно избегаешь меня. — Его голос прозвучал за спиной.
— Нет. Я просто пытаюсь остаться на плаву. — Она повернулась. — В отличие от тебя, я не живу войной.
— Войной? — Он усмехнулся, но глаза оставались серьёзными. — А как ты называешь то, что происходит между нами?
— Ошибка, — отрезала она. — Которую мы оба совершаем снова и снова.
Он сделал шаг ближе.
— Тогда почему ты дрожишь, когда я рядом?
Её спина выпрямилась.
— Это не дрожь. Это усталость.
Он наклонился ближе, почти касаясь губами её уха.
— В следующий раз скажи это, когда я коснусь тебя. Без лжи.
Она отступила, но его пальцы уже скользнули по её запястью. Медленно, лениво, будто исследуя пульс. Он знал, что делает. В этом прикосновении было не невинность — только обещание.
Электричество обдало её разрядом. Тело вспыхнуло, как спичка. Кровь загремела под кожей.
— Не начинай, — выдохнула она. Горло пересохло, дыхание сбилось.
— Я не начинал. Ты никогда не прекращала.
В этот момент она заметила, как его взгляд опустился. Он смотрел на её руку.
Кольцо.
Он замер.
Кольцо вдруг стало тяжёлым, будто металл на пальце — клеймо. Она хотела снять его. Хотела — и не могла. Потому что тогда всё рухнет. Потому что тогда она признается.
— Значит, ты сделала выбор? — хрипло прозвучал его голос.
Она не ответила сразу. Пальцы сжались в кулак.
— Я… пыталась жить.
Он медленно кивнул. Его глаза стали жёсткими. Но в этом — боль. И гордость. И ревность.
— Тогда зачем ты всё ещё здесь?
— По работе.
— Ложь.
— Ты привык к правде, которую сам придумываешь.
Он схватил её за руку — не жёстко, но с силой чувства. Её глаза вспыхнули.
— Ты в моих снах шепчешь моё имя. Даже когда спишь рядом с другим. — Его голос был хриплым. — А я больше не могу делать вид, что тебя нет.
Она вырвалась. Дыхание сбилось.
— Оставь меня!
— Только после того, как признаешь: ты хочешь меня так же, как и раньше.
Она смотрела в его глаза. Долго. Пока в горле не запершило от слов, которых не могла произнести. Пока её пальцы не дрогнули от желания, которое вытесняло страх.
— Я уеду завтра, — прошептала она. — И всё закончится.
— Нет, Елена. — Он наклонился ближе, голос обжигал сильнее солнца. — Завтра всё только начнётся. Уедешь — и сгоришь! Как и я.
Она замерла. Смотрела в его глаза — и не находила слов. Потому что он был прав.
— Думаешь, ты жила в аду все эти шесть лет? — его голос стал тише, но жёстче. — Ад только начинается. Сейчас. Между нами.
Её взгляд потемнел. Боль заструилась в груди, сжалась кольцом. Воздуха не хватало. Казалось, ещё секунда — и она рухнет прямо здесь, в его объятия.
Она вскинула подбородок, как раненая, но гордая. Развернулась резко — и ушла. Не оглядываясь.
Он смотрел ей вслед. Долго. Молча. И её спину обжигал его взгляд — сильнее пламени. Пожар охватил всё тело.
В ту ночь она не спала. Он — тоже.
Она собиралась уехать.
Утром — вылет. Рейс в Берлин, в привычную, спокойную реальность, где всё по полочкам: дочь, работа, Марко… жизнь, которую она так долго выстраивала, словно забор, чтобы не видеть ту, другую — наполненную дыханием пустыни и жаром его рук.
Но сейчас она стояла перед зеркалом в полумраке гостиничного номера и пыталась убедить себя, что это правильно. Что нужно просто закрыть чемодан — и уйти. Но чемодан был открыт. Как и её сердце. Внутри всё колотилось, но лицо оставалось неподвижным. Она даже не слышала звуков города за окном. Только собственное дыхание, прерывистое, будто ускользающая реальность.
Звонок в дверь прозвучал почти бесшумно. Елена вздрогнула. Сердце стукнуло громче.
Она знала, кто это. Почувствовала сердцем…
Не спрашивая, не колеблясь, она подошла и открыла. Калид ворвался внутрь, даже не дав ей времени выдохнуть — и набросился на неё с поцелуем.
Яростным. Голодным. Без предупреждения, без слов. Его губы захватили её, руки сомкнулись на талии, прижимая к себе так, будто он боялся снова потерять.
Она вначале застыла. Вдох сорвался в горле, руки дрогнули…
«Останови. Нельзя. Это конец…»
Но уже через секунду её пальцы вцепились в его плечи. Так же жадно. Так же отчаянно. Словно не было шести лет боли. Словно не было предательства. Словно сейчас — единственный шанс вдохнуть его, почувствовать, что она жива.
— Калид… — её голос был рваным шёпотом, как крик внутри. — Мы не можем. Это разрушит нас.
Он прижался лбом к её виску, дыхание обжигало кожу.
— Мы уже… — прошептал он. — Ты знала, что не сможешь уйти. Как и я.
Она попыталась отстраниться, но он удержал её — не силой, страстью.
— Скажи, что не хочешь. Скажи — и я уйду, — его голос дрожал, будто он сам боялся этих слов.
Но она молчала.
Его губы жадно накрыли её. Горячие, жаждущие, почти отчаянные. Он целовал её, как умирающий, жадно глотающий воздух. Как будто всё, что было между ними — боль, предательство, время — теперь только подогревало страсть. Он целовал её — медленно, безумно, будто каждое прикосновение было последним.
Дыхание стало рваным, губы снова нашли друг друга, стена за спиной стала якорем, удерживающим в реальности. Но сама реальность рассыпалась. Остались только он и она. Их ночь. Их выбор.
Его ладони скользнули по её бокам, чувствуя дрожь кожи, сжимая бёдра, затылок. Он вдыхал её запах, как наркотик.
Она попыталась отстраниться, но он не дал. Не силой — нет. Тем, как знал её тело. Как будто помнил каждый изгиб, каждый её отклик, и пробуждал их с новой силой. Его поцелуи стали медленнее, глубже. Он не просто касался её — он словно снова изучал ей. Как будто хотел выучить заново, наизусть. Язык скользнул по её губам, и тело не сопротивлялось, впуская его… приглашая и также жарко отвечая на его жажду… она тонула в этом поцелуе, как в бездне.
«Нельзя. Останови его», — разум продолжал сопротивляться ей.
Но её руки уже обвили его шею.
Скажи «нет». Скажи «уйди».
Но её губы искали его губы.
Она почувствовала, как его ладони скользнули под платье — нетерпеливо, срывая ткань с её тела, будто она мешала им дышать. Воздух стал густым. Он целовал её ключицы, потом грудь, накрывая её соски губами — мягко, жадно, будто утоляя жажду. Её пальцы зарылись в его волосы, она выгибалась под ним, чувствуя, как между ног пульсирует желание, горячее, чем стыд, древнее, чем страх.
Он сорвал с неё платье одним движением. Его ладони скользили по её коже, будто запоминали каждую линию, каждый изгиб. Он был нежен и яростен одновременно. Она дрожала, будто тело не успевало за чувствами.
Он целовал её живот, её грудь, каждый сантиметр, будто молился на неё. Его язык рисовал огонь на её коже. Она цеплялась за него, срываясь с грани снова и снова. Его ладонь легла между её бёдер, скользнула медленно, дразняще — и она задохнулась от предвкушения. Он не спешил — изучал её заново, будто боялся забыть хоть что-то. Она разгоралась под каждым движением, её спина выгибалась навстречу, губы шептали его имя — как заклинание.
Он вошёл в неё резко, глубоко, не давая времени привыкнуть. Их тела вспомнили друг друга, как будто эти годы были иллюзией. Она застонала… от желания, от боли, которая была слаще, чем всё забытое ею счастье. Она встретила его движением бёдер, приняла — всю силу, всю ярость, всю тоску.
Они двигались в едином ритме. Быстро, отчаянно. Его ладони сжимали её ягодицы… её ногти оставляли следы на его спине…
Она задыхалась, он срывался губами на её шею, плечи, грудь.
Они не говорили, потому что слова мешали. Всё было в телах.
Кулон соскользнул с её шеи, упал на край кровати — и тихо соскользнул на пол. Она не заметила — слишком занята была тем, чтобы снова жить.
Их близость была не просто страстью — это была буря. Это была месть судьбе, ответ на все молчания и одиночество. Это было возвращение. Это был бунт против всех правил. Они кричали друг другу телами, срывали стоны в кожу, в дыхание, в поцелуи. Её ногти впивались в его плечи, он стонал от боли и желания. Они врывались друг в друга, теряя сознание, теряя стыд.
Она не замечала, как слёзы текли от блаженства, кусала его плечо, а он сжимал её бёдра, вгоняя в бездну удовольствия. Всё было предельно — влажно, жарко, жадно, грубо, но с нежностью в каждом толчке. В каждом движении — гнев, тоска, любовь. В каждом поцелуе — память.
Он сгорел вместе с ней. Они кончали вместе, издавая хриплый крик, словно это было освобождение из заточения.
Затем — дрожь.
Тишина.
Дыхание в унисон.
Она лежала на его груди, и впервые за годы в её теле не было холода. Только пламя. Живое. Настоящее. И оттого — пугающее.
И реальность обрушилась на её плечи тяжелым грузом…
Это не должно было случиться…
Но оно случилось. Потому что она всё ещё его хотела. Потому что воспоминания оказались сильнее логики. Потому что всё это время она только делала вид, что смогла забыть.
В другом конце города, за тонированными окнами одного из самых охраняемых особняков, царила тишина, в которой чувствовалась власть. Лейла бинт Саид сидела у зеркала, поправляя идеальный контур губ. В отражении — женщина, которую невозможно назвать просто красивой. Она была точной. Выверенной. Опасной.
— Она уехала, — произнёс мужчина за её спиной.
Лейла не обернулась. Продолжала водить кисточкой по губам, словно этот жест важнее любой новости.
— Пока, — отрезала она. — Но не исчезла. А значит, всё ещё угроза.
Она не говорила это вслух — даже себе. Но каждый раз, когда Калид возвращался домой позже обычного, с глазами, смотрящими сквозь неё, что-то в ней царапало. Это не страх. Это укол ревности. Он не любил её — никогда. Но раньше он хотя бы был под контролем. Теперь — ускользал. И она не могла этого допустить.
Елена – его слабость. Единственная!
А теперь, когда она вновь объявилась… ей жизненно важно действовать!
Она, Лейла бинт Саид – законная супруга! И этим всё сказано!
Салем, младший брат Калида, стоял у окна, сцепив руки за спиной. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах таилась ярость, давно сдерживаемая.
— Ты всё ещё хочешь избавиться от неё? — его голос был тихим, почти ленивым.
— Я хочу, чтобы она исчезла навсегда. — Лейла повернулась, и в её взгляде не было ни тени сомнений. — Эта женщина разрушает не просто брак. Она разрушает структуру. Образ. Авторитет. А значит — она угроза для всей династии.
— Калид не простит.
— Он не узнает. Или узнает слишком поздно.
Салем усмехнулся:
— Ты уверена, что ты не влюблена в него?
Лейла подошла ближе. Медленно. Опасно. Словно змея перед броском.
— Я влюблена в власть. А Калид — её символ. Пока он мой муж, я контролирую половину рода. Но если он выберет ту женщину — я останусь никем.
Салем кивнул, понимая, хотя и не соглашаясь. Он знал вкус утрат. И знал, как горька жажда контроля. Но у него был свой мотив. Не только Лейла хотела устранить Елену.
— Мужчина, что наблюдал за ней у отеля — твой? — спросил он.
— Один из тех, кому можно доверить лишь тень. Не вмешивается. Только следит. Сообщение она получила от него. На нервах. Это пока только психологическая игра. Мы проверяем, как она реагирует.
Салем нахмурился:
— Не переиграй. Калид может почувствовать. Он слишком интуитивен, когда дело касается неё.
Лейла усмехнулась:
— Даже если почувствует — он ничего не сделает. У него долг. И правила. А у нас — преимущество. Он любит её. А любовь, как ты знаешь, делает уязвимым даже сильнейшего.
Салем посмотрел на сестру по браку.
— А если она вернётся?
Лейла взглянула в зеркало, где отражение дало ей только один ответ:
— Тогда она умрёт.
Салем промолчал, но потом, будто обдумав что-то давно запланированное, подошёл ближе. Его голос стал ниже:
— Мы слишком долго тянем. Семья нуждается в наследнике. Ты знаешь, как смотрят на это старейшины. Все шепчутся: Калид — бесплоден. А значит, его позиция слабеет.
Лейла медленно повернула голову.
— Я не могу заставить его лечь в постель. Тем более с тех пор как она появилась…
— Может он просто потерял способность… — начал было Салем, но Лейла прервала его грозно сверкая глазами и понимая к чему тот клонит:
— Я сказала — хватит! Даже намёк на это — оскорбление.
— Тогда найди другой способ. Шесть лет без наследника – это слишком долго! — Он встретился с ней взглядом. В нём не было ни капли стыда. Только расчёт. — Он твой муж. Наследник, рождённый в браке, будет признан. Главное — убедить всех, что он от Калида. Любой ценой.
Она молчала. Но в её зрачках вспыхнула мысль. Опасная. Притягательная. В голове уже складывался план.
— Ты предлагаешь…
— Я предлагаю дать роду то, чего он требует. И защитить твою власть. И мою.
На мгновение между ними повисло молчание. Лёгкое, как шелк, и острое, как кинжал.
Лейла шагнула к нему, почти вплотную.
— А ты готов помочь мне с этим, Салем?
Он не ответил. Только посмотрел. Глубоко. Прямо. Слишком прямо, чтобы не быть вызовом.
И в этот момент стало ясно: правила заканчиваются. Начинается война.
Их разговор оборвался, но воздух в комнате остался наэлектризованным.
Он не сказал ей всего. Некоторые детали оставил при себе. Потому что ещё не решил — когда и против кого сыграть нужную карту.
Когда Лейла вышла, Салем остался у окна. Его взгляд задержался на уличной тени. Он прошептал:
— Наследник уже существует. Вопрос не «если». Вопрос — «когда и кто воспользуется этим первым?»
Начиналась игра, в которой ставка — не просто любовь. А сама жизнь.
Лейла шла по коридору, как по ковру из льда. В её глазах не было сомнений. Только расчёт. Подойдя к двери, она негромко произнесла:
— Активируйте протокол. Без прямого контакта. Пока — наблюдение.
А в это же время, на борту самолёта, Елена смотрела в иллюминатор, но не видела города. Она чувствовала: всё уже меняется.
Кто-то сделал ход.
И игра началась не с её шага — а с чьего-то приказа.
***
Аэропорт Берлина встретил её холодным рассветом. Ветер бил в лицо, напоминая: она дома. Но на душе было пусто, будто тело прилетело, а сердце осталось там, в пустыне. В тех стенах. В тех руках.
Елена сжимала ремень сумки, будто он мог удержать её от распада. В голове гудел голос: «Ты не должна была. Это ошибка.» Но тело помнило. Кожа помнила. Вкус, запах, прикосновения — всё было записано в ней, как грех, который невозможно стереть.
Такси ехало медленно, пока за окнами проплывали знакомые улицы. Она закрыла глаза, прислонившись к стеклу. В ушах звенела тишина. Лишь в телефоне мигало сообщение от Марко: «Добро пожаловать домой. Жду звонка.» Она не открыла.
Когда она вошла в квартиру, всё было на месте. Точно так же, как она оставила. Надя, няня, напевала что-то на кухне, не заметив её сразу. В другой комнате раздался голос.