Шишимора

Пролог

Книга является художественным произведением.

Все имена, персонажи, места и события, описанные в романе, вымышленные или используются условно.

Двинская тайга, 1955г.

– В давние времена жила-была одна девочка… Имени ее уже никто не помнит, но была она младшей из тринадцати детей. Когда старшая сестра качала ее в колыбели, в дом влетели двенадцать колдунов. Они пообещали старшей сестре богатства в обмен на младшего ребенка. А та возьми и согласись.

Так попала девочка к колдунам и была выращена как родная дочь. А имя ей дали – Шишимора. Она отличалась от других детей, ведь колдуны даровали ей вечное детство, а еще сильную худобу. Люди говорили, что через нее можно было разглядеть и синюю реку, и голубое небо…

Шишимора не была человеком, но ей очень не хватало тепла и общения. И однажды решила она сбежать от колдунов и погулять по белу свету, чтобы найти себе новую семью.

Сбежать-то она сбежала, а вот тепла так и не нашла. Люди ее боялись и гнали от себя прочь. От страха и неприкаянности стала Шишимора совсем невидимой.

Однажды забежала она в один дом, да и спряталась за печку. И вдруг ей показалось, что чует она запах своих близких – той, первой своей семьи. И стала она каждую ночь выходить из-за печки и обнюхивать людей. Ежели они оказывались к ней добры, то она им зла не пророчила, а ежели злы, то Шишимора кликала им беду.

С тех пор шишимора-то по свету белому и ходит... Колдуны давно сгинули, а она – нет. Ходит-бродит, ищет себе новое место… А вот знаешь, таких как она много… Живут себе, кто на болотах, а кто и в домах человеческих...

– Тетя… – девочка всхлипнула, часто задышала, заерзала на жесткой слежавшейся подстилке и потерла кулачками глаза. Воздух пах сеном и коровьим молоком. – Тетя, скажи…

– Ну, чего тебе? – Женщина широко зевнула и ткнула ее в плечико костлявым кулаком. – Спи давай!

– Тетя, а где моя мама?

Глава 1

Наше время, июнь

– Вологда через двадцать минут!

Проводница с заспанным лицом шла по проходу и повторяла одно и то же, хотя практически все пассажиры уже проснулись. Громко храпел только один – огромный дядька на верхней полке, подсевший ночью.

Поезд прибывал по расписанию, но Аглая и так ни за что бы не пропустила остановку, потому что всю ночь не смогла сомкнуть глаз. Им с сыном повезло – молодой военный поменялся с ними полками и теперь сидел с краю, не глядя в их сторону и строча что-то в телефоне. Аглае хотелось еще раз поблагодарить его, но сил не было даже на это. Тупое оцепенение, давящее на ее опущенные плечи и сгорбленную спину, не покидало вот уже второй день. Аглая думала, что как только окажется вдали от Бориса, ей станет легче, но ощущение безысходности становилось лишь сильнее.

Тимоша заворочался, откинул тонкое одеяло, засучил ногами и часто-часто задышал. Во время сна шерстяной носок свалился с одной ступни, и Аглая просунула ладонь под одеяло, чтобы найти его, при этом вглядываясь в личико сына. Носка не было. Она встала, посмотрела под собой, заглянула за спину военного. Тот удивленно посмотрел на нее.

– Носочек потеряли, – прошептала она, испытывая сильнейшую неловкость.

Их соседи – супружеская пара средних лет, были заняты собой: негромко переругиваясь, они тоже что-то искали в двух объемных сумках, поэтому в маленьком купе стало совсем тесно. Аглая села, раздумывая над тем, что Тимофея нужно будить, а жалко. Ей всегда было его жалко, что бы ни происходило. Он родился маленьким, недоношенным, плохо ел и постоянно болел. Поэтому даже сейчас, в июне, когда погода наконец стала по-настоящему летней, она все равно надевает ему шерстяные носки. Со стороны, должно быть, это выглядит, по меньшей мере, странно, но ей было все равно. Хотя, наверное, нет, иначе бы она не реагировала так остро на удивленные взгляды. Впрочем, этим взглядам было объяснение, ведь у Аглаи на лице написано, что она несчастна. Не станешь ведь объяснять каждому, что на самом деле, она очень твердый и уверенный в себе человек, ну, или пытается им быть с того самого момента, как приняла решение уйти от Бориса. И теперь каждую минуту борется с самой собой, чтобы не опустить руки.

***

– Никуда ты не денешься, – усмехнулся Борис, завязывая галстук и глядя на нее в зеркало. – Кому ты нужна?

– Я и тебе не нужна, – тихо ответила она, комкая в руках его белую рубашку со следами помады, найденную во время сортировки белья для стирки. Рубашки Бориса она стирала вручную, сначала намыливая воротник и манжеты, как учила бабушка.

– Господи, только давай без дешевой мелодрамы! Посмотри на себя, – муж брезгливо выгнул губы. – На кого ты стала похожа? Неужели думаешь, что такие как ты могут кому-то нравиться?

Аглая почувствовала, как краска заливает ее лицо. Сейчас ей было наплевать на слова Бориса, но они все равно ранили ее, как и любую женщину.

– Да уж, до твоих дамочек мне далеко, – только и смогла выдавить она, отбросив рубашку на стиральную машину, словно дохлую змею. – Знаешь, что, Боря…

– И что? – взгляд его заледенел.

Аглая сглотнула горячий ком и набрала в грудь побольше воздуха, чтобы хватило сил сказать:

– Я достаточно терпела! И теперь ухожу от тебя!

– Уходишь? – Борис вскинул брови и, закинув голову, громко расхохотался. – Куда ты пойдешь? – Он все еще продолжал посмеиваться, пока брызгал на себя парфюм и внимательно разглядывал в отражении свой гладко выбритый подбородок.

– Неважно куда, лишь бы подальше от тебя! – От терпкого аромата у нее заслезились глаза.

Борис обернулся, медленно приблизился и наклонился к ее лицу. Она выдержала его взгляд, хотя волосы на руках буквально встали дыбом.

– Ну-ну… – с нехорошей улыбкой произнес ее муж. – Иди. Я тебя не держу. Только учти, что Тимофей останется со мной.

– Он тебе не нужен! – воскликнула она, и голос ее сорвался, застрял где-то в горле острой иглой. – И никогда не был нужен!

– А уж это не тебе решать.

– Не мне?! Уж не твоей ли очередной козе?! Да я тебя… – Аглая не успела закончить фразу, как Борис вдруг со всего размаху ударил ее ладонью по лицу.

Аглая вскрикнула, отшатнулась к стене и больно ударилась затылком. На мгновение свет померк, а внутри образовалась давящая на виски пустота.

– Только попробуй еще вякнуть! – наконец сквозь звон в ушах услышала она голос мужа. – Только попробуй… Голодранка!

Она не только попробовала, она собрала вещи и… оказалась перед фактом: пойти ей действительно было некуда. У нее были кое-какие деньги на первое время, но квартира, в которой они жили, принадлежала Борису. Это она в свое время сделала страшную глупость, поддавшись на уговоры тогда еще будущего мужа – продала доставшуюся ей от бабушки однокомнатную квартиру. Деньги были нужны Борису для бизнеса, и в тот момент Аглая посчитала свое решение правильным. Она любила его и верила, что вытянула счастливый билет. Ей, выпускнице художественного училища, было на тот момент всего девятнадцать, она мало что смыслила в жизни, так что в Борисе увидела то самое крепкое плечо, за которым хотелось спрятаться и наконец выдохнуть. Поначалу так и оказалось: она быстро забеременела и испытывала необыкновенное счастье от мысли, что подарит своему избраннику ребенка. Однако скоро поняла, что совсем не знает Бориса. С каждым днем в его характере она с удивлением открывала все новые и новые черты, которые ставили ее в тупик.

Нет, начиналось все очень даже красиво. Аглая переехала в его квартиру с балконом, который выходил на красивый парк. В этом парке она планировала гулять с коляской. Ей доставляло радость заниматься хозяйством и готовить вкусные борщи, стирать и гладить его рубашки. Она даже рисовать перестала, потому что Борис не переносил запах красок и масел. К тому же его раздражал художественный беспорядок, да и времени с маленьким ребенком на творчество уже не оставалось. Поэтому все ее холсты очень скоро отправились в подвал, где вскоре благополучно испортились после протечки труб.

Глава 2

Аглая вышла из вагона и отошла в сторону, чтобы не мешать другим пассажирам. Опустила Тимофея на перрон и достала телефон.

– Вот черт, забыла совсем… – Она запихнула телефон обратно, потому что он разрядился, а зарядку она оставила дома. Посмотрела на нее и... не взяла. Совершенно идиотский поступок, если посмотреть на него глазами взрослого человека. Но ей необходимо было срочно уйти из дома. Она и вещей-то взяла с собой совсем немного, только самое важное – документы, деньги и кое-какую одежду.

Это не было побегом – убегают трусы. А Аглае требовалось время, чтобы прийти в себя и набраться сил перед грядущими разборками. А в том, что они будут, она нисколько не сомневалась.

В Вологде она никогда не была, но знала, что Ира Новикова вернулась туда после окончания учебы. Училась она в театральном и иногда позировала в художественном училище, где они и познакомились. Их дружба могла бы закончиться в тот момент, когда Борис выбрал Аглаю, ведь он нравился и Ирине, но они все еще продолжали общаться и поздравлять друг друга с праздниками в соцсетях. Аглая не могла себе позволить грузить Ирину своими проблемами, словно чувствовала вину за свой скоропалительный брак. Как знать, возможно, случись все по-другому, не стояла бы она сейчас посреди перрона, оглядываясь по сторонам и мучительно соображая, как поступить, если Ирина передумает о своем решении забрать их к себе.

– Дроздовская! – услышала она свою девичью фамилию.

Ирина стояла у входа на вокзал – высокая, красивая, в модном бирюзовом брючном костюме и больших солнцезащитных очках, и толпа обтекала ее с обеих сторон, не задевая, словно она находилась внутри невидимого магического кокона.

– Ира! – Аглая подхватила сумку, взяла Тимофея за руку и потащилась к ней.

– М-да… – Подруга отвела волосы от ее лица и придирчиво оглядела синяк. – Неожиданно… Это он сделал? – спросила она, даже не понизив голоса.

Аглая бросила на нее умоляющий взгляд и покосилась на Тимофея.

– Это что, все ваши вещи? – выгнула тонкую бровь Ирина. – Негусто.

– Нам пока хватит, – ответила Аглая и болезненно усмехнулась. – Прости, что свалились на тебя как снег на голову!

– Неожиданно, да, – повторила Ирина и посмотрела на Тимофея, который, вытянув тонкую шейку, с интересом изучал содержимое ближайшей мусорки. – А чего он у тебя такой мелкий?

– Ир, ну… – Аглая тяжело вздохнула.

– Ладно, пошли. По дороге расскажешь, что у тебя там приключилось. Хотя мне и так все понятно.

За пару минут они пересекли площадь и подошли к черному внедорожнику.

– А у папы тоже большая машина! – заявил Тимофей, приседая у переднего колеса и тыча пальцем в сверкающий диск.

Аглая потянула его за шиворот к себе.

– Чем больше у мужчины автомобиль, тем меньше у него причинда…

– Тимоша, а посмотри, какие птички! – громко перебила подругу Аглая и прижала ладонь к губам, выпучив глаза. – Ира!!!

– Ой, подумаешь, – пожала плечами Ирина и щелкнула брелоком, открывая багажник. – Психологи врать не будут.

– Вообще-то это антинаучная теория, – сказала Аглая, запихивая сумку внутрь.

– Не скажи… – посмотрела на нее поверх очков Ирина.

– У тебя есть детское кресло? – заглянув в салон, удивилась Аглая. – Ой, Ира, неужели...

– Издеваешься? – отмахнулась та. – И не смотри на меня так! В отличие от некоторых, я очень ответственно отношусь к созданию семьи и тем более рождению детей. Кресло я взяла у соседей, потому что не хочу, чтобы меня оштрафовали.

– А я уж было подумала… Но ты бы мне сказала, правда?

– Разумеется! Какие между нами могут быть секреты? – с ноткой язвительности ответила Ирина.

Аглая усадила сына и стала возиться с ремнями. Возразить ей было нечего, да, собственно, и незачем. Прошлое осталось в прошлом, как и слезы Ирины, когда Аглая рассказала ей об ухаживаниях Бориса. Она была так счастлива в тот момент, что не сразу заметила нездоровый блеск глаз и обиженное лицо подруги. Она тогда не видела ничего и никого, кроме Бориса.

Если бы кто-нибудь сказал ей, что они с Ирой Новиковой были соперницами, она рассмеялась бы ему в лицо. Нет и еще раз нет! Если бы Ирина только намекнула, что между ней и Борисом намечаются отношения, то она бы никогда не позволила себе встать между ними.

Впрочем, тогда Ирина быстро пришла в себя. Она пользовалась успехом у мужчин, да разве могло быть иначе? Роскошная голубоглазая блондинка с пикантной родинкой над верхней губой, практически Мэрилин Монро российского разлива. Аглая с двумя хвостиками каштановых волос и чуть раскосыми карими глазами проигрывала ей по всем статьям. И ростом она была ниже, и выдающейся комплекцией не отличалась. У Тимофея были светлые вьющиеся отцовские волосы, а глаза от нее – темные вишни под длинными ресницами. Когда он был совсем маленьким, его принимали за девочку. Тимофей рос любознательным, правда довольно пугливым. Но в этом была и ее вина. Он стал невольным участником их неудачной семейной жизни.

– М-да... Нет повести печальнее на свете, чем повесть о разводе и бюджете, - резюмировала Ирина, когда они выехали с вокзальной стоянки. – И что же, значит, теперь у тебя ничего нет за душой?

– Получается, что так… – тяжело вздохнула Аглая. – Я ведь правда думала, что мы всегда будем вместе, что все это нужно для счастливого будущего!

– А получилось, что осталась с голым задом. Эх, Дроздовская, что же ты мне раньше-то не рассказала обо всем, а?

– Зачем тебе мои проблемы?

– Действительно, зачем? Только почему-то сейчас именно я пытаюсь их решить.

– Прости, Ира! Я виновата, гружу тебя, но мне просто совершенно некуда пойти! И потом, я, наверное, слабая, не умею бороться. Если бы умела, то не довела бы ситуацию до такого. Больше всего я боюсь, что Борис отнимет у меня Тимошу. Он может. Наш сын прописан у него, Борис его отец. А я… я ничего из себя не представляю. Отучилась, а толком нигде не работала. С чем я пойду в суд?

Глава 3

Двинская тайга, 1965г.

Под ногами противно чавкало. Отмахиваясь от назойливых комаров, Прасковья натянула платок почти до самых бровей. Кожу пекло, день выдался жаркий и сухой, но здесь, рядом с болотом, воздух был тяжелый, влажный, густой. Насекомые гудели, привлеченные близостью человеческого тела, лезли в глаза, ноздри, копошились в волосах. Тетка Галя велела косы спрятать, да разве ж спрячешь их под платком? Толстые косы у Прасковьи, русые. После бани полдня сушишь, а потом еще полдня гребнем чешешь. За те косы на нее всякий глядит, и тошно от тех взглядов, будто крапивой жжешься. Сама Прасковья маленькая, худенькая, тонкокостная, только пятнадцать весен исполнилось. Летит время, не остановишь. Ей бы радоваться, да нет той радости, что в детстве была, и детства того уже и в помине нет.

Все ей тошно – и лес этот, и тяжелая плетёная клеть за плечами, и душевная тоска. Хоть беги да в омут с головой! Как есть бы нырнула, камнем вниз ушла, лишь бы спрятаться от отца Дементия. Вот уж кто противен до крайности. И ведь не с того дня, как он ее приглядел, а гораздо раньше, когда они с матерью только сюда, в тайгу, приехали. Сколько уж лет прошло? Десять? Да, время летит. Матери уж сколько годин нет, а все кажется - окликнет, приласкает матушка-то родная.

Прасковья остановилась, ухватившись за тонкий березовый ствол. В груди запекло, заныло. Она услышала шаги и, повернув голову, увидела Галину. Та шла чуть поодаль, палкой раздвигала траву, потом сгибалась и приседала возле каждого гриба. Словно почувствовав ее взгляд, тетка обернулась. Лицо ее – обветренное, сухое, скуластое, некрасивое, накрыла тень.

– Что замерла? Взмылилась?

Прасковья отвела глаза и покачала головой.

Мать ее – деревенская, пока в городском училище училась, забеременела по глупости. В деревню к тетке вернулась, а к отцу Дементию они поехали, когда Прасковье пять лет исполнилось. Дорогу ту Прасковья на всю жизнь запомнила – муторную, грязную, голодную. Сначала-то вроде ничего было, на грузовике добирались. Потом на лодке вдоль реки, а вот уж после пешком через лес. Нет-нет да в памяти еще всплывали дома, люди… А теперь как во сне все: то ли было, то ли привиделось.

– На следующей седьмице в дом к отцу Дементию пойдешь, – буднично сказала тетка. – Свезло тебе, девка.

Прасковья вскинулась, замычала, выставила ладонь и быстро-быстро закрутила головой.

– А тебя спросить забыли, – усмехнулась тетка. – И нечего на меня зыркать-то, сказано – сделано. Бабе – бабья доля, и нечего тут!

Знала Прасковья, что все к тому идет. Ах, матушка, что же ты наделала…

– Что, может, воротимся уже? – вытерла вспотевший подбородок тетка. – Далеко зашли. До вечерней службы надо грибы разобрать и самим подготовиться.

Прасковья стиснула зубы и посмотрела в сторону болота. Там, за тощими кривыми осинами, начиналась черная топь. Уж лучше сгинуть, чем обратно вернуться! И пускай леший да шишиморы закрутят-завертят до смерти, только бы прочь от постылой жизни!

Тетка побрела стороной, тем самым давая команду следовать за ней. И Прасковья пошла, только не за теткой Галей, а в самую глушь, сначала тихим неуверенным шагом, а потом уж, на сколько хватало сил, бегом…

– Параскева? – Галина обернулась и поискала девчонку взглядом. Прислушалась.

Где-то вдалеке застучал дятел, следом вдруг вступила кукушка: «Ку-ку… ку-ку… ку…»

Галина вздрогнула и покрепче ухватилась за палку.

– Параскева, где ты? – крикнула она, но голос ее затерялся в шуме ветра, который взялся непонятно откуда и зашевелил кроны деревьев. – Шутковать вздумала? Не время, обратно пора!

Женщина смахнула с лица налипшую паутину и прищурилась, вглядываясь в зеленую поросль – не мелькнет ли где светлый волос или холщовый выцветший платочек. Но нет – ни одна ветка не шелохнулась.

– Мать Пресвятая Богородица!.. – ахнула Галина и, поставив ведро, кинулась к тому месту, где совсем недавно стояла Прасковья. Покружив на месте, она кинула взгляд в темное лесное нутро и надрывно завыла: – Что же ты удумала-то, Параскевушка?.. Сгинешь ведь ни за что, ни про что! Ой, что же теперича будет-то…

Перекрестившись, женщина на дрожащих ногах пошла вперед, произнося тонкими сухими губами слова молитвы. Сердце ее глухо толкалось в грудине, испуганно сжималось и ныло, дыхание спирало от плотного запаха прелой гниющей травы и древесных стволов.

– Ау! – крикнула Галина. – Девонька, вернись! Чего скажу-то тебе!

Ей нечего было сказать Прасковье кроме того, что она уже и так сказала. Свезло девке – выбрал ее Дементий. Не за красоту, знамо дело, а потому как пришлая она, а значит, свежая кровь. Растили ее, кормили-поили, и вот она – благодарность! Вся в мать свою бесстыдницу! Да никуда не денешься – вымрет община, если детей не будет. Вся их жизнь во славу господню, а Парашка, видать, так ничего и не поняла. Заблудшая душа!

– Ох ты ж… – тяжело вздохнула Галина и отвела суковатую ветку на своем пути. Ветка упруго воспротивилась, а потом вдруг вырвалась, словно живая, и больно стеганула по лицу.

Галина пробиралась вперед, зорко оглядываясь по сторонам. То тут, то там она видела ровные полянки изумрудно-зеленого цвета, по форме напоминающие ровный круг. Знала, стоит только ступить на него, как ухнешь вниз, увязнешь и уже не выберешься. Потому как не нащупаешь дна, засосет с концами, кричи не кричи. Опомниться не успеешь, как…

– Прасковья! – выдохнула Галина и потыкала палкой в поросшую травой кочку. Ступив на нее, женщина ощутила, как земля под ней стала мягко проседать. Тело моментально сковало, по спине потек холодный пот. – Пресвятая Богородица, спаси и помилуй мя! – на одном дыхании выпалила тетка, услышав идущий из мрачной глубины звук. То ли вой, то ли всхлип, то ли плач, но от него у нее волосы зашевелились на затылке.

Галина перепрыгнула с одной кочки на другую, балансируя и проверяя палкой поверхность. Следовало вернуться, но она все еще надеялась, что сможет найти племянницу. Однако с каждой минутой ее уверенность таяла. Вокруг она видела только трясину, которая простиралась на многие и многие километры вокруг.

Глава 4

– И все же мне кажется, у тебя кто-то появился? – спросила Аглая, когда автомобиль выехал на окружную дорогу.

– Да! – Ирина аж подпрыгнула на сидении. – Его зовут Кирилл Воронов, он – владелец архитектурного бюро в Москве.

– Ого! Где вы с ним познакомились?

– Не поверишь, у нас в Спасском. Он снял там дачу на лето.

– Тоже потомственный дворянин? – серьезно спросила Аглая.

Ирина закатила глаза и тряхнула белокурыми локонами:

– Ты теперь все время будешь надо мной прикалываться?

– Что ты, я совершенно не хотела тебя обидеть! Прости за глупый вопрос. Просто подумала, что теперь рядом с тобой должен быть как минимум принц!

– А что, – задумалась Ирина, – так и есть! На меньшее я не согласна. Кстати, когда-то в Калужской губернии жил граф Воронов, который занимался колдовством. Согнал крестьян на каменоломни, те вырыли между пещерами ходы, и практиковался там в магии. Ну и богатства свои хранил, надо полагать.

– Твой Кирилл интересуется магией? – Аглая удивилась историческим познаниям подруги. Раньше та увлекалась лишь модными новинками и украшениями.

– Да перестань, какая магия? Говорю же, он архитектор! Облагораживает пещеры для богатых людей за большие деньги! А в Спасском отдыхает.

– Значит, у вас все серьезно? Ой, извини, что задаю тебе столько вопросов! Я будто вернулась в те дни, когда мы с тобой были близки… – смутилась Аглая.

– Да-да, и доверяли друг другу свои сердечные тайны, – усмехнулась Ирина. Лицо ее застыло в мрачной гримасе лишь на мгновение, а затем снова озарилось улыбкой. – Мы познакомились недавно, но между нами сразу же вспыхнул взаимный интерес.

– Это здорово!

– Да… Сейчас я думаю, слава богу, мы с тобой тогда из-за Боречки не разругались. Ты получила свое, а я свое!

На самом деле, конечно, все было не совсем так, как преподнесла Ирина. Разумеется, Аглая не знала и не могла знать, что ее семейная жизнь сложится столь неудачно, но Иру она любила и дорожила ее вниманием. И Бориса любила… Когда забеременела, а это произошло очень быстро, естественно, рассказала об этом подруге. Надо отдать должное Ирине, несмотря на обстоятельства, она продолжила общение, а потом и вовсе увлеклась кем-то другим.

– А как у тебя с театром и кино?

– Ну, в театре мне не понравилось. Кругом одна зависть! А чтобы попасть в кино, нужны связи, понимаешь? Но ничего, скоро все у меня будет: и роли, и слава.

Ирина включила незатейливую легкую музыку и приоткрыла окно. Свежий ветерок ласково коснулся щеки Аглаи. Она обернулась, чтобы проверить сына, и увидела, что тот заснул. Наверное, стоило бы попросить убавить звук, но Тимофей не реагировал, да и до Спасского оставалось всего ничего.

Вокруг простирались цветущие поля. Скоро они сменились могучим лесом с высоченными соснами, елями и лиственницами. Аглая тоже немного опустила стекло и вдохнула грудью смолистый аромат. Через минуту закрыла окно, чтобы ненароком не простудить Тимофея.

– Вроде недалеко от города отъехали, а словно в сказку попали, – негромко сказала она. – Какие могучие леса! Дремучие, непроходимые…

– Леса как леса, – пожала плечами Ирина. – Ничего особенного. Вообще, знаешь, – доверительно понизила она голос, – есть у меня план. Я к Кириллу клинья подбиваю, чтобы он занялся нашим проектом. А там, как знать, может быть, усадьба станет нашим семейным делом?

– То есть все движется к тому, что он сделает тебе предложение?

Ирина прикусила губу, немного подумала и ответила:

– Прежде чем жениться, надо узнать друг друга. Поклонников может быть миллион, а муж – это не только кошелек, это защита и опора. Слава богу, я умею мыслить рационально. Кстати, Кирилл так и сказал, что мир создан для таких женщин, как я – утонченных и прекрасных, достойных самого лучшего! И мужчина должен быть счастлив возможности создать для своей избранницы настоящую сказку.

Аглая вздохнула. Здорово, конечно, начинать семейную жизнь с прекрасной свадьбы, путешествия и прочих замечательных вещей, которых у нее не было. Ведь все стоило средств и немалых, а Борис так горел собственным бизнесом, что вкладывал в него каждую копейку. «Я строю наше будущее, - говорил он, - наследство для наших детей!» Звучало это очень сильно и доходчиво. Поэтому Аглая не сомневалась ни секунды, когда он заикнулся о ее квартире. Нет, она, конечно, позвонила матери, сообщила о своих планах, но у той на все был один ответ: ты взрослая. Если принимаешь решение – неси за него ответственность. Аглая на тот момент не сомневалась в Борисе. К тому же квартира была своего рода ее приданым, и переехала она на жилплощадь будущего мужа. Если бы она знала, что не стоит этого делать до брака! В общем, дурное дело нехитрое.

Главное, чтобы Борис перестал ей угрожать и принял ее условия. Ведь у них сын, и теперь они связаны им навсегда. Ведь не чужие же люди! Пусть лучше спасибо скажет, что она не заявила на него в полицию после того, что он сделал!

Аглая шмыгнула носом.

– Значит, Борис не в курсе, где ты? – уточнила Ирина.

– Нет. Пока я не хочу с ним даже разговаривать!

– Но ведь все равно придется.

– Ир, я в таком состоянии была, что ни о чем другом думать не могла. Он же избил меня, понимаешь?! В этот момент он был абсолютно трезв! Ты бы видела его глаза, Ира! – Аглая не выдержала и расплакалась. – Ну почему это произошло со мной?

– Потому что ты доверчивая и слабая, – не щадя ее чувств, ответила подруга. – И потом, мне кажется, что он не видит в тебе женщину!

– Как это?.. – обомлела Аглая.

– Настоящая женщина требует к себе особенного отношения, – ответила Ирина. – И уж точно не ведет себя как тряпка.

– Ну да... – нахмурилась Аглая. – Наверное… Я ведь думала, что у нас семья. А семью надо сохранять во что бы то ни стало.

– Семью – да. А у вас…

– А у нас...

– Ой, ладно, Глаш! – отмахнулась Ирина. – Давай не будем ворошить грязное белье. Если он был трезвый, когда тебя ударил, значит, бывал и пьяным, так? А там, где пьянка, там обязательно другие женщины. Послушай, моя дорогая, не ты первая, не ты последняя. Скажи спасибо, что не убил.

Глава 5

Наконец над холмом блеснул золоченый крест сельской церквушки. Аглая прищурилась и мельком успела разглядеть меж невысоких голубых елей белокаменную стену и узкие темные оконца. Машину тряхнуло на кочке, пришлось вцепиться в подлокотники.

Тимофей закрутился, пытаясь вырваться из оков ремней и несколько раз недовольно пнул по спинке сидения.

– А кто это у нас проснулся? Такой хороший и воспитанный мальчик! – Аглая протянула руку назад и погладила детскую лодыжку. До дома Ирины оставалось всего ничего, так что она не стала просить подругу об остановке. – Тимоша, посмотри, как красиво! – она постаралась отвлечь мальчика, и сама залюбовалась открывшимся видом.

Автомобиль двигался вдоль холма, объезжая церквушку, и казалось, что синее небо накрывает землю, словно купол. Яркое солнце слепило, отчего в носу щекотало и на глазах выступали слезы – как в детстве, когда специально смотришь на него до оранжевых кругов и чувствуешь, как оно проникло в тебя, и теперь ты сам светишься и паришь в воздухе. Не хотелось думать о плохом, хотелось радоваться каждому дню и ловить солнечное тепло ладонями.

Из-под колес вырывались клубы дорожной пыли и оседали на огромных листьях лопухов. Сиреневые головки чертополоха с любопытством выглядывали из высокой травы и будто кивали каждому, кто попадался на их пути.

– Ну вот и приехали! – Ирина посигналила перед деревянным забором, над которым возвышались роскошные кусты сирени с розово-фиолетовыми, белыми и лиловыми кистями, а затем крикнула в окно: – Паша! Помоги с пакетами!

Ворота разъехались, задев ветку, на землю прыснуло розовым дождем из лепестков. Аглая сжала ладони, усмиряя волнение, а затем открыла дверь.

– Да у нас гости! Милости просим!

– Привет, Паша! Я купила французскую горчицу, как ты просил. А вот про оливковое масло забыла, – потянувшись, сообщила Ирина.

– Да бог с ним, с маслом!

Павел оказался невысоким, с наметившимся брюшком мужчиной около тридцати. Одет он был по-домашнему: в светлую клетчатую рубашку навыпуск и мешковатые льняные брюки. Образ утомленного летним зноем дачника завершала старенькая соломенная шляпа с облезлыми полями.

– Это Аглая, моя приятельница, – сказала Ирина. – У нее сейчас не самые лучшие времена, – многозначительно добавила она и ушла в дом.

Павел сдернул шляпу с головы, вероятно, желая сделать это как можно элегантнее, но она вырвалась из его рук и повисла на серой бечевке.

– Очень приятно, – он осторожно пожал ладонь Аглаи и чуть задержал ее в своей, скользнув взглядом по ее лицу. А затем присел на корточки перед Тимофеем: – И кто это у нас тут? Здравствуйте, молодой человек! – Голос у Павла оказался приятного тембра, мягким и располагающим. И даже заметная картавость ему шла, придавала какую-то законченность его простоватому образу.

Тимофей поморгал длинными, слипшимися ресницами:

– А мы на поезде ехали!

Аглая удивилась смелости сына, обычно он помалкивал, прячась за ее спину.

– На поезде? Это интересно! Очень интересно! – сделав серьезное лицо, кивнул Павел. – И как, понравилось?

– Нет! – Мальчик наморщил нос. – Там пахнет! Я хочу домой! – Насупившись, он выпятил нижнюю губу и прижался к материнскому бедру.

Павел поднял голову и в упор посмотрел на Аглаю своими выпуклыми светло-карими глазами:

– Я возьму ваши вещи. Проходите в дом, пожалуйста! Располагайтесь!

– Нет-нет, вещей у нас немного и доставать их не надо, – поспешила отказаться Аглая. – Ира сказала, что мы будем жить в усадьбе. Я буду там работать, так что... – она не закончила фразу и склонилась над сыном, скрывая смущение. Вроде сказала правду, а чувствовала себя врунишкой.

– Вот как? Хм… – Павел заметно растерялся. – Работать? Подождите минуточку… – оставив их, он поднялся на крыльцо и сдвинул кружевную занавеску: – Ира! Где ты, Ира? – Обернувшись, повторил: – Минуточку… – А затем тоже скрылся в доме.

Аглая огляделась. Двор был чисто выметен и ухожен. Цветущие клумбы радовали глаз. И сам дом выглядел очень уютным, особенно впечатляла большая веранда с длинными шторами из прозрачной органзы. Ветерок колыхал легкую ткань, за которой можно было увидеть крепкий дубовый стол с резными ножками и белую скатерть, на которой стояла ваза с букетом из розовых пионов. Воздух пропитался цветочным ароматом, от которого немного кружилась голова. Стрекотали кузнечики, пели птицы, гудели шмели. Аглая услышала голоса Ирины и Павла, доносившиеся через приоткрытое окно, отошла в сторону и присела на скамеечку в тени сирени.

– Ты хочешь домой? – спросила она у Тимофея, который примостился рядом и теперь болтал ногами, почесывая коленку. – Я все понимаю, ты нервничаешь, потому что не знаешь, зачем мы уехали. Дело в том, что…

– Мама, а мы пойдем на речку? Я хочу купаться! Как в книжке! – заявил мальчик и посмотрел на нее глазами Шрека.

Аглая осеклась. У нее не получалось придумать удобную версию, которую можно было бы преподнести собственному сыну. Более того, ей претила сама мысль о том, чтобы вывалить на ребенка взрослые проблемы. Да, ей необходима поддержка, но пятилетний мальчик для этого совершенно не подходил. Он сам нуждался в ее защите и любви.

Борис был против, чтобы она выходила на работу. Говорил, что ребенку нужна мать, а в саду одни болячки и чужие люди. Аглае и самой хотелось, чтобы сын окреп, поэтому она записала его в бассейн и на занятия к логопеду. Разумеется, все оплачивал Борис, а она отчитывалась за каждый потраченный рубль. И даже если он делал это, чтобы показать ее несостоятельность, главное, что Тимоша научился плавать и выговаривать буквы.

Размышляя обо всем, Аглая все больше убеждалась, что своим побегом только усугубила ситуацию. Возможно, стоило еще немного потерпеть, и тогда… А что, собственно, тогда? – насмешливо возразил внутренний голос. Терпеть, отсиживаться в углу, чтобы не попадаться Борису на глаза, одним своим видом вызывая в нем раздражение и агрессию? Рисковать собственным здоровьем и попранной гордостью? Понятно, что он не оставит ее поступок без внимания и обязательно воспользуется этим, чтобы добить окончательно. От этой мысли Аглае стало муторно. Она запуталась, совершенно запуталась. Ее чувства к Борису умерли, но Тимоша, ее любимый мальчик, был ее жизнью, ее сердцем! Если Борис отнимет его у нее, она не сможет жить. На стороне Бориса деньги и знакомства, он сделает все, чтобы выставить ее в суде никчемной дурочкой. Да что там, он может обвинить ее во всех смертных грехах ради собственной выгоды.

Глава 6

В своем воображении Аглая рисовала усадьбу по книгам и альбомам, которые попадались ей во время учебы, но увиденное все равно ее впечатлило. Вокруг царило буйство летних красок, но рядом с домом эти краски становились прозрачнее и тише, будто где-то рядом проходила невидимая черта между прошлым и настоящим.

Казалось, щелкни пальцами, и дом оживет, наполнится голосами, светом и запахами. Подъедет экипаж, из которого выйдет прекрасная дама в шляпе и зацокает каблучками по каменным ступеням.

К основному входу вела лестница, которая расходилась надвое, образовывая небольшую площадку. Портик поддерживали четыре обшарпанные колонны, сверху находился довольно внушительный мезонин, а на самой крыше ютилась смотровая башенка с панорамными окнами. Стекол в башенке не было, и птицы свободно влетали и вылетали из-под перекрытий, облюбовав их для своих гнезд.

Усадьба стояла на холме, машину они оставили внизу и поднялись по тропе между цветущих лип.

– Наш дом совсем рядом. Со второго этажа можно увидеть его крышу. Не переживай, никто тебя не побеспокоит, – сказала Ирина.

Они подошли к одноэтажному флигелю, соединенному с усадьбой каменной галереей-коридором. Вход во флигель находился сбоку – возле двери стояла скамейка. Ирина достала ключи, а Аглая прошла чуть вперед, чтобы осмотреть территорию. Тимофей тут же рванул к каменному фонтану, посреди которого возвышалась потемневшая мраморная женская фигура в ниспадающих одеждах и кувшином над головой.

– Удивительно! – воскликнула Аглая. – Здесь все пропитано прошлым. Честно сказать, не думала, что увижу нечто подобное… А какой парк, Ира! Он больше похож на лес!

– Лес совсем близко, – согласилась подруга. – Он подступает, с каждым годом забирая свое. Согласись, есть во всем этом какой-то парадокс. Не все же отдавать на откуп людям? Хотя для нас эта ситуация только в плюс. Когда сделаем ремонт в доме, приведем в порядок и парк. Мы с Павлом прикинули: на втором этаже разместятся пять-шесть номеров. На первом этаже будут большая гостиная, библиотека, столовая и конференц-зал. Можно устраивать выездные совещания и встречи с интересными людьми: с писателями и художниками. И корпоративы. Есть оранжерея, но я не вижу смысла тратить деньги на ее обустройство и содержание, когда вокруг столько природы. Согласись, было бы куда полезнее сделать из нее кинозал.

Аглая провела ладонью по шершавому краю фонтана. Дно покрывала прелая листва, пахнущая одновременно горько и сладко.

Флигель оказался довольно вместительным и состоял из спальни, кабинета, кухоньки и туалета. Аглая была приятно поражена и не стала этого скрывать:

– Ира, это же настоящие хоромы!

– А я что говорила?

– Кто здесь жил раньше? – спросила Аглая, рассматривая полки со старыми книгами, в основном, советскими изданиями с недорогими обложками, тяжелое пресс-папье и бронзовые часы в виде спящего льва.

Ирина замешкалась и, будто нехотя, ответила:

– Наш дед. Это он сделал ремонт и переехал сюда незадолго до того, как… – она распахнула шторы, отчего в воздухе заметались пыльные ворсинки.

Аглая скользнула взглядом выкрашенной белой краской печке и остановила его на высокой кровати с чугунной спинкой.

– Нет, он умер не здесь, – тут же отреагировала Ирина.

– А где? – покосилась на подругу Аглая.

– На улице. С ним случился удар. И давай не будем об этом, хорошо? Дед был не самым приятным человеком. – Ирина обошла печку и указала на неприметную дверь сбоку от нее: – Ключи от главного входа тебе не нужны, потому что ты можешь пройти здесь, - она щелкнула задвижкой. Потянуло сквозняком.

Аглая встала рядом с Ириной. Коридор был довольно узким, с невысоким потолком. Свет из двух окон падал на пол и стены, выпячивая пятна на обшарпанной штукатурке.

– Дивно... Мне кажется, тут самое место для привидений.

– Лично я не видела ни одного, – прошептала Ирина. – А ты веришь, что они существуют?

– Разумеется, нет. Но если я заведу себе парочку таких друзей, то обязательно тебя с ними познакомлю!

– Вот еще! – захлопнула дверь Ирина. – Ты мне лучше список напиши, что тебе потребуется. Я в город съезжу, куплю.

– Договорились! Но я все-таки переживаю, что у меня не хватит опыта.

– Я в тебя верю, Дроздовская, потому что видела твои работы.

– Но я же не реставратор, Ира. Понимаешь, в этом деле необходимо...

Вдруг раздался грохот, что-то упало и покатилось.

– Тимоша! – Аглая всплеснула руками и понеслась на кухню.

Тимофей уже сползал со стула, приставленного к покрытому клеенкой столу, на котором находилась электрическая плитка. На полу валялась чугунная крышка от сковородки.

– Мама, я хочу есть!

– Сейчас я что-нибудь приготовлю, милый! Ира, покажи мне скорее, что и как включается! – заметалась по кухне Аглая.

– Да не суетись ты! Смотри, – Ирина открыла дверцу холодильника, – здесь яйца, молоко, йогурты и сметана. В пакете овощи и зелень. Кстати, если увлекаешься огородничеством, снаружи есть лопата и грабли. Конечно, нужно будет кое-что докупить, но это можно сделать позже. В шкафу чай, кофе, сахар и макароны. А, еще я купила сыр, масло и хлеб. Не забудь достать, – кивнула она на сумку у двери.

– Ирочка, спасибо тебе огромное! – обняла Аглая подругу. – Что бы я без тебя делала!

– Друг познается в беде, а подруга в любви, – Ирина многозначительно выгнула тонкую бровь. – Ладно, вы тут разбирайтесь, отдыхайте, а я пойду. Зайду за вами вечером, как обещала. Хорошо?

– Хорошо!

Когда Ирина ушла, Аглая тут же принялась за дела с таким рвением, словно собиралась прожить здесь всю оставшуюся жизнь. Конечно, не собиралась, но ее сыну должно было быть уютно, спокойно и сытно.

Она сварила овощной суп с лапшой, использовав воду из стоявшего на кухне кулера. Вода по трубе из раковины беспрепятственно уходила вниз, но Аглая предположила, что трубы в усадьбе могли сохраниться с тех пор, как она была построена. Поэтому следовало быть аккуратнее, чтобы не дай бог не засорить сток. Она заправила кровать чистым бельем, перед этим внимательно оглядев матрас и подушки. Все было новым – в нижнем ящике комода лежали полиэтиленовые кофры. Уставший после дороги и новых впечатлений Тимофей быстро уснул, и Аглая некоторое время лежала рядом и гладила его по волосам. От пахнущего липами сельского воздуха у нее самой слипались глаза.